Она снова подпирала спиной вишню, ту самую, что росла на повороте длинной аллеи в парке. Ветер шевелил кривые, как паучьи лапы, ветви дерева, кидал девушке снег за шиворот пальто, играл каштановыми волосами. Она же будто и не замечала этого. Закрыла глаза и откинула голову назад, вжимаясь в холодный ствол, будто мечтала врасти в него, превратиться в узловатые древесные наросты.

Старая вишня прислушивалась, склоняясь. Дерево успело привыкнуть к той, что время от времени навещает его в заброшенном парке.

«Лилия Разумовская не отходит от него ни на шаг, – шептала Тиса. – Разве можно устоять перед ее чарами? Баронесса, вэйна и настоящая красавица. Куда мне с такой тягаться?»

Однако позже, когда солнце вышло из-за туч, девушка глубоко вздохнула.

«Еще неизвестно. Возможно, я сгущаю краски, – она отступила на ледяную дорожку аллеи. – Он же отказался тогда идти на бал и танцевать с ней. Отказался ведь…»

Ей так хотелось верить.

На каток Тиса все же поехала. Потому ли, что тишина флигеля давила на нее сильнее любого гнета, или оттого, что стремилась сбежать от навязчивых мыслей, или же сыграло свою роль желание оказаться в лесу. Неизвестно. Но уже к двум часам дня, оставив позади пять верст, она в компании клубовцев подъезжала к катку села Доброкурово. Патва здесь разливалась широко и, скрытая подо льдом, представляла собой ровное поле у подножия лесистого холма. Несколько экипажей стояло вдоль дороги. Местные сельчане обустроили базарчик для любителей перекусить, продавали леденцы, пирожки да сбитень из кадок, черпая его половником и разливая по деревянным кружкам. Тут же торговали наточенными коньковыми полозиками с ремешками, глиняными свистульками, статуэтками, варежками, цветастыми шалями и всякой другой мелочью. Народ катался – кто один, кто в парах, кто толкал перед собой детские санки. Слышались смех, веселые разговоры и даже песни.

– Пойдем, купишь себе коньки своего размера. – Люся потянула Тису за руку к коробейникам, как только они сошли с саней. – Мы скоро!

Люсенька сегодня была хороша в белоснежном кроличьем полушубке и таком же беленьком беретике с фазаньим пером. Светлые кучеряшки выбивались на лоб и щеки, делая ее похожей на ангела. Клара же не изменила черному пальто и скепсису.

– Можете не торопиться, никто не расстроится, – буркнула она девушкам вслед.

– Не слушай ее, она просто не выспалась, – постаралась оправдать подругу Люся.

Войнова лишь головой покачала. У первого же коробейника она выбрала себе простые деревянные коньки и для Пони – свистульку в форме уточки. Спросила у местных, как лучше подняться на лесистый холм, и ей указали тропинку, берущую начало от зарослей ракитника.

Однако сбежать сейчас в лес значило расстроить добрую Люсю, и Тиса решила все же встать на полозики и вспомнить зимнюю забаву. Девушки присели на лавки и затянули ремешки и шнуровку коньков. Остальные клубовцы уже вовсю скользили. Строчка вертелся юлой так, что впору было восхититься. Клим и Клара держались вместе, но, увидев на лавках девушек, блондин заскользил к ним. И Клара с недовольным выражением на лице последовала за Ложкиным.

Люся быстро справилась со шнуровкой и уже ожидала подругу на льду.

Тиса подошла к расчищенной от снега зеркальной поверхности и осторожно ступила на нее.

– Когда в последний раз вы вставали на лед, Тиса Лазаровна?

Девушка подняла взгляд от своих ног. Учитель стоял рядом и с невозмутимым видом протягивал ей руку.

– Еще в гимназии училась, – честно ответила она.

– Это и видно. Хватайтесь за меня.

Тиса послушалась. Мужские пальцы крепко сжали ее ладонь. С поддержкой Ложкина она оттолкнулась и проехалась, стараясь не замечать насупившуюся Клару.

– Спасибо.

