Книга: Осмысление. Сила гуманитарного мышления в эпоху алгоритмов
Назад: Аромат «Линкольна»
Дальше: Вовлеченность в культуру и этапы мастерства

Как приготовить тамале

Зимой 2012 года Николь Поллентье отправилась в Target. Сложно представить себе что-то более обыденное. Это рядовой магазин сети в Питтсбурге, с эмблемой в виде мишени вишнево-красного цвета и привычными большими тележками. Но для Поллентье банальный поход за продуктами стал историческим событием. За два месяца до этого она, упав с лестницы и ударившись о цементные ступени, получила черепно-мозговую травму. Посещение Target было первой попыткой Николь ориентироваться во внешнем мире. С момента несчастного случая 4 ноября 2011 года она ходила лишь к докторам.
«Субдуральная гематома». «Субарахноидальное кровоизлияние». «Перелом костей черепа». «Перелом височной кости и основания черепа». Эти фразы стали новым языком Поллентье. Ими Николь описывала свое состояние неврологам и самой себе. Особенно пострадала краткосрочная память, то есть удержание и обработка новой или уже хранящейся информации. «Краткосрочная память похожа на зал ожидания, — рассказывала Поллентье. — Вся информация попадает туда. И мозг определяет, что важно, а что нет. Он мгновенно решает, от чего отказаться. В отношении отнесенного в категорию важного мозг выбирает, будет ли это значимо в течение пяти минут или на протяжении пяти лет».
До травмы мозга Поллентье добилась признания как поэтесса. И «комната ожидания» — краткосрочная память — была важна для ее работы. «Даже в детстве, — сообщила Николь, — я чувствовала, когда мой мозг сохранял моменты для будущих стихов. Сбереженные памятью детали сверкали и переливались. Когда они попадали в мой тогда еще небольшой “зальчик ожидания”, будто звенели колокольчики “динь-динь-динь”. Эти моменты сохранялись в секции мозга, отвечавшей за написание стихов. И ощущения разительно отличались от чувств по поводу задачи “запомнить регистрационные данные на машину”».
Травма была настолько серьезной, что Николь испытывала трудности даже в самых простых делах, таких как поход в Target за продуктами. Девушка рассказала: «Я вошла в магазин и сразу разрыдалась. Испытала сенсорную перегрузку. Меня это сбило с толку. Так ведут себя дети, у которых возбуждение внезапно переходит в слезы. А вслед за ними наступает опустошенность. Я могла только стоять в проходе и плакать».
Поллентье вернулась домой и в течение нескольких месяцев выходила лишь на прием к врачам: неврологам, нейропсихиатрам и другим специалистам в области мозга. Николь не только не могла писать. Она даже была не в состоянии вспомнить свои любимые стихи и строки песен. Девушка рассказывала: «Вспоминалась одна фраза из текста, а затем в голове была пустота. Эти песни я слушала и напевала десятилетиями. Совсем не такое ощущение, как “О, да эти слова вертятся у меня на языке”. Все стерто начисто. На ум все время приходила пьеса Сартра “За закрытыми дверями”. Будто я тоже поймана в ловушку небытия. Словно кругом меня распространяется пустота. Это ужасает».
Перед Поллентье встал экзистенциальный вопрос: как найти смысл в новом мире?
* * *
С точки зрения сторонников мировоззрения Кремниевой долины, ответ на вопрос Поллентье кроется в естественных науках, а именно в «вычислительной теории сознания». Согласно этой концепции мозг работает как компьютер, кодирующий информацию в виде последовательности нулей и единиц. Технический директор Google Рэй Курцвейл — один из главных сторонников этой идеи. В своей книге «Эволюция разума» он утверждает, что душа и разум — это механистические части великого компьютера — мозга. Согласно «теории мысленного распознавания образов» Курцвейла новая кора представляет собой базовую алгоритмическую функцию. Мы уже используем технические процессы для наращивания и перестройки областей мозга, отвечающих за восприятие, память и критическое мышление.
