Может, это была и не самая лучшая ночь в жизни Марото, но чертовски близко к тому. Море выпивки, еще больше сытной еды и прекрасная компания – разве мог хоть один беглец из Кремнеземья даже мечтать о подобном, не говоря уже о том, чтобы получить на деле? И когда Сингх начала отпускать похабные шуточки, он решил: пора рассказать товарищам, какое прозвище он придумал для своего елдака.

– Милосердие? – повторил Канг Хо, и уголки губ дернулись в усмешке. – А я думал, это шлюхи тебе его оказывали.

Собравшаяся вокруг стола пьяная компания разразилась смехом. Они потешались над бедностью Марото, тупые псы!

– Милосердие начинается с малого, – попытался объяснить он. – Эта добродетель из священных текстов Трве требует нежного сердца. Каждая юная ясноглазая красотка, ощутив тепло моего подаяния, пыталась возместить мне расходы, и хотя это ранило мне сердце, я принимал плату – милосердие проявляется по доброй воле, но и дающий, и принимающий равно извлекают из этого выгоду.

Все снова заржали, и громче всех Хортрэп. Марото никогда не удавалось понять: этот отвратительный великан смеется вместе с ним или над ним?

Феннек снова плеснул пертнессианской лавы в рог Марото, пошатывающийся усбанец решил для разнообразия поддержать варвара:

– Предлагаю выпить за мудрость нашего друга – или за мудрость той шлюхи, что вбила ему в голову эти идеи.

– Прекрасная мысль! – сказала Сингх, выплевывая в тазик под ногами красную устрицу, вымоченную в соке бетеля. – Но я ожидала услышать от этого парня что-то вроде щелечистки или очкопробойника.

Оба варианта показались Марото достаточно забавными. Он действительно долго играл словами, прежде чем остановился на «Милосердии». Больше всего нравилось в этой забаве то, что можно использовать любые слова. Изобразив загадочную улыбку, он поднял рог и заявил:

– В таких делах иногда приобретаешь больше, чем теряешь.

– Готова поклясться, именно так они тебе и говорили! – воскликнула София и с изящным разворотом дополнила свою остроту жестким толчком ему в плечо.

Все вокруг схватились за живот от хохота. Марото сначала нахмурился, а потом тоже рассмеялся – иначе ему пришлось бы лезть в драку, а он чувствовал, что слишком пьян для этого.

Да, чудесный был вечер. Марото уже и не помнит, что за победу они праздновали в безымянной таверне первого попавшегося по дороге городка. В те далекие времена все они были молоды и глупы и не думали о смерти. Если и встретят ее, когда все козыри будут биты и Изначальная Тьма призовет воинов к себе, то сделают это вместе, сражаясь плечом к плечу, как и положено верным друзьям.

Рано или поздно такое случается с каждым: вместо того чтобы пробудиться от ночных кошмаров прекрасным солнечным утром, ты просыпаешься после сладких грез в вонючей грязи.

Марото ужаснуло не только осознание факта, что он стараниями Хортрэпа очутился на самом краю Звезды или вообще одним демонам известно где. Отчаянные надежды на то, что морок развеется, оказались напрасными. Это, конечно, плохо, все очень плохо – и умирающая на земле Пурна, и жестокое равнодушие Софии, и остальное, но ужасы на том не закончились. Как и на том, что он, ворочаясь во сне, едва не выпал из развилки в стволе эвкалипта, где устроился на ночлег, считая такую постель менее опасной, чем влажная земля под пологом джунглей. Нет, о своем пробуждении Марото больше всего сожалел по единственной причине – крошечной, вертлявой и скользкой, как те многоножки, которыми он накануне злоупотребил.

Он разлепил веки увидел, как по его кожаному жилету ползет змея, которая тут же замерла с приподнятой головой и приоткрытой пастью; глаза-бусинки пытались гипнотизировать. Она подобралась так близко, что казалась гигантским чудищем, способным проглотить человека целиком. Но, отведя взгляд от яркой клиновидной головы, он заметил, что толстый, словно обрубленный хвост едва дотягивается ему до пояса. Возможно, с безопасного расстояния змея могла бы показаться симпатичной, но сейчас блестящая чешуя, напоминающая покрытые росой опавшие листья, вовсе не выглядела красивой… На самом деле она выглядела чертовски опасной.

