– Ну хорошо, это точно не зверь, – согласился Диг и начал одеваться, хотя только что презрительно отмахнулся, когда Пурна сказала, что слышала в лесу крик.

Сидеть на дереве, даже на такой толстой и крепкой ветке, в мокрой одежде нелегко, но всяко лучше, чем сражаться в одних панталонах, когда приблизится источник шума… Или когда они сами к нему приблизятся, а это стало почти неизбежно – Пурна согласна съесть шляпу Дигглби, если этот яростный и в то же время беспомощный вой исторгся не из глотки Мрачного.

Паша чуть не свалился с ветки, но все-таки удержался.

– Жопа-жопа-жопа, – пробормотал он.

– Жопа-жопа-жопушка, – подхватила нараспев Пурна. Каким бы несчастным ни показался ей голос, Мрачный жив, и это лучшая новость за всю ночь. – В Медовом чертоге Черной Старухи у тебя будет вдоволь времени, чтобы сокрушаться по своей заднице, Диг, и чем скорее мы туда доберемся, тем раньше ты сможешь этим заняться.

– Веселись на здоровье в жалком кремнеземском трактире, а мою особу королевская карета отвезет прямо в Сад Звезды, и я имею в виду совсем не Тао, – парировал Диг, доставая из-за пазухи отделанную сапфирами коробочку, которую Пурна прежде ни разу не видела, открывая с громким щелчком и вынимая не жука или еще какую дрянь, а стопку маленьких круглых лепешек. – Хочешь причаститься, пока не поздно? Мой рай от меня никуда не денется, но я сильно сомневаюсь, что наши последние приключения обеспечили тебе место в Медовом чертоге.

– Ни капли не смешно. – У Пурны екнуло сердце, когда Диг осторожно положил лепешку в рот. Мысль о том, что Диг может быть святошей, почему-то испугала ее сильнее, чем вой Мрачного. – Что это, сгущенная паучья слюна? Решил перекусить перед охотой?

– У тебя нет причин волноваться, – ответил Диг, хрустя темными, как кровь, крошками. – Разумеется, у Черной Папессы задница вместо головы, и мне совсем не по нраву, куда движется Цепь в последнее время, но в религии есть и много хорошего, по крайней мере было когда-то. Мир не такой черно-белый, каким хочет его видеть Чи Хён.

– Хитрожопый мерзавец! – воскликнула Пурна. Все тревожные колокола, которые она упрямо не желала слушать, теперь зазвонили в унисон. Неоднократные предложения Дигглби не возвращаться к кобальтовым, если не удастся найти Марото. Разговоры о том, что гордость и тщеславие являются добродетелями. Его частые обращения не только к Падшей Матери, но и к разным святым. Как она могла не замечать всего этого? Как могла запамятовать, что его дядя был священником? – Я думала, ты только для прикола нес всю эту цепистскую бредятину.

– Нет ничего прикольнее, чем искренность, – ответил Диг, явно пытаясь увести разговор в сторону глубокомысленной чепухой.

Но на этот раз у него ничего не вышло.

– Ты… засранец! – Так подло Пурну не предавали ни разу в жизни. – Пошел в жопу, сраный цепист! После всего, что они натворили, после того, как убили столько невинных людей, убили наших друзей, ты… ты… засранец!

– Я же сказал тебе, тапаи Пурна, что не поддерживаю церковь. Что еще ты хочешь услышать? – с жалкой усмешкой сказал Диг. – Что я отрекаюсь от Черной Папессы и святого престола? Аб-со-лют-но, провалиться им всем в самую глубокую преисподнюю! Что их издевательства над дикорожденными – самое грязное преступление нашей эпохи? Да, так оно и есть. Что они пожертвовали множеством людей ради возвращения Затонувшего королевства и это было уже чересчур? Я скажу больше: даже если бы для этого требовалось сбросить с лестницы всего одну соплячку, все равно следовало оставить Джекс-Тот под водой.

