Книга: Коготь Хоруса
Назад: Глава 6 ПОДОПЕЧНАЯ
Дальше: Глава 8 ДВАЖДЫРОЖДЕННЫЕ

Глава 7
ОРЕОЛ

Я уже привык к скрипу пера Тота по пергаменту. Это шорох стал фоном моей теперешней жизни, совсем как когда-то, давным-давно, им был непрерывный гул громадных двигателей «Тлалока».
После «Тлалока» был «Дух мщения». А после него — «Крукал'Рай», известный Империуму под именем «Планетоубийцы». Каждый из них обладал собственной песнью механизмов, и она в какой-то степени умиротворяла. Скоро мы доберемся до той части моей летописи, когда мы ступили на палубы «Духа мщения». Это приятные воспоминания. Времена единства. Времена братства.
Прошлой ночью ко мне приходили мои пленители. Они явились с вопросами, вызванными, вне всякого сомнения, теми воспоминаниями, что я уже им передал. Первое, с чего они начали, — изложение длинного перечня имен и титулов, приписываемых мне — моим деяниям и побоищам, учиненным армиями, которые маршировали под моим знаменем. Звучало несколько тожественных голосов. Суд вершили мужчина, женщина, юноша, старик. Единственное, что их объединяло, — абсолютная искренность интонаций.
Они безостановочно зачитывали сотни титулов. Сотни. Сколько прошло веков с тех пор, как в Империуме произносили вслух мое подлинное имя?
Отрезвляющая мысль.
Мои пленители перечисляли титулы, и большую часть из них я в той или иной форме уже слышал раньше. Это были проклятия, которые выкрикивали небу мои враги в руинах городов, сожженных моими воинами. Имена, которые безоружные и невинные произносили в молитвах, заговорах и благословениях, надеясь, что я никогда не возникну из тьмы, будто некое мифическое чудовище.
Некоторые из этих имен были образны до мелодраматизма и неимоверно пышны, другие же знали только в одном городе или на единственной планете. Многие — и они вызвали у меня улыбку — были присвоены за зверства, совершенные армиями моих братьев по приказу других моих братьев. Почти дюжина перечисленных расправ произошла на планетах, где я никогда не бывал. О трех опустошенных мирах мне вообще не доводилось слышать.
Последовали вопросы от людей, привыкших получать ответы. Их речь была спокойной и размеренной. Эти мужчины и женщины сотни лет вырабатывали в себе устойчивость к ереси, окружая собственные души броней пренебрежения. Они презирали меня, однако не боялись. Разумеется, в этом состояло еще одно проявление их невежества. Они не боялись меня, поскольку не знали по-настоящему, с чем имеют дело.
Они задавали свои вопросы, но я умолк, размышляя о сотнях имен, которыми они меня наделили. Было бы приятно видеть их, соотнести лица с голосами. Еще лучше было бы почувствовать их, потянуться к ним тайным зрением. Но при всей своей наивности и невежестве они не были глупцами. Они знали, как удерживать меня в плену.
— Все эти имена, — произнес я, спокойно выдохнув.
Мои инквизиторы замолчали. Единственный звук, перекрывавший их тихое дыхание, издавало перо Тота, продолжавшее скрести по пергаменту.
— Империум построен на поклонении неведению. Я говорю так без намерения оскорбить. Неведение поддерживает стабильность, а стабильность сохраняет Империуму жизнь. Насколько мирным стало бы людское стадо численностью в бессчетные триллионы, узнай оно, что находится по ту сторону пелены реальности? Насколько покорны были бы они, если знали хотя бы тень правды? Неведение — это необходимое зло для империи.
Они не стали спорить. Мои хозяева слишком умны, чтобы утруждать себя ложью.
— Вы утратили так много знаний, что я едва в силах понять, где заканчивается ваше невежество и начинается невинность. Опять же я не желаю оскорбить. Просто таково положение дел. Вы дали мне сотни имен и перечислили сотни войн. Большинство — мои. Многие — нет.
