В свое время Мрачный изучил многие темные уголки сознания, а за последние сутки опустился в такие глубины, где никогда прежде не бывал. Но все же он надеялся однажды вернуться к свету. Не расставаясь с дедушкой и не позволяя себе уснуть, он постоянно глядел на уступ, хоть почти и не надеялся увидеть знакомую фигуру, поднимающуюся со стороны лагеря. Покидая свою палатку после бесплодных поисков дяди Трусливого, он прихватил немного вяленого мяса и жидкого меда и растянул запас на весь холодный серый день и наступившую затем суровую темную ночь, съедая по крошке и выпивая по капле. Но тот голод, что терзал желудок, и та жажда, что иссушила горло, не имели ничего общего с потребностью смертных в еде и питье. Мрачному нужно было утолить голод своих демонов.

Когда же Чи Хён прошла мимо сучковатых сосен, словно наидостойнейший из предков, которых Рогатые Волки выдумали, чтобы потешить свое самолюбие, или словно посланец Черной Старухи, явившийся забрать дедушку в Медовый чертог, Мрачный потерял последнюю гордость и расплакался, уткнувшись молодой женщине в волосы, как новорожденное дитя, ищущее материнский сосок.

Стоило Мрачному подумать об этом, он тут же взял себя в руки – воображение хорошо помогает в таком деле, утверждал дедушка. Утверждал, пока не подавился стрелой, выпущенной из лучка-дохлячка перепуганным мальчишкой. В песне старый Рогатый Волк поймал бы стрелу зубами, а затем пронзил недомерка его же оружием, но… но…

Так продолжалось долго, Мрачный никак не мог остановить беспорядочный бег своих мыслей. Все это время Чи Хён даже не попыталась оттолкнуть его или пристыдить, как обычно поступала мать, когда он лез с бесконечными детскими жалобами. Но понимание того, что он, пусть даже в минуту большого горя, испытывая острую потребность в материнском утешении, проявил слабость, простительную только девчонке, заставило Мрачного справиться с эмоциями. Мальчик С Тысячей Слез должен подобрать свое дерьмо, и побыстрее.

– Послушай, – начал варвар, смущенно освобождаясь из ее объятий.

Но говорить было трудно, а говорить на непорочновском – еще труднее, так что он лишь пожал плечами и покачал головой.

– Я знаю, – кивнула принцесса. Судя по хлюпающему носу и покрасневшим глазам, так оно и было. – Как… как это случилось?

Мрачный опять покачал головой, понимая, что непременно сорвется, если начнет рассказывать. Стыдно было раздувать угли горя, так и не отомстив за убийство. Глупый мальчишка, подстреливший дедушку, выполнил только половину обещания, затащив тело старика на уступ, как ему и было велено, но сам куда-то исчез. Мрачный поклялся поймать сопляка и предать медленной, мучительной смерти, если тот не будет дожидаться своей участи рядом с трупом дедушки, но, похоже, угроза не подействовала – парень решил унести ноги, рассудив, что бешеный дикарь все равно убьет его, как только рядом не окажется свидетелей.

При виде лежащего в грязи и уже начавшего смердеть трупа Мрачный на миг ощутил жгучее желание спуститься в лагерь, отыскать беглеца и выполнить обещание, но представил себе, как будет убивать этого мальца, и ощутил такой прилив тошноты, что тут же отказался от клятвы. Не одному же дяде Трусливому позволено нарушать слово, и гораздо важней то, что мальчишка все-таки принес сюда дедушку. Теперь он до конца своих дней будет невольно вспоминать этот уступ – и такого наказания с него достаточно.

– Словами ничего не исправишь, но я очень жалею, что он погиб, защищая меня, – сказала Чи Хён, возвращая Мрачного к действительности.

Бедная девочка пыталась утешить его в самые черные мгновения. Возможно, ее глаза слезились всего лишь от холода, но было отрадно думать, что она хотя бы ненадолго разделит скорбь Мрачного.

Она выглядела более измученной, чем сам Мрачный, с его чугунным черепом. Окровавленный бинт стягивал ее руку, а мешки под глазами были огромными, как подушки. Должно быть, она мечтала только о том, чтобы выспаться, а вместо этого пришлось карабкаться по обледенелому горному склону…

И в это мгновение он понял очевидное. Тот поцелуй, что подарила она ему в своей палатке, незадолго до возвращения ее прежнего любовника, вовсе не был пустой забавой, способом как-то скоротать холодный вечер. Эта девушка, суровый генерал с Непорочных островов, действительно испытывала к нему какие-то чувства, пусть даже не такие сильные, как он сам к ней. Но это не столь уж и важно, главное, что в глубине души она переживает за него так же, как и он за нее. Обычно это называют любовью, хотя сочинители песен редко находят хорошую рифму для этого слова.

