Глава 9

Чужая злость разъедала его изнутри, жалила острыми иголками, расстилала красную пелену перед глазами. Он почти ничего не видел перед собой, чувство оказалось слишком сильное, но – ему нравилось. Нравилось купаться в нем, черпать полными ладонями и жадно глотать. А еще можно позволить себе не сдерживаться, ведь есть отличное прикрытие – работа. На его лице появился предвкушающий оскал, меньше всего похожий на улыбку. Он краем глаза замечал, как шарахались прохожие, завидев его перекошенное лицо, но его мало волновали посторонние. До дворца он добрался быстро; злость пьянила, бежала по венам отравленным сладким ядом, заставляя дрожать в нетерпении. Сейчас… сейчас все будет… Надо только взять девушку…

Галереи, арки входов, залы, гостиные – он почти бежал, злость требовала выхода, толкала изнутри, заставляя шипеть сквозь стиснутые зубы. Еще один поворот, ушей коснулся звонкий девичий смех, и мужчина замер, нервно облизнувшись. О, да! Этот нежный звук, ласкающий слух! В животе все задрожало от ожидания, и он уже почти сделал шаг, собираясь выбрать ту, которая поможет ему сейчас, но судьба распорядилась иначе. Ему навстречу вышла другая… И едва их взгляды встретились, он понял, что эта сейчас гораздо желаннее, привлекательнее, и хотелось выплеснуть на нее все то, что клокотало внутри. Ведь необязательно, совсем необязательно такие драгоценные чувства, как нынешняя злость, расплескивать впустую с той, которая не оценит, а просто впитает в себя и не ощутит до глубины всю прелесть. А эта – эта сможет… Ей не впервой, и она умница, знает, как себя вести.

Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и потащил за собой, и она – молодец! – не стала задавать вопросов, следуя за ним. Всегда бы так… В голове вспыхнула картинка утра, и злость ударила в голову раскаленной волной жара. Она. Посмела. Не подчиниться. Ее надо наказать, немедленно, и именно этим он сейчас займется с большим удовольствием. Злость бурлила, смешивалась с предвкушением, и у него аж рот наполнился слюной при мысли, что его ждет в ближайшее время. Он не помнил, как почти бегом преодолел весь дворец, спустился по неприметной лестнице в дальний подвал, куда давно никто не заглядывал, даже немногочисленная прислуга. Очень удобно, когда за тобой не наблюдают, а даже если кто-то что-то увидит, то не остановит – татуировка нестерпимо пылала, показывая, что Каратель вернулся с задания, а значит, все происходит правильно.

Еще несколько пролетов, короткий коридор – и дверь без обычного замка, только гладкая пластина с замысловатым рисунком. Мужчина достал из кармана кольцо с печаткой и приложил к рисунку: тот вспыхнул зеленоватым светом, и дверь бесшумно открылась. Каратель втолкнул девушку в помещение, и внутри, повинуясь магии, тут же вспыхнули ровным светом светильники на стенах, бросая тени на предметы. Разные причудливые приспособления для специфических любовных утех выглядели устрашающе, больше похожие на пыточные инструменты, особенно многочисленные хлысты и плетки, висевшие на стенах. Пожалуй, только кровать выглядела здесь безобидно да два кресла у камина. В последнем тлели угли, придавая некоторый уют необычной обстановке. Мужчина повернулся к молчаливой девушке и скомандовал, дрожа от нетерпения:

– Раздевайся.

Он держался на самой грани, не давая чужому чувству накрыть себя с головой, иначе не получится прочувствовать наслаждение до конца. Раньше – с другой, предназначенной, – все заканчивалось слишком быстро, к его разочарованию, девчонка забирала лишнее, оставляя после себя пустоту и неудовлетворенность. Сейчас… должно получиться интересно, о да. Он не отрывал взгляда от куколки, наблюдая, как она избавляется от наряда, позволив ему упасть к ногам. По изгибам точеной фигурки скользили блики, и Каратель откровенно любовался, мысленно представляя, как это тело будет извиваться под ним, вздрагивать от прикосновений и ударов… Прелестная игрушка.

– Встань на колени там. – Он указал на одну из конструкций, которую собирался использовать в ближайшем времени.

