Глава шестая
Порт Мон-Ло, на следующий день
Под сапфировым небом и чужим солнцем выстроились имперские войска. С одной стороны Гено Хилиад и Занзибарский Хорт, с другой — Аутремары, Шипы Реньо и Шестой Поток Полумесяца Синда. На ветру развевались знамена. Танки и бронированные спидеры подняли орудия к небу, без устали гудели горны, а над всем этим парадом возвышались титаны Амона Жевета.
В небе медленно плыли облака. Бой барабанов почти заглушал вой города, находящегося в десяти километрах от имперцев.
Наматжира был облачен в золотые латы, его голову венчал убор из страусовых перьев, а ниспадавший с плеч десятиметровый шлейф из глазковых перьев павлина несли специальные рабы. Жидкое золото, искусно нанесенное на лицо лорда-командира его личными косметологами, застыло, образовав тончайшую маску. В одной руке он держал серебряную монгольскую булаву, сверкавшую на солнце множеством инкрустированных самоцветов, в другой — золотое сайнти, ритуальное копье с захватом по середине древка. Торс его брони дополняли две пары кибернетических рук, сжимавших по паре кинжалов и сабель.
Наматжира напоминал шестирукую богиню смерти из синдских легенд.
Вокруг него, обнажив мечи и застыв в ритуальных защитных позах, стояли Черные Люциферы. Тилацин лежал в ногах Наматжиры, играя краем его плаща. Сумчатый волк с Тапробана был истребленным видом, восстановленным по ДНК в Эпоху Объединения. Питомца Наматжиры звали Серендин. Серендин положил голову на землю и скучающим взглядом посмотрел на палящее солнце.
По правую руку от Наматжиры стоял генерал-майор Дев, облаченный в бронзовый доспех и серебряный шлем. Он придерживал рукой меч с длинной рукоятью, Рядом стоял лорд Вильд из Шестого Потока Полумесяца Синда, его платиновые доспехи были покрыты изумрудами и рубинами. Его аугметические глаза пылали зелеными огнями в прорезях керамической маски. Он сам держал штандарт своего полка, закрепленный ни четырехметровом золоченом шесте, увенчанном бриллиантовой волной с золотым гребнем, символизирующей Понт Эвксинский. Третьим после лорда-командира стоял генерал Карш из Шипов Реньо, его хромированная ритуальная броня была так густо утыкана шипами и крюками, что он больше напоминал смертоносного иглобрюха, нежели генерала Имперской Армии.
Слева от Наматжиры стоял низкорослый Хедив Исмаил Шерард из Аутремаров, на нем была серая роба, а голову венчал титановый обруч. Его рост был обратно пропорционален его влиянию в Имперской Армии и на самой Терре. Хотя экспедиции Наматжиры Аутремары предоставили всего лишь пять тысяч солдат, они являлись основой Имперской Армии, составляя семь процентов от общего числа войск.
Аутремары служили почти во всех экспедициях, прославившись своей дисциплиной и тактическими талантами. Великий Хедив, дядя Шерарда, был одним из личных советников Императора. Шерард стоял на небольшом гравитационном диске, парящем в полуметре от земли. Края его робы держали слуги, растянув их так, что они стали похожи на крылья летучей мыши.
Рядом стояла Шри Ведт, уксор-примус Гено пять-два. Ее сопровождали тринадцать лучших уксоров, включая Хонен My и Рахсану Саид.
Сорок сервиторов прикрывали командиров опахалами от жаркого солнца.
Трансатмосферный корабль появился внезапно и приземлился в конце живого коридора из солдат. Барабаны и горны смолкли. Если не учитывать крик Мон-Ло и шелест опахал, воцарилась абсолютная тишина.
Корабль выдвинул трап, по которому сошел один-единственный человек.
Наматжира кивнул, и все солдаты Имперской Армии упали на колени. Флаги и знамена немного опустились.
Одинокая фигура приближалась. Воин был облачен в окантованные серебром фиолетовые доспехи и ростом превышал любого из присутствующих.
Астартес потребовалось почти восемь минут, чтобы дойти до Наматжиры. За это время, растянувшееся на целую вечность, двигались лишь развевающиеся знамена и сам десантник.
