Глава 6
ПОДОПЕЧНАЯ
Массивные переборки Гнезда оставались закрытыми, сдерживая внутри зловоние, столь густое, что его практически можно было увидеть. Кислый запах тухлятины накладывался на смрад гниения, и общая сумма была такой отвратительной, что у смертного заслезились бы глаза. За запертыми дверями лежала одна лишь тьма.
Я не видел и не чуял этого сам. Я воспринимал все посредством чувств моей волчицы.
Гира поприветствовала зловонное нечто ворчанием. Низкий волчий рык глухо вырывался из усеянной кривыми клыками пасти. Приветствие, если это можно так назвать, поглотила искусственная ночь.
Закрытые двери Гнезда не представляли препятствия для волчицы. Чтобы пройти за них, ей потребовалось всего лишь шагнуть в тень по одну сторону железной переборки и вырваться в черноту на другой стороне.
«Зачем ты это делаешь?» — спросил я ее. Гира явно была самкой, насколько ей подобные вообще могли обладать понятием о поле. Вряд ли это было сознательным выбором, скорее, лишь атрибутом избранной ею физической оболочки.
«Я иду к ней, — отозвалась волчица, — потому что могу».
И с этим она начала подъем.
Это место не всегда называлось Гнездом. Оно было делом рук Нефертари. После ее появления этот участок судна преобразился, как преобразились многие вещи. До того как чужая присоединилась к нам, это помещение было шахтой грузового подъемника, диаметра которой хватало для перевозки между палубами танков и огромных количеств боеприпасов.
После прибытия Нефертари экипаж «Тлалока» быстро приучился пользоваться другими лифтовыми платформами. Эта же стояла отключенной, холодной и пустой. Ее системы были полностью деактивированы.
Мы с Гирой привыкли к слиянию чувств, в чем и состояло одно из главных достоинств нашей связи, однако сейчас я ощущал тревожную неловкость, исходящую от ее разума, словно волчица пыталась утаить от меня свои мотивы. Именно тогда я понял, что она уже бывала тут без меня. Возможно, не раз.
«Больше дюжины раз», — подтвердила она.
«Я не знал».
«Мое существование не ограничено связью с тобой, господин».
Гира подняла взгляд вверх. Над головой тянулся полукилометровый туннель, доходивший до хребтовых укреплений корабля. Старые кабели и готическая резьба придавали шахте сходство со скелетом — вертикальный проход с ребристыми стенами, испещренный пристально глядящими черными глазами тысячи открытых подходных туннелей. То же самое было и внизу. Шахта уходила дальше, глубоко во мрак. Волчица вошла в Гнездо недалеко от вершины.
Восприятие Гиры было не похоже на красноватые тона целеуказателя космодесантника или тусклое марево человеческого зрения. Она видела души как мерцающее пламя, а все остальное — как очерченное контуром ничто.
«Нефертари», — передала волчица во мрак, хотя моя подопечная была практически глуха к любой беззвучной речи.
Многочисленные открытые люки, ведущие из длинного туннеля в остальную часть корабля, означали, что Нефертари могла находиться где угодно — для нее весь «Тлалок» был площадкой для игр, — однако Гира знала, где искать.
Волчица сорвалась с места в короткую пробежку, сиганув с платформы в туннель. Мгновение она падала сквозь черноту вездесущей тени. В следующий же миг она уже крадучись вышла из темноты сотней метров выше, скребя когтями по холодному металлу верхней платформы. Снова и снова бросаясь в тень, Гира продолжила подъем.
Через пять минут она обнаружила первое кровавое пятно. Спустя еще три — нашла первое тело.
«Зачем ты идешь к ней?» — спросил я волчицу.
«А ты не можешь догадаться?» — снисходительно отозвалась она.
Она мельком обнюхала мертвое тело. Далеко не новое убийство. Старый труп, одна из брошенных игрушек Нефертари, прикованный к стене и подвешенный за лодыжки. На искаженном сером лице явственно застыла последняя предсмертная мука. Моя подопечная выдернула зубы мертвеца и вырезала руны чужих на его плоти, пока он был еще жив. Пока это еще был он, а не оно.
