Пар поднимался над фарфоровой чашкой, тонко закручивался и исчезал. Тиса вдыхала аромат чабреца и мяты и рассеянно водила пальцем по краешку розового блюдца. Вкусное пирожное из пекарни Творожковых, любезно предложенное хозяйкой гостьям, так и осталось недоеденным.

Люсенька с Агатой Федоровной обсуждали качество работы знакомой швеи. Пару раз вэйна кидала недоуменные взгляды на свою помощницу, которая была сегодня молчаливей обычного. Люся же, наоборот, несколько отвлеклась от навязчивой мысли, что в аптеку вот-вот заявится «тот жуткий вэйн», успокоилась и разговорилась.

– А Тиса не желает идти на бал, вы представляете, Агата Федоровна! – пожаловалась девушка колдунье. – Будет же маскарад – танцы, веселье! Это так здорово, а она отказывается.

Виновница обсуждения оторвалась от разглядывания золотой каемки блюдца и незаметно вздохнула. Люсенька не оставляет надежды вытащить ее на бал и сейчас пытается заполучить вэйну в союзницы.

– Почему же, позволь узнать, ласточка? – Хозяйка аптеки взглянула на нее с удивлением.

– Я просто… – Тиса запнулась, посчитав, что честное «не хочу» будет звучать неприлично. Как объяснить вежливо, что она не желает идти на празднество и представляться оранской знати? Лица местной благородной публики до сих пор вспоминаются с досадой. К тому же есть у нее подозрение, что «те самые заинтересованные ее персоной на концерте», кто подсказал губернатору одарить ее пригласительным листком, – не кто иной как молодой граф Озерский. Идти туда, чтобы снова увидеть этого распущенного титулованного наглеца? Или слушать едкие речи Клары? Лучше она проведет вечер во флигеле в обнимку с трактатом. В последние дни эта потребность вновь ожила в ней.

Все потому, что уже третий день наблюдает в видениях Разумовскую рядом с вэйном. И ведь он не выставляет ее из своего кабинета! Отвечает терпеливо на вопросы красавицы, которые то и дело скатываются во флирт. Боже, ну почему?..

– У меня нет подходящего платья, – ничего лучше не могла придумать в ответ, – заказывать уже поздно, а готовое я вряд ли найду.

– Могу дать тебе свое! – предложила Перышкина. – Новенькое, розовенькое! Маменька заказывала мне два платья для званых обедов. Тебе подойдет! Оно, конечно, не такое красивое, как мое лазоревое, но тоже очень милое. Маменька будет совсем не против.

Представила себе это платье – рюшечки и цветочки в духе Люсеньки. О нет.

– Я не могу взять твое платье.

– Ну почему-у?

– Хотя бы потому, что мы с тобой разного роста.

– Можно отдать швее, она удлинит подол.

«Спокойствие и терпение, – прошептала Тиса себе под нос, – истинные добродетели благочестивой женщины».

– У меня тоже найдется кое-что для тебя, ласточка, – неожиданно сказала Агата Федоровна. – Погодите-ка.

Колдунья кликнула горничную и велела принести «наряд в зеленом чехле».

– Я так и не надела его на Сотворение у племянника, теперь думаю, что вряд ли надену когда-нибудь.

Горничная сняла чехол и уложила платье на диванчик.

С первого же взгляда Войнова поняла, что покорена нарядом из струящейся ткани малахитового цвета, к которому так и хотелось прикоснуться. Атласный широкий пояс, лиф украшен серебряным кружевом. Богато, но не вычурно.

– Ой, какая прелесть! – ахнула Люся благоговейно. – И такой ворот сейчас в моде, мне швея рисунки показывала.

– Как оно тебе, ласточка? – спросила Агата помощницу. – Конечно, крой не особо молодежный, но вкус у меня всегда был. Рост у нас почти одинаковый. Если дать швее ушить в талии и чуть поддернуть плечики…

– Красивое платье, – призналась Тиса, чувствуя желание его примерить. – Можно потрогать?

– Конечно.

Пальцы коснулись ткани, названия которой она не знала, – гладкой и мягкой, словно лепестки оранжерейных цветов.

– Оно бесподобно.

– Я знала, что тебе понравится, моя дорогая.

Тиса подняла глаза на хозяйку платья и почувствовала теплую, до затаенных слез, благодарность. На миг ей подумалось, что, будь жива мамочка, она бы так же обсуждала с ней наряды и собирала на бал дочь.

