Часть вторая. ПРОТЯЖЕННОСТЬ УДАЧИ

Глава 1

Он несколько раз бывал в Лодочных Доках под Разливами, видел грузовики и тягачи и однажды даже ездил на поезде в Общий Блок R. Кажется, для того, чтобы навестить кузину. Впрочем, он плохо помнил и поезд, и саму кузину. Он был тогда слишком мал.

Он никогда не отрывался от земли более чем на пару секунд и никогда не летал даже на «лэндспидере». И, конечно же, никогда не бывал на межзвездных кораблях.

Заэль все еще называл про себя Нейла «Парень», хотя и узнал его имя. Почему–то он чувствовал себя более уютно, цепляясь за это слово. Парень сказал ему, что судно называется «Потаенный свет». Бессмыслица. С таким же успехом оно могло бы называться «Твоя мамка — улыбчивая девочка». Заэлю это все равно ни о чем не говорило. Но он был весьма впечатлен и пришел в веселое возбуждение. «Космический корабль» — именно это словосочетание все объясняло. Отрыв от грязи, пустота, далекие миры, названия которых он не смог бы написать.

Заэлю казалось просто замечательным, что его берут с собой. А куда — его не волновало. В любом случае это будет лучше стеков Общего Блока J. Его короткая, никчемная жизнь неожиданно приняла интересный оборот.

Однако мальчик все же задумался, зачем они берут его с собой. «Кресло» заговаривал с ним всего лишь пару раз и даже сказал несколько фраз, из которых Заэль понял: «Кресло» считает его каким–то особенным. Что ж, прекрасно. «Кресло» был важной шишкой в этой маленькой банде, и уж если ему казалось, что Заэль — особенный, то так, скорее всего, и было.

Хотя ему отчасти хотелось знать, чем именно он отличался от остальных?

Когда они впервые встретились, банда «Кресла» напугала его до смерти, хотя в то же время все ее члены были довольно клевыми. Для начала он увидел, как Парень делает свою работу. А ведь он был одним из них. Потом Кыс. Она оказалась такой же опасной, как и Парень, но другой. Заэль старался отводить взгляд, когда Кыс смотрела в его сторону. Кара нравилась ему больше. Она всегда спрашивала, все ли хорошо у Заэля. Она была сексуальна. Кыс, вероятно, тоже можно было бы считать сексуальной, если бы не исходящее от нее ощущение опасности.

Тониус был чудаком. Неприятным и глумливым. Заэль понимал, что и сам не слишком нравится Тониусу. Что ж, замечательно. А главное, взаимно. Потом Матуин — обычный неприветливый ублюдок. Воплощение наихудшей разновидности бандитов. Заэль чуть ли не расстроился, когда флаер остановился, чтобы подобрать Тониуса и Матуина. Мрачный бандит был тяжело ранен и, по всей видимости, потерял много крови. К тому же от него исходил тошнотворный запах обгорелой плоти. Кара и Парень оттащили Матуина в кормовую каюту. Наверное, чтобы перевязать.

Флаер вылетел за пределы города. Заэль прижался к иллюминатору, но разглядел только ночную темноту. Мальчик снова уселся на свое место. Он ничего не увидел за стеклом, но мог ощущать легкое покачивание. В животе что–то медленно поднималось и опускалось. Заэля даже начало подташнивать. Значит, вот что такое лететь.

Еще один член банды «Кресла» сел рядом с ним. Его звали Фраука, и было в нем что–то сверхъестественное. Каждый раз, когда Заэль оказывался рядом, у него начинала болеть голова. И еще Фраука постоянно курил.

— Хочешь что–то спросить? — произнес Фраука, выдыхая дым из ноздрей.

Заэль покачал головой.

На самом деле дым пах довольно приятно и напоминал о пивнушках в стеках. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он употреблял какие–либо стимуляторы. Поначалу мальчика трясло, но сейчас уже стало легче. Он не отказался бы от флекта, «взглянул» хотя бы мельком, но это желание перестало быть всеобъемлющим. Складывалось ощущение, что «Кресло» что–то изменил в его голове. Ничего плохого, просто ослабил напряжение. Успокоил. «Выдернул жало».

«Кресло» был вполне способен на такое. Заэль не удивился бы, узнав, что он может сделать вообще все, что угодно. Мальчику очень хотелось увидеть, что же скрывается за этим обтекаемым, матово–черным корпусом. Он никогда не встречался с инквизиторами, а в стеках одно упоминание о них приводило людей в ужас. «Кресло» совсем не казался Заэлю страшным. Не таким, как Кыс, Матуин или Парень. Скорее, он походил на то, чем Заэлю представлялся Бог–Император. Тихий, безликий, могущественный, добрый.

А может, он стал так думать, потому что «Кресло» что–то сделал с его сознанием?

Заэль посмотрел вдоль прохода в сторону кабины. Сразу за креслом пилота сидел измученный, забрызганный кровью мужчина. Его приковали к сиденью цепями. Мальчик слышал, как его называли Дюбо, и даже стал свидетелем его задержания в Карниворе. Это был очередной «первый опыт». Заэль никогда прежде не бывал в цирке. Интересно, что же сделал Дюбо? Мальчик даже сочувствовал ему. Не хотел бы он оказаться пленником в компании Кыс, Тониуса и Матуина.

Еще трое пассажиров флаера держались особняком. Они были в одинаковых дорогих серых костюмах, но совсем не походили друг на друга. Один уж очень большой, даже больше, чем Парень. Мускулы так и натягивали пиджак на его плечах. Темная, хотя и не такая черная, как у Матуина, кожа, тонкая полоска усов, блестящий штифт в левой брови, как у кланстера. Густые короткие черные волосы. Было в его облике что–то примитивное, грубое. Вел он себя очень спокойно. А вся его фигура напоминала Заэлю виденные когда–то пикты — изображения огромных ящериц с распахнутыми пастями, неподвижных и способных дремать на солнце несколько дней подряд, а потом вдруг взорваться яростью и сожрать что–нибудь живое.

Женщина, казалось, была среди них главной. Звали ее Мадсен. Заэль слышал, как ее представили Каре. Стройная и светловолосая, с суровым узким лицом, вполне симпатичным, если бы не постоянное напряжение. Время от времени она тихо переговаривалась с двумя спутниками.

Третий был самым противным. Мальчик мог вспомнить его облик: белые волосы, залысины, неправильные черты лица. Но почему–то всякий раз, глядя на него, Заэль видел только размытое пятно. Будто этого отвратительного типа на самом деле на месте и не было. Или словно в кресле сидели сразу два блондина, и от этой двойственности его образ казался размытым.

Один раз, когда Заэль смотрел на этого жуткого мужчину, тот обернулся и посмотрел на него в ответ, будто что–то почувствовав. Взгляд отвратительного человека напоминал раскаленный прут и говорил: глазей на что–нибудь еще, маленький выродок.

Заэль потупился.

Теперь он глядел в окно. Флаер дрожал, набирая высоту. Внезапно мальчик увидел пятна света в темноте и вскрикнул.

— Что, черт возьми, случилось?! — раздраженно спросил Фраука.

Заэль ткнул пальцем в иллюминатор.

— Звезды. Это звезды. Ты что, никогда их раньше не видел?

Еще одно новое впечатление.

Он думал, что их ждет торжественная встреча, пышная церемония с фанфарами или нечто подобное — ведь, в конце концов, это КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ.

Но все закончилось глухим ударом и скребущим звуком. Люк флаера отодвинулся в сторону, а за ним оказался другой люк, который тоже открылся в сырой, грязный коридор с металлическими стенами.

И все, кто находился на борту шлюпки, просто встали и вышли. Заэль почувствовал себя обманутым. Он хотел видеть корабль и понимать, куда идет. А эта заляпанная маслом палуба вполне могла оказаться какими–нибудь задворками стеков Общего Блока J.

«Кресло» скользнул мимо него.

— Найди каюту для нашего друга и убедись, что ему там будет удобно.

Парень кивнул и повернулся к Заэлю:

— Иди сюда, мальчик. Я должен…

— Найти для меня каюту и убедиться, что мне удобно, — сказал Заэль.

Парень заколебался.

— Да… верно.

Заэль увлекся процессом поднимания одной ноги за другой и опускания их на решетку палубы. Странное, тягучее ощущение заставило его улыбнуться.

— Что такое? — спросил Парень.

— Странно, — сказал Заэль.

— ИГ, — произнес Парень.

— А что это?

— Искусственная гравитация корабля. Ты к этому привыкнешь.

— А что такое «гравитация»?

Над мостиком «Потаенного света» бушевала классическая музыка. Чья–то там «Девятая симфония» гремела струнными инструментами, медными трубами и литаврами. Своеобразный маленький ритуал, причуда хозяйки судна. Ей нравилось покидать орбиту под что–нибудь соответствующее моменту. Кроме того, она утверждала, что это помогает навигаторам прокладывать курс.

— Потише на три пункта! — приказала она, когда увидела, как я поднимаюсь на мостик.

Музыка стала значительно тише.

— Тониус сказал, что мы направляемся к Флинту?

— Для начала, — ответил я через вокс–транслятор. Я делал это из уважения, поскольку по какой–то причине она не любила, когда я использовал ментальную речь. — Рейс может получиться довольно длинным. Если потребуется, доберемся даже до Ленка.

Циния Прист надула губы:

— Ни один придурок больше не суется в Ленк.

— Некоторые придурки еще суются. Вроде тех, за которыми мы охотимся. Я рассчитываю перехватить их раньше. И уж конечно, прежде, чем они вырвутся в Протяженность Удачи.

Она громко рассмеялась, запрокинув голову, затем резко смолкла и взглянула на меня, недоверчиво прищурившись.

— Ты шутишь?

— Не сейчас.

— Дерьмо! — Прист отвернулась и повторила: — Дерьмо! Я отказываюсь, категорически отказываюсь вести своего малыша в Протяженность Удачи.

— Циния…

— Нет. Ни за что, Гидеон. Флинт — это уже достаточно плохо. Сейчас это не что иное, как граница Империума. Но Протяженность Удачи? Я не собираюсь выводить «Потаенный свет» за пределы субсектора, а уж тем более дальше. Там пираты, темные, бандиты, миры смерти, исторгнутые миры…

— Люди, за которыми мы должны проследить, питают особый интерес к исторгнутым мирам, — сказал я.