– Мой вам совет – наклоните корпус чуть вперед. Достаточно.

Он вывел ее на менее оживленное место катка.

– Готовы теперь сами? Давайте.

Климентий отпустил ее, но продолжал двигаться рядом, наблюдая неуверенное скольжение.

«Прирожденный учитель», – подумала Войнова.

Подлетел Строчка и принялся развлекать их сложными коньковыми дорожками. Люсенька пыталась повторить, у нее даже что-то получалось. Тиса сразу сказала, что не сможет. Зато Клара с выражением превосходства на лице повторяла все фигуры Строчки. Войнова замедлила шаги и восхищенно наблюдала, но ее отвлек учитель, который лишь мельком взглянул на брюнетку.

– Вы подаете большие надежды, – произнес он серьезным тоном.

Тиса усмехнулась.

– Это шутка, Климентий Петрониевич? Я знаю, что посредственно держусь на коньках. Вот Клара замечательно скользит.

– Я не о катании на льду говорю.

Блондин сцепил руки за спиной. Он тоже двигался уверенно, но почему-то не желал порезвиться с соратниками из клуба.

– Вы построили щуп на первом же упражнении с именной вещью.

– Но я не прошла им. – Она с горечью припомнила видение, когда Разумовская только появилась в ССВ.

– Пройдете, – Ложкин говорил уверенно. – Главное, вы его осознанно достроили, вы создали связь, Тиса Лазаровна. Осталось дело за малым. Скоро вы сможете находить пропавших людей. Понимаете это?

– Да, это здорово, – согласилась она. – Скажите, а в этих лесах есть волки?

Он удивился вопросу и в недоумении взглянул на чернеющий вдали лес на холме.

– Если и есть, то ближе к Ори. У селений не бывает животных.

– Я часто вижу вблизи Оранска кабанов.

– Вы уверены, что это кабаны? – Хмыкнул. – Странно. Насколько знаю, погодник, еще когда в силах был, поставил защиту городу, отпугивающую диких животных. Возможно, вы видели собак?

Тиса неуверенно пожала плечами.

– Сколько их было? – заинтересовался неожиданно Клим. – Двое?

– Около дюжины.

– Точно, псы. Кстати, вы знаете, что у собак и волков черно-белое зрение?

– Да, как и у оборотней, еще они могут мыслить совместно, – сказала Тиса и через секунду поняла, что Ложкин отстал. Обернулась. Блондин стоял в пяти шагах позади и теперь пытливо изучал ее лицо.

– Откуда вы знаете? Вы же говорили, что видите только людей?

Закусила губу, мысленно ругая себя за оговорку.

– Прочитала в одной из книг, – с трудом выговорила ложь под пристальным взглядом.

– Какой именно? – осведомился он, подкатывая ближе.

– В истории дара, – с некоторой заминкой ответила Тиса.

– Какой параграф?

Учитель остановился в шаге от нее, но и этого хватило, чтобы ощутить себя пойманной птахой.

– Почему-то мне кажется, что вы меня… – начал он, и в этот момент в ноги Климентия врезались детские санки.

– Эй! Кто толкается? – крикнул курносый подросток в ушанке, отрывая пузо от саней и оборачиваясь. Но так и не сообразил, кто мог свернуть его с пути. Поблизости стояла лишь тетя в черном, она не походила на шутницу. Решив, что толчок – дело рук двух смешливых гимназисток, скользящих чуть поодаль, он с гиканьем рванул к ним.

– Тиса, смотри! Виталик научил меня делать воронку! – послышался оклик Люсеньки, и Войнова поспешила прочь от учителя, чувствуя облегчение, что улизнула от щекотливого разговора.

Следующие четверть часа она каталась с Перышкиной, заслоняясь ею, словно спасательным щитом, от вопросов Ложкина.

– Тебе под зеленое платье нужна маска! – вещала Люся, будто поход на Воскресенский бал для видящей – дело решенное. – Я знаю одну лавку, там просто чудные масочки. Ты кем хочешь быть? Я взяла Лиса святого Косеницы. Строчка – червяка Жвала, а Кларочка с Климом, наверное, опять не захотят надевать маски. На балу весело! Вот посмотришь! Мы заедем за тобой в четыре.