— Вы называете меня Архиеретиком Ангелус Порфира. Но я никогда не видел этого мира, ни разу. Называете Зарафистоном так, будто ваша осведомленность должна вызвать у меня благоговейную дрожь, однако Зарафистон — это не имя, данное при рождении. Это титул, впоследствии сросшийся с личностью. И вы именуете меня Игетмором, но Игетмор — это даже не имя. Это выражение из забытого языка мертвого мира. Оно означает «ткач» или «пронзатель» варпа. И, как оказалось, я не единственный воин, носивший этот титул. Похоже, что этим именем сознательно и по собственной прихоти наделяют любого, за кем в данный момент охотится Империум. Начинаете понимать, что я имею в виду?
— Какого языка? — спросила одна из женщин. — С какого мира?
— Корневое наречие хтонийское. Я говорю на нескольких его диалектах. Сама планета называлась Хтония. Я кратко упоминал о ней, рассказывая о наследии Фалька.
— Еще до твоих воспоминаний мы знали о Нечестивой Хтонии, сгинувшей за эти десять тысячелетий.
В том, как она произнесла название планеты, было нечто особенное. В ее голосе слышалась такая непоколебимость, такая абсолютная уверенность, что она владеет ключами от царства. Сколько закрытых архивов пришлось расшифровать этому инквизитору, чтобы вырезать оттуда крошечный кусочек запретного знания? Насколько отчаянно пытался Империум вычистить все записи о Предавших легионах?
И все же насмешка над их невежеством означала бы непонимание масштабов Империума и его десятитысячелетней приверженности притворству, будто прошлого никогда не было.
— Ты затягиваешь, — укорил меня один из мужчин. — Расскажи нам, как Сыны Хоруса получили свое новое название. Расскажи, как они стали Черным Легионом.
Сперва мне нечего было ответить. Я не был уверен, что вопрос задан искренне.
— Я обещал, что расскажу, как погибли Сыны Хоруса и родился Черный Легион. Я никогда не говорил, что первое стало вторым.
Однако он еще не закончил. Ему тоже было что процитировать из священных текстов.
— Вот что написано Гадателем Дианфоном: «Итак, изгнанные со Святой Терры и навеки воцарившиеся в преисподней, Сыны Хоруса, вероломный Шестнадцатый, стали Черным Легионом».
A-а. Все вдруг стало понятно.
— Позором с тенью преображены, — тихо проговорил я самому себе. — В черном и золоте вновь рождены.
— Что?
— Я же говорил вам — началу предшествовал конец. Сыны Хоруса никогда не правили в Оке. Их призраки не командовали ничем, кроме склепов, в которые превратились их боевые корабли. Их тени правили павшими крепостями. Сыны Хоруса умерли десять тысяч лет назад. Я знаю. Я наблюдал, как это произошло. Они были Шестнадцатым легионом. Но Черный Легион не был основан Императором и никогда не сражался в его славу. У него нет номера. Номерами наделяли лишь легионы Великого крестового похода, а мы, о мои имперские друзья, мы — легион Долгой Войны.

 

Пять месяцев мы шли, готовились и залечивали раны.
Каждое утро по бортовому времени я тренировался с Леором в клетках для поединков, топор против топора. Иногда на нас бесстрастно глядел Ашур-Кай, порой же выжившие братья Леора наблюдали и радостно вопили, когда один из нас наносил особенно изящный или жестокий удар. Они никому не отдавали предпочтения и хвалили все стоящие удары, а не только подбадривали своего командира. Это вызывало у меня восхищение.
Вокруг них часто проявлялась боль, раскалывавшая их черепа. Когда церебральные имплантаты вгрызались по-настоящему глубоко, из пустоты возникали мелкие трепещущие духи-частицы страдания, которые ползали по броне Пожирателей Миров. Эти безмозглые импульсы воплощенного страдания носились по красному керамиту, словно ящерицы, а затем снова растворялись в насыщенном варпом воздухе. По большей части легионеры вообще не обращали внимания на эти несущественные явления — возникновение малых демонов эмоций едва ли являлось редкостью в Оке — но особенно часто мелкие бестии кишели на помощнике Леора, воине по имени Угривиан. Как-то раз я увидел, что тот съел одну из них. Крошечное змееподобное создание билось в его кулаке, пока он не откусил щелкающую зубами голову и не проглотил лакомство, издав низкий смешок.