Девушка, опять без слов, подошла и опустилась на пол, подняв на него глаза и положив ладони на бедра, дожидаясь следующих указаний. Внутри шевельнулось смутное недовольство, добавив остроты перца в обуревавшие его эмоции. Она слишком послушная, нехорошо. Он хотел наказать ее, хотел увидеть красные полоски на этой нежной коже и, может, даже капельки крови. Ничего, один повод у него все же есть.

– Раздвинь ноги, – отдал он следующий приказ, начав неторопливо снимать свою одежду – на белой рубашке могут быть заметны следы, чего ему бы не хотелось.

Чем меньше внимания он привлечет, тем лучше. Оправдываться и объяснять что-то кому-то Каратель не желал, даже прикрываясь заданием. Слишком рискованно… Игрушка послушно раздвинула колени. Он шумно вздохнул, разглядывая темные кудряшки над средоточием всех его непристойных мыслей, – а ведь там никто еще не бывал. В паху болезненно запульсировало, член налился кровью, и штаны стали тесными и неудобными.

– Шире, – чуть охрипшим голосом потребовал он, облизнувшись.

Она подчинилась, и розовые створки чуть разошлись, показывая нежную, беззащитную плоть. Немедленно захотелось прикоснуться, погладить, а потом распластать ее прямо на этом холодном каменном полу и резко войти до самого конца в тугую, шелковистую глубину. Сорвать с губ болезненный вскрик, ощутить, как она напрягается под ним в безуспешной попытке вытолкнуть. Схватить ее волосы, намотать на кулак, заставив выгнуться сильнее, и толкаться до упора, пока горячая волна наслаждения не накроет с головой, а игрушка не обмякнет покорно, позволяя делать с собой все, что он захочет…

Но сначала – наказать. Так, чтобы запомнила боль. Сегодня наслаждение будет получать он один, а куколка не заслужила. Чужая злость радостно взвыла, раскинув кожистые крылья, рванулась по телу царапучими плетьми, побуждая поскорее приступить, показать, кто здесь хозяин. Каратель отбросил небрежным жестом рубашку, оставшись в одних штанах – от обуви он тоже избавился и стоял босиком. Камни пола приятно холодили, ему нравился контраст между огнем, сжигавшим его тело, и прохладой, ласкавшей ступни. Он медленно подошел, остановился перед куколкой и приподнял ее голову за подбородок, едва удержавшись от желания размахнуться и отвесить ей пощечину, разбить эту фарфоровую маску отстраненности на ее лице. Он жаждал эмоций, ее эмоций. Что ж, если она не удовлетворит его желаний, есть еще один повод наказать, и посильнее, чем за ослушание утром.

Он присел и медленно обвел пальцем контур ее губ.

– Сегодня ты не получишь удовольствия, – мягко произнес он, хотя внутри бушевал черный ураган, требуя выпустить его; мужчина сдерживался из последних сил. – Наслаждаться буду я. Но я разрешаю тебе кричать, упрашивать меня не делать того, что я буду с тобой делать, плакать, если захочешь. – Его голос умиротворенно журчал вопреки страшному смыслу слов, и палец настойчиво раздвинул губы девушки, проникнув ей в рот. – Сегодня ты можешь быть непослушной. – Он с предвкушением улыбнулся, почувствовав, как она, не дожидаясь дополнительного приказа, принялась посасывать.

Мужчина шумно выдохнул, в последний момент поймав порыв схватить за волосы, резко дернуть назад и вставить в этот податливый ротик совсем не палец, как следует оттрахать его… Он выпрямился, сердце тяжело бухало в груди, больно отбивая ребра, и больше терпеть уже не было сил. Медленно улыбнувшись, он вытянул стопу и большим пальцем раздвинул нежные складки, слегка пошевелив, – они были едва влажные, совсем не готовые. Ничего, это ненадолго. Девушка чуть заметно вздрогнула, продолжая смотреть на него снизу вверх, но не попыталась отстраниться или свести колени. Послушная. Однако сейчас ее покорность раздражала. Он отступил на шаг и отрывисто приказал:

– Встань.

Она подчинилась. Мужчина внимательно оглядел игрушку, потом перевел задумчивый взгляд на разнообразные приспособления и выбрал подходившее под его планы – первоначальные.