На Воскресенских балах-маскарадах издавна заведено было являться в масках святых животных. Выбор невелик, но все же присутствует. Тиса почему-то с постоянством выбирала Карпа.

– Смотри. Вон тот мужчина второй круг с тебя глаз не сводит, – прошептала Люся ей на ухо.

Войнова обернулась и увидела справного парня в дохе.

– Люся, этот дородный муж вовсе мной не интересуется.

– Да нет же, не этот толстяк, а вон тот, статный. Ой, куда же он делся?

Похоже, приятельница старалась поднять ей настроение, догадалась Тиса. Перед ними в самом деле вскоре появился статный богатырь, и даже очень знакомый – Илья Творожков. Светясь от радости, поклонился.

– Люсия Аркадьевна, не представляете, как я счастлив вас тут встретить! – воскликнул парень, почти не дыша рядом с Перышкиной. Та залилась довольным румянцем. Эти двое неторопливо заскользили рядом, касаясь друг друга рукавами. Войнова почувствовала себя лишней и отстала. Затем, улучив момент, смешалась с толпой, чтобы через минуту вырваться из нее. Вблизи зарослей ракитника она сняла коньки, как в детстве, удобно накинула ремешки на запястье и двинулась вперед по тропинке, стелющейся вверх – на холм, в лес.

С каждым шагом стихали суета и крики катка, и раскрывала объятия лесная тишь с запахом хвои. Ветер шумел в соснах, чесал сосновыми иглами воздушную гриву. А какой ее ждал вид с высоты холма на местность – ради одного этого стоило сюда приехать. Девушка выбрала пятачок, где можно было присесть на поваленную ветку и насладиться открывшейся с картиной. Снежная речная долина в свете вечернего солнца приобрела желто-синие краски. В другой раз она ощутила бы радость бытия, как всякий раз, когда пребывала в единении с природой. Но сейчас на глаза навернулись слезы, и Тиса поспешно прикрыла веки. Она так и сидела, слушая лес и уговаривая себя верить в лучшее, пока не ощутила на себе взгляд. Девушка медленно привстала и оглянулась. Никого.

«Диких зверей здесь нет», – прошептала она себе под нос, припомнив слова учителя. Но все же подумала о ножах в ботинках. Со стороны тропинки послышался хруст шагов, и через несколько секунд на полянке показался Климентий Ложкин.

– Как вы меня нашли? – Тиса снова опустилась на бревно и вздохнула. Вот упрямец!

– Я случайно заметил вас, когда вы взбирались сюда. Вам так надоело наше общество? – В зеленых глазах светились укор и что-то еще.

– Совсем нет. Мне хотелось побыть в лесу.

– Вы любопытная личность, Тиса Лазаровна. Вас трудно понять.

Что здесь удивительного? Она и сама себя не понимает, особенно в последние месяцы. Ждала вопроса о видении, но учитель воздержался.

Присел рядом и оглядел с высоты пейзаж.

– Знаете, Патва на первый взгляд кажется спокойной, но на поверку у нее есть течения, в которые лучше не попадать, – перевел он тему. – Вон там, видите, черные пятна? Это полыньи, они не застывают даже в лютые морозы. А в сильные дожди река затапливала Оранск. Люди плавали по Боровой на лодках в семьдесят седьмом. Есть даже гравюра такая…

Слушая из уст учителя справку из прошлого Оранска, девушка вскоре поняла, что увлеклась. Но посиделки на бревне закончились неожиданно: порыв ветра скинул на головы парочки большую охапку снега. Блондин от неожиданности подскочил и даже, кажется, ругнулся. Тисе досталось меньше – она лишь встряхнула шапочку, тогда как у Ложкина вид был уморительным. Войнова не удержалась от улыбки, наблюдая за стараниями мужчины отряхнуться.

– Чего смеетесь? – возмутился он. – Помогли бы лучше.

Тиса по доброте души прошлась перчаткой по мужской спине.

