ГЛАВА ВТОРАЯ
До уничтожения Крессиды 47 часов 4 минуты 33 секунды
Потерянные и проклятые каким-то образом добыли себе пару шагающих машин «Часовой» — то ли захватили силой, то ли они им достались, потому что пилоты перешли на сторону врага, как и многие гвардейцы в той войне. Имперские эмблемы на машинах были обезображены.
Теперь эти «Часовые» использовались, чтобы убивать имперских граждан. Они шагали среди полчищ исчадий Хаоса и прочих мутантов, сгребая и расплющивая своей единственной металлической клешней защитников улья Альфа.
Взвод ледяного гвардейца, рядового Борща занимал позиции вдоль границ ныне опустевшего жилого сектора. Пока им удавалось сдерживать вражеский натиск, но появление «Часовых» ставило ситуацию под угрозу.
Ликвидировать их выпало отделению Борща. Сержант Романов кричал во все горло, приказывая солдатам сосредоточить огонь на громадине, шагавшей слева. Первые выстрелы Борща прошли мимо цели, и он выругался под нос, проклиная ненадежный прицел лазгана. Многие его товарищи попадали в цель, но, казалось, лазерные лучи не причиняли машинам никакого ущерба — по крайней мере, сначала.
Наконец непрерывный обстрел начал давать результаты, и Борщ увидел, как из левого коленного сустава двуногой машины посыпались искры. Ледяные гвардейцы сосредоточили огонь на этой точке, не дожидаясь приказа. После минутной агонии, которая длилась почти вечность, «Часовой» рухнул, раздавив своим корпусом несколько злосчастных тварей.
Но это заняло слишком много времени.
Сержант Романов снова выкрикнул приказ, и отделение сосредоточило огонь на втором «Часовом». Однако завалить его вовремя не получится — мутанты доберутся до них раньше.
Борщ обдумал возможные варианты и, пожав широкими мускулистыми плечами, опустил лазган. Романов бросил на него подозрительный взгляд.
— Простите, сержант! — крикнул Борщ. — Лазган неисправен. Заклинило на морозе. Что тут может поделать солдат? — Затем он вытащил свой длинный нож, пригнулся и одним гигантским прыжком выскочил навстречу первому мутанту, идущему в атаку.
Столкнувшийся с ним враг отлетел в сторону, и Борщ успел заметить, как на перекошенной морде мелькнула тень удивления. Пока мутант пытался удержать равновесие, Борщ вцепился в него, сбил с ног одним ударом и швырнул в двух других, идущих следом противников. Наконец и эти двое настигли его. Ловко уклонившись от их тяжелых ударов, Борщ схватил одного и перебросил через плечо другого. Он знал, что мутанты сильнее его, и поэтому использовал против них их же собственную неуклюжесть, заставляя терять равновесие. Но продолжать в том же духе долго не представлялось возможным.
Ему и не пришлось.
Над Борщом навис второй «Часовой», в три раза превосходящий его ростом. Мутанты старались удерживать Борща на месте, опутывая мерзкими щупальцами, пока шагоход заносил ногу, чтобы раздавить его. Издав громкий крик, Борщ рубанул по щупальцам ножом. Едва воин успел освободиться, как на место, где он только что стоял, обрушилась огромная ступня шагохода. Борщ сдернул с пояса противотанковую гранату и, сильно размахнувшись, бросил ее прямо под бронированную ногу «Часового».
Мутанты видели, что он сделал. Даже их убогих мозгов хватило, чтобы сообразить: надо бежать, пока не раздался взрыв. Борщ тоже воспользовался этим мгновением и рванул к бойцам своего отряда, которые с изумлением наблюдали за ним и, как могли, прикрывали лазерным огнем.
Через секунду раздался сильный взрыв, и Борщ почувствовал, как над ним нависла тень падающего «Часового». Он рванулся в сторону, и кабина машины грохнулась на землю рядом с ним. В потрескавшемся лобовом стекле Борщ увидел свое отражение — всклокоченную черную бороду, рассеченную ликующей белозубой ухмылкой. За стеклом кабины он разглядел единственного пилота с побелевшим от ужаса лицом: видимо, тот понимал, что неожиданное падение привело его прямо в руки врага.
