Книга первая
ПАДЕНИЕ
ГЛАВА 1
Где-то в Трясине
Чужачка обманула меня, лишила Громового края. Только что мы были скованы ее ножом, как неразрывными узами ненависти, и вдруг… предательство! Резкий поворот, вспышка боли, клинок вырывается из моей ладони и рассекает лицо. Она забрала око за око и оставила шрам на память о шраме, но посмеялась надо мной и пощадила. Я очнулся на этом маленьком атолле, Император знает в какой части Трясины. Оказалось, что предатели перевязали мои раны, накачали меня ксенолекарствами и оставили припасов на неделю. Кроме того, они положили рядом кровавый сувенир — мою оторванную руку, но истинным оскорблением стал памфлет, который изменники сунули мне в карман. Он назывался «Приходит Зима» в честь коварного тирана, командующего ими на Федре.
Да, конечно, я прочитал книжечку. Все-таки мы должны знать своего врага. Кроме того, там могли найтись какие-нибудь намеки на то, кем является сам Приход Зимы, но в итоге памфлет оказался напыщенным восхвалением так называемого Высшего Блага, богохульной философии, которая объединяет империю синекожих. В каждой строчке мелькала угроза, настолько вежливая, что казалась оправданием злого умысла: «Присоединяйся к нам, или…»
Император прокляни их! Предатели думали, что со мной покончено, но я здесь не один. Троица призраков со мной, и вместе мы выдержим все — такая сила скрыта в ненависти. Но, разумеется, ты уже это знаешь, ведь мы с тобой одной породы, не так ли? Вот поэтому я продолжаю писать своей никчемной уцелевшей рукой. Чтобы ты понял. Чтобы ты был готов. Но сначала нам нужно выбраться из Трясины…
Ниманд протестующе машет обрубками рук, разбрызгивая эктоплазму, и твердит мне, что нас скоро найдут, но порой кажется, что мы всегда были в этом чистилище, а все остальное — не более чем сон. Бирс всегда наказывал меня за то, что я слишком много думаю, но здесь больше нечем заняться. Кроме того, этот недостаток спрятан глубоко в крови, он — еще одна тень арканского происхождения, которую не смогла изгнать Схола Прогениум.
Знаешь, последнее время я постоянно думаю о Провидении, давным-давно покинутом доме. О промерзших ущельях Севера и раскаленной преисподней Пустошей, беломраморных колоннадах Капитолийского бастиона и богатых особняках с остроконечными крышами в Старой Ефсимании. О первопроходцах и патрициях, об инженерах и дикарях, обо всех кланах, картелях и племенах, вечно грызущих друг другу глотки, но навеки остающихся арканцами. Они поздно пришли к свету Императора, и свершилось это отнюдь не мирно.
Порой я спрашиваю себя, что же со всеми ними стало…
Из дневника Айверсона
После серьезнейшего происшествия во время варп-перехода транспортник ковылял на минимальной мощности, приберегая силы и решимость для обратного пути. Перелет на Федру едва не закончился катастрофой, и последствия оказались адски тяжелыми. Пока техножрецы отчаянно трудились, пытаясь облегчить страдания корабля, а капитан жесткими мерами наводил среди экипажа порядок — один раз смертельно перестаравшись, — пассажиров на жилой палубе «К» оставили в неведении. Флотские держали Имперскую Гвардию за стадо скота с пушками.
Когда кризис миновал, какой-то младший лейтенант спустился с мостика, чтобы кратко изложить суть дела полковым офицерам. Покровительственным тоном он рассказывал о перебоях в энергоснабжении и колебаниях поля Геллера. Бессмысленные слова, которые ничего не говорили об ужасе, поглотившем одиннадцать человек в спальной каюте № 31, когда варп просочился в корабль. Полковник Катлер сломал флотскому нос и отправил всхлипывающего парня обратно на мостик. После этого гвардейцам уже ничего не сообщали.
Подведя итоги, майор Элиас Уайт вынужден был признать, что их первая кампания вдали от дома началась скверно. Да, 19-й полк Арканских Конфедератов забрался далеко от Провидения, но им предстояло проделать куда более долгий путь в собственных умах, прежде чем новая жизнь обретет какой-то смысл. Уайт, перешагнувший семидесятилетний рубеж, сомневался, что дойдет с полком до конца этой дороги. Конечно, формально майор оставался заместителем Катлера, но знал, что для многих офицеров он является пережитком прошлого, а после кошмара в каюте № 31 начал подозревать, что они правы. Видит Император, Элиас устал от всего этого…
Пробираясь через сумрачный лабиринт палубы К с фонарем в руках, который отбрасывал странные тени на дорогу, Уайт не мог избавиться от ощущения, что стены — всего лишь тонкие барьеры между жизнью и бездной. Путь майора лежал вдоль корпуса транспортника, где защитная мембрана казалась натянутой и непрочной, готовой разорваться в любой момент. Разум говорил, что это не так, но кровь утверждала иное, и Элиас был уверен, что все мужчины и женщины в полку чувствуют то же самое. Арканцы просто не подходили для глубокого космоса.
«Ну, много про кого так можно сказать, — пожурил себя Уайт, — но большинство учится с этим жить. Нам просто нужно перенять навыки у других, мы ведь теперь настоящие гвардейцы, а космос — часть работы».
Империум людей был колоссом, измученным проблемами, и на долю гвардейца выпадали постоянные перелеты вдоль и поперек Галактики по зову долга. Кроме того, немногим имперским силам везло, как арканским полкам, которые очень долго воевали только на родной земле.
«Но было ли это везением?» — задумался майор.
Давным-давно кто-то очень мудрый и пессимистичный заметил, что гражданские войны — худшие из всех. После волны безумия, прокатившейся по Провидению, когда округ воевал с округом и брат шел на брата, Уайт не смог бы оспаривать такое утверждение. Повстанцы называли это борьбой за «Независимость», славный старый Союз Семи Звезд, возрожденный к новой, яркой, счастливой жизни. О, как безоглядно дураки присоединялись к их «Маршу свободы»: жнецы, подневольные батраки, селяне и мелкие дворянчики, даже некоторые дикие племена. Все собрались вместе, чтобы сбросить ярмо тирании Империума.