– Сядь туда, – последовало новое веление, и хозяин указал на конструкцию.

На сей раз это была скамейка с перекладиной внизу – с нее свисали кожаные ремешки для лодыжек, чтобы закрепить ноги широко разведенными. Сзади над сиденьем на уровне вытянутых рук тоже шла перекладина с наручниками. А напротив, на стене, висело зеркало в полный рост. И еще девушка обратила внимание на странный продолговатый предмет, закрепленный на сиденье прямо посередине, похожий на фаллос. Девушка подошла и села, поймав себя на странном неуютном ощущении. Оно мелькнуло и исчезло, но всего на несколько мгновений ее посетила отчетливая уверенность, что она не хочет делать то, что ей приказывают. Однако игрушка хозяина опустилась на сиденье, развела ноги, поставив их напротив ремешков, – искусственный фаллос оказался рядом с ее лоном, буквально в нескольких миллиметрах. Хозяин с сосредоточенным видом присел, привязывая лодыжки девушки, и она подметила, как мелко дрожат его пальцы и как тяжело он дышит. А когда мужчина поднял голову и их взгляды встретились, от черного вихря, кружившего в расширенных зрачках, игрушка совершенно неожиданно для себя сглотнула – горло было сухим. Он медленно улыбнулся, провел ладонями по ее ногам, бедрам и оперся на скамейку, наклонившись к самому лицу куколки.

– А руки чуть позже, – мурлыкнул он практически в губы девушки.

Его язык неторопливо прогулялся по ним, но целовать мужчина не стал – он выпрямился и отошел куда-то за спину игрушки. Она услышала шорох, тихое бормотание; потом он вернулся, встав перед ней и чуть расставив босые ноги. В руках он держал три хлыста, и все разные. У одного из рукоятки выходили тонкие кожаные полоски с маленькими шариками на концах, второй представлял собой гибкую плеть, свитую из узких ремешков, и последний состоял всего из трех хвостов. В каждом две ленты соединялись довольно длинной цепочкой, и от нее, наверное, остаются следы на коже.

– Посмотри на меня, – тихо, властно потребовал мужчина.

Девушка подчинилась, однако сердце забилось чуть быстрее от неясного предчувствия. Где-то глубоко в сознании шевельнулось нечто и снова затихло.

– Ты была непочтительной сегодня, куколка, – мягким, бархатистым голосом произнес он, серьезно глядя на нее. – И я тебя накажу. Ты должна даже вне стен этой комнаты слушаться меня, делать то, что скажу, поняла?

– Да, господин, – заученно повторила она.

– Какой тебе нравится? Выбирай. – В его тоне отчетливо слышалось предвкушение, он склонил голову, блестя черными провалами глаз, в которых не осталось ничего, даже отдаленно похожего на человеческое.

Она очень давно не испытывала никаких эмоций, даже тени их. Даже когда была у прежнего хозяина. Девушка подчинялась, потому что он давал ей хоть какую-то иллюзию ощущения, что она живая и может что-то испытывать. Наслаждение. Удовольствие. Пусть даже физические, от прикосновений. Ей не нравилась боль, и она старалась делать так, чтобы избежать ее ну или получать как можно меньше, – потому и была послушной, выполняя все, что скажут. Когда ее передали новому хозяину, она собиралась действовать по тому же плану… Только не учла, что ему нравилась боль, нравилось причинять ее и получать от этого удовольствие. И для него она оставалась лишь игрушкой, послушной и оттого привлекательной еще больше. У девушки сжалось сердце на несколько мгновений, в груди поселилась гулкая пустота. Она опустила взгляд на плети и молча указала на обычный хлыст – им получится меньше боли.

– А мне вот этот больше нравится, – с жутковатым довольным смешком ответил мужчина и взял тот, у которого на конце были металлические шарики.

Он зашел ей за спину, посмотрел в отражение, и их взгляды снова встретились. Хозяин неторопливо провел кожаными полосками по ладони, его улыбка стала шире, а глаза превратились в колодцы, полные неподвижного, вязкого дегтя, и в нем тонули любые проблески мыслей и эмоций. Там осталась лишь жажда: жажда страдания, боли – ее собственных, и темного, опасного наслаждения – уже его. На миг ресницы девушки дрогнули, она хотела зажмуриться, но не отвела взгляда – интуитивно ощутила, что мужчина может разозлиться еще сильнее, чем сейчас. А этого ей не хотелось, внезапно поняла куколка.