Счистив белую крошку так, чтобы Ложкин хотя бы не напоминал снежного деда, они спустились с холма.

– Вы чего, в с-сугробах валялись, что ли? – хохотнул Строчка, заметив вернувшихся на лед учителя с ученицей.

Клара обернулась, окатила прибывших убийственным взглядом и отвернулась.

– Больше не разговаривай с ним! – продолжила выговаривать она расстроенной Люсеньке, которая глядела вслед удаляющемуся парню. – Этот «пирожок» тебе не пара. Ты достаточно богата, чтобы найти себе партию с обедневшим титулом. А любовь – это старая сказка. Кто в нее верит, тот глупец.

– Брось, Клара, – встрял Виталий и тут же пожалел.

– А ты вообще катись отсюда, скорописец, – фыркнула брюнетка. – Нечего слушать женские разговоры.

– Злая ты опять, – хмыкнул Строчка, – как гусыня.

– Вот и уноси подальше свой жалкий хвост, пока не выщипала, – рявкнула грозная «птица».

– Ой, понес-понес, – хохотнул Виталий. – Слышь, Петрониевич? Клара меня з-заклевать хочет, и тебе достанется на орехи.

Но вопреки его опасениям брюнетка на Ложкина даже не взглянула.

Вскоре компания настроилась на обратную дорогу и отправилась к саням. Климентий и Тиса шагали молча, Люся кисло улыбалась, Строчка болтал что-то о благочинниках, которые продолжают дежурить на выездах из города. Клара шагала позади и умудрялась препираться со встречными прохожими, сетуя на толчею.

– Эй, куда идешь, глаза разуй! – крикнула брюнетка одной веселой барышне из встречной компании. А та вдруг ее узнала и тоже в карман за словом не полезла.

– Образцова? Ты, что ли? Сама разуй!

– Лапти убери с дороги, Сено.

– Сама убери. Я, кстати, скоро буду не Сенова, сменю фамилию, – довольно сообщила Кларина знакомая. – Замуж выхожу. А ты всё в девках, да?

– И какой тюфяк на тебя позарился только?

– Тебе-то что? Ты лучше за своей мамашей приглядывай, а то снова бродяжничать начнет. Она же у тебя «того».

– Ах ты!

Девушки чуть не вцепились в шляпки друг друга, благо Строчка с Климом растащили. Наверное, на лице Тисы отразилось удивление, поскольку ей тут же досталось от «гусыни»:

– Что, лжевидящая, так смотришь? Мне плевать, что ты думаешь. – Клара тряхнула короткими волосами. – Радуйся, что у тебя есть защитник.

Снадобье от сердечной боли несложно в приготовлении. Коренья синей горечавки и валерианы, плоды красного боярышника, венчики сердцелюба, прополис. Кладем в жбан, заливаем красным вином. Крышку законопачиваем вязкой смолой. И убираем в прохладное место.

Простейшее снадобье, но даже с ним работа не ладилась. Тиса растерянно перебирала травы, перекладывала с места на место, будто не зная, что с ними делать. Приходилось пару раз заглядывать в прошлое с помощью памятован и подсматривать, как эти снадобья готовил дед Агап.

Слава Единому, Агата Федоровна не видела этого позора, поскольку удалилась вслед за Пантелеймоном за прилавок аптеки обслуживать каких-то важных посетительниц. Оставшись наедине с травами и мыслями, Войнова облегченно выдохнула. Держать лицо при колдунье оказалось делом нелегким. Выказывать же истинное состояние души девушка не хотела, как и видеть в глазах кого бы то ни было жалость к себе.

