Не сразу поняв, кто ее зовет, обернулась, вглядываясь в прохожих, семенящих по льду тротуара. Когда подкатили расписные сани и из них помахала ручкой прелестная девушка в красивом голубом салопе с меховой оторочкой, Тиса узнала в ней Люсеньку.

– Залазь ко мне, подвезу!

Медлительность подруги Люсе не понравилась, и она выскочила и чуть ли не сама затащила Войнову в повозку. Усадила на мягкую скамью и накрыла ноги теплым пледом.

– Наконец-то ты отогреваться начала, – удовлетворенно отметила она, сияя широкой улыбкой. – Хоть и бледная как смерть. Подожди, у меня бублики есть, мамочка с собой дала, будешь?

Тиса согласилась. С этой девчонкой спорить бесполезно.

Всучив в руки новой пассажирке бублик, Люсенька бросила вознице: «Трогай, Микилочка».

– Ну что, ты успела свое дело сделать?

– Какое дело? – не поняла Войнова.

– Как какое? – Вздернулись бровки домиком. – Важное! Ты же убежала из-за него с урока.

– А-а. Успела, – Тиса в который раз с теплом вспомнила, что Рич теперь в безопасности. Демьян отстоял мальчишку. Отстоял так, как никто другой бы не смог. Слава Единому! Было яснее ясного: ни она, ни Агап, ни даже отец ничего не поделали бы со стаей Бут-Шеро.

Утренние размышления привели ее еще к одному выводу. Тогда на суде семерых Демьян не использовал скип в полную силу, дрался без лезвий. Получается, он даже перед лицом смерти не желал намеренно калечить людей? На такой великодушный поступок способен лишь достойный человек.

И с новой силой за нее взялось сомнение. И сердце, почуяв слабину, сорвалось с поводка. Она-то посадила его обратно на цепь, в этом она уже мастер. Но до того своевольное сердце успело наговорить ой-ей сколько. А теперь эти вопросы никак не идут из головы. Что, если в самом деле вэйн не просто увлекся девчонкой из провинции? Что, если он действительно любит? Любит ее по-настоящему. Крамольная мысль, и все же. Как он написал в письме? Случайно приворожил и сожалеет об этом. Предоставляет ей полную свободу решать. И будет ждать ее ответ до весны. А вдруг дождется? А что, если ее чувство к нему тоже окажется настоящим? О, Единый!..

Тиса тряхнула головой. Нашелся бы добрый человек – макнул бы ее головушкой в снег, чтобы охладилась. Жаль, Люся для этого не подходит. Клара бы могла, да страшно обращаться – закопает еще, а откопать забудет.

– А ты куда шла? – поинтересовалась меж тем Люсенька.

– В аптеку, – рассеянно ответила видящая.

– Ты заболела? – ахнула спутница, внимательно оглядывая знакомую.

Пришлось успокоить Люсеньку, пока та из пущей заботы не уложила ее в постель, признавшись, что работает в аптеке колдуньи. Девушка восхищенно хлопала ресницами.

– Ты видящая, да еще и травница! Какая молодец! А я вот ничего такого не умею, – вздохнула, выпустив пар изо рта на мороз.

– Потому что у тебя другой дар.

– Да, – без воодушевления согласилась Люся, рассматривая муфточку на своих коленях. – Меня зовут иногда взглянуть на дома, сараи, огороды, чтобы я сказала, что там нет привидений. И еще Клим думает, что я могу увидеть дух Онуфрия Гатчиты и он мне укажет, где курган. Но разве это помощь людям? Вот ты можешь искать пропавших людей, а еще лечить.

– Но ты ничем не хуже меня, милая, – подбодрила Люсеньку Войнова. – Ты хороша в своем деле.

– Нехороша. – Перышкина выпятила губку. – Мо Линич просит, чтобы я прогнала Манилу, а я не могу! Я боюсь ее, – шепотом призналась она, подняв хрустально-голубые глаза на соседку, – ужасно боюсь.

– Но тебя никто не может заставить делать то, что тебе не нравится. – Войнова погладила девушку по плечу. – И не переживай. Мы все в жизни иногда ощущаем себя потерянными.

– Нет, я никогда не терялась, даже в детстве, – с уверенностью ответствовала Люся.

