Глава 20
Радужный щуп
– Скакун?
– Слышу, Дем.
– Прости, что напоминаю о своей просьбе. Скажи, когда можно ожидать?
– Терпение, дружище. Якорь цепляю. И точность шлюзов еще проверить надо. Обожди еще пару-тройку дней, и я отдам тебе ключ.
– Спасибо, Нестор. Буду бесконечно благодарен.
* * *
Зимний пейзаж с моста радовал глаз – небесная синева и ослепительно белый снег кругом. Стаи ее друзей-кабанов нигде не видно. Тиса уже подметила, что животные осторожны – показывались только в непогоду или сумерки. Снова вспомнилось утреннее «слепое» видение. И вновь сожаление, что она так и не увидела вэйна. О чем говорили колдуны, можно было только догадываться. Якоря, шлюзы. Но не о суднах и реках же речь? Скорее всего, они говорили о каком-то накладе.
Покинув мост, Тиса направилась не в сторону Боровой, как обычно, а свернула на одну из параллельных ей улиц – на Большую Гаковую. Там она и увидела варежки. Шерстяные, хорошенькие, свекольного цвета. Розовая тесемка-рюшка по краю, вышитый незамысловатый цветочек. К рукавицам подобралась такого же цвета шапочка. Расплатившись с коробейницей, спрятала покупку в сумку и продолжила путь в приют.
Во дворе «Сердечного крова» вывешивали белье прачки, у сеней стояла ватага ребятни. Праскева выдавала детям в руки колядочные звезды.
– Держите крепче! Руки оторву, коли сломаете! – шипела она. – Отправляйтесь сегодня на Храмовую.
Войнова издали заметила Поню. Малышка поглядывала в сторону колодца, у которого прохаживалась пара голубков, и увидела Тису, лишь когда возникли шепотки среди ребят. Девочка обернулась и, будто не веря своим глазам, уставилась на идущую по дорожке к сеням свою вчерашнюю знакомую.
При виде гостьи Праскева снова завела обычную песню:
– Тиса Лазаровна! Вы сызнова к нам-то, никак ангел принес! А мы не гадали, не думали! Неужели Агата Федоровна, наша благодетельница, еще что передать восхотела приюту горемычному?
Уловив, что ничего девушка не принесла от колдуньи и причина прихода иная, Праскева резко умерила пыл.
Прежде чем исчезнуть в сенях вслед за подручницей смотрительницы, Тиса подмигнула Поне.
Степанида Силовна приняла гостью в приемной. Особого радушия она на сей раз не проявила и на просьбу Войновой взять на прогулку одну из юных подопечных «Сердечного крова» отозвалась с прохладцей.
– Я не могу позволить вам забрать на прогулку ребенка, – сказала женщина, блестя выпуклыми глазами.
Потому, наверное, что девочка маленькая, решила Тиса и поспешила добавить:
– Агата Федоровна поручится за мою порядочность, вы же знаете!
– Дело в другом, Тиса Лазаровна. Наши детушки должны колядовать всю сотворенскую неделю, дабы отплатить хоть малую часть того добра, что дарят им «Сердечный кров» и наши милосердные благодетели, – продолжила смотрительница, со смиренным видом сложив на животе ладони.
– Понимаю, – вздохнула Тиса, – но, может быть, я могу возместить это «добро»? Вы только скажите сколько?
У смотрительницы заблестели глаза.
– Нет-нет. Дети обязаны воздавать хвалу Единому… Три рубля.
Такую сумму даже вся ватага юных колядовщиков вряд ли собирает за день, не то что один ребенок. Ну да спорить Войнова не стала. Отсчитала деньги. И уже через пять минут с легкой душой уводила девочку из приюта на прогулку. Варежки и шапка оказались впору. Девчушка с полминуты молча рассматривала вышивку на рукавицах.
– Нравится? – Тиса присела на корточки рядом, поправляя шапку на голове Пони.
Та важно кивнула и смущенно пробурчала под нос: «Спасибо!»
– Куда пойдем-то?
– На горки!
Наконец улыбка осветила чумазую мордашку. Малышка достала из-за пазухи медвежонка и прижала его к груди, что-то нашептывая игрушке на ухо.
Спустя полчаса, приближаясь к площади, Поня скакала от предвкушения и за руку тянула взрослую за собой. А потом на несколько часов Тиса снова впала в детство.
