Первый порыв после видения – бежать к вэйну, и немедленно – заставил подняться и заметаться по комнате.

Надо сложить саквояж, рассчитаться с Кадушкиными, затем отправиться на станционную и сесть на ближайший экипаж в Белоград, а там уже в отделении Орскогубернской вэйностражи просить передать весточку главвэю ССВ Невзорову Демьяну Тимофеевичу. Отчего-то Тиса была уверена, что послание нашло бы адресата.

Девушка раскрыла дверцы шкафчика, оглядела свои нехитрые пожитки и застыла на несколько минут. Затем присела на край кровати. Свеча на столике затрещала, словно жалуясь, что не в силах справиться с приближением ночи.

Видящая глядела на тонкий язык пламени.

– Что я делаю, мама? – Ладонь обхватила запястье с часиками. – Меня тянет к нему настолько, что я готова послать убеждения в испод и бежать к нему по горящим углям на край света. Знаю, это очень похоже на действие приворота. Скорее всего, так и есть. Возможно, весна избавит меня от этой одержимости. А что, если нет?

На девичьих губах появилась улыбка – то ли грустная, то ли робкая с толикой надежды.

– Слова Демьяна в письме… Он не забыл меня, мама! Пока не забыл. И уверен, что готов ждать до весны. Как это понимать? Он будущий князь, владелец вэйноцеха, он высокородный вэйн. Судьба не должна была свести меня с таким человеком. – В голосе послышался упрек небесам. – Более неподходящей партии для меня невозможно было сыскать. О Единый, ты великий шутник!

Тиса встала, подошла к окну, занавешенному тьмой позднего вечера, и какое-то время молча водила пальцем по ветке морозного узора на стекле.

– Но если только предположить, мамочка, пусть на самую малость, что с приходом весны наши чувства останутся при нас, – словно боясь своих слов, прошептала она. Такая мысль уже посещала на днях, но лишь сейчас решилась произнести ее вслух, – устою ли я перед ним?

Ответ прозвучал после короткой паузы и еле слышно:

– Боюсь, что нет.

И только ветер, что сметал с крыши флигеля снег и случайно заглянул в окошко, мог увидеть, как взялись румянцем щеки девушки.

Ночь порадовала спокойствием: ни видений, ни снов. На работу Войнова явилась в кои-то веки выспавшаяся и в благостном настроении. Агата Федоровна не преминула это отметить при встрече, сказав, что «ласточка наконец превращается в человека». Тиса поведала колдунье о вчерашней поездке в приют, и вэйна удовлетворенно кивнула.

– Говоришь, твоя подруга выдержала натиск Праскевы? Молодец какая. Как зовут ее?

– Люся Перышкина.

– А-а, младшая дочь купца Аркадия Матроновича и Нины Ульяновны. Знаю-знаю. И не скажешь на вид, что в этом милом создании столько стойкости. Пусть заходит к нам, если желает.

Тиса поблагодарила.

– Это я должна тебе говорить «спасибо», милая. В прошлом году с приютом такая морока была, а в этом раздали подарки раньше срока. Даже не верится, что без спешки можно наклады творить да чем-то необычным народ порадовать в праздник. Погодник-то наш, Мотя, никогда не торопится, а я, помню, белкой в колесе вертелась в прошлые сотворенские, чтобы успеть везде.

Колдунья впервые упомянула свое занятие на городской площади, и девушка не удержалась от вопросов.

– Приходи, дорогая, на Сотворение, оценишь.

– А салют будет, Агата Федоровна? Я столько про него слышала.

– Будет, и неплохой.

Перед тем как покинуть аптеку, хозяйка выдала распоряжения. Всего парочка сборов. Да снарядить Жорку развезти подарки с поздравительными открытками по адресам знакомцев колдуньи. Потом помощница могла быть свободна.

Оказалось, вэйна распустила половину работниц, нанятых на время из-за нехватки рук. Осталось всего четыре травницы – Домна, Кося, Ия и Дуняша. И Тиса, спровадив Жорку по адресам, в их мирной компании отработала положенное. Женщины делились тем, как их семьи готовятся к предстоящим торжествам – Сотворению и святому Воскресению. Обсуждали, какие блюда собираются к столу подать, кто как нарядил пятилапник, где намерены праздновать – в семье или у родни. Войнова подумала, что впервые за свою жизнь будет проводить праздники вдали от дома, без отца и подруг. Может, действительно встретиться с клубовцами на благотворительном концерте?