Закончив работу, Тиса устало присела на лавку и какое-то время просто смотрела отсутствующим взглядом на запечатанный жбан. Осталось снести его в кладовую. Жаль, что от ее сердечной боли нет снадобья. И почему не придумали от приворотов средств? Почему только время прекращает их действие? Что за невезение…

Агата Федоровна сегодня при встрече снова напомнила о платье и о том, что уже завтра бал в губернаторском дворце. А она с трудом смогла проглотить возникший в горле горький ком. Завтра Демьян идет на этот драконов бал и будет танцевать с баронессой. Теперь Лилия Разумовская будет целовать его тонкие губы, ощущать жар его сильных рук, она будет чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Она – его Жар-птица, которую он боится упустить. Как же быстро этот вэйн забыл о своих обещаниях…

Ладонь девушки коснулась шершавой поверхности глиняного сосуда. На ручке обнаружился маленький скол, острые краешки которого кольнули большой палец.

Ведь знала же, что это произойдет. Что высокородный вэйн уедет в столицу, что увлечется другой, более достойной. Идеально подходящей к сиятельному титулу. Князь Демьян Тимофеевич Невзоров и баронесса Лилия Вэеславовна Разумовская! Так привратный глашатай будет выкрикивать их имена на балах высшего света.

Тиса отодвинула от себя жбан и покачала головой. Воистину, у нее тоже есть титул. Она выиграла его в конкурсе среди себе подобных. Титул легковерной глупыхи. А письма их сиятельства и обещания? Ветер в поле. Песок донный. Облака в небе. Она не первая и не последняя, кто поверил словам мужчины. Все изменчиво в этом мире.

Травница подхватила на руки глиняный сосуд и понесла его в одну из кладовых. Ряды полок со снадобьями встретили ее звенящей тишиной. Разместив жбан на положенном ему месте, девушка сильнее, чем надо, стиснула ладонями край деревянной неотесанной полки и склонила голову. Слезы оросили ее ресницы.

Как бы она хотела стать тверже, застыть, как когда-то – мягкая глина в печи при обжиге этого жбана. Чтобы потом никакие невзгоды не смогли смять ее. Царапины – сущий пустяк. Но не могла, не могла злиться на вэйна. Она просто оплакивала потерянную надежду.

Из коридора послышались голоса, и это выдернуло Войнову из пасмурных мыслей. Быстро промокнула глаза фартуком, приводя себя в порядок. Не хватало, чтобы кто-то увидел ее в таком состоянии. Однако никто так и не появился в кладовой. Голоса смолкли. И тут она увидела знакомую бутыль на соседней полке. Руки к ней сами потянулись.

«Снадобье для улыбок – забавник».

Стекло на ощупь оказалось удивительно теплым. Тягучая жидкость с вэйновским накладом могла согреть руки не хуже чашки с чаем. На просвет – полупрозрачная.

Тиса крутила бутылек в руках и не могла заставить себя вернуть его на место. В какой-то момент решила, что от одного глотка склянка не обеднеет и вынула пробку. Осторожный глоток вязкой теплой жидкости, похожей по вкусу на тыквенный сок. И… пока ничего.

Никаких новых ощущений. Настроение тоже не спешило восстать из изнанки, куда успело с раннего утра низвергнуться.

– И когда же оно подействует?

Тиса запоздало постаралась вспомнить, что говорила Агата Федоровна об этом снадобье одной из пожилых покупательниц, но в итоге снова прибегла к памятованам. Как же все-таки здорово, что можно прослушать и просмотреть заново то, что некогда пропустил мимо ушей и глаз по рассеянности.

«Оно пьется один раз в день по пять капель до еды, но долго принимать нельзя. Двадцать дней, не более. Почему нельзя? Так, душечка Серафима Макаровна, потом может быть упадок душевный при отмене. Вот почему. Вы постарайтесь за отпущенное время выпестовать свой собственный душевный лад, мой вам совет…»

– Похоже, я переборщила с глотком, – прошептала Тиса, вернувшись из прошлого. – Вот же я дурачина беспробудная, – нервно хихикнула она.

Однако всю серьезность или, вернее, несерьезность поступка она осознала уже в скором времени. Через полчаса Войнова ощутила прилив воодушевления и сил. Мир вдруг показался ей дружелюбным и ярким, и – о, Единый, как я тебя люблю! – противная парочка Демьян и Разумовская отошла на задний план ее дивной картины жизни.