– Приготовь себя для меня, – бросил властно хозяин, и вся мягкость исчезла из его голоса. – Ты должна быть влажной и горячей, когда я закончу… свое дело, – с выразительной паузой добавил он и медленно провел хвостом плетки по спине девушки.

Она едва заметно вздрогнула, ощутив, как скользнули по коже прохладные шарики.

– Что я должна делать, господин? – ровно спросила девушка, положив ладони на бедра и поймав себя на мысли, что хочет отстраниться.

Он наклонился над ней, и кожаные полоски плетки скользнули по животу, пощекотав открытое лоно, отчего мышцы непроизвольно сжались.

– Приласкать себя вот здесь, девочка, – обжег ей ухо горячий шепот.

А в следующий момент мужчина ухватил ее волосы, намотал на кулак и дернул назад, заставив откинуть голову. От вспышки боли у нее перехватило дыхание и защипало глаза – навернулись невольные слезы.

– Только помни, удовольствие сегодня получаю я, – прошипел он и чувствительно прикусил мочку уха.

Она проглотила вставший внезапно в горле ком и еле заметно кивнула.

– Да, господин, – вышел чуть слышный шепот, но его это устроило.

Мужчина выпрямился.

– Начинай, – приказал он, пристально глядя в отражение. – И думай о том, что я сегодня с тобой сделаю, девочка.

Ее пальцы послушно придвинулись ближе к сокровенному и медленно провели по мягким складкам, и еще раз, аккуратно их раздвинув. Тело отреагировало волной мурашек, и девушка всего на несколько мгновений отвлеклась, невольно ловя первое робкое прикосновение удовольствия. И тут в воздухе раздался свист, а спину обжег хлесткий удар. Куколка дернулась, тихо вскрикнув; на кожу как будто горячих углей насыпали.

– Продолжай, – резко произнес мужчина, сузив глаза. Его ноздри раздувались, а от частого дыхания поднималась грудь.

Ей ничего не оставалось, как вернуть чуть дрожащие пальцы на место, продолжив гладить шелковистую плоть и дразнить чувствительный бугорок. Плечи невольно напряглись в ожидании следующего удара, она не могла полностью сосредоточиться на собственных движениях, не отрывая взгляда от лица хозяина в отражении. А он с умиротворенным лицом водил по ее спине хлыстом, едва касаясь, так что стальные шарики оставляли жалящие метки на горевшей от предыдущего удара коже.

– Не останавливайся, – прошелестел его голос, окутав невесомым шелком. – Мне нравится, как ты это делаешь…

И она расслабилась, снова увлекшись, тонкие пальчики порхали над уже увлажнившимися лепестками, то и дело проникая внутрь, правда, совсем неглубоко. А буквально через мгновение она опять тихо вскрикнула, выгнувшись от удара, мышцы внутри резко сжались.

– Не убирай руки! – новый резкий окрик, полный злости, и следующий удар.

Она прикусила губу, сильно, до крови, подчиняясь. Спина уже онемела, и в какой-то момент девушке показалось, по ней что-то течет… Но приказ хозяина был выполнен, ее тело отреагировало так, как надо. И хотя мужчина бил сильно, не сдерживаясь, словно вымещая на ней свою ярость и злость, долго это не продлилось. У нее перехватило горло от боли, глаза жгло, и она почти ослепла, плохо понимая, что с ней вообще происходит. В сознании творилось непонятное, обрывки мыслей расползались, как клочья тумана. Вдруг к израненной спине прижалось что-то мягкое, обжигающе-горячее и медленно провело, оставляя за собой огненную дорожку из боли. С искусанных губ куколки сорвался беспомощный, тихий стон, ее мелко трясло, и она с трудом держалась прямо.

– Хорошая девочка, – где-то на грани слышимости раздался шелестящий шепот.