Пилот лихорадочно дергал рукоятки управления, пытаясь пустить в ход единственное оставшееся оружие — гигантская клешня «Часового» с лязгом развернулась в направлении ледяного гвардейца и попыталась схватить его. Борщ поднырнул под нее и пробил своими кулачищами лобовое окно. Схватив пилота за ворот мундира, он вырвал его из кресла и ударил головой о твердую землю — так, что сломал ему шею.
Лишившиеся своего преимущества, мутанты и прочие твари снова были отброшены. Борщ, раскрасневшийся, вернулся к товарищам и подобрал свой лазган. Почувствовав, что на плечо опустилась чья-то твердая рука, он обернулся и поймал на себе суровый взгляд имперского комиссара.
На секунду Борщ испугался, что за неподчинение приказам его ждет дисциплинарное взыскание. За долгие годы службы они с сержантом Романовым научились понимать друг друга: Романов знал, что даже если Борщ действует не по уставу, от его действий все равно будет толк. Но сторонний наблюдатель мог иметь другое мнение на этот счет.
К удивлению Борща, комиссар не стал обсуждать его поведение, а с хмурым видом передал приказ явиться к полковнику Стилу.
Рядовой Анакора слышала, как приближаются псы Хаоса, прежде, чем те появились. Из тоннелей доносился топот их когтистых лап и голодный вой: псы, бежавшие из смрадного подулья, явно учуяли запах свежего мяса.
Обернувшись, она заметила первого из них — луч ее карманного фонаря упал на искаженный силуэт. Пес бросился на Петровского и перегрыз ему горло. Вслед за ним появились еще три пса. Анакора выругалась сквозь зубы, понимая, что не успевает закрепить на разрушающейся стене трущобы магнитную мину.
Ее отряд из восьмерых солдат отправили в подулье для проведения подрывных работ. Командиры были обеспокоены тем, что у них не хватает солдат, чтобы сражаться на всех фронтах, поскольку значительная часть Имперской Гвардии уже покинула Крессиду. Разрушив стратегически важные секции подземных уровней, можно было перекрыть хотя бы один путь, ведущий в самое сердце улья Альфа, и тем самым предотвратить проникновение сил Хаоса снизу.
Но, как выяснилось, враги были на шаг впереди. Никто не предполагал, что они так глубоко проникнут в подулье. Анакора и ее товарищи не успели установить и половину мин. Один из псов бросился на нее. Сделав всего один меткий выстрел, она убила пса, попав лазерным лучом в его левый глаз. Подстреленный пес продолжал лететь по инерции, пока не врезался в Анакору, сбив ее с ног. Она упала на землю, ударившись лицом о песьи слюнявые клыки, и ее едва не стошнило от зловония, исходившего из пасти.
Фонарь, выпавший из ее кармана, разбился. Теперь тоннель освещали перекрестные лучи фонарей ее шестерых товарищей и короткие вспышки их лазганов. Это создавало странный и жутковатый стробоскопический эффект. Анакора видела, что два последних пса приближаются к своим жертвам.
Она снова вскинула лазган и прицелилась. Но тут упал второй ее товарищ. Увидев, как его изувеченное тело трепыхается в капкане челюстей зверя-убийцы, Анакора издала сдавленный крик и нажала на спуск, злясь на себя за то, что целилась слишком долго и промедлила с выстрелом.
Ее поддержали двое других солдат, и пес, оказавшийся под огнем сразу с трех сторон, закорчился от испепеляющего жара лазерных лучей. Наконец он упал замертво, сжимая в своей пасти ногу вальхалльца.
Третий пес преодолел сопротивление сержанта Кубрикова, сбил его с ног и, вцепившись когтями в плечи, прижал к земле. Анакора снова рисковала задеть выстрелом товарища, но на сей раз не медлила ни секунды. Запрыгнув псу на спину, она почувствовала, как шипы, растущие вдоль его хребта, вонзаются ей в бедра. Она сняла лазган, развернув его, подсунула ствол под псиную морду и резким движением вонзила в горло твари. Затем, стиснув зубы, она изо всех сил потянула лазган на себя. Анакора ощущала, как сопротивляются толстые мускулы псиной шеи, но не проявила слабость. Наконец она почувствовала, что кости хрустнули. Уродливая черная туша осела на землю, и благодарный Кубриков вырвался из мертвой хватки монстра.