Марото не любил рептилий, и не только за то, что змеиный яд убивает, если сразу же не отрубить укушенную часть тела, но еще и за их шипение. По правде говоря, в этом все дело: Марото не испытывал особой вражды к мерзким безногим ядовитым тварям, вот только это не означало, что они ему нравились. В конце концов, это всего лишь животные, и если их не напугать, в девяти случаях из десяти они предпочтут скрыться, а не наброситься…

Марото уставился на маленькую гадину, а она смотрела на него, и только ароматный ветерок шелестел в ветвях эвкалипта. Вся сложность в том, что необходимо глотнуть воздуха, но как это сделать, когда проклятая тварь почти касается лица? В груди жгло все яростнее, ведь он перестал дышать в тот момент, когда увидел змею у себя перед носом. Худо дело, хуже некуда.

«Пожалуйста, не кусай меня!» – хотел сказать Марото, но, конечно же, промолчал. Каждому известно, что змее нет никакого дела до того, о чем говорит человек, а и было бы – все равно у нее нет ушей. Однако он мысленно повторил мольбу: «Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста, не кусай меня!»

По крайней мере, страх перед змеей очистил его организм от последствий вчерашнего грандиозного отравления, и Марото наконец-то пришел в себя. Теперь ему оставалось только что-нибудь сделать. Это была самая трудная задача в его жизни, во всяком случае с тех пор, как Хортрэп сбросил его в ту яму. Но Марото все-таки отвел взгляд от змеи и осмотрелся, пытаясь определить, насколько все на самом деле плохо.

Несомненно, намного хуже, чем он себе представлял.

Никчемная, привыкшая к удобству плоть подвела его. Вместо того чтобы лежать – пусть неудобно, но зато безопасно – в развилке между стволом и толстым суком, он растянулся на ветке, так что руки свисали по сторонам, а ноги едва касались ствола. Марото не решался повернуть голову и посмотреть, как высоко над землей он оказался и есть ли под ним что-нибудь, способное остановить падение. Но он помнил, что вечером довольно долго поднимался, чтобы не стать легкой добычей для хищников. Еще одна блестящая идея Могучего Марото.

А что, если ударить босыми ступнями по стволу? Может, получится спугнуть шумом и тряской?

Марото почувствовал, как змея дернулась вверх по его груди, затем снова остановилась. Он скосил глаза, пытаясь оценить опасность… и едва не свалился с дерева: змея подползла так близко, что превратилась в расплывчатое пятно. Приподняв голову в угрожающей позе, она нацелилась на его правый глаз. Черная Старуха, выставляй на стол кувшин в своем Медовом чертоге, ведь как ни старается Марото сохранить неподвижность, достаточно малейшего движения глазного яблока, чтобы змея бросилась в атаку. Она небось решила, что нашла вкусное птичье яичко.

Это предположение подтвердилось, когда змея снова поползла вперед, сначала положив голову человеку на подбородок, затем скользнув по щеке. Марото очень медленно, чтобы не потревожить ее, поднял руку; ничего другого не оставалось, как только ухватить гадину за хвост и отбросить.

Змея замерла, и он вместе с ней. Теперь она смотрела прямо ему в глаз с расстояния в одну чешуйку. И казалась огромной, как будто Марото видел ее в подзорную трубу.

У варвара слезились глаза, пока продолжалась эта самая упорная на его веку игра в гляделки. Отяжелевшие веки весили больше, чем все золото, которое он когда-либо носил в карманах. Сдерживаемый из последних сил воздух в любое мгновение мог вырваться из легких. Марото снова поднял руку, но даже близко не подобрался к удобной для захвата позиции… И тут змея разинула розовую, как коралл, пасть, чтобы проглотить его глаз.

Вынужденный что-то предпринять, Марото уже был готов нанести удар, но вдруг ветка под ним качнулась так резко, что он едва не соскользнул с нее, а змея мгновенно потеряла всякий интерес к его глазу. Мерзкая тварь все еще была здесь, ее язык мелькал быстрей, чем игла в руке опытного лекаря, зашивающего рану, а затем по дереву снова пробежала дрожь, и змея поползла прочь по лицу Марото. Ее гибкое тело скользнуло по лбу, обогнуло давно не чесанную макушку. Наконец гадина спустилась на ветку и исчезла, пощекотав на прощанье варвару шею своим хвостом.