— Ты же знаешь, что Нерожденные не годятся нам в пищу, — заметил я.
Угривиан заглотил остаток извивающегося белого тельца. Я наблюдал, как тварь билась в его пищеводе, вспучивая мышцы шеи, пока не провалилась в желудок.
— Хайон, ты хорош на топорах, и я это уважаю. Но ты слишком высок и могуч, чтобы признать: нет лучшего способа оскорбить врага, чем превратить его в дерьмо после того, как ты с ним покончил.
К своему стыду, я рассмеялся.
— Угривиан, ты омерзителен.
— Омерзителен. Честен. — Он пожал плечами. — В этом проклятом богами месте это одно и то же.
Ашур-Кай отвергал все предложения поединка. Я принимал их вместо него, часть выигрывал, часть проигрывал и всегда наслаждался жаром боевого пота, омывавшего тело. Мне этого не хватало, я слишком долго жил в обществе одних лишь рубрикаторов.
Никто из нас не говорил о дурацком стремлении Фалька отыскать Абаддона и «Дух мщения». Никто не говорил о Лучезарных Мирах.

 

Однажды утром, когда мы с Леором стояли в изнеможении после схватки, продлившейся четыре часа и завершившейся яростной ничьей, я увидел, как из дверей зала за нами наблюдает Нефертари. Вдали от шторма она исцелилась, утолив свою мучительную жажду за счет посланных ей мною рабов. Однако она все равно редко покидала Гнездо. В то утро она покачала головой, забавляясь только что увиденным спаррингом, и покинула нас, не получив вызова.
Покрытое шрамами лицо Леора было залито потом.
— Твоя мерзкая чужая наблюдала за нами.
— Наблюдала.
— Я мог бы ее победить.
— Нет, — честно ответил я. — Ты бы не смог.
Спустя несколько дней в ходе поединка, где мы пользовались только не активированными боевыми клинками, он испытал старинный и прославленный трюк: попробовал отвлечь мое внимание.
— Мне нравится твой топор, — сказал он в паузе между столкновениями клинков.
— Что?
— Твой топор. Он мне нравится. Я его хочу.
Я разучился искусству простой беседы, да и никогда не был особенно одарен в этой области. Как и большинство из Легионес Астартес.
— Помнишь, как я нашел тебя на Просперо? — усмехнулся он. — Лежащим поверх мертвых Волков и сжимающим в руке топор того большого ублюдка. Волк-чемпион, которого ты убил, — напомни-ка, как его звали?
Пока я отвечал, он отступал, пытаясь воспользоваться своим трюком и выиграть место для маневра. Однако я двигался за ним — клинок к клинку.
— Эярик Огнерожденный.
Я знал об этом, так как имя было выгравировано на самом Саэрне. А еще Волк выкрикивал его, пытаясь убить меня. Вне всякого сомнения, он хотел, чтобы моя тень отправилась в загробную жизнь, зная, кто стал причиной ее гибели.
— Они все делали не так, как остальные из нас, да? У них даже имена были безумные.
— Это было духовное имя. Они пользовались ими как…
— Мне плевать на их оправдания, — проворчал Леор, когда наши ножи сцепились.
Мы сошлись, глаза в глаза, пока он не отшвырнул меня на несколько метров назад. Поединок продолжился.
Минут через десять он ни с того ни с сего произнес:
— Благодарю.
Умно, умно. Я чуть не опустил клинок.
— За что ты меня благодаришь?
— За то, что вытащил меня с того корабля.
— Не за что. Если хочешь, мы можем провести еще формальные похоронные обряды для твоих погибших в битве братьев.