Одиннадцать лет крови и предательств!
Внезапно Элиас понял, что тяжело дышит, а на глаза наворачиваются слезы. Сильнее всего майора мучила абсолютная бессмысленность войны: на что вообще надеялись сепаратисты? Даже если бы они победили — а у Ефсиманских водопадов все чертовски близко подошло к этому, — что тогда? Как одна планета смогла бы выстоять против безжалостного межзвездного великана? К счастью, до этого так и не дошло. Цена победы оказалась высокой, но верные арканцы навели порядок у себя дома до того, как ярость Империума обрушилась на Провидение.
— И вот теперь мы здесь, за миллиард лиг от дома, явились проделывать то же самое с какими-то другими несчастными придурками, — сказал Уайт темноте, — проклятыми Императором повстанцами.
Победившие лоялисты не смогли насладиться отдыхом. После полного окончания гражданской войны выжившие арканские полки прошли через лотерею распределений по всей Галактике и оказались разбросаны в космосе согласно чьей-то непостижимой стратегии. На долю конфедератов 19-го выпал захолустный субсектор Восточной Окраины Империума и мир под названием Федра.
«Ну, на то воля Императора», — устало подумал Элиас.
Сообразив, что остановился, майор сплюнул и снова зашагал вперед. Вообще-то он не был склонен к самоанализу. В молодости Уайт много путешествовал, исследовал высокие сьерры и горные долины промерзшего Севера, бывал звероловом и золотоискателем, но всегда вел честную игру с тамошними племенами. Это был непостоянный народ, не особенно склонный доверять незнакомцам (по правде говоря, более расположенный к тому, чтобы потрошить незнакомцев), но Элиас завоевал их доверие. Фокус заключался в том, что майор всегда любил людей, и тридцать лет в гвардии не изменили этого. Да, он постарел, кожа на лице стала грубой, приобрела красновато-коричневый цвет, но мышцы Уайта оставались в порядке и саблей арканец по-прежнему владел на уровне лучших в полку. Проклятье, сбросить бы только эту подавленность, которая присосалась как пиявка…
Или как мерзость, в которую превратился рядовой Норлисс из каюты № 31. Как те оскверненные создания, которых 19-й предал мечу в том зараженном городке на родине. Как звон демонического колокола, висевшего в гнилом сердце поселения. Элиас молился о том, чтобы ему больше никогда не довелось слышать тот терзающий душу нестройный звон, но он последовал за полком к звездам. А может быть, звуки всегда были здесь, ждали в варпе глупцов, которые услышат их. В чем бы ни заключалась истина, демонический колокол зазвонил снова в каюте № 31.
Отозвался в изменениях рядового Норлисса…
Нет, эту часть памяти трогать не стоит. Таким воспоминаниям нельзя предаваться и в лучших местах, и уж точно не посреди темного мавзолея палуб. Пальцы Элиаса машинально погладили символ аквилы, висящий на шее. Словно очнувшись, майор с удивлением обнаружил, что добрался до пункта назначения.
Он стоял в обзорной галерее, огромном атриуме, полном каннелированных мраморных колонн и изящных фресок, но в полумраке аварийного освещения зал выглядел угрожающе. В огромном окне, врезанном во внешнюю стену, мерцали звезды, словно обещания чего-то более яркого, чем этот окутанный тенями вестибюль. На фоне пустоты Уайт увидел двух людей, один из них стоял совершенно неподвижно, а другой почти исступленно метался взад и вперед, сердито и резко жестикулируя. Майор слышал, что они разговаривают, но не мог разобрать ни слова. Как и ожидал Элиас, полковник снова был рядом со своей ведьмой.
Вздохнув, Уайт вошел в атриум. Нечто огромное выступило из-за колонны, и конфедерат отпрыгнул назад, хватаясь за саблю, но тут же узнал великана. Скошенные глаза над высокими скулами смотрели на майора с бледного лица, окаймленного черными косами. Дикарский облик гиганта странно не совпадал с элегантно пошитым серым мундиром 19-го полка, и казалось, что перед Элиасом стоит волк в маске человека.
Уайт мысленно обозвал себя пугливым придурком. Стоило ожидать, что великан-северянин будет здесь. Куда бы ни шла ведьма, ее вералдур следовал за ней. Воина связали с женщиной ритуальными узами, когда она была еще маленькой девочкой, после того как впервые проявилось ее владение вюрдом. Как требовали обычаи, северянин терпеливо ждал возвращения подопечной из долгого странствия на Черных Кораблях, успешного завершения испытаний, во время которых в ней выискивали малейшие следы порчи.
Если бы ведьма не прошла проверку и не вернулась на Провидение в течение семи лет, то, по той же традиции, воину следовало совершить ритуальное самоубийство. Их судьбы были тесно переплетены в жизни и еще крепче — в смерти. Обоюдоострый топор, висящий на спине великана, был освящен и предназначен для дарования его подопечной Милости, если она окажется во власти варпа. Неудивительно, что «путь вералдура» стал одним из немногих обычаев северян, получивших активную поддержку имперских властей.
— Бог-Император благослови тебя, мистер Мороз, — произнес Элиас, чувствуя странность такого обращения.
Называть дюжего северного воина «мистером», как и произносить «леди» в адрес их загадочных, свирепых женщин, казалось абсурдным, но после войны имперские охотники на ведьм жестко прошлись по чужеземному народу. Хотя многие кланы сражались на стороне лоялистов, фанатики стремились «цивилизовать» всех подряд. В первую очередь они лишили дикарей их старых племенных имен. Забери у северянина имя, и ты наполовину завладеешь его душой — такой логикой руководствовались имперцы.
Майор попытался улыбнуться стражу.
— Твоя бдительность делает тебе честь, вералдур, но мне нужно поговорить с полковником. — Уайт хотел пройти мимо гиганта, но тот снова перекрыл путь. Посуровев лицом, Элиас поднял голос: — Я здесь по делам Бога-Императора, так что дай дорогу!