Через несколько мгновений она смутно ощутила, что ее ноги свободны, а потом талию крепко перехватили, подарив новую вспышку боли, – спина прижалась к чьему-то телу, и девушка снова всхлипнула. Пряди волос прилипли к лицу, закрывая обзор, и она не видела, куда ее несут. Впрочем, сейчас ей было все равно. И когда живот коснулся прохладного шелкового покрывала, она даже испытала облегчение – тело сжигал жар боли, вгрызавшейся в кости, плавившей мышцы, как воск. Однако это облегчение длилось доли мгновений – ровно до того, как хозяин опять намотал ее волосы на кулак и дернул вверх, заставив изогнуться. Упругую ягодицу игрушки обжег чувствительный шлепок, и последовал следующий жесткий приказ:

– Раздвинь ноги.

Она оперлась дрожащими руками на кровать, чувствуя, как внутри что-то ломается, и показалось на мгновение даже, что слышен сухой треск. Перед глазами замелькали картинки, но сосредоточиться на них девушка не успела: между ног вдруг возникло странное неудобство, давление, а следом – еще одна вспышка боли. И ощущение проникновения, неудобного, неприятного, – тут же захотелось вытолкнуть из себя чужеродный предмет, и мышцы непроизвольно сжались. Только мужчина лишь сильнее дернул за волосы и начал двигаться. Резко, быстро, совершенно не заботясь о том, нравится ли все игрушке. Зачем?..

Чужое чувство заполнило его до краев, требовало выхода, билось в висках частым пульсом. Это оно двигало его рукой, когда он наказывал девчонку, и это оно заставило его попробовать ее кровь с тонким медовым привкусом. Злость пьянила, дразнила, играла с ним, а он с радостью подчинялся. О, как сладко оказалось ворваться в нее, разрушая хлипкую преграду, чувствовать, как она дрожит под ним, слышать, как тоненько вскрикивает каждый раз, как его член врезается в тугую, жаркую глубину. Кульминация приближалась стремительно, а чужое чувство… Оно внезапно как будто закрутилось в огромную воронку и начало стремительно утекать, впитываться в… Ту, что билась под его руками, судорожно всхлипывая и что-то невнятно бормоча, уже не похожая на равнодушную деревяшку, которая подвержена лишь ограниченному набору желаний и ощущений.

Он не видел, как замерцала его татуировка, высвобождая лишние, чужие чувства, а девушка вдруг напряглась, натянулась как струна. Мужчина же, вцепившись одной рукой в ягодицу куколки, другой так и держал ее за волосы, темп его движений нарастал с каждым мгновением. И в момент, когда его накрыла темная волна наслаждения, увлекая за собой, злость ушла, впиталась без следа, как много раз до этого. Но с другими…

Она ощущала себя разбитой и совсем слабой, в голове царила звонкая пустота, а еще… Лицо было мокрым. Сердце колотилось испуганной птичкой, она мелко дрожала и не смела пошевелиться, слушая тяжелое, хриплое дыхание хозяина около уха. Он прижимался к ее израненной спине, совершенно не заботясь о том, что причиняет этим боль, между ног неприятно саднило, низ живота тянуло. А ведь когда они выйдут отсюда, нужно делать вид, что все в порядке, – так хотел он, а она должна подчиняться.

– Маленькая моя, – вдруг услышала она мягкий шепот, полный странной нежности, и ощутила, как волосы погладила ладонь. – Значит, ты тоже так умеешь, да? Забирать лишнее и освобождать?.. Умница моя… – Теплые губы поцеловали за ухом. – Мы проверим, только ли это чувство ты умеешь впитывать, хорошая моя, как только представится возможность. А теперь пойдем, тебе нужно привести себя в порядок.

Поднимаясь с кровати на дрожащих ногах, отметив, что по бедрам неприятно стекает что-то липкое и теплое, она неожиданно осознала, отчего ее лицо мокрое. Слезы. Она плакала. И хозяин это тоже заметил, ухватив за подбородок и заставив смотреть себе в глаза, уже вполне человеческие. Он молча стер пальцем влагу с ее щек, посмотрел долгим взглядом, склонив голову к плечу, потом медленно улыбнулся.

– Ты плакала, девочка, – тем же мягким голосом произнес он, потом наклонился и поцеловал ее в уголок рта. – Тебе было больно? – с искренним сочувствием спросил он и погладил ее дрожащие губы.

– Д-да, господин, – пробормотала она, не в силах справиться с мелкой дрожью.

