Глава 2
Чи Хён сжала зубы и тут же вздрогнула. Жуки и саам помогли забыть о шатающемся зубе, едва не выбитом в схватке с азгаротийцами, и вот теперь он снова адски заболел. А может, это была работа Софии – попробуй теперь вспомни. Она посмотрела на широкое ровное пространство прямо перед собой: черная маслянистая поверхность Врат, не менее опасная, чем ковер, сплетенный из ядовитых змей. Возможно, два дня назад Чи Хён стояла на этом же самом месте, когда открылись гребаные Врата, а вчера подралась с Софией у дальней их кромки. Если удастся пережить нынешний день, завтра она ни за что сюда не вернется – она становится похожей на Сестер Сна, каждое утро расставляющих миски с черным рисом и курительницы с фимиамом из рыбы-гарпии возле Непорочных Врат. Однажды на рассвете Чи Хён видела, как монахини с шорами на глазах шли через тыквенное поле и серые ленты, пришитые к их рясам, развевались на ветру, словно щупальца медузы. Тогда она сочла древний ритуал чрезвычайно жутким, но теперь он казался пустяком по сравнению с тем, что собирался устроить около Врат Хортрэп.
Совомышь захлопала крыльями по лицу хозяйки, засмотревшейся на обнаженного белокожего гиганта, который тащил огромный заплечный мешок на плетеной раме, увенчанный самодельным алтарем. Чи Хён шикнула на своего демона, пытаясь успокоить, но Мохнокрылка продолжала отчаянно биться над ее головой и хлестать кожистыми крыльями по больной щеке. Принцессе по-прежнему не нравился план колдуна, но если таоанцы не остановятся в ближайшие тридцать секунд, а Хортрэп не успеет все подготовить, кобальтовых просто сметут…
И все же, когда страх разверзся в груди так же широко, как Врата перед глазами, багряная конница притормозила в какой-то полусотне ярдов от Чи Хён и ее небольшой свиты. Таоанцы демонски слаженно разошлись полукругом, а кобальтовые всадники вытянулись в линию по обе стороны от Врат. Сотня с небольшим оставшихся в строю ранипутрийских драгун кавалерессы Сингх и около пятидесяти наездников капитана Кимаеры, уцелевших в сражении у Языка Жаворонка, вовсе не выглядели устрашающей силой, но они должны были задержать противника, пока несколько сотен пехотинцев не догонят своего генерала или же Хортрэп не выполнит задуманное. О том, чтобы оставить кого-то из здоровых солдат в резерве, Чи Хён не помышляла. У кобальтовых не хватило бы бойцов даже для защиты крепости, не говоря уже о походном лагере, частокол вокруг которого был еще ниже, чем боевой дух солдат.
В то время как демон беспокойно хлопал крыльями, Чи Хён рассмотрела плотную линию из трехсот имперских всадников на рыхлом, высотой по надкопытье снегу. Превосходно обученные лошади не ржали и не гарцевали, и если бы не струи пара из ноздрей, их можно было бы принять за статуи. Многочисленная пехота таоанцев по-прежнему скрывалась за внушительной стеной кавалерии, и Чи Хён оставалось лишь надеяться, что битва еще не проиграна, что ряды противника вот-вот раздвинутся и вперед выйдут ее второй отец и полковник Ждун, чтобы предложить самозваному кобальтовому генералу переговоры.
Никакого движения, за исключением колеблющегося моря багряных знамен, сдерживаемого плотиной кавалерии. Канг Хо Хитроумный, как называли ее отца, всегда говорил ей, что боем нужно управлять, оставаясь в тылу. Если он уехал вчера, все еще может кончиться хорошо, если же остался с таоанцами, то кобальтовых ждет верная смерть… Разве что Хортрэп совершит невозможное с помощью древнего заклинания, которым не пользовались уже лет пятьсот, – вероятно, чрезвычайно мощного, если даже сам колдун никогда прежде не пытался его применить.