И поскольку невозможно что-то по-настоящему узнать, не испытав, Мрачный посмотрел ей в глаза самым, как он надеялся, обольстительным образом. Она встретила его взгляд с любопытством, если не с откровенной надеждой. Его руки, до этого неуклюже висевшие по бокам, легли ей на плечи, как уже было когда-то, перед тем как Гын Джу вернулся в ее жизнь.

Вот так. Он не собирался набрасываться на нее, как жадная, нахальная ворона, он хотел приблизиться плавно и величественно, словно царственный орел, чтобы она успела отвернуться, если ее бледно-розовые губы не пожелают снова встретиться с его темными губами.

Да, в какой-то момент Мрачному хватило бы смелости поцеловать ее.

В како-о-ой-то момент.

Но не в тот. И не в этот. И вероятно, не в следующий.

– Ты… – Чи Хён облизнула губы и опустила глаза. – Можно, я… Мы, наверное, должны похоронить его? Или как нужно… э-э… по вашим обычаям?

Романтик Мрачный пытался добиться благосклонности девушки, когда рядом лежал труп его только что скончавшегося родственника. Блудливый проявил милосердие и даровал своему пропащему потомку немного благопристойности и, на случай, если ее окажется недостаточно, немного здравого смысла. Проследив за взглядом Чи Хён, Мрачный чуть было не подумал, что дедушка усмехается полураскрытым ртом. Но только «чуть было». Он дал себе зарок не поддаваться больше таким фантазиям.

– По обычаям Рогатых Волков, его нужно оставить там, где он пал, – сказал Мрачный, опасаясь, как бы глаза снова не наполнились слезами. Эти драные демонами глаза вечно подводили его, почему сейчас должно быть иначе? – Считается, что его дух улетает в Медовый чертог Черной Старухи или в другое, менее достойное место, так что плоть, кости и все прочее больше не нуждаются в нашей заботе. Пусть его останки накормят этот обреченный мир и станут пищей для смертных тварей или самой земли.

– Ты действительно хочешь так поступить? – спросила Чи Хён таким голосом, что Мрачный вдруг поверил, будто бы здесь, на самом краю Звезды, наконец-то отыскалась живая душа, которой не все равно, чего он хочет и что чувствует.

– Я… не знаю, – выдавил Мрачный сквозь зубы.

Всякий раз, когда он произносил эту беспомощную мантру, язык наливался тяжестью, словно погрузившийся в трясину сапог. Он стоял дурак дураком, не в силах дать простой и ясный ответ на простой и ясный вопрос. Невольно сжались кулаки, он бросил на дедушку взгляд скорее растерянный, чем гневный.

– Отдери меня демон, Чи Хён, это беда всей моей жизни. Я забрался в такую даль, куда не забирался никто из моих предков, но до сих пор ни хрена не знаю, разве не так? Не знаю, что мне делать с дедушкой, даже после того, как он оставил меня. Мы больше не Рогатые Волки, и поэтому я… не представляю, как буду теперь обходиться без него. Драть твою мать, я вообще ничего не понимаю!

Тяжелые удары его сердца заглушали отдаленные голоса телохранителей, расположившихся за рощей. Она подошла ближе и произнесла как нечто само собой разумеющееся:

– Ты знал его, как никто другой, так что просто подумай: о чем бы он тебя сейчас попросил?

Мрачный ненадолго задумался и решил уйти от ответа:

– Я… в самом деле не знаю, что бы он…

– Нет, знаешь. – Она взяла его за руку и крепко сжала. – Перестань сомневаться и ответь: что он сказал бы, если бы видел тебя сейчас?

– Он сказал бы, чтобы я прекратил скулить и начал кусаться.

Слова слетели с губ еще до того, как Мрачный осознал, что они родились, но он сразу понял, что это была истина. При мысли о том, что дедушка как-то ухитрился завладеть его языком, по спине пробежал холодок. Во рту осталось странное послевкусие, как будто Мрачный пытался перегрызть железный напильник, и оно заставило вспомнить слова дедушки, сказанные в лагере Кобальтового отряда. Ну конечно же! Старик предпочитал говорить намеками и загадками, надеясь, что витающий в облаках внук в конце концов сам наткнется на истину. Сжав кисть Чи Хён, Мрачный спросил:

– Ты разбираешься в кузнечном деле? В изготовлении оружия?