Какая же она забавная! Тиса улыбнулась. И день хороший. Словно услышав ее мысли, в просини неба явилось царь-солнце. Мир стал ослепителен и ярок. Снег искрился, пели синицы. А еще сани несли так прытко, что дух захватывало.

– А можно мне хоть глазком посмотреть, что ты делаешь? Пожа-алуйста!

– Боюсь, я не смогу провести постороннего в сырьевую без разрешения Агаты Федоровны. – Надо было видеть это лицо – Единый ты мой, будто леденец у ребенка забрала. – Хотя… – протянула Тиса, – завтра я должна отвезти снадобья в приют. Хочешь, можешь поехать со мной.

– Да! – обрадовалась Люсенька. – Хочу! Спасибо!

На повороте сани задели куст калины. Рубиновые гроздья качнулись, и с ветвей сорвался снег. Насыпал, проказник, по пригоршне за шиворот, и девушки звонко рассмеялись. Тиса сняла тонкий шерстяной платочек с шеи и отряхнула от снега. Ткань подмокла. Когда же она новый шарф наконец купит?

Вскоре пара лошадок, тянущих сани, приостановилась на перекрестке Боровой, чтобы вклиниться в поток. Люсенька отвлеклась от своего рассказа о котятах на пение колядующих. Стоя на углу улицы, около десятка детей в неприглядной одежде пели «Сотворенье – Единого даренье». Перед ними на снегу стояла корзинка с образом святой Пятерки для подаяния. Прохожие обступили маленьких певчих полукругом и слушали песню.

– Микилка, придержи лошадок! – воскликнула Люся. – Кину тоже копейку.

Сойдя с саней, девушка поспешила к корзинке и положила в нее горстку медяков. Тиса последовала примеру Люси. Затем девушки сдвинулись в сторону, чтобы не мешать другим слушателям. Войнова отметила на паре колядующих ребят маски – орла и лиса. А у девочки в коротком пальтишке за спиной колыхались на ветру бумажные драконьи крылышки. Песня сменилась на известную всем «Аллилуйю». Одну малышку лет четырех ребята постарше подтолкнули вперед, и Тиса удивленно уставилась на девчонку, вернее, на подозрительно знакомый полосатый шарфик, обмотанный вокруг детской шеи. Или она ошибается?

Маленькая колядовщица тем временем запела с такой жалостливой чумазой мордашкой, что желающих расстаться с деньгами заметно прибавилось. Одна тетка даже всплакнула, утирая нос платочком.

– Как поют ангелочки, а! А одеты-то во что? Сиротинушки вы мои, – и вытрясла в корзину полкошеля.

Девчушка чинно поклонилась тетке, как и остальным подающим, и тут заметила на себе взгляд. Войнова еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, наблюдая, как певица вдруг сбилась с текста и попятилась к остальным ребятам. Те хотели было вновь вытолкнуть приму вперед, но малышка увернулась от чужих рук, пригнулась и прытко пролезла на четвереньках меж колен собратьев. Скрылась с глаз.

Тиса улыбнулась. Вот, значит, на кого променял ее модный шарфик. Что ж, замена, несомненно, достойная – молодая и талантливая. Кто же спорит?

Послушно последовала за Люсей, потянувшей ее к саням. Вскоре они остановились у аптеки. Оговорив время встречи на завтра, девушки расстались. Прежде чем скрыться в знакомых дверях с колокольчиком, Войнова оценила большую треногу на тротуаре: яркий плакат, зазывающий купить новый ковер к Сотворению. Эта аляповатая конструкция, принадлежавшая соседней лавке, закрывала собой половину аптечной витрины. И как это понимать?

Она застала вэйну в аптеке, та как раз собиралась уходить.

– Не обращай внимания, ласточка, – отмахнулась от вопроса помощницы Агата Федоровна, проверяя сумку – все ли взяла – перед выходом, – как наступает время бойкой торговли, так Аристарху Фролову шлея под кафтан попадает. После Сотворения уберут эту ерунду, не волнуйся. Лучше скажи, все ли у тебя в порядке? Бабоньки вчера тебя не дождались в аптеке.

Пришлось слукавить, сказав, что весь прошлый день чувствовала себя неважно, что не было такой уж и ложью, и попросить прощения за прогул.

Колдунья ощупала ладонью лоб помощницы, заглянула в глаза и чуть было не отправила ее домой лечиться. Тиса заупрямилась.