Чи Хён посмотрела через плечо туда, где должны были ожидать ее приказов Чхве и Сасамасо. Но, конечно же, там, с левой стороны, стоял только ее страж доблести, а находившаяся обычно справа кавалересса из народа Венценосного Орла ушла навсегда, как и многие другие. Теперь ее место занял Феннек, но не похоже, что он очень этим доволен. Да и не должен бы, учитывая, какой пинок им предстоит получить. Кавалересса Сасамасо была доброй и мудрой, неистовой в сражении и преданной, словно демон, но она исчезла в Изначальной Тьме, и какие бы ужасы там ни обитали…
Настоящий ужас – в том, что Чи Хён позволила Хортрэпу воззвать к их помощи. Она обернулась к стоявшему на коленях перед самодельным алтарем нагому колдуну, Мохнокрылка наконец оставила ее в покое, взмыв в небо, навстречу холодному северному ветру, подальше от Врат и татуированного, блестящего от пота великана, который нашептывал что-то в темный портал, не так уж и важно, что именно. Он погрузил бледные руки в лежавший перед алтарем простой полотняный мешок, откуда доносились визг и шипение.
– Генерал, – начал было Феннек звонким от напряжения голосом, но в этот момент, перебивая его, взревели имперские горны, все разом и так близко, что Чи Хён показалось, будто они дохнули холодом на ее распухшую щеку.
Это был сигнал к атаке. Вместо того чтобы повернуться лицом к наступающим таоанцам, она оглянулась назад, мимо демона в человеческом обличье, начавшего с ее позволения хитрую игру за пределами этого мира, мимо двоих верных охранников, мимо все еще ковыляющей к командиру малочисленной пехоты, к тому месту, где Чи Хён потеряла многих солдат, друзей и надежду. Ей хотелось гордиться этими храбрецами, что отозвались на призыв ее рога, хотелось выпрямиться в седле и отсалютовать им уцелевшим клинком, подняв его к небу здоровой рукой… Но не осталось сил ни на что, кроме сожалений об их несчастной судьбе, кроме вины и страха, пришедших в тот момент, когда принцесса попыталась различить среди приближавшихся солдат массивную фигуру Мрачного или гибкий силуэт Гын Джу. Ни того ни другого там не было, только слабые, едва передвигавшие ноги люди, еще не знающие, что они уже покойники. Имперская конница подступала все ближе, и дрожь земли под чужими копытами передавалась Чи Хён через тело ее скакуна.
О, как же хотелось увидеться с Мрачным перед неизбежным последним поражением! Но у нее не было на это времени, как и на свидание с Гын Джу, и со вторым отцом, и с первым, и с сестрами, и с многими другими родственниками. Ни на что больше не было времени, даже на колдовство Хортрэпа. Страх и вина сдавили сердце с такой силой, что принцесса едва не рухнула в обморок, хотя, возможно, это все происходило из-за жуков, а также из-за слабого гудения Врат. Интересно, они всегда издавали этот звук, которого Чи Хён не замечала по той единственной причине, что была слишком занята мирскими заботами, или он возникал лишь в тот момент, когда Врата зазывали недавно умерших?
Живот свела судорога, и Чи Хён, несмотря на облако саама в голове и болеутоляющую отраву в крови, мгновенно вышла из задумчивости. Пусть ей и предстоит сегодня умереть, она еще не умерла – едва ли боги могли додуматься до того, чтобы сохранить кишечные спазмы в загробной жизни. Она обернулась, чтобы встретить врага лицом к лицу, и еле сдержала смех при виде обнаженного Хортрэпа, – он нелепо прыгал вдоль кромки слабо гудящих Врат, подняв над головой тот самый великий ужас, который обещал вызвать для спасения Кобальтового отряда, – жирного черного опоссума, сердито зашипевшего, когда колдун впился зубами в его сальную кожу, но не вырвавшегося из рук.
Затем все заслонила атакующая кавалерия багряных. Чи Хён опустила забрало, воткнула длинное зазубренное копье в землю и выхватила из ножен клинок. Феннек и Чхве опустили пики и подъехали ближе в ожидании ее распоряжений. Генерал Чи Хён Бонг приподнялась в седле и издала боевой клич, готовясь подтвердить всю доставшуюся ей ранее славу, которую большинство жителей Звезды, возможно, считали чрезмерной.
Мордолиз перепрыгнул через очередное окоченевшее на морозе тело – девушки-солдата не старше четырнадцати лет. Глаза под тонким снежным саваном были открыты, так же как и рот, но еще шире зияло рваное отверстие в медном нагруднике, присыпанное по краям крупинками инея. Рану, вероятно, нанесли массивным клевцом, крупнее того, что заменял обух боевому молоту Софии.