– Не очень, – ответила она. – Но Гын Джу мне об этом все уши прожужжал, и в нашем лагере работают по меньшей мере трое кузнецов. Уверена, они смогут нам помочь. Если хочешь, устроим погребальный костер и сожжем твоего дедушку, как королеву ведьм в Век Чудес. Мой первый отец говорил, что этот обычай был тогда распространен повсюду, от Джекс-Тота до Эмеритуса.

Эмеритус. После морозной ночи и блеклого снежного утра, напоминающего о родных саваннах, Мрачный понял, что остро тоскует по зимней погоде. Но при упоминании страны, которую иноземцы называли также Покинутой империей, он ощутил холод, какой, по его представлениям, должен царить на Южном Луче.

Но это был не совсем холод, а лишь нечто похожее, забирающееся под плащ и пронизывающее до мозга костей. Мрачный оглянулся на заснеженные сосны, понимая всю нелепость этого поступка, но ощущая необходимость удостовериться, что Безликая Госпожа не выглянула из-за темных облаков, чтобы украсть у него еще один поцелуй.

– Не нужно сжигать дедушку, словно какую-то ведьму, а уж тем более как королеву ведьм, – начал было Мрачный, но подумал, что его план может показаться Чи Хён слишком варварским, и решил пока не вдаваться в подробности. – Я вернусь в лагерь, но пообещай, что приведешь меня к кузнецу и поможешь объяснить, что мне от него нужно, если окажется, что он говорит только на багряноимперском или каком-нибудь другом языке. Не стоит беспокоить твоего… э-э… Гын Джу. Это просто особый обряд прощания, и я думаю, мастер по металлу справится.

– Я с восторгом представлю тебя.

Мрачный не сразу сообразил, почему она так сказала, но затем вспомнил, как едва ли не насмерть обиделся, услышав в ее палатке это глупое напыщенное слово, и кривой усмешкой дал понять, что понял шутку. Он не говорил на здешних языках, но она согласилась облегчить его задачу, и, кроме того, в ее присутствии любым делом заниматься приятнее.

Ее улыбка пропала, едва появившись, как пропадало все хорошее в жизни Мрачного. Чи Хён кивнула на дедушку и спросила:

– Отнесем его в лагерь?

– Нет, сначала я должен поговорить с вашим кузнецом и убедиться, что все получится. Вдруг окажется, что с этим могут справиться только мастера Рогатых Волков. А если какая-нибудь тварь в мое отсутствие успеет обглодать кости старика – ничего страшного, это тоже по нашим обычаям.

– Правда? – Чи Хён приподняла брови с тем милым притворством, что ей так хорошо удавалось.

– Не сомневайся, – ответил Мрачный, чувствуя, что способен бороться с дикой, мучительной скорбью лишь до тех пор, пока смотрит на девушку, а не на мертвеца, лежащего у нее под ногами.

И теперь, когда она защищала варвара от страшной утраты, он сумел с такой же отчетливостью, с какой видел снег на ее волосах или веснушки на щеках, распознать и демона, вцепившегося в ее сердце, и понять, что разговоры о дедушке отвлекают ее от собственных бед.

В другой ситуации он оставил бы все как есть, но этим печальным утром ему показалось важным немного потревожить Чи Хён расспросами, только для того, чтобы напомнить: у нее есть друг, который видит ее страдания.

– Мы все время говорим обо мне и о дедушке, ни слова о тебе. Все ли с тобой в порядке, Чи Хён?

– Просто я осталась без пальцев.

Сквозь беззаботный тон, которым это было сказано, пробилось смятение загнанного кролика. Девушка подняла забинтованную руку, чтобы было лучше видно. Правая кисть при этом оставалась в ладони Мрачного, а глаза смотрели куда угодно, только не на него.

– А еще ушибы и растяжение мышц, но и только. За всеми заботами я почти забыла о них, так что… со мной все в порядке. Лучше и не бывает.