С этой точки зрения дилемма Поллентье не столько экзистенциальный кризис, сколько проблема вычислительной мощности и системы диагностики. В недалеком будущем ее мозг можно будет разобрать и проанализировать по битам. Поллентье перестала запоминать слова песен и испытывала чувство «пустоты». Курцвейл успокоил бы ее обещанием, что со временем забытые тексты можно будет «загрузить» в мозг с помощью механизма вроде USB-порта.
Но в реальности выздоровление Поллентье не имело ничего общего с представлением о разуме как об алгоритмах Рэя Курцвейла. Спустя много месяцев после травмы Николь вновь начала выходить из дома, заниматься делами и встречаться с друзьями. Девушка устроилась на неполный рабочий день в музей. И в конце концов вернулось желание писать стихи. Но Поллентье понятия не имела, как это делать.
В один зимний день Николь проснулась с неожиданным желанием — приготовить тамале. Сама тяга к еде казалась необычной, поскольку разные лекарства и постоянная боль ослабили желудок. Но что-то в воздухе — хрупкие солнечные лучи и легкий морозец — вызывало в девушке особое чувство. Это определенно был день тамале.
Не до конца осознавая, что делает, Поллентье побрела на кухню. Поставила чугунную сковородку греться на плиту. И вдруг ощутила невероятно сильный и удивительный импульс. Николь схватила карандаш и быстро начала писать на клочке бумаги. Впоследствии она рассказывала: «Подействовала комбинация всего: сковородки, ощущения ото дня, аромата оливкового масла и перца чили. Я почувствовала: все это по-особому сохраняется в “зале ожидания” мозга. И подумала: “А ведь я совершенно точно сберегаю эти моменты”. Когда карандаш коснулся бумаги, ошеломила внезапная мысль: я пишу стихи».
Поллентье привыкла готовить тамале на Рождество. И погода в тот день стояла новогодняя. Зима только началась. На улице было холодно, солнце стояло низко. Именно в этих условиях Николь внезапно вспомнила, как готовить тамале. Припоминание не имело ничего общего со следованием рецепту или с идеей идеального обеда. Напротив, восстановление утраченных навыков полностью зависело от перемещения по маленькой кухне и ощущений от толченой кукурузы, специй, масла и раскаленной сковороды. Пока тамале остывали в корзинке под крышкой, Поллентье снова взяла клочок бумаги и закончила стихотворение. Первое за три года после мозговой травмы. Николь назвала его «Прокладывать пути в нейропластичном городе».
…Я забыла, как запоминать
Слова, которые похожи на те,
Что почти не отличаются от других,
С иным употреблением,
Или которые вмещают тени,
Говорящие о чем-то новом.
И затем все вернулось ко мне.
Каково опытному поэту начинать с нуля? Путь Поллентье по сценарию Кремниевой долины мог выглядеть так: «Сегодня я собираюсь сочинить стихотворение. Стоит ли начать с идеи дерева за окном? Возьму карандаш, сяду за стол и затем напишу его, слово за словом. Что такое секстина? Как разбивать стихотворение на строки? Да. Вот и все. И теперь — наконец-то — удалось выразить мысль о дереве».
Но возрождение навыков выглядело совсем иначе. Когда Поллентье вновь обрела знания по кулинарии и поэзии, умения не возвращались к ней поэтапно или при выполнении отдельных заданий. Вопреки вычислительной теории сознания, мозг Поллентье не работал над единственной идеей или расчетом в каждый момент. В тот зимний день все навыки готовки и литературного творчества вернулись к ней вместе с морем ощущений, деталей и тонкостей. Мозг понял, что является плотной сетью миров с пересекающимися смыслами и навыками. Рэю Курцвейлу хотелось бы, чтобы мы анализировали свою душу и сердце, а также любовь к искусству как биологические процессы в мозге. Но естественные науки никогда не объяснят толком, как Николь Поллентье восстановила способность писать стихи, просто приготовив тамале.
Назад: Аромат «Линкольна»
Дальше: Вовлеченность в культуру и этапы мастерства