«Разорвать. Растерзать. Убить».

Шепот разбудил Кэля, и он завозился под походным одеялом. Драконье сердце алкало крови, кости ныли – ошейник жестоко мстил за неповиновение.

За отказ убивать Лорелею.

Девушка спала тут же, в шатре, отделенная от Кэля только мощным телом Габриля. Тонкий лунный луч проник сквозь прореху, лег Лорелее на лицо. Кэль сел, обхватил колени руками. Когда разум спящей Лорелеи был свободен от мыслей, читать которые Кэлю запрещалось, он мог вот так на нее смотреть.

Сейчас ему не нужны были ее мысли. За те дни, что миновали с разрушения моста, Кэль успел изучить их, как свои собственные.

Ход мыслей Лорелеи завораживал его, приводил в восторг. Принцесса замечала каждую мелочь, анализировала всё, что видела и слышала, разрабатывала планы, как избегнуть опасности, скорее, чем иной человек вообще соображает, что нуждается в плане. Сам Кэль в Академии изучал военную стратегию в теории и на практике, но всегда полагался на чужие, давно проверенные решения. Лорелея действовала иначе. Она искала новую информацию, новые варианты действий и сразу же использовала их. Имея оригинальный план, Лорелея прямо-таки бросалась в самое пекло, и ее было не остановить. Этой ее чертой Кэль особенно восхищался. Хрупкая с виду девушка легко шла на риск; да что там – она рисковала больше их с Габрилем, вместе взятых!

Глядя на нее, Кэль тоже хотел совершить побольше подвигов, прославиться в битвах, стать идеальным воином и лучшим на свете правителем.

Он неотрывно смотрел на бледную, серебрящуюся в лунном свете щеку Лорелеи – и таял. Да помогут ему Небеса! Он привязался к этой девушке сильнее, чем мог ожидать; он думал о спящей Лорелее то, что следовало прятать от Лорелеи бодрствующей. Как не похожа она на прочих девушек! Как не похожи его чувства к ней на чувства к прочим девушкам! Лорелея – вся огонь и сталь; у нее душа воительницы и сердце львицы. Отец и матушка с радостью приняли бы ее.

Мысль о родителях причинила боль, шатер показался невыносимо душным. Кэлю захотелось на воздух, под звездное небо. Осторожно, чтобы не коснуться Габриля (в прошлый раз такое нечаянное прикосновение едва не стоило Кэлю глаза; лишь Небесам ведомо, как этот вояка умудряется спать в обнимку с обнаженным мечом и не причинять вреда ни себе, ни Лорелее), Кэль выбрался из-под одеяла и выполз на воздух.

Шатер стоял в рощице; перекресток, к которому стремилась Лорелея, находился совсем рядом. Они почти дошли. Кэль взобрался на эбеновое дерево, устроился меж ветвей. Спиной прислоняясь к стволу, он мог видеть небо, мог лететь мыслями в Элдру, спасенную Лорелеей. Там, дома, его ждет Бриг. Там ждут Трагг и Джин – если, конечно, Ирина их не убила.

Ошейник активизировался; заныла, загудела от боли грудь. Чернота выползла из глубин разума, но Кэль не дал ей заволочь сознание, сосредоточившись на знакомых с детства созвездиях. И боль отступила, шепот обернулся невнятным отдаленным шумом.

«Ты делаешь успехи».

Кэль вздрогнул и глянул вниз. Под деревом, накинув на плечи толстый свитер, стояла Лорелея.

«Почему ты не спишь?»

Она посмотрела в сторону перекрестка, скрытого за деревьями. В голове пронеслось сразу несколько ответов: «Я волнуюсь», «Я готова начать», «Я увидела, что тебя нет в шатре, и испугалась, что ты ушел от нас», «Я тоскую по Лео», но Лорелея выбрала деловой ответ – «Не знаю. Просто не спится. Наверное, лучше уничтожить перекресток ночью, потому что днем там полно людей».

«Тогда почему ты не разбудила Габриля? Нам ведь нужно будет бежать, как только ты закончишь, не то Ирина придумает что-нибудь вроде шагающих истуканов».