Девочка потеряла в сражении плащ, но София и так поняла, что она сражалась за кобальтовых. Имперцы не брали на службу детей, хотя всегда были готовы поднять их на пики.
Пока София пересекала сверкающую белую долину, ей попался уже третий мертвый ребенок, и она сильно сомневалась, что дело в неудачно выбранном Мордолизом маршруте. Наоборот, все заснеженное поле боя, насколько мог видеть глаз, рябело от кобальтовых солдат, что порой лежали на других трупах, как своих товарищей, так и врагов. Важным теперь было лишь одно: успеет ли София добраться до генерала раньше, чем это сделают таоанцы, хотя она и не видела большой разницы: даже если бы София появилась здесь на рассвете, отдохнувший и лучше организованный имперский полк расправился бы с кобальтовыми в течение часа.
София побежала быстрее, и вовсе не затем, чтобы поучаствовать в резне, – она скользила по заснеженному полю, потому что увидела Чи Хён, окруженную горсткой защитников, всего в ста ярдах впереди. Если она успеет встретиться с генералом перед сражением, то покажет ей покореженную Сердоликовую корону, которую принес Мордолиз, – убедительное доказательство того, что с королевой Индсорит произошло нечто ужасное… А Чи Хён, в свою очередь, покажет находку командиру Таоанского полка и получит отсрочку, а то и нечто большее. Из всех провинций Багряной империи Тао уступает в преданности королеве только Азгароту, и если Индсорит лишилась своей короны, это не может не вызвать очень серьезные вопросы, касающиеся положения дел в империи, которые осторожная полковник Ждун наверняка захочет обдумать, прежде чем дать сигнал к атаке. Нет никакого смысла тратить силы на внешнюю угрозу, когда тебя могут в любой момент призвать на защиту от угрозы внутренней.
Таоанские горны заиграли опять, более слаженно, и София непременно прокляла бы все на свете, если бы у нее хватило на это дыхания. Она была уже близко, видела тонкую линию драгун Сингх, но имперские поганцы начали атаку, даже не соизволив выслать парламентера с предложением сдаться. Большинство ветеранов с возрастом становятся сдержанней, но, похоже, известная своей осторожностью полковник Ждун переживает сейчас вторую молодость, схватка возбуждает ее, как подростка в пору первой любви.
София со всех ног промчалась позади конных телохранителей Чи Хён и повернула направо, чтобы, прикрывшись Вратами от яростного натиска имперцев, двинуть либо обратно в лагерь, либо в горы. Никто не посмеет упрекнуть ее в бездействии… Но теперь уже нет возможности предъявить корону тому, кто мог бы остановить сражение. Если она решит остаться на поле боя, то непременно будет наказана за такую глупость. Давно прошло время, когда она…
София резко остановилась, едва не упав в снег, когда увидела на краю Врат Хортрэпа. Никто из кобальтовых, что метались по полю вокруг нее, не обращал внимания на колдуна, больше беспокоясь из-за несшихся прямо на них всадников. София же моментально прикипела к старику взглядом, и не только потому, что впервые увидела татуировку, покрывавшую всю его спину до самой задницы. Мордолиз, тоже заметивший Хватальщика, вернулся к ней, жалобно подвывая, затем оглянулся на Хортрэпа и зарычал; его жалкий мех встал дыбом. Демон и вчера вечером в свете факела выглядел неважно, а теперь, под лучами солнца, казался сваренным заживо, но тем не менее храбрился. София не понимала, что за хрень вытворяет чародей с корчащимся черным зверьком, но не могла не согласиться с Мордолизом. Ей тоже не нравилось происходящее, и пронзительный звук, идущий из Врат, не мог означать ничего хорошего.
Хортрэп торжествующе закричал и широко раскинул над головой руки. Одной он сжимал голову существа, похожего на опоссума, с выдранным на загривке мехом, а другой – конец непомерно длинного хвоста. Бедный демон завизжал, а Хортрэп принялся наматывать хвост себе на руку. Белая щетинистая лента сползала со спины животного, словно шелковая нить с гусеницы.