– Но… но… – Теперь Пурна выглядела смущенной, а не рассерженной. – Сам же сказал, что ты цепист?

– Нет, это ты сказала, – поправил Диг с отчаянием, которое ему совсем не шло. Его мертвецкая раскраска потекла в бою с болотными монстрами, и теперь он смахивал на плачущего мима. – Между нами, я даже не уверен в существовании Всематери. Но я в самом деле считаю, что, как бы низко ни пал человек, у него есть возможность измениться к лучшему и не бывает совершенно безнадежных случаев… даже если человек имеет отношение к такой жестокой церкви, как Вороненая Цепь. Я родился в семье цепистов, я получил религиозное воспитание, и, если Цепь не разочарует меня окончательно, когда-нибудь на старости лет я решусь принять сан.

Все это звучало настолько безумно, что Пурна едва не рассмеялась.

– Ты? Власяница, четки и страстножопые исповеди?

– Я тебя умоляю, – поморщился Диг. – Не смотри, что я второй сын паши, – с такими знакомствами, как у моих родственников, я мог бы добиться в церкви многого. Если думаешь, что наша вечеринка в Змеином Кольце была пределом роскоши, то тебе стоит посмотреть на праздники, которые святой престол устраивает в Диадеме. Настоящие оргии для желудков и гениталий. Или тебя больше интересуют наряды? Рядом с этими разодетыми кардиналами я себе казался жалким шутом, хотя если я в чем-то и разбираюсь, так это в тонкостях гардероба, особенно когда речь идет об оттенках черного.

– Так почему же ты не стал одним из них? – язвительно спросила Пурна. – Еще не поздно перейти на сторону победителей, и что значит такая мелочь, как приближение апокалипсиса, по сравнению с роскошной жизнью?

– Ты сама должна знать почему, – произнес Диг, уже не пытаясь ничего доказать. – Но если и впрямь не догадываешься, то я все тебе растолкую, после того как мы поможем нашим спутникам. Если же решила подождать с выяснением судьбы Мрачного и Гын Джу, то продолжай выпытывать подробности моей жизни, которыми я не делился даже с лучшими друзьями, потому что знал: кем бы я ни был и чем бы ни занимался, вы превратитесь в последних засранцев, как только узнаете, что я верующий.

Мрачный и Гын Джу. Жопа-жопа-жопушка! Пурну так поразили признания Дига, что она полезла в бутылку, вместо того чтобы принять как данность еще одну причуду своего друга и побежать на выручку к двум другим.

– Ты прав, идем.

Диг уже спустился с дерева и приготовился помочь ей. Он действительно был прав. Пурна оказалась последней засранкой.

– Проклятье, я не должна была набрасываться на тебя, особенно после того, как ты столь великодушно простил мне маленький обман.

– Все верно. – Диг подхватил ее, но сам чуть не упал при этом. Он не был силачом, как некоторые из общих друзей, но очень старался походить на них. – Ладно, забыли. Я прощаю твой грех, дитя мое, и желаю, чтобы в конце пути тебя ждала тихая гавань.

– Я не говорила, что раскаиваюсь, – проворчала Пурна, снова чувствуя твердую землю и разминая ноги. – Но мне и правда стыдно, Диг.

– Как сказал мне когда-то один великий человек: вижу, что ты раскаялся, а теперь попроси прощения.

Они обнялись, как могут обниматься только последние засранцы, и отправились на поиски своих друзей…

Но не успели сделать и нескольких шагов, не успели выйти из тени дуба, как увидели прямо перед собой молодую женщину.

В лунном свете блестели ее очки в тонкой оправе и многочисленные украшения – кольца, скобки, полоски и гвоздики на лице, ожерелье с драгоценными камнями, стальное шитье на блузе и висевшие на боку ножны. Пурна испуганно ойкнула, а Диг аж подпрыгнул. По внушительному посоху и венку из веток и травы, а еще по ее внезапному появлению в темном лесу Призраков Пурна сразу узнала бы ведьму, даже не задай незнакомка все объясняющего вопроса:

– Доброй вам ночи, паломники. Не подскажете ли, часом, как мне найти Хортрэпа Хватальщика?

