ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Громадные пирамиды темнели на фоне изорванного огнем неба. Их грани были тусклыми, затянутыми пленкой красной пыли, что покрывала все на Гангаве. Залпы тяжелых орудий уже проделали в них бреши, края которых все еще лизали языки пламени.
Все сопротивление было сметено Волками. Город полыхал, и те немногие защитники, что спаслись от резни, теперь столкнулись с мучительной смертью в огне. Уровень насилия ужасал. Не было ни отсрочек, ни жалости, ни милосердия. Другой орден, например Саламандры, мог бы обеспечить эвакуацию мирного населения или прервать атаку, чтобы сохранить планету для Империума.
Другой, но не Волки Фенриса. Перед ними была поставлена конкретная задача, и они должны были ее выполнить. Гангава была разрушена, превращена в пустоши из пепла и расплавленного металла. Здесь нечего было сохранять, нечего помнить. Город смели с лица планеты так же, как когда-то поступили с Просперо.
Почти смели.
Пирамиды все еще оставались, вызывающе дерзкие и свободные от ужасающего присутствия Влка Фенрика. На этом настоял Железный Шлем. Ни один боевой брат не нападет на центральные бастионы прежде, чем весь город превратится в руины.
Я хочу, чтобы ты увидел крушение всех своих мечтаний, Предатель, прежде чем я приду за тобой. Хочу услышать твои рыдания, как ты рыдал прежде.
Теперь время пришло. Острие атаки нацелилось на громадный двор перед главной пирамидой, беззащитный, лишенный охраны, вызывавший желание напасть. Здесь уже было почти три сотни боевых братьев: все воины из Великой роты Харека Железного Шлема и другие Стаи, которые прибыли прежде своих братьев. И двенадцать рунных жрецов с отрядами из первой волны нападения. Мастера вюрда стояли рядом с Великим Волком, их исчерченная глифами броня сверкала ярко-алыми вспышками.
Железный Шлем повернулся к Фрею, тому, кто привел их на Гангаву.
— Никаких сомнений? — спросил он в последний раз.
Вместо ответа рунный жрец вытащил мешочек с костями из капсулы на поясе. Кусочки выглядели невероятно маленькими в бронированной перчатке. Жрец почтительно ссыпал их на землю, и кости застучали по разбитым камням.
Некоторое время Фрей молчал, созерцая сложенный костями рисунок. На каждом кусочке была вырезана одна руна. Триск, Гморл, Адъарр, Рагнарок, Имир. Символы обладали определенными значениями: Лед, Судьба, Кровь, Смерть. Но вместе открывали особый смысл. В руках мастера, обладавшего мистической властью Фенриса, они могли поведать неизвестные грани настоящего, секреты прошлого или тайны будущего. В их присутствии смолкали все шутки и смех, опускалось оружие. Волки почитали руны, как делали их генетические отцы.
Прошло много времени, прежде чем Фрей ответил. А когда заговорил, голос его был еще более хриплым от дней, наполненных криками, приказами и вызываниями шторма.
— Руны говорят мне, что он там, в центре пирамиды, — ответил жрец. — Его след источает зловоние. И есть что-то еще.
Железный Шлем почтительно ждал. Все боевые братья вокруг следовали его примеру.
— Я вижу еще одно присутствие. Бич Волков.
Железный Шлем фыркнул:
— Это он так себя называет. Мы это уже знаем.
Фрей покачал головой:
— Нет, лорд. Это не имя. Это еще одна сила, запертая в стенах вместе с ним. Если мы войдем, то столкнемся с ней.
— И это заботит тебя, жрец? Или ты думаешь, что в галактике есть сила, способная выдержать нашу ярость? Даже примарх не сможет выстоять против наших клинков.
Фрей наклонился, чтобы собрать руны. Когда его пальцы коснулись самой старой из них — Фенгра, Запертого Внутри Волка, кусочек кости раскололся ровно на две половинки.
Жрец на секунду замер, уставившись на расколотую руну. Железный Шлем чувствовал его ошеломление. Он не сломал кость — она раскололась сама.
Из нависшей впереди громады пирамиды раздался слабый грохот, словно под землей прогремел гром. Небо над Волками вздрогнуло, угасло пламя вокруг.
А затем оцепенение прошло. Железный Шлем тряхнул головой, избавляясь от ужаса, что на короткое время закрался в его душу. Неуверенность уступила место гневу.
Ты все еще насмехаешься надо мной. Даже сейчас не можешь удержаться от дешевых фокусов.
— Арвек, — позвал он по связи, — щиты отключены?
— Да, лорд, — пришел раскатистый голос Къярлскара. — Флот прекратил обстрел и ждет ваших приказов.
Железный Шлем посмотрел на пирамиду. Она словно манила его, приглашала. Ее можно было при желании просто уничтожить с орбиты.
Воины вокруг ждали его решения. Он чувствовал их ярость. Как рвущиеся с повода гончие, их жажда убийства рвалась на волю. Со всего города продолжали прибывать Волки. С их когтей капала кровь недавних сражений. Они были готовы закончить дело.
— Лорд… — раздался голос потрясенного Фрея.
Великий Волк жестом приказал ему замолчать.