— Что ж, рада за них. Вот пускай сами ими и наслаждаются.

Она отошла, поминая недобрым словом моих родителей, и, склонившись над пультом пилота, положила руки на латунный штурвал. Я понимал, в чем дело: Маджескус. Наши отношения с капитаном Прист были прекрасными до Маджескуса. Боже–Император, эхо тех событий все еще преследовало меня. Я никогда не забывал — и не смогу забыть — отчаянные вопли Вилла Толлоуханда, Элины Кои и Норы Сантджак, протрещавшие в воксе в последнее мгновение перед тем, как их настигла смерть. Не забыл я и о повреждениях, причиненных «Потаенному свету». Какими они были? Пятьдесят, шестьдесят процентов команды? Да подвергнет Трон Терры вечной огненной муке душу Зигмунта Молоха. Иногда мне даже жаль, что этот ублюдок уже покинул списки живых и я не могу убивать его снова и снова.

Но он был мертв, сожжен на Зента Малхайд, а мои друзья и союзники тоже давно умерли. И «тогда» не должно было влиять на «сейчас».

Циния снова прибавила звук до максимума. Мостик содрогнулся от роскошной симфонии.

— Циния!

Она притворилась, будто не слышит меня.

— Циния.

Она резко обернулась и впилась в меня взглядом.

— Давай напрямик, меня чертовски все это не радует.

— Циния…

— Прекрати болтать в моей голове! Разговаривай, как нормальный человек или выметайся с моей палубы!

— Как пожелаешь, — сказал я, снова включая вокс.

— Так–то лучше. — Прист приглушила звук. — Во имя Трона, Гидеон, мне страшно.

— Страшно?

— Это ведь повторится снова, не так ли? Рано или поздно. Мы встретим какого–нибудь ублюдка, который окажется круче нас и который причинит нам боль.

— Зигмунт Молох был чокнутым гением. Прошедшим обучение в Когнитэ. Исключительным человеком. Да, он причинил нам боль. И даже хуже, чем просто боль. Но теперь его нет. Позови сюда Гарлона, и он с особым удовольствием перескажет тебе историю о том, как подпалил Молоху задницу на Малхайде. Сейчас мы гонимся за куда менее опасной дичью, Циния. Это обычные контрабандисты, объединившиеся с игровыми агентами. Они обшаривают исторгнутые миры и их окрестности в поисках свирепых зверей для цирка. Риск весьма невелик.

— То же самое ты говорил в прошлый раз, — нахмурилась капитан Прист.

Повернувшись к пульту, она снова уставилась на дисплеи и датчики. Мостик «Потаенного света» был удивительно небольшим для такого огромного судна. По существу, он стал таким в результате ремонта после инцидента на Маджескусе. Шесть месяцев дорогостоящих работ, произведенных исключительно благодаря любезности Адептус Механикус. И то они согласились притронуться к каперскому судну только после того, как я надавил на них через ордос Геликана. В компактном колодце стратигеума была заключена сфера актуализатора. Позади него — двойной люк, ведущий в каюту хозяйки корабля. Перед стратигеумом — отсек с рулевыми установками и пульт навигатора. Команда и сервиторы сновали вокруг. Олифант Тву из Навис Нобилите уже подключился к пульту, опустил веки и принялся считывать призрачные образы звездных маршрутов всеми тремя глазами.

— Курс проложен, госпожа, — наконец медленно проговорил он. — Флинт. До выхода на орбиту четыре дня.

— Попридержи его пока. — Прист обернулась ко мне.

— Циния…

— Давай только без этого! Циния, Циния! — снова взорвалась Прист. — Быть у тебя на побегушках? Ладно! Возить тебя и твою банду убийц по Галактике? Хорошо! Но это…

Прист была хозяйкой «Потаенного света» и моим пилотом. Ей было двести восемьдесят четыре года, хотя она всегда говорила: «Мне двадцать семь с хвостиком». Циния носила золотистый замшевый комбинезон и красную бархатную накидку. Она выглядела импозантной, женственной, но крепкой и только в последнее время начала слегка полнеть. Прист коротко стригла свои выбеленные волосы, густо красила глаза, а в ее ушах всегда покачивались непомерно огромные серьги. Иной вполне мог бы принять ее за хозяйку таверны или «мамашу» «улыбчивых девочек», если бы, конечно, не обратил внимания на тончайший узор микросхем, инкрустировавших левую половину ее лица.

— Протяженность Удачи… — проговорила она таким тоном, словно выплюнула какую–то гадость.

Привлеченный перепалкой, к нам подошел Эльман Халстром, заместитель и первый помощник Цинии. Мужчина среднего телосложения, с приветливым лицом, по форме напоминающим сердце, и немного запавшими, усталыми глазами. Он был ветераном Военно–космического флота. Эльман всегда выглядел безупречно. Его не слишком густые черные волосы были смазаны гелем и зачесаны назад по флотской моде. К тому же он носил стандартную униформу флота Скаруса, хотя и снял все знаки отличия, нашивки и гербы. Даже рельефные кнопки были заменены простыми костяными пуговицами. Как я понимаю, когда–то он был капитаном, хотя мне ничего не известно об обстоятельствах его ухода со службы. Циния наняла его, как и многих, после Маджескуса.

— Мы вышли на рейд, — доложил он.

Халстром был точен и холоден, когда дело касалось службы, — многолетняя привычка, оставшаяся с флота, — но прекрасно чувствовал себя и в неформальной обстановке. Он мне нравился. Эльман мог рассказать хорошую историю и повеселить отличной шуткой.

— Юстис Майорис очистил для нас выход из системы. Курс рассчитан и проложен. Энжинариум сообщает о готовности начать разгон по вашему приказу.

Прист кивнула.

— Извините, мэм, но я все слышал, — добавил он. — Вы ведь упомянули о бандитах, я правильно понял?

— Упомянула, — сказал я.

Его круглый рот расплылся в улыбке.

— Темные? Миры смерти?

— Все уже обговорено, мистер Халстром. Аргументы хозяйки судна предельно ясны. Я приложу все усилия для того, чтобы нам не пришлось идти дальше Флинта.

— Хорошо, будем считать, что все отлично. — Халстром взглянул на Цинию: — Мэм?

Прист снова впилась в меня взглядом, а затем отошла в центр мостика и стала наблюдать за заключительной стадией подготовки к варп–переходу.

— Разрешите вас на два слова? — обратился ко мне Халстром, понизив голос.

Говоря это, он слегка наклонился, словно собирался шептать мне на ухо. Безусловно, Эльман знал, что мои аудиорецепторы способны улавливать даже самые тихие звуки на триста шестьдесят градусов вокруг. Но его жест тронул меня.

— Конечно.

Мы покинули мостик и вышли в коридор. Халстром медленно шел рядом.

— Я так понимаю, у нас гости?

Как первый помощник именно Халстром решал на судне вопросы безопасности.

— Совершенно верно. Я сказал им, чтобы они представились вам при первой возможности. Пока что свобода их перемещения ограничена по моей инструкции теми каютами, которые я выделил им на своей палубе.

— Желаете, чтобы так было и дальше?

— Не ограничивайте их чрезмерно. Чтобы мы не показались грубыми. Стандартные запреты, например… Никакого доступа к энжинариуму, арсеналу или чьим–либо личным каютам. Мне кажется, вы и госпожа капитан вправе требовать соблюдения подобных норм.

— Понял. Я поговорю с ними лично, но… что вы сами можете сказать о них?

— Пока не слишком много. Они являются агентами правительственного учреждения, известного как министерство торговли субсектора, и отвечают непосредственно перед самим лордом–губернатором. Они обладают влиянием и властью. Конфликт с ними может привести к ухудшению отношений между ордосами и правительством субсектора.

— Нам бы этого не хотелось, — улыбнулся Халстром. — А что, может возникнуть конфликтная ситуация?

— Вполне, — ответил я. — Один из них — мощный псайкер. Я бы посоветовал взять с собой Фрауку, чтобы он присутствовал при вашем разговоре.

Халстром немного помолчал. Мы почти дошли до конца длинного коридора. Впереди он разделялся на межпалубные переходы и основной блок подъемников.

— Мне известно только то, — мягко продолжал Халстром, — что вы и госпожа капитан пожелали сообщить о своей работе на Юстис Майорис. Но я знаю достаточно, чтобы понять: вы проводили на планете секретную операцию и действовали тайно. То есть вы не доверяете никому. Даже властям.

— И ничего до сих пор не изменилось, мистер Халстром. Я пытаюсь установить источник некоего вещества, который, несомненно, был заражен варпом. Он используется, по существу, как медицинский препарат. Вызывающий чувство наслаждения. Но это не наркотик. Это — ересь. Я уверен, чтобы добывать его и провозить контрабандой в столичный, да и во все остальные миры, нужны высокопоставленные друзья. Так что я старался действовать без шума. К сожалению, судьба решила иначе.

— Значит, гости находятся здесь только из вежливости?

— Именно так. Они здесь потому, что дипломатия требует сотрудничать с ними, а вовсе не потому, что я им доверяю.

Завыла сирена, и вдоль коридора вспыхнули янтарные лампы. Халстром шагнул к стене и аккуратно, опытным движением взялся за ближайший поручень, а я отключил подъемное устройство своего кресла и при помощи магнитных замков прикрепился к палубе. Последовал небольшой толчок, а затем двадцать секунд вибрации. Мои фоторецепторы пошли мелкой рябью. Рычание основных двигателей стало громче.

Спустя двадцать секунд сирена смолкла, сигнальные огни отключились. Мы миновали точку перехода. Теперь, вырвавшись в нематериальное пространство, «Потаенный свет» пересекал ненадежные океаны варпа, двигаясь на скорости, близкой к предельной.

— Я должен вернуться к своим обязанностям, — сказал Халстром, отпуская перила. — Благодарю, инквизитор, за ваше время и искренность.

— Мистер Халстром?

Он остановился и обернулся.

— Как долго я еще смогу удерживать Прист? — спросил я.

— Я не могу ответить вам, сэр, — покачал головой Эльман. — Все решает только госпожа капитан. Она много раз жаловалась мне на риск, связанный с выполнением обязанностей вашего наемного перевозчика. Она боится, сэр. То дело шесть лет назад… Справедливости ради надо сказать, что оно разрушило ее веру в вас.