Даже по меркам Хортрэпа это было мерзкое зрелище, и София понимала: у него должна быть веская причина, чтобы заниматься таким непотребством здесь и сейчас, на краю Врат, перед наступающей вражеской армией. Прежде она не раз закрывала глаза на то, как ужасно он обращался со связанными демонами, как пожирал их, чтобы обрести магическую силу. И сейчас Хортрэп, несомненно, мучил именно демона, а не настоящего зверя. Но София все равно рванулась к колдуну по глубокому, до колен, снегу. Истошные крики опоссума резали уши, ритуал был слишком омерзительным, чтобы спокойно позволить чародею…
Быстро намотав на руку невероятно длинный хвост, Хортрэп вдруг швырнул демона во Врата. Зверь напоследок издал почти человеческий вопль и без единого всплеска исчез в черной глади… Но его хвост все еще тянулся к воздетой руке Хортрэпа. Мордолиз залаял, словно пытаясь пробудить мертвеца, о которого споткнулась София, когда наконец выбралась на расчищенную Хортрэпом площадку, а колдун опустился на колени перед миниатюрным алтарем и разбросал по краю Врат красные свечи, черные клыки и белые кольца. Хвост опоссума дрожал как тетива и все глубже впивался в молочного цвета кожу. Чародей обернулся к бешено лающему Мордолизу, и София подумала, что не видела жуткого великана таким встревоженным с того дня, когда они в Эмеритусе впервые вызвали демонов.
– Помоги! – крикнул колдун. Замерзшая грязь крошилась под его босыми ногами, он проскользил еще несколько дюймов к призывно распахнутой бездне, и теперь его пальцы почти касались кромки Врат. – Оттаскивая меня, оттаскивай!
Было бы очень заманчиво позволить ему отправиться в Изначальную Тьму, вслед за демоном, которого он мучил. Но Хортрэп Хватальщик, обязанный тебе жизнью, – не самое худшее, что можно себе представить. С тех пор как Марото спас его от огромной Королевы Демонов, которую они пробудили в Эмеритусе, колдун всегда и во всем опекал варвара. К тому же таоанская конница по ту сторону Врат разделилась, чтобы обойти сверхъестественное препятствие, и атаковала всадников Сингх с обоих флангов. Бросить старого друга в тот момент, когда имперцы вот-вот разобьют кобальтовых, – слишком бессердечный поступок, даже если речь идет о таком мудаке, как Хортрэп.
София уперлась сапогами в ледяное крошево и схватила Хортрэпа за запястье, его длиннющие пальцы обвились вокруг ее кисти… Но мощный рывок той силы, что тянула опоссума с другой стороны, свалил обоих с ног, и даже если бы Хортрэп выпустил руку, а не сжал еще крепче, София все равно бы не устояла. Она попыталась спасти самое беспринципное существо на Звезде – и теперь вместе с ним отправится во Врата. Как и любой смертный, она часто думала, что́ лежит за этим древним окном в Изначальную Тьму, но надеялась, как и всякий смертный, никогда не узнать этого.
Надежды смертных так хрупки…
Мрачный едва не споткнулся, услышав знакомый звук. Вокруг сталкивались, сражались, падали и умирали всадники в багряных и синих плащах и лошади, лошади, лошади. Но все они теперь перестали его интересовать, как и еще живые, хрипящие от натуги кобальтовые солдаты, которых он с легкостью обгонял, спеша к центру долины. Варвар не спускал глаз с просвета среди массы войск – это там, должно быть, находятся Врата. Он почти добрался до цели, как вдруг раздался тихий гул. Точно такой же он слышал в Эмеритусе, когда Безликая Госпожа прижала его к своей груди. Ошибки быть не могло. Мрачный знал, что однажды она придет за ним, ведь он не выполнил ее волю. Варвар обернулся посмотреть, как она появляется из Врат, сияющая и грозная…
Но вместо Безликой Госпожи Мрачный увидел на краю бездны своего злейшего врага, Софию Холодный Кобальт, которую он должен остановить, пока она не уничтожила огнем и колдовством всю империю. София, ее пес и Хортрэп Хватальщик стояли всего в двадцати шагах, спиной к нему, и мерзкий колдун постепенно соскальзывал к краю Врат. Тут Мрачный понял, что происходит: нечто ужасное дотянулось из Изначальной Тьмы, схватило колдуна за руку и медленно потащило в преисподнюю. София рванулась по замерзшей грязи к Хортрэпу, не обращая внимания на отчаянную схватку, в которой сошлись два отряда кавалерии, сверкая на утреннем зимнем солнце пиками и мечами. Однако по обе стороны от Врат оставалось открытое пространство, и ничто не мешало Мрачному помочь этим двоим спастись… или помочь им отправиться в бездну.