Голос звучал деловито, а та рука, что не сжимала кривой посох, покоилась на рукояти меча. Пояс, к которому он был подвешен, отягощало также множество мешочков. Хортрэпа? Пурна беспокойно оглянулась на Дига, а тот беспокойно оглянулся на нее.

– Хитряпа Халявщика? – переспросил неисправимый зубоскал. – Боюсь, вы приняли нас за кого-то другого, добрая госпожа, потому что мы, как сами изволили заметить, смиренные паломники, совершающие… э-э-э… паломничество, так что…

– Я могу быть терпеливой, когда нужно, – перебила его женщина, – но сейчас явно не тот случай. Попытка уклониться от ответа уже сообщила мне все, что я хотела про вас узнать, но все же даю последний шанс доказать вашу полезность. Если опять не захотите помочь, третьей попытки не будет.

Когда встречаешь в темном густом лесу загадочного незнакомца, лучше не злить его понапрасну. Но Пурне всегда не хватало терпения в подобных делах, особенно когда ее друзья попадали в беду. Пусть перед ней и в самом деле ведьма, с уверенностью можно сказать, что она в подметки не годится Добытчице – векс Ферлун или старине Хортрэпу Хватальщику. Девчонка напирает с впечатляющим задором, но при этом дрожит, как перепуганная белка. Пора заткнуть ей рот и поспешить на помощь Мрачному…

Но тут, присмотревшись, Пурна обнаружила, что девушка по-своему даже мила, насколько возможно быть милой в призрачном лунном свете, и решила проявить великодушие:

– Вот что, мы не видели Хортрэпа уже много недель, и это чистая правда. Последняя встреча была в лагере у Языка Жаворонка, на равнине Ведьмолова. Если желаете узнать подробности, мы могли бы посидеть за чашкой чего-нибудь горячего. Но вам предстоит долгий путь на юг, и я постараюсь не обидеться, если вы решите пойти своей дорогой.

Девушка задумалась, скривив испещренные украшениями губы, а затем с волнением, но без страха посмотрела на капюшон Пурны. Плащ действительно был хорош, и Пурна даже радовалась, что он привлек внимание благодарного зрителя, – до тех пор, пока незнакомка не заявила:

– Вы пойдете со мной. Кое-кто из моих знакомых непременно захочет узнать, откуда у вас эта шкура.

– Да хрена с два, пожалуй, – раздраженно заявил Диг. – Никуда мы с вами не пойдем. Иль не слышали? У нас есть важные дела, так почему бы вам не заняться своими? Да задерут меня демоны, мне плевать, что вы замышляете против Хватальщика или вместе с ним, только нас в это не втягивайте. Короче, позвольте пожелать вам всего хорошего, любезная госпожа.

Эта был не самый лучший ход. Как только Диг попытался зайти девушке за спину, та отступила в сторону, в мерцающем свете сверкнула ее угрожающая усмешка, и кто-то огромный беззвучно возник за спиной у Пурны. Она развернулась, выхватывая из ножен кукри, и кровь отлила от лица, а внутри все похолодело.

Над ней возвышался гигантский рогатый волк, похожий на пса Софии, каким Пурна впервые его увидела в Кутумбанских горах. Зверь не сводил глаз с одной детали одежды Пурны, и тапаи пожалела, что не сняла капюшон заранее. Диг готовился научить незнакомку хорошим манерам и не подозревал о происходящем у него за спиной. То, что волк не откусил Пурне голову сразу, – уже большая удача. И подсказка: еще можно из всего этого выпутаться, если не изображать из себя Марото.