— Знаю, — сказал я, пожалев, что невыразительный вокс–транслятор не мог передать печали, сквозящей в моих словах. — Циния и «Потаенный свет» участвовали в моих операциях в течение… короче говоря, следующей весной будет уже тридцать лет. Не хочется даже думать о том, что, возможно, придется разорвать наш контракт и снова искать капитана, которому можно было бы доверять. Да, последние несколько лет выдались тяжелыми. Она когда–нибудь говорила о том, чтобы разорвать контракт?

— Госпожа Прист никогда бы не позволила себе подобного непрофессионализма, — покачал головой Халстром. — Но вскоре надо будет продлевать договор с вами и с ордосами. Она обмолвилась о том, что это может оказаться подходящим временем для перемен. Тогда она вернется к свободной торговле, возможно даже в Офидианском субсекторе, где, как поговаривают, стремительно развивается бизнес. Конечно, ей будет не хватать регулярных выплат ордосов и дополнительных гонораров.

— Но Циния не будет скучать по опасностям?

— Ни в коем случае, сэр.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — проговорил я, поворачивая кресло к ближайшему подъемнику.

— Сэр? Нет, сэр, — быстро ответил Эльман. — У госпожи совсем расшатались нервы. Думаю, после того ранения. Могу ей посочувствовать. Но небольшая пробежка по Протяженности Удачи, чтобы поохотиться на еретиков? Мне это предприятие кажется захватывающим.

Плохо освещенная, неопрятная каюта была, в общем–то, единственным местом в Империуме, где Гарлон Нейл чувствовал себя как дома. Нейл уже прожил долгую тяжелую жизнь, продлеваемую благодаря омолаживающему лечению. Его возраст как раз перевалил за сотню стандартных лет, но выглядел он как очень здоровый мужчина, приближающийся к концу третьего десятка. У него было много «домов».

Локи — холодный, жестокий, беспощадный Локи — был его родным миром, но Гарлон покинул его почти в тот же день, как решил последовать примеру своих братьев и стать охотником за головами. Локи уже давно не был ему домом. Нейл несколько лет переезжал с места на место, но не потому, что искал работу, а потому, что поиски стали его работой. Тогда–то и пересеклись его пути с путями инквизитора по имени Эйзенхорн.

Как полевому агенту Эйзенхорна, Нейлу полагались личные апартаменты. Теплее всего он вспоминал об Океан–хаусе на Трациане Примарис и о поместье Грегора — Спаэтон–хаусе на Гудрун. Оба эти места, как и сам инквизитор, стали теперь только воспоминаниями.

Никто не видел Эйзенхорна с конца восьмидесятых, то есть после операции на Гюль. Нейл часто задавался вопросом, что стало с Грегором. Как много их ушло с тех времен… Фишиг, Эмос, Тобиус Максилла, Элина Кои. Вот чем все заканчивается. Рано или поздно эта жизнь убивает тебя. Служи Священной Инквизиции и в конечном счете погибнешь при исполнении…

Нейл потянул за ручку и закрыл за собой люк. Пройдя по темной каюте, он включил несколько светосфер. Монитор у двери мерцал красным. Они уже проходили через варп. Гарлон чувствовал вибрацию.

Его тесная каюта располагалась в самом конце коридора. Капитан выделила всю эту палубу Рейвенору и его команде. Экипаж «Потаенного света» никогда не появлялся здесь без приглашения. Даже сервиторы–уборщики не имели сюда доступа, что, наверное, и объясняло, почему в комнате Гарлона пахло нестиранными носками.

Слева в небольшой нише стояла поломанная койка. Вокруг нее в беспорядке валялись одежда, информационные планшеты и книги. Множество пикт–снимков украшало стену над кроватью. Большинство потускнело из–за того, что осыпалось напыление. У дальней стены располагались стол, три стула, терминал кодифера, связанный с корабельной системой, и ряд встроенных шкафов между переборками. Справа — раздвижная дверь, за ней — туалет и душевая кабинка.

Мешок, брошенный Нейлом на пол, тут же слился с общей кучей разбросанных вещей. От стенки до стенки повсюду валялись пакеты, инструменты, портативные приборы, скатанные в рулон комбинезоны, сапоги, фрагменты брони и много, много разного оружия, которое на самом деле он каждый раз должен был возвращать в арсенал. Однажды ночью он встанет помочиться и наступит на заряженную пушку. Потом ему придется выдумывать какое–нибудь глупое объяснение. И, что вероятнее всего, искать пропавшие пальцы ног.

Прихрамывая, Нейл побрел к шкафу. Прогулка в Карниворе обернулась далеко не забавной потасовкой. Гарлон потянулся к одной из полок и заметил, насколько сильно ободраны костяшки его пальцев. Грязно–черные, покрытые глубокими ссадинами и коркой запекшейся крови. Надо принять душ. Усилие, на которое его уже не хватало.

Он протянул вперед левую руку и посмотрел на обрубок среднего пальца. Ощущение было таким же, как после удаления зуба, — постоянно напоминающая о себе пропажа. Какая ирония — этот палец когда–то использовался для его любимого оскорбления. Теперь само его отсутствие казалось непристойным. Все эти чертовы годы он попадал под пули, выдерживал удары и чуть не подыхал, но никогда не терял даже клочка своего тела. Это казалось предзнаменованием. Он никогда не нуждался в аугметике. Гарлон снова вспомнил о Грегоре Эйзенхорне, который постоянно, часть за частью заменял и ремонтировал свое пострадавшее в сражениях тело. Затем — вот дерьмо! — Нейл подумал о Рейвеноре.

Не с этого ли все и начинается? Неужели это предвестие конца? Сначала палец, а затем что? Рука? Нога? Какой–нибудь внутренний орган…

Ему нравился этот проклятый палец. Он значился в десятке его любимых пальцев.

Гарлон налил амасеку. Потребовалось несколько минут, чтобы найти стакан, и еще больше времени, чтобы убедить себя, что стакан не обязательно должен быть чистым. Потягивая выпивку, Нейл шевельнул рукой, пытаясь нажать на кнопку проигрывателя. Ничего не получилось. Как раз для этого и был нужен тот палец. Гарлон повторил попытку, воспользовавшись невредимым пальцем, и тихая мелодия потекла по каюте.

Надо бы навестить Антрибуса, получить новый палец, аугметический, чтобы там ни…

Нейл остановился. Антрибус? Медик Рейвенора погиб еще шесть лет назад. Одна из жертв Молоха. Маджескус. Теперь на «Потаенном свете» служил новый доктор. Но Гарлон никак не мог вспомнить его имени.

Он сел за стол и попытался найти свободное место для стакана. По пути к Юстис Майорис Нейл начал ремонтировать панцирную броню, но так и не закончил. Гарлон отодвинул ее в сторону, сгреб в кучу энергетические инструменты и смердящие горшочки со смазкой.

Музыка настраивала на хороший лад. Старая пластинка, одна из его любимых. Подпевая, он снял кобуру, разрядил пистолет, а затем, наконец, скинул сапоги. Хотелось есть. Хотелось спать. Все достало.

Он был стар.

Наливая себе очередную порцию амасека, Гарлон с раздражением вспомнил о троице гостей. Ему все это не нравилось. Ни капельки. Они ему не нравились. Что–то в них было неприятное, хотя, скорее всего, дело только в том, что они влезали в его работу и в дела инквизитора. Кински был опасен. Остальные… кто знает? Нейл полагал, что сможет управиться с Ахенобарбом, если до этого дойдет. Возможно, что и с Мадсен. Пока что она оставалась для Гарлона чистой страницей. А вот с Кински мог совладать только инквизитор.

Нейл услышал в коридоре какой–то шум. Просто тихий шорох. Бывший охотник за головами посмотрел на дверь и понял, что забыл запереть замок.

Отставив стакан в сторону, Нейл извлек из–под груды грязной одежды любимый «Тронзвассе–38». Крошечный красный огонек означал, что пистолет заряжен и взведен.

Гарлон поднял оружие, подошел к двери и резко дернул за ручку. В каюту чуть ли не кубарем влетел Заэль.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — спросил Нейл.

— Мне было страшно, — произнес мальчик.

Немного амасека успокоило его. От выпивки он раскраснелся и заулыбался. Теперь мальчишка сидел на краю кровати Нейла, держа стакан обеими руками.

— А что это за хренова музыка? — спросил он.

— Это хреновы бузуки, играющие хреновы мотивы моей хреновой родины, — объяснил Нейл. Он снова уселся за стол.

Заэль на секунду задумался.

— Она немного старомодна.

— Не для меня.

— Просто спрашиваю.

— Не стоит.

— Хорошо.

Мальчик поднялся и огляделся.

— Когда мы отправляемся? — спросил он.

Нейл удивленно посмотрел на него:

— Мы начали перемещение еще минут тридцать назад.

— Ой.

— А разве ты не почувствовал перехода?

— Нет. А разве он был?

— Момент, когда мы вошли в варп, — вздохнул Нейл. — Ну, вибрация, дрожь.

— А, так это было оно. Я думал…

— Что?

— Ничего.

— А если честно?

Заэль слабо улыбнулся.

— Мне показалось, что это из–за ломки. Меня время от времени начинает трясти.

Нейл фыркнул и сделал глоток амасека.

— Куда мы направляемся? — спросил Заэль.

— Не твое дело.

Мальчик поджал губы и покачался взад–вперед, осматриваясь.

— У вас тут куча стволов.

— Ничего не трогай.

— Да не вопрос.

— И не рассказывай Рейвенору, что у меня тут куча стволов, — нахмурился Гарлон. — Это его бесит.

— Хорошо.

Заэль еще раз глотнул из своего стакана и, откинувшись на кровать, стал разглядывать пикты, висящие на стене.

— Кто это?

Нейл оглянулся.

— Это Кара.

— Она выглядит как–то иначе.

— Тогда у нее были черные волосы. Этому снимку уже несколько лет.

— Она хорошая.

— Согласен.

— А это?

— Вилл. Вилл Толлоуханд. А девушка — Элина Кои.

— Они тоже кажутся хорошими.

— Они были лучшими. Это мои друзья.

— Они тоже на борту?

— Нет. Они мертвы.

— Ох.

На мгновение он перестал болтать ногами, но все еще лежал на спине и разглядывал пикты.

— Мои мама и папа тоже умерли. И моя бабуля. И Ноув.