– Ну хоть девясиловой настойки на сахар накапай. Что у нас там по приюту осталось?

Войнова перечислила сборы и мази из остатка списка и пообещала, что сегодня сделает их вместе с женщинами.

– Знаешь, что… – Агата Федоровна накинула на себя накидку, затем поправила шарфик на голове. – В кладовой в бумажных свертках лежат яблочные пастилки для зубов, возьми на всех. И отбери бруски земляничного мыла. Я хочу, чтобы ты их завтра раздала приютным сама. Степаниде Силовне, коль будет препятствовать, говори: получила наказ от меня, обязана исполнить лично. А то знаю я их с Праскевой.

Тиса заверила вэйну, что все сделает. Колдунья еще раз внимательно оглядела девушку.

– Ты сегодня веселее обычного, ласточка. Такой ты мне больше нравишься. Если бы не круги под глазами. – Она с мягкой укоризной цокнула языком. – Послушай все же моего совета, дорогая моя. Сделай сегодня самые нужные, остальное бабонькам отдай. И иди домой отдыхать. Мне не нужны в работницах курганные мумии.

Очередные возражения Агата Федоровна слушать не захотела, подхватила сумку и покинула аптеку.

Половину дня Тиса вдохновенно варила мази и складывала сборы в компании работниц. Ближе к вечеру слабость дала о себе знать. Передав инициативу подчиненным, Войнова просто сидела и наблюдала, как женщины справляются с делом. И, к своему стыду, вскоре уснула, уронив лоб на сложенные руки.

Когда трудовой день завершился и народ потек прочь из сырьевой, ее разбудила Дуняша.

– Вам тоже надобно домой, Тиса Лазаровна, – посоветовала она. – Выспаться как следует.

Помощница вэйны поднялась с лавки и растерянно оглянулась.

– Не волнуйтесь, мы все доделали, – опередила Дуняша ее вопрос.

Тиса благодарно улыбнулась.

Вернувшись во флигель, девушка заставила себя поесть. О видениях кого бы то ни было даже думать было лень. Кажется, сон настиг ее еще до того, как голова соприкоснулась с подушкой.

Мрачные стены приюта странным образом повлияли на Люсеньку. Не испугали, не навеяли уныние. Наоборот. Пока Тиса по списку сдавала часть снадобий Степаниде Силовне, Люся активно взяла в свои руки раздачу пастилок и мыла приютным. Для этого Жорик по просьбе девушки вынес корзину в коридор, да так услужливо и держал, не спуская на пол. Тут же выстроилась очередь желающих получить подарок. Курносая Праскева ужом вилась вокруг раздачи, весь платок издергала на своей седой голове, пытаясь убедить гостью «не беспокоиться» и переложить эту задачу на ее плечи. Тщетно. Люсенька лишь шире улыбалась и продолжала благотворительное дело. Вот так чистосердечное желание помочь людям иногда бывает непробиваемей любого иного. Помимо «аптечных подарков» девушка раздавала и печенье с изюмом и корицей, которые специально вчера испекла вместе с матерью и кухаркой. Что хорошо, Люся отлично запоминала лица и ни разу не выдала в одни руки по два подарка.

Тиса закончила объяснять смотрительнице действия лечебных средств и оставила ее в приемной перебирать обретенные «богатства». В коридоре продолжал толпиться народ. Старички, старушки, дети, женщины тянулись к Люсеньке, как к ясному солнышку. Убедившись, что здесь ее помощь не нужна, Войнова окликнула знакомую нянечку.

Дородная нянька Рая добродушно покачала тонкую ладонь девушки в своих огромных ручищах и с удовольствием согласилась проводить на второй этаж в лазарет. Слава Единому, комната оказалась почти пуста. Больные чувствовали себя настолько лучше, что спустились вниз, прослышав о подарках. Из тех двоих, что Тиса с вэйной пользовали в прошлый приезд, в лазарете остался лежать только костлявый старичок Ленька. Он встретил посетительницу лукавым прищуром. На вопросы о самочувствии отвечал охотно, все больше с шутками.

– Усе роблю, как сударыня Агата Федоровна баяла, – рассказывала Рая. – Ноги теперича у него не такие синие, Тиса Лазаровна. Встает уж сам по нужде. Поди, мазь чудодейственная, не иначе.