– Я не мо…

– Не вздумай сказать, что тебе неудобно взять эту вещь у вредной колдуньи, – предупредила ее Агата, но, заметив в глазах девушки волнение, отступила. – Ладно, подумай еще, ласточка. Я считаю, что тебе нечего сидеть дома, когда можно повеселиться с друзьями на маскараде, но решать тебе. Платье будет у меня пылиться только, а тебе бы послужило. Эх, где ты, моя молодость?

Под жалостливые вздохи Люсеньки платье снова завернули в чехол, чтобы отправить на прежнее место. Как бы ни хотелось заполучить его, Тиса снова дала себе время на раздумье. В последние дни она делала это постоянно. Отодвигала решения. Словно камыш на ветру, качалась из стороны в сторону в сомнениях и в итоге стояла на месте. Причина была в утренних видениях. Она чувствовала, как раз за разом они выпивали ее решимость. И не только, еще и веру. Веру в то, что один вэйн останется верен своим чувствам к ней. Это делало ее дух еще беспомощнее.

Перед тем как проводить девушек, хозяйка аптеки попросила помощницу еще раз заглянуть к ней послезавтра, чтобы помочь сложить пару-тройку лечебных сборов. Войнова согласилась; даже жаль, что на дворе праздник и она не загружена работой.

Выйдя на свет после сумрака аптеки, Тиса сощурилась. Боровую улицу освещали морозное солнце и улыбки прохожих. Люся смирилась, что сегодня не добьется согласия отправиться на бал, и, слава Единому, не заговаривала больше о платье.

– Ты снова мерзнешь, – сказала она, всматриваясь в подругу. Протянула ей свою муфточку, но та взять отказалась, заявив, что ей совершенно не холодно.

– Тебе надо теплее одеваться, иначе ты совсем застудишься, – покачала головой странная Перышкина. – Хочешь, мы тебя довезем до дома?

Но Войнова домой возвращаться не намеревалась, вместо этого попросила подвезти ее к приюту.

– Ты к той девочке, да? – умилилась Люсенька. – Ох, я бы с вами погуляла, но мне на примерку надо к швее.

Подкатили сани, и девушки уселись на лавку. Подгоняемая Микилкой пара каурых лошадок тронулась неторопливой рысью. Под дугой зазвенели бубенцы.

– Ой, забыла спросить, – спохватилась Люся. – Мы на Захолмский каток завтра собираемся. Виталик будет, Клара. Может, даже Клима уговорим. Не хочешь с нами поехать? Там весело! Ты каталась когда-нибудь на коньковых полозиках?

Тиса кивнула. Конечно, она каталась. В Увеге не без участия ребят из отцовой части расчищался лед на Веже для увеселения горожан. Помнится, мама учила ее правильно держаться на коньках, чтобы не падать. Замечательные дни. Невольно коснулась запястья – почему бы не вспомнить об этом с помощью памятован? Вэйновские часы работают, нужно всего лишь желание – и они покажут прошлое.

– Это загородный каток, большой, – пояснила Люся, – не то что в старом сквере маленький и тесный заливают. А там красиво, Орь видать далеко, и лес вокруг.

– Лес?

– Да, сосновый.

– Я поеду.

Перышкина довольно пискнула.

Вскоре они оказались у приюта, и Войнова сошла с саней.

Она знала, где искать девчушку. Та сидела на пне за беседкой в компании пернатых. Поня-птичница, маленькая девочка, от взгляда на которую теплело на сердце. Девочка увлеченно крошила голубям хлеб, который наверняка опять стащила из трапезной. В вороте ватника торчала голова плюшевого медведя. Заметив знакомую, малышка подскочила. Серые глаза заблестели.

– Тиса Лазаровна! Вы за мной, гулять?

И снова удивление в голосе, будто бы она не верила в то, что за ней пришли.

– Конечно, Поня, если ты хочешь.

Она радостно воскликнула, потом серьезно, как и прежде, добавила:

– Хочу. Токмо мне докормить надо. Вы же меня подождете, да?

Заверив Поню, что подождет, посоветовала не торопиться.

Девчушка щипала хлеб птицам. Войнова присела на половинку пня. Как и вчера, на вторую половинку тут же молча уселась девочка. Так они и сидели, наблюдая за суетой сизарей.

Тисе вспомнился давешний разговор с нянькой Раей. Как хорошо, что она в праздник не задала вопрос о родне. У малышки никого нет, ее оставили в люльке у ворот «Сердечного крова» пять лет назад. При девочке были только пеленка и простенькая кустарного вида брошка. Рая сама заносила люльку в приют. Тиса негодовала: какая мать смогла отказаться от своего младенца? И мать ли она после этого?

– Ритка хотела Мишаню отобрать, – произнесла Поня. – А я ей сказала, что вам пожалуюсь, и она отстала.

– Они не бьют тебя?