Гудение Врат все громче звучало в голове, и Мрачный рванулся вперед, еще не зная, каким будет его выбор.
Два дня назад толпа обезумевших каннибалов едва не съела Чи Хён живьем, и с тех пор она полагала, что впредь ей будет за счастье сражаться с обычными солдатами. Но пока все говорило о том, что вторая битва у Языка Жаворонка может закончиться еще ужасней, чем первая. Начиналось на удивление хорошо. Бросившиеся в атаку таоанцы никак не ожидали, что их прекрасно обученные кони испугаются Врат, а всадники Сингх вовремя заметили, что творится с их лошадьми, и кавалересса изменила тактику. Полковник Ждун не стала придерживаться правил благородного боя, тем самым позволив Сингх без зазрения совести пользоваться любыми средствами для достижения победы. К тому же кавалересса хотела добиться от генерала обещанной удвоенной платы для своих ранипутрийцев. Вместо того чтобы устремиться навстречу имперцам, ее драгуны придержали встревоженных коней, натянули луки и выпустили по нескольку стрел в кавалерию багряных. Образцовый порядок таоанцев моментально сменился хаосом. Вблизи Врат лошади отворачивали в сторону и сталкивались с соседними, а на них градом сыпались стрелы. Однако долго так продолжаться не могло – имперцев было слишком много, и у кобальтовых не хватало лучников, чтобы остановить лавину.
Встреча с дрогнувшими рядами таоанской кавалерии наполнила Чи Хён жгучей, почти очистительной яростью. За каждым вражеским забралом она видела глупую жирную физиономию своего второго отца и не испытывала больше ни печали, ни страха, только желание преподать жестокий урок старому хитровану. Она не могла полагаться ни на обещанную Хортрэпом мистическую помощь, ни на силу и опыт своих капитанов. Был только один способ сдержать багряный вал – взять управление в свои руки и повести войска на защиту долины. Она понимала, что должна отступить к пехоте, пока ее прикрывают драгуны Сингх, но всадники в багряных плащах уже просочились сквозь неплотный заслон кобальтовых и теперь догоняли небольшую свиту генерала.
В свое время Чхве не успела обучить Чи Хён искусству кавалерийского боя, на Непорочных островах чаще случались морские сражения, чем сухопутные. Но с тех пор как они вышли из ранипутрийских Врат, Чи Хён сосредоточилась на тренировках, которые по очереди проводили страж доблести и капитан Кимаера. Ее преподаватели разошлись во мнениях по некоторым деталям, хотя оба считали, что реальный боевой опыт исправит недостатки стиля. Но ничто не могло подготовить ее к сражениям лучше, чем неустанные упражнения. Кимаера дрался с ученицей не всерьез, зато Чхве не щадила ее. Каждый раз, когда дикорожденная вырывала поводья из рук Чи Хён, пугала ее лошадь и сбрасывала седока, юная военачальница проклинала суровую наставницу и обещала, что та будет горько раскаиваться, если подопечная сломает позвоночник или разобьет голову. Но Чхве только пожимала плечами и говорила, что трудно сочувствовать ястребу, который вылетел на охоту, не умея даже должным образом приземляться.
Теперь Чи Хён уже не проклинала Чхве. Страж доблести предупредила свою госпожу о том, что несколько врагов догоняют их, и свита генерала остановила напор имперцев, развернув коней раньше, чем таоанцы успели напасть со спины. Лошадь Чхве поднялась на дыбы как раз вовремя, чтобы не столкнуться с передним всадником, и, словно исполняя волю дикорожденной, ударила противника копытом прямо в шлем. Другой имперский рыцарь нацелил копье в грудь Чхве, как только ее лошадь опустилась на передние ноги, но Чи Хён пришпорила своего скакуна, чтобы перехватить удар. Копья багряных были намного толще и крепче, чем у непорочных, зато уступали в длине.