«Я не разбудила Габриля потому, что сначала хотела посоветоваться с тобой».

За простыми словами Кэль прочел нечто большее – теплоту, смущение и еще одну эмоцию. В этой последней он не был уверен. Чтобы узнать наверняка, пришлось бы задавать дополнительные вопросы. А Лорелея определенно этих вопросов не хотела.

«Я рад. Спасибо за доверие».

Он спустился с дерева и указал на светлое пятно от лунного луча, приглашая Лорелею сесть именно там. Они уселись рядом. Мысли девушки неслись вскачь, мысли Кэля были тяжелы от тоски по Элдре.

«Скоро ты сможешь вернуться домой».

Лорелея сложила руки на коленях, устремила взор к звездам.

«Твоя сестренка, должно быть, ужасно по тебе тоскует».

При этой мысли образ Лео так ясно представился Лорелее, что сердце зашлось. Кэль плотнее прижался плечом к ее плечу, как бы говоря: я с тобой. И действительно, стало чуточку легче.

«Вы с Бриг определенно поладите. Увидишь, какая у меня славная сестра».

«Даже не сомневаюсь в этом».

Лорелея телепатировала Кэлю свои представления о Бриг – веснушки на задорном носике, смешинки в янтарных глазах, детское любопытство, обожание старшего брата и бесконечная вера в него.

«Ты, Кэль, вернешься домой, потому что твое королевство нуждается в правителе. А я останусь здесь. Мы приближаемся к столице. Нынче ночью я уничтожу перекресток. Когда мы вступим в Хиндерлиндский лес, я разрушу сторожевые башни и гарнизон, что охраняет огород. Тогда некому будет помочь Ирине. Из лесу мы выйдем прямо к столичному крепостному валу, и тогда-то состоится поединок между мной и Ириной».

«Это будет не поединок. Это будет битва. Двое против одной. Ты и я – против Ирины».

При мысли об Ирине драконье сердце заколотилось с удвоенной силой.

«Можешь не волноваться. Я помню про твое человечье сердце. Я найду его и верну тебе. Домой ты полетишь уже с двумя сердцами».

«Я совсем не то имел в виду. Я хотел сказать, что не оставлю тебя один на один с Ириной. Конечно, я сейчас не могу превратиться в дракона, но в моей груди пылает драконий огонь, и я быстр, как настоящий дракон. Я сильнее и проворнее любого из людей. Не завидую Ирине. Ей придется несладко. Нас обоих разом она не повергнет».

«Драконий огонь? – Лорелея нахмурилась, потемнела лицом. – Ты грозишься использовать его против Ирины – но почему ты не применил драконий огонь против меня – ну, тогда, сразу?»

«Очень надеюсь дожить до той поры, когда ты перестанешь меня этим попрекать. – Кэль улыбнулся. – А имел я в виду вот что. Я больше не могу изрыгать огонь, как делают драконы, зато огнем я воспламеняю себе кровь. Подобный жар у человеков вызывает ожоги».

«Когда ты открыл в себе эту способность?»

«Когда на тебя обрушился каменный истукан. Всё во мне забурлило, закипело. Я так хотел превратиться в дракона, чтобы выхватить из воды проклятую статую и спасти тебя. Я был настолько…»

Напуган? Разъярен? Кэль не ведал подходящего слова.

«Ну так вот. Я раскалился до такой степени, что, когда вошел в реку, вода закипела вокруг меня».

«Когда ты взял меня за руки, я не обожглась», – возразила Лорелея.

«Потому что я успел подавить пламя. Я не хотел обжечь тебя, Лорелея. Я бы скорее умер, чем причинил тебе боль».

«Похоже, ты готов умереть за всякого, кто тебе дорог».

Нежась в лучах ее взгляда, Кэль гнал мысли о том, как целительны эти лучи для ран, которые наносил ему покойный отец своим непониманием, своим вечным недовольством.

В глазах Лорелеи отражался звездный свет. Плечо касалось плеча Кэля.