В восприятии Гиры мертвец почти не отличался от сковывавших его цепей или от стены, на которой он висел. В нем не было души, и потому он не представлял никакого интереса. Если я слишком долго глядел глазами волчицы, это зачастую приводило к мутным, тяжелым головным болям, пронизывавшим мой череп. Я чувствовал, что очередная из них уже на подходе.
Наверху висели еще тела. Нефертари имела обыкновение сковывать несколько жертв и подвешивать их в туннеле одновременно, чтобы их вопли эхом разносились в темном проходе от хребта судна до расположенных с другой стороны железных костей «Тлалока». Она называла это своей музыкой.
Разумеется, ей не требовалось карабкаться вверх-вниз, как людям из экипажа. Она могла украшать шахту туннеля связками своих жертв и потрошить их на досуге, не нуждаясь для этого в чем-то столь приземленном, как опоры для рук.
Некоторые из тел принадлежали людям, прочие располагались на разных ступенях эволюционной лестницы между чистокровным человеком и порождениями варпа. Шестеро — и мимо них Гира пробиралась, проявляя чуть больше любопытства, — были воинами Легионес Астартес. Захваченные в ходе старых рейдов пленники, отданные Нефертари в пищу.
Один из них таращился на мою волчицу гнилушками истлевших серых глаз. Гира вошла в соседнюю тень, даже не удосужившись обнюхать тело.
Наконец она беззвучно выскользнула из темноты наверху шахты подъемника, в истинное Гнездо. Огромный зал с куполом был закрыт внешними защитными пластинами. Толстая чешуйчатая броня полностью перекрывала вид Пространства Ока снаружи. Помещение могло освещаться исключительно с дозволения Нефертари. В эту ночь все было погружено во мрак.
Гира, крадучись, двинулась вперед, изучая столы, которые на самом деле были стойками, и стены комнаты, на самом деле — тюрьмы. Затем она взглянула вверх, на горгулий и других гротескных тварей, лепившихся к скелетообразной конструкции и злобно глядевших вниз, скалясь и распахивая пасти в беззвучном крике. Целая орда статуй из темного камня, недовольных присутствием волчицы.
Она не видела Нефертари. Не чуяла ее. Не чувствовала. Все вокруг смердело гниющей плотью и кровью, но Гира слышала неподалеку дыхание раненого животного. С этого можно было начать. Волчица пошла дальше, выслеживая и выискивая.
«Будь осторожна».
«Ты не понимаешь, о чем говоришь, господин. Она никогда не причинит мне вреда».
На одной из стоек впереди колыхалось пламя души — мерцающая белая аура, запятнанная трепещущими прожилками страха. На столе лежал скованный, жалкий в своей слабости человек. Задыхаясь, он молил о помощи. От него несло кровью, потом и стыдом, а аура переливалась полосами длительной агонии. На нем были остатки формы с инженерной палубы.
Гира подошла к пленнику, наблюдая, как человек дрожит на холоде. Тот нечленораздельно вскрикнул, протягивая то, что осталось от его руки, и волчица обнюхала открытые раны. Внутреннее кровотечение. Разрывы органов. Кем бы ни был раненый, он уже ушел слишком далеко, чтобы впредь принести хоть какую-то пользу.
Зверь медленно двинулся по кругу. Гира шла по охотничьим угодьям другого хищника, и теперь инстинкт брал в ней верх над прежними заверениями.
Нефертари была неподалеку. Жилы симпатической связи тянулись между искаженной болью аурой узника и ее собственной огненной душой, уходя в глубь помещения. Они трепетали, словно нити паутины, слабо озаренные пламенем души.
Гира пошла дальше, двигаясь по психическому следу объединенных страданием душ. Она петляла меж столов, и свисающие цепи поглаживали мышцы ее спины и плеч.
Вот перо на полу. Она принюхалась — перо не было ни черным, ни серым, а имело матово-угольный темный оттенок, промежуточный между этими цветами.