— Похоронные обряды. — Его изуродованное лицо рассекла бронзовая ухмылка. — Хайон, война добирается до всех. Нет смысла упиваться горем. У вас, тизканцев, всегда был такой пунктик, а? Делать из горя искусство. Искусство жалости к самим себе.
Он не дал мне ответить.
— А кто такой Телемахон? — поинтересовался он.
— Старинный враг.
— Это очевидно, иначе ты бы не заставил меня волочить его полумертвое тело через твои магические ворота.
— Прошу, не называй это магией.
Он ухмыльнулся, и наши клинки опять скрестились.
— Ну, так потешь меня. Я всегда не прочь обзавестись новым объектом для ненависти. Кто он такой?
— Враг с Терры. — Я подозревал, что этого ответа будет достаточно, чтобы навести его на верный путь, и оказался прав.
— А-а… — зло рассмеялся Леор. — Предполагалось, что капитан Лирас и те пурпурные ублюдки из Пятьдесят первой роты поддержат тебя, да? А они бросили вас трепыхаться на ветру и не выпустили по стенам дворца ни единого болта.
Эта история не была чем-то из ряда вон выходящим. Сотни отрядов во всех Девяти легионах приступили к Осаде Дворца Императора, но обнаружили, что III легион нарушил строй и вышел из боя. Пока мы сражались и умирали на стенах последней твердыни войны, Дети Императора разоряли колыбель человечества, наслаждаясь убийством беззащитных или обращая их в рабство.
Думаю, именно в тот день большинство из нас поняли, несмотря на все безумие той войны, насколько глубоко пал III легион. Не поддался богам. Нет, этому нельзя «поддаться», разве что по незнанию. Я имею в виду, они опустились до того, что в первую очередь преследовали собственные желания. Отбросили все амбиции ради удовлетворения смертных страстей. Вот подлинное, настоящее падение.
— Ты многих потерял на Терре? — спросил Леор.
— Да, — признал я.
Мы оба тяжело дышали. Оба боевых ножа затупились и зазубрились почти до полной непригодности.
— Очень многих.
— Мы оба, колдун. Столько планирования, да? Столько военных советов на борту «Духа мщения». Самые продуманные замыслы наших отцов превратились в мочу, стоило только нашим подошвам коснуться святой земли. После того боя мне доводилось видеть более крупные сражения, но поражение никогда не ранило сильнее, чем в тот день.
Боль в его голосе была такой реальной, такой искренней, что я сделал шаг назад, давая ему передышку. Это заслуживало более рассудительного и полного обсуждения, чем…
Его локоть угодил мне в щеку, швырнув меня на пол.
— Слишком просто, — сказал Леор. — Это по-тизкански: отвлекаться на сантименты и меланхолию. Понимаешь, что я подразумевал под превращением горя в искусство?
Я принял его протянутую руку, и он помог мне подняться.
— Урок усвоен.

 

Сперва мы направлялись на безопасную нейтральную территорию. Для нас это означало Галлиум. ХаШерхан, моя группировка, не имела собственного родного порта, но Галлиум был близок к этому. На орбите над богатым минералами шаром с оболочкой из охряных облаков располагался Ореол Ниобии, небесная крепость Правительницы Кераксии. В прошлом мы несколько раз вели с ней дела. Я соответствовал ее взыскательным стандартам, и она всегда платила чрезвычайно хорошо.
Чтобы добраться до Галлиума, потребовалось пять месяцев, на протяжении которых мы быстро рассекали волны эфира. Пространство Ока не является ни реальным, ни нереальным — это невозможное сочетание того и другого, и на их пересечении возникает третья стихия, располагающаяся между законами физики и миром фантазий и кошмаров. Наше напоминающее чистилище царство — такое место, где сама реальность отзывается на капризы разумов смертных. Эмоции и мысли преображают затронутую варпом материю. Вокруг вас появляется то, что вы представляете. Происходит то, о чем вы думаете. Требуется некоторая сила, чтобы попросту не уничтожить самого себя непослушной мыслью, но со временем мы приспособились.