Позже, возвращаясь во флигель, Войнова с теплом вспоминала проведенный в городе день. Вошла во двор Кадушкиных, не заметив старушку Никифоровну, что проводила соседскую постоялицу любопытным взглядом.
Девушка так и не выспросила у ребенка о родителях, боясь перекрыть неуместными вопросами родник незамутненного детского счастья. А с каким аппетитом Поня уплетала сегодня пельмени и суп в харчевне – и смех, и слезы!
Об уроках Тиса вспомнила ближе к вечеру. Из заданных параграфов за пару часов она почерпнула знания об именном поиске. Очень любопытно! Настрой на объект поиска через его личную вещь. Неужели и она так сможет когда-нибудь – находить незнакомцев по вещам? Кто знает. А вот увидеть любого малознакомого – способна. Сейчас выполнит задание и завтра отчитается учителю.
– Кого же выбрать? – Улеглась на кровать и сомкнула веки.
Отчего-то на ум пришел Фролов. Чур, и вспомнится же! Интересно только, смог бы ее дар преодолеть его обереги? Здравый смысл без труда задавил дурное любопытство, и в конце концов выбор пал на Янину, ту женщину с ребенком из приюта.
Она сидела в сумрачной комнате и кормила грудью младенца. Болезненное и одновременно волнующее ощущение. Над кроватью висела одинокая звезда Единого. Рядом говорила собеседница – одна из прачек лет пятидесяти, огрубевшая за годы тяжелого труда лицом и телом.
– Видала? Стеша-то с Проськой снова закрылись на замок, видать, добро приютное делят.
– Опять? – хмыкнула молодая мать. – Все-то им мало, упырицам.
– Ага. Уже сыновьям по хоромам выстроила, на колясках, аки баре, катаются, а нам, стал быть, рукодельную с мастерской – шиш выпросить, – продолжала сетовать женщина. – Как пить дать сгниет сруб, и сложить его не сложут. Мне-то уж чего? А Настюха моя к пяльцам тянется. Руки-то у ней умелые, видала ж, Ян, какие тонкие руки-то? Благородные! Кабы подучил кто, так и на фроловскую ткацкую бы устроилась. А что? Она у меня способная.
– Способная, – согласилась Янина. Ребенок уснул, выпустив изо рта грудь, и мать погладила его по головке. – И я когда-то такая была. Дай, Единый, нашим детям лучшей доли, они-то за наши грехи не должны платить.
Приютная комната схлопнулась для видящей неожиданно. Туман слизнул ее, как корова травинку. И в следующий миг Тиса нашла себя в теле вэйна.
В уши ударил гомон гульбища. Играл оркестр, гулял состоятельный столичный народ. В глазах зарябило от множества иллюзий, переливающихся всеми цветами радуги. Единый! Видящая пригнула бы голову, кабы она ей подчинялась, ведь прямо над ними, закрывая половину неба, размахивал крыльями огромный дракон. Иллюзорный белоснежный Вемстер! Взгляд Демьяна лишь скользнул по вэйновскому чуду и остановился на… огромных вэй-каруселях. Тиса видела похожие у Зои на иллюстрации к одному из романов, где описывались столичные увеселения. От одного вида стремительно несущихся по кругу подвесных сидений, в которых визжал от восторга народ, захватывало дух. Невероятная, пугающая скорость! Боже, как они не слетают оттуда!? Ясно, что дело в накладах, но ведь страшно за людей. Взгляд вэйна выхватил знакомое детское лицо с улыбкой до ушей, и у Тисы чуть сердце не остановилось. Именно ее сердце, что находилось сейчас в теле, лежащем на кровати во флигеле; сердце же этого невозможно самонадеянного колдуна работало без перебоя. Безумец! Отправить ребенка на такую мельницу! Однако ее страхи вэйн не разделял, преспокойно наблюдая за бешеной каруселью, а Рич, похоже, был счастлив и то и дело махал колдуну ладошкой. Слава Богу, это сооружение испода вскоре остановилось, и ребенок спустился с него. Еще немного, и она вышла бы седой из этого видения.
Мальчишка бежал навстречу легко, без намека на дурное самочувствие. «Все равно, – в сердцах подумала Тиса, – была бы я сейчас с ними рядом, оттаскала бы за уши обоих! А лучше одного, того, что постарше».