Чи Хён уперла торец копья в седло и направила острие в грудь рыцаря. Древко раскололось от удара, таоанец выпал из седла, застряв ногой в стремени, и конь потащил его прочь, так что скрежет доспехов по льду почти заглушил гудение Врат. Заметив приближение новых всадников, Чхве свистнула Чи Хён, та успела обернуться и неуклюже поймать переброшенное стражем доблести копье залеченными демоном пальцами. Чхве положила поперек седла имперское копье, и Чи Хён предположила, что дикорожденная подхватила оружие только что сраженного рыцаря. Но не было времени размышлять об этом, надо было встречать другое копье, направленное таоанской всадницей.
Через мгновение таоанка стала не опасна, две стрелы пробили ее нагрудник, а третья вонзилась в горло, прямо под ремнем, удерживавшим шлем. Она промчалась мимо генерала и телохранителей, мертвая или умирающая, но все еще прямо сидящая в седле. По трагическому закону войны ее место тут же заняли трое имперских всадников, а за ними уже двигалась пехота багряных. Драгуны Сингх не сдержали натиск врага, и теперь все войско таоанцев парадным маршем прошло мимо Врат, готовясь уничтожить мечту Чи Хён, – так орда муравьев надвигается на хромую саламандру. Самые быстрые из кобальтовых пехотинцев уже появились позади испуганно мечущихся по полю лошадей, но это больше походило на попытку тушить лесной пожар единственным кувшином воды.
Хортрэп, обещавший провести жуткий ритуал, который заставит таоанцев с криками ужаса покинуть поле боя или даже полностью уничтожит их, так и не продемонстрировал свой фокус. Но ведь и Чи Хён ничего не смогла предпринять, так почему она должна ждать большего от Негодяя? Все, о чем ей теперь оставалось беспокоиться, – как не попасть живой в руки таоанцам. Она не доставит Канг Хо такого удовольствия. К счастью, встреча со смертью на поле боя не представляла большой сложности.
Хотя Пурна искренне любила Дигглби, она быстро пришла к выводу, что без своего демона-спаниеля он ни за что бы не выбрался живым из Пантеранских пустошей. Нет, не совсем так. На обратном пути он стал ее близким другом и заслужил много добрых слов. Но без присмотра покойного Принца паша Дигглби не смог бы даже из ванной вылезти без ущерба собственному здоровью. И с тех пор как Диг, чтобы спасти жизнь Пурне, пожертвовал этим существом, оберегавшим от ненужных приключений его задницу, она никогда не забывала, чем ему обязана, и как человек… ну да, как человек чести старалась уплатить долг.
И успела сделать это трижды, пока они пробились сквозь конницу, заполнившую всю центральную часть долины. Она отразила два выпада, каждый из которых мог продырявить Дига, а затем ударом копья расплескала мозги имперца, слишком увлеченного нападением на пашу.
Не то чтобы Диг в это время витал в облаках – он всегда там витал, как бахрома угракарских молитвенных флажков. Иногда даже выше.
Не то чтобы Диг не мог постоять за себя – он не был первоклассным бойцом в отличие от Пурны, но все же с грехом пополам защищался, поскольку противники вечно принимали его за полного неумеху.
И не то чтобы Диг растерялся в суматохе, что было бы вполне объяснимо, когда со всех сторон неслись яростные крики и лязг оружия, спереди надвигалась стена имперской пехоты, всадники проносились мимо с такой быстротой, что двое друзей не успевали даже определить, на чьей стороне сражаются эти люди, а большинство кобальтовых пехотинцев отстали почти на сотню ярдов, так что Пурна и Дигглби оказались одни в окружении врагов. Несмотря на все это, Диг вовсе не потерял присутствия духа.