Я сокращу описание, чтобы было понятно и тем, кто никогда не ступал в эмпиреи — место встречи богов и людей. Имперские провидцы и астропаты нередко заглядывают слишком далеко, слишком глубоко и страдают от последствий этих проникновений в бездну. Они лишаются рассудка и вопят о невероятных картинах, объявляя их панорамами загробной жизни.
Извращенные башни из плоти и костей, вырастающие из усыпанной черепами почвы адских миров Ока, — это не сооружения, возведенные потом и работой инженерной мысли. Эти невообразимые конструкции не были построены рабами, мутантами и демонами. Твердыни преисподней воздвигнуты из амбиций и силы воли, а не из рокрита и дюрастали.
Как я уже говорил: вокруг вас сложится то, что вы вообразите.
Галлиум был одним из таких миров. Планета представляла собой одну колоссальную литейную фабрику, тянувшуюся от полюса до полюса и от края до края горизонта. На поверхности уже давно уничтожили все следы естественного климата. Густые неподвижные облака поднимались из миллиона дымоходов и труб цехов тяжелой промышленности, а непредсказуемые осадки выпадали в виде внезапных ливней едкой кислоты.
Крепости-плавильни Галлиума в прошлом несколько раз предоставляли «Тлалоку» боеприпасы и ремонт в обмен на мои услуги Правительнице. На поверхность планеты я спускался лишь однажды и не имел ни малейшего желания повторить этот опыт. Не слишком интересно наблюдать за миллиардами форм бутафорской жизни, колдовством призванных из Эфирии, чтобы трудиться в шахтах и кузницах. Население планеты состояло из заводных железных аватар, не имеющих лиц и отличительных особенностей. Внешне они напоминали людей, но были полностью лишены души и искры жизненной силы.
— Скажи мне, Искандар, — обратилась Правительница ко мне когда-то, — твои рубрикаторы… Станут они работать в моих шахтах, если ты им прикажешь?
— Они мои братья, Правительница, не рабы. Прошу вас иметь это в виду, когда спрашиваете меня о подобных вещах.
Ореол Ниобии, орбитальная станция, была средоточием активности вокруг Галлиума. Соответствуя своему названию, она окружала мир, будто нимб: кольцо металла над северным полюсом планеты, столь огромное, что могло вместить в свои доки десять линкоров, и обладавшее достаточной огневой мощью, чтобы выстоять против втрое большего их числа.
Мы наблюдали, как станция увеличивается на оккулусе. На швартовке стояло четыре судна, еще одно располагалось на высокой орбите. Находившийся вне причалов корабль был настоящим зверем во всех смыслах этого слова: «Тан», тяжелый крейсер в потемневшей от странствий в пустоте металлической окраске легиона Железных Воинов, с нанесенным на корпус более чем в тысяче мест символом растопыренной механической руки Галлиума. Он висел в космосе, холодно и безмолвно надзирая за своими владениями. Даже издалека на нашем векторе приближения я видел, как орудия на его укреплениях разворачиваются нам навстречу. Точно такое же движение происходило и на стенах звездного порта. Ореол Ниобии знал, что мы здесь.
— Что за корабли на стоянке? — крикнул я с командного трона.
Ашур-Кай отозвался со своего наблюдательного балкона над палубой:
— Фрегат без маркировки не дает и кода распознавания. Но эсминец — это «Ярость Первого легиона», а два фрегата называют себя «Паж мечей» и «Свежеватель».
«Ярость Первого легиона». Темные Ангелы. Редко случались такие ночи, когда мятежные боевые корабли Первого выступали как часть флота. Они явно были тут одни.
«Паж мечей» и «Свежеватель» никак не выдавали свою принадлежность — едва ли это можно было назвать необычным в Империи Ока, — а я не был достаточно заинтересован, чтобы вникать, кому они верны. Я сомневался, что мы пробудем здесь достаточно долго, чтобы обзавестись новыми врагами.
И все же я не удержался от недоверчивой улыбки:
— Эта группировка назвала свой корабль «Свежевателем»?