— Это момент поворота вюрда, братья, — объявил он по связи мягко, но уверенно. — Вот то, ради чего мы пришли. Не будет бомбардировки с орбиты. Мы войдем в логово Предателя и прикончим его, глядя ему в глаза.
Он разблокировал ледяной клинок и активировал энергию.
— Таков наш путь. Держите оружие наготове и следуйте за мной.
Пожар добрался до уровней под командным мостиком «Науро». Он вывел из строя почти восемьдесят процентов площади корабля и уже давно сделал задачу по его спасению невыполнимой. Георит сдался и больше не сражался со вспышками, сосредоточившись на сооружении огнеупорных стен в два метра толщиной в ключевых точках корабля, обрекая остальное на полное уничтожение.
Теперь и эти бастионы пали. Температура в жилых уровнях достигла максимума, при котором еще можно было существовать, но уже только в специальных костюмах, которые теперь носил весь экипаж. Корабль находился на последней стадии разрушения, его двигатели были готовы взорваться, поле Геллера трещало по швам, пустотные щиты уже невозможно было активировать.
Мы отлично поработали, чтобы продержаться столь долго. Зубы Русса, нужно совсем немного.
Чернокрылый восседал на командном троне, невозмутимо взирая на царившую на командном мостике суету. Все выжившие, около двух сотен, скучились на платформах, из последних сил поддерживая жизнь корабля.
Им больше некуда было идти. Внизу коридоры раскалились от пламени, и дышать там стало невозможно. Находиться можно было только на мостике и в нескольких ближайших к нему каютах. Крохотный островок в горе пламенеющего космического мусора. Причем было невозможно предсказать, как долго эти каюты останутся нетронутыми. Скорее всего, минуты. Чернокрылый же надеялся, что часы.
— Мы уже готовы, навигатор? — спросил Волк по связи.
Нейман был уже считай покойник. Его каюту отрезало от командного мостика коридорами плавившегося металла. Он мог незадолго до этого спастись, но пренебрег спасением. Лишь движение давало «Науро» шанс достичь цели, а навигатор мог совершить переход в реальное пространство только из своего святилища.
— Лорд, чем больше ты спрашиваешь, — раздраженно отозвался он, — тем дольше я буду делать вычисления.
Для человека, обреченного на мучительную смерть в огне, Нейман оставался замечательно спокоен. Чернокрылый еще раньше заметил в навигаторе эту черту. Что-то в этих генетических мутантах, казалось, взывало к фатализму. Возможно, они что-то видели в варпе, нечто такое, из-за чего меньше концентрировались на собственной судьбе. Или, быть может, они просто были холодны словно рыбы.
— Дьюлиан, мы долго не протянем, — ответил Чернокрылый, глядя на данные ауспиков. Он назвал навигатора по имени в знак уважения, и это было самое большее, на что он способен. — Дай мне точную оценку.
— Возможно, еще час. Меньше, если вы не дадите мне сосредоточиться.
— Благодарю тебя. Доложи, как только сможешь.
Чернокрылый оборвал связь. Впереди ждало то еще веселье. Один из окуляров реального пространства над командным мостиком, громадный купол из плексигласа в метр толщиной и несколько метров в диаметре, покрывался трещинами. Одна из них зазмеилась из адамантиевой рамы, превратившись в ручеек, текущий к центру окуляра.
Пустотных щитов больше не было. Когда разрушится корпус, мостик окажется в открытом космосе.
Чернокрылый встал.
— Довольно, — провозгласил он по открытому каналу связи. — Мы сделали все, что могли. К спасательным капсулам. Сейчас же!
Кое-кто из команды посмотрел на него с внезапной надеждой на лице. Другие, особенно кэрлы, казались потрясенными.
— Лорд, мы еще не вышли из варпа, — раздался голос Георита.
Штурман стоял на лестнице прямо под Чернокрылым, истощенный и до смерти уставший. Его голос был надтреснутым и медленным, выдавая бесконтрольное использование стимуляторов.
Чернокрылому пришлось улыбнуться. Георит был настоящей занозой в заднице — привередливой, назойливой занозой, — но при этом штурман честно заслужил себе место в саге, которую сложат об их полете.
— Я это заметил, штурман, — промолвил Волк. — Наша траектория зафиксирована, и только Нейман может выкинуть нас из варпа. Как только пропадет поле Геллера, я выпущу спасательные капсулы. Какими бы занудными вы ни были, мне кажется бессмысленной тратой отправлять капсулы пустыми.
Георит сглотнул.
— А вы, лорд?
Чернокрылый взял с пола шлем. Он был в пустотном доспехе скаутов, последнем, что смог спасти из оружейной корабля, прежде чем туда с ревом ворвалось пламя. Продолжение его панцирного доспеха, пустотная броня могла лишь спасти от космической пустоты и поддержать достаточную для жизни температуру. Уже не в первый раз за полет он пожалел о своей старой броне Охотника.
— Твоя забота очень трогательна, — промурлыкал скаут, водружая шлем на голову и чувствуя, как с шипением закрылись печати. — Еще раз так сделаешь, и я лично спущу твою спасательную капсулу.
Георит кивнул, устало показывая, что уловил иронию в его словах. За последние семнадцать дней он научился должным образом на нее реагировать.