В сером пространстве впереди слабо горело пламя души. Ослабленной, истощенной. Вот почему волчица не почувствовала мою подопечную сразу. Нефертари умирала.
При виде нее у меня застыла кровь. Нефертари лежала ничком, наклонив голову, чтобы висок касался пола. Казалось, ее швырнули наземь и оставили там умирать — создание с безвольно раскинутыми конечностями, окруженное озером темных волос.
Когда волчица приблизилась, сознание Гиры затопила нездешняя вонь чуждой плоти. Смрад замерзшего металла, исходящий от чрезмерно белой кожи, накладывался на пряный насыщенный запах горячей нечеловеческой крови. С клыков волчицы потянулись нити горькой слюны. Близость к любому живому существу пробуждала в Гире голод.
Чужая дернулась и приподняла голову. Наиболее явными признаками ее нечеловеческого происхождения были остроконечные уши, темные крылья и раскосые глаза, однако то ощущение тревожной неправильности, которая всегда видится в чужеродной нам жизни, исходило от каждой частицы ее тела. Вплоть до манеры двигаться: движения Нефертари были слишком плавными. Она была изящна настолько, что это казалось зловещим и вызывало невольный озноб.
Глаза моей подопечной были черны, как безоблачная ночь, но нечеловеческое восприятие Гиры фиксировало лишь тлеющие угли души за остекленевшим взглядом. Одно из крыльев чужой колыхнулось с шелестом переворачиваемой страницы.
— Ты… — Мертвенно-синие губы Нефертари скривились в слабой пародии на улыбку.
Ее голос напоминал шипение обнажаемого клинка.
Гира не могла ответить вслух. Челюсти волчицы не предназначались для речи смертных.
Чужая приподнялась на трясущихся руках, и изо рта у нее побежал ручеек крови. Ее крылья прижались к спине и, трепеща, сложились. Я никогда не сумел бы предсказать такую близость между этой парой. Из всех существ на моем корабле они должны бы были ненавидеть друг друга сильнее всего. Я ни разу не чувствовал ничего, кроме настороженного равнодушия, между ними — моими сестрами, моими любимыми слугами.
Волчица продолжала приближаться беззвучной поступью. Когда клыкастая пасть прикоснулась к плечу чужой, Нефертари протянула дрожащие пальцы и обняла зверя за шею.
— Я хочу пить, — прошептала она. — Все эти никчемные жизни бессмысленны. Их души слабы, а боль ничего не значит. Сколько бы я ни убила, меня все равно мучит жажда. Но мы могли бы убить Ашур-Кая. Ты и я, Гира. Мы могли бы убить Ашур-Кая. Хайон нас простит.
Теперь чужая прижималась лбом к меху волчицы. Они были достаточно близко друг к другу, чтобы обмениваться беззвучной речью, даже теперь, когда чувства Нефертари притупились от голода.
«Нет».
Неслышимый голос Гиры был чем-то средним между собачьим рычанием и ревом медведя.
«Белый Провидец нужен нашему господину».
— Он меня простит.
«Да», — согласилась Гира, и я ощутил раздражение волчицы: Гиру злило, что я вижу ее глазами сцену, которая должна была оставаться тайной.
«Хайон простит тебе все. От этого убийство Белого Провидца не становится мудрым решением».
Какое-то время Нефертари хранила молчание, держась за волчицу. Я почувствовал… что же я почувствовал? Идея, что между ними может присутствовать что-то общее, казалась мне совершенно нелепой, однако так оно и было на самом деле.
— Где Хайон?
«Он был с человеком по имени Огненный Кулак. Теперь он готовится присоединиться к нам».
— Он меня запер.
«Ему пришлось запереть тебя после прошлого приступа голода, мучившего твою душу».
Вновь наступила тишина. На сей раз она не просто затянулась, а воцарилась на несколько минут. Никто из них не нарушал ее. Эта честь принадлежала мне.