— Ноув?

— Моя сестра. Упала со стека.

— Мне очень жаль.

— Вы здесь ни при чем. — Заэль показал пальцем: — А кто это?

— Опять Кара.

— Она всякий раз выглядит по–разному.

Нейл откинулся на спинку стула и улыбнулся.

— Такова Кара. Но она всегда одна и та же Кара.

— Она ваша девушка?

— Хотелось бы, — рассмеялся Нейл. — Когда–то что–то даже почти получилось. Но сейчас мы просто друзья.

— Она смеется на этом пикте. И выглядит такой симпатичной. А почему нижняя половина подвернута?

Нейл нахмурился и подался вперед, чтобы взглянуть на снимок, а затем усмехнулся и вновь откинулся на стуле.

— Просто я подозревал, что однажды в моей каюте окажется мальчик, скорее всего подросток, который станет задавать мне всевозможные глупые вопросы и будет приходить в возбуждение при виде обнаженной груди.

Заэль сел, не спуская глаз с пикта.

— У нее там голая грудь?

— Да. — Нейл обхватил руками стакан и уставился в него.

Он помнил ту ночь. Они дурачились, пили, смеялись, занимались любовью. У Кары был с собой пиктер. Нейл задумался, а хранит ли она его снимки.

— Держу пари, что они действительно красивы… — прошептал Заэль.

— Не желаю даже начинать этот разговор! — прорычал Гарлон.

Наступила долгая пауза.

— Да, они действительно хороши, — наконец признался Нейл.

Оба рассмеялись. По–настоящему рассмеялись. Заэль раскачивался взад и вперед, фыркая и отдуваясь.

Боже–Император, это был лучший смех, какой Нейл слышал за долгое–долгое время.

— Слушай, — задыхаясь проговорил Гарлон, — если ты когда–нибудь снимешь этот пикт, чтобы посмотреть, что под сгибом, я тебя убью.

— Не сомневаюсь, — прохихикал Заэль. — Оружия у вас тут много. Должно быть, оно того стоит…

— О да.

Они снова захохотали.

— А это кто? Похоже, какой–то весьма крутой мужик.

— На кого это ты там показываешь? О да. Это Эйзенхорн.

— И что с ним? — Заэль посмотрел на Нейла.

— Думаю, погиб. Мой предыдущий босс. Еще один инквизитор.

— Значит, «Кресло» не первый ваш начальник?

Гарлон улыбнулся. «Кресло». Забавное и вполне очевидное детское восприятие.

— Нет, раньше я работал на Эйзенхорна.

— Похоже, что это был несгибаемый ублюдок.

— Точно.

— А давно вы работаете на «Кресло»?

Нейл задумался. Сложный вопрос. Довольно долго он состоял в команде Эйзенхорна, вплоть до операции на Гюль. Но и до той трагической миссии ему уже приходилось работать с Гидеоном. Когда Эйзенхорн исчез, Гарлон перешел к Рейвенору.

— Постоянно — с конца восьмидесятых. Почти пятнадцать лет.

Заэль кивнул.

— А это?

— Это Рейвенор.

Заэль снова сел и пристально вгляделся в пикт.

— Он очень красивый. Он так и выглядит, там, внутри кресла?

— Нет, Заэль, уже не так.

— А что с ним случилось?

— Это произошло на Трациане Примарис, в далеком тридцать восьмом. Празднование победы. Великое шествие во имя всего доброго и прекрасного. Но Враг нанес удар, и началась… мм… короче, это назвали Злодеянием. Рейвенор тогда ужасно обгорел. С тех пор он находится в том силовом кресле. Сознание — единственное, что осталось от прежнего Гидеона.

— Это очень плохо, — задумчиво произнес Заэль.

— Да, плохо.

— А это кто?

Нейл наклонился вперед, чтобы получше разглядеть пикт.

— Так, это… — Гарлон осекся. — Проклятие, я забыл сделать кое–что важное.

Зарджаран. Вот как звали нового медика. Зарджаран. Нейл кивнул ему, волоча Заэля за собой к крио–хранилищу. Открылся люк. Наружу вырвались клубы холодного воздуха. Там она и лежала, словно во сне, с восемьдесят шестого года.

— Она мертва? — спросил Заэль.

— Нет.

— Жива?

— И не жива, — нахмурился Нейл.

— Она очень красивая.

— Да. Знаешь, всякий раз возвращаясь на борт, я обязательно прихожу поздороваться с ней. Может быть, она слышит меня, а может, и нет. Она находится в этом состоянии… уже пятнадцать лет. Она была самым преданным сотрудником Эйзенхорна и к тому же моим хорошим другом.

— А как ее звали? — спросил Заэль.

— Елизавета Биквин. Лиза? Привет. Это я. Гарлон. Просто пришел поздороваться.

— Она заморожена! — догадался мальчик.

— Да. Не мертва и не жива, а просто лежит здесь. Полтора десятилетия в ледяном трюме «Потаенного света». Возможно, однажды она снова оживет. Возможно, она уже мертва. Но мне нравится думать, что она слышит нас.

Заэль подался вперед и прижал руку к армагласовому покрытию криобака. Отпечатки его пальцев расцвели на нем морозными цветами.

— Здравствуйте, леди, — сказал мальчик. — Меня зовут Заэль.

Глава 2

— Проклятие. — Мадсен опустила бикуляр и сползла с травянистого склона. — Пустая трата времени.

Тониус кивнул. Они бродили по этому ярмарочному городку уже несколько дней. Загоны были пусты. Ветер носился по оставленным пастбищам. Повсюду стояли палатки и клетки для животных. Вбитые в землю ржавеющие железные штыри, разбросанные ошейники и обилие высохших, белых экскрементов — все говорило о том, что в этих местах за последние годы все–таки происходила хоть какая–то жизнь.

По серому небу на запад мчались тонкие слоистые облака, стремясь к соленому побережью, за которым бушевал темный грохочущий океан.

— Выдвигаемся на юг, — махнула рукой Мадсен.

Тониус снова кивнул, но потом понял, что она обращается только к Ахенобарбу и Кински. Они тоже бродили по ярмарочному городку. Псайкер что–то говорил, но его слова уносил ветер. Затем Ахенобарб в ожидании склонился над Кински.

— Что он сказал? — спросил Тониус, бросая на странную парочку косой взгляд.

Мадсен выпрямилась и спокойно посмотрела на него. Ветер развевал ее выбеленные волосы.

— Обычный псайкерский вздор, мистер Тониус.

Суровые солончаковые земли западного побережья были не чем иным, как рваным подолом Великих Равнин, покрывавших наибольший из континентов Флинта, который встречался здесь с не изученным картографами океаном. К югу отсюда, там, где климат был умеренным, процветало несколько городков колонистов. На западе же велась торговля, за счет которой и существовал Флинт: звери, шкуры, мясо.

Многие поколения животноводов, перегонщиков и пастухов водили по Великим Равнинам огромные стада, покорно следуя маршрутам и путям, проложенным их предками. Прямороги, кривороги, демипахидермы, чудовищные секачи. Династии перегонщиков специализировались на определенной породе животных, посвящая все свои умения и навыки одному виду, чтобы каждый сезон гнать животных к ярмарочным поселениям у западного побережья.

Городки, в которых торговали животными, пятнали неровную береговую линию, словно гвоздики на проклепанном поясе: Дровервилль, Сальтхаус, Трейленд, Хьюкстаун, Вест Бэнкс, Вест Трейл, Эндровер, Флештон, Слатерхаузес, Ошэн Пойнт, Мэйлерс Ярдс, Бистберг, Грейт Вест Муд, Тасквердж. К концу каждого сезона все они превращались в рынки. Торговцы из других миров заполоняли ярмарочные городки в поисках лучшего товара, сажая свои флаеры и грузовые лихтеры на окрестные выжженные поля.

Нейл и Кара направились на север, чтобы обследовать Хьюкстаун и остальные населенные пункты. Команда Тониуса обыскивала южные пределы побережья.

Ветер с океана стал усиливаться.

Кыс дожидалась возле вездехода, который они арендовали у профессионального перегонщика в Вест Бэнкс. Тониус и агенты министерства поплелись вниз, чтобы присоединиться к ней на холодном шоссе.

Она смотрела на море. Темные океанские волны за звоном разбивались о прибрежные камни.

Они погнали машину на юг по разъезженному прибрежному тракту — океан с одной стороны, каменистые холмы — с другой. Несколько раз им приходилось сбрасывать скорость, чтобы обогнать пешие бригады рабочих. Некоторые из них состояли из вольных перегонщиков, одетых в потертые, выделанные шкуры. Направляясь вверх по склону к следующему рынку, мужчины устало опирались на расписные пастушьи посохи. Кыс они казались чуть ли не троглодитами: затянутые в шкуры, покрытые высохшей до белизны коркой экскрементов и глины. А их главари к тому же украшали себя черепами и рогами.

Другие рабочие бригады состояли из забойщиков в длинных черных плащах, которые застегивались на плотный ряд пуговиц, доходивших до самого горла.

Эти люди были вооружены ритуальными цепными мечами, уложенными в покрытые гравировкой гробики, которые они закрепляли за плечами. Выбритые лица украшали нанесенные пальцами узоры, сделанные кровью.

Кыс сбавила скорость и высунулась из кабины, чтобы спросить дорогу:

— Звериный рынок?

Ответы были противоречивыми и бесполезными.

Они проезжали через пустые, продуваемые ветрами города: Эндровер, Вестерн Энд, Таллипоинт. Все эти местечки непрестанно атаковали жестокие океанические бури, и теперь, после завершения торгового сезона, они казались почти безжизненными. Площадки, где раньше располагались зверинцы, заросли высокими травами, здания были заперты и заколочены досками. Краска на стенах облезла. На огромных щитах, установленных вдоль дороги, едва виднелись полустертые каракули, сообщающие об удивительно выгодной цене на клыкастого бизона в последнем сезоне.

Прибрежные городки, большие или маленькие, богатые или стоящие на грани выживания, строились по одному и тому же принципу: рядом с ними непременно разбивались широкие посадочные поля, где могли приземляться корабли из других миров, и просторные площадки для оборудованных зверинцев. При этом сам городок насчитывал всего лишь десяток–другой покосившихся ветхих домиков.