Ответа майор не ждал, поскольку воин не мог говорить — ему вырезали язык во время ритуального единения с ведьмой, — но сомнения во взгляде хватило. Простецкое благочестие Уайта было очень по душе солдатам, и после смерти пастора Хоуторна майор выступал в качестве полкового священника. Поэтому Элиас и имел власть над этим истово верующим дикарем.
— Отступись во имя Его, вералдур! — театрально прогремел Уайт.
Мороз нахмурился, снедаемый внутренней борьбой двух верностей. Внезапно он наклонил голову, словно внимая неслышимому голосу. Разговор у окна смолк, и собеседники теперь смотрели на майора и северянина. Почувствовав отвращение, Элиас осознал, что не ошибся насчет неслышимой речи: ведьма говорила со своим стражем, касаясь его разума собственным сознанием. Секундой позже великан шагнул в сторону.
— Будь я проклят, но не припоминаю, чтобы просил кого-то явиться, — разнесся по галерее голос, полный гнева и врожденной властности, — но кто-то пришел, так что я, должно быть, в самом деле проклятый или просто дурак набитый!
— Вы не дурак, полковник! — откликнулся Уайт. — И еще не прокляты, если мне позволено заметить.
Наступило молчание, а затем раздался смех, низкий и горький, с какими-то непонятными нотками, которые, впрочем, мало заинтересовали Элиаса.
— Тащи сюда свою тощую задницу, старина. Есть одна вещь, которую ты должен увидеть.
Теперь в голосе полковника сквозило искреннее веселье, и Уайт покачал головой, заранее уверенный, что не сможет подобрать нужные слова и переубедить командира.
Когда майор подошел к окну, ведьма отошла в сторону, скрывая лицо под темным сводом капюшона с чадрой. Энсор Катлер по-прежнему напряженно метался из стороны в сторону, от звезды к звезде, яростно сжимая и разжимая левую ладонь, не снимая правой с навершия сабли. На спине полковника висела широкополая шляпа, которая подскакивала в такт каждому шагу. Судя по черным пятнам на жакете из сыромятной кожи, он так и не почистил одежду после кошмара в каюте № 31, а на правой ноге виднелся глубокий порез от хлесткого удара шипастым щупальцем. Впрочем, Уайт знал, что бессмысленно советовать Катлеру показаться медику. В последнее время советовать что-то полковнику было тщетным. С некоторых пор он слушал только ведьму.
— Посмотри наружу, Элиас, — произнес командир, не сбиваясь с неистового ритма шагов.
Уставившийся в стекло майор увидел раскинувшуюся под кораблем серо-зеленую округлую громадину планеты. Она выглядела влажной и пятнистой, словно огромный гриб-дождевик. Нечистой.
У дуги горизонта, на той же высоте, что и транспортник, висел еще один звездолет — воинственного вида гигантский боевой корабль с тупым носом, с палубами, усеянными орудийными бронеколпаками и шипами датчиков. Броню гиганта покрывала мешанина шрамов, среди которых выделялась глубокая борозда в средней части корпуса, след удара, едва не рассекшего его надвое. Пробоину явно не ремонтировали, и Уайт подозревал, что любая попытка переместить корабль закончится катастрофой. Левиафан получил смертельную рану, и мир под ним станет его могилой. Если бы не огоньки, мерцавшие в бортовых иллюминаторах, Элиас решил бы, что звездолет уже мертв. Прищурившись, майор попытался разобрать выцветшее название.
— «Реквием по добродетели», — произнес Катлер, словно заглянув в мысли Уайта. — Чертовски странное имя для боевого корабля. — Внезапно полковник остановился и оценивающе окинул звездолет взглядом. — Я не доверяю ему, Элиас. А этой поганой планете я доверяю еще меньше.
Майор медлил, не зная, ждет ли Энсор какого-то ответа. Уайт всегда гордился умением читать в сердцах людей, но последние пару лет Катлер шаг за шагом становился все более переменчивым. Все началось с Троицы и ее колокола — клянусь Провидением, этот наполненный демонами город отбросил на Девятнадцатый длинную тень.
— Зебастейн. Эстевано. Кирхер. — Командир цедил слова, не особенно наслаждаясь ими.
— Не пойму, о чем вы, полковник…
— Еще одно имя, которому я не доверяю. Кирхер — имперский командующий Федры, наш лорд и господин до конца войны. — Катлер кивнул на корабль. — Типчик заправляет всем представлением, скрываясь в этом парящем гробу. Не пачкает свои скрипучие сапоги, только посылает хороших парней гоняться за плохими, дергает за ниточки и смотрит, как упадут кости. Называет себя «Небесным Маршалом», что бы, во имя Преисподних, это ни значило! Непонятно, откуда он — из армии? Флота? Может, вообще лакей Инквизиции… — Энсор покачал головой. — Я вообще ничему здесь не доверяю. Это старая война, Элиас. По сравнению с ней наше маленькое восстание кажется потасовкой на заднем дворе.
Разозлившись, Катлер всегда начинал растягивать слова, возвращаясь к ефсиманскому говору. Как и Уайт, полковник не заканчивал благородных академий, и это отличало их от большинства представителей арканского офицерства. Да, Энсор был патрицием, но его семья увязла по уши в долгах, поэтому юный Катлер присоединился к Пылевым Рейнджерам, жесткому, но эффективному кавалерийскому отряду. Пока остальные офицеры изучали теорию тактики и стратегии в Темпест-Пойнте, будущий полковник делал себе имя, участвуя в рейдах против диких зеленокожих в Пустошах.
Сыромятный жакет, который Катлер носил вместо уставного серого мундира, был наследием тех дней, и в его перевитой шнуровке остались клыки и костяшки пальцев чужаков. Когда Энсор наконец-то получил от Капитолия офицерский чин, на такое одеяние кое-кто стал посматривать косо. Однако же ефсиманец не собирался отказываться от жакета. Это была одна из тех вещей, которые делали Катлера самим собой и навлекали на него неприятности. Разумеется, в конце концов Старая гвардия подрезала Энсору крылышки: полковничьи звезды командир 19-го получил только после окончания войны, и начальство тут же сплавило его в космос.