– Здорово! Я так летал! Так быстро! Ты видел!? – взахлеб делился впечатлениями юный оборотень, в порыве чувств обняв колдуна за талию и заглядывая тому в глаза.
– Конечно. Не страшно было? – Вэйн потрепал Рича по плечу.
– Ни капельки! Меня сиденье само держало, будто живое!
– Наклад удерживания. Такой ставится на всех воздушных каретах.
– Тех, что на драконах?
– Именно.
Они отвернулись от карусели и, беседуя, медленно направились прочь. Через минуту Тиса поняла, что позабыла о пережитом страхе и наслаждается моментом. Вслушивается в нотки знакомых голосов, любуется видом праздничной столицы. Словно и впрямь рядом с ними находится.
– В таборе хорошо, только я скучаю по деду Агапу, – признался мальчишка, – и по Тисе Лазаровне.
Рука вэйна, лежащая на плече ребенка, чуть дрогнула.
– Если бы Тиса Лазаровна была тут, я бы ее с мамой и бабой Магдой познакомил. И коня моего показал. – Вздохнул. – А нельзя тебе за ней сходить, а? Так же, как за мной, по колдовским ходам?
Демьян ответил после некоторой заминки.
– Боюсь, Рич, что она не захочет идти со мной.
– Почему?
– Я повел себя недостойно и причинил обиду.
– Ты? – удивленно хлопнул ресницами мальчишка. – А ты просил прощения?
– Иногда этого мало, Рич.
– Нет, – неверяще возразил тот, – Тиса Лазаровна очень добрая! Ты попроси ее еще раз.
Рука колдуна прошлась по кудрявой смоляной челке, губы дрогнули в слабой улыбке.
– Да, она добрая, медвежонок… Возможно, ты прав.
* * *
Утром разгулялся сильный снегопад – всем ворчливым дворникам назло. Снег ложился крупными хлопьями в полном безветрии. За час двор Кадушкиных, как и вся брошенная на нем утварь, исчезли под толстым белым одеялом, а сломанная телега, как и собачья конура, обрели мало узнаваемые заплывшие черты. Мелкий пес с гордой кличкой Силач передвигался потешно – прыжками, то и дело проваливаясь в снег. Рыжий толстый кот Голиковых сидел на заборе и наблюдал за собачьими потугами. Он преспокойно игнорировал приказы своей хозяйки – «генеральши» Матрены, требующей от усато-полосатого сиюминутного возвращения в дом. Тиса потрепала пса за ухом, подмигнула коту со словами: «Я бы на твоем месте вообще от нее сбежала» – и, притворив за собой калитку, покинула двор.
Пейзаж с моста сегодня не просматривался – снегопад-художник густо замалевал его белилами. Будто и нет вдали перелесков и холмов над ледяной рекой. На душе девушки с медовыми глазами сегодня было так же бело. По дороге она то и дело поддавалась соблазну и ловила в ладони снежные хлопья. Так, наверное, и в людских душах, потерявшихся, накопивших достаточно черноты, может все измениться. Нужно только дождаться своего снегопада.
В школьном сквере расчищал дорожки Гаврилыч. Зов Манилы в этот раз вызывал жалость. Тиса минуту простояла на перекрестье – вопреки здравому смыслу хотелось бежать к трещине, скорее подняться на верхний этаж – туда, где металась фигура призрака в белых одеждах, и помочь. Как? Чем? Неважно. Но утекающее время, скрежет деревянной лопаты и подозрительный взгляд Гаврилыча в сторону девушки не позволили этому случиться.
Войнова отвернулась от треснутого фасада и медленно, ступая через силу, направилась в учительское общежитие.
В тишине Увлеченного клуба Клим Ложкин сосредоточенно скрипел пером, внося правки в исписанные Виталием листы. При виде ученицы блондин одобрительно кивнул, бросив взгляд на лежащие на столе карманные часы с цепочкой.
– Присаживайтесь, Тиса Лазаровна. Я сейчас закончу. Прошу пять минут, – пробормотал он. Затем снова поднял голову от листов. Зеленые глаза прояснились от тумана отрешенности. – Вы сегодня в добром расположении духа, – произнес так, будто ожидал обратного.