Астартес остановился, не дойдя до лорда-командира десяти метров. Он медленно снял левую перчатку и положил ее на раскаленный песок. Затем снял и положил рядом шлем, открыв благородное лицо и бритую голову. Его глаза сияли так же ярко, как сапфировое небо Нурта.
Правой рукой воин достал кинжал и провел его острием по своей левой руке. Затем десантник отбросил клинок и протянул к Наматжире свою руку. Из глубокой раны на песок капала кровь.
— Лорд Наматжира, — произнес он, — командующий Шестьсот семидесятой экспедицией. Я предлагаю вам свои силы и свою преданность, признавая вас представителем Императора на этой планете. Для меня честь предоставить вам войска Легиона Альфа. Я надеюсь, вместе мы уничтожим нашего общего противника. Я клянусь своей кровью помогать вам во всем.
Наматжира отдал Люциферам оружие и левую перчатку и провел ладонью по одному из шипов брони Карша. После протянул ее преклонившему колени десантнику.
Они соприкоснулись руками и сжали их.
— Я принимаю ваше предложение, — произнес Наматжира, — и отвечаю своей кровью. Мы все рады, что вы присоединились к нам. Добро пожаловать. За Императора.
Они разжали руки. Астартес поднялся, возвышаясь над лордом-командиром.
— Я — Альфарий. За Императора, мой лорд.
— Что, правда? — пробормотал Грамматикус, обращаясь к самому себе.
Он наблюдал за встречей через мощную оптику, находясь в двух километрах, на крыше кухонного блока дворца Он слегка пригнулся, чтобы не попасть в поле зрения часовых и оружейных сервиторов.
Его труба была еще одним подарком Кабала и являлась прицелом длинноствольной винтовки эльдар. Изображение было таким четким, как если бы Джон стоял за плечом Наматжиры.
Конечно, Грамматикус не мог слышать, о чем говорят собравшиеся, но он прекрасно читал по губам.
«Я — Альфарий. За Императора, мой лорд».
Восприятие Джона было так отточено, что, читая по губам, он мог даже определить акцент говорящего. Альфарий разговаривал на низком готике, выделяя промежуточные гласные в словах «Альфарий» и «Император», что намекало на гедросийский или киренаикский акценты, артикуляция соответствовала скорее марсианскому говору или даже одромедийскому.
Кабал хорошо проинформировал и подготовил Грамматикуса, но проблема состояла в том, что о «Последнем Примархе» было практически ничего не известно. В отличие от остальных своих братьев, Альфарий никогда не упоминал о родном мире. Не существовало ни одного его портрета. Кабал показал Джону несколько изображений Альфария, но на всех он выглядел по-разному, словно у него было множество голов.
То, которое наблюдал Грамматикус в свой прицел, обладало сходством по крайней мере с несколькими историческими личностями. Чем-то Альфарий был похож на Хоруса, чем-то — на Императора, что было вполне логично, если теория о генетическом наследии правдива.
Даже на таком расстоянии Джон мог оценить рост примарха. Он был гораздо выше, чем Герцог или Пек, с которыми Джон столкнулся на улицах Мон-Ло.
Возможно, только возможно, что это был настоящий Альфарий.
Мысль о Мон-Ло вызвала непрошеные воспоминания. У Грамматикуса задрожали руки. Он думал о драконе с тех пор, как выбрался из города. Конечно, он не боялся дракона, по крайней мере боялся его не больше, чем любой здравомыслящий человек. Настоящий страх он испытывал от осознания того, что означает дракон.
Грамматикус напряг свой разум, почувствовав небольшую психическую активность. Шир все еще жив, он где то там, ищет Джона.
Солнце припекало все сильнее. Город выл. Не такой жизнью должен жить тысячелетний человек. Грамматикус начинал думать, что зря он принял предложение Кабала. Он пожелал, чтобы его первая смерть оказалась его единственной смертью.
«Почему вы не оставили меня истекать кровью там, на холодной земле улья? Почему вы дали мне новое тело? Для чего? Для этого?»
Кабал не ответил. Они не обращались к нему с тех пор, как он вернулся из Мон-Ло. С того момента, как он прокрался в комнату Рахсаны, он вглядывался в зеркала и блюда с водой, надеясь увидеть Гахета или кого-нибудь еще.
Они не появлялись.
«Моя жизнь, конечно, длинна, но не для таких вещей».
Джон опять прильнул к прицелу.