— Мне это не нравится, Элиас. — Катлер неожиданно уставился на Уайта сверкающими глазами, злобно растягивая губы.
Взглянув на свирепое львиное лицо полковника, спутанную бороду и гриву волос, спадающую на плечи, майор почувствовал, что в этом обедневшем аристократе больше дикости, чем в любом северянине. Но больше всего Элиаса беспокоила белизна.
Катлеру еще не исполнилось пятидесяти, но его волосы были матово-белыми от макушки до кончика бороды. До Троицы на голове полковника не имелось ни единого седого волоска. Город очень многое изменил в Энсоре, но белизна стала самым явным напоминанием о случившемся. Уайт спросил себя, знает ли Катлер, что подчиненные прозвали его «Белой Вороной»? А если знает, то обращает ли на это внимание? С неожиданной уверенностью майор ощутил, что у всех них почти не осталось времени. Он должен был найти верные слова, чтобы достучаться до человека, некогда бывшего его другом. Он должен был узнать, что обнаружил Катлер внутри гниющего храма в сердце Троицы. Уайт очищал город бок о бок с полковником, но источник бедствия видели только сам Энсор, ведьма и ее страж. Только они узрели тогда колокол демонов.
Почему я позволил ему отговорить меня? Почему не настоял на том, чтобы зайти внутрь вместе с ним?
Но в глубине души, переполненной чувством вины, Элиас Уайт знал, что никогда бы не согласился войти в оскверненную церковь.
— Ублюдки обещали мне полную оперативную сводку после выхода на орбиту! — бушевал Катлер. — Информацию о кампании и дислокации войск, полевые карты, доклады разведки… Хоть какую-то Императором проклятую ориентировку! А прислали вот это! — Полковник ткнул пальцем в скомканный лист пергамента на полу. — Одну хренову страницу!
Уайт потянулся было за документом, но Катлер жестом остановил его.
— Не утруждайся. Скоро услышишь все, что там написано, но не жди откровений.
Внезапно нахмурившись, Энсор взглянул на ведьму и прищурил глаза. Женщина шептала в его разуме, и от глубокой интимности происходящего у майора по телу пошли мурашки.
Люди называли ее «леди Ворон», и, в отличие от несерьезного прозвища стража, это имя казалось уместным. Уайт нутром чуял, что ведьме нельзя доверять. Она была псайкером, мутантом, несшим в себе проклятие увеличенного психического потенциала. Это превратило северянку в живую, дышащую бомбу порчи замедленного действия. Да, женщина пережила испытания, которые отсеивали почти всех, кроме самых могучих созданий такого рода, и получила разрешение практиковать свое ремесло во имя Империума… Но ни в чем нельзя быть уверенным, имея дело с ведьмой. Элиас считал санкционированных псайкеров чудовищами с проставленным на них штампом «разрешено использовать». Как мог полковник открывать перед ней собственный разум? Не было ли крупицы правды в том, что шептали об этих двоих? Как и все северянки, женщина постоянно скрывала лицо, но ходили слухи, что она прекрасна.
— Энсор… — начал майор, сообразив, что почти целый год не обращался к товарищу по имени. Неожиданно он решил, что сможет найти верные слова. — Энсор, нам нужно поговорить о Троице. Как это существо в каюте номер тридцать один узнало…
Но прислушивавшийся к ведьме Катлер жестом приказал ему умолкнуть. Наконец полковник кивнул и выпрямился, приглаживая нечесаную бороду.
— Я должен привести себя в порядок, Элиас. Высадка на поверхность через несколько часов, а парни заслуживают лучшего зрелища, чем это. Увидимся на общем сборе, старина.
С этими словами Катлер зашагал прочь, сопровождаемый ведьмой и ее стражем. Оставшись один во тьме, Элиас Уайт понял, что снова утратил дар речи.
— Грят, Норлисс подхватил пустотную шизу и покромсал остальных, пока те спали. А потом принялся их жрать.
Клетус Модин со значительным видом облизнул губы. В танцующем свете запального пламени своего огнемета боец выглядел словно ощерившаяся горгулья. Впрочем, этот здоровяк с бочкообразной грудью при любом освещении казался не слишком симпатичным. Со своей уродливой физиономией и гребнем ярко-рыжих волос он смотрелся типичнейшим пустошником, и отделение «Пылевые змеи» было для Клетуса словно дом родной.
Сейчас они сидели в углу ангарного отсека, обсуждая разную хрень, как всегда делают солдаты перед развертыванием. По огромному помещению, гулкому, словно пещера, разбрелись по отделениям почти восемьсот конфедератов. Гвардейцы сидели вокруг своих фонарей, маленьких островков света в полумраке, — длинные узкие лампы аварийного освещения работали, но их слабое красное сияние было почему-то неуютнее полной темноты. После того, что случилось три дня назад в каюте № 31, все стали какими-то дергаными, хотя никто точно не знал, что именно произошло. Никто, кроме офицеров, но те помалкивали. Правда, Верн Лумис тоже видел случившееся своими глазами, но с тех пор парень мало что говорил.
— Слопал их? — Мордатый, как тыква, Горди Бун слушал с широко распахнутыми глазами.
— До косточек обглодал, — подтвердил Модин. — Полковник потом быстренько прикрыл там все. Взял огнемет и сжег все, чё осталось. Не хотел, чтоб мы, серобокие ребята, углядели, чё там натворил Норлисс.
— Точняк, — глубокомысленно кивнул Джейкоб Дикс, всегда готовый поддержать своего героя Клетуса. Такой же пустошник, он был худощавой копией Модина, вплоть до торчащего гребня рыжих волос.
— Как-то не складывается, братья, — донеслось из не освещенной фонарем полутьмы, из-за пределов внутреннего круга «Пылевых змей».
— Чё ты там бормочешь, зеленый? — злобно бросил огнеметчик через плечо.
— Просто вслух думаю, и все.