– Ну ничего, здесь можно сполоснуться, а потом мы тебя подлечим, – заботливо пообещал он, обняв ее за плечи, и потянул в дальний угол комнаты.

Она же, бредя за хозяином, поймала себя на отчетливом понимании: она боялась. Боялась новой боли, боялась оказаться в этой комнате. Боялась того, кто шел рядом и теперь ничуть не походил на того разъяренного сумасшедшего, отхлеставшего до крови и жестко взявшего, ничуть не заботясь о ее желании. Страх – именно это чувство пробудилось в ней, когда по удивительному стечению обстоятельств она помогла Карателю избавиться от чужой злости, наверное, если судить по его поведению. И что делать с этим вновь проснувшимся в ней чувством, она не знала.

Танния медленно шла по галерее, предоставленная сама себе. Корхилла не было, а общества Силанны и других девушек ей сейчас не хотелось. Она поймала себя на том, что одиночество для нее привлекательнее. Выбирая, во что одеться, Танния нашла в своем гардеробе самое скромное платье длиной до щиколотки и закрывавшее спину, из тонкого шелка с вышивкой, с длинными широкими рукавами. Правда, спереди имелся глубокий треугольный вырез до самого пояса, но оно хотя бы не было прозрачным. Почему-то Таннии вдруг стало не все равно, как она выглядит, и демонстрировать свое тело не хотелось. Бездушная то и дело поглядывала в окно на возвышавшуюся на острове громаду собора, но она не знала, можно ли ей туда без разрешения. Возникло желание погулять где-то еще, кроме дворца, где не встретишь людей, и Тан решила чуть позже уточнить у Корхилла, можно ли ей туда одной.

Она свернула с галереи, прошла через одну из бесчисленных гостиных и вдруг услышала голоса. Они доносились из садика, мимо которого Танния как раз проходила, и девушка невольно замедлила шаг. Не то чтобы она хотела подслушать, но одна из говоривших тоже была Бездушной, а ее разговор с кем-то из Карателей – надо полагать, с тем, кому ее отдали, – вызвал у Тан желание узнать, о чем они будут говорить дальше. Она остановилась рядом с аркой, полускрытой пышным кустом с ярко-алыми крупными цветами.

– Я хочу поцеловать тебя, Уллира, ты не против? – это сказал мужчина.

– А почему ты спрашиваешь? Ты мой хозяин, – ровный голос Бездушной.

– Потому что я не хочу делать то, что тебе не нравится. – Ответ Карателя заставил Таннию задуматься. – Пожалуйста, Уллира, говори мне, если что-то не так.

– Ты не накажешь меня? – последовал следующий вопрос Уллиры.

– За что? – В словах Карателя слышалось искреннее удивление.

– За то, что я не хочу делать то, что тебе хочется, – пояснила Бездушная.

Танния услышала громкий вздох.

– Это глупо, Улли, – наказывать только за то, что наши желания не совпадают. Я не собираюсь заставлять тебя делать то, что тебе не нравится, и я не твой новый хозяин. Скорее учитель. Так ты не против, если я поцелую тебя? – Теперь голос Карателя звучал мягче, глуше. – Ты красивая девушка, знаешь?

– Прежний хозяин говорил, – бесстрастно ответила Уллира. – Я не против, Риммер.

Воцарилась тишина, и Танния неторопливо двинулась дальше, размышляя над услышанным. Возникла мысль: а как бы отнесся Корхилл, если бы Тан отказалась с ним целоваться. Но проверять не захотелось, да и целовался Каратель неплохо, его прикосновения отвращения не вызывали. Неожиданно вспомнилось утро, и в груди что-то как будто царапнуло. А вот воспоминание о том, что он отнесся к ней практически равнодушно, вдруг стало неприятным, думать об этом не хотелось. Танния невольно ускорила шаг, ноги понесли ее на берег озера, в дальнюю часть, которая не просматривалась из дворца: снова потянуло окунуться в воду, ощутить ее прохладный шелк на обнаженной коже. Почувствовать спокойствие. Отпустить мысли… Тан вышла на берег, скинула туфельки и пошла босиком, запуская пальцы в песок. Ей неожиданно понравилось, и Бездушная замедлила шаг, получая удовольствие от незамысловатого действия. Удалившись достаточно от дворца и зайдя за кусты с широкими листьями, образовывавшие уютную полянку, она скинула платье и зашла в воду, а потом медленно поплыла вперед. По телу разливалось странное ощущение, и в голове всплыло слово «наслаждение». Да, пожалуй, так и есть. Она наслаждалась плаваньем. И это было хорошо.

