Глава 8
ДВАЖДЫРОЖДЕННЫЕ
— Мы наткнулись на обломки, дрейфующие в пустоте. Мои команды утилизаторов уже растаскивали корабль на части, когда мы обнаружили, что есть выжившие.
Выше пояса Правительница Кераксия выглядела отлитым в металле мифическим существом. Она неутомимо прохаживалась по своим покоям царственной поступью, сложив четыре руки на груди. Это была обретшая тело древняя индуазийская богиня Кали-Ка, сотворенная из почерневшей от припая бронзы, железа и стали. Я сомневался, что она намеренно приняла облик богини Времени и Разрушения, однако сходство было настолько явным, что выходило за рамки простого совпадения. Ее лицо представляло собой выполненную из темного металла маску щерящейся демоницы с раскосыми глазами — овалами полированного обсидиана, вставленными в железные глазницы. Она говорила сквозь стиснутые золотые зубы, и в промежутках между клыками, покрытыми резной вязью молитв, слабо поблескивал имплантированный ротовой вокализатор. Ниже пояса она куда меньше напоминала человека — и куда меньше божество.
— Взгляни, что мы нашли, — произнесла она.
На широком экране прикрепленного к стене монитора появилась полная внутренняя сканограмма фрегата «Восход трех светил». Правительница пристально уставилась на изображение. К моей тревоге, корабль был страшно поврежден, гораздо сильнее, чем до и во время засады среди шторма.
— Все-таки они бежали к Галлиуму, — сказал Леор. — Как они сюда попали?
Правительница все еще не отрывала взгляд от диаграммы.
— Они не совсем добрались до Галлиума. Мы отбуксировали этот остов с края Превратности Верила.
Она указала на отдельный гололит, который демонстрировал скопление струпообразных областей еще более яростной нестабильности в звездных системах вокруг Галлиума. Превратность Верила была всего лишь одной из десятков прорех в варп, испещрявших окрестную область. Великое Око постоянно пребывало в движении, однако потоки и волны закручивались вокруг вихрей более сильных волнений и островков относительно устойчивого покоя.
Что бы ни произошло с «Восходом трех светил» после его исчезновения в сердце бури, он возник на острие особенно бурного региона.
— Что с выжившими? — спросил я. — Где они?
— Они здесь, на борту Ореола Ниобии, заключены в нашем медицинском комплексе.
Это слово заставило меня сделать паузу.
— Вы сказали «заключены». Не восстанавливаются или поправляют здоровье. Заключены в вашем медицинском комплексе.
— Я чрезвычайно точна в выборе слов, — отозвалась она. — Тебе об этом известно. И я забираю обломки их корабля в качестве платы за их лечение. Если они возразят, я их сожгу, а пепел выброшу в пустоту.
— Как… щедро, Правительница.
— Это очень щедро, принимая во внимание, что фрегат полностью разрушен. Теперь он годится исключительно на металлолом. Фальк в числе выживших, и я питаю к нему некоторую приязнь, однако этой выходкой он подорвал мое терпение. Чтобы вытащить труп его корабля из глубокой пустоты, потребовались существенные затраты времени и сил. Спасение его жизни обошлось еще дороже. Он передо мной в долгу, Хайон. В долгу перед Галлиумом.
— Где остов теперь?
— Я кажусь тебе склонной к беспечности особой? — поинтересовалась она, вновь начиная прохаживаться. — Он спрятан.
И несомненно, его уже разбирают. Нейтралитет Галлиума стоял превыше всего. Разумеется, город-государство должен был спрятать корабль легиона, взятый на абордаж, разграбленный и разоренный его рабочими, — пусть даже они утверждают, что имеют законное право забрать обломки.
— Валикар сказал, что выжившие говорили о Луперкалиосе. И обо мне.
Кераксия склонила голову, будто оказывая мне услугу.