Семнадцать дней. В четыре раза дольше, чем оценивалось сначала. Кровь Русса, я люблю этот корабль. Когда его не станет, я буду его оплакивать.
— Очень хорошо, лорд, — сказал Георит, прижимая к груди сжатый кулак, как принято было на Фенрисе, и приготовился уходить. — Да хранит вас длань Русса.
— Это было бы очень уместно, — согласился Чернокрылый.
Смертные потекли от своих станций к обслуживающим коридорам, ведущим к спасательным капсулам. Мостик быстро пустел. Вся команда знала, насколько тяжела ситуация, и понимала, что покинуть корабль до его разрушения абсолютно необходимо.
С их уходом мостик стал казаться просторным. Просторным и хрупким. Трещины в окулярах продолжали расти. За ними была лишь чернота, но не чернота космоса. Если бы с плексигласа были убраны хромофильтры, окуляры бы показывали Имматериум, безумную мешанину цвета и движения. Никто из людей не пожелал бы смотреть на такое, поэтому окуляры становились пустыми во время путешествия в варпе.
На мгновение Чернокрылый подумал открыть их, обнажить истинный вид материи, в которой летит его обреченный на гибель корабль. Перспектива была заманчивой, раньше он о таком не думал. Не сойдет ли Волк с ума, увидев это? Или его нисколько не тронет зрелище, как не затрагивало большинство вещей в галактике?
Его мысли были внезапно прерваны треском далеко внизу. Что-то большое и тяжелое только что сдалось. Несмотря на свое обычное спокойствие, Чернокрылый ощутил тревогу. Стоять на мостике корабля, который буквально распадается на части, выходя из варпа в зону планеты, было крайне близко к настоящему безумию.
И стоило ему подумать о ситуации в таких терминах, как она тут же обрела куда больше смысла.
Я сын Русса. Не самый лучший, если уж честно, но все равно один из его безумных потомков. А это ситуация, в которой мечтает побывать каждый Кровавый Коготь.
Он бросился вперед, к перилам, окружающим командный мостик, словно, стоя ближе к носу корабля, мог лучше оседлать грядущий ад.
Что-то еще отвалилось от корабля, что-то огромное, в районе хребта судна. Эхо от грохота пронеслось по пылавшим коридорам, вплетаясь в другие шумы разрушений.
«Науро» под его ногами умирал часть за частью, заклепка за заклепкой.
— Давай, Нейман, — прошипел Чернокрылый. Пульс Волка отчаянно стучал, когда он смотрел, как увеличивались трещины в плексигласе. — Давай же…
Длинные Клыки обрушили свой смертоносный груз, и врата в пирамиде превратились в груды дымящейся сажи. Громадные бронзовые перемычки рухнули на землю вместе с изящными колоннами. Изображения зодиакальных зверей разлетелись на куски. Шедевры изобразительного искусства за пару мгновений были уничтожены массированным огнем.
Последним сдалось само Око. Выкованное из металла, висевшее над главными вратами, оно держалось дольше всех, пока наконец не упало вниз дождем горячих осколков. Как только оно рассыпалось, в воздухе, казалось, раздался вздох, словно кто-то невидимый исчез. Гигантская пирамида вздрогнула, и по граням покатились обломки металла и камней. Могущественные врата теперь были зияющим зевом, непроницаемо темным и отталкивающим.
Железный Шлем не медлил ни секунды. Он первым ворвался внутрь, перепрыгнув через руины на входе и отбрасывая в сторону металлические обломки размером с борт «Рино». Следом бежали остальные воины Великой роты, вся стая металлически-серых воинов, жаждущих схватки.
— Месть Русса! — прошипел Великий Волк по связи.
Каждая пора его тела источала жажду убивать. Он чувствовал, как Волк внутри его вновь поднимается, потягиваясь в темноте и предвкушая вкус свежей крови. Янтарные глаза с красным ободком открылись в его разуме, пристальные и дикие.
Пролом вел во внутренний зал. Потолок исчезал где-то в полумраке, поддерживаемый гигантскими колоннами из обсидиана. Воздух здесь был горячим и пыльным, напоенным красной взвесью, поднятой при взрыве. Гигантские символы Тысячи Сынов были вырезаны в камне, темные и едва различимые в тенях. Все место пропиталось приторной вонью порчи, как если бы древнее зло забралось глубоко в камни и оставалось здесь, спящее и смертоносное.
Волки неслись вперед, их шаги эхом разносились по залу, броня чернела в темноте, мерцали линзы шлемов. Все воины держали оружие наготове, одни бежали с бластерами, другие с клинками. Не было криков или клятв, лишь низкое, приглушенное рычание. Великая рота неслась к цели, и все разумы фокусировались на поставленной задаче. Словно кровь, бегущая по лезвию топора, Волки мчались прямо в сердце пирамиды.
Они не встретили здесь врагов. Первый зал перетек во второй, обширнее и выполненный в том же стиле. Грохот шагов разносился в тенях, эхом возвращаясь обратно.
Эта тишина не уменьшала ярости Железного Шлема. Смертные враги были неуместны здесь — они бы просто отсрочили встречу, которой Волк так жаждал, ту, о которой мечтал с тех самых пор, как начались странные сны.