Марото продолжал лежать неподвижно, поскольку у него не было никакой возможности определить, насколько далеко отползла гребаная змея. Но все же медленно выдохнул через нос, а затем, как ни сдерживал себя, решился-таки на судорожный вдох. Глоток свежего воздуха стал подарком для пылающих легких, маслянистый аромат эвкалипта смешался со слабым огуречным привкусом, который отмечал путь змеи мимо вздрагивающих ноздрей варвара.

Дерево снова затряслось, еще сильнее, чем прежде. Марото приподнялся и обхватил руками толстый ствол, наконец-то позволив себе поверить, что проживет немного дольше, чем те несколько мгновений, за которые змеиный яд добирается до человеческого сердца.

От резкого движения у него закружилась голова. Равно как и от осознания того, что он все еще находится в пятидесяти футах над землей. И все бы ничего, если бы дело не усложняли десятки окрашенных во все цвета радуги змей, облюбовавших дерево.

Прежде чем Марото успел оценить весь ужас своего положения, одна из них свалилась ему на плечо, скользнула по спине и поползла по ветке вслед за своей подругой. Вероятно, у них здесь было что-то наподобие гнезда, и он бы решил, что ему охренеть как не повезло, если бы не заметил на нижней ветке еще более внушительную угрозу.

Судя по розовой собачьей морде с мощными челюстями, жующими пойманную змею, это была не совсем обезьяна, но мохнатая лапа, потянувшаяся за другой добычей, выглядела совсем как обезьянья. Казалось, диковинного зверя совершенно не беспокоили змеиные укусы, он сам впился зубами в ядовитую гадину, так что, возможно, Марото его не заинтересовал бы… Но такого еще ни разу не случалось, когда Марото сталкивался с чудищами. Едва он подобрал ноги, вытянутая безволосая морда повернулась в его сторону. Зверь, находившийся десятью футами ниже, страшно завопил на чужака и принялся подпрыгивать на ветке, так что дерево снова задрожало, а сверху ярким смертельным дождем посыпались змеи.

Случаются такие дни, когда вообще не стоило бы просыпаться, но что уж тут поделаешь?

Марото вскочил на ноги и дико заорал, так чтобы его рев услышали за морями и горами, отделявшими его от возможности отомстить. В отличие от нечленораздельного воя, что издавало чудище, в его боевом кличе прозвучало имя. Того самого мерзавца, ловца демонов, который забросил сюда Марото по какому-то злобному умыслу, а может, просто ради забавы.

– Хортрэ-э-эп!

Ветка, на которой засело чудище, находилась в стороне – самую малость, но это давало хотя бы призрачную надежду на успех. Марото прыгнул на зверя, ногами вперед.

Почему бы и нет? Садануть этому засранцу по его гребаной морде…

Однако Марото не врезался пятками в уродливое рыло – что было бы просто прекрасно. И не почувствовал, как острые зубы впиваются ему в икры, перехватив в полете, что, откровенно говоря, было куда вероятней. Произошло нечто совершенно неожиданное: чудище убежало. Марото лишь краем глаза заметил размытый серый силуэт в кроне соседнего дерева, когда его босые ступни уже касались покинутой противником ветки.

Возможно, двадцать пять лет назад он бы ухитрился ловко приземлиться и успел бы проследить, куда скрылась тварь.

Двадцать пять лет – немалый срок. Сокрушительный толчок сотряс его до самых костей. Варвар не удержал равновесие и упал лицом вперед, машинально вскинув руки, чтобы уцепиться хоть за что-нибудь.

Пустота.