— Твое имя фигурировало среди того немногого осмысленного, чего нам удалось от них добиться. Я велю Валикару вскоре отвести вас к ним. Для начала перестань задавать мне вопросы. Хайон, мне хотелось бы и самой получить ответы.
Я взглянул на нее, не сказав ни слова. Галлиум был одной из лучших гаваней для моей группировки, а Кераксия была одним из наиболее надежных моих союзников. Мне не хотелось провоцировать ее гнев. Я дорожил ее симпатией.
Кераксия заметила мою опаску. Она не могла улыбнуться. Правительница не так сильно оторвалась от своих биологических корней, как стремятся сделать многие из элиты Механикум, однако ее кованое лицо не позволяло ничего столь примитивного, как человеческая мимика. Ее смех — в лучшем случае смешок — прозвучал как неожиданно мягкое придыхание. Лампочка вокалайзера мигнула.
— Ты мне нравишься, Искандар.
Я поклонился:
— Я знаю, Правительница.
— Тактичная осторожность, а в следующий миг уже идиотская отвага. Получается прелестное противоречие.
Она продолжала мерить шагами свой секлюзий, представлявший собой платформу с куполом, возвышавшуюся над Ореолом Ниобии со стороны южной секции корпуса. Защитные заслонки были сдвинуты, открывая несравненный вид на все орбитальное кольцо, звезды над головой и планеты внизу. В небе сгущались красно-фиолетовые прожилки Пространства Ока, но их было недостаточно, чтобы скрыть из виду далекое светило Галлиума — сферу нездорово-синего цвета, терзаемую солнечными бурями.
Я повернул голову, взглянув на два звездолета без опознавательных знаков, пришвартованные на противоположном от места швартовки «Тлалока» краю станции. Ни на одном из боевых кораблей не было символов их группировки или же легиона. Не представлялось возможным определить, на чьей именно они стороне.
— Хайон, — произнесла Правительница, — зачем ты встречался с Фальком и Леорвином Огненным Кулаком?
— Не называй меня Огненным Кулаком, — проворчал Леор.
Правительница развернулась к Леору и, чуть пощелкивая, приблизилась к нему. Как я уже говорил, ее тело с четырьмя руками внешне походило на человеческое. В коже из черненого металла отражалось ядовитое сияние далекого солнца. На этом видимость человечности заканчивалась.
Полностью нивелируя сходство со статуей, ниже рельефно изваянного живота и груди Правительница Кераксия напоминала чудовище кинтафрос из греканских легенд, также известное под именем кентавра. Однако Кераксия переделала нижнюю часть своего тела не в конскую, а в паучью, с многосуставчатыми ногами-ходулями скорпиона или арахнида. Восемь механических лап с когтями и лезвиями лязгали по гладкой палубе, каким-то образом никогда не пробивая и не прогибая армированный пол.
Огромный скорпион из темного металла с телом богини. Мне никогда не понять механикумов Марса, однако я был вынужден признать, что ее внешность была царственной и величественной в своем нечеловеческом духе. Сочленения не стрекотали и не скрежетали, как наша боевая броня. Суставы Кераксии издавали мягкое, раскатистое урчание изящно выполненной механики.
— Что ты сказал?
— Я сказал: не называй меня Огненным Кулаком.
— А почему нет?
Он оскалил на нее свои бронзовые зубы в неприятной ухмылке:
— Потому что это ранит мои драгоценные чувства.
Она согласилась с этим, издав механический смешок, и снова перевела взгляд на меня.
— По какому поводу была эта встреча? Зачем вы собирались?
— Ничего такого, о чем вам необходимо беспокоиться, Правительница.
— Понятно. Хайон, я ценю то, что ты делаешь. Я не могу позволить себе выделять любимчиков или выбирать сторону. Да и какую сторону мне выбрать? Девять легионов ведут внутренние войны столь же часто, как друг против друга. Города-государства и территории Механикум точно так же расколоты расхождениями во взглядах и противоречащими философиями. Что же до колоний людей в Пространственном Беспорядке…
— В чем? — перебил ее Леор.