Воздух разорвало снопом визжащего света, с ревом ударил ветер. В этой буре вопили неприкаянные души. Я чувствовал то отчаяние, с которым незримые руки тянулись из ревущей вспышки и с надрывным, жадным воем вцеплялись в кожу и волосы Нефертари. О, как же им хотелось ее получить! Нерожденные дети Младшего бога всегда желали ее.
Все они разом утихли с тем же гулким ревом, который возвестил об их появлении.
— Нефертари, — произнес я, вложив в одно слово приветствие и извинение.
На мгновение я увидел себя глазами Гиры: громадный силуэт, увенчанный похожим на солнце ореолом едкого золотистого света. Надвигавшаяся головная боль развернулась в полную силу, наполнив череп волнами жара и ненависти.
Эльдарская дева приветствовала меня лишь холодным взглядом.
— С тобой все в порядке? — спросил я, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Я хочу пить, — прошипела она мне, отпустив шею волчицы и поднимаясь на слабых ногах.
— Знаю. Мы направляемся к Галлиуму. Уход от центра облегчит твои страдания. Ашур-Каю следовало бы выпустить тебя поохотиться и напиться, когда нас брали на абордаж.
— Я хочу пить, — повторила она.
Слышала ли она меня вообще?
Я шагнул поближе. Гребень моего шлема, расчерченный полосами цвета кобальта и полированной бронзы, отбросил на темное железо пола уродливую тень.
— Нефертари…
— Я хочу пить, — на этот раз она прошептала эти слова, а не прошипела их.
— Я отдам тебе кого угодно из экипажа. И еще у нас есть несколько пленных Детей Императора.
— Никто из них ничего не стоит, — выплюнула она отказ от моего предложения. — Бессмысленная боль ничтожных душ. Так глубоко в Могиле Рождения… Хайон, мне нужно больше. Отдай мне Ашур-Кая.
— Я не могу этого сделать.
— Можешь! — Она оскалила зубы, и это не было улыбкой. — Можешь, но не станешь. Ты предпочитаешь мне отказать.
— Называй это как хочешь, — ответил я. — Гира, отойди от нее.
Тайная близость между ними вызвала у меня странную тревогу. Волчица повиновалась, бесшумно подойдя ко мне, но было очевидно, что зверь подчиняется неохотно — и в тот момент я ненавидел их обеих за это.
На сей раз Нефертари действительно умирала. Я видел это так же отчетливо, как ощущала моя подопечная. Прерывистый ритм ее сердца был болезненно замедленным. Я слышал, что ему не удается поддерживать такт, и оно трепещет в груди неистовым стаккато. Она миновала стадию боли, миновала даже муку. Это было страдание, переполнившее ее плоть и кости и поразившее саму суть. Крылья выглядели так, словно много дней теряли перья и привлекали мух. Вены под полупрозрачной кожей выделялись, будто черные трещины на грязном мраморе. Раскосые глаза, обычно столь яростные и сосредоточенные, помутнели и остекленели.
Она не могла умереть без моего разрешения. Однако могла достичь такой стадии агонии, что я позволил бы ей умереть во имя тех остатков сострадания, которые еще сохранялись в моем сердце.
Было больно видеть ее настолько ослабевшей. Близость шторма становилась для нее проклятием, приближение к Младшему богу час за часом вытягивало жизнь из ее тела. Из-за этого Око по праву считалось худшим из укрытий для племени Нефертари, но при этом и лучшим, поскольку ее сородичи никогда не последовали бы за ней сюда по собственной воле. А у нее была сотня причин скрываться.
Такова была моя Нефертари, создание из проклятого рода. Ее расе более не оставалось места в Галактике.
Она распростерла крылья, готовясь взмыть вверх и снова улететь к горгульям над головой.
— Нет, — сказал я ей.
Моя протянутая ладонь сжалась под неторопливое урчание сервоприводов в сочленениях перчатки. Телекинетическая пустота потянула эльдарскую деву за лодыжки и запястья, приковывая к земле. Летунья забилась и протестующее закричала.