На бегу он вдруг понял, что узнает каменную резьбу вокруг. Узнает символы, выступающие из темноты и тонущие в ней снова. Они десятилетиями приходили к нему в снах. Он уже бежал по этому пути, много раз.
Я должен быть здесь. Это место и это убийство — они предназначены мне, сложены в вюрде. Я готов. Видит Всеотец, я готов.
Второй зал перешел в третий, затем в четвертый, и каждый становился больше предыдущего. Лишь теперь выявились истинные размеры пирамиды. В своем непомерном великолепии она вполне могла сравниться с теми облицованными стеклом строениями, что были уничтожены в Тизке. Но здесь не было библиотеки, хранилища уникальных знаний. Это было лишь подражание, пустая копия того, что когда-то существовало, потому что оригинал воссоздать было невозможно. То, что было уничтожено Волками, осталось уничтоженным.
Стаи преодолели последние двери, возносившиеся на немыслимую высоту. Центральный зал простирался во все стороны, самый большой и расположенный прямо под вершиной пирамиды. Воздух здесь казался еще удушливее, словно что-то массивное давило на него сверху. Огромные жаровни, каждая размером с шагоход Имперской Гвардии класса «Часовой», источали сапфировый свет, падавший струями на мраморный пол. Знамена в десятки метров длиной тяжело спускались с далекого потолка. Все они были тускло освещены.
Эмблемы рот. Железный Шлем на них не смотрел. Не хотел вспоминать то, чем был когда-то легион Тысячи Сынов.
В центре зала возвышалась платформа с крутыми гранями-лестницами. Это была пирамида в миниатюре, увенчанная плоской плитой чуть меньше ста метров в поперечнике.
На платформе стоял алтарь.
А перед алтарем виднелся человек.
Железный Шлем побежал быстрее, увидев цель. Дисплей шлема ничего не показывал, но ведь глаза не могли врать. Сгорбленная фигура ростом чуть меньше обычного смертного стояла там и ждала Волков. Даже издалека острое зрение Великого Волка позволяло разглядеть его лицо в малейших деталях.
Кожа была древней, морщинистой и покрытой старческими пятнами. Мужчина был в винно-красной мантии, свободно свисавшей с худых плеч, и опирался на длинный деревянный посох. Его руки больше походили на птичьи лапы с длинными когтями. Волосы когда-то были длинными и густыми, но теперь сквозь серебряные пряди светилась кожа.
Когда Волки приблизились, мужчина поднял голову. Он видел приближение Железного Шлема и одарил Великого Волка странным взглядом. В нем было много чувств.
Сомнение. Жалость. Гордость. Печаль. Ненависть к самому себе. Ненависть к пришедшим.
Возможно, выражение его глаз трудно было понять, потому что лицо человека отчего-то выражало почтение.
Железный Шлем поднялся по ступеням, оставив свиту в нескольких шагах от себя и позволив расщепляющему полю вокруг ледяного клинка возродиться к жизни.
— Пусть же галактика увидит твою вторую смерть! — проревел он, взмахнув клинком и делая последний шаг к старику.
Человек поднял искривленный палец.
И Железный Шлем застыл на месте. Позади него то же самое случилось со Стаей. Вся Великая рота замерла, скованная в своем стремлении убить.
Великий Волк безмолвно ревел от разочарования и ярости, напрягая стальные мускулы против малефикарума. Сервомоторы силовой брони взвыли, стараясь справиться с неестественными оковами. Он чувствовал, как по лбу катится пот, градом стекая по вискам. Оковы чуть ослабли, но не исчезли.
Я могу это побороть.
Великий Волк стиснул челюсти, чувствуя, как клыки вонзились в десны, сражаясь с колдовством, что струилось по телу, сковывая каждую мышцу.
— Ты могуществен, Харек Эйрейк Эйрейкссон, — промолвил старик. Голос его оказался тонким, сухим, как пыль, и наполненным странным, по-отечески звучащим сожалением. — Это не должно меня удивлять. Я многие столетия следил за тем, как ты рос.
Железный Шлем чувствовал, как напрягаются его мышцы, колотятся оба сердца. Если бы он мог кричать, то проорал бы вызов. Одна рука чуть поднялась. Сковавшая его тело сила уступала.
— Ты хочешь убить меня, — заметил старик, глядя единственным слезящимся глазом на Великого Волка. — И можешь в этом преуспеть. Даже сейчас я чувствую, как твой дух одолевает мое заклинание.
Он покачал головой с уважением, смешанным с завистью.
— Такой сильный! Вы, Волки, всегда были самым сильным оружием отца. Как я мог противостоять этому? Даже при всей моей власти, что я вообще мог сделать?
Железный Шлем почувствовал, как поднимаются в рычании его губы. Контроль над телом возвращался. Он знал, что с его воинами происходит тоже самое. Ледяной клинок приближался к цели.
Старик даже не пытался отойти в сторону.
— Времени совсем мало, — промолвил он. — А потому позволь поведать, почему я привел тебя на Гангаву. Чтобы предоставить тебе возможность сделать выбор. Таков мой путь и путь мне подобных. Ты думаешь о нас без уважения и сомнений, но у решения всегда много граней и много истин. У нас существуют нормы поведения, хотя они и отличаются от тех, что все еще цените вы. Я сам их исследовал.