– Люблю снег. – Девушка отвернулась, чтобы повесить на крючок пальто и пригасить улыбку на своем лице.
– Я тоже когда-то любил, – усмехнулся учитель, – пока не ввязался в интригу с курганом. Земляные работы зимой простаивают. Снег теперь вызывает не иначе как досаду.
Перед тем как снова вернуться к бумагам, Клим попросил ее зайти в опытную, добавив:
– Вас с раннего утра там очень ждут.
Тиса была совсем не прочь посвятить пять минут перед уроком беседе с Люсенькой и Строчкой. И поймала себя на мысли, что ей будет жаль прощаться с этими клубовцами, когда придет время покинуть Оранск. Переступила порог опытной и замерла. Единственным человеком, находившимся там, оказалась Клара. Брюнетка несла ящик со склянками и тоже ее заметила.
Войнова развернулась, собираясь немедленно уйти. Портить хорошее настроение, общаясь с этой особой? Нет уж, увольте.
– Тиса, подожди!
Оглянулась, сложив руки на груди. Все же Клара вознамерилась отхватить кусок от ее благодушия. Странно, но она не разразилась привычной обвинительной тирадой, а просто молчала, задрав нос. Взглядом, что ли, убить решила? Не велик василиск, не подействует. Когда терпение почти исчерпалось, брюнетка заговорила.
– Я прошу прощения за свой поступок на концерте, – еле выдавила она из себя. – Мне не стоило опускаться до такого.
Тиса не знала, что и сказать. Извинения? Впору небесам обрушиться на землю.
– Я на самом деле сожалею. – Удивительно, но в голосе девушки действительно послышалась досада. – Глупая затея была. – Она поставила ящик на стол, звякнув стеклом, и отряхнула руки.
– Ты серьезно? – недоверчиво спросила видящая.
Брюнетка усмехнулась, найдя что-то смешное в лице собеседницы.
– Я сожалею, что зря руки марала. Тебя бы и так вскоре раскусили – без моего участия. Если бы только Клим послушал меня и устроил тебе проверку… Подобной доверчивости за ним раньше не замечалось. – Клара криво улыбнулась, снова возвращаясь к свойственной ей ироничной манере разговора. – Поистине, смазливое личико отбивает у мужчин все мозги, пусть даже самые лучшие.
Войнова вздохнула. Напрасно она тревожилась. Падение небес отменяется. Мир спасен.
– Учитель не сомневается в моей одаренности, – возразила она. – Ты же знаешь, я видела Строчку в библиотеке.
– О, так трудно догадаться, где проводит время писарь, – фыркнула Клара, возводя глаза в потолок. – Может быть, ты и меня видела? Дай-ка подумать… Неужели в опытной? – ахнула она. – Ну надо же! Какой великий дар!
Тиса чуть было не предложила проверить ее сейчас же, пусть бы Клара встала за ширму, как в «повторише». Но, слава Единому, удержалась. Унижаться она не станет. И выходок подобных той, что была на концерте, больше не потерпит.
– Думай что хочешь, – бросила, желая отвязаться от собеседницы. – Возможно, я недолго еще пробуду в Оранске. Совет мой тебе: запасись терпением, чтобы зря силы не потратить и не выставить себя в очередной раз неприглядно. Счастье твое уже близко.
Тиса вышла из опытной, не замечая удивленного лица брюнетки. Дверь за ней захлопнулась. Привалившись плечом к стене, девушка перевела дух.
А ведь она только поведала Кларе то, в чем самой себе боялась признаться. Виной всему вчерашнее видение. Демьян, держащий за руку Рича. Их прогулка и теплая беседа. Его искреннее сожаление. «Я повел себя недостойно и причинил обиду». И ее горячее желание оказаться там, рядом с этими двумя мужчинами. А вдруг он в самом деле придет за ней? Мысль отправиться в столицу с Демьяном показалась пугающей и одновременно пленительно сладкой.
Тиса накрыла ладонями разгоряченное лицо.
Дверь кабинета неожиданно распахнулась, являя Климентия Петрониевича.
– Что это с вами? – Его светлые брови сошлись на переносице.
Девушка поспешила убрать руки от лица. Невнятное «ничего» никого не убедило.