— Она подразумевает Великое Око, — тихо произнес я.
— Да, да, Великое Око, — вмешалась Кераксия. — Я хочу сказать, маленький тизканец, что меня восхищает твоя изящная попытка прикинуться невинной овечкой из уважения к нейтралитету Галлиума. Однако ни ты, ни я не чужды тайных истин. Давай не будем изображать застенчивость. В чем состояла цель этого собрания?
— Правительница, группировки постоянно встречаются. Вопросы союзов. Вопросы противоречий.
Она со вздохом произнесла мое имя и полностью обернулась ко мне.
— Почему тебе было не остаться здесь, когда я впервые предложила? Войны легионов тебя погубят, а ты так полезен. Для чего тебе необходимо сеять зерна раздора везде, куда ты направляешься? До нас уже доходят вести, что Третий легион хочет заполучить твою голову за какое-то новое прегрешение.
Она расхаживала перед нами вперед-назад, щелкая восемью остроконечными ногами. Несмотря на нечеловеческий внешний вид, она была стройна и более изящна, чем можно было бы представить, рисуя в воображении подобного монстра. Между ее паучьими конечностями свисали и раскачивались кабели, образующие промышленное подобие паутины.
— Отведите меня к Фальку, — сказал я.
— Скажи, зачем он созвал вас. Тогда я отведу тебя к нему.
Какой вред принесет нам правда? Действительно ли она подвергнет мое нейтральное убежище опасности? Возможно, я был чрезмерно осторожен. Кераксия и Валикар уже множество раз переживали конфликты и интриги.
— Фальк обзавелся неимоверно могущественным провидцем. Он полагает, что пророк в состоянии направить его в поисках «Духа мщения». Мы с Леором согласились помочь ему.
— Зачем вам это делать?
За меня ответил Леор:
— Третий легион похитил труп магистра войны.
— Это слух, — отмахнулась Кераксия тремя из своих рук. — И, скорее всего, ложь.
— Фальк был там, Правительница, — отозвался я. — И я ему верю.
— Фальк не упоминал о подобном.
— Он пытается сохранить нейтралитет Галлиума. Как и я.
Это было своего рода лестью. Гораздо более вероятно, что Фальк предпочел не раскрывать правду Кераксии, зная, что та все равно никогда не примет чью-либо сторону.
Но в тот момент она замешкалась, не вынеся незамедлительного вердикта. За линзами, служивших ей глазами, в ее пытливом мозгу начали разворачиваться новые возможности. Она неожиданно содрогнулась.
— Если это правда, то я вижу угрозу, — в конце концов признала она. — Существенную и грубую угрозу.
— Клонирование, — согласился Леор, выговорив слово, будто ругательство.
Кераксия снова нависла надо мной, наклонившись так, что наши лица почти соприкасались. По эпидермальному слою ее черной металлической кожи тянулась проводка из тонких нитей. Окружавший ее химический запах десятикратно усилился.
— Я же говорила тебе держаться в стороне от этой войны, Хайон.
— Да. Говорили.
— Я говорила тебе не вмешиваться и дать Сынам Хоруса в одиночестве уйти на страницы истории, так как те, кто принимают их сторону, имеют обыкновение гибнуть вместе с ними. Я надеялась, что с падением Луперкалиоса Войны легионов могут закончиться, но теперь все это кажется беспочвенными мечтаниями.
Я чувствовал, как Леор сверлит взглядом мой висок. Гира кружила вокруг нас. Правительница не обращала на волчицу внимания, однако за ней наблюдал Валикар и его вооруженные подручные. Стражи стояли на мостике, ведущем вниз, обратно к кольцу станции.
— Итак? — спросила Кераксия с нетерпением учителя, ожидающего ответа ученика.