Говоривший неторопливо подошел к фонарю, явно не обращая внимания на враждебность Клетуса. Он был почти болезненно молод, но при этом возвышался над Модином на целую голову и обладал мышцами грокса. Соломенные волосы парня были аккуратно подстрижены, на тщательно выглаженной форме не было ни единого пятнышка. Зеленая кайма на плосковерхом кепи и мундире выдавала в нем нестреляного новобранца, а псалтырь, висевший на поясе, — самозабвенного приверженца Имперского Евангелия.
Оди Джойс не вписывался в это отделение ветеранов-мерзавцев. Юноша присоединился к «Пылевым змеям» прямо перед тем, как полк отбыл с Провидения, и Модин уже сожрал бы и выплюнул его, если бы за парнем не присматривал их серж. Поговаривали, что старый козел водил шашни с мамашей Оди, а то и вообще был его папашей, но никто из рядовых, даже Бун, не был настолько глуп, чтобы спрашивать твердолобого Уиллиса Калхуна о таких вещах.
Хмуря брови, Джойс продолжал:
— Я имел в виду, что не только его отделение погибло. Норлисс ведь и комиссара убил, а тот уж точно не спал. — Юноша с мрачным видом осенил себя аквилой. — Нет, братья, цепной меч комиссара жужжал, изрекая ярость самого Императора, когда офицер входил в обиталище зла. И вошел он туда не один.
— А зеленый-то прав, парни, — раздался другой голос из тени еще дальше от внутреннего круга, насмешливый и низкий. — Ни хрена один-единственный псих не смог бы уложить комиссара, особенно если того прикрывал старина Белая Ворона.
Чистая правда, и все они знали это. Каждый из серобоких был там, когда начался кошмар. Их привлекло звуком, глубоким, беспорядочным колокольным звоном, проникавшим сквозь стены. Зубы солдат стучали от него, словно от какого-то адского землетрясения, и это невозможно было оставить без внимания, поэтому Змеи отправились на поиски. Они оказались возле каюты № 31 в тот момент, когда Верн Лумис выползал наружу. Боец захлопнул за собой люк и тут же безвольно сложился, будто сломанный изнутри.
Безумное выражение на лице Верна мигом исцелило всех от любопытства, и Модин врезал по тревожной кнопке. К двери в каюту никто не подходил. Тут все освещение погасло, а конфедераты, оказавшись во тьме, стояли и вертели в руках лазвинтовки, и слушали, как что-то рвется, и кто-то что-то жует, и кто-то кричит в закрытой каюте. Может, если бы с ними был серж, все пошло бы иначе, но Калхун в тот момент сидел в столовой, играя в карты с другими унтер-офицерами. Тогда бойцы вроде как порадовались этому.
Очень быстро примчался полковник, как будто знавший, что должно произойти. Может, он и правда знал, ведь с Белой Вороной была ведьма со своим сторожевым псом, а она-то, наверное, предвидела это, как и все остальное. Потом явились майор Уайт с комиссаром Броди, и все пятеро вошли внутрь, заперев за собой люк. Пятеро лучших бойцов полка против одного безумного парня.
Затем стало раздаваться намного больше рвущих звуков и началась ругань, а потом адское рычание, словно звериное, а не человечье, но таких зверей ни один арканец раньше не слышал. Дальше зазвучали голоса, и это было хуже всего. Они просачивались через стальной люк, словно целый хор трупов, тонущих в океане червей. Они смеялись, и тараторили, и распевали одни и те же слова, раз за разом, круг за кругом: «Троица в огне… Троица во мне…»
Где-то посреди всего этого они услышали, что комиссар вопит так, как не полагается ни одному комиссару. Крики продолжались целую вечность, и серобокие удивлялись, как один человек может столько кричать, но в конце концов наступила тишина. Некоторое время спустя люк распахнулся и рубаки вышли наружу, все до единого заляпанные кровью и какой-то черной слизью, которая воняла будто яма с трупами. Ведьма тряслась под своими одеяниями, и майор Уайт наблюдал за северянкой словно ястреб и вроде как даже боялся ее. Полковник тут же схватил огнемет и зашел обратно. Вернувшись, Катлер наглухо задраил люк и превратил каюту № 31 в могилу девяти человек. Девяти человек, и, возможно, чего-то большего…
— Белая Ворона спалил не какого-то серобокого психа, — продолжил голос из теней. — Думай шире, мужик. О более гадких штуковинах.
Подхватив фонарь, Модин тяжелыми шагами подошел к говорившему. Тот сидел, скрестив ноги и прислонившись к стене, не отрывая глаз от корявой флейты, которую в темноте вырезал из кости. Он работал над ней каждый день с начала варп-перехода.
— Более гадких, чем ты, мистер Жук? — прорычал огнеметчик, разозленный тем, как развалилась его маленькая безопасная ложь, и напуганный правдой.
Клэйборн Жук продолжил вырезать флейту, не обращая внимания на старое, затасканное оскорбление. Длинным бескровным лицом с выступающими скулами и острыми чертами боец напоминал северянина, но волосы у него были ярко-рыжими. «Жуком» — нормальным погонялом для Пустошей — прозвали его отца, но мать Клэйборна была северянкой. Долгая трагичная история со стремительным финалом, которая привела к тому, что парень оказывался чужаком везде, куда бы ни подался. Жук перенес немало страданий, физических и душевных, но после войны решил, что ему, в общем-то, на все наплевать.
— Не знаешь, что ли? — спросил он у Клетуса. — В варпе есть штуковины, которые только и ждут, чтобы забраться человеку в башку, а оттуда вырваться в большой мир.
— Мы в Пустошах на это дерьмо про Адское Пламя не покупаемся, — презрительно ухмыльнулся огнеметчик. — Все эти страшилки нужны для того, чтобы держать дикарей в узде! Конечно, полукровка типа тебя…
— Ты говоришь, что не веришь в демонов, брат Модин? — Джойс внезапно вырос позади Клетуса с встревоженным выражением на честном лице. — Или ты хочешь сказать, что не веришь в Святое Евангелие Бога-Императора?