– Клара, – глухо произнес Ложкин, сделав самостоятельный вывод. – Нет, я обязан положить этому конец.
Стремительной поступью учитель направился в опытную. Тиса догадалась о его намерениях и, не раздумывая, преградила путь.
– Оставьте, прошу… Я не желаю быть причиной раздора меж вами. Притом что Клара здесь ни при чем. Вернее, не только она, – добавила. – Это личное.
Замолчала под пристальным взглядом мужчины напротив, который, казалось, раздумывал над достоверностью ее слов.
– В таком случае, – ожил блондин далеко не сразу, – прошу в кабинет, Тиса Лазаровна. Начнем занятие.
Войнова выдохнула. Еще одной ссоры она бы сегодня не вынесла.
Учитель будто задался целью указать ей на все ошибки и пробелы в необходимых знаниях по поиску. И хотя заданные параграфы еще со вчерашнего вечера были читаны, отвечала Тиса без энтузиазма, предпочитая больше слушать, чем говорить. Час они разбирали теорию поиска по именной вещи. Ученица узнала, что примерно одна четвертая часть от общего числа видящих так и не овладевают им, поскольку «почувствовать» связь и протянуть «связующий щуп» к владельцу именной вещи – сложное умение, требующее больших как душевных, так и телесных сил. Странно, что Климентий взялся обучать ее этому. Зачем? Сегодня она на все смотрела несколько иначе. Так ли необходимы ей эти знания? Стоят ли они того, чтобы оставаться так долго вдали от отца, от Рича, от…
– У вас нет времени на длительное обучение, как у учащихся школ одаренных, Тиса Лазаровна, – ответил на озвученные сомнения учитель. – Вам дан краткий срок, чтобы освоить важнейшие практические методы поиска, тогда как школьник-видящий имеет на них семь-десять лет. И вряд ли стоит напоминать о немалых деньгах, что вы платите за обучение. Задерживать развитие вашего дара на стадии червя, когда его предназначение – летать, простите, не имею права. Пусть полет поначалу будет коряв, короток и невысок, важнее то, что он случится. К тому же владение поиском по именной вещи способствует матерению дара. Как я уже говорил, дело в предназначении. Это как колесить по ухабам и вдруг войти в нужную колею. Вы сможете быстрее покорить непослушный дар. Вы же этого хотите? Или уже нет? – Зеленые глаза мужчины уперлись в сидящую напротив девушку.
Тиса кивнула не столь уверенно, как раньше. Ее острое желание избавиться от видений Демьяна дает слабину, и похоже, учитель это тоже понял.
Он с укоризной покачал головой, точно читая ее мысли.
– Вы не утруждали себя историей дара, это заметно. Знаете, что может видящий с таким охватом, как у вас? С сильным и подконтрольным даром? Вам это не столь интересно, как погляжу.
В голосе мужчины зазвучала досада.
– Сильный искун способен найти пропавшего за сотни и тысячи верст. С точностью до полуверсты указать на карте местонахождение человека, поскольку заматеревший дар открывает разуму способность к идеальной ориентации в магнитно-поясном поле Хорна. Навык отстранения позволяет видящему разглядеть близкие предметы и местность. В нашем с вами случае – нет, но для счастливчиков – плюс ко всему подвластно видение разных рас, вплоть до древних. Были даже редчайшие случаи, когда видящий мог брать под свой контроль тело объекта поиска. Имперские стражи, сильнейшие мира сего, чтобы заполучить одаренного искуна, готовы отдать не один мешок золота. Видение – это редкий дар, Тиса Лазаровна. Вы же относитесь к нему несерьезно. Я не вижу желания овладеть, подчинить, дерзать. Вы не понимаете, чем владеете, и это прискорбно.
Сомнение, что его ученица, возможно, относится к бесталанной одной четвертой, Ложкина, похоже, не посещало.
Удивленная напором учителя, Тиса молчала. И чего он так разошелся? Все, в чем Климентий ее упрекнул, было истиной. Да, лишенная тщеславия, она не желала стези искуна, не видела себя на ином поприще, кроме как аптечном. Она травница. А дар – просто полезное приложение. Но она ведь и не скрывала, что желает лишь избавиться от самовольных видений.
– Но вы же тоже такой, – возразила девушка виновато. – Вы ведь видящий, но предпочитаете не работать искуном. Отказываете в поиске горожанам.