От ее настойчивости меня покоробило. Я сомневался, что слова Саргона были чем-то иным, нежели ловушкой, и уж точно не мог знать, не станут ли поиски «Духа мщения» дурацким и безнадежным начинанием. И конечно же, понимал, что во всем этом меня ведет в первую очередь отчаяние.
— Я должен атаковать Град Песнопений, Правительница. Нужно ли мне вдаваться в детали того, каким образом возрождение примарха может сместить равновесие в Войнах легионов? Когда все наши отцы либо сгинули, либо возвысились в Великой Игре Пантеона… Кераксия, не имеет значения, живы Сыны Хоруса или нет. Не важно, что такое «Дух мщения» — мечта безумца или реальный корабль, ждущий нового хозяина. Детям Императора нельзя позволить победить в Войнах легионов.
— Предположение, — с царственным высокомерием произнесла она.
— Не предположение. Возможность.
— Хайон, я вижу, что дело тут не только в идеализме. Не изображай из себя гордого героя в моем присутствии.
Леор хихикнул, совсем как ребенок. Я оставил это без ответа, поскольку Кераксия была права.
— Я хочу этот корабль. Хочу «Дух мщения».
Уверен, это ее почти поколебало. Она отказалась от этой идеи, но неохотно, со вздохом.
— Соблазнительно. Так соблазнительно, колдун. Но нет, я не могу принимать чью-либо сторону. Я не стану тебе препятствовать, но не стану и помогать.
Здесь не было ничего неожиданного, и лучше уж лишний раз убедиться в ее нейтралитете, чем выслушивать лекции. Однако я не удержался от последнего выпада.
— Может настать такой день, когда вам придется выбрать сторону, Правительница.
— Ты так считаешь? — поинтересовалась богиня-чудовище. — Чего ради мне присоединяться к какой-либо из сторон? Я ничем не обязана Сынам Хоруса, и не питаю мучительной злобы по отношению к Детям Императора. Империя Ока будет процветать, даже если вы, глупые постлюди, не в силах отложить болтеры и прекратить убивать друг друга. В этом царстве есть тысячи миров, не затронутые Девятью легионами. Хайон, Великий крестовый поход окончен. Галактика больше не принадлежит Легионес Астартес, а Око никогда им и не принадлежало. Если бы вы только смогли усвоить этот урок… Но нет. Вместо этого вы сражаетесь, льете кровь, умираете и тянете нас всех за собой вниз. Так расточительно. Очень, очень расточительно.
Я продолжал хранить молчание, позволяя ей высказаться. Произнося свою речь, Кераксия сложила пальцы домиком — все шестнадцать, включая четыре больших.
— Нейтралитет Галлиума признается многими группировками из всех легионов. Это убежище, и оно должно таковым остаться.
— Времена меняются, — вмешался Леор. — Войны легионов…
— Тихо. — Она положила руку Леору на голову, словно жрица, совершающая помазание верующего. — Тихо, центурион Укрис. Те доводы, что ты способен привести, не смогут покорить ни мое сердце, ни разум. Однако ты с Фальком, которым я восхищаюсь, и Хайоном, которым я дорожу. Так что я не стану карать тебя за недостаток почтительности.
— Хм, — неуклюже отозвался Пожиратель Миров.
Кераксия убрала руку. Мудрое решение, поскольку я подозревал, что еще немного — и она бы лишилась конечности под ударом цепного топора.
Леор смотрел прямо на меня.
— Я слыхал, как твое имя произносили в группировках с чем-то вроде страха, и слышал, как его проклинали и люди, и демоны. Хайон, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь кому-то действительно нравиться.
— Эшаба, — ответил я на награкали, смешанном диалекте его легиона.
Леор встретил было мою учтивую благодарность усмешкой, но Кераксия протянула одну из своих четырех рук и провела черным ногтем по моему наплечнику — по моему собственному имени, выведенному просперскими рунами на кобальтово-синем керамите.