— Не-не, погодь, я не это имел в виду… — залопотал Модин, не совсем понимая, что же он имел в виду. Здоровяк обернулся к товарищам в поисках поддержки, но даже Дикс смотрел куда-то в сторону. Только Бун, слишком тупой, чтобы ощутить повисшее напряжение, ухмыльнулся в ответ. Клетус чувствовал силу во взгляде новичка, казалось, что перед ним стоит взявший след охотник на ведьм, готовый зажечь костер. — Слушай, я просто говорил…
— Рядовой Модин хотел сказать, что разожрался до неприличия и свет Императора огибает его массивное тело! — гаркнул Уиллис Калхун, выступая из теней.
Сержант был невысоким коренастым ветераном лет за пятьдесят, с головой, похожей на пулю: безволосой, растущей прямо из плеч и чуть ли не заостренной вверху. Большинство мужчин в полку были выше Калхуна, но в его компактном теле помещалось столько концентрированной ярости, что даже гориллы из «Пылевых змей» не связывались с ним.
Прошагав напрямую к огнеметчику, сержант уставился ему в лицо снизу вверх.
— Наш рядовой Модин — кусок жареного гроксячьего дерьма, но он все равно готов слизывать ржавчину со святого трона Императора. Не так ли, рядовой Модин?
— До последнего золотого пятнышка, сэр! — проорал Клетус, глядя в бесконечность.
— Чертовски верно! — кивнул Уиллис. — Ладно, праведные вы черви, отдохнули — и хватит! Нам выдали десантное судно, так что поднимайте свои жалкие задницы!
Пока девять подопечных сержанта хватали вещички, Калхун внимательно рассматривал бойцов. Натурально, они были неотесанными мерзавцами, смутьянами и тупыми здоровяками, угодившими на самое дно полка. Да, «Пылевые змеи» получали наказания, словно герои — медали, но это были его мерзавцы, которые могли преотлично насовать любому врагу.
Проходя мимо командира, юный Джойс по-прежнему хмурился, и Уиллис покачал головой. Вот только еще не хватало, чтобы паренек начал вести себя как желторотый комиссар. Говорил же он Мод, что юноше не место в полку, но мать Оди спорила и ныла до тех пор, пока сержант не поклялся взять его под крыло. Уиллис Калхун не боялся ни одного мужчины, но, Кровь Императора, как же его извела эта баба! Если бы только парень не оказался таким чертовым святошей! Надо поговорить с молодым дураком, пока не дошло до смертоубийства, и научить кое-каким основным вещам.
В Империуме не было неверующих, но некоторые люди верили намного сильнее других.
— Вы сказали, что поговорите с ним. Уверили меня, что полковник образумится.
Произнося это, капитан Хардин Вендрэйк не сводил глаз с кавалеристов «Серебряной бури», отслеживая мельчайшие сбои в походке механических скакунов. Пока что всадники держали все под контролем, выверенной и элегантной поступью направляя шагоходы в трюмы ожидающих десантных судов. Даже Леонора неплохо справлялась, а ведь она, честно говоря, была худшим пилотом «Часового» из всех известных Вендрэйку. Капитан не стал бы держать девушку в отряде, если бы она не обладала другими, исключительными талантами…
Сдержав улыбку, Хардин снова обратился к другому офицеру.
— Вынужден признать, что я разочарован. Сэр, — вежливо закончил он.
— Не осуждайте мое решение, капитан, — раздраженно ответил Элиас Уайт. — После того, что случилось в Троице, Энсор Катлер заслуживает нашего доверия.
— Так ли это? — спросил Вендрэйк. — Честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему мы сожгли тот старый городишко до основания.
— Потому что его надо было спалить! — прорычал Уайт.
Майор знал, что Хардин не любит вспоминать о Троице. Случившееся там сильно потрясло парня, но он был слишком горд, чтобы признать это. А может, произошедшее просто не вписывалось в его узкую, аккуратную картину мира. Заметив тревогу на лице Вендрэйка, Элиас заставил себя успокоиться и попробовал снова.
— Во имя Провидения, ты же был там, парень! Видел заразу собственными глазами!
— Честно говоря, я не уверен в том, что именно видел, — начиная нервничать, произнес капитан, — возможно, какое-то массовое помешательство… Когда полк приковылял туда, мы все исстрадались от голода и замерзли до полусмерти.
Хардин махнул рукой, закрывая тему.
— Кроме того, дело здесь не в Троице.
Уайт с отвращением покачал головой. Он ненавидел истинных патрициев вроде Хардина Вендрэйка, людей, взращенных на непоколебимой вере в собственное превосходство. С этой своей точеной челюстью и орлиным носом капитан выглядел героем войны с плаката, солдатом, на глазах которого погибли тысячи товарищей, хотя сам он отделался изящным шрамом. У Вендрэйка действительно имелась такая отметина, аккуратная тонкая полоска вдоль левой щеки, от которой дамочки постоянно с ума сходили. Впрочем, несмотря на щеголеватый облик и осознанное нежелание принимать некоторые вещи, парень не был дураком, поэтому Элиас не желал видеть его в числе врагов.
— Слушай, я готов доверить Энсору Катлеру свою душу, — настойчиво произнес Уайт, стараясь поверить собственным словам.
— А что насчет ведьмы? — Вендрэйк перешел прямо к делу и улыбнулся, заметив, что майор медлит с ответом. — Лично мне совершенно наплевать, с кем развлекается старик, но такое поведение вредит репутации Девятнадцатого, и я этого не потерплю.
— Поговорю с ним после высадки, даю вам слово, — сухо ответил майор и зашагал прочь.
— Просто думаю о полке! — крикнул ему вслед Вендрэйк и тут же вздрогнул, увидев, что «Часовой» Леоноры поскользнулся на десантной рампе.
Девушка пыталась восстановить равновесие, а когтистая лапа машины скребла по металлу. Казалось, что она сейчас рухнет, но тут Ван Галь подпер ее «Часового» своей машиной и осторожно подтолкнул вверх. Увидев, что все в порядке, Хардин одобрительно кивнул. Отличный пилот и настоящий джентльмен этот Боргард Ван Галь. Есть в парне настоящий дух.