Блондин перестал вертеть в руках карандаш и замер. Зелень глаз неожиданно обрела предгрозовую черноту, и Войнова осеклась. Некоторое время они молчали.
– У меня иной случай, – наконец ответил Климентий, будто через силу. Он хотел добавить еще что-то, но передумал. – Впрочем, хватит на сегодня теории.
После «солнечных» шуйских мечтаний Тиса взялась выдумывать мало знакомого «объекта» для поиска, когда Климентий выдвинул ящик стола и достал из него железный ключ.
– Возьмите, – с невозмутимым видом он протянул его ученице, – это запасной ключ от моей квартиры…
Наверное, на ее лице отразились определенного толка эмоции, поскольку учитель поперхнулся, прежде чем продолжить:
– Кхм. Кажется, я не так выразился, – поправился он. – Ключ принадлежит Раиле Авиловне, пожилой женщине, сдающей мне квартиру на постой. До меня в квартире никто не жил, хозяйка съехала к дочери до того, как предоставить мне жилье. Ключом я не пользовался. И сейчас, Тиса Лазаровна, вы попробуете найти владелицу по данной вам именной вещи.
Тиса с робостью опустила взгляд на ключ в своей ладони.
– Но у меня не получится.
– Думаю, что так и будет.
– Тогда зачем? – Климентий сегодня не переставал ее озадачивать.
– Потому что вы должны начать пытаться! – Он сверкнул глазами. – Да, скорее всего, либо вы не войдете в видение, либо дар снова самовольно отправит сознание по прочной связи. Но прежде замечайте любое изменение в настрое. «Щуп» у каждого в воображении свой. Он может представляться тропой, путеводной нитью или норой. Вам нужно быть внимательной и постараться заметить зачатки его образования, затем усилить его, достроить сознательно.
Тиса слушала учителя и мысленно восхищалась: вот она, знаменитая целеустремленность Климентия Ложкина, о которой говорил Виталий. Будучи увлеченным какой-то идеей, этот мужчина делает все необходимое – и свыше того – для ее воплощения. Будь то поиск кургана или же обучение нерадивой видящей. Эх, поделился бы толикой своей силы воли…
– А как выглядит ваш щуп? – В самом деле любопытно.
– Гранитные ступени.
– Основательно, – улыбнулась Тиса. – А куда они ведут?
– Вверх.
– А что в конце лестницы?
Теперь уже улыбнулся Ложкин.
– Объект поиска, Тиса Лазаровна. Но я понимаю, о чем вы. Обычно никто до конца «щупа» не доходит. Видение открывается на полпути. Итак, вы рискнете начать?
Девушка раскрыла ладонь и рассмотрела ключ – железный, изъеденный ржой, с круглыми ушками. Коваль сработал аккуратно. Простой ключ, каких множество во всей империи, но только этот принадлежал некой Раиле Авиловне.
– Попробую, – согласилась без уверенности.
Учитель одобрительно кивнул.
Смежились веки, и обступила темнота. Ключ. Она все еще ощущала его холодную гладкую поверхность под пальцами, чувствовала едва уловимый запах кислого железа. Ключ принадлежит женщине. И она где-то находится сейчас. Возможно, здесь, в Оранске. Или в другом городе или селе. Женщина держала ключ в руках и нередко им пользовалась. На нем остался ее след. Невидимый глазу, но заметный ее дару. Минут пятнадцать Тиса провела, блуждая в мыслях, а потом дар впустил-таки ее в свои сени.
Туман – родной, знакомый – стелился в ногах. «Чей ключ? – спросила его. – Покажи мне, чей он». Тянулось время, она все так же брела в клубах дымки. Дар не собирался показывать хозяйку ключа. Внимательно оглядываясь, Тиса старалась замечать все необычное. Только что необычного в белом туманном поле? Гранитные ступени или тропы – здесь? Смешно. В конце концов девушка остановилась, устало наблюдая, как белые хлопья оглаживают ее щиколотки. Похоже, она со спокойной совестью покинет Оранск. Щуп вряд ли дастся ей когда-либо. Стоило об этом подумать, как туман возле ее ног засветился.