Связать ее тело было детской задачкой. Значительно сложнее манипулировать разумом. Психическая невосприимчивость Нефертари означала, что мне придется пожертвовать изяществом ради грубой силы, а она входила в число тех немногих душ в Галактике, кому я не хотел причинять вреда сверх необходимого. В конце концов, она была моей подопечной. И бессчетное количество раз спасала мне жизнь.
Не обращая внимания на укоризненные взгляды Гиры и крики Нефертари, я сосредоточился на бесконечно малых психических манипуляциях внутри сознания чужой. Вдоль моего позвоночника побежал ручеек пота, что лишь мешало сосредоточиться. Подобные тонкие психические воздействия не давались мне естественным образом. Мои таланты лежали в области более жестоких методов.
Я пронзал своим шестым чувством ее мысли, полные беспомощного гнева, пробивая внешнюю оболочку ярости и более глубокие слои боли, все эмоции и воспоминания, чтобы нащупать внутреннюю механику нечеловеческого мозга.
И… вот оно: пряди биоэлектрической силы, соединявшие сознание с мышцами. Тысячи их связывали мозг с остальным ее телом. Было бы несложно отделить их грубым нажимом мысли. Но вместо этого я сжал их, помассировав невидимыми пальцами. Надавить в одном месте, ослабить в другом.
Биение ее сердца замедлилось. Глаза закрылись. Она упала на палубу — марионетка с обрезанными нитями и истощенным телом, — и я с облегчением неторопливо опустил руку.
Искусственный сон не продлился бы долгое время. Мне необходимо было утолить ее жажду. Она нуждалась в боли, питалась страданием. Чтобы она продолжала жить, другие должны были истекать кровью — иначе пустота по капле выпивала ее душу.
Воистину не существует более жалкой, проклятой богами расы, чем эльдары.
— Я хочу, чтобы ее покормили, когда она проснется, — произнес я вслух.
Гира глядела на меня немигающим взглядом. Она никогда не моргала.
— Я велю рубрикаторам притащить тридцать рабов на уровень входа в святилище и оставить их там в оковах.
«Это шторм. Неистовый круговорот в могиле рождения Младшего бога».
Я бросил взгляд вверх, на пластинчатую защиту, скрывавшую из вида пустоту. Я слышал ее — вопли потерянных душ, сопровождавшие продвижение корабля к пункту назначения. А также чувствовал ее, ощущал, поскольку есть опасности, которые невозможно игнорировать. Шторм, в котором мы шли, был чем-то из мифических кошмаров. Бог, погубивший расу Нефертари, высасывал из нее жизнь, взывая к душе, которую Ему задолжали.
«Ты рискнул идти через варп, — с нажимом передала Гира. — Здесь? Сейчас? В этом шторме?»
Я посмотрел на волчицу, что, крадучись, кружила возле меня. Существо превосходило по размеру большинство настоящих волков, да и множество других деталей не совпадало. Гира могла бы целиком проглотить ребенка.
«Я едва ли стал бы открывать Гнездо, зная, что она может сбежать», — ответил я.
Больше ни разу. Чтобы прекратить прошлую бойню, понадобилось три дня.
«Почему ты здесь? Что это за тайная близость между вами?»
«Ты настолько слеп к потребностям тех немногих, кто тебе предан?»
Очевидно, так и было.
«Так просвети меня».
«Я — единственное живое существо на борту этого корабля, чья боль никогда не поддержит ее. Когда ее мучит жажда, моя близость не подпитывает ее страдание. А она — единственная из смертных, кого мне запрещено уничтожить. Когда мне хочется есть, рядом с ней я не чувствую соблазна».
Я задался вопросом, в какой мере эта фраза принадлежала волку в сердце Гиры, а в какой — демону в ее голове. Это звучало почти так, словно зверь говорил о товарище по стае.
Гира почувствовала мое любопытство и ощерилась, с резким щелчком сомкнув челюсти.
«Не смейся надо мной. Твоя кровь будет очень приятна на вкус, колдун».
«А вот этого вкуса, моя любимая волчица, тебе никогда не узнать».