Ашур-Кай пожал плечами, и сочленения его доспеха согласно заворчали.
— Похоже на то.
«Свежеватель». Это было ужасно.
Мы подошли ближе, защищенные обещанным на этой территории нейтралитетом, который поддерживался орудиями «Тана» и самой станции.
— Передача с Ореола Ниобии, — раздался из динамиков мостика голос Анамнезис.
— Открыть канал.
— Открываю… Открываю… Канал отк…
— Говорит Страж Галлиума. Назовите ваше дело на этой территории.
Голос не был низким или гортанным, как у большинства воинов Легионес Астартес. Из динамиков звучал механический скрежет, генерируемый имплантированным вокализатором. Я сразу же узнал его.
— Валикар, мы просим разрешения на швартовку «Тлалока». Нам нужны дозаправка, перевооружение и небольшой ремонт.
— Правительница или же ее помощники выслушают детали предложенной вами сделки, — проскрипел голос. — Это ясно?
Одно и то же приветствие каждый раз. Он нерушимо держался традиции.
— Ясно, Валикар.
— Во время пребывания на борту Ореола Ниобии, на планете Галлиум и в пределах протектората Правительницы вы будете следовать законам о зачехленных клинках и деактивированном оружии. Любое учиненное в моих владениях насилие, за исключением боевых ритуалов, повлечет за собой смертное наказание. Если вы клянетесь подчиняться этим законам, сообщите о своем согласии.
— Я когда-нибудь возражал?
— Если вы подчиняетесь этим законам, сообщите о своем согласии.
— Я согласен, Валикар.
— Ореол Ниобии приветствует твое возвращение, Искандар Хайон с «Тлалока». Твой почетный караул ограничен пятью душами в соответствии с протоколами враждебности Ореола Ниобии. Это ясно?
Леор. Нефертари. Гира. Мехари. Джедхор.
— Ясно.
— В таком случае отключите щиты и деактивируйте орудия. Сейчас будет назначена ваша причальная платформа. Вам требуется что-то еще?
— Ответ на вопрос, если ты можешь его дать.
Неожиданная реплика привела его в замешательство.
— Спрашивай.
— До тебя доходили вести с боевого корабля Сынов Хоруса «Восход трех светил»?

 

Вызов от Правительницы Кераксии поступил, когда маневровые двигатели «Тлалока» еще не успели остыть. От корпуса станции протянулись швартовочные манипуляторы, выдвинулись туннели для экипажа и топливные рукава, глухо простучавшие по обшивке «Тлалока». Первые должны были удерживать нас на месте вне зависимости от того, друзья мы или враги. Двум последующим предстояло оставаться почти пустыми, пока мы не договоримся о ремонте и дозаправке.
Мы прошли по основному туннелю для экипажа, ширина которого позволяла свободно провести по нему колонну боевых танков. Наши сапоги четко печатали шаг в темном, лишенном окон проходе. Даже практически бесшумная поступь Нефертари оставляла в неподвижном воздухе слабое эхо. Никаких звуков не издавала лишь Гира.
Я ожидал увидеть фалангу стражи Ореола у люка, ведущего внутрь станции, но не предвидел, что бойцов возглавит сам Валикар.
Он не изменился с момента нашей прошлой встречи. Его тело прикрывала многослойная броня маслянисто-серебристого цвета, однако она не могла полностью скрыть скрежещущий гул большого количества встроенной бионики. Наплечники были украшены промышленными черно-желтыми предупреждающими полосами, а также механической погребальной маской его легиона. В руках он сжимал болтер, громоздкий из-за автоматических загрузчиков боекомплекта, длинного дальномерного прицела и увеличенного ствола. С обеих сторон оружия тянулись суспензорные втулки — крошечные антигравитационные диски, делавшие его почти невесомым. Этот болтер был сконструирован, чтобы начинать и заканчивать бой за один выстрел. Один снаряд — одно убийство.