– Я бывала на том концерту разок, плохо видать с задов, но пели хоровые знатно, – ответила на вопрос Тисы Домна, продолжая толочь корни окопника в ступе. – Кто деньгу не плотит, тот в проходе обычно стоит. А знать у первых рядах вся, расфуфыренная, в платьях дорогих.

– Деньги со сборов на благие дела уходят, – добавила робкая Ия.

– Если губернатор всё на свой дворец не спустит, – хмыкнула Дуняша.

Освободившись от работы раньше обычного, Тиса по дороге домой купила у коробейницы три веточки пятилапника и недорогие бусы с яркими бумажными фантиками, вырезанными в виде священных животных. Пусть она одна в эти праздники, но это не значит, что стоит грустить и не радоваться Сотворению. На столике во флигеле у нее появился украшенный колючий букет.

Тиса взялась за чистку голубиной клетки, когда в двери постучались. Натка по велению матери принесла обед для постоялицы. На сей раз – щи на курином бульоне и пару ароматных пампушек. Видящая забрала блюдо и просила передать благодарность Алевтине. Девчонка угукнула, но уходить не торопилась, мялась на пороге, топча валенками порог.

– Хочешь, заходи в гости, – пригласила постоялица, и Натка, кивнув, юркнула следом во флигель. Прикрыла за собой дверь.

Сняв тулупчик и скинув валенки, девочка огляделась.

– Ты обедала? А то давай со мной, – спросила из кухни Тиса.

– Мамка накормила уже. Спасибо, не надо.

– Тогда, может, чаю с бубликом?

Чайник как раз недавно вскипел.

– Ага, – согласилась Натка, оглядывая клетку, выставленную на время для чистки в парадной. – У вас красивые голуби. Белые.

– Они еще и почтовые, – отозвалась Тиса. – Могут пролететь тысячи верст с посланием.

Девочка шагнула в кухню и присела на табурет напротив отведенной для нее чашки с чаем.

– Спасибо. – Взяла бублик с маком, надкусила. – А дед любил кур в штанишках выращивать.

– В штанишках?

– Ну да, с мохнатыми ногами. Видели таких?

– А, да, – Тиса поняла, что речь шла о породе кур, – видела на птичьем рынке как-то. Очень интересные.

– Угу, – ответила Натка и замолчала.

Войнова глядела на юную гостью и думала, когда же она заговорит о том, что ее привело к ней на самом деле. Девочка стеснялась поддерживать разговор, ерзала на стуле и то и дело приглаживала прядь волос, что закрывала ее лоб и левый глаз. И, лишь допив чай, гостья наконец решилась.

– Тиса Лазаровна, мамка сказала, вы отцу зелье сварили? Вы травница, да?

– Есть немного.

– А вы не знаете, как… чтобы… – она запнулась. Сдвинула челку. На лбу красовалась пара больших прыщей. – Меня уже на улице прыщавой коровой кличут, – шмыгнула носом девчонка. – Никифоровна советовала мазать простоквашей. А они еще больше стали.

Натка с надеждой уставилась на постоялицу.

– Скисшее молоко здесь только навредит. – Тиса подняла подбородок девочки и оглядела лоб. – Я принесу тебе средство, – пообещала она. – Мазать будешь на ночь. Только забудь, как трогать лоб грязными руками.

Та слушала наставления и запоминала. Затем открыто улыбнулась и в один момент стала похожей на свою мать.

– Спасибо, Тиса Лазаровна! Мамка сказала, что Устька задирает вас! Он такой дурак! Больше не посмеет. Я ему уши надеру!

Пришлось уговаривать Натку не рубить сплеча, а позволить ей самой и ее матери разбираться, коль придется.

– Он просто на батьку злится, вот и вредничает, – сморщила нос гостья. – Дед один мог с ним сладить. Батька давно еще обещался его в Белоград свозить – корабли показать. Об училище морском говорил. Устька все о море учил с ним. Теперича отца с полатей не спихнешь, плевать ему на нас. Как напьется, так на крышу лезет, полундру свою зовет. Стыдоба!

– Не говори так об отце. – Наверняка девочка повторяла слова матери, но все же нос еще не дорос судить.

– Хорошо, – легко согласилась Натка.