Когда в сырьевую вернулась Агата Федоровна и привела с собой Перышкину, которая вовремя надумала заглянуть к колдунье, Тиса встретила их задорной улыбкой и радостным приветствием.

Не успела Люся задать волнующий ее вопрос, как ей на него уже ответили.

– Конечно, я пойду на бал! – заявила видящая. – Обожаю веселье и танцы! Уже сгораю от нетерпения!

– Я так рада, что ты передумала! – Люсенька радостно воскликнула, и две девушки, к изумлению вэйны, схватились за руки и рассмеялись.

– Какие у тебя чудные кучеряшки! – воскликнула Тиса. – Точно как у Фифы! И даже бантик на шее такой же!

Что Фифой звали пуделя Тонечки, жены увежского градоначальника, подружка не знала и радостно поблагодарила за комплимент.

Отчего видящая звонко рассмеялась:

– Ты такая милая, Люсенька, и ясная, как ромашка.

Агата Федоровна не переставала удивляться перемене настроения помощницы, но тем не менее с удовольствием велела горничной упаковать платье и снести его в сани Перышкиных. Пообещав рассказать, как провели время на балу, девушки шумно и бодро покинули аптеку, чтобы срочно подобрать подходящую к платью маску. И уже через десять минут женские ножки переступили порог самой замечательной лавки на свете. О, как тут оказалось интересно! Маски, посвященные священным животным! Нарядные, на любой вкус, украшенные бисером, перламутром, каменьями, сканью, перьями, радужной чешуей и другой всячиной. Тисе казалось, что она попала в сказку. Хотелось все потрогать и примерить. Хозяин лавки, ушастый мужчина, похожий на отъевшуюся мышь-полевку, так же юрко, как сей грызун, таскал девушкам с полок маску за маской. Тиса примеряла и, глядя на себя в круглое настольное зеркальце, хохотала. Люся в восторге хлопотала, выдавая советы. Иногда, правда, не понимала, что говорит видящая, но была очень довольна ее веселым настроем.

– Попробуй еще вон того Лиса!

– Давай, – согласилась Войнова, примеривая маску-шапочку с встопорщенным рыже-черным мехом и вздернутым обсидиановым носиком. И тут же покатилась со смеху. – Какая прелесть! Я похожа на Разумовскую, которой подпалили космы! О, как же я теперь напишу статью о героях! Герои-то все подались в бега!

– Она велика тебе. – Люсенька оценивающе осмотрела подругу. – Раль Панфилыч, а покажите зеленоперого Гора. Надо, чтоб с завязками вот тут.

– И еще вон того Карпа с губами на все лицо, будьте так добры!

– Тиса, ты же это не всерьез, да? – хихикнула Люся, наблюдая, как видящая с горящим взглядом дорвавшегося до игрушек ребенка напялила на голову маску Карпа и сделала руками движения, напоминающие махи плавниками. Тут уже обе девушки и еще несколько посетителей зашлись хохотом. Надо сказать, в лавке стали появляться зеваки с улицы, привлеченные заразительным смехом.

– Завтра грустить грешно, я хочу повеселиться! – ответила Тиса. – Ой! А вон та еще потешней! Покажите, пожалуйста, вон ту! – воскликнула она.

– Какую?

– Червя Жвала.

Маска, на которую указала пальчиком Войнова, представляла собой нечто похожее на разношенный бабушкин чулок земляного цвета с прорезями для глаз и до жути большим ртом. Хотя ткань затейливо украшал орнамент из серого бисера, общий вид он не менял – это был лысый червяк.

– Но, милая барышня, – дернул носиком «мышь-ушастик», – это совсем не женская маска.

– О, не беспокойтесь, я не мужененавистница, – успокоила продавца видящая, – хотя иногда задумываюсь ею стать. Давайте-ка!

Войнова натянула на себя колпак Жвала. Толпа дружно грохнула смехом, когда девушка восхищенно с придыханием произнесла, глядя в зеркало:

– Просто неотразима! – Она пригладила лысинку маски и добавила: – Я ее беру!

– Тиса, ты же шутишь, да? – растерянная Люся наконец-то стала подозревать подругу в невменяемости.