Его ранец также был модифицирован, став массивней за счет толстых силовых кабелей, которые проходили через наплечники и подавали питание на установленные на предплечьях магнитные захваты. Я никогда не видел, чтобы Валикар ими пользовался, но их назначение было очевидно — электрофалы, пригодные к отстрелу на значительное расстояние и работающие как захватные крючья.
Вокруг него неплотным строем собрались легионеры и скитарии Механикум. Железные Воины были вооружены алебардами и булавами, солдаты-киборги носили темно-красные одеяния и держали оружие, не поддающееся описанию и именованию. Одно явно было каким-то лазерным орудием: толстые силовые кабели тянулись от наспинной энергетической установки к запястьям скитария, а кисти рук раба были вплавлены в огромную пятиствольную пушку. Носитель пушки глядел на меня десятью глазными линзами, заменявшими ему лицо, и все они вращались, меняя фокусировку. Визг его активированной лазерной установки резал слух. Моя свита остановилась перед группой усовершенствованных стражей, втрое превосходившей нас числом.
Серый керамитовый шлем Валикара был увенчан рогами из марсианской бронзы, окрашенной в красный цвет. Левый глаз и висок заменял стрекочущий монокуляр целеуказателя.
Его приветствие, как обычно, было нейтральным.
— Говорили, что ты погиб при Дрол Хейр.
— Люди мне постоянно об этом сообщают. Как видишь, это всего лишь досужий слух.
— У меня нет настроения валять дурака.
В жестяном скрежете его голоса явно послышались резкие нотки. Я задался вопросом, не причиняет ли это ему боль. Мимолетное соприкосновение моих и его чувств показало, что да — причиняет. Непрекращающуюся боль во влажной плоти гортани.
— Правительница требует безотлагательной встречи с тобой, — сказал он.
— Проблема?
Он фыркнул:
— Хайон, куда бы ты ни направился, за тобой всегда следуют проблемы. Просто идем со мной.
Вооруженный эскорт был традицией Ореола Ниобии, и возражать против него — значит лишь нарываться на осложнения. Валикар повернулся и сделал знак своим спутникам. Те расступились, открывая нам проход на станцию.
Ореол имел нестандартную конструкцию: он был сооружен из нескольких крейсеров Механикум и сырья, добываемого на поверхности самого Галлиума. Двигаясь по его концентрическим коридорам, ты оказывался в мире черного железа и красного металла, в окружении тиканья часовых механизмов.
Влияние жителей этого орбитального замка на их обитель создало тут параноидальную атмосферу. Как и большинство предметов внутри Ока, Ореол Ниобии отражал причуды и желания тесно связанных с ним смертных и излучал такую же агрессивную, мрачную нейтральность, как и те, кто жил на борту. Он был темен, тускло освещен в тех местах, где вообще освещался, а помимо стерильной химической вони, которой, кажется, был приправлен воздух во всех моих делах с Механикум, в залах Ореола стоял запах гниющих где-то тел, оставшихся необнаруженными и разлагающихся.
Тут и там по коридорам двигались оборванные группы преображенных варпом чернорабочих Галлиума, погоняемые мысленными приказами и электрическими кнутами-разрядниками их надсмотрщиков с Марса.
— Ты слышал? — спросил идущий перед нами Валикар. — Луперкалиос пал.
Я посмотрел на него, на полированный металл его неокрашенного керамитового доспеха.
— Кто тебе об этом рассказал?
— Твой друг. Он прибыл три дня назад.
Мои сердца дважды глухо стукнули. Выбрался ли кто-то из Сынов Хоруса на «Восходе трех светил»? Удалось ли им бежать из засады?
— Фальк добрался сюда, — предположил я.
«Что с провидцем? — раздался нетерпеливый голос Ашур-Кая. — Что с Саргоном
«Увидим».
Валикар кивнул, подтверждая мою догадку.
— Фальк добрался сюда. Впрочем, я бы этому так не радовался, колдун. От него мало что осталось.
Назад: Глава 6 ПОДОПЕЧНАЯ
Дальше: Глава 8 ДВАЖДЫРОЖДЕННЫЕ