Тиса посоветовала продолжать лечение еще пару недель и давать больному больше питья.

– Коль еще не торопитесь, может, взглянете на младенчика? – спросила Рая и потянула травницу в смежную комнату. Тиса махнула старичку рукой. Старый шельмец послал красавице воздушный поцелуй на прощание.

В соседней комнате лазарета молодая женщина, одна из тех прачек, что встретились у колодца, сидела на койке и качала на руках замотанного в старое одеяло малыша. На звук открываемой двери дернулась.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – поторопилась сказать Тиса. – Я травница. Что с ним?

– Дитятя с простудой, Тиса Лазаровна, – пояснила Рая.

– Жар никак не спадает, – удрученно пробормотала мать ребенка. Суровое лицо ее выдавало усталость. У глаз растянулись сеточки ранних морщин, уголки рта опущены. – Окно открыто было в коридоре. Комната выхолодилась. Вот, недосмотрела.

– Как вас зовут?

– Янина.

– Можно? – С разрешения матери пощупала ладонью лоб ребенка. Горячий. – Лекаря приглашали?

– Да уж какой лекарь? – фыркнула с горечью женщина. – Откуда деньги брать, барышня?

– Вот, Тиса Лазаровна, – Рая взяла с подоконника бутыль и показала травнице, – даю по пол-ложки вашего сиропа ему три раза в день.

– Этого мало. Тут же написано: «До трех лет – по ложке, использовать с прогревающей растиркой и каплями мятной настойки».

– Но Степанида Силовна сказала…

– Понятно… Подождите, я скоро вернусь.

Девушка спустилась вниз и прошла в приемную, где оставила смотрительницу. Та уж разделила склянки и мешочки на три части и теперь что-то корябала карандашом на желтом листе бумаги. Войнова подошла ближе.

– Степанида Силовна, я была в лазарете. К сожалению, малыш Янины болен серьезнее, чем вы подумали. – Тиса старалась говорить приветливо, глядя в выпуклые глаза женщины, хотя внутри нее клокотал вулкан негодования. – Вы, наверное, невнимательно прочитали описание. При простуде к сиропу в дополнение требуются растирка и эта настойка… – Похватала на глазах Степаниды нужные снадобья со стола и повернулась к выходу.

– Погодите, милочка! – громыхнула смотрительница, неосмотрительно растеряв смиренный вид.

Обернулась, удивленно вздернув брови.

– Я не уверена, что такое количество снадобий пойдет на пользу младенцу, – смягчила голос смотрительница, не сводя взгляда со склянок в чужих руках.

Девушка натянуто улыбнулась.

– О, я понимаю ваши опасения, Степанида Силовна. Но не беспокойтесь. Лечение тремя средствами пойдет ребенку только на пользу. Но если вы сомневаетесь в моей репутации травницы, пожалуйста, в любое время можете обратиться к Агате Федоровне. У нее сомнений в моих знаниях не возникает.

– Что вы! Что вы! Раз вы уверены, то конечно! Зачем тревожить благодетельницу нашу, Агату Федоровну?! – заохала Степанида, нацепив на лицо елейную улыбку. – Берите, конечно, Тиса Лазаровна. Лишь бы во благо, лишь бы на здоровье ребеночку.

Смотрительница взглядом проводила травницу до двери. И, когда та исчезла из виду, недовольно засопела носом.

Вернувшись в лазарет, Тиса отдала склянки со снадобьями Янине и рассказала ей, а заодно и нянечке, как ими пользоваться. После растирания грудки и спинки малыш уснул. Попрощалась с женщинами. Наверняка Люся уже раздала подарки.

Минуя длинный переход, ведущий к лестнице, девушка взглянула в окно и остановилась. С высоты второго этажа двор «Сердечного крова» лежал как на ладони. Войнова подалась вперед к подоконнику, поняла, что не обозналась. На пеньке за беседкой сидела та самая маленькая колядовщица. Полосатый шарф на сей раз был заправлен под ворот ее ватника. Девчушка отщипывала от краюхи хлеба кусочки и кидала голубям. Птицы наперегонки кидались к угощению, топорща крылья. Судя по тому, как малышка украдкой поглядывала из-за борта беседки в сторону приюта, она не желала быть замеченной.