«Ты такой самоотверженный. Не верится, что ты был никудышным принцем».

«Что? А, ты об этом!»

В мыслях Лорелеи Кэль увидел себя – дракона, охотящегося на хрупкую девушку с целью спасти свое королевство.

«Ты считаешь, что являешься неравноценной заменой своему старшему брату. Что из него получился бы куда лучший правитель. Что отец сокрушается, глядя на тебя с Небес».

Сострадание смягчило смысл ее слов – и всё-таки в них слышался металл.

«По-моему, ты глубоко заблуждаешься, Кэль. Ты – прирожденный правитель и вождь. Вспомни, в твоих шалостях участвовала чуть ли не половина Академии. Это потому, что ты умеешь вести за собой. Твои друзья, не задумываясь, решили сопровождать тебя в опасном путешествии. Они поступили так, ибо знали то, что отныне знаю и я. Твои силы безмерны, твоя суть такова, что ты готов жертвовать собой ради других. Именно такой государь сейчас нужен Элдре».

Отчаянное желание быть с Лорелеей заполнило грудную клетку, обожгло.

«Я ведь не рассказывал тебе о своих отношениях с отцом. И о том, что друзья последовали за мной в Рэйвенспир, хоть я и не просил их об этом».

Лорелея прикусила губу.

«Извини. Я ненароком прочла твои мысли».

«Тогда уж и ты извини. Потому что я твои мысли тоже читал – те, которые для этого не предназначены. Например, я знаю: ты считаешь себя слишком серьезной. Ты бы и рада измениться, но не позволяешь себе этого. Тебе кажется, что серьезность пристала королеве. Еще я знаю, что тебя гложет тоска по материнской ласке, которой ты лишилась так рано. И тебе ненавистны воспоминания о счастливых днях, которые настали после того, как твой отец женился вторично – на твоей тетке, Ирине».

«Не странно ли, что мы, не будучи друзьями, так много знаем друг о друге?»

«Разве мы не друзья?»

«Мы едва знакомы».

Кэль вскинул бровь.

«Я имела в виду, мы слишком мало времени знакомы, чтобы иметь представление о подобных вещах. О самом главном. Ведь случается, что люди дружат с малолетства, они неразлучны, но и тогда не знают друг о друге самого важного. Мы, наоборот, знаем важное, но понятия не имеем о мелочах – привычках, вкусах, предпочтениях».

Кэль чуть потерся плечом о плечо Лорелеи, улыбнулся.

«Ну так давай поспрашиваем друг друга».

«О чем?»

«Ты же сама сказала: о привычках, о вкусах. Как нормальные люди, а не как телепаты».

Лорелея рассмеялась.

«Давай. Я начну. Тебя зовут просто Кэльванишмир Аршньевнек – или у тебя еще с полдюжины имен, как у всякого королевского сына?»

Кэль мысленно зарычал.

«Мое третье имя – Эйлертольванишк».

В мыслях возник образ наставника, магистра Эйлера, что рядом со своим королем наблюдал за первыми шагами маленького принца и горделиво улыбался.

«То есть ты наречен в честь директора Академии, который тебя же из этой Академии впоследствии и выгнал?»

«Увы, да. А как твое полное имя?»

«Розалинда Татьяна Лорелея. Розалиндой звали мою бабушку со стороны отца. Татьяной звали мою маму».

«Какое у тебя любимое блюдо?»

«Пирог с земляничным вареньем. А у тебя?»

«Я любой еде предпочитаю сыр. Не важно какой. Твердый, мягкий, пресный, соленый – всякий».

Кэль поднял взгляд на небо, густо затканное созвездиями. Он тянул время, измышляя вопрос, который помог бы ему разом получить полное представление о характере Лорелеи.

«Почему ты выбрала в питомицы хищную птицу?»

«Саша глаза бы тебе выклевала за слово «питомица». В другой раз будь осторожней в мыслях, не нарушай птичьего этикета», – усмехнулась Лорелея.

Она чуть потянулась, всё еще касаясь Кэля плечом, и тоже стала смотреть на звезды.