На ретинальном дисплее со звоном возник целеуказатель, заключивший лицо Правительницы в рамку. От нее пахло фицелином, дымом выстрелов, дыханием дракона.
— Пожиратель Миров, он проявляет уважение и дальновидность. — Теперь ее голос стал мягче, внимание снова переключилось на Леора. — Хайон является образцом того, чем могли бы стать легионы, если бы позволили себе роскошь эволюции. Мне нравится, что он держится без высокомерия и уважает автономию миров-колоний Механикум. Нравится, что его имя эхом разносится по всему Оку, — маг, пытавшийся остановить безумие Аримана. Колдун, соединивший судьбу с чужой-ангелом. Боец, продающий свое воинское и чародейское мастерство тому, кто заплатит больше других.
Затем она вновь посмотрела на меня.
— А они платят хорошо, не правда ли? Все это тяжелое оборудование и броня, постоянно усиливающие твою Синтагму.
Я подумал о бесценных реликтовых роботах на борту «Тлалока». Я собрал сотни их за десятилетия и всех подключил к общему сознанию Анамнезис. Да будут прокляты все враги, которым хватит глупости взять мой боевой корабль на абордаж.
— Как Анамнезис? — поинтересовалась Правительница.
— Она в порядке.
— Славно. Славно.
Кераксия продолжала пристально глядеть на меня. Я мог без лишних размышлений обратиться с речью к целым отрядам воинов перед битвой или же приказать умертвить тысячу рабов, однако под взглядом Кераксии внезапно ощутил смущение.
— Передай ей мои наилучшие пожелания.
— Передам, Правительница.
— Валикар, отведи их к выжившим с «Восхода трех светил». И, Хайон…
— Правительница?
— Не жди ни от кого из них слишком многого, мой колдун. Юстаэринцы уже не те, какими были когда-то.
Медицинские отсеки Ореола Ниобии больше напоминали мастерские, а не госпиталь. Мы шли по ним, а рабы и слуги, кланявшиеся мне и торопившиеся убраться с дороги, с ненавистью и ужасом пялились на Нефертари. Отвращение Империума к чужим прикрыто тонкой маской лицемерия. Вольные торговцы, исследователи пустоты и отчаянные генералы заключали сделки с разными породами ксеносов Галактики на фронтирах Империума с тех самых пор, как наш вид впервые покинул Терру. Однако в Империи Ока нелюдей ненавидят по-настоящему, сильнее всего. Это владения людей и демонов, возникшие при гибели империи чужих.
В медицинских камерах находились сотни людей, как того и можно было ожидать на станции подобного размера. В каждой из комнат в нишах и стойках трещали и гудели машины, о функциях которых я мог только догадываться. Они были подключены к системам поддержания жизни, циркуляторам плазмы, насосам подачи крови и множеству иного оборудования, чье назначение не было столь очевидно. Половина аппаратуры казалась живой: в подвижном, скульптурно выплавленном металле вместо кабелей проглядывали вены. Одним богам было ведомо, какие знания применяли здесь Механикум.
Перед нами шел Валикар, и рабочие с прислужниками простирались ниц, когда мы проходили мимо. Мы шагали по общим помещениям, минуя комнату за комнатой и направляясь в лежащие за ними охраняемые камеры. Температура падала, на моем ретинальном дисплее вспыхивали руны. Леор и Нефертари, чьи лица были неприкрыты, выдыхали в холодный воздух облачка пара.
В тот же миг, когда мы вошли в камеру, мне пришлось остановиться и ухватиться за железную дверную раму. Меня захлестнул и пронзил голод, настолько яростный, что я мгновенно вспотел. Рядом со мной низко, с придыханием зарычала Гира.
«Я чую Дваждырожденных».
— В чем дело? — спросил Леор. — Во имя богов, что с тобой не так?