Мрачный пожевал щеку, раздумывая, стоит ли дальше мучить девушку. Наконец она встретилась с ним взглядом и улыбнулась, но за этим твердым взором и блеском зубов он разглядел то, чего она прежде никогда не показывала, по крайней мере не показывала ему: настоящий страх или что-то родственное этому древнему демону. Единственная область, в которой Мрачный чувствовал себя знатоком, – это демоны эмоций. Он не сомневался, что распознал правильно, однако страх укоренился настолько глубоко, что избавиться от него можно одним-единственным способом: кто-то другой – обычно этим другим был дедушка – должен вытащить демона наружу. Так медведь-призрак выковыривает хрустящие внутренности из мерзлого трупа.

– Чи Хён, – тихо сказал Мрачный, – я обошел всю Звезду, но еще никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сказал «лучше не бывает» и это оказалось бы правдой.

– Никогда?

Теперь он точно знал, что она дрожит не только от холода.

– Нет, это все равно что ты сказала бы «хуже некуда», но ты почему-то не говоришь.

Слушая его, Чи Хён впилась зубами себе в губу с такой силой, что едва не прокусила, и Мрачный поспешил ей на помощь:

– Я прекрасно знаю, иногда лучше молчать о том, что тебя беспокоит, и я ни в чем не стал бы обвинять… э-э… того, кто говорит, что у него все прекрасно, даже если это совсем не так. Я просто хочу сказать… хочу сказать, что не буду против, если ты захочешь что-то открыть мне, и я…

– Я не знаю, что делать, – с несчастным видом призналась Чи Хён, и хотя ее покрасневшие глаза оставались такими же сухими, как губы Мрачного, было ясно, что сердце разрывается от боли, а слова выдавливаются сквозь слезы. – С кем бы ни говорила, все советуют разное. Так много людей уже погибло из-за меня, а я не представляю, как действовать дальше, но должна притворяться, что у меня есть надежный план. Иначе все рухнет… Императрица Непорочных островов хочет моей смерти, и мой второй отец готов продать меня ей… А еще я послушалась Софию и приняла бой с имперцами, и теперь из-за этого вернулось Затонувшее королевство и драные Врата раскрылись посреди поля боя, поглотив тьму людей, а вместе с ними и кавалерессу Сасамасо, моего телохранителя и друга. И я не понимаю, что происходит и почему и в какое еще дерьмо я должна теперь вляпаться… У меня ни одной дурацкой идеи, Мрачный, но и времени на раздумья тоже нет. Совсем. Я должна вернуться в лагерь и обсудить с командованием наши дальнейшие действия, и если что-то сделаю не так, кавалересса Сингх бросит нас и уведет всю конницу, а на горизонте уже появился другой имперский полк, и мой отец может натравить его на нас, а если и не натравит, все равно повсюду разлетится слух о награде за мою голову и кто-нибудь другой явится, чтобы ее заполучить. Даже если я вырвусь из этой паутины, мои родственники в Хвабуне окажутся между армией отеанской императрицы и какой-то мерзостью, что подбирается к нам из Джекс-Тота. Я ничем не могу им помочь и не знаю, что теперь делать… Я… просто не могу так…

Мрачный помолчал, обдумывая ее слова, но не затянул с этим – чтобы не решила, будто ему нечего сказать в ответ.

– Я знаю, что тебе нужно сделать, – прервал он паузу, и по тому, как вспыхнули надеждой глаза Чи Хён, убедился, что не зря вызвал ее на откровенность. – Понимаю, странновато слышать такое от меня, ведь я сам никогда, ни разу в жизни, не смог принять решение без чьей-нибудь подсказки. Но сейчас я совершенно уверен, что нашел правильный путь.

– Да?

– Точно. – Мрачный указал на бревно, на котором провел всю ночь в горьких раздумьях. – Для начала мы сядем вот сюда, покурим дедовского биди и попробуем разобраться с твоими проблемами. Не стану обещать, что найду ответы на все вопросы или хотя бы на один из них, но внимательно выслушаю тебя и обдумаю твои слова, а там поглядим, что получится. Как тебе мое предложение?

– Я… – Она оглянулась на телохранителей, топтавшихся возле костра. – Я бы с радостью, но у нас нет времени. Совсем нет.

– Хорошо, если ты сейчас занята, я готов подождать, сколько нужно. Но не забывай: здесь нет никого главнее тебя. Ты говоришь, что из-за тебя погибло много людей, но я уверен, что жертв было бы гораздо больше, если бы не нашлось такого умного предводителя. И когда придет новая опасность, люди будут ждать твоих приказов, и они наверняка хотят, чтобы их предводитель был спокоен и готов ко всему, а не сгибался под тяжестью проблем, которые не успел вовремя сбросить с плеч. Так что, генерал, если ты хочешь посидеть здесь и поговорить со мной, это не просто твое право – может быть, прямая обязанность. Или нет?