– Диг, – позвала она дрогнувшим голосом, боясь даже зажмуриться, – если хорошенько подумать, то нам лучше пойти с ней и поговорить с ее знакомым, которого интересует шкура рогатого волка.

Пурне оставалось лишь надеяться, что этот знакомый – не тот, с кем она только что встретилась.

И вот Лучшая напомнила сыну, кто он по рождению и кем должен быть. Напрасно она боялась – Мрачный не разочаровал ее.

Они кружили между болотными кипарисами, и хотя из мягкой земли тут и там выступали шершавые корни, тонкие, лишенные веток почти до самой верхушки стволы давали поединщикам достаточно пространства для маневра. Всякий раз, когда Лучшая делала выпад копьем, Мрачный отступал, размахивая солнценожом, точно ядопрорицательница амулетом. Он не знал, что черная сталь содержит прах его предка и не может пройти мимо цели, поэтому не решался бросить нож, опасаясь, что мгновенно погибнет, если Лучшая сумеет увернуться. Она сделала обманное движение влево, затем рванулась вперед и полоснула широким наконечником. Сталь рассекла кожу на голени и обнажила кость, но он не закричал от боли и не кинулся в ярости вперед, на что она рассчитывала, а лишь замахнулся для броска, и ей пришлось отпрыгнуть назад. Хороший мальчик.

Лучшая беспокоилась, что он проявит слабость, начнет оправдываться и просить прощения. Но Мрачный сражался достойно, сохраняя молчание и твердость взгляда. Однако не совсем… Он изо всех сил сдерживал слезы. Она слишком многого хотела от своего сына.

Взбешенная его страхом, Лучшая снова атаковала и кольнула в руку, державшую нож. На этот раз Мрачный попытался отразить выпад, должно быть, надеялся перерубить древко. Именно этого Лучшая и добивалась. Вывернув запястье, она ударила торцом копья прямо в глубокую рану на ноге сына. Он вскрикнул и отшатнулся, и дальше она делала с ним, что хотела. Один за другим на его предплечьях и на второй голени появлялись неглубокие порезы. Лучшей было нужно, чтобы трусость вытекла из него вместе с кровью.

– Остановись! – взмолился он, разбивая ей сердце: все вышло именно так, как она боялась, как предчувствовала. Сын все-таки решил выставить себя глупцом, вместо того чтобы умереть с честью. – Я не хочу причинять тебе боль, мама!

– Слишком поздно, – ответила она, но его дешевая уловка подействовала, заставив взвыть от боли дурную, звериную часть ее сердца. Однако Лучшая скрепила его и промолчала. Она махнула копьем и срезала густые седые волосы на его виске вместе с кожей. В груди у нее скопились разъяренные муравьи, терзая укусами жалости и неуверенности, верными знаками Обманщика, но она вновь преодолела греховный морок и решила повернуть излюбленное оружие сына против него самого, сразить его словами, режущими больнее, чем солнценож: – Ты любил этого мальчика, Мрачный? Того, которого я убила?

Это подействовало сильнее всех ее прежних уколов. Печальное, испуганное лицо сына исказил волчий оскал, и Лучшая поняла, что сейчас погибнет. Мрачный бросил солнценож, и с такого расстояния он не смог бы промахнуться даже обычным оружием. Подойдя к последнему таинству своей жизни, Лучшая испытывала огромное облегчение… пока нож не вонзился в траву под ее ногами. Должно быть, Мрачный слишком поздно разжал пальцы… Нет, ее сын не такой неумеха, чтобы бросить нож в землю по ошибке. Он сдался.

– Я люблю тебя, мама, – проговорил он, задыхаясь.

Кровь текла по его ногам, сочилась по виску из разрезанного уха.