— Ничего, ничего.
Мне потребовалась секунда, чтобы экранировать свой разум от любых вторжений, перекрыв самому себе восприятие чужих эмоций. Это было внезапно и резко, будто я закрыл глаза или вдруг оглох посреди полной людей комнаты — но все равно лучше, чем тошнота, пробившая меня при входе в комнату, когда я ощутил разлитое здесь всеподавляющее чувство голода. Что бы тут ни было заперто, оно умирало. Меня поразило, что оно еще не мертво.
«Дваждырожденные», — вновь пришел импульс от Гиры.
Перед нами тянулась высокая и длинная стена вертикально стоящих иммерсионных коконов и стазисных саркофагов. В покрасневшей жидкости внутри каждой из капсул бились существа — гуманоиды, но не люди. Напоминавшие руки придатки бессильно цеплялись за армированное и прозрачное заговоренное стекло. Истерзанные размазанные черты, в которых смутно угадывались человеческие лица, пускали пузыри во мгле, льнули к передним частям капсул и таращились на нас. Челюсти тщетно шевелились, на стекле оставались пятна грязной пены в тех местах, где по нему скребли клыки и хлестали длинные языки.
Дваждырожденные. Гира была права. Все они были Дваждырожденными. Я чувствовал сознания людей, которыми они были прежде, и нечеловеческие мысли тварей, облекшихся в их тела. Смесь смертного и варпа, уже не первое, но еще не вполне второе. Эмоция, обретшая форму во плоти.
Иметь психический дар и находиться среди группы одержимых демонами душ означает слышать противоречащие друг другу желания и потребности бессчетного количества конфликтующих сущностей. Однако здесь я ощущал мало подобного. Демоны, воюющие внутри тел заключенных воинов, были настолько похожи, что напоминали друг друга вплоть до самой глубинной сути, совсем как зеркальные копии. Как будто им всем дали жизнь одни и те же эмоции, одинаковые страсти и влечения. Такая степень симбиоза была практически невозможна даже у тесно связанных демонов. От противоестественности происходящего у меня по коже поползли мурашки, хотя я и приблизился, очарованный самой возможностью этого.
Я подошел к первой из емкостей, пристально глядя на корчащееся внутри тело. Нечто ударилось об оградительное стекло, напрягая мандибулы. Кости его лица были зазубрены и вытянуты намного больше, чем у любого из смертных. Шепчущие отголоски звериного голода существа оглаживали границы моего разума, но на сей раз я был лучше подготовлен к сопротивлению.
На нем до сих пор был поврежденный в бою доспех, окрашенный в угольно-черные цвета юстаэринцев. В иммерсионной жидкости трепетали недоразвитые крылья, которым не хватало места, чтобы раскинуться широко. Состоящие из грязной кости и кожистых перепонок, они обладали своего рода мрачным величием. Казалось, они росли и раздувались в такт с сердцебиением существа.
— Скольких вы вытащили из обломков «Трех светил»? — спросил у меня за спиной Леор.
Валикар указал на тянущиеся вдоль стен емкости, каждая из которых была сцеплена с химическими фильтрами и системами поддержания жизнедеятельности.
— Двадцать этих. Еще несколько в двух следующих хранилищах, — сообщая об этом, он сохранял бесстрастность. — Человеческий экипаж был убит. Фальк сказал, что их поглотили, когда воспламенилось варп-ядро.
Так вот что это была за вспышка энергии, которую мы видели в сердце бури. Фальку и его воинам удалось добраться до «Восхода трех светил», но лишь для того, чтобы угодить в катастрофу при попытке бегства. Было совсем несложно представить поток Нерожденных, привлеченных маяком взрывающегося варп-ядра корабля и тысяч беззащитных человеческих душ на его борту. Был ли Саргон как-то с этим связан? Пытался ли он направить корабль сюда? В подобный час нужды Галлиум был бы для Фалька наиболее очевидной точкой выхода на связь.