Марото влетел животом в буро-зеленое переплетение лиан и кустарника, а затем шлепнулся лицом о каменную плиту, так что у него потемнело в глазах. Хуже всего было то, что чувства вскоре вернулись, – а ведь он уже не сомневался, что умер. И это обещало ужасно неприятное посмертие, поскольку мучительная боль, охватившая все его тело, от разбитого лица до самых пяток, разгоралась с каждым мгновением… И кто мог сказать, не продлится ли она целую вечность? Он попытался застонать, потому что нельзя требовать от человека чересчур много в загробной жизни, но стоило приоткрыть рот, как туда хлынул поток густой кисловатой мути. Ну разве не чудо, что даже мертвецы способны ощущать вкус, даже если это вкус перебродившего дерьма?

Грудь снова обожгло, и Марото, покойник он был или нет, приподнял отяжелевшую голову в тщетной попытке глотнуть чистого воздуха. Теплая вода вдруг заволновалась, и тусклый свет коснулся его полуприкрытых от мучительной боли глаз. Неужели Крохобор явился посмеяться над своим бывшим хозяином, в какой бы преисподней тот ни очутился, или это другой демон, еще похуже? Пока Марото вытаскивал свое несчастное тело из болотного ила, державшего за руки и ноги, вода промыла ему глаза и он понял, что это самый страшный из всех демонов: жизнь, к которой он обязан вернуться. Можно было сразу догадаться, что уйти от нее не так-то легко.

Он рывком выбрался из теплой, как кровь, грязи, выплюнул изо рта ил и мутную воду. Выпрямиться не получилось, ничего даже близко похожего, но глубина болотца была не больше двух футов, и он уселся в вонючую жижу, судорожно наполнив грудь влажным воздухом. Значит, ему только показалось, что он упал на каменную плиту, а на самом деле эта была лужа, усыпанная прелыми листьями, – такие частенько встречались во вчерашнем бесцельном блуждании по джунглям. Ох, как же он проклинал эти ямы, почти всегда незаметные, пока не вступишь. В первой же из них он оставил единственную сандалию, следующая дюжина забрала жалкие крохи былого бодрого настроения, а последняя спасла ему жизнь. Марото невероятно повезло: зачем сразу разбиваться насмерть, если можно сначала сломать себе ребра и чуть не утонуть в трясине, потому что не хватило ума догадаться, что ты все еще живой?

– Ничего, Хортрэп, – прохрипел он из лужи. – Ничего, старый хитрожопый колдун. Я еще вернусь, сукин ты сын, и тебе не поздоровится.

Только не сейчас. Утреннее солнце отражалось в мокрой листве, немногочисленные змеи при появлении варвара прятались в подлеске, и казалось, что все не так уж плохо. Жизнь еще наладится. Он должен спастись, чтобы в следующий раз победить.

Вот только Пурну уже не вернуть.

И всякий раз, пытаясь представить ее улыбающейся, смеющейся или, демон дери, просто живой, Марото видел, как она истекает кровью на том ужасном поле.

Что еще хуже, много хуже, София могла спасти ее, но не сделала этого.

И в какую бы жопу его ни занесло, это определенно не Бал-Амон и не другой необитаемый край из тех, в которых ему довелось побывать.

Значит, он теперь один, неизвестно где, ничего при себе не имеет, даже задрипанных сандалий или сломанного ножа. Его забинтованное колено выглядит еще хуже, чем остальное тело, а ведь придется идти пешком много недель, месяцев или даже лет, пока он не выследит Хортрэпа. Но и тогда еще не все будет кончено, потому что наверняка кто-то заплатил старому колдуну за работенку. Хватальщик не проделал бы этот трюк без серьезной причины. А былые терки с варваром на серьезную причину никак не тянут.

Узнать правду можно только одним способом – выбить признание у самого ведьмака, но, скорее всего, его подговорила София… Хотя есть слабая вероятность, что заплатил племянник или даже отец, демон его дери. Имея дело с такими безумцами, как Рогатые Волки, ни в чем нельзя быть уверенным.

Марото плеснул в лицо мерзкой болотной водой, чтобы прояснить мысли. Жажда мучила ужасно, но он не стал пить эту дрянь.

Просто невозможно глотать воду, пахнущую хуже, чем ты сам, вот и весь секрет.

Итак, его отправили одним демонам известно куда по одним демонам известным соображениям. Его лучшая подруга умерла, сраженная подлым цепистом и оставленная в беде Софией. Ко всему прочему, он догадывался, что и остальные новые друзья тоже мертвы – он не видел, как погибла Чхве, потому что опоздал к началу битвы и в ходе ее потерял из вида Дин и Хассана.