Рядом с современными рокритовыми зданиями разделочных цехов стояли таверны и бартерные конторы, выстроенные в местном стиле. Большие изогнутые балки служили опорами для стен и стропилами крыш. Стены были сделаны из обмазанных глиной переплетенных прутьев или из простой фанеры.

Кыс стало интересно, где местные обитатели смогли найти древесину для возведения подобных построек, ведь лесов на планете почти не осталось.

— Это не древесина — бивни, — объяснил Тониус. — Некоторые из этих зданий очень древние. Бивни зрелых животных здесь — традиционный строительный материал.

Кыс немного снизила скорость, когда они проезжали Таллипоинт. Каркас ветхой, полуразрушенной ратуши состоял из двадцатиметровых пожелтевших от времени ребер.

— Какое животное может обладать?…

— Никакое. Таких уже нет, — сказал Тониус. — По–настоящему большие быки были полностью уничтожены еще несколько столетий назад, во времена ранней колонизации. Бык должен прожить много веков, чтобы нарастить такие кости. Таких зверей нам уже не увидеть.

Кыс с удивлением взглянула на Карла:

— Но они ведь все еще пасут здесь подобных тварей?

— Это ключ к экономике Флинта, — кивнул Тониус. — Большие плацентарные гербиворы быстро растут и набирают огромную массу. Великие Равнины плодородны. Демипахидермы могут нагулять достаточный вес менее чем за пять лет. Но их клыки растут не так быстро. Учитывая существующие спрос и предложение, этот мир никогда уже не увидит еще одного гигантского быка с восемнадцатиметровыми бивнями.

— Да, в этом ты разбираешься, — усмехнулась Кыс.

Карл улыбнулся в ответ.

— Я знаю то, что знает любой торговый экономист, заслуживающий своей зарплаты… и то, что каждый барон забойщиков на Флинте предпочитает игнорировать. Учитывая, в каком количестве вырезаются эти животные, мир опустеет всего через столетие.

В его улыбке не было ничего, кроме мрачного фатализма.

— Да, в этом ты разбираешься, — снова пробормотала Кыс.

Они помчались дальше на юг, миновав еще несколько мертвых городков: Флештон, Вест Валковей, Лингсберг. Загоны там полностью заросли травой, обвалились стены сухой каменной кладки. В каждом из городков осевшие здания казались заброшенными, а пристани и пирсы разрушались под натиском океана. Когда–то торговля здесь велась и морским путем — мясо грузили на баржи и отправляли в другие города.

Но теперь все изменилось.

Небольшой торг велся в Мэйлерс Ярдс и в Хайдбартере. Они провели немного времени в обоих, проверяя регистрационные книги ярмарок и списки инопланетных покупателей в бухгалтерских журналах. Местные обитатели оказали им далеко не радушный прием. К тому же выяснилось, что на Флинте не существует единой системы регистрации прибывающих на планету посетителей.

Ярмарки вели собственные архивы. Космическое сообщение не регулировалось. Высокую орбиту Флинта наводняли тысячи торговых кораблей, ни один из которых не подавал своих позывных. Только бухгалтерские книги местных баронов могли рассказать, кто здесь побывал. Любой торговец, собиравшийся заняться коммерцией в их владениях, должен был сначала зарегистрироваться.

В толчее переполненных рынков мелькали дочерна загорелые погонщики в высоких головных уборах из длинных рогов, которые делали своих владельцев похожими на древних шаманов. Через толпу пробивались группы инопланетных торговцев, облаченных в защитную броню. Тут же потомственные служащие департамента Муниторум, все в черном, строго следили за тем, чтобы от всех производимых сделок отчислялись установленные имперские налоги.

Стоял оглушительный шум: отрывистые, зычные вопли менял и команды погонщиков, крики аукционистов, продающих скот, пощелкивание учетных дощечек и непрерывное мычание стад криворогов, доносящееся с ярмарочных полей.

Но ни на одной ярмарке они не нашли записей о судне, за которым охотились. В Мэйлерс Ярдс Тониус и Мадсен решили посетить бартерную контору, чтобы просмотреть личный архив местного барона. Кыс, Ахенобарб и Кински дожидалась снаружи. Псайкер оперся на костяной поручень крыльца и замер, глядя над толпой в сторону океана.

Кыс почувствовала булавочный укол псионики, но, слава Трону, воздействие было направлено не на нее. Пэйшенс задумалась: сколько сознаний сейчас просматривает Кински просто от нечего делать?

Фасад бартерной конторы начинал ярко сверкать всякий раз, как солнце выглядывало из–за мчащихся облаков. Здание покрывали тысячи серебристых дисков, каждый был размером с подушечку большого пальца, и среди них не было двух одинаковых. Рыбьи чешуйки, догадалась Кыс, чешуйки какого–то морского гиганта. Они были столь же жесткими и простыми, как и все остальное на этом осажденном кораблями мире, но, впрочем, казались слишком красивыми для такой планеты, как Флинт.

Ахенобарб тоже рассматривал чешуйки. Он потянулся, чтобы взять одну на память, но тут же резко отдернул руку и уставился на Кыс, посасывая порезанные кончики пальцев. Края чешуек оказались бритвенно–острыми.

Кыс отцепила три штучки с помощью псионической волны, те подплыли к ней, сверкая на солнце, и она прицепила их на верхнюю кнопку комбинезона. Серебристые диски засияли под ее горлом, подобно инсигнии.

Из конторы вышли Тониус и Мадсен. Им не удалось разузнать ничего нового.

— Кроме того, — сказал Карл, — что сегодня ночью открывается Тасквердж.

Ярмарка в Тасквердже была одной из крупнейших на Флинте и имела почти такие же масштабы, как Великий Зимний Торг и Спрингдров. К полуночи вездеход успел преодолеть все шестьдесят километров до Таскверджа, и еще на подъезде к городку Кыс увидела первые признаки начинающегося действа.

Сначала это были инверсионные следы в холодном, ярком небе. Перекрещивающиеся туманные полосы, говорившие о плотном орбитальном движении. Затем над головами пронеслось несколько флаеров и шаттлов, следом медленно проползла пара потрепанных грузовых барж, заслонивших небо.

Движение на шоссе стало более оживленным. Пастухи, забойщики скота, несколько трупп артистов. Затем они догнали караван фургонов с высокими бортами. Их тащили вперед либо волы, либо тяговые двигатели. Ветер поднимал над караванами белесую пыль, в которой чувствовался кислый, аммиачный привкус. Здесь можно было заработать состояние только на продаже помета для дальнейшей его переработки в фосфаты и различные удобрения. Правительства бедных минеральными веществами миров щедро платили за экскременты с Флинта.

На расстоянии пяти километров от города путешественники заметили над горизонтом большие белые облака пыли, которую поднимали миллионные стада, бредущие на ярмарку.

Вездеход вкатился в Тасквердж по двухкилометровому виадуку. Под широкими арками на просторных прибрежных полях располагалась часть клеток и загонов — каменные лабиринты, где можно было спокойно разделить, пересчитать и запереть животных. Окруженные высокими стенами проходы вели к посадочным полям, где выстроились грузовые баржи, присланные стоящими на орбите торговыми судами. Челноки не покинут планету, пока их трюмы не будут забиты под завязку. Над посадочным полем в темноте то и дело возникали синие и желтые огни — остаточное свечение реактивных турбин и атмосферных двигателей.

Пригнанные на продажу стада животных входили в город через восточные ворота. Многие поколения погонщиков вели свои стада одним и тем же маршрутом, так что на просторах Великих Равнин и в прибрежных утесах образовались целые каньоны, протоптанные миллионами и миллионами копыт. Эти каньоны не хуже самих погонщиков направляли бегущий скот прямо к ярмарочным полям. Затем распорядители раскрывали массивные железные ворота и распределяли животных по загонам, сортируя их по породам и возрасту или же разделяя на коммерческие партии. Знатоки клейм носились от одного загона к другому, проверяя тавро на шкурах и ярлычки на ушах, где указывались сведения о происхождении и принадлежности скота. Учетчики собирали с погонщиков бронзовые кольца, соответствующие цене животных, и надевали их на учетные доски, чем–то напоминающие счеты. Затем сам барон или представители его картеля устанавливали цены на скот, в зависимости от накопленных колец. И только после этого на массивных досках, подвешенных над аренами аукционов, мелом выводились списки товара и расценки на него.

Рядом с помещениями аукционистов размещались длинные стойла, освещаемые разведенными в бочках кострами. Здесь можно было осмотреть типичных представителей разных пород животных. Еще дальше — мрачные бараки мясозаготовки. Некоторые торговцы покупали туши заколотых животных, а затем либо солили, либо замораживали их для доставки на дешевые продовольственные рынки по всему субсектору. Другие покупали живых зверей и отправляли их — иногда в стазис–контейнерах — более прозорливым клиентам на состоятельные миры–ульи Ангелуса. Одни покупали оптом низкокачественных животных, другие приобретали исключительно отборных зверей. Третьи прилетали сюда за дешевыми мясными консервами, четвертые — ради фосфатов, полученных из экскрементов. Из десятитонного демипахидерма, купленного по двадцать крон за тонну, получалось тридцать тысяч пирожков с мясом, которые в свою очередь продавались в дешевых столовых городов–ульев по полкроны за штуку.

Шестидесятикилограммовый короткорог мог принести в пять раз больше прибыли. После разделки он превращался в главный продукт импорта, в деликатес, который подавали в лучших ресторанах верхних уровней ульев Юстис Майорис и Кэкстона по пятьдесят крон за порцию.

Горящие бочки озаряли ночь дымным пламенем. В воздухе пахло осенью, кровью, навозом, копотью, газами гербиворов и свежезаготовленными кормами. Кыс свернула с виадука и припарковала вездеход на вымощенной рокритом стоянке рядом с другими грузовиками. Вся компания отправилась на поиски местного барона.

Торговля домашним скотом в субсекторе Ангелус неизбежно пересекалась с игрищами на аренах. Торговцы, набивающие полный трюм пахидермами, могли дополнительно подзаработать, привозя для Имперских Ям более опасных животных. Игровые агенты часто нанимали торговцев скотом, поскольку у тех имелось специальное оборудование.

На Флинте торговали, прежде всего, домашней скотиной. Иногда с Великих Равнин на рынок пригоняли и хищников, продажа которых давала дополнительную прибыль. Но в основном на западном побережье продавали мясо.