Перегнувшись через парапет, Динас Чайн влез на крышу кухонного блока. Недавнее сканирование местности что-то показало.
Хотя, скорее всего, там ничего нет.
И у наших теней есть тени — вспомнил он собственные слова.
Чайна собирался обыскать комнаты уксора Рахсаны, пока она присутствует на встрече, но его планы нарушились. Пост безопасности засек аномалию. Датчики показывали на крыше кухонного блока темное пятно, которое оказалось невозможно просканировать. Служба охраны охарактеризовала это как помехи изображения, но Чайн засомневался. По его мнению, там что-то или кто-то скрывался.
Динас Чайн был осторожным человеком. Он стал солдатом еще до того, как повзрослел. Родившийся на Зое, одной из множества потерянных колоний Терры, планете, почти столетие раздираемой войной, Чайн рос на проигрывающей стороне. Экономика планеты пострадала очень сильно, промышленность была уничтожена бесконечными бомбардировками. Его народ, отчаявшись, начал использовать все доступные ресурсы, призвав в армию женщин и детей. В одиннадцать Чайн надел форму Юности Нации, взял в руки автомат и отправился на пограничный блокпост. Самому младшему воину в его роте было семь лет. Лидеру отряда — четырнадцать.
Они держали заставу двадцать шесть месяцев. Глава отряда погиб через три недели, за два дня до своего пятнадцатилетия. Отряд выбрал Чайна своим лидером, возможно увидев в нем что-то, что могли увидеть только дети. К тому времени, когда ему исполнилось тринадцать, он убил в открытом бою шестнадцать человек и являлся закаленным ветераном.
Потом на орбиту планеты прибыл имперский флот. Война закончилась через шесть дней, сам Зой был приведен к Согласию через шесть недель. Это оказалась одна из самых ранних кампаний Наматжиры. Ожесточенные войной дети участвовали и взрослели в последующих кампаниях, а самые жестокие из них представали перед Наматжирой.
Лорд-командир всегда говорил, что есть в лице Чайна что-то, что выделяло его среди прочих. Динас не совсем понимал, что это означает. Его отдали под опеку одного из офицеров Черных Люциферов.
В восемнадцать Чайн присоединился к Люциферам. Через двадцать лет он стал телохранителем Наматжиры и одним из самых уважаемых бойцов своего полка.
Лорд-командир имел чутье на прирожденных солдат.
Динас пригнулся. Дворцовые сенсоры передавали изображение прямо на его визор. Оставалось двадцать метров. Прямо за краем крыши.
Он резко прыгнул вперед.
Никого. Пусто. На крыше никого не было.
Только клочок бумаги, придавленный небольшим белым камнем. Надпись на листке гласила: «В следующий раз повезет».
— Эй, мы все пропустим! — сказал Лон, толкая Пето.
Сонека проснулся.
— Что?
— Мы опоздали. Все уже началось. Надо идти, гет, войска собрались, чтобы приветствовать Астартес.
Сонека сел. Он находился в больничном крыле дворца, вместе с последними из своих людей. Последними десятью Танцорами. В помещении царила удушающая жара и пахло мочой.
— Вы в порядке, гет? — спросил Шах.
— Да, в порядке.
— Может, мы больше и не рота, — торжественно произнес Лон, — но мы пойдем туда и встанем в строй, как солдаты. Как Танцоры.
— Да! — согласился Гин.
— У тебя есть флаг? — обернулся Лон.
Шах кивнул. Он тащил потрепанное знамя Танцоров от самых Визажей.
— Отлично, пошли. Гет, ты идешь?
Сонека натянул одежду на потное тело. Куда же он дел свои носки?
— Да, я иду.
— Астартес уже приземлились, — сказал Саллом, высунувшись в окно. — Черт, да там целое море флагов.
— Ну, это же Астартес, — заметил Шах. — Чего ты ожидал?
Сонека шарил здоровой рукой под подушкой в поиске носков, когда его пальцы наткнулись на что-то твердое.
— Это сюда кто-то из вас положил? — спросил он.
— Что куда положил? — поинтересовался Лон.
Сонека посмотрел на маленькую диоритовую голову, одну из тех, с которыми они играли на Визажах.
Все в комнате только пожали плечами.
— Наверное, это я сам, — пробормотал он.