При мысли о дикорожденной с Непорочных островов внутри у Марото все сжалось от боли. С тех пор как они вместе одолели рогатого волка, он чувствовал растущее влечение к Чхве и даже надеялся на то, что брошенные украдкой на него взгляды означали интерес и с ее стороны, что-то похожее на долгожданную взаимность. Она даже согласилась отпраздновать вместе с его командой возвращение в лагерь кобальтовых, и что же он сделал тогда? Да ничего особенного, просто засунул язык чуть ли в самую глотку Софии и облапил ее задницу вдобавок… прямо на глазах у Чхве. И в конце концов добился пинка от совершенно справедливо рассвирепевшей Софии. А затем окончательно все испортил: пригласил Чхве к себе в палатку, а сам завел нудный разговор по душам со своей бывшей любовью, вместо того чтобы сблизиться с женщиной, на которую заглядывался уже несколько недель.

Тогда он в последний раз видел Чхве, дикорожденную красавицу, неловко стоявшую возле костра в ожидании момента, когда можно будет подойти к Марото, и дождавшуюся лишь того, что к нему подошла София. А он так горел желанием помириться со своим бывшим генералом, что лишь мельком взглянул на Чхве; его протухшие мозги были заняты не девушкой, которой он действительно нравился, а женщиной, которая никогда не полюбит его. Он из кожи вон лез, чтобы объясниться с Софией, и теперь вспоминает в ужасном озарении, что именно он, освободив Крохобора в обмен на исполнение неистовой мечты встретиться с Софией, оказался виновен в убийстве ее мужа и всех жителей деревни, будь проклята его жестокая судьба и коварство демона… Хотя все это не отменит факта: когда появилась возможность начать что-то новое с Чхве или хотя бы провести с ней один приятный вечер, он потратил этот шанс на попытку изменить свое гребаное прошлое. А теперь, надо полагать, Чхве тоже мертва, как и Пурна, еще одна жертва сражения у Языка Жаворонка.

Однако его нынешнее положение было и без того достаточно плачевным, чтобы еще воображать трагедии, которые, возможно, на самом деле и не произошли. Есть же шанс, что Чхве уцелела в битве, ведь старина Дигглби совершенно определенно выжил.

Вдобавок оставалась надежда на друзей и на себя самого. Да, Марото мог бы с тем же успехом потерпеть кораблекрушение у незнакомых берегов, но на самом деле он весь день проходил пьяным, наевшись жуков, и вернулся в фургон в ничуть не лучшем состоянии. А потому, очнувшись в лесу, кишащем змеями и монстрами, он просто должен взять себя в руки и не забывать, что могло случиться нечто гораздо худшее.

Оно и случилось почти сразу же, поскольку удача действительно отвернулась от Марото и будущее припасло для него не больше света, чем помещается в заднице у демона.

Толстая ветка над головой задрожала, Марото вскинул голову и увидел уродливую обезьяну, ту самую.

Чудище спрыгнуло на другую ветку, сердито клацая зубами, и теперь стало понятно, что оно не такое огромное, как поначалу показалось, не выше четырех футов. И это было хорошо.

А плохо было то, что тварь привела с собой дружков.

По меньшей мере дюжина нелепых обезьяноподобных существ спустилась с окрестных деревьев, и такой поворот сводил на нет преимущество Марото в силе. Он предпочел бы встретиться с одним крупным зверем, а не со стаей мелких. Чудища с безволосыми собачьими мордами расселись на нижних ветках и принялись угрожающе визжать и шипеть. Некоторые носили грубые пояса, сплетенные из лиан и украшенные черепами животных, а самый крупный монстр щеголял в головном уборе из ярких перьев. Все они размахивали дубинками и скалили зубы. Крепкие, острые зубы.

– Значит, вот как вы решили доконать меня?

Марото обращался скорее к предкам и богам, чем к этим мерзким тварям, однако самый крупный зверь, украшенный перьями, услышав его слова, поднял безволосую кисть передней лапы, и все остальные перестали вопить. Это было неожиданно. Неужели чудище понимает человеческий язык? Марото поднял обе руки в дружелюбном, как он надеялся, жесте и сказал:

– Эй… ммм… я не хочу никому мешать, слышите? Просто мимо пройду.