На этот раз она раздумывала чуть дольше, а потом кивнула, ее взгляд больше не был испуганным, а улыбка – безнадежной.

– Ох, Мрачный…

– Что?

– Кажется, сегодня ты сказал больше, чем за все то время, что мы с тобой знакомы.

Чи Хён рассмеялась, тихо и слабо, как будто крохотная птичка чирикнула, но Мрачный был счастлив, словно добыл самую крупную дичь на охоте в саваннах. Потому что понимал: ему удалось достучаться до сердца этой женщины. Они сели на обледеневшее бревно и закурили; просунув руку под грубый голубой плащ, варвар обнимал ее за плечи, пока она пела обо всем, что мучило ее. Судя по тому, как долго рассказывала Чи Хён, вряд ли она что-то утаила от Мрачного.

Закончив, она посмотрела на него в ожидании обещанных мудрых слов; синяя челка нависла над покрасневшими глазами. А Мрачный неторопливо кивнул, собираясь с мыслями.

– Это просто какое-то дерьмо, Чи Хён, – сказал он наконец.

И все тревожные мысли о том, что он не сможет дать мудрый совет, улетели прочь, когда она снова рассмеялась, уже уверенней, чем прежде.

– Вот именно, Мрачный, – согласилась она, придвигаясь ближе на слишком низком и холодном сиденье. – Вот именно.

– Не знаю, будет ли от моих слов какая-то польза, – рассуждал вслух Мрачный. – Но если я начну объяснять, что ты, по моему мнению, должна делать, я просто стану еще одним певцом, вмешавшимся со своей песней в общий хор. Не хочу этого. Но вот что я тебе скажу: не стану врать, будто в моем котелке когда-нибудь варилось столько вопросов разом. Сомневаюсь, что такое бывало хоть с одним смертным. Ты живешь в самые жестокие времена, какие только можно себе представить. Наверняка совершишь ошибки… Но я знаю, что ты будешь намного чаще поступать правильно, если сохранишь веру в себя.

– Папочка, от твоих слов и правда много пользы, – усмехнулась она и, пока собеседник гадал, обижаться ему или нет, добавила: – Но я действительно ценю твою помощь, даже молчаливую.

– Ммм… – протянул Мрачный, сомневаясь, правильно ли понял. – И что же дальше?

– Вот я вывалила все это на тебя… и вроде мне стало немного легче, просто потому, что выговорилась, – задумчиво произнесла Чи Хён. – Нет, правда, мне здорово полегчало. С начала вчерашней битвы я чувствовала себя… какой-то… чокнутой? А дальше посыпалось одно за другим: появление моего второго отца, новости об императрице Рюки… Наконец пришел Хортрэп и сказал, что мы не только открыли Врата в долине, но еще каким-то образом возродили Джекс-Тот… Много событий, слишком много. Над моей головой целый смерч проблем, который я сама и породила… Хотя это не совсем так. Проблем всего лишь куча, а куча – совсем не то, что ураган. Из кучи их можно выбрасывать по одной. Так я делала до сих пор, и не следует терять голову по той лишь причине, что куча стала немного выше. Правильно?

– Ммм… Вроде правильно. – Ай да Чи Хён! Ухитрилась же вылущить весь смысл из сбивчивой, взволнованной речи Мрачного! – Конечно, на тебя столько жуткой хрени навалилось. И открывшиеся Врата, и поднявшееся со дна морского королевство, совсем рядом с островом, где живет твоя родня… Демонщина! Стоит подумать об этом, и превращаешься в ледышку. А ведь я не так сильно привязан к своему народу, как ты к своему.

– Ты говорил… что, возможно, убил кого-то из своего клана, – осторожно напомнила Чи Хён. – Значит, по этой причине ушел из Кремнеземья?

– Не совсем, – проворчал Мрачный, не желая касаться прошлого, потому что эту песню нельзя было спеть, не упоминая дедушку, и он опасался, что не сможет справиться с голосом, тот обязательно дрогнет. – Мне пришлось бы говорить неприятные вещи, Чи Хён, так что разреши отложить мою историю до другого раза. Ты… не против?