Проводив ее, Тиса поела, затем дочистила клетку и покормила голубей. Она хотела сесть написать письмо Ганне, но передумала. Вместо этого вызывала по очереди видения близких – словно с ними рядом побывала, спасибо дару. А для выполнения домашнего задания на сей раз выбрала Люсю.

Тиса не стала испытывать судьбу и заблаговременно вернулась из видения, пока дар снова не надумал отправить ее сознание к вэйну. Маленький, а все же успех в укрощении дара. Так что на следующий день, когда она пришла на урок, было чем похвалиться учителю.

Климентий, справедливости ради, пожурил ее за ранний уход с прошлого занятия, но остался доволен новостью.

– Отлично. Вам нужно продолжать мечтания, Тиса Лазаровна. – Ложкин взглянул на девушку из-за очередного развернутого свитка. Затем свернул бумагу и отложил в сторону. – Усложним поиск. Пробуйте теперь увидеть мало знакомых вам людей. Кого угодно. Булочника, что продает вам хлеб, дворника, убирающего снег на вашей улице. Придумайте сами. Это вам задание на праздники. Сегодня последнее занятие в этом году. После Воскресения перейдем к отстранению. Не волнуйтесь. Мы искореним ваши нежелательные видения. – В зеленых глазах блеснуло упрямство человека, узнавшего, что идет к цели хоть и трудным, но верным путем. – И добьемся того, чтобы вы никогда больше не находили даром того человека, которого не желаете видеть.

Взгляд Тисы скользнул по руке учителя, красивой формы с ровными коротко стриженными ногтями. Неужели этот день придет, когда она сможет освободиться от видений колдуна? Перестанет слышать знакомый голос, ощущать на языке терпкий вкус крепкого кофе по утрам? Не будет вдыхать отвратительный едкий табачный дым в моменты, когда Невзоров погружается в думы? Да, это то, о чем она так мечтала, из-за чего приехала в Оранск за сотни верст. Надо бы радоваться, но сердце отреагировало болезненным толчком.

– Как только вы закрепите за собой стабильный «визорный» поиск, полагаю, вам будет любопытно освоить поиск по именной вещи. Какой толк обществу от искуна, если он будет видеть только ему знакомых людей, не так ли, Тиса Лазаровна? – Вопрос учителя вывел ее из задумчивости. – Видящий обязан находить потерянных людей. Это его призвание.

Ложкин поднялся и подошел к окну, чтобы приоткрыть форточку. Его светлыми волосами заиграл сквозняк. Мужчина распахнул сюртук и расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки.

– Поверьте, при вашем полуторатысячном охвате у вас будут все шансы поступить на службу с высоким жалованием. Гораздо большим, чем у аптечной травницы или учителя школы одаренных.

Тиса вскинула удивленный взгляд на мужчину. Похоже, Люся просветила каждого в клубе о ее лекарской деятельности.

Клим прислонился плечом к откосу оконного проема и глядел на нее.

– Возможно, вами даже заинтересуется имперский сыск, в лучшем смысле слова. Они, конечно, алчут многовидовых искунов, чтобы нелюдей могли искать. Ну да на всех таких талантов не хватает. Вам вполне могут отвести поиск людей.

На лице блондина появилось странное выражение. Показалось, или в голос вплелась нотка сожаления и даже горечи?

– Вы же тоже видящий, – вздернула брови девушка, – почему сами не желаете работать на них?

– Не желаю, говорите? – Он усмехнулся. – Знаете, Тиса Лазаровна, искун искуну рознь. – Провел по волосам рукой, словно отбросив лишние мысли. – Давайте приступим к практике. Беритесь за виски, барышня. Вот опять не там давите, я же вижу!

Тиса послушно подставила лицо под мужские пальцы и закрыла глаза. Отчего-то прямой и близкий взгляд Ложкина сегодня вызывал в душе волнение.

Полчаса пролетели за выполнением упражнений под присмотром учителя, который, сидя за столом, параллельно успевал просматривать страницы книги – той самой, с печатью Гатчиты на обложке, вензель которой напоминал кобру, раскрывшую капюшон. Затем Клим велел ученице выбрать малознакомого человека на роль «объекта». И Тиса неожиданно замешкалась. Одно обстоятельство не давало ей покоя.

– Но так вы не сможете убедиться, что я на самом деле вижу, – возразила она.

Климентий отложил книгу и подпер рукой подбородок.

– А я должен в этом сомневаться?

– Нет, но… – видящая пригладила юбку на коленях, – я знаю, что Клара не верит тому, что у меня дар.