До ярмарки мы ехали молча. Притихшая Финира прижималась ко мне, и я чувствовал, как она напряжена, но заговаривать с ней не торопился. Время от времени моя ладонь поглаживала ее плечо, так и тянуло коснуться губами светловолосой макушки, однако я сдерживал собственные порывы. Нире нужно осмыслить случившееся, осознать до конца, и, возможно, она вспомнит что-то еще. Раз процесс пошел, значит, все поправимо, Любовь права: чувства вернутся к Бездушной.

– Я любила брата, – вдруг раздался тихий голос Финиры. – Он… хороший был, – чуть запнувшись, добавила она.

На языке вертелся вопрос, почему же тогда он ее предал, за что его убили, но я промолчал. Закралась мысль, что все было не так просто, особенно памятуя о дневниках Собирателя, и уверен, ситуацию грамотно подстроили именно для того, чтобы заполучить Финиру. И я все-таки поцеловал светлую макушку, чуть прижав девушку к себе. В груди шевелилась нежность к Нире, и назвать ее Бездушной уже язык не поворачивался. Она ведь плакала, а те, у кого нет души, плакать не умеют.

– Мы тоже на ярмарку ходили, – снова заговорила Финира, почти пробормотав под нос. – Там было весело…

Пусть бы она вспоминала только хорошее, а все плохое, что с ней было, ушло. Но, увы, я не властен над человеческой памятью.

– Здесь тоже будет весело, – заверил я Финиру.

Ярмарка располагалась на большом поле рядом с городом: пестрели разноцветные шатры, стояли лотки с разнообразными товарами. Шум и гомон жителей, звонкий смех, выкрики зазывал – все сливалось в замысловатую какофонию, удивительную музыку ярмарки. Раздавалась музыка из одного конца, с другого доносился визг катавшихся на каруселях и гигантских качелях, управлявшихся магией. В общем, как я и говорил Финире, тут было весело. И, что очень радовало, на меня здесь не косились, как на прокаженного, в первую очередь еще и потому, что я выглядел как обычный житель, а татуировку прикрывали высокий воротник рубашки и распущенные волосы – я не стал убирать их в хвост. Оставив вирессу в конюшне при входе на ярмарку, я крепко взял Финиру за руку, и мы пошли бродить между палатками.

Девушка вертела головой по сторонам, и, хотя лицо все так же оставалось бесстрастным, глаза больше не отливали холодом, как бездушные стекляшки. Они блестели, ресницы подрагивали, а пальцы то и дело сжимали мою ладонь. И еще почему-то мое внимание привлек ее приоткрытый рот. Как будто от любопытства, как у маленьких детей. Я широко улыбнулся и послушно шел туда, куда она меня тянула, никак не подсказывая, куда идти и что смотреть. Финира сначала рассматривала стеклянные безделушки на одном лотке, потом тонкое кружево и многочисленные салфетки и скатерти, красиво разложенные на другом, а дальше мы просто шли и глазели. Ну, точнее, глазела Нира, а я любовался ею. Не могу сказать, что именно, но что-то неуловимо изменилось в ней, добавилось чуть-чуть живости, и такие перемены несказанно радовали. Повинуясь внутреннему чутью, я остановился около одного из лотков со сладостями и купил Нире большой леденец на палочке в форме причудливого животного.

– Держи. – Я протянул девушке лакомство. – Это вкусно.

Она на секунду замерла, в ставших прозрачными глазах мелькнуло странное выражение. Потом Финира взяла у меня леденец, и наши взгляды встретились.

– Я знаю… Кажется, я их любила когда-то, – тихо-тихо произнесла Нира, и мое ухо уловило в ее голосе что-то, похожее на растерянность.

Не удержался, поднял руку и пропустил между пальцами шелковистый локон пшеничного цвета.

– Пойдем покатаемся? – предложил я и поймал себя на том, что отчаянно хочу увидеть ее искреннюю улыбку.

Может, на качелях это получится?