Впрочем, капитан не мог полностью винить Леонору в ошибке. Он держал своих всадников в форме, но у них была всего пара месяцев на освоение новых машин. К сожалению, выбора у них не оставалось. Полковник предупредил, что конфедераты будут сражаться в болотистой местности, в которой «копыта»-ступни «Часовых» арканского образца окажутся бесполезны. Эти тяжелые плоские платформы были созданы для бега по открытым равнинами и саваннам Провидения, но на Федре машины сразу же начнут увязать в грунте, а под обстрелом это окажется фатальным. «Часовые», эти охотники-убийцы, в погоне за добычей полагались на скорость и ловкость. Они могли устрашить пехотинца, но обладали далеко не самой прочной броней. Катлер даже намекал, что отряду Вендрэйка, возможно, не стоит участвовать в грядущей кампании, но капитан скорее отправился бы в ад, чем позволил этому случиться. Кавалеристы «Серебряной бури» — бастион благородства в рядах 19-го полка, и они получат свою долю славы!
Непреклонный в своей решимости Вендрэйк захватил корабельную кузню и окопался там вместе с обоими полковыми техножрецами, взявшись за решение проблемы. За время путешествия они заменили «копыта» провиденческого образца на широкие, растопыренные когтистые лапы, которые ровнее распределяли вес машины по грунту и даже могли немного сжиматься. Проведя исследование, капитан и техники обнаружили, что этот вариант был наиболее распространенным во множестве имперских миров. Хотя жрецы Механикус объявляли ересью серьезный отход от священных стандартных шаблонов, небольшие изменения дозволялись, хотя и не поощрялись.
Когда Вендрэйк пересматривал отчеты об адаптации боевых машин в Империуме, его внимание привлекли десантные «Часовые» элизийских полков. Эти оснащенные гравишютами шагоходы могли вступать в бой, спрыгивая с воздушных транспортников. Вдохновленный открывающимися тактическими возможностями, Хардин твердо решил добиться того же для «Серебряной бури». Поначалу техножрецы с недоверием смотрели на столь радикальные изменения, но вскоре капитан переманил их на свою сторону. Под бездушной аугментикой в жилах парней по-прежнему текла арканская кровь, и они не утратили прежней жажды открытий. Поскольку доступа к гравитеху у 19-го не было, техножрецы решили использовать одноразовые прыжковые ранцы и небольшие тормозные двигатели, благодаря которым «Часовые» получили бы ограниченную маневренность во время десантирования.
Как только проект оформился, парни-шестеренки принялись за воплощение идеи в жизнь с почти человеческой страстью. После этого Вендрэйку уже не составило труда слегка подтолкнуть их к модернизации его собственного скакуна — «Серебряной пули».
Прошло несколько месяцев и возможности командирского «Часового» слегка расширились далеко за пределы нормы. Усыпанный маневровыми двигателями и гиростабилизаторами, он стал способен совершать ловкие пируэты и огромные прыжки, которые наполняли Хардина неистовой радостью во время тренировок в ангарном отсеке. То, что кто-нибудь мог увидеть в его «Часовом» совершенно новый вид машины и, вероятнее всего, окрестить мерзкой ересью, было капитану до фонаря. Он по собственной воле с головой ушел в создание идеального скакуна, ведь это была проблема, решение которой имело очевидный смысл, в отличие от одержимости Уайта тем проклятым городком…
Нет, об этом думать не стоит. Вещи, которые Хардин там видел, были невозможны, а невозможных вещей не существует. Он был джентльменом с Провидения, человеком разума. Он не собирался верить имперской пропаганде, которой власти промывали мозги тупой черни, добиваясь ее повиновения.
Как и многие арканские патриции, Вендрэйк не слишком-то верил в Свет Императора. В конце концов, Он пролил не так уж много света на Старое Провидение. Всего лишь два столетия назад, пребывая в блаженном неведении о приближающемся Империуме, предки капитана наслаждались вновь открытым великолепием стали и пара. То было время неограниченных инноваций, и Великие Инженеры каждый день дарили миру новые чудеса. Сенат провозгласил, что старые боги мертвы, а Семь Преисподних — всего лишь сказки.
Люди могли свободно изучать вселенную, словно лабиринт-головоломку, где все было возможно и ничто не было запрещено. А затем явились боевые корабли Империума и сокрушили мечту, но великие семьи не забыли о своем прошлом.
«Возможно, поэтому мы продолжаем совершать одни и те же ошибки, — подумал Хардин. — Возможно, поэтому мы продолжаем восставать. Ну, дураки среди нас, разумеется…»
Загудела сирена, и он увидел, как в ангар входит полковник. Вендрэйк вынужденно признал, что старик привел себя в порядок: собрал волосы в аккуратный хвост, подстриг нечесаную бороду и, кажется, наконец-то помылся. Сперва капитан одобрительно кивнул, но тут же заметил ведьму, которая следовала за Катлером будто вторая тень. Ее гигантский надзиратель нес развернутое полковое знамя, поражавшее своим великолепием. Душа Хардина воспарила при виде бараньего черепа и перекрещенных сабель на фоне Семи Звезд Конфедерации. Радостно было видеть «Старую Ярость» пробужденной вновь, пусть даже она оказалась в руках дикаря.
Не говоря ни слова, все трое прошагали между безмолвными рядами арканцев и остановились в центре ангара. Внезапно полковник свирепо взвыл и запрыгнул на упаковочный ящик с ловкостью, немыслимой для его лет. Катлер вытянул руку, и дикарь бросил ему знамя, которое Белая Ворона ловко поймал. Крутнувшись на месте, Энсор взмахнул стягом полка над головами собравшихся вокруг солдат.
— Семь звезд для «Старой Ярости»! — взревел Катлер.
— Семь яростей для Звезд! — проревели в ответ бойцы.
— За Провидение и Империум! — прорычал Энсор, завершая девиз полка. Затем он подбодрил солдат, произнеся краткий псалом и объединив их славными словами. Так Катлер бросал вызов ужасам, через которые они прошли вместе, и тем, что ждали их впереди. И, несмотря ни на что, Хардин Вендрэйк кричал вместе с остальными, а его сердце пело. Перед ними был прежний Энсор Катлер, человек, отвага которого принесла победу у Ефсиманских водопадов и превратила его в живую легенду!