Большой зверь спрыгнул на землю, остановился на другом краю лужи и приподнялся на заросших шерстью задних лапах, настороженно наблюдая за Марото с видом бывалого ведьмолова. Затем указал на него длинным когтем и издал серию резких горловых щелчков.

– Э-э-э… Не знаю, что вам наплел этот придурок. – Марото указал пальцем на зверя, что сбежал от него при первой встрече. Во всяком случае, зверь мог быть тем самым, хотя все они выглядели совершенно одинаково. Затем варвар продолжил дружелюбным тоном: – Но вы должны понять, что случилось недоразумение. Я заблудился, вот и все, и решил, что он хочет на меня напасть, иначе бы я на него не прыгнул. На самом деле я хороший парень.

Первый сердито защелкал, но крупный монстр махнул лапой и быстро успокоил его. Вожак выпятил мощную нижнюю челюсть, ткнул когтем в свою безволосую морду и добавил еще несколько быстрых щелчков. Затем снова выжидающе посмотрел на Марото.

Ладно, ладно. Что бы он там ни ожидал, Марото все равно ничего не понял. Но у папаши Безжалостного не мог вырасти сын-тупица.

– Марото, – произнес он и указал на себя. – Ма-ро-то. Марото.

– Марррот-то, – задумчиво протянул вожак, словно пробуя слово на вкус. Остальные чудища наблюдали за ним в почтительном молчании. Зверь снова протянул коготь к чужаку и повторил: – Марррот-то?

– Да, – подтвердил Марото, начиная надеяться, что этот нелепый разговор не обязательно должен закончиться плачевно. – Я Марото, а ты… ммм… Чир-кыр-быр, да?

– Марото, – повторил обезьяний вожак, и собачья пасть растянулась в улыбке, обнажив внушительный ряд зубов. Они были такой же формы и размеров, как и те, что украшали его дубинку. – Марото, да.

– А этот? – выдохнул Марото.

Он никогда не принимал всерьез саги клана Рогатых Волков, но сейчас с ним происходила точно такая же хрень, как с Черной Старухой или Блудливым: тот встретился с диким племенем полулюдей-полуживотных и уже через неделю повел их в бой против враждебного племени собакомордых горилл. Марото сумеет разобраться с вожаком этих милых существ, и будь он проклят, если не станет королем народа джунглей, и следующая неприятность, которая ожидает Хортрэпа и Софию, – это армия монстров, возглавляемая не кем иным, как…

– Марото! – снова рявкнул вожак, но указал при этом не на него, а на того зверя, которого Марото повстречал первым.

Словно пронзенный жестом вожака, зверь резко выпрямился, а остальные попятились от него. Монстр потоптался на месте, а затем принялся яростно дрочить. Не то чтобы для обезьян это было чем-то необычным, скорее выглядело малость неуместным, но вдруг чудище спрыгнуло прямо в лужу, проревев в полете знакомое имя:

– Хортрэ-э-эп!

Зверь плюхнулся в воду, обдав Марото брызгами, а его сородичи одобрительно застучали дубинками и лапами по веткам. Вынырнув, прыгун подплыл к дальнему берегу, где стоял вожак, и визгливо выкрикнул:

– Марото, да! Марото, да!

Что за дерьмо? Марото не верил глазам и ушам. Если сам прыжок вызвал только общее одобрение, то дальнейшие действия произвели настоящий фурор. В молодости Марото приходилось участвовать в низкопробных представлениях, так что он мог без труда определить бездарного актера – эта сраная обезьяна явно переигрывала, но публика проглотила фальшь и не поморщилась. Даже вожак что-то удовлетворенно проворчал и похлопал по спине сородича, который, уже выбравшись из воды, продолжал взвизгивать:

– Марото, да!