– Нисколечко. Эта маска самая веселая! – восторженно ответила ей видящая.

– Пожалуйста, взгляни еще на эту, – умоляюще протянула Перышкина другую маску Карпа с перламутровой чешуей и зелеными лентами. Войнова заартачилась, но потом уступила, вновь сказав, что Люся «милейшая ромашка» и что ей трудно отказать в просьбе.

В итоге лавку Тиса покинула, унося с собой колпак червя Жвала и перламутровую маску Карпа. Вторую видящая купила только из-за того, чтобы не огорчать Люсеньку.

Затем настала очередь обувной лавки, и к покупкам добавились скучные зеленые туфли, хотя Тисе так понравились парчовые шуйские чувяки с длинными загнутыми носами! Красивее, чем у Льва Леонидовича Отрубина. Жаль, они продавались по баснословной цене. Зато в другой лавке Войнова выбрала необычный ридикюль из муаровой саржи с цветочной вышивкой гладью. Что славно, его можно было крепить к пояску и руки оставались свободными. И это еще не все. Девушка расщедрилась на белоснежный веер, пусть не такой пышный, как у столичных модниц, и, к сожалению, не яркий, зато легко складывающийся и раскладывающийся со смешным звуком «Хряк!». Тиса, возможно, еще что-нибудь купила бы, но деньги, которые она имела при себе, быстро закончились. И это тоже ее рассмешило.

– Как же ты будешь собираться без подмоги-то? – беспокоилась Люсенька, топая к саням вместе с видящей. – Ты же одна живешь. Ой, а давай я Микилку с утра за тобой отправлю, и мы вместе у меня соберемся? Малинка тебе такую прическу начешет, залюбуешься!

Идея совместного «наряжательства» к балу тоже была воспринята на «ура». Ведь вместе веселее.

Сани тронулись с места, под дугой зазвенели бубенцы. Тиса в восторге от езды пищала, как гимназистка, и подставляла лицо ветру. Хоть и рано вечерело, мир казался до невероятного красивым и ярким. Люсенька пару раз здоровалась со встречными и махала ручкой, и Тиса повторяла за ней приветствия незнакомым людям.

Домой не хотелось совершенно, хотелось подольше покататься на санях. Люся предложила не сразу отправиться на Коромысловую, где жила видящая, а вначале заехать к матушкиной знакомой на Дубяную улицу с каким-то поручением. Тиса с удовольствием согласилась. Они миновали улицу Фабричную, поглазели на внушительных размеров ткацкую фабрику – кирпичное здание в три этажа, выстроенное буквой «Т», одно из владений того самого богатея Фролова. Пропустили выезжающую из ворот крепкую длинную телегу с тканевыми тюками. Затем свернули на Отрадную, а с нее уже на Дубяную. Микилка крикнул «Тпр-ру» лошадкам. Люся исчезла в доме с зелеными ставнями и возвращаться не торопилась. От скуки Войнова решила пройтись до угла квартала и обратно. По дороге она нагребла снега в ладони и запускала снежки то в несчастную кошку, что решила не вовремя вылезти из подворотни, то в ведро, надетое вверх тормашками на тын, то в ворону на ветках ольхи и смеялась над своими же выходками.

Видящая никак не ожидала, что за углом проулка наткнется на знакомую парочку.

На барышне была надета накидка с глубоким капюшоном, однако Тиса все же узнала ее, когда благочинник в порыве страсти нечаянно скинул капюшон со светлой головки. Парочка жарко целовалась прямо на пороге у открытой калитки. Чуть дальше по дороге стояла двуколка Отрубиных с храпящим возницей на козлах. Может быть, невольная свидетельница и ушла бы, не потревожив парочку, но судьба тоже захотела повеселиться.

– Лиза! Зачем ты так! Не уходи! – шептал парень, целуя Елизавету, прижимая ее к своему крепкому телу все плотнее. – Что ты со мной делаешь… Я схожу с ума от ревности к этому старому слюнявому мухомору… останься со мной.