Железный Шлем чувствовал, что его руки сдвинулись на целый сантиметр, прежде чем оковы вновь обнаружили себя. Если бы он мог улыбнуться, получилась бы волчья ухмылка.
Твое колдовство скоро исчезнет. И мой клинок покончит с твоими россказнями.
— Когда-то мне озвучили правду, но я не обратил на нее внимания. Помня об этом, я сейчас предлагаю правду тебе. Ты поймешь меня, сын Русса. Сейчас моя душа разбита на осколки. Здесь находится лишь фрагмент. Но его оказалось достаточно, чтобы призвать тебя и увести от более значимой битвы. Если ты убьешь меня, я буду свободен перенестись в другое место, и мое присутствие там будет ужасающим. Но если ты остановишь руку, твое будущее еще может оказаться иным. Вот твой выбор.
Старик внимательно смотрел на Великого Волка, не мигая.
— Обдумай мое предложение. Путь разрушений ждет тебя, и я покажу, как избежать его. Если сделаешь то, что не смог твой примарх, и остановишься, тогда Бич Волков никогда не выйдет на свет.
Железный Шлем смог испустить животный рык, даже несмотря на то, что от этой попытки с губ сорвались хлопья крови. Его руки вновь шевельнулись. Оковы внезапно стали хрупкими, словно еще один рывок мог их сокрушить.
Я чувствую, как ты слабеешь.
Старик спокойно стоял на месте. Его слабые руки сильнее сжали посох, и он с явным усилием оперся на него. Контроль над заклинанием истощал его силы.
— Что ж, время пришло. Больше я не держу тебя. Делай как знаешь, Харек Эйрейк Эйрейкссон. Ты можешь уйти и никогда больше не увидишь меня.
Затем он понизил голос, и на сморщенном лице проступило выражение ужасавшего предвидения.
— Или убей, Пес Императора, и тогда очень скоро мы встретимся снова.
Окуляр реального пространства выгнулся. Он был отлично сконструирован и выполнен, бесподобный образец имперского мастерства, пришедший из эпохи, когда человечество стремилось к освоению звезд. Чернокрылый смотрел, как ужасающе растягивается материал, сопротивляясь разрыву. Купол выдержал дольше, чем ожидал космодесантник, но все равно мог лопнуть в любой момент.
— Нейман… — позвал он по связи, готовясь к тому, что должно произойти.
— Успокойтесь, — пробурчал в ответ навигатор. — Мы уже выходим из варпа.
Голос мутанта был хриплым, он с трудом дышал. Совсем рядом ревело пламя.
Чернокрылый почувствовал прилив облегчения. Пламя под ним яростно пожирало отсеки сервиторов. Механические полулюди все так же продолжали работать, хотя их кожа обугливалась и сгорала. Далеко позади, в недрах корабля, Чернокрылый услышал, как начали замедляться массивные варп-кольца. Они издавали странный скрежет, словно громадные металлические конструкции перестали синхронизироваться друг с другом и принялись соперничать.
— Вот это я и хотел услышать. Ты отлично поработал.
— Ты даже понятия не имеешь, насколько отлично, Космический Волк.
Чернокрылый ощетинился, услышав это. Так Влка Фенрика называли выходцы из других миров, незнакомые с обычаями и языком Фенриса. Как и все его собратья, скаут считал это название совершенно идиотским.
Но едва ли Нейман знал об их обычаях. Достаточно того, что он знал свое дело, а теперь еще вдобавок и погибал. Так что Чернокрылый произнес в ответ, почтительно обращаясь к навигатору, как к брату по Стае:
— До следующей зимы, Дьюлиан.
Ответа не последовало, лишь треск и шум помех. Чернокрылый попытался соединиться с навигатором, но с тем же результатом. Нейман погиб.
А затем пол мостика выгнулся, словно корабль попал во внезапный водоворот турбуленции. Чернокрылый неуклюже обхватил себя в пустотном костюме, бросившись обратно к трону. Переборка рухнула как раз там, где он только что стоял, снеся перила командной платформы и обрушившись в нижние отсеки. Остальной мостик застонал, когда металл изгибался и плющился из-за входа в реальное пространство.
Чернокрылый вновь добрался до трона и тяжело рухнул на опаленное сиденье. Корабль дрожал все сильнее, чаще раздавались окуляры. По верхней палубе завопили клаксоны.
Никто больше тебя не слышит. Никто, кроме меня.
Космодесантник почувствовал воздействие перехода раньше, чем об этом доложила техника. Все его тело вздрогнуло, словно кто-то стремился вытащить наружу органы, перетасовать и засунуть обратно. Ткань реальности, казалось, расплывалась, тянулась, прежде чем прийти в норму. Волна тошноты нахлынула на Волка.
А затем все прошло. «Науро» выпал из варпа.
Чернокрылый вжал в панель контрольную руну, и щелчок, с которым высвободились из поддерживающих клеток спасательные капсулы, эхом пронесся по горящим коридорам. Затем космодесантник опустил хромо с визоров реального пространства. Вместо поддельной черноты варп-стражей на него воззрилась настоящая бездна космоса. Авгуры дальнего действия поймали сигналы. Сигналы кораблей. Дюжин судов.