Нет, трудность заключалась в том, что раскрашенный под мертвеца щеголь не пропускал ни одной стычки и бросался в бой, ничуть не беспокоясь за свою жизнь. Должно быть, постоянно находясь под защитой Принца, Диг обзавелся привычкой переоценивать свои способности, не такие уж плохие, но вовсе не гарантирующие неуязвимость. Разумеется, Пурна любила хорошую драку не меньше, чем этот бесстрашный герой в элегантных шерстяных сапогах, но Диг так разошелся, что атаковал конного таоанского рыцаря, когда Пурна попросила прикрыть ей спину, пока она заряжает пистолет. Она едва успела выстрелить в мчавшуюся галопом лошадь, пробив чешуйчатый нагрудник, так что кровь брызнула во все стороны, словно мякоть томата на учебных стрельбах. Хотя обычно она целилась в наездника, если была такая возможность. Не то чтобы ей сильно нравились лошади, эти огромные чудища, но все равно животные не должны страдать за своих хозяев.
Пурна опустилась на колени и развязала висевший на поясе мешочек с порохом и пулями.
– Это у меня сорок пятый! – воскликнул Диг, всадив тонкий, как игла, клинок под забрало упавшего с коня имперца, который только что едва не убил его самого.
Судя по тому, как неподвижно лежал таоанец, пока Диг приближался к нему, он еще при падении сломал себе шею, но Пурна решила не говорить об этом. С одной стороны, их спор давно закончился и Диг просто хвастался, называя случайные числа, а с другой – она была слишком занята размышлениями о том, как выбраться живыми из этого сраного хаоса.
План был простой: следовать вместе с Чхве за Чи Хён, куда бы та ни пошла. Доказать свою преданность, бесстрашие и все такое прочее, чтобы генерал, не раздумывая долго, разрешила им с Дигом отправиться на поиски Марото. Однако все пошло кувырком, как только Чхве обнаружила, что ее подопечная умчалась к Вратам, чтобы помочь Хортрэпу справиться с каким-то делом. Дикорожденная тут же вскочила на лошадь и поскакала к генералу, не оставив Пурне и Дигглби другого выбора, как бежать следом, а когда они достигли долины, поиски Чи Хён уже стали безнадежной затеей – отвратительное темное облако больше не закрывало видимость, как в первой битве, но это ничего не меняло, поскольку разглядеть что-либо в гуще яростного боя было еще трудней, чем в густом дыму. Оставалось только догадываться, где искать военачальницу во всей этой суматохе, но даже если бы они случайно наткнулись на Чи Хён, она бы вряд ли заметила их самоотверженную помощь. Нет, единственный разумный вариант – вернуться в лагерь и собрать вещи для поспешного отъезда. Дала им Чи Хён официальное разрешение или нет, но они вышли на битву и сразились, и если генерал останется в живых, она обязательно оценит их мужество, а если нет – что ж, тем больше у них причин поторопиться.
– Диг! – крикнула Пурна, забивая пулю в ствол пистолета и натягивая поглубже капюшон из меха рогатого волка. Она вся вспотела, несмотря на укусы холодного ветра. – Назад, шут гороховый! Нужно возвращаться в лагерь!
Пурна так и не поняла, услышал ли ее Диг за странным гудением, звучавшим все громче, но он все равно побежал навстречу плотным рядам таоанской пехоты, размахивая сверкающим клинком и больше напоминая не кровожадного наемника, а ребенка, играющего в пиратов. Пурна, не видя другого выхода, бросилась следом – в прошлый раз он не позволил ее глупой заднице навсегда остаться на этом поле, и теперь она должна проследить, чтобы ничего не случилось с ним самим. Она понятия не имела, как удавалось Марото терпеть все их выходки, но ему удавалось, и только это имело значение.
Пурна скользила по заледеневшей грязи за последним оставшимся в живых другом, в сторону противника, с которым не надеялась справиться, и думала о том, что теперь-то наконец старый олух мог бы ею гордиться. Если бы только он видел это… Нет, окажись он здесь, наверняка бежал бы в противоположном направлении, взвалив на одно плечо Пурну, а на другое – Дига. Так или иначе, но она жалела, что его нет рядом.
Если бы еще и дядюшка Трусливый оказался здесь, это было бы просто прекрасно, все три проблемы Мрачного собрались бы в одном месте, на краю того, что сумасшедшие подонки, люди Шакала, называют Голодным богом. Захотелось на мгновение остановиться и просто понаблюдать, как тонкое белое щупальце, обхватившее руку Хортрэпа Хватальщика, затягивает его во Врата; в конце концов, именно об этом попросил дедушка после первой встречи с Хортрэпом – убить это чудовище. Затем, когда колдун исчезнет из песни Мрачного, можно будет столкнуть и Софию, прежде чем та успеет понять, кто это сделал; демон рядом с ней выглядит совсем изнуренным, вряд ли он способен помешать.