Замерев, наблюдала, как растет свечение, постепенно обретая бледные краски. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Семь цветов, слагающих радугу. Медленно цветная дорожка разворачивалась вдаль, и Тиса, как могла, подбадривала ее, припоминая наставления учителя. Спустя полчаса она смогла оглядеть творение своего дара. И чем видящие не вэйны? Пусть в воображении, но творить такую красоту!
Первый осторожный шаг по таинственно сияющей радуге, затем еще один. И вот она уже идет, не веря до конца, что у нее получилось построить щуп! Вот будет здорово вернуться с хорошей новостью. Она даже представила лицо Ложкина, когда будет рассказывать, как выглядит хозяйка ключа. Наконец у клубовцев развеются последние сомнения в ее даре. А ведь даже Климентий считал, что построить щуп с первого раза невозможно, что дар не пропустит или снова отправит ее сознание к вэйну… Стоять! Тиса поняла, что слишком увлеклась сторонними мыслями, но поздно – радужная дорога сворачивалась на глазах.
Учитель снова оказался прав.
Она стояла в приемной управного крассбургского отделения спецстражи Вэйновия в компании главвэя Горохова. Брюнет выглядел раздосадованным.
– Место оказалось нечисто, как ты и предполагал. Пятерка нашла пещеры, в которых держали пропавших людей. Около полусотни. Судя по восстановленным частям вэйграмм, их готовили к вытяжке.
– Драконья чешуя! – прошипел Невзоров и мрачно спросил: – Останки?
– Не нашли. Похоже, его что-то спугнуло, ушел, гад, и людей прихватил. Место портала будто выжжено. Как ему это удалось? Ведь протащил полсотни душ и ни одной нитки вэи не оставил. Теперь он может быть где угодно. Изнань! Мы снова в зобе мордоклюва…
– Скажи, чтобы сделали слепки вэйграмм. И отправь людей в архив, пусть сверят почерк.
– Шансов нет, – махнул рукой здоровяк, – слишком малые фрагменты.
– Шанс есть всегда, Игнат.
– Ты думаешь, это кто-то из осужденных? Из Мракота? Не верится. Если бы случился побег, нас бы известили в первую очередь. Они же там слепнут в первый год, а на второй сходят с ума. Таким не убежать.
Дубовая дверь приемной открылась, и вошел Юлий Жигаль, сегодня снова при парике. Взгляд немигающих глаз цепко скользнул по соратникам.
– Ба! Горохов, да ты делаешь успехи! Твой блок уже не напоминает дырявую ветошь.
Игнат почти до скрежета стиснул тяжелые челюсти.
– О чем шепчемся? – продолжил как ни в чем не бывало довольный чтец. – Я и так знаю: о неуловимом собирателе невесомых. «А кто наденет на себя сии латы – неуязвимым станет. Ни сталь, ни вэя не возьмут его». Интересно, бессмертие там не прилагается? Похоже, этот фиолетовый поганец метит на место Единого. Но доблестный главвэй Горохов не даст мечтам нечестивца сбыться. Правда, Игнат? Несдобровать ворогам, поколе на страже империи стоит такой богатырь!
Судя по разжимающимся и сжимающимся кулакам Горохова, терпение «богатыря» заканчивалось.
Спас Юлия Демьян.
– Ты к управному или меня искал?
– И то и другое. Я тут кое-что выяснил по делу Кочанова, хочу поделиться. А где, кстати, молодая привратница? – Чтец заозирался, словно девушка могла прятаться за шкафом или под письменным столом. – Помнится, я много интересного узнал из ее светлой головки.
– Ни стыда ни совести у те… – зарычал Игнат, но в этот момент дверь кабинета распахнулась.
Вначале показалась та самая привратница с кислым выражением лица. Затем… Душа видящей болезненно сжалась. Следующей из кабинета управного вынесла свою сногсшибательную персону баронесса Разумовская. Идеальное лицо, от которого невозможно отвести глаза. Идеально сидящее на точеной фигуре модное нежно-желтое платье, шляпка с приподнятой вуалью. И соблазнительные, манящие мягкой нежностью губы. Роман Валентович учтиво держал красавицу под локоток.
– Вы можете писать свою статью, Лилия Вэеславовна, но окончательную рукопись обещайте показать, – ворковал седеющим сизарем управной. – Понимаете ли, освещать жизнь ССВ нужно очень… м-м-м… аккуратно. Имперские тайны, сами понимаете.