«Это было девять лет назад. Мы с Лео и Габрилем бежали из королевского замка, от чар Ирины».

Так начала Лорелея. Кэль почувствовал тьму за этими словами. Девушка, сидевшая рядом с ним, душою была сейчас далеко. Она заново переживала боль утраты. Ее по-прежнему мучило ощущение затерянности в лесах, в предгорьях, среди каменистых пустошей, под неприветливым небом.

«Мы нашли приют у одной старушки в Фалькрейнских горах. Эта добрая женщина, как умела, врачевала Габрилеву ногу. Мне запретили выходить из ее хижины, однако Лео уговорил меня сбежать. И вот мы с ним пробрались в лес, на разведку – и нашли крохотного птенчика, который выпал из гнезда и сломал крылышко. Я взяла птенчика в руки».

Лорелея перевела взгляд на свои ладони. Она смотрела так, словно в ладонях по-прежнему лежал теплый, уродливый, беспомощный живой комочек.

«Понимаешь? Я дотронулась до птенца голыми руками! И магия сразу же забурлила во мне, словно ждала этой минуты. Я произнесла заклинание, и сломанное крылышко срослось. Саша исцелилась».

«И тогда же ты установила с ней телепатическую связь, да?»

Лорелея кивнула.

«Я забрала Сашу с собой. Пусть и исцеленная, она была слишком мала и слаба. Она бы не выжила без меня. Габриль, видя такое дело, решил, что мне следует постоянно носить перчатки. Он боялся, что, коснувшись земли, растения, камня, отравленных чарами Ирины, я выдам себя».

«Мудро с его стороны».

Лорелея улыбнулась.

«Да, Габриль очень умен. Впрочем, довольно обо мне. Поделись лучше ты своими самыми дорогими воспоминаниями».

Дорогими воспоминаниями? Кэль усомнился, что располагает таковыми, однако память быстренько подсунула подходящую картинку. Шестилетний Кэль вместе с одноклассниками стоял на плацу, готовый получить почетную ленточку за лучший полет в своей возрастной категории. Отец сиял от гордости, его рука лежала на плече у Кэля. Матушка подмигивала младшенькому, обнимая старшенького. Девятилетний Рагванишнар изо всех сил старался изображать полное безразличие к успехам брата.

Лорелея улыбнулась.

«Видимо, то был хороший день для тебя».

«С тех пор отец мною уже не гордился. Никогда».

«Уверена, что ты ошибаешься. Твой отец наверняка имел достаточно поводов гордиться тобой. Ты просто не замечал. Или не помнишь».

Кэль передернул плечами, будто слова Лорелеи были беспочвенным утешением. Впрочем, он не сомневался: Лорелея знает, что говорит. Ибо она способна видеть истину.

«Ну а у тебя какое самое дорогое воспоминание?»

Лорелея представила: она, совсем крошка, сидела на одеяле, поглощая землянику. Женщина с белоснежной кожей, с темными глубокими глазами, стоя рядом с ней на коленях, заплетала в косички ее черные волосы. В колыбели мирно спал мальчонка, такой же белокожий и чернокудрый, как его мать и сестра.

Кэль всё понял без дополнительных вопросов.

Они еще посидели молча, не обмениваясь мыслями. Оба слушали, как поскрипывают на ночном ветру древесные ветки, как ухает в отдалении сова. Наконец Лорелея шевельнулась, и Кэль понял: в ее разуме уже формируется план. Нужно разбудить Габриля. Нужно разобрать шатер. Затем – разрушить перекресток и дорогу, ведущую к столице.

Прежде чем Лорелея успела оформить эти распоряжения, Кэль поднялся и протянул ей руку, чтобы помочь встать. Лорелея приняла этот жест.

«Я рада, что теперь мы – настоящие друзья».

В ее тоне была серьезность, в улыбке – смущение.

«И я рад».

Лорелея пошла к шатру. Кэль проводил ее взглядом. При словах «настоящие друзья» ошейник до того опешил, что даже на минуту заткнулся.