За это время товарищи Анакоры разделались с последним псом. При этом двое были растерзаны. Однако опасность не исчезла. На стенах тоннеля появились новые тени, темные и зловещие. Спустя секунду из-за поворота появился первый враг, при виде которого у Анакоры перехватило дыхание.
Облаченные в причудливую броню воины-гиганты, явившиеся из самого Ока Ужаса, источали такую угрозу и мощь, от которой у простого смертного кровь стыла в жилах. Враги подняли болт-пистолеты и открыли огонь. Анакора метнулась к стене и, используя в качестве укрытия изгиб тоннеля, стала отстреливаться, хотя знала, что это бесполезно. По сравнению с противником их силы были смехотворны; вражьим ордам ничего не стоило раздавить горстку уцелевших ледяных гвардейцев.
Сержант Кубриков, тоже прекрасно это понимавший, крикнул троим оставшимся солдатам, чтобы те отступали. Но вдруг появился новый звук — назойливое жужжание в наушнике Анакоры, в котором явно слышался приказ, хотя из-за моря помех слов было не разобрать.
У Анакоры, прижатой огнем болт-пистолетов, не было времени думать. Вдруг ей в голову пришла спасительная мысль:
— Мины, сержант! Взорвите мины! — крикнула она Кубрикову.
Кубриков, догадавшийся об этом чуть раньше нее, уже нащупывал детонатор. Здания, стоявшие по обе стороны от космодесантников Хаоса, взлетели в воздух, и Анакору чуть не накрыло облаком пыли. Она бросилась бежать, но облако настигло ее и поглотило. Расслышав доносящийся сзади рык цепных мечей, Анакора поняла, что даже такого взрыва недостаточно, чтобы избавиться от противника: преследователи по-прежнему рвались вперед. Все, чего удалось добиться ледяным гвардейцам, — ненадолго замедлить их продвижение и замаскироваться от прицельного огня.
Как она хотела, чтобы все было иначе…
Из отряда в живых на тот момент оставалось лишь двое — она и Кубриков. Первой добежав до лестницы, Анакора оглянулась назад и увидела, как глаза сержанта остекленели, изо рта хлынула кровь, и разрубленное поперек тело распалось на две части. В расступившемся на секунду облаке пыли показалось неподвижное лицо космодесантника Хаоса, который выдергивал свой меч из останков жертвы.
Анакора карабкалась по лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой. Каждую секунду она ждала, что холодные пальцы сомкнутся на ее лодыжках и стащат вниз. Лестницу постоянно обстреливали из болтеров, и, чтобы предотвратить очередной выстрел, Анакора бросила вниз осколочную гранату. Затем она увидела вверху открытый люк и поняла, что может им воспользоваться. Ей следовало бы испытать облегчение, хотя бы оттого, что теперь ее товарищи будут предупреждены о появлении космодесантников Хаоса. Но она упала духом, поскольку знала, что задание провалено: ее отряд погиб. И труднее всего Анакоре было принять тот факт, что сама она выжила… в очередной раз.
Рядовой Грэйл шел, спотыкаясь об обломки, задыхаясь и кашляя от едкого дыма. Из раны на руке, задетой шальным осколком, сочилась кровь. Его глаза уже ничего не видели, уши не слышали, но он все равно время от времени оборачивался и вслепую палил из лазгана. И так, шатаясь, брел дальше. Он надеялся и ждал, что Баррески когда-нибудь перестанет тащить его за собой, бросит, и можно будет упасть и заснуть.
Сколько времени они так шли, он не знал. Последнее, что смутно возникло в памяти, — взрывы и вспышки; единственное, что чувствовалось, — мучительная жгучая боль, когда прямо перед его лицом взорвалась приборная панель «Леман Русса».