– Конечно.

– Я просто не смогу рассказать об этом без… без… – Не отводя взгляда от Чи Хён, Мрачный кивнул на останки дедушки. Слушая ужасную, душераздирающую повесть о битве и ее невероятном завершении, он почти забыл о том, что случилось с ним самим в этот день. Почти, но не совсем. – Не начиная песню, я все же скажу, что точно знаю, каково это, когда твоя семья предает тебя… Когда поневоле задумываешься, не стали бы родные счастливее, если бы ты попросту исчез. Но при этом ты все равно скучаешь, волнуешься и надеешься, что с ними ничего плохого не случилось. Или с ним… Смотря о ком речь.

– Да уж. – Чи Хён опустила глаза, теребя корку крови на своем бинте, и тихо продолжила: – Если бы я могла доверять своему второму отцу или если бы знала, что моим родственникам в Хвабуне ничто не угрожает, разобраться со всем остальным было бы куда проще. Но сейчас… Ох!

Мрачный прижал ее к себе. Самая храбрая из иноземок, каких он встречал на своем веку, дрожала, словно дубовый листок на ветру. Она смотрела на него, а он на нее, прекрасную синеволосую девушку с Северо-Западного Луча, светлокожую, словно дочь ледяного великана… Такой цвет бывает у кожи перед тем, как она начинает чернеть от обморожения.

Все очарование тотчас пропало, Мрачный поднялся с бревна, хотя больше всего на свете ему хотелось удержать девушку, которую он боготворил. Такое утро показалось бы сущим подарком богов жителю Мерзлых саванн, но для обитательницы Непорочных островов оно было ничуть не приятней, чем погружение в ледяную воду.

– Мы можем продолжить разговор позже, если ты не против, но сейчас тебе нужно согреться. – Мрачный осторожно, словно боясь сломать сухие прутики, взял ее за руку и помог подняться. – Я и так задержал тебя, когда в лагере столько других дел. И не спеши знакомить меня с кузнецом. Дедушка никуда не денется, а у меня еще в запасе два дня до ухода.

Чи Хён снова улыбнулась, но тут же замерла, словно получив пощечину.

– До чего?

С тех пор как Мрачный узнал от Хортрэпа об очередном предательстве дяди Трусливого, он мог думать только о том, как расправится с этим ничтожеством, когда доберется до него. Судя по огорчению Чи Хён, ему следовало по крайней мере предупредить девушку о своем уходе… Но он даже не надеялся, что она вообще заметит его исчезновение, раз уж снова объявился ее смазливый любовник.

– Чи Хён, я дал клятву обождать три дня. Если за это время мой гребаный дядя не вернется в лагерь, я отправлюсь на охоту за ним.

– Так. – Чи Хён медленно высвободила руку из его ладони. – Но если он вернется по своей воле, то все будет улажено?

– Он не вернется, – ответил Мрачный, распознав в голосе девушки ту же наивную надежду, какую он сам все эти годы растил в своем сердце, пока дядя не вырвал ее с корнем. – Заметь, я даже не спросил, не возвратился ли он уже. Он сбежал, как поступал всегда, но на этот раз ему не уйти далеко. Однако клятва остается клятвой, и у него есть двухдневная отсрочка. Надеюсь, он воспользуется ею, потому что потом ему не будет покоя ни днем, ни ночью, покуда я не порву ему задницу или он не порвет мне.

– Ах вот как?!

Только что она была тихой и слабой, а теперь перед Мрачным стояла решительная и опасная, как барсук-медоед, генерал Чи Хён, точно такая, какой они с дедушкой увидели ее в день своего знакомства с Кобальтовым отрядом. Она резко развернулась и оказалась еще ближе к варвару, чем раньше, лицом к лицу… хотя и не совсем, потому что она была значительно ниже его.

– А разве ты не давал клятву служить мне? Прости глупой девчонке ее невежество, мастер Мрачный, но отказ остаться в моей армии ради бессмысленной погони за призраками очень смахивает на дезертирство. Тебе известно, что дезертиров в Кобальтовом отряде принято вешать?

– Кто дезертир?! Я?!

Мрачный не мог поверить своим ушам, но, посмотрев в ее немигающие глаза, решил, что лучше все же поверить. И какими бы неожиданными ни оказались жестокие слова, она была права. Не подумав о последствиях, он дал две противоречивые клятвы: верно служить ей и покинуть лагерь. Во имя безукоризненной чести графа Ворона, Мрачному следовало бы тщательней обдумывать слова, прежде чем произносить их вслух… Звезды небесные, что же ему теперь делать в этом безвыходном положении?