Планеты, специализирующиеся именно на продаже диких животных для арен, располагались ближе к Ленку и исторгнутым мирам. Однако это не мешало игровым агентам регулярно посещать животноводческие ярмарки Флинта. Многие заходили сюда по пути к Ленку. Другие прибывали, чтобы приобрести дешевое мясо для приманки или корма. Звезды арен — плотоядные хищники — становились слишком спокойными, если их перевозили в стазис–контейнерах, а взрослый таурозавр за время шестинедельного путешествия сжирал мяса в несколько раз больше собственного веса. Некоторые агенты прилетали на Флинт, чтобы приобрести огромных гербиворов, которых можно было бы выпускать во время специализированных боев. А другие — потому что путешествовали на кораблях торговцев скотом в качестве пассажиров и не могли перечить хозяевам.

Барон Джулиус Карквин заправлял торговлей в Тасквердже в течение шестидесяти лет. В своем богатом инопланетном облачении и запачканном глиной плаще из звериной шкуры он казался человеком, зажатым между двумя мирами, отчасти бизнесменом, отчасти шаманом. Во время ярмарки он управлял всеми делами, сидя в одной из палаток, построенной на каркасе из бивней в центре городка.

Его окружала свита, состоящая из забойщиков, учетчиков, торговых советников и клерков. Отдельных торговцев–дальнобойщиков допускали прямо к нему в палатку, и многих он приветствовал словно старых друзей.

Подобраться к барону Карквину казалось практически невозможно, если, конечно, не вступать в конфликт и не раскрывать свои полномочия. По осторожному поведению должностных лиц на других ярмарках Тониус понял, что население западного побережья не слишком хорошо соблюдало законы Империума. Здесь царили правила свободного рынка, которые зависели только от доброй воли торговцев–каперов. Власти Трона здесь не приветствовались.

Кыс попыталась подкупить младшего клерка, чтобы получить необходимую информацию, но из этого ничего не вышло. Во время ярмарки барон забойщиков обладал в своем городке большей властью, чем лорд–губернатор субсектора.

Карквин выглядел огромным и казался еще крупнее из–за того, что носил многослойные бархатные одеяния, тяжелую кольчугу и кутался в просторный плащ, сшитый из шкур. На его скуластом лице чернел большой рот, полный гнилых зубов, глаза прикрывали опухшие веки. Круглый бронзовый венец с двумя отполированными бараньими рогами — древний символ власти — почти терялся в непослушных черных волосах, так что казалось, будто рога вырастали прямо из головы Карквина.

При нем постоянно терлись четверо телохранителей — рослые мужчины, в застегнутых до самого верха плащах гильдии забойщиков и кожаных шлемах, украшенных выбеленными рогатыми черепами. Вооруженные не разделочными, а боевыми цепными мечами, телохранители зорко следили за тем, чтобы никто, кроме особо важных клиентов, не мог приблизиться к барону.

— Похоже, нас поимели, — сказала Мадсен.

Тониус попытался вспомнить, встречал ли он когда–либо в жизни большего пессимиста, чем эта строгая женщина.

— Предлагаю решить проблему силой, — предложила Кыс.

— Влезть в драку? — презрительно фыркнул Тониус.

Кыс пожала плечами. Ахенобарб, казалось, одобрял ее предложение.

— Есть другое предложение, — с сарказмом произнес Кински.

Он поглядел на Ахенобарба, и огромный мужчина тут же подхватил падающее тело псайкера.

— Что он творит? — прошипел Карл.

Внезапно выпущенная на волю грубая псионическая энергия ошеломила Кыс. Девушка в ужасе попятилась, прикрывая ладонью открытый от изумления рот.

— Вот дерьмо! — с трудом произнесла она. — Он ушел… оставил тело…

— Что? — не понял Карл.

Пэйшенс указала в дальний конец палатки, где на высоком помосте восседал Карквин. Перед его троном собралась небольшая, но шумная толпа торговцев.

— Я могу чувствовать, как он… охотится… — сказала Кыс.

— Верните его обратно! — сказал Тониус Ахенобарбу.

— Кински знает, что делает, — с каменным выражением лица ответила Мадсен. — Если мы оставим эту работу вам, то проторчим здесь всю неделю.

— Это операция инквизитора! — прорычал Тониус. — Вы трое находитесь здесь только потому, что он вам это позволяет.

— Какая разница, — сказала Мадсен и снова оглянулась на толпу.

Тониус тоже посмотрел в сторону барона, но не увидел ничего необычного. Что же делал Кински?

— Вон тот клерк, хранитель бухгалтерских книг, стоящий слева и чуть позади от Карквина, — прошептала Кыс.

Тониус нашел этого человека взглядом. Бледный пожилой мужчина, облаченный в длинный заскорузлый и пыльный балахон, с ожерельем из бычьих зубов на шее. Старик изучал темные пергаментные листы массивной бухгалтерской книги, установленной на подставке из перекрещенных бивней. Несколько таких же подставок с книгами стояло вокруг трона. Хранитель быстро пролистал их страница за страницей, а потом обернулся и поднял на посетителей абсолютно пустой взгляд. Неожиданно старик отпрянул назад, удивленно моргая. В этот момент Кински дернулся и открыл глаза.

— Их здесь нет, но их ждали, — сказал он.

— Что? — не понял Тониус.

— Капитан Фекла, хозяин судна «Октобер кантри» частый посетитель этой ярмарки. Барон подготовил для него жилье и зарезервировал несколько небольших партий животных, в покупке, которых, как он полагал, Фекла должен быть заинтересован.

— Значит, мы тратим время впустую… — констатировала Кыс.

— Вот тут–то и начинается самое интересное, — усмехнулся в ответ Кински. — Согласно отчетам, барону стало известно, что в этом сезоне Фекла не прибудет на Флинт. Его извинения и сожаления передал сегодня утром скототорговец Бартол Сайскинд.

— И кто это?

— Владелец каперского судна «Очарование». Сейчас он на аукционе, выторговывает криворогов.

Все вместе они направились к выходу из палатки. Оказавшись в дверях, Тониус коснулся кулона с «косточкой духа».

— «Октобер кантри» здесь нет и не будет, но мы получили наводку на другого кораблевладельца, который недавно вел с ними дела.

— Подробнее, — прозвучал ответ Рейвенора.

— Бартол Сайскинд, «Очарование». Кински получил информацию из сознания аборигена.

— Я почувствовал это даже отсюда. Мы должны попросить, чтобы мистер Кински был более осмотрителен. Он не только силен, но и груб. Было бы прискорбно, если бы вы вступили здесь с кем–нибудь в конфликт.

— Это точно, — сказал Тониус.

Карл огляделся. Несколько оборванных погонщиков только что прошли мимо, злобно взглянув на иноземца, укрывшегося в тени и разговаривающего с самим собой.

— Мне надо идти. Посмотрим, что получится вытянуть из этого Сайскинда. Лучше вам будет отозвать Гарлона и Кару на корабль.

— Я так и сделаю. Будь осторожен, Карл.

Тониус стал пробиваться через толпу. Несмотря на ветер, налетающий с океана, ночь была теплой. Дыхание четырехсот тысяч животных нагревало воздух.

И еще этот запах. Тониус уже не раз вляпался в навоз, плотным слоем покрывающий улицы. Его любимые сапоги были безнадежно испорчены. Карл прижал к носу свой надушенный платок.

Отрывистые выкрики эхом разносились из просторных аукционных арен. Торги были в разгаре. Уверенные, бывалые торговцы в зимних пальто, плащах или бронекостюмах облокачивались на костяные перила, сжимали в руках пронумерованные карточки и глядели, как дюжина огромных четвероногих животных кружила по загону внизу.

Но кроме гомона толпы за спиной Тониуса слышались и взволнованные выкрики. Обернувшись, Карл понял, что они доносятся из палатки барона.

Как ни в чем не бывало, Тониус занял место на верхних ступенях ближайшей арены рядом с мускулистым рыжеволосым мужчиной, облаченным в комбинезон и тяжелую накидку.

— Как думаете, что там такое? — праздно поинтересовался Тониус, кивая в сторону палатки.

Торговец нахмурился:

— Какой–то недоумок приволок с собой псайкера. Тот покопался в голове одного из людей барона. Карквин, мать его, просто обезумел, так что все торги сейчас будут приостановлены до тех пор, пока не уляжется эта неразбериха.

Мужчина вновь выругался.

— Мне надо быть в Какстоне через восемь дней с трюмом, набитым филеем, — пожаловался он.

— Псайкер, — произнес Тониус. — Это нехорошо.

— Конечно нехорошо! — взорвался торговец. — Ведь все знают, что они запрещены на ярмарках! Закон торгов. Никаких псайкеров, во избежание нечестных сделок. Только так. Именно поэтому барон и нанял своего колдуна.

«Конечно, именно поэтому барон и нанял своего колдуна, — подумал Тониус. — Конечно, каждый знает, что присутствие псайкеров запрещено древними законами ярмарок. Конечно, это известно всем и каждому. Известно, мать их так!»

Ему даже показалось, что он слышит слова Кыс: «Да, в этом ты разбираешься». Ладно, так уж получилось, что как раз в ЭТОМ он не разбирался. Если уж говорить напрямик, он даже не видел того колдуна.

— Что, черт возьми, вы делаете? — внезапно спросил торговец.

Тониус вздрогнул. Неужели тревожное выражение его лица оказалось настолько заметным? Но мужчина подразумевал совершенно иное. Перегнувшись через перила из бычьих бивней, он смотрел на улицу. Один из телохранителей барона стоял внизу, с цепным мечом в руке. Два погонщика–оборванца указывали на человека, которого они увидели разговаривающим с самим собой.

— Вот черт! — выругался Тониус.

Мне пришлось подождать, пока откроются все три массивные двери, ведущие в камеру. Вертикальные створки, затем горизонтальные и вновь вертикальные стальные пластины с шипением скользнули в бронированные панели стен.

Наконец, я двинул кресло внутрь.

Дюбо сощурился от яркого света и застонал. Длинная цепь, закрепленная на полу, тянулась к его кандалам. Она была достаточно длинной, чтобы пленник мог перемещаться по камере от соломенной лежанки до химического туалета. Ранклин был грязен и небрит. Возле двери лежал поднос с остатками обеда.

— Снова вы, — сказал он.