Белесые брови мужчины сошлись к переносице.

– Тиса Лазаровна, вам не должно быть никакого дела до сомнений кого бы то ни было, особенно Клары, – произнес он с толикой раздражения в голосе, словно досадуя на трату времени на пустой разговор. – Ей давно не мешало бы умерить собственное упрямство в вопросах, о которых она имеет поверхностное представление. Однажды это может поставить ее в глупое положение.

Войнова скосила глаза на дверь. На миг ей померещилось, что в тонкой щели не до конца прикрытой двери мелькнул силуэт в черном. Только этого еще не хватало.

– В данный момент мое мнение должно волновать вас гораздо больше, уважаемая барышня. Не сомневаюсь, что у вас есть дар. Но вынужден повторить: выбирайте объект и принимайтесь за поиск, – закончил Климентий.

Долго думать не пришлось. Как-то сами собой вспомнились приют и девчушка, что тайком от всех кормила голубей. Маленький, но шустрый на руку объект, стянувший ее шарфик. «Пусть будет она».

Ранний выход Тисы из видения воодушевил учителя. Что объектом поиска стал ребенок из приюта, не вызвало в мужчине и толики удивления. Подробности поиска также мало интересовали его. Трудности настроя и сам результат – то единственное, о чем пожелал услышать блондин. Он велел ученице не останавливаться и повторить успех с другим «объектом». Так что она снова прилегла в кресле и закрыла глаза, стараясь настроиться на новый поиск. Что там советовал Клим? Продавец? Дворник? Пусть будет школьный сторож Гаврилыч. Войнова постаралась вспомнить лицо мужчины в момент, когда тот настоятельно советовал избегать призрака. Сеть морщин, обветренная кожа. Надвинутая на брови шапка-ушанка. Только туман на сей раз не торопился служить. Плескался в ногах, омывая щиколотки, а накрывать с головой не намеревался. Пришлось бродить и упрашивать. Долго упрашивать. Тиса почти отчаялась достучаться до упрямца-дара, когда тот наконец смилостивился, и она очутилась в знакомом школьном сквере.

Еще не очнувшись от поиска окончательно, она почувствовала на себе взгляд. Колючий, неприязненный. Тиса разлепила веки и огляделась. Никого. Только дверь в опытную притворилась с глухим стуком. Видящая вздохнула и села. Она на самом деле лишняя здесь. Кому приятно наблюдать спящую, тем более в общей гостиной? Подол кто-то дернул, затем еще раз. Котенок, шкода маленький, решил проверить остроту когтей. Девушка нагнулась и подхватила серого полосатика на руки, выслушав возмущенное «мя-я!» в знак протеста. Пригладила, посадив котейку на колени. Шерстка мягкая как пух, не то что у взрослого рысака. Под мерное мурлыканье котенка Тиса на какое-то время растворилась в собственных мыслях, перебирая в памяти услышанное и увиденное за урок с помощью дара. Сколько же у Демьяна знакомых среди высокородных и, судя по разговору, приближенных к императорскому двору! Кулон, который он носит. Интересно, для чего он? А девчушка-то шустра не по годкам! И в обиду себя не дает, с характером. Отчего-то было жаль, что она не разузнала о ней больше. Кто ее родители, где они?

Из коридора в гостиную ворвался вихрем жизнерадостный Строчка и прервал размышления девушки. В руке он нес пару костюмов, прикрытых тканевым чехлом. Заметив Тису, довольно шмыгнул носом.

– Для к-концерта одежа, – пояснил парень. – Ох и покажем мы всем в это Сотворение! Такие па выпишем! Люся сказала, вы тоже придете п-поглядеть?

– Да, она придет! – выпорхнула на звук голоса из опытной сияющая Люсенька и уселась рядом с видящей на подлокотник кресла. В новом платье из тонкой шерсти розового цвета с вязаными крылышками по плечевому шву она смотрелась совсем юной. – А ты уже знаешь, в чем пойдешь, Тиса?

– На концерт? – промямлила видящая. Как-то она и не подумала, что это нужно.

– Конечно, на концерт. А потом на Воскресенский бал во дворец губернаторский. Там такие у всех наряды, что упасть можно. Лепота неописуемая! Мне мамочка платье тоже красивое заказала. Вторую неделю к портнихе езжу. Лазоревое. Василиса говорит, под глаза хорошо. А тебе бы фиолетовое пошло… или зеленое, – вгляделась в подругу Люсенька с серьезным видом, словно решала жизненно важную задачку. – Точно. Как молодая травка!