Он уже пожалел об оставленной записке. Это было глупо. Дерзко. Да, дерзко, это подходящее слово. Гахет всегда порицал Грамматикуса за излишнюю самонадеянность. Агенту Кабала не следовало дразнить убийц, преследовавших его, особенно если эти убийцы способны выполнить свою работу. Джон знал достаточно о Черных Люциферах. Они отлично выполняли свою работу. Глупо насмешничать над ними. О чем он думал?
«О том, что я бессмертен и меня ничто не может убить? — Случай в Мон-Ло доказал ему, как ошибочно это утверждение. — Ты не можешь этому сопротивляться, да, Джон? Тебе обязательно надо показать свое превосходство?
Они не так хороши, — подумал он. — Не так хороши, как я».
— Вы не можете войти, — настаивала помощница. — Уксор Рахсана на великом параде, а ее покои — частные помещения.
Грамматикус отступил в тень колоннады и прислушался. Ему нужно было попасть в комнаты Рахсаны, единственное место, где он чувствовал себя в безопасности. Во дворце было тихо, большая часть его обитателей сейчас встречала Легион Альфа. Идя по коридору, он услышал голоса.
Трое мужчин в робах и рясах стояли перед дверью в покои Рахсаны и спорили с ее помощницей.
— Вы не понимаете, — произнес один из них. — Я — Тинкас, в мои задачи входит оценка всего, что было захвачено или экспроприировано экспедицией. В данный момент я должен осмотреть этот дворец по приказу магистра флота.
Он показал помощнице какие-то бумаги.
«Не пускай их, Туви!» — подумал Джон.
Девочка колебалась.
— Вы действительно не вовремя, сэр. Частная жизнь моего уксора…
— Мне нужна всего лишь пара минут. Мы не интересуемся содержимым комнат, и мы будем очень осторожны.
«Они не те, кем прикидываются. Я видел Тинкаса, он не носит робу и ростом гораздо ниже. Они обманывают ее».
— Ну ладно, — наконец сказала Туви.
«Черт подери, Туви!»
Как только люди в капюшонах получили доступ в комнаты Рахсаны, Грамматикус вернулся колоннаде и пролез через небольшую арку. Попав на крышу, он пригнулся и направился к дальнему концу блока.
— Дайте нам пару минут, — сказал человек в робе, и Туви кивнула, оставшись снаружи.
Когда дверь за ней закрылась, Франко Бун снял капюшон.
— У вас две минуты, — обратился он к геноводам — У вас две минуты, прежде чем эта сучка что-то заподозрит. Работаем быстро и чисто.
Двое других, Роук и Фарон, начали обшаривать апартаменты.
— Бун! — прошипел один из них.
Франко вошел в спальню. Фарон держал в руках грязную брезентовую куртку.
— С каких пор уксоры носят что-то подобное?
— Сверни и спрячь под робой. Мы потом проверим эту вещь.
— Здесь! — позвал второй геновод.
Бун вошел в раздевалку и нашел Роука, смотрящего на верхние полки, полные кубков и блюд с водой.
— Что это, черт возьми, такое?
— Это ты, Рахсана? — позвал Грамматикус, выйдя обнаженным из ванной комнаты.
Увидев Буна, он застыл и схватил с постели покрывало, прикрывшись.
— Кто вы? — крикнул Джон.
Бун заколебался.
— Э… мы инспекторы, мы…
— Геновод Бун? Это вы?
— Я вас знаю? — озадаченно спросил Франко.
— Я полагаю, что да. Я Кайдо Пий!
— Уф! Да, да! Извините, гетман Пий. Не признал вас без формы.
— Что вы делаете в апартаментах моего укора, геновод? Вынюхиваете что-то?
— Мы… мы собирались…
— Собирались что?
Бун сделал паузу.
— Ладно, вы поймали меня, гет. Я получил кое-какую информацию и собирался проверить уксора Рахсану.
— Какую информацию?
— О том, что она слишком сильно нервничает. Переживает.
— Да, — улыбнулся Джон. — Обо мне.
— Разве вы не должны быть на Великом Приветствии? — поинтересовался Фарон.
— Должен, — усмехнулся Грамматикус. — Но здесь намного веселее. А вы разве не должны быть на Великом Приветствии?
Геновод посмотрел себе под ноги.
— Ладно, я полагаю, мы смутили друг друга, — сказал Грамматикус. — Я был здесь, а вы… находились здесь неофициально. Что скажете, если забудем об этом маленьком происшествии?