— Мы держим их в оцепенении при помощи алхимии, — добавил Валикар. — Некоторые из них сгинули, в других еще проявляются признаки тех, кем они были прежде.
Мне не хотелось спрашивать о пророке Несущих Слово. Я доверял Валикару, как и Кераксии, однако не желал, чтобы кто-то из них понял, насколько глубоко простираются мои интересы. А чем меньше они знали, тем меньше могли рассказать, если бы их к этому принудили.
Мы двинулись дальше. Нескольких Сынов Хоруса выдернули из доспехов. Нескольких — нет.
«Фальк», — передал я внутрь емкостей с плотью.
«Хайон?»
Это был голос моего брата, хоть едва узнаваемый. Он исходил из капсулы у западной стены. Мы приблизились. Нефертари прошептала что-то, чего я не расслышал, поскольку отвлекся, а Леор выругался на уродливом ублюдочном наречии своего легиона.
Когда воины Легионес Астартес получают раны, выводящие их из строя, от них можно ожидать два рода реакций. Первый — это стыд. Не уныние или горе, а искренний и яростный стыд. Стыд, что остался в живых, а твои боевые братья пали. Стыд, что не сможешь снова держать строй, пока твоими ранами не займутся. Это не сентиментальное хныканье, а рана, нанесенная душе в той же степени, что и телу. Когда ты не в силах более исполнять свое единственное предназначение, то самое, ради которого тебя возвысили над смертными людьми, всегда найдется частица стыда. Сомнение вгрызается в самую твою суть.
Вторая, гораздо более заметная, реакция — это ярость. Порой она искусственная, или же содержит в себе оттенок театральности, чтобы погасить чувство стыда. Чаще это просто злость — злость на самого себя, что позволил такому произойти; злость на свою никудышную удачу; злость на врагов, коварный выпад которых проскользнул под твою защиту. Ярость может окрашиваться юмором, упрямством или же обетами возмездия, даваемыми собравшимся у твоей постели братьями. Внутренняя сила проявляется множеством разных способов, но в основе этой эмоции всегда лежит злость.
Когда я снял психическую защиту, чтобы вновь связаться с Фальком, то не ощутил ни одной из обычных и ожидаемых солдатских эмоций. Вместо них я почувствовал бурную, ожесточенную сущность, делившую с ним тело, и его собственное изнеможение, словно саваном окутывавшее разум.
Он боролся за контроль над собственным телом. И он очень, очень устал.
«Хайон?»
«Я здесь, Фальк».
Я приблизился к стеклянной емкости, глядя на когтистое существо, в которое превратился мой брат. Мне хотелось, чтобы он ощутил, что я рядом, если это вообще было возможно.
Фальк скрючился в пузырящейся амниотической жидкости, практически приняв позу эмбриона. Он был зафиксирован в центре паутины каналов подачи химических стимуляторов и кабелей питания и удаления отходов. По лишенной кожи мускулатуре тянулись волокна внутренностей, свисающих с неприкрытого мяса и замутняющих жидкость вокруг. На обнаженном теле видны были признаки смертоносной мутации: сквозь суставы и группы мышц пробивались матовые гребни ножей из желтеющей кости.
«Нерожденные, Хайон. Тысячи. Когда мы попытались бежать, то попали под обстрел… Варп-ядро… Герметичность корабля нарушилась…»
Двойственность его голоса — человеческая искренность и насмешливый шепот демона — привносила в его интонацию злобную нотку.
«Я понимаю, Фальк. Что с Саргоном?»
«Его нет».
Так. Саргон пал. Меняло ли это что-нибудь? Могли ли мы отправиться в неизвестность без его указаний? И стоило ли нам вообще идти туда, в ловушку, построенную на обещании мертвеца?
Да. Я желал смерти Хоруса Возрожденного и желал этот корабль.