– Подожди, Люся, – остановила словесный поток Тиса. – Зачем мне платье? Я не иду на бал.

– Ой, – девушка накрыла щеки ладонями, – и правда, ты же не работаешь в ШО, – виновато протянула она. «ШО» в речах клубовцев означало «школа одаренных». – Нам всегда Мо Линич пригласительные карточки выдает от губернатора. Может быть, он возьмет и для тебя. Попрошу его! – Она вскочила с подлокотника.

Тиса поймала за руку девушку, которая уже собралась немедля бежать к заведующему с прошением.

– Пожалуйста, Люся. Я не хочу идти на бал. У меня и платья нет.

«И мамы, которая бы помогла».

– Как можно не хотеть? – Круглые от удивления глаза. – Там же расцвет общества. Все хотят.

– Цвет общества, – непроизвольно поправила Тиса. Она не желала спорить. Усталость от видения давала о себе знать. – Поверь мне, я не лукавлю, когда говорю, что совершенно не мечтаю туда отправиться. Пожалуйста, не утруждай просьбой себя и не тревожь заведующего.

Убедила она Люсеньку или нет, Войнова так и не поняла. Строчка оказался в кабинете Ложкина и в сей момент вешал одежду для выступления на вешалку. Климентий сидел на краю письменного стола, сцепив пальцы в замок, и смотрел из-за спины суетливого Виталия на ученицу. По взгляду учителя было ясно: пора продолжить урок.

Клим выслушал ее с особым вниманием и на короткое время задумался.

– Занятно, – произнес он скорее себе, чем ученице. – Ребенка показал без промедления, а старика – с натугой и впоследствии сорвался. Хм…

Озвучивать далее свои мысли мужчина не стал. Вместо этого велел записать параграфы к прочтению дома. Среди прочего в этом списке была теория поиска по именной вещи. Водя пером по бумаге, Тиса в сомнении покачала головой – определенно Ложкин верит в ее силы больше нее самой.

Урок окончился. Спустя чаепитие с Люсей и Строчкой в гостиной видящая засобиралась в аптеку. И Перышкина тут же увязалась следом – все из-за упоминания о разрешении вэйны посетить аптечную сырьевую. Так что Увлеченный клуб девушки покидали вместе. У крыльца общежития Люся схватила спутницу за рукав пальто и потащила за собой, как бурлак судно.

– Скорей же! Она сейчас опять начнет!

Оказалось, Люсеньку страшила Манила. По словам девушки, в последние дни призрак просто замучил ее своими «приди-помоги».

И правда, когда они преодолели половину сквера, быстро шагая по расчищенной тропке, их догнал шепот Манилы, от которого по спине пронесся холодный ветерок.

– Слышала? – спросила Люся. – Она тебя по имени назвала. Ой, батюшки!

Тиса услышала и даже прочувствовала на себе. Голос звал и, что особо беспокоило, притягивал ее. Войнова подавила в себе желание повернуть обратно, вместо этого прибавила шаг. Завернув за угол главного здания школы одаренных, девушки перевели дух.

– Как я смогу ее прогнать, когда меня ужас берет от одного ее голоса? – хныкнула одаренная, придерживая рукой фетровую шляпку с широким, в дань моде, полем. – Вот если бы это был дядечка с собачкой, то я бы, наверное, решилась к нему обратиться и вежливо попросить уйти. Ведь он никому не мешает, всегда приветлив и показывается только мне. А Манила страшная, вся в белом, как смерть. И ты видела, – сошла на шепот девушка, – у нее голова проломлена. Бр-р-р!

– Не заметила, – призналась Войнова.

– Вот здесь на затылке рана! Просто жуть какая! – показала на себе Люся, и девичье тело тут же передернуло.

«Удивительная она все же, – подумала Войнова. – Как только не побоялась увести меня тогда от трещины, коли так страшится привидения».

– Не переживай. Думаю, был бы призрак на самом деле опасен, заведующий давно бы вызвал другого потусторонника, а не ждал твоей помощи.

– Ты не понимаешь, – вздохнула Люсенька. – Это дорого. У школы нет денег.

– Припекло – нашлись бы, поверь мне. Пойдем, может быть?

Сегодня Агата обещала выплатить жалование, и по сему поводу желание попасть в аптеку возросло необычайно.