– Молодец, – отозвался Марото, стараясь не выдать своего раздражения. – Правда очень смешно. Но не пора ли перейти ко второму акту, когда гостя отводят в стойбище и угощают едой и питьем? Только змей предлагать не нужно. Марото не ест змей. Я хотел сказать, не ест сырыми, а так-то я не настолько привередлив…

Однако капризный вожак, которому явно надоело слушать Марото, сделал тот же жест, каким чуть раньше заставил замолчать толпу. Теперь он о чем-то затрещал с соплеменниками, время от времени вставляя в свою тарабарщину имя Марото. Ну и пусть, о чем бы он там ни говорил.

Что-то ударило Марото сзади под колено. Под больное колено, из-за которого он так облажался в битве у Языка Жаворонка, – а при недавнем прыжке с дерева рана, должно быть, открылась. Он вскрикнул, упал лицом вперед и, скорее всего, снова оказался бы в луже, если бы лохматые лапы не вцепились в него со всех сторон.

Марото сражался как истинный воин, но игра была проиграна еще до начала. Одному противнику он засадил кулаком в рыло и отшвырнул с такой силой, что тот перелетел через лужу, но его место тут же заняли двое других. Их дубинки засвистели в воздухе, заглушая даже отвратительные голоса монстров, выкрикивающих имя варвара при каждом ударе, добавляя к боли еще и оскорбление. Возможно, это и лучше, чем умереть неназванным, но не намного.

Его последнее представление продлилось недолго. Мерзкие обезьянособаки повалили Марото на землю и продолжили избиение. Следует признать: как только он перестал сопротивляться, побои тут же прекратились, а когда Марото застонал и начал харкать кровью, его подняли с земли и унесли в джунгли. Он успел заметить, как вожак и тот монстр, что изображал самого Марото, исполнили победный танец, тряся задницами и торжествующе выкрикивая:

– Марото, да! Марото, да!

Дальше стало еще хуже. Даже общими усилиями монстры не могли поднять варвара высоко над землей, и он постоянно бился то головой, то задницей о корни и поваленные деревья. Его доспехи – потертый жилет и юбка из полос кожи – слабо защищали от шипов и колючек. Выждав подходящий момент, Марото попытался вырваться, но добился лишь того, что его снова избили, а когда он обмяк, понесли дальше сквозь заросли и сырые лощины, пока не спустились в темный грот, переходящий в пещеру, куда не проникал солнечный свет. Воздух сделался затхлым, теплым и соленым, трескотня похитителей эхом отдавалась от невидимых стен, а тяжелый звериный запах, исходивший от этих подобий человека, мешал сосредоточиться. К тому же Марото теперь колотился башкой не о замшелые бревна, а о твердый известняк.

Если все закончится каким-нибудь торжественным обедом в честь дорогого гостя, Марото согласится считать дурное обращение своеобразным обрядом инициации. Но на это мало надежды.

Прошло тысячелетие, прежде чем они снова выбрались на солнце, и еще целый век, пока глаза Марото привыкали к яркому свету. Наконец он разглядел синее небо и зеленое море, над которым монстры раскачивали его взад-вперед. Их намерения были предельно ясны.

Тут в Марото проснулся демон. Уж если суждено умереть, то, драть твою мать, глупо не прихватить с собой двух-трех палачей.

Но было уже поздно. Едва он собрался укусить чью-то волосатую лапу, как чудища отпустили его. И Марото взлетел в небеса.

Лишь на несколько секунд. Затем притяжение поймало его в свои сети – и выступ крутой скалы исчез из вида, вместе с толпой смеющихся и танцующих обезьяноподобных монстров. Невеликая милость, но Марото принял ее с благодарностью. Он падал так быстро, что ветер свистел в ушах, и все же варвар попытался перевернуться в воздухе, чтобы не удариться о воду животом, как в прошлый раз. То, что ему хватило времени на этот маленький подвиг, не предвещало ничего хорошего, совсем ничего… И когда Марото перевел взгляд с нагромождения скал к бегущим навстречу волнам, у него все еще оставалось в запасе несколько секунд, чтобы подумать о неизбежной смерти.

Он мог вспомнить всю свою жизнь, взвесить все победы и поражения, оставшись наедине с собой перед самым концом.

Вместо этого он очистил голову от любых мыслей, закрыл глаза и сделал мощный вдох. В глубине души Марото так и остался оптимистом.