У Чи Хён был такой вид, будто она не прочь слегка укротить варвара.

– Больше всего на Звезде я ненавижу дезертиров, – заявила она. Ее дыхание, с легким запахом биди, обжигало ему щеку; покрасневшие глаза горели еще жарче. – Поэтому я решила послать тебя, Мрачный из Мерзлых саванн, на поиски дезертира Марото Свежевателя Демонов.

В левом уголке ее губ притаилась улыбка, похожая на ту, что с первого взгляда влюбила Мрачного в эту девушку. И как только улыбка начала растворяться в снежном утре, он бросился вперед и задержал ее на губах Чи Хён. В какое-то мгновение он подумал, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, но тут же убедился в обратном.

Это было… это просто было. Слова часто становятся необходимы, когда слетают с языка певца. Они наполняют тебя необычайными эмоциями, поднимают выше звезд на небе и опускают ниже демонов в бездне. Но некоторые чувства так же невозможно выразить словами, как поймать дым рукой. Да и что с того? Это было, и больше Мрачного ничто не интересовало, и Чи Хён, насколько он понимал, не интересовало тоже.

Их первый поцелуй, тогда, в палатке, получился по-своему особенным, но неловким и мимолетным, они даже не успели понять, что же произошло. А этот был достоин того, чтобы сложить о нем песню. Они не замечали течения времени, но и не отрывались от земли; их руки пришли в движение, ноги тоже; двое танцоров начали свой танец; она шагнула к нему, а он отступил назад, оставляя ей свободу действий, и…

Мрачный споткнулся о труп дедушки, упал на спину и машинально потянул за собой Чи Хён. Они растянулись на мерзлой земле: двое смущенных живых рядом с мертвецом. И что бы ни происходило между ними за миг до того, оно ушло безвозвратно.

– Драть!

– Вот дерьмо!

– Извини.

– Нет, это моя вина.

– О боги! Мрачный, с тобой все в порядке?

– Да, в полном. А как ты?

– Хорошо.

– ?..

– ?..

– Да, хорошо.

Они суетились, как застигнутые взрослыми за поцелуем подростки, стараясь не смотреть друг на друга. Мрачный встал на колени и принялся перекатывать тело дедушки на носилки. Чи Хён, с красными, как свежая кровь на снегу, щеками, помогала.

– Мы ничего не… повредили ему? – спросила она.

– Ничего. – Мрачный глянул на окоченевший труп. – А если и повредили, он вряд ли на нас сердится.

Чи Хён рассмеялась, и Мрачный подхватил ее нервный высокий смех, но тут же захлебнулся виноватым всхлипом, и встревоженные телохранители мгновенно бросились к ним, чтобы убедиться, что ничего страшного не произошло.

Получилось, что второй поцелуй Мрачного и Чи Хён вышел таким же неловким, как и первый. В совпадение не верилось. Если вдруг им представится третья возможность, не исключено, что в этот момент снова объявится Безликая Госпожа. Когда дело касается Мрачного, случиться может все, что угодно… Причем «все, что угодно» означает «самая невероятная хрень». Дедушка мог бы это подтвердить, но Мрачный не уберег его от нелепой смерти.

– Все в полном порядке, в полном порядке, – скороговоркой сообщила Чи Хён своим телохранителям, а затем с улыбкой обернулась к Мрачному. – Пора… э-э… возвращаться в лагерь. Пока ты не отправился за дядей, нужно подумать, как поступить с дедушкой.

– Вот и прекрасно, – ответил Мрачный, ведь только предвкушение того, как он в кровь разобьет лицо дяде Трусливому, могло сейчас его утешить. Вот еще одна удивительная способность Чи Хён: она всегда знает, что нужно сказать. – Но с этим можно не торопиться, генерал, у тебя так много дел, а я, как уже говорил, уйду через два дня, не раньше.

– Хорошо, хорошо, – согласилась Чи Хён. – Но пока ты не поймал Марото, пусть это будут самые дерьмовые дни в его жизни.

– Нет, ни к чему. – Мрачный заставил себя еще раз оглянуться на дедушку, перед тем как спуститься в лагерь. – Пусть это будут самые лучшие дни, ведь когда я отправлюсь на охоту, все хорошее в его жизни закончится.