Потом он лежал на земле и глядел в серое небо Крессиды. На его щеки сыпались последние хлопья снега, остужая ожоги. К горлу подкатывала тошнота, в руке пульсировала боль. На секунду он подумал, что Баррески убит и сейчас настанет его очередь.
Но тут он увидел обеспокоенное лицо наклонившегося товарища. Кожа на его лице тоже была розоватой от ожога, опаленная щетина на подбородке торчала в разные стороны.
— Мы… мы убили всех до последнего? — спросил Грэйл.
— Думаю, да, — ответил Баррески. Вдруг что-то заставило его развернуться и выпустить очередь из лазгана. В кого стрелял Баррески, Грэйл не видел, лишь расслышал резко оборвавшийся вскрик среди выстрелов. — Теперь да, — повторил Баррески, снова поворачиваясь к нему. — Этот был последний.
Преследовать их среди руин решились немногие культисты. Большинство выживших остались зализывать раны и очухиваться от внезапной и яростной атаки. Ледяные гвардейцы могли не опасаться здесь и вражеских танков — если, конечно, предположить, что среди их механиков-водителей не было таких же асов, как Грэйл, а на это вполне можно было рассчитывать.
— Думаю, капитан выбрался, — сказал Грэйл, словно пытаясь вспомнить. — Кажется, я его с кем-то видел — с кем, не помню…
— Наверное, с Кампановым. Он выпрыгнул из люка, как снежный леопард с гранатой на хвосте, когда услышал приказ об эвакуации.
Грэйл приподнялся на локтях и, переведя дыхание, произнес:
— Башенные пушки выведены из строя?
— Обе — одна из-за мороза, другая из-за осколков. Думаешь, стоял бы я здесь, будь у меня исправная лазерная пушка? Это же были настоящие произведения искусства! Продержись они хотя бы минуту, и я бы без проблем разделал еще пару танков.
— Забудь, Баррески. Уверен, скоро мы найдем тебе новую игрушку, может, покрупнее прежней.
— Думаешь, нам дадут новый танк? — спросил Баррески. — Ведь прежний мы не уберегли, точнее, три прежних…
Грэйл улыбнулся своему товарищу-танкисту с самодовольным видом человека, знавшего важную тайну.
— Брось ты, — сказал он. — У нас будет новая машина, и мы снова пойдем в бой — раньше, чем ты думаешь.
Грэйл рассказал Баррески о сообщении, которое получил по вокс-связи «Леман Русса» перед тем, как в танке прогремел взрыв. Ответить на сообщение Грэйл не успел, как и передать его тому, кому оно было адресовано, — командиру танка. Но о сообщении знали два ледяных гвардейца, те, чьи имена в нем упоминались.
— Тогда поднимайся на ноги, приятель, — сказал Баррески. — Нам нужно успеть доложиться полковнику Стилу, а путь предстоит долгий и опасный.
Космопорт Калхас кишел гвардейцами. Многие терялись в этой толчее и не могли найти своих, поскольку не слышали приказов из-за рева двигателей приближающегося посадочного модуля. Корабль пытался втиснуться в узкое пространство между другим почти таким же транспортным судном и старым помятым броненосцем. Флот отправил на эвакуацию все, что мог, — все корабли, способные вовремя долететь до Крессиды, независимо от выполняемой ими функции.
Наконец модуль совершил посадку, и его двигатели выключились, но тут же взревели двигатели другого корабля, идущего на взлет. Сержантам приходилось орать до хрипоты, чтобы созвать к трапам своих солдат. Блонскому, смотревшему из окна, гвардейцы казались разноцветными муравьями, бегущими по бетонной чаше в брюхо огромных металлических чудищ.
Пытаясь вернуть внимание Блонского к тесному серому помещению, в котором он находился, допросчик ударил его по лицу — так, что выступила кровь.
— Я задал тебе вопрос, Блонский. — Лейтенант был из Валидийского полка. Королевский Валидийский полк, как они сами себя называли. Одетый в красную форму с отделкой из сияющего золота, он излучал высокомерие, которым, как заметил Блонский, отличается его порода. Возможно, этот лейтенант сейчас был одним из самых старших офицеров на Крессиде. Большинство офицеров эвакуировались на первых же кораблях. Разумеется, кроме вальхалльских командиров Блонского.