Она не колебалась ни секунды, потому что иначе сидящий в ней грешник взял бы верх, заставил бы отшвырнуть копье и обнять ее бедного потерянного сына. И тогда оба будут обречены на Страну Трусливых Мертвецов, а Лучшая считала, что им уготована другая, более достойная участь. Даже расставив ноги и направив копье в грудь сына, она все еще надеялась, что он отобьет наконечник в сторону и перехватит древко, на худой конец отпрыгнет. И тогда Падшая Матерь простит его, исполнив желание Лучшей.

Но он просто закрыл глаза и стиснул зубы, готовясь принять прощальный дар матери.

Мрачный ничего не почувствовал. Он ждал, гадая, не задумала ли обезумевшая мать последнюю жестокость, не заставит ли сына поднять веки и посмотреть, как она убьет его. Но этого не произошло. Мрачный ощутил сквозь подошвы сапог слабое сотрясение земли, древко подкатилось к его ногам. Он с облегченным всхлипом раскрыл глаза и приготовился распахнуть объятия для матери.

И увидел вместо нее Хортрэпа. Мать тоже была здесь, но огромный колдун встал между ней и Мрачным, и хотя Лучшая была высокого роста, ее ноги болтались в метре над землей: беззвучно подобравшись, Хортрэп схватил ее мощными пальцами за горло. Колдун с улыбкой оглянулся, а затем швырнул охотницу с такой силой, что земля всколыхнулась и едва не свалила Мрачного с ног. Варвар хотел остановить Хортрэпа, но не успел сказать ни слова, как огромная босая нога ударила Лучшей в бок и она катилась через колючие кусты, взвихряя палую листву, пока кривой ствол кипариса не остановил ее движение с ужасающим стуком.

– Вижу, я подоспел вовремя, – подмигнул Мрачному Хортрэп, на чьем лице блеклые заживающие язвы выглядели еще отвратительнее, чем прежде. – Полагаю, это дружок из твоего прошлого?

– Это моя мать, – прошептал Мрачный.

– Будь я проклят! Конечно же, Мрачный, я мог бы и сам догадаться, что это кто-то из твоей родни. Будет интересно посмотреть, что выйдет, когда твоя кровь смешается с кровью Канг Хо. Потомство должно получиться весьма энергичным, чтобы не сказать больше.

То ли из-за потери крови, то ли вообще из-за всего, что произошло, Мрачный не сразу понял смысл слов Хортрэпа, затем вялые мысли вернулись от Чи Хён к Гын Джу, заставив такие же вялые ноги направиться к неподвижному в пятне лунного света телу. Гын Джу. Гын Джу. Гын Джу.

– Конечно, Гын Джу, конечно, – проговорил Хортрэп, обогнав шатающегося Мрачного, и встал перед ним, почти коснувшись подбородком его лба. – С моей помощью он должен поправиться, Мрачный. Я убедился, что дело не слишком срочное, прежде чем кинулся на помощь моему славному другу из Кремнеземья.

– Что? – не поверил Мрачный, но в следующий миг увидел, как обломок клинка в груди Гын Джу покачивается от слабого дыхания. – Так он живой? С ним все будет в порядке?

– При некотором усилии с моей стороны – да, хотя он немного изменится. – Хортрэп поковырялся в носу и растер что-то между пальцами. – Но кто не меняется, встретившись со смертью? Я понимаю, что и сам стал другим Хортрэпом, после того как ты, София и юная Пурна помогли мне в том неудачном опыте с матерью всех опоссумов.

– Так исцелите же его, – попросил Мрачный, только сейчас заметив тяжелую плетеную корзину и прислоненное к соседнему дереву черное кремнеземское копье. Впервые за все время знакомства он жаждал послушать песню ведьмака о том, как идут дела у Чи Хён, а также о том, как сам Хортрэп здесь оказался. Но сначала необходимо осмотреть Гын Джу. Одарив колдуна искренней улыбкой, Мрачный протянул ему кулак. – Спасибо, Хортрэп.

– Всегда к твоим услугам, мой мальчик. – Хортрэп прямо-таки просиял от счастья и ответил на дружеский жест. – Но сначала мне нужно… Выблюй гадюк!