Упав в ту мелкую лужу, он чувствовал себя так, будто ударился о камень: больно, но терпимо. На этот раз падение ногами вперед в морскую воду сильно походило на удар кувалдой по пяткам. Опускаясь все глубже в волны прибоя, Марото был уверен, что его ноги раскрошились, точно куриные косточки в зубах истосковавшегося по еде обжоры. Наконец он открыл глаза и увидел, что его затянуло на такую глубину, куда не проникали лучи солнца. Как это символично, Марото Свежеватель Демонов, что ты нашел себе местечко, недоступное для света. Теперь, когда погружение замедлилось, весь вопрос в том, успеешь ли подняться на поверхность, прежде чем разорвутся легкие?

Узнать это можно было только одним способом. Руки и ноги дрожали от напряжения, воздух готов был вырваться из груди еще в самом начале долгого подъема на поверхность. Варвар старательно отгонял мысли о чудовищах, которые наверняка скрываются в чернильной мгле, однако успеха в этом деле не добился. Что-то больно царапнуло щеку, и Марото, не имея другой возможности, просто укусил, надеясь тем самым отпугнуть от попыток дальнейшего сближения. Его зубы сомкнулись на гладком обломке то ли дерева, то ли кости, и он еще крепче сжал челюсти, потому что, оказавшись в полной жопе, человек будет цепляться за любую соломинку – по крайней мере, пока не убедится, что и она бесполезна. Этот предмет, чем бы он ни был, оказался не очень большим, и Марото сосредоточился на более важном деле, продолжая отчаянно пробиваться к поверхности. Легкие едва не лопались от напряжения, но, к счастью, руки и ноги пока слушались, пусть и неохотно. Разумеется, он может утонуть, но, даже если этим все и кончится, обидно погибать из-за какой-нибудь дурацкой ошибки.

Второй раз за это утро Марото ощутил, как воздух и солнечные лучи касаются его мокрой кожи. Он жадно вдохнул сквозь зубы, не выпуская изо рта нежданную добычу. Скосив глаза, обнаружил, что из всех бесчисленных сокровищ, что таятся в морских пучинах, ему досталась курительная трубка, из которой при выдохе вырвался фонтанчик раскисшего тубака и прочей грязи.

О, как приятно смотреть на скалы и понимать, что там остались не только обезьяноподобные твари, едва не убившие его, но и еще кто-то, ненароком подаривший новую трубку… Но будет еще приятней подумать о своей удаче на твердой земле. Оглядевшись, он обнаружил, что дальше скалы плавно переходят в черный пляж, и, продолжая мягко, но надежно сжимать зубами роговой мундштук, поплыл к берегу.

Плыть пришлось дольше, чем рассчитывал Марото, и он со страхом ожидал появления зубастой пасти, или цепкой клешни, или чересчур знакомого щупальца. Но наконец коснулся песка онемевшей рукой, затем другой. Волна откатилась, оставив обессиленного варвара лежать на берегу. Убедившись, что не сможет встать на ватные ноги, он двинулся дальше. Так и полз, не видя перед собой ничего, кроме черного грунта и разбросанных повсюду морских ракушек, пока прибой не перестал щекотать пятки. И тогда Марото растянулся, тяжело дыша, на теплом песке, казавшемся мягким, как подушка. Безучастно оглядев берег, он заметил синих крабов, черных чаек и прочие намеки на пищу, наполнившие сердце голодного бродяги радостью и надеждой. Несмотря ни на что, назло всем, Марото снова ухитрился спасти свою шкуру, когда уже ни боги, ни демоны не могли помочь ему.

– Такое не каждый день увидишь, – долетели откуда-то издали слова на непорочновском языке.

Перед глазами Марото внезапно появился сапог, и он понял, что его здоровое ухо прижато к песку. Вторым сапогом его перевернули на спину, так что теперь он хотя бы мог нормально слышать. Жмурясь от яркого солнца, Марото разглядел одетую в лохмотья девушку и еще два силуэта у нее за спиной. Он попытался заговорить, но смог только выпустить одну струйку смешанного с грязью песка из трубки, которую все еще держал в зубах.

– А дела-то наши идут на лад! – воскликнула девушка, оглядываясь на спутников. – Смотрите, как мило! Этот уродливый водяной вернул мою потерянную трубку!