Блонский посмотрел на свои руки, закованные в наручники, затем поднял глаза и, встретив свирепый взгляд лейтенанта, спокойно изрек:
— Многоуважаемый сэр, надеюсь, я ответил на него. Я дал вам полный отчет о моих действиях сегодня утром. Я казнил сержанта Аркадина…
— Ты убил его, — прошипел валидиец. — Хладнокровно убил!
— Я казнил его, — возразил Блонский, — потому что он был дезертиром.
Лейтенант раздул ноздри от ярости:
— Аркадии был моим хорошим другом. Если у тебя имелись причины усомниться в его храбрости, ты должен был прийти ко мне или к кому-то из других командиров. Какие у тебя доказательства? Чем ты можешь подтвердить обвинение?
— Только то, что я видел, сэр. Мой взвод сражался с ордой мутантов, и меня взрывом отрезало от остальных. Я укрылся на старом складе, где и обнаружил сержанта Аркадина. Уверен, он давно там прятался.
— Это он тебе сказал? — резко спросил лейтенант.
— Нет, сэр, — ответил Блонский. — Но по его жестам было видно, что…
— Я ничего не хочу слышать о его жестах!
— Что ж, хорошо. Мутанты увидели, что я зашел в здание, и я, чем мог, забаррикадировал дверь, но они стали ее ломать. Я приготовился встретить их лазерным огнем, но сержант Аркадии бросил свой лазган и попытался вылезти через окно.
— Не принимается как доказательство, — сорвался лейтенант, скользнув кулаком по столу между ними. — Ты ошибся, рядовой Блонский. Сержант Аркадии… был… отличным тактиком. Не сомневаюсь, что он решил выбраться со склада, чтобы зайти к атакующему вас противнику с тыла и…
— Он бросил оружие, сэр!
— Какое ты имеешь право судить одного из нас? — прошипел валидиец.
— Могу я снова задать вопрос, сэр? — сказал Блонский. — Извещены ли мои командиры о моем задержании? По правилам один из них должен присутствовать здесь. — Судя по молчанию лейтенанта, ответ был «нет».
Блонский вздохнул и, кажется, уже в сотый раз повторил:
— Сержант Аркадии был дезертиром. Я расстрелял его в соответствии с инструкциями, прежде чем он смог бы…
— Нет! — заорал лейтенант.
Блонский замолчал. Все равно его никто не слушал.
Повисла тишина. Допросчик в это время наблюдал из другого окна за деятельностью космопорта внизу, видимо, обеспокоенный тем, останется ли для него место на корабле и как долго придется ждать эвакуации.
— Тебе повезло, что там оказался мой взвод, — сказал наконец лейтенант, чуть понизив тон, — и перебил мутантов, не дав им проломить дверь и добраться до тебя. Хотел бы я, чтобы наши оказались там чуть раньше и спасли моего сержанта.
— Я тоже хотел бы этого, сэр.
— Мое мнение таково, рядовой Блонский: ты убил сержанта Аркадина безо всяких на то оснований. Я не знаю почему. Может, это ты собирался дезертировать, а он встал у тебя на пути? Единственный способ удостовериться — созвать официальный трибунал, на котором, как ты сам говоришь, должны присутствовать твои командиры. А это, как ты знаешь, займет некоторое время, учитывая сложившиеся обстоятельства. К тому же высказывание таких оскорбительных обвинений способно очернить имя хорошего человека.
— Как скажете, сэр.
Глядя на то, как ведет себя лейтенант и как он старается не смотреть ему в глаза, Блонский мог предположить, что, как бы лейтенанту ни хотелось верить в свои слова, больше он не был в них так уверен.
Тяжело вздохнув, лейтенант изрек:
— Ладно. Проваливай отсюда. В любом случае для тебя было бы милостью держаться подальше от передовой. Ведь ты из Вальхалльского 319-го? Этот полк остается для действий в тылу противника, он обречен. Итак, рядовой Блонский, если ты столь ревностный и чертовски преданный Императору гвардеец, вот тебе возможность это доказать — твой бесспорный шанс погибнуть за него!