«Да, это снова я. И тебе стоит к этому привыкнуть», — подумал я. Большинство знакомых мне инквизиторов ради получения нужной информации уже применили бы самые высокие степени воздействия, которые прикончили бы его. Он был преступным отродьем, развращающим имперское общество.

Но, кроме того, он был весьма необычным человеком. Дюбо не обладал какими–либо явными ментальными талантами, но некоторые участки его мозга оказалось невозможно прочитать. С тех пор как мы покинули Юстис, то есть в течение шести дней, я допрашивал его уже десять раз. Но его сознание становилось все более непроницаемым. Складывалось ощущение, что он постепенно теряет разум.

— В чем мне покаяться теперь? — спросил он, вставая на колени.

Я не стал отвечать.

Дюбо устало поднялся, но при этом вид у него был торжествующим.

— Хорошо, — нечленораздельно проговорил он, — хорошо… Я признаюсь. Я — реинкарнация Хоруса. Я заклятый враг Золотого Трона. Я…

— Заткнись.

Он затих и уставился в пол. Поначалу Дюбо — властитель кавеи — был весьма общителен. Он откровенно признался в торговле наркотиками и поведал о том, как злоупотреблял своим положением для импортирования и распространения контрабанды в кварталах Петрополиса. На втором допросе он тоже был довольно разговорчив и рассказал о своих поставщиках. Многочисленные каперы, которые вели дела с Имперскими Ямами, снабжали его и животными для арены, и запрещенными веществами. «Дурной знак» по приемлемой цене поставлял обскуру и веселящие камни. «Фонтейнблю» привозил улыбнись–траву и кричалки. «Макрокосма» занимался и тем и другим. Дюбо обладал идеальным положением для того, чтобы распространять полученное благодаря своим связям с кланами и игроками. Я уже передал названия всех трех кораблей в ордос Геликана. Этим могли заняться и другие.

Куда дольше пришлось выманивать из Дюбо информацию об «Октобер Кантри». Именно он доставлял флекты. Ранклин, наконец, выдал своего связного и одновременно подельника Феклы — капитана «Октобер кантри» Фивера Скоха. Но при этом дрессировщик продолжал настаивать на том, что не знает, откуда Скох и Фекла берут флекты. Именно тут–то и вставала ментальная стена.

Я легонько прощупывал его сознание. На третий или четвертый раз моим единственным уловом стало загадочное мемоэхо… «Контракт номер тринадцать».

— Расскажи–ка мне об «Очаровании».

— Что? — вздрогнул Дюбо.

— «Очарование».

— Это корабль, — пожал плечами Ранклин. — Ходит до Ленка. Несколько раз привозил мне зверей.

Я медленно облетел вокруг него.

— Его капитан… друг Скоха?

— Нет.

— Значит, Феклы?

В ответ Дюбо снова пожал плечами.

— Да, Феклы. Старые связи. Торговые обязательства. Закадычные приятели. Союзники. Только так и работают каперы.

— Снабжал ли вас когда–нибудь флектами капитан «Очарования»?

— Сайскинд? Нет!

— А предлагал ли когда–нибудь капитан «Очарования» снабжать вас ими?

— Нет.

Я воткнул ментальное копье в середину его мозга, и он затрясся от боли. Ощущение, словно вонзаешь меч в размокшую бумагу. Его сознание казалось таким… мягким.

— Что еще вы можете рассказать мне о Сайскинде и «Очаровании»?

Дюбо зашатался.

— Сайскинд — дальний родственник Феклы. Их род восходит к Лилеан Чейс.

Я был ошеломлен. Лилеан Чейс — отвратительная опухоль на теле Империума. Сторонница радикальной философии реконгрегаторов. Восемьдесят лет назад она отреклась от обязательств перед своим ордосом и основала на Гесперусе школу Когнитэ. Там в течение трех поколений она старательно развращала ярчайших, лучших людей, попавших в ее когти, и превращала их в социопатов, чудовищ, ведомых только одним желанием — разорвать материю священного Империума. Деятельности Когнитэ удалось положить конец только благодаря зачистке, которую возглавил Верховный Инквизитор Роркен, ныне занимающий пост Великого Магистра ордосов Геликана. Проклятие! Сам Молох был выпускником этой безумной школы!

Запищал сигнал демонического вызова. Я спешно покинул камеру и ввел код, закрывающий ее двери.

Снаружи меня дожидался мой медик — Зарджаран.

— Какие–то неприятности? — спросил я.

— Сэр, просто меня беспокоит состояние заключенного, — ответил он.

— И?

— Рассудок Дюбо угасает, — объяснил Зарджаран. — Он умирает. Боюсь, что это из–за непрекращающихся допросов.

— Доктор, я очень бережно с ним обращаюсь. Провел не более десятка бесед.

— Я понимаю, но если к этому прибавить допросы, которые устраивал мистер Кински…

— Которые устраивал мистер Кински?

Я забылся. Несдерживаемая ментальная реплика напугала его. Медик отпрянул назад.

— Мои извинения. Пожалуйста, повтори еще раз… Кински тоже допрашивал заключенного?

— Да, сэр, — робко произнес Зарджаран. — Он и леди Мадсен, по два раза в день.

Что, черт возьми, здесь происходило?! В ярости я развернул кресло, собираясь ворваться на мостик и потребовать от Прист объяснений. Но прямо за моей спиной уже стоял Халстром.

— Да?!

— Лорд инквизитор, я пришел прервать ваш допрос. На Флинте возникла… ситуация…

Пэйшенс Кыс пробиралась через толпу, выискивая Тониуса. В бочках горели костры. Отсветы пламени мерцали на лицах прохожих.

— Плохи наши дела. — Она отправила это послание Рейвенору, но вместо знакомого голоса услышала грубые, словно растянутые слова Кински:

— То, что плохи, это точно. Тащи свою задницу к вездеходу. Мы убираемся.

— Где вы?

— Делаем ноги. Пошевеливайся.

С разных концов освещаемого кострами городка доносились удары гонгов и чего–то напоминающего литавры. Этот шум еще сильнее встревожил и без того беспокойную толпу.

Повсюду, куда бы она ни бросила взгляд, Кыс видела забойщиков — телохранителей барона и вызванных по тревоге из разделочного цеха мясников.

— Карл? Где ты?

Тишина. Пэйшенс повторила вопрос, воспользовавшись воксом. Снова ничего. Кыс поспешила по переполненной главной улице Таскверджа в направлении виадука. Дымящие костры подкрашивали ночное небо над ее головой янтарным светом. На западе серебрился большой, тонкий серп луны. Его называли «Луной мясника», а его появление ознаменовывало начало ярмарки, поскольку он походил одновременно и на нож для снятия шкур, и на длинный бивень.

Карл рассказывал об этом Кыс. В этом он разбирался.

Грохот барабанов стал громче. А затем Пэйшенс услышала резкий, хлесткий звук «вуууш» и оглянулась.

Сначала ей показалось, что над городом быстро восходит кроваво–красная полная луна. Однако это не было астрономическим телом. В воздух поднимался воздушный шар, опутанный плотным переплетением сетей, удерживающих корзину из бивней. Над горелкой то и дело с шипением и свистом вскидывались короткие яркие языки пламени. В корзине сидел человек, с виду простой погонщик. Тело его было вымазано белой глиной, вокруг глаз темнели круги, а голову украшал рогатый шлем. В каждой руке человек сжимал по костяной погремушке. Он непрерывно тряс ими, указывая вниз на толпу.

Кыс видела его в палатке. Колдун барона, шаман. Очевидно, он был псайкером — Кыс почувствовала, как по ее коже побежали мурашки, — и сейчас взлетел, чтобы найти нарушителя спокойствия своего господина. Воздушный шар поднялся над землей примерно на десять метров. Трос, свисающий с корзины, был привязан к телеге, которую катили по улицам телохранители барона. Шар медленно двигался следом.

Кыс бросилась бежать. Она добралась до той рокритовой площадки, где они оставили вездеход. Три агента министерства уже были на борту, и Мадсен заводила двигатели.

— Шевелись! — закричал Кински.

— Где Тониус? — спросила Пэйшенс.

— Откуда мне знать, — пожал плечами Кински. — Нам надо убираться отсюда немедленно, пока все не стало еще хуже.

— Мы своих не бросаем! — прищурилась Кыс.

— Собираешься драться со всем этим чертовым местечком?! — выкрикнула Мадсен. — Пойми, мне тоже не нравится бросать людей на поле боя, но лучше он один, чем все. Барон ритуально снимет с нас кожу, если мы попадем в его руки. Проклятие, Тониус, скорее всего, уже мертв. Неужели миссия вашего драгоценного инквизитора состоит в том, чтобы мы все превратились в мясо для собак?

— Короче, мать твою, ты едешь или нет?! — завопил Кински.

— Нет, — покачала головой Кыс. — И если вы сейчас убежите, то в следующий раз, когда мы встретимся, я убью вас всех.

Ахенобарб рассмеялся. Вездеход покатился по стоянке.

— Ты остаешься здесь, и никакого следующего раза не будет, — услышала она последние слова.

Вездеход сделал широкий разворот и загремел по освещенному факелами виадуку. Кыс проводила машину полным ненависти взглядом и направилась обратно в город.

Тониус со всех ног мчался по улице. Он мог видеть воздушный шар и жуткого, приплясывающего придурка в корзине. Что еще хуже, Карл мог слышать крики и вопли за своей спиной. Мясник–телохранитель пробивался через толпу следом за ним.

Сердце Тониуса бешено колотилось. Так нечестно! Просто нечестно! Он не заслужил всего этого!

Карл понимал, что бегущий сломя голову человек слишком заметен в толпе. С тем же успехом он мог бы поднять над головой плакат с надписью: «Я здесь, и я виноват!» Но, тем не менее, он бежал. Телохранитель его прекрасно видел. Перед глазами Тониуса стояло жуткое лезвие его цепного меча.

Большинство прохожих убирались с дороги. Никому не хотелось лишних проблем. Некоторые — в основном учетчики и пастухи — кричали и показывали на беглеца пальцами.

Тониус выскочил на перекресток. Прямо — шумная главная улица, направо — короткий переулок с глухими каменными стенами, лестница, а за ней — загоны. Карл бросился прямо. Если бы только ему удалось добраться до стоянки, до вездехода. Наверняка они уже ждут его там. С заведенными двигателями.