Не сказать, что эта пожилая женщина действительно такая ужасная злодейка, какой ее описывает Безликая Госпожа, но разве допустимо не воспользоваться шансом, когда на другой чаше весов лежит жизнь огромного города? Судя по тому, что он слышал о Софии, она хладнокровная убийца, по ее вине погибло множество людей на всех Лучах Звезды, а если этого недостаточно, то совсем недавно она пыталась без всякой причины прикончить Чи Хён. Даже если бы Безликая Госпожа не предупреждала о задуманном Софией гнусном преступлении, ясно же, что без нее мир станет лучше.
К ее чести следует признать, что дядюшку Трусливого она разделала под орех, но едва ли это перевешивает все остальное.
Последние десять ярдов Мрачный промчался, почти не касаясь ногами снега. Если бы он покончил с обоими при первой встрече, с Хортрэпом – на равнинах Самота, а с Софией – здесь, в лагере, возможно, все сложилось бы немного иначе, немного лучше. Глядишь, и дедушка остался бы в живых, и даже удалось бы разобраться с дядюшкой Трусливым. София с трудом удерживала Хортрэпа, и у нее не было ни единого шанса увернуться от удара, так что Мрачный мог без труда спихнуть в гудящие Врата и ее, и обнаженного гиганта-ведьмака. Хватит уже гребаных сомнений, пришло время действовать, надо избавиться от этого дерьма раз и навсегда…
Мрачный резко остановился на мерзлой земле и ухватил Софию за руку, как раз в тот момент, когда неумолимая сила повалила с ног и ее, и Хортрэпа. Вместо того чтобы упасть во Врата, они лишь проскользили на фут вперед, но варвар удержал их, прибавив еще одно звено к цепи сопротивляющихся смертных. Дурак! Какой же ты дурак! Но только такие сраные дикари, как люди Шакала, способны заживо сбрасывать врагов в преисподнюю, а Мрачный не дикарь… Стоя на краю Изначальной Тьмы и борясь с неведомой силой, он думал о том, что не может убить человека за преступление, которое тот еще не совершил. Наблюдать за тем, как Софию затягивает во Врата, – это все равно что самому столкнуть ее в бездну, и ему не убедить себя в обратном.
Она посмотрела на него, а он на нее. Его ноги скользили по снегу, и как раз в тот миг, когда стало ясно, что он самым дурацким образом обрек себя на гибель, игра в перетягивание каната внезапно закончилась и все трое повались на спину. Мрачный и София поспешили выбраться из-под тяжеленного Хортрэпа, который лежал, трудно дыша и вздрагивая, как выброшенный на берег кит. Варвар хотел что-то сказать, но сумел только кивнуть. И вдруг заметил белый усик, который все еще обвивал запястье Хортрэпа, тянулся по земле и через несколько футов исчезал в пасти Врат. Приглядевшись, он обнаружил, что мохнатый канат не растворяется во тьме, как сначала показалось, а зримо уходит дальше, в бездонную глубину. Это казалось чертовски странным, поскольку Врата Эмеритуса были непроницаемыми, как сама тьма, а сейчас Мрачный словно смотрел в затянутый льдом водоем. То ли эти Врата отличались от прочих, то ли его глаза привыкли к Изначальной Тьме и теперь могли видеть то, что недоступно другим смертным… И там, где канат наконец скрывался с глаз, из бездны поднималось, карабкалось, всплывало, вылетало нечто огромное.
Мрачный увидел достаточно, чтобы понять: нужно уносить ноги, причем не теряя ни секунды. Врата оглушительно гудели, земля испуганно дрожала. Кинувшийся наутек Мрачный налетел на Хортрэпа, только что поднявшегося на ноги. Варвар ударился при падении еще сильнее, чем в первый раз, а когда сумел встать, бог или демон, которого Хортрэп Хватальщик призвал из Изначальной Тьмы, уже ворвался в мир смертных и проглотил солнце.
Теперь Мрачный окончательно понял, что должен был убить этого старого засранца, когда была такая возможность.