– О да, я понимаю, Роман Валентович. Можете не беспокоиться. Газету курирую я. Посему, смею вас заверить, ни словечка не отпечатает вэйграф без вашего на то одобрения. Я могу рассчитывать на помощь ваших подчиненных? – Веер в женских руках раскрылся и закрылся.
– Они к вашим услугам.
Последовало приветствие. Купаясь во внимании мужчин, вэйна искусно кокетничала и то и дело одаривала главвэя Невзорова пронзительными взглядами. Роман Валентович, пребывая под очарованием Разумовской, великодушно разрешил красавице наведываться в ССВ сколь угодно раз.
– О, я рада, что вы так тонко понимаете меня, граф, – лучезарно улыбалась баронесса Политову. – Для моего литературного труда мне необходимо как можно лучше узнать о жизни героев спецстражи. Благо, вы считаете так же.
– Несомненно, Лилия Вэеславовна.
«Кто бы мог сомневаться!» – мысленно фыркнула Тиса. Негодование душило ее.
– Право, не знал, что ко всем вашим талантам вы еще и пером владеете.
– Вы очень разносторонняя для женщины, – последовал неуклюжий комплимент от Горохова.
– Не боитесь замарать чернилами нежнейшие пальчики? – Юлий поцеловал женскую ручку в кружевной перчатке и отступил к Демьяну, продолжающему стоять столбом.
– Моя участь – замарать их исключительно ради интересной статьи и вашего спокойствия, судари, – вздохнула напоказ красотка. Высокая грудь колыхнулась в глубоком вырезе корсета, привлекая к себе взгляды мужчин, как шмелей на яблоневый цвет. – Это сложнейшее поручение я не доверила ни одному статейнику «Женского Крассбурга». Взялась сама, чтобы вы могли быть уверены за ваши имперские тайны. Поверьте, меня они мало интересуют, – при этих словах она вновь прожгла взглядом сапфировых глаз Демьяна, – лишь будни и нравы героев.
– Как самоотверженно с вашей стороны. – Политов продолжал удивлять обходительностью.
Чтец чуть склонился к уху друга и прошептал:
– Чую я, Невзоров, эта Жар-птица залетела сюда по твою душу. Готовь сюртук для бала, сдашься на ее милость как пить дать.
Демьян ничего не ответил. Лишь видящая почувствовала сдерживаемый в груди мужчины вздох.
Гостиную наполняли громкие голоса. По возвращении из видения Тиса от расстройства не торопилась открывать глаза, не желая вливаться в общение. Так и полулежала на твердом диване, глядя в черноту век и не особо прислушиваясь. Но вскоре ее имя во фразах беседующих заставило проявить внимание к чужому разговору.
– Ой, как здорово! Спасибо большое, я передам ей карточку, как только она очнется! – Радостный возглас Люсеньки и шелест юбки.
– Но, Мо Линич, она не является членом клуба… – Клара не скрывала возмущения в голосе.
Покашливание перед ответом.
– Милая, это решение губернатора. На концерте вашей ученицей заинтересовались, Климентий, хотя девушка и сбежала со сцены. Я не имею ничего против, чтобы Тиса Лазаровна посетила Воскресенский бал в нашей компании. Вы, думаю, тоже, – без тени сомнения произнес заведующий школы одаренных.
– Я буду только рад, – голос Виталия Стручкова.
– Но разве на Воскресенский бал не приглашают только почетных горожан и тех, у кого есть заслуги или старания перед губернией? – упрямо возразила Клара, однако никто ее не услышал, поскольку в опытной раздался звон разбившегося стекла. Как выяснилось, котята добрались до склянок. Вся компания переместилась в смежную комнату, и Тиса медленно распахнула веки, затем так же не спеша поднялась с твердого дивана.
К тому времени, как в гостиной снова появились клубовцы, она успела подавить бушующие внутри нее волнение и досаду. Люсенька с ликованием всучила ей в ладони красивую бумагу с вензелем и гербом Оранска, и Тиса, как следует вежливой барышне, поблагодарила Мо Ши. Позже, уже у себя во флигеле, она забросила – с глаз долой – эту бумажку в шкаф, в самый темный угол свободной полки, прошептав в сердцах: «Изнань подери все Воскресенские балы!»