В Тониуса кто–то вцепился. Три грязных погонщика решили, что не могут просто стоять и смотреть, как какой–то чужак, нарушивший их незыблемые законы, убегает от правосудия. Они с криками схватили его за плащ и стали заламывать руки.

— Отвалите от меня! — завопил Карл.

Кто–то наотмашь ударил его по лицу. Костяные кольца, надетые на пальцы погонщика, раскроили кожу. По щеке Тониуса заструилась кровь.

Карл Тониус ненавидел драки. Да он и не выглядел достаточно мощным для физического столкновения. Он казался слишком хрупким, слишком слабым, в особенности по сравнению с такими парнями, как Нейл и Зэф Матуин. Конечно, ведь он считал себя скорее мыслителем, тактиком. Он предпочитал оставлять то, что называл «маханием кулаками», более мускулистым товарищам. Однако Карл был дознавателем Инквизиции. В конце концов, он прошел специальную подготовку. Конечно, Гарлон Нейл и без спецподготовки мог уложить противника, лишь раз кашлянув на него. И все же Тониус был куда сильнее любого человека с улицы. Хотелось надеяться, что и эта конкретная улица не была исключением.

Преследовавший Карла телохранитель теперь, должно быть, находился всего в нескольких шагах за его спиной. Тониус не обладал физической мощью, но сражался благодаря продуманной комбинации ума и невероятной ловкости. Карл обмяк, и погонщики немного ослабили хватку, решив, что он покорился их воле.

Поэтому Тониусу не составило труда метнуться в сторону и высвободить заломленную руку. Он пнул стоявшего позади погонщика по голени и воткнул пальцы в глаза второго, дыхнувшего на него гнилью. Тот взвыл. Тониус ловко ушел от кулака третьего погонщика и, изящно развернувшись, ударил его ногой в живот. Двое уже выбыли из схватки — один сложился пополам и блевал, а другой, стоя на коленях, прижал руки к глазам. Первый хрипло заревел и, хромая, бросился вперед, размахивая костяным кинжалом. Дознаватель раскрутился, обходя противника справа, перехватил его запястье и одним точным движением переломил ему плечевую кость.

Группа торговцев, стоявших неподалеку, разразилась аплодисментами. Их не волновало, кто победит. Они просто наслаждались хорошей уличной потасовкой.

Раздался рев цепного меча. Растолкав зевак, вперед выскочил телохранитель барона в черном плаще. В его опытных руках вращалось церемониальное оружие.

Тониус отскочил назад, и встревоженная толпа расступилась, чтобы избежать цепного меча. Карл услышал, как проклятый колдун еще громче загремел костяными погремушками, выкрикивая, что они нашли нарушителя.

Телохранитель наступал. Тониус сделал ложный выпад влево, а затем стремительно бросился вправо, успев подхватить рогатый шлем одного из погонщиков.

Когда телохранитель развернулся, чтобы снова пойти в наступление, и вскинул свое массивное оружие, Карл выставил рога перед собой так же, как укротители в цирке защищаются от огромных кошачьих ножками стула.

Телохранитель взмахнул цепным мечом, и полметра хрупких разветвленных рогов разлетелось мелкими осколками. Тониус чуть не выронил из рук головной убор. Следующая атака раскрошила рога до основания.

Пьяный астронавт, стоявший в круге зрителей, одобрительно закричал и зааплодировал. Телохранитель бросил на него испепеляющий взгляд.

Тониус воспользовался представившейся возможностью, бросился вперед и всадил обрубки рогов в шею забойщика.

Омерзительное зрелище. Фонтан крови брызнул во все стороны. Толпа с протестующими криками подалась назад. Послышались возгласы отвращения. Кого–то тут же вывернуло наизнанку. Забойщик, содрогаясь в конвульсиях, повалился лицом вперед. Он упал на собственный цепной меч, и в воздух взлетело еще больше крови.

Никто из зрителей больше не веселился и не аплодировал. Теперь это была уже не обычная ярмарочная потасовка. Умер человек. Тониус отбросил в сторону окровавленный шлем и припустил по главной улице.

Но навстречу ему уже бежали еще три забойщика. Один держал цепной меч, второй размахивал мясницким топором, а третий вооружился длинным бронзовым копьем погонщика.

На мгновение Тониусу захотелось сунуть левую руку в карман и выхватить инсигнию. Он представил себе, как держит ее и объявляет: «От лица Священной Инквизиции, властью Ордо Ксенос Геликана и инквизитора Гидеона Рейвенора я приказываю вам остановиться».

Остановило бы это копье, топор и цепной меч? Смогут ли хотя бы осознать его власть эти люди, связанные с почти обожествляемым ими бароном клятвами и кровными узами?

Тониус решил, что ответ будет отрицательным. У него не было ни малейшего желания заканчивать свою карьеру таким образом. Он уже видел, как поднимает инсигнию, его прекрасные губы произносят бессмысленный речитатив, а бронзовое копье проходит сквозь его тело.

Поэтому Тониус потянулся рукой в другой карман. Ставки сделаны.

Вилл Толлоуханд, упокой Бог–Император его душу, преподнес Карлу «Гекатер–6» в тот день, когда Тониус получил чин дознавателя. Кара Свол подарила ему тогда не слишком неприятное объятие, а Нора Сантджак — серебряный медальон и изображением Святого Киодроса, вдохновляющего свое воинство. Нейл хлопнул его по ладони и произнес несколько воодушевляющих слов, а Рейвенор подарил первое издание трудов Солона.

Книга теперь стояла на полке в каюте на борту «Потаенного света». Карл все еще носил медальон. Дружеское похлопывание и героические слова Нейла, как и объятия Кары, превратились в приятные воспоминания с нулевым практическим эффектом.

В конечном счете тогда, в том пыльном переулке, подарок Толлоуханда оказался самым полезным.

Вилл предупреждал, что у шестой модели сильная отдача. Тониус и сам знал об этом. Он не раз тренировался в тире «Потаенного света» и опустошил сотни обойм. Но сегодня Карл впервые использовал его в деле. К тому же он был взбешен.

«Гекатер–6» был собран вручную. Корпус и затвор из полированного хрома, рукоять покрыта сатинированным черным каучуком, подогнанным под руку владельца. Благодаря тому, что рукоять, в которой размещалась обойма на восемнадцать патронов, была длиннее полированного ствола, оружие напоминало перевернутую литеру «L». Стальной рычажок предохранителя автоматически снимался большим пальцем руки, когда на пистолете сжималась ладонь. Во время стрельбы ствол изрыгал белое пламя, а затвор дергался туда–сюда, выбрасывая гильзы, звеневшие точно оброненная мелочь. Мощная отдача выворачивала запястье. Звуки выстрелов были омерзительно громкими. Тониус осознал, что впервые без наушников стреляет из пистолета.

Толпа дрогнула и бросилась наутек. Забойщик с копьем отлетел на четыре или пять метров. Его лицо превратилось в кровавую кашу. Человек с цепным мечом тоже закувыркался по мостовой. Мужчина с топором развернулся, собираясь сбежать. Всадить ему пулю в затылок оказалось даже как–то слишком легко. Такая мощь. Такая разрушительная сила. Человек с топором рухнул, и его голова с влажным хрустом ударилась о брусчатку.

Тониус судорожно вздохнул и снова вскинул «Гекатер». Запястье ныло. Сознание лихорадочно искало выход. Он услышал, как кто–то хрипло выругался, и увидел, что один из торговцев в отороченном горностаем пальто оборачивается и вынимает из кармана тяжелый восьмизарядный револьвер.

Да, ставки сделаны.

Карл не стал ждать. Он всадил пулю и в торговца.

Кыс даже подскочила на бегу, услышав отдаленные раскаты выстрелов, доносящиеся откуда–то с улицы впереди. Еще один перекресток? Два? Или больше? Толпа редела, люди стремились убраться подальше от неприятностей. Погонщики и учетчики в панике разбегались по переулкам. Торговцы торопливо, но степенно возвращались к своим машинам или направлялись к кораблям на посадочных полях. Некоторые на всякий случай доставали оружие, а личная охрана уже обступила своих хозяев, придя в полную готовность.

Торги в Тасквердже, конечно же, были остановлены. Чтобы возместить причиненный ущерб, кому–то придется серьезно постараться.

Мчась навстречу потоку людей, Кыс могла видеть, что колдун в корзине воздушного шара направляется к аукционам и воротам, ведущим к загонам. Она не осмелилась воспользоваться псионикой.

— Карл! Во имя Бога–Императора, Тониус! Где ты?

Ответа не последовало. Пэйшенс остановилась под карнизом бартерной конторы и проверила исправность своего вокса. Устройство работало, все было нормально.

— Карл?

— Кыс? Ты где? Мне нужна помощь, действительно нужна! — прокричал Тониус.

Он бежал по смердящим каменным ступеням к темным загонам. Улица впереди и позади него наполнялась шумом и огненными всполохами.

На мгновение Карл остановился в тени каменной стены и ощупал вокс. Что–то было не так. Возможно, устройство вышло из строя, когда на дознавателя набросились погонщики.

Сердце по–прежнему бешено колотилось. Карл проверил оружие. Крошечный светодиодный дисплей сообщил, что в запасе осталось девять зарядов. Еще одна обойма лежала в набедренном кармане.

Тониус чувствовал себя ужасно. Особенно его раздражали отвратительные запахи. В загонах стояла кромешная тьма. И вонь. Только массивные туши толкались в стойлах. Любимые сапоги Карла окунались в лужи мочи, скользили по соломе, глине и навозу.

— Мне, черт побери, действительно необходимо знать, как отсюда выбраться, — произнес он.

— Расслабься, Карл. Все будет хорошо.

Тониус улыбнулся, почувствовав, как голос Рейвенора вплывает в его голову, и ощутил тепло, исходящее от кулона.

Череда дрожащих факелов спускалась к темным загонам. Они пришли за ним. Тониус уже мог слышать выкрики людей и гул цепных мечей.

— Поможете? — шепотом спросил он.

— Двадцать шагов вперед.

— Хорошо.

Двадцать шагов, и Карл оказался у литых створок металлических ворот.

— Открывай.

— Что?

— Открывай ворота, Карл.

— Вы хотите, чтобы я вошел в клетку, полную чертовых клыкастых зверей?

Вздох.

— Вообще–то, это демипахидермы. Весьма спокойные, хоть