Коридор огласил девчоночий галдеж и тут же поутих, так как приютная ребятня заметила гостью. Девочки лет двенадцати и еще две помладше. Кажется, они тоже были в числе колядующих. Поманив их, Тиса приветливо улыбнулась и указала пальцем в окно.

– Скажите, что это за девочка там? Мне кажется, она не получила подарка.

– Это Понька-птичница, – с охотой отозвалась самая старшая, поглаживая русую косу, что тонкой змейкой лежала на ее груди. – Гляди-ка, вот глупыха! Опять стащила хлеб из трапезной! Ее Степанида Силовна за это за ухо оттаскала. А она снова еду изводит.

– Понька?

– Ее Полей вообще зовут, – подхватила разговор другая девочка, радуясь возможности показать себя осведомленной, – но все кличут Понькой, потому что она букву «Л» не выговаривала.

– Вместо «ложка» говорила «ножка»! – Девчонки дружно захихикали. – Спрашиваешь: чем ты кушаешь? Она: ножкой! – Снова хи-хи. – А еще вместо «стол» – «стон». «Хнеб», «пожануйста», – перечисляли по очереди хохотушки.

– Ой! – неожиданно вскрикнула та, что постарше, тараща испуганные глаза в окно. – Графиня Озерская идет!

Девчонки суетливо замялись на месте, кося в окно. Тиса сжалилась над ними и отпустила взмахом руки, поблагодарив за сведения. Хохотушки мигом умчали, будто и не было.

От ворот приюта по тропинке гордо вышагивала худая, как стерлядь, и прямая, как лом, графиня, одетая вся в черное. Как всегда, при маленьких и грустных пажах. Ладно саквояж, но зачем ее светлость заставляет детей таскать за собой зонт по зиме – непонятно.

Войнова взглянула в бесстрастное лицо графини и вспомнила ее сына – вот уж неприятный молодой человек. Отвернувшись от окна, зашагала к лестнице, чувствуя то же желание, что и у приютных девочек, – не пересекаться дорожками с графьями Озерскими. Пора домой.

Люся ждала ее внизу с Жориком, обвешанным пустыми корзинами, как пятилапник игрушками.

– Я раздала почти всё! – радостно отчиталась Люсенька. – Вот, осталось на одного человека. Может, отдадим смотрительнице?

– Не надо. Дай-ка мне.

Спрятав в карман кулечек с подарком, травница отпустила своих помощников, попросив подождать ее в санях. Сама же направилась к Степаниде Силовне в приемную, чтобы попрощаться. Однако на подходе была чуть ли не сметена смотрительницей и ее подручницей Праскевой. Вовремя посторонилась. Оголтелые тетки неслись в парадную встречать графиню.

Пожалуй, театр много потерял, не призвав в лицедеи эту парочку.

Началось с того, что Озерская с ее уверенным шагом едва не нырнула носом в лохань с грязной водой, выставленную посреди парадной. Надо отдать должное выдержке ее светлости. На кабачковом лице не дрогнул ни один мускул. Графиня подняла бесстрастный взгляд на черный, покрытый плесенью потолок приюта. И ее тонкая бровь таки надломилась.

Тут и понеслась песня, знакомая Тисе чуть ли не слово в слово.

– Благодетельница, светлость наша графиня Лидия Аскольдовна! Как милостив Единый, что привел вас сегодня в нашу скромную обитель! – трубой заголосила Степанида, выпучив от радости и без того круглые глаза.

– Ай-ай! Не серчайте, что не могём встретить по чести, – подвыла тут же юркая Праскева с ликом опытной страдалицы. – Вот, крыша-то совсем прохудилась! Остались мы без теплого крова, благодетельница! Уж мы чинили-чинили крышечку, усе руки занозами занозили! Да нету моченьки брешь злую залатать!

– Артель бы нанять, благодетельница, да откудова деньги брать-то? С сирот да горемык безродных что взять?..

Наблюдая за представлением, Тиса с трудом закрыла рот, который от удивления выдавал одну букву – «О-о». Когда графиню под белы руки повели наконец в приемную, девушка с облегчением вырвалась из «Сердечного крова» на свежий воздух.

Поражаясь прыти смотрительницы и ее подручницы, чуть было не прошла мимо. Хорошо, вспомнила про должок. Девушка достала из кармана бумажный пакет. По мере ее приближения к беседке из-за деревянных бортов пару раз мелькала вязаная шапка – малышка забеспокоилась. «Того и гляди сбежит снова», – подумала Войнова.