А дальше, за кордоном из боевых судов, мерцала планетарная руна, которую он сам задал когитаторам семнадцать дней назад.
Гангава Прим.
Пол начал крошиться, словно весенний лед на озере. Треснувшие линзы реального пространства задрожали, зазмеившись новыми линиями. Все больше взрывов сотрясали многострадальный корабль. Каждая предупреждающая руна на тактической консоли яростно мигала кроваво-красным.
Чернокрылый поднялся с трона, погладив перчаткой подлокотник.
— Хорошо, что я заполучил тебя, дружище, — громко произнес он, когда начал оседать мостик. — Арфанг был прав. У Ойррейссона напрочь отсутствует вкус.
Он напрягся, наблюдая, как выгибается первый из окуляров. Не было никакой надежды добраться до спасательной капсулы, и еще меньше — до челнока. Оставалось надеяться лишь на удачу.
Или, как делали рунные жрецы, на вюрд.
Первый купол взорвался дождем сверкающих осколков. Буря атмосферного взрыва захватила его, в проломе корпуса образовался водоворот обломков. А затем лопнул еще один купол, добавив безумия на рубке. Окуляры взрывались один за другим, и Чернокрылый видел, как вырывало из пут все еще горевших сервиторов и выкидывало в открытый космос.
Скаут держался за трон, используя всю свою силу и глядя, как разрушаются над ним прозрачные линзы.
Сейчас!
Он оттолкнулся от трона и прыгнул.
Оторвавшись от пола мостика, он потерял контроль, завертевшись, как и все остальные предметы, засасываемые в космос через проемы окуляров. В этом крутящемся хаосе он успел рассмотреть рушившийся мостик, прежде чем вылетел наружу, в пустоту, где оказалось очень, очень холодно.
Собственное отрывистое и частое дыхание оглушало его в тесном пространстве шлема. На мгновение чувство дезориентации было абсолютным. Звезды, более живые, чем Чернокрылый когда-либо видел, проносились мимо, пока он бесконтрольно вращался и крутился.
Повернувшись вновь, он увидел, как в поле зрения вплыл отломанный фланг «Науро». Повреждения были даже хуже, чем Волк мог себе вообразить. Весь отсек с двигателями был открыт космосу, вспыхивая в царившей вокруг пустоте и испуская облака быстро сгорающего газа. То была тень корабля, которым Волк командовал на Фенрисе, измученный, лишенный всякой надежды обломок. Спасательные капсулы отлетали от него по спирали, словно семена из шишки экка.
Безмолвие космоса каким-то образом обращало все движения в странный медленный танец. Чернокрылый даже заметил, как взорвались плазменные двигатели, прежде чем почувствовал волну взрыва. Яркий желтый свет вылился из темного остова корпуса, расцветая в пустоте великолепной сферой. Судно разломилось надвое, его части разлетелись в стороны, словно обломки кости, каждая подсвеченная взрывами поменьше.
А затем дошел удар. Чернокрылого выбило из беспомощного вращения и отшвырнуло, словно каяк у врат Хель. Он почувствовал, как что-то с силой врезалось в его пустотный доспех, затем еще, потом удары посыпались один за другим.
Он безуспешно пытался выровняться или, по крайней мере, защититься от дождя обломков, которые с бешеной скоростью неслись в пустоте, не встречая сопротивления. И именно тогда вспомогательный приводной вал, кусок цельного металла длиной с «Громового ястреба», направился к Волку со всей неотвратимостью законов физики.
У него хватило времени на три мысли. Первая — что после всего, что он пережил, было крайне глупо погибнуть вот так. Вторая сообщила, что ему очень, очень больно.
Затем в него на полной скорости врезался вал, с треском ударив о броню всей силой плазменного взрыва. От удара треснул визор шлема и растрескалась грудная пластина доспеха. Внутрь тут же ворвалась пустота.
Безвольной куклой кувыркаясь после удара и оставляя за собой след из капель крови и кислорода, с мутнеющим взором, Чернокрылый подумал еще кое о чем. Краем глаза он заметил нечто серое, с плавными, прямыми гранями, гораздо большее, чем «Науро» и любой другой объект.
Хвала Всеотцу, понял Чернокрылый, прежде чем кровь засочилась из глаз и ослепила его. Это же «Готтхаммар».
Оковы исчезли. Старик отступил, посох выпал из рук и со стуком покатился по полу.
Железный Шлем бросился на него, быстрый, словно удар молнии. Ледяной клинок рассек воздух, заканчивая начатую траекторию. Великий Волк поправил ее с учетом движения цели.
Мужчина даже не пытался защититься или уклониться от клинка. Освобожденные от оков мускулы Железного Шлема мгновенно вернулись к жизни. Ледяной клинок не промахнулся, вскрыв грудь врага по диагонали, от плеча до пояса.
Старик в последний раз посмотрел на Великого Волка, каким-то образом еще оставаясь живым. Его единственный глаз сверлил Волка непроницаемым взглядом.
А затем старик рухнул на пол в лужу крови. Железный Шлем возвышался над ним, готовясь ударить снова, зная лукавство Предателя. Волчий гвардеец одним прыжком оказался рядом на платформе, жаждая защитить своего вождя от отвратительной силы примарха и его демонических союзников.