А потом все закончилось, и полковник снова стал Белой Вороной. Капитан почти чувствовал, как в душу старика вновь просачивается горечь проклятия Троицы.
«Никакого проклятия нет, — сказал себе Вендрэйк. — Катлер слаб разумом, и поэтому страх пожирает его заживо, но я не поддамся кошмарам».
— Не буду врать вам, арканцы, — в голосе полковника звучал сдерживаемый гнев, — и не стану прятать правду за красивыми словами. Для этого мы с вами через слишком многое прошли.
В толпе послышалось бормотание, люди в равной мере выражали согласие и беспокойство.
«К черту это все, — подумал капитан, — мы так далеко от дома, что даже воспоминания утратили свежесть. Сейчас не время для правды, дай им толику надежды, мужик!»
— Поэтому я просто собираюсь рассказать вам то, что знаю, — продолжил Катлер, — но, честно говоря, получится не так уж много.
Полковник коснулся переключателя на поясе, и перед ним вспыхнула мутная сфера.
— Джентльмены и вы — мерзавцы с Пустошей — встречайте леди Федру. Испещренная помехами голограмма была не слишком детальной, но даже она демонстрировала фундаментальное уродство планеты.
«Я не хочу вдыхать Ее воздух», — с внезапной убежденностью осознал Вендрэйк. Сила инстинктивного отвращения обеспокоила капитана своей абсолютной нелогичностью.
— Милое имечко для крысиной жопы размером с планету, — проворчал Катлер. — В ее распоряжении болота, ливни и тысяча грязных способов прикончить вас. Джентльмены, вы возненавидите ее, словно Преисподние, но есть одна штука, которую вы будете ненавидеть еще сильнее.
Он щелкнул другим рычажком, и Федра превратилась в голову чужака, отделенную от тела. На ней не было волос за исключением заплетенного чуба, который выглядел плотным и волокнистым. Лицо, плоское ото лба до подбородка, выглядело внизу скошенным из-за впалых щек, которые придавали ксеносу неясный, мертвецкий облик. Над безгубой щелью рта не было и намека на нос.
— Что это такое, сэр? — спросил Эмброуз Темплтон, тихий и впечатлительный командир 4-й роты. Сейчас он внимательно смотрел на голограмму через толстые стекла круглых очков.
— Это, капитан Темплтон, тау, — ответил Катлер. — Смотрите на него долго и тщательно, потому что они — причина, по которой вас протащили через половину Галактики к этому комку грязи. Похоже, ксеносы завели тут себе маленькую высокомерную империю, а леди Федра находится как раз между Ними и Нами. Она — дешевая шлюха, но мы не можем позволить ей уйти, и то же самое верно для тау.
Белая Ворона издал низкий и грубый смешок.
— В целом субсекторе начнется полный бардак, если Федра падет. Я так думаю, что чужаки тоже это понимают.
— А что мы знаем про этих парней-тау, а, полковник? — прогрохотал Уайт.
— Мне сказали, что они без ума от пушек и техники, но не очень-то жаждут сталкиваться с врагом лицом к лицу. — Видя, что майор ждет продолжения, Катлер с сожалением покачал головой. — Это все, что у меня есть, Элиас.
— Их количество? Бронетанковые подразделения, поддержка с воздуха? — Уайт яростно хмурил кустистые брови.
— Знаю про повстанцев, что их целая планета и они называют себя «саатлаа». Как я понял, Федра была доимперской колонией, как и наша родина, но, в отличие от нас, саатлаа сидели на мели, когда их обнаружили. Какую бы цивилизацию они тут ни построили, ее давно уже нет.
— Дикари, — оскалился капитан Мэйхен. Командир 3-й роты был печально известен на Провидении ненавистью к варварским чужеземным племенам. — Мы пересекли половину Галактики, чтоб ей гореть в адском огне, и все не можем спастись от их вони!
— Вырожденцы, — поправил Катлер, — что не помешало им восстать против Империума, когда появились ксеносы. Я так понимаю, эти парни-тау похитрее, чем зеленокожие паразиты, с которыми мы имели дело на родине.
— Каков план действий, полковник? — снова Уайт.
— Нас вроде как высадят на палубу какого-то линкора типа «Посейдон», — Энсор фыркнул, — то есть на чертовски здоровую лодку. Это, парни, настоящий корабль из тех, что ходят по морям, а не летают среди звезд. Оттуда мы присоединимся к наступлению на цепь островов под названием «Долороза», это что-то типа оплота повстанцев…
— Как долго, полковник? — перебил его Хардин. — Скажите, как долго длится эта война?
— Вы проницательны как всегда, капитан Вендрэйк. — Катлер устало потер переносицу. — Как я и говорил, не буду врать. Джентльмены, Империум человека и Империя тау сражаются за Федру почти пятьдесят лет.
Наступило долгое молчание, в течение которого бойцы обдумывали услышанное. Затем послышалось бормотание, за которым последовали беспорядочные выкрики: конфедераты осознали свое положение. Оглушительный грохот выстрела из болт-пистолета заставил всех умолкнуть.
— Весьма обязан, Элиас. — Полковник благодарно кивнул ветерану, убиравшему оружие в кобуру.
Вендрэйк видел, что Катлер собирается с силами, мало-помалу очищая от пыли свой потускневший облик живой легенды. Было странным то, что он смотрит, казалось, им всем прямо в глаза, говоря с каждым солдатом как со старым, близким товарищем.
— Арканцы, я ждал от вас более достойного поведения…
Его прервала внезапно завывшая сирена. Включилось основное освещение, и полковник увидел ангарного старшину, который сигналил ему жестами. Пора было отправляться, но Энсор еще не закончил.
— Я ожидал лучшего! — закричал Катлер, перекрывая шум. — Того, что вы всегда давали мне, того, что вы должны дать мне сейчас. Сделайте это, и я вытащу вас из нынешнего бардака! А теперь вперед, и заставьте Провидение гордиться вами, арканцы!
Полковник знал, что бойцы не ответят ему радостными кличами, и не слишком корил их за это. Но, по крайней мере, конфедераты отправились на десантные суда, и сейчас он не мог просить их о большем.