Бун кивнул:
— Хорошее предложение, гет.
— Это моя куртка? Киньте сюда, я ее искал.
Фарон бросил ему свитер.
— Все в порядке? — спросил Джон.
— Все в порядке.
— Отлично. Теперь проваливайте отсюда, и я забуду, что вы здесь были.
— Вы не скажете Рахсане? — спросил Бун.
— А должен?
Геноводы быстро ретировались.
Грамматикус вздохнул и сел на кровать. Внешне он даже отдаленно не походил на Кайдо Пия. Удивительно, что он смог их обдурить. Хотя не стоило удивляться. Такова была сила логокинетики. Ее голос мог внушить все что угодно.
Опустошенный, Джон повалился на кровать и уставился в потолок. Тьма приближалась.
Он принял ее, несмотря на то что там его поджидали драконы.
Великое Приветствие заканчивалось. Наматжира со своей свитой призвал Альфария и старших офицеров пройти в павильон, чтобы обсудить предстоящую операцию. Остальные расходились по своим постам или возвращались во дворец.
Выйдя на солнечный свет, Франко Бун остановился. На обратном пути он собирался найти уксора My, выразить ей свое недовольство за то, что она отправила его с таким глупым поручением. Так неуклюже смутить такого выдающегося гетмана!
Теперь, выйдя на улицу, он почувствовал сомнения. В столкновении в покоях уксора было что-то странное.
— Что-то случилось? — спросил Роук.
— Кайдо Пий, да? — задумчиво произнес Бун.
Роук кивнул.
— Да. С голой задницей. Пользуется возможностью.
— Рахсана — заманчивая перспектива, — заметил Фарон.
Франко молча согласился. Да и не было человека в Гено пять-два, который не согласился бы с мнением Фарона.
— Но ведь это был Пий, да?
Роук и Фарон взглянули на старшего геновода и рассмеялись.
— Думаете, почему там был он, а не кто-то из нас? — хихикнул Роук.
— Я спрашиваю, это был Кайдо Пий или нет?
— Да, Франко! — посмеивался Фарон.
— Тогда как ты объяснишь вот это? — спросил он, указывая пальцем.
Метрах в ста от них расходилась рота Скоморохов Хилиад. Солдаты, сбившись в небольшие группы и опустив знамена, о чем-то беседовали и шутили.
Среди них шел Кайдо Пий.
— Пето? Пето! — позвал Пий.
Он подбежал и обнял Сонеку.
— Рад тебя видеть, — прохрипел Пето, задыхаясь в медвежьих объятиях.
— Рад тебя видеть? Он говорит, что рад меня видеть! — крикнул Кайдо пашам. — Мы думали, что ты мертв!
— Я был недалек от этого.
— Ты выбрался из Визажей? — спросил Пий.
Сонека кивнул:
— Выбрался.
— А где ты расположился?
— В больничном крыле. Я там с Лоном и остальными. Эй, Лон, Шах! Идите сюда!
Пий покачал головой:
— Это было ужасно, все были потрясены, когда узнали о Визажах. Мы несколько раз выпили, поминая Танцоров.
— Спасибо, Кай, — улыбнулся Пето. — Я рад тебя видеть.
Пий посмотрел на Сонеку.
— Пойдем в наше расположение. Выпьем, вспомним старые времена.
— Позже, Кай. Где вы находитесь?
— Северная линия, пятнадцать, недалеко от уксора Санзи.
— Я попозже к вам присоединюсь, ладно?
— Мы будем за тобой приглядывать, Пето! — прокричал Пий, исчезая в движущейся толпе.
Сонека пробирался мимо солдат, туда, где он заметил знакомый флаг.
Джокеры.
Он шел, пока не добрался до рядов Джокеров. Во рту появился тошнотворный привкус.
— Гуртадо? — прошептал он.
В пятидесяти метрах от него Бронци обернулся и взглянул на старого друга. Гетман Джокеров стоял между Тче и Ленгом, своими массивными пашами.
Их взгляды встретились. Сонека и Бронци.
— Гурт? Ты жив! О Терра, Гурт!
Бронци нахмурился, отвернулся и затерялся в толпе.
— Гурт? — Сонека остановился.
Он задавался вопросом, идти ли за Бронци.
И решил, что это плохая идея.