Но никто не появился. Вздох проплыл в тяжелом воздухе зала, задев знамена. Единственными звуками были тяжелый топот бронированных ног по лестнице и немедленный громогласный рык Стай.
Мужчина был мертв. И оставался таким.
Железный Шлем опустил взгляд на труп, все еще задыхаясь от борьбы с малефикарумом. Он знал, что должен испытывать радость. Чувствовать хоть что-нибудь. Но вместо этого была пустота. Внутри самого себя он слышал только горестный вой.
Подошел Фрей. Как и Великий Волк, рунный жрец не чувствовал того животного восторга, что должен был бы ощущать.
— Что это было? — спросил Железный Шлем, растерянный, как ребенок. Он ощутил, как поднимается тошнота. Да, задача многих десятилетий была достигнута, но об этом не говорило ничего, кроме легкого смущения и подташнивания.
— Это был примарх, — промолвил Фрей, смотря на тело на алтаре. — А теперь его нет.
— Значит, я убил его?
В голосе Великого Волка против воли прозвучало отчаяние. Он знал, что не убил.
— Что-то умерло, — отозвался жрец. Как и у Железного Шлема, в нем не было ни следа обычной уверенности. — Но я не…
— Лорд!
В голосе Рангра звенела тревога.
Жаровни разгорались все ярче. Сапфировое пламя выплескивалось наружу столбами кипящей, переливающейся энергии. Мощный свет отбрасывал чернильные тени в углы зала. Знамена теперь освещались полностью, демонстрируя эмблемы рот. Железный Шлем повернулся, чтобы посмотреть на них, наконец осознав их важность. Он ошибался. Эти полотнища не были знаменами Тысячи Сынов. Они никогда ими не были.
— Стая Адрга, — пробормотал он, узнавая скрещенные клыки на фоне лунного серпа. — И Грамма. И Беорга…
Фрей скользнул взглядом по залитым светом полотнищам. За ними на стенах зала были вырезаны рельефы. Все они запечатлели знакомые события в характерной угловатой манере. На одной фреске возвышались пирамиды, точные копии тех, что были на Гангаве. На другой виднелся «Готтхаммар» на орбите. Подкрепление с Фенриса, разрушение генераторов пустотных щитов, все было здесь. Даже изображение Великого Волка с автопушкой в горящей башне.
Все это было предвидено.
Рангр сжимал цепной меч, готовый к атаке. Как и все Волки в зале, он был готов ко всему, охваченный яростью. Его сердца бились в унисон.
— Лорд, что означают эти эмблемы? — спросил волчий гвардеец.
— Это Фенрика, но не знамена известных мне Великих рот.
Железный Шлем двинулся прочь от платформы, тяжело спускаясь по лестнице. Как и остальные, он держал ледяной клинок активированным. Тошнота отступила, сменившись ледяным ужасом.
— Это знамена наших родичей, — прорычал он с ненавистью. — Волчьих Братьев. Потерянных.
Фрей присоединился к Великому Волку, и вдвоем они быстро спустились с пирамиды. Свита молча последовала за ними.
— Братья были расформированы более двухсот лет назад, — сказал Фрей. — Я не понимаю…
— Тебе всегда так говорили, рунный жрец, — прорычал Железный Шлем, теряя терпение. Вся его ярость, вся жажда убивать внезапно отхлынули, оставив почти физическую боль. — Слишком много неясностей. Это место — насмешка над нами. Вернемся на орбиту и оттуда уничтожим это место.
Когда он приблизился к дальней стене зала, где золотая арка нависала над выходом, жаровни внезапно сменили цвет. Из ослепительно-сапфирового свет стал тошнотворно-зеленым, ярким и нестерпимым. Эмблемы Волчьих Братьев стали расплываться, гротескные в плавающем свете.
А затем с резким металлическим скрежетом из стен зала выдвинулись массивные противовзрывные двери. Повсюду открывались отверстия, источая в центральный зал все больше изумрудной отравы. Из болотного тумана появились темные тени, сгорбленные и исковерканные. Они походили на космодесантников, но были чудовищным образом изменены. У одних вместо конечностей выросли щупальца, у других бесформенные головы венчались рогами. Броня была порвана и содрана, пластины выдавлены растущей нечистой плотью. Линзы шлемов мерцали зловещим колдовским светом, пронизывая даже клубившиеся из отверстий миазмы. Они не шагали, а ковыляли, тащились или ползли, вытаскивая свои изломанные тела, цокая раздвоенными копытами и когтистыми птичьими лапами.
Когда твари выбрались на падавший из жаровен свет, их происхождение стало яснее. Боевые доспехи, когда-то серые, венчались тотемами и охотничьими амулетами. Обрывки шкур свисали с покореженного керамита. Изображения клыков и руны украшали их грудные пластины и наголенники, но растянулись в нечто новое и кощунственное. Выбравшись на открытое место, мутировавшие воины начали издавать подобие боевого клича. Звуки эти были кошмарным хором страдания и скверны, что отражался от высоких стен и наполнял зал извращенной ненавистью.
— Бич Волков, — выдохнул Фрей, которого наконец озарило. — Это не он. Не мы. Они.