Именно эпитет «старый слюнявый мухомор» показался Войновой невероятно смешным, она не сдержалась и расхохоталась. Так заразительно, как у нее обычно и получалось сегодня смеяться. А когда двое отпрыгнули друг от друга как ужаленные, так просто – картина маслом: испуганное личико Лизоньки и растерянное – благочинника. Вот умора-то!

– Простите, что помешала, – давясь смехом, просипела Войнова, – вы продолжайте, я тут не нарочно.

Выражения лиц этих двоих после ее слов стали еще потешнее.

– Ой, какие же вы смешные! – воскликнула Тиса. – А парень-то верно говорит. Проскулятов – самый настоящий старый слюнявый мухомор! Не боишься отравиться? Ха-ха!

Скрипнула калитка, и на улице появилось еще одно лицо – незнакомая простоволосая девушка в полушубке с ребенком на руках. Лицо милое, круглое, скорее не от упитанности, а по строению скул.

– Сережа, тебя отец зовет, – сказала она благочиннику, качая ребенка на руках, потом заметила Войнову и замолчала.

Поняв, что уже и так задержалась в этой компании, Тиса помахала удивленной Лизе ладошкой и игриво подмигнула.

Она уже шагала прочь, когда услышала за своей спиной вопрос:

– Брат, кто эта девушка? Лиз, ты ее знаешь?

Ответ Войнова не слышала, потому как впереди увидела ждущую ее Люсеньку. Издав радостный клич, побежала ей навстречу. Как же весело!

И снова – сани и ветер в лицо!

Но пик игривого настроения Тису настиг у дома Кадушкиных на Коромысловой. Вдруг ужасно захотелось розыгрыша. Еще издали приметив старушку Никифоровну, подсматривающую скандал Голиковых у высокого забора, она попросила Микилку остановиться. С плутоватым выражением на лице прижала палец ко рту, прося Люсю не выдавать ее, и ужом выскочила из саней. На ходу напялила на голову маску червя Жвала и подкралась к Никифоровне.

Бабка, не отрывая глаза от заборной щели, кусала сухие губы и что-то бормотала себе под нос. И согнулась же, чтобы подсмотреть, как спина только не болит?

А за забором кипели страсти. Вениамин и Матрена Голиковы выясняли отношения.

– Ты какого смотрел на эту облезлую швабру из булочной! Думаешь, я не видела, как ты зенки-то пялил, а?!

– Душечка моя, да ни в жизнь! Я ж на булочки только и глядел. Зачем мне на нее смотреть-то?

– Тебе известно зачем! На кости небось позарился!

– Матреночка, что ты, голубушка моя!

– Отойди от меня, кобелюка!

Тиса даже сама заинтересовалась склокой и захихикала. Пристроилась рядом с соседкой, заглядывать в щелку.

– Смешно ругаются, правда? – прошептала.

Тут-то Никифоровна и заметила ее. Видимо, маска и вечер полностью преобразили девушку, поскольку старушка заголосила и с прыткостью молодецкой чуть на забор не полезла.

Войнова давай ее держать, чтоб не упала, а та впотьмах еще больше взвыла со страху, стала отбрыкиваться.

– Да это же я, не бойтесь! – захохотала Тиса, снимая маску. Это послезавтра ей будет стыдно за свое поведение, а нынче казалось, что она здорово повеселила соседку.

– Тьфу! Постоялица Альки, что ль? Чтоб тебя изнань в испод забрал! Дурная девка!

Под задорную ругань Никифоровны девушка зашла во двор. Там, присев перед конурой, взялась весело перегавкиваться с Силачом на потеху всей семьи Кадушкиных и примолкших за забором Голиковых. Люся с Микилкой вскоре пополнили ряды зрителей. Представление продолжилось, когда маску Жвала заметила Натка и потянула к ней свои ручки. После чего сестра с братцем устроили забег вокруг взрослых, по очереди пугая друг друга в маске. Вот они-то точно оценили ее выбор, радовалась Тиса, глядя на ребят. Закончилось тем, что она из доброты душевной оставила маску детям. У нее другая есть, пусть скучная, но и такая сойдет.