Впрочем, без Саргона…
«Нет», — настойчиво передал Фальк.
Он слышал мои мысли и отвечал на них:
«Не мертв, Хайон. Ушел».
Я уставился на монстра, плоть которого постоянно менялась.
«Ушел? Ты хочешь сказать, он исчез до нападения Нерожденных?»
«Не могу сказать наверняка. Мы бежали на „Восход трех светил“, хотя это разрушило нашу телепортационную чашу. Корабль начал уходить от погони. В какой-то момент Саргон находился там, он был готов отвести нас в безопасное место. Варп-ядро вспыхнуло. Был свет, шум, горел металл. А потом пришли Нерожденные».
Я ничего не сказал, давая моим подозрениям оформиться. Ни разу в жизни — ни до, ни после той ночи — я не встречал пророка-альтруиста. Каждый провидец хочет отыскать что-то для себя, следует собственному плану. Меня занимал лишь вопрос, что задумывал Несущий Слово и что он сотворил при помощи своей силы.
«Фальк, я вытащу тебя отсюда».
«Я до сих пор чувствую свои пальцы», — сказал мне восставший мертвец, напряженно хрипя природным голосом Фалька.
Его ужасные когти заскребли по стеклу.
«Я чувствую, как каждый атом моего тела содрогается, изменяется».
За его словами я ощущал то же самое. Демон внутри его тела струился по кровеносной системе, преображая все, с чем соприкасался. Медленный процесс, однако неотвратимый.
«Потерпи, брат. Я доставлю тебя на „Тлалок“».
Выходец с того света снова дернулся во мгле. Я не мог слышать его скрежещущий голос.
«„Дух мщения“ — произнес он. — Ты еще поможешь мне его найти?»
«Тебе повезло, что ты вообще выжил. Эти поиски уже стоили тебе флота, сотен воинов и тысяч рабов».
Создание ударилось о переднюю секцию емкости, протягивая ко мне когти. Щелевидная пасть щелкнула зубами, словно пытаясь полакомиться моей плотью.
«Я найду Абаддона я найду Абаддона я най…»
«Фальк…»
«Я заберу „Дух мщения“, это надежда моего легиона, я за…»
«Успокойся, брат. Я тебе помогу. Конечно же, я тебе помогу. Я же здесь, разве не так?»
Конвульсии ожившего мертвеца замедлились.
«Они держат нас заторможенными при помощи когнитивных подавителей и блокаторов адреналина. Предотвращают побег».
«Предосторожности Правительницы, не более того».
Мне уже доводилось иметь дело с Дваждырожденными, бесчисленное множество раз. Я их не сдерживал. У меня не было в этом необходимости.
«Освободи меня, Хайон».
Что характерно, даже от этого истерзанного, изуродованного тела исходило недовольство выпавшим на его долю заключением. Но от чего освободить? От оков здешнего заточения или же от демона внутри? Несмотря на всю мою силу, власть человека имеет свои пределы. Чтобы изгнать демона из плоти смертного, недостаточно простого экзорцизма вроде жреческой молитвы или шаманских песнопений. В реальности это почти всегда заканчивалось смертью носителя.
«Я освобожу тебя, друг мой. Когда ты окажешься на борту „Тлалока“, мы обдумаем, как изгнать демона».
Изуродованный человек забился в жидкости, содрогаясь, истекая кровью и корчась. Сперва я подумал, что злость Фалька наконец-то прорвалась наружу, однако его тело изгибалось мучительными рывками из-за неконтролируемых спазмов. Критический отказ органов? Биологические показатели не подскакивали и не падали, но он продолжал дрожать, разинув вибрирующее клыкастое отверстие рта. Его мутировавшее тело кровоточило, тряслось и билось в поддерживающих путах, сжимая и разжимая когти.
А затем с помощью слабой связи между нашими разумами я понял, что происходит.
Он не умирал. Он смеялся.