Рангр и другие волчьи гвардейцы медлили. Обычно они ввязывались в бой при первой возможности, но на этот раз не сдвинулись с места. Все они видели руны на броне, ободранные шкуры и шлемы в виде звериных масок.
Им не нужно было говорить, они и так знали, что геносемя в каждом из этих ночных кошмаров было тем же Хеликс, что оживляло и самих космодесантников.
— Какой будет приказ, лорд? — спросил Фрей, взвешивая в руках посох, столь же неуверенный, как и все вокруг.
Железный Шлем выпрямился во весь свой поразительный рост, с мрачным ужасом смотря на приближающихся мутантов. Они были не просто назваными братьями. Они были единственными преемниками, которых позволили сотворить Космическим Волкам, единственными, за исключением самих Космических Волков, наследниками, которых примарх Леман Русс оставил в галактике.
Они делили кровь. Делили генопамять. Делили все.
— Опомнись, жрец! — зарычал Великий Волк, выбирая себе первую из сотни целей. — Это больше не Волчьи Братья. Убить их. Убить их всех! Не останавливаться, пока их мерзость не будет навсегда выжжена из вселенной!
Ярл Арвек Къярлскар отвернулся от плиты на медицинской палубе «Готтхаммара». Волчий скаут, которого он вытащил из космоса, Чернокрылый, лежал на металлической плите скорее мертвый, чем живой, но каким-то образом умудрялся отвечать с невообразимым сарказмом. Его корабль превратился в шар пепла, но рекламаторы «Готтхаммара» до сих пор подбирали спасательные капсулы.
— У нас есть связь? — спросил Къярлскар. Его внушительный голос был столь же низким и звучным, как всегда, но теперь в нем слышалась нотка нетерпения.
— Еще нет, лорд, — ответил Анъярм, железный жрец корабля. — Железный Шлем в центральной пирамиде, занят по горло. Помехи.
Глаза Къярлскара угрожающе вспыхнули.
— Какие еще помехи? Мы все уничтожили.
Он стиснул гигантские кулаки и врезал в переборку так, словно хотел пробить насквозь покрытые плиткой стены каюты апотекариума. С трудом контролируя ярость, он вновь повернулся к Чернокрылому.
— Волчий скаут, ты уверен? — требовательно спросил он. — Мы связывались с Фенрисом. И там все в порядке.
Чернокрылый издал слабый, едкий смешок. Все больше крови скапливалось в горле.
— Уверен ли? Нет, не очень, ярл. Может, «Скрэмар» и не был разорван на куски боевым кораблем раза в два его больше. Возможно, мы и не потеряли все орбитальные батареи за пару часов. И быть может, на самом деле ярл Грейлок и не приказывал мне лететь сюда, гробя мой корабль и большую часть команды. Я уже ни в чем не могу быть уверенным…
Къярлскар метнулся к Чернокрылому, схватил за порванный пустотный доспех и рывком поднял в воздух.
— Больше никаких игр! — прошипел он, обнажив клыки. — Ты просишь возвращения всего ордена. В миг триумфа Железного Шлема!
Голова скаута безвольно болталась, когда волчий лорд тряс его в гневе. Глаза остекленели, насмешливая улыбка исчезла с губ.
— Я чуть не умер, чтобы доставить вам это сообщение, лорд, — прохрипел он, почти теряя сознание и говоря только благодаря действию медикаментов. — Само по себе это не имеет значения. Но то, что вы медлите, бесит меня до невозможности. Тысяча Сынов на Фенрисе, весь их треклятый легион. Даже если флот вернется прямо сейчас, будет удивительно, если Этт выстоит. Так что еще вы хотите, чтобы я сказал?
Къярлскар пару мгновений сверлил скаута яростным взглядом, словно мог заглянуть ему в душу и вытащить на свет правду. А затем с отвращением и отчаянием швырнул Чернокрылого обратно на жесткую металлическую плиту.
— Наладь связь! — рявкнул он железному жрецу. — Сейчас же! А потом организуй спуск на планету и отправь приказ всем кораблям готовиться к обратному переходу. Мы возвращаемся.
Анъярм кивнул:
— Будет сделано. Но мы получили доклад о десантниках-предателях в пирамиде. Железного Шлема будет нелегко вытащить из драки.
Къярлскар плюнул на пол.
— Они здесь именно для этого. Кровь Русса, как легко мы купились! — Он поспешил прочь, расталкивая трэллов — творцов плоти, что оказывались у него на пути. — Я сам отправлюсь на планету. Клянусь Всеотцом, меня-то он послушает!
Когда громадный волчий лорд уже выходил из каюты, Чернокрылый поднял израненную голову в последний раз. Столкновение с варпом сделало его еще более уродливым, чем прежде. Нос и скулы были разбиты, ребра сломаны, обе руки в тяжелых переломах. Даже для космодесантника такие ранения были серьезны.
— Ты сделаешь это, ярл, — пробормотал он, проваливаясь в забытие. — И не думай, что я буду держать обиду на тебя за все это. Я щедрая душа, так что можешь достойно меня наградить, когда вернемся домой.
Назад: ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Дальше: ЧАСТЬ IV АЛЫЙ КОРОЛЬ