Остановившись у порожка, положила пакет на бортик беседки.

– Вот, остался последний подарочек, – посетовала будто сама себе. – Мыло душистое земляничное, пастилка вкусная, зубам полезная, да печеньки с изюмом. Положу-ка все здесь. Может, найдется хозяин да заберет.

Развернулась да обратно пошла. И уже с тропинки краем глаза заметила, как пакет исчезает в недрах беседки. Вот и славно.

С улыбкой на губах от удачного завершения уловки, Войнова вышла за ворота. Рядом с санями Жорика стояла черная карета на полозьях, впряженная в четверку гнедых. Экипаж ее светлости. В окошке дернулась занавеска, и Тиса неприятно удивилась, встретившись взглядом с молодым графом Озерским. Безразличный было взгляд холеного ловеласа вдруг вспыхнул от узнавания. Яркие пухлые губы скривились в усмешке. Девушка отвернулась и направилась к своим саням. Принесла ж козла нелегкая! Внутренний голос советовал поторопиться.

Люсенька, заметив подругу, привстала со скамьи и помахала перчаткой. Тиса кивнула в ответ. Однако спокойно дойти не довелось. За спиной послышались хлопок каретной дверцы и скрип быстро нагоняющих ее шагов. Не успела ойкнуть, как ее локтем завладел жесткий захват.

– Куда вы так торопитесь, дражайшая Тиса Лазаровна? Разве вы не желаете поздороваться со старым знакомым? – Дернув за руку, граф развернул девушку к себе лицом, и теперь она имела честь лицезреть холеное нагловатое лицо барчука в обрамлении сиреневого парика. Белокожая шея утопала в кружевном жабо, а надетый нараспашку лиловый сюртук казался произведением искусства швейных мастеров. – Когда вы укокошили любимую статую старика и исчезли из дома Отрубиных, я просто чуть с ума не сошел от отчаяния.

– Или все-таки сошел, – пробурчала Тиса, стараясь вырваться из тисков мужских пальцев, но тщетно. Ёсий лишь ближе притянул ее к себе.

Да что же этому мальчишке великовозрастному надо? Никак, поиздеваться? Так у нее найдется для него еще один привет от Кубача.

– Отпустите меня, граф, если не желаете расстаться с рукой, – тихо предупредила.

– О да! Дикарка из приграничья, – смакуя слова, прошептал Ёсий, горячо дыша ей в лицо. Но руку все-таки убрал. Тиса тут же отступила от наглеца на два шага. – Страстная необузданная роза с янтарными глазами, – хриплым голосом продолжил насмехаться барчук. – Подаришь мне свой поцелуй?

– При вас есть платок, граф? – поинтересовалась девушка.

Мужчина вздернул брови. Легкое изящное движение руки, и на свет был извлечен кружевной кусок ткани.

– Подберите слюни, ваша светлость.

Войнова на сей раз беспрепятственно села в сани и велела Жорке трогать. Кобылка неторопливо потянула повозку вперед, зашуршали полозья. А в спины отъезжающим летел громкий смех графа. Нет, он точно сумасшедший.

Когда сани исчезли за поворотом, Ёсий вернулся в карету.

– Кажется, это была бывшая приживалка Марьи Станиславовны? – без интереса в голосе спросила Лееслава, листая томик с пьесой.

– Да.

Граф развалился на скамье, по удобству напоминающей диван. Закинул ногу на ногу.

– Не помню, чтобы ты так бегал за девицами, – хмыкнула Леса.

– Тебе какое дело?

– Не понимаю тебя, братец. Интересоваться простушкой, когда Лиза в миллион раз больше подходит тебе. – На длинном лице все же проскользнула тень эмоции – обида за подругу.

– Отрубины – банкроты, Леса, – скривил губы граф.

– А эта девица – вообще никто. Ты еще матушке сообщи, что хочешь ее к алтарю повести.

Ёсий заложил руку за голову и хохотнул.

– Тише, сестренка. Единственно, куда бы я желал повести эту шипастую розочку, так это в свою спальню.

Удовлетворившись ответом брата, Леса снова вернулась к пьесе и безразличному тону.

– Знала бы матушка, какой ты порченый.

– Но ты же не выдашь меня, моя дражайшая сестра? О, я не перенесу ее занудных нравоучений!