В этом был весь Хортрэп. И прежде чем Мрачный отметил, как неестественно прозвучали последние слова колдуна, тот выпучил глаза, схватился за живот, согнулся и выполнил то, что обещал. После бегства из саванн Мрачному всякого разного дерьма пришлось навидаться, особенно с тех пор, как он повстречал Хватальщика, но вот это зрелище, вероятно, самое отвратительное в его жизни. Он отшатнулся от плотного комка скользких, покрытых желчью змей, которых ведьмак выблевал на ворох гнилых листьев, но одна толстая индиговая рептилия застряла в зубах у Хортрэпа и несколько раз подряд ужалила его в желтый от недавних ушибов нос. Возможно, Хватальщик хотел закричать или выплюнуть оставшихся змей, но вырвавшийся у него хлюпающий звук подсказал варвару, что случилось непредвиденное, а затем стало еще хуже.

Мрачный часто задумывался, встретит ли он когда-нибудь живого рогатого волка и что будет делать, если встретит. В прежние времена воину клана полагалось убить тотемного хищника, чтобы доказать свою храбрость или заслужить новое имя, но юный мечтатель Мрачный предпочел бы приручить зверя. Теперь, наконец-то увидев рогатого волка во плоти, он запоздало понял, насколько глупыми были те его фантазии. Белый исполин, выскочивший на него из темноты, казался воплощением ужаса, никак не предназначенным для приручения. Зверь набросился на согнувшегося пополам колдуна, длинные челюсти с ужасающим хрустом сомкнулись на его ноге. Рогатый волк, куда крупнее высоченного Хортрэпа, потащил добычу в темную чащу. Хортрэп безуспешно попытался ухватиться за ствол кипариса, потом за молодые побеги; его лицо потемнело; змея, обвившая ему голову и зажавшая своими чешуйчатыми кольцами его распухший рот, мешала дышать. Мрачный смотрел на все это, видел все это, но никак не мог поверить глазам. Что бы там ни происходило со змеями, это не они и даже не женщина из проклятого демонами клана Рогатых Волков все испортили, это сделал настоящий рогатый волк, задери его демоны.

Когда зверь вместе с Хортрэпом исчез в сумраке леса, оторопь сошла с Мрачного, уступив место отчаянию. Без помощи Хортрэпа Гын Джу непременно умрет! Рана, не сильно обеспокоившая колдуна, казалась смертельной варвару, и тот совершенно не знал, что необходимо предпринять. Но по крайней мере, можно было не беспокоиться из-за исторгнутых Хортрэпом змей: они перестали извиваться, зашипели и развеялись дымом, оставив на земле лишь серые полоски слизи. Колдовство тому виной или желудочный сок Хортрэпа – какая разница? Мрачный даже не успел подумать, как бы избавиться от клубка ядовитых гадин, оказавшегося всего в дюжине футов от Гын Джу; едва эта опасность миновала, он поспешил к раненому другу. Вблизи непорочный выглядел еще хуже, чем издали; при каждом прерывистом вздохе лужа крови вокруг клинка пузырилась. Обломок плотно засел в плече – вероятно, проткнул насквозь, – но бедняга не чувствовал боли, пребывая в глубоком обмороке.

– Я все исправлю, – пообещал другу Мрачный.

Он обязан был выполнить эту задачу, самую трудную в его жизни.

А для этого необходимо спасти Хортрэпа от колдовской силы, что натравила на него земляных змей и рогатого волка из фьордов. К счастью, Хватальщик вольно или невольно оказал Мрачному помощь. Стальной наконечник копья, стоявшего рядом с корзиной Хортрэпа, был темнее, чем отлично сбалансированное древко. Мрачный схватил оружие и поспешил прочь, намереваясь сделать то, на что не отваживался ни один охотник клана со времен молодости его матери, – поохотиться на рогатого волка.