– Сейчас нет, – хмыкнула довольно девочка. – Пусть только попробуют! Я про дырку расскажу. И еще они вас боятся и тетю Яну.

Тиса вздохнула. Не такое должно быть детство, а беззаботное и светлое, как было у нее когда-то. Сегодня на прогулке она снова сделает так, чтобы эти серые глаза смеялись.

А еще нужно примерить Поне свитерок и юбку, что для нее куплены.

Домой Войнова вернулась приятно усталой и довольной – как всегда после прогулки с ребенком. Прежде чем зайти во флигель, она заглянула к Кадушкиным. Нужно было отдать Алевтине обещанную настойку от глухоты. На хозяйском крыльце послышался детский смех из окна кухни. На стук в дверь никто не откликнулся. Тиса открыла ее и кликнула хозяев. Бесполезно, не слышат. Во дворе появился Гишка. На просьбу девушки позвать хозяйку у мужичка неожиданно разболелся живот.

– Ой-ой, скрутило, – заныл притворщик, схватившись за пузо. И бочком, бочком к курятнику. – А вы, барышня, сами войдите. Али стесняетесь? – И улизнул, шельмец, на задний двор.

Девушка какое-то время помялась на пороге, потом все же прошла темным коридорчиком на звук громких голосов. По дороге коснулась чего-то шершавого на стене и чуть не взвизгнула, разглядев чучело большого краба. Тиса посетовала на свою пугливость – хоть таких морских тварей вживую не видела, но уж слышала и читала о них предостаточно.

Застала она всю семью Кадушкиных на жаркой кухне. Алевтина по локти в муке месила тесто и что-то громко выговаривала Тарасу. Дети за тарелками с перловой кашей спорили и под столом пинали друг друга ногами. Бабуля при всем этом галдеже звучно храпела в кресле у окна. Подоконник весь был усыпан налепленными пирожками. Перед спящей тоже стояла полная тарелка с кашей, но рука старушки выпустила ложку и безвольно лежала на подлокотнике. Тиса встала в дверях, поздоровалась, но ее не сразу заметили.

– Чтобы я с соседями тебя с крыши снимала?! – возмущалась Алевтина. – Даже не проси!

– Так ты мне дашь рубль или нет? – раздраженно басил Тарас.

Борисовна повернулась к доске, прибитой на стене, и углем накарябала: «Нет. Што ты хочишь купить?» Бросила уголек на буфетную полку, подбоченилась.

– Тьфу, – сплюнул глава семейства, – дурная баба! Чтоб тебя акулы сожрали!

Бурча себе под нос, что он думает о жене, Тарас в три больших шага покинул кухню – ураганом мимо постоялицы.

– Тиса Лазаровна! – Заметила ее хозяйка, всплеснув руками.

– Простите, я не достучалась, – повинилась девушка. – Зашла без приглашения.

– Что вы! Какое приглашение? Заходите в любое время! Не бойтесь, мы допоздна не спим.

– Я вам тут принесла… – Тиса вынула из сумки бутыль со снадобьем и повторила, как нужно его использовать.

Пока Алевтина рассыпалась в благодарностях, Войнова заметила краем глаза, как мальчишка перестал препираться с сестрой и, хихикая, зачем-то насыпал в ладонь бабули горку муки. Порывшись в карманах, Устин достал длинное петушиное перо и защекотал им нос старушки. Тиса открыла рот – предупредить, но было уже поздно. Старушка дернула носом и резко подняла руку, чтобы почесать его. И конечно, осыпала себя мукой.

– Чевой это? Что такое? – Сонная бабуля непонимающе завертела по сторонам белым лицом, до уморы смешным.

Шкодник закатился заразительным смехом, даже его сестра прыснула, глядя на «бледнолицую» в кресле.

– Устька! Ты что наделал, негодник? – спохватилась Алевтина. – Ты зачем бабулю испачкал?!

– Это не я. Она сама!

– Вот я тебе сейчас уши надеру! Сама! – Мать хотела дотянуться до сорванца, но тот ловко увернулся и нырнул под стол. Вылез с противоположной стороны.

Борисовна схватила кухонное полотенце и принялась носиться за сыном, норовя шлепнуть его по мягкому месту.

Тиса глядела на суматоху, прикрывая кулачком рот.

Какой бы странной ни была эта семья, но в присутствии Кадушкиных теплело на душе. Сегодня она снова посетит даром дорогих ей людей: отца, деда Агапа, Рича, Ганну, Зою с маленьким Егором и с недавних пор – Поню. А перед сном вспомнит сказочное время, когда в детстве каталась с мамой на коньках.

Только бы не думать об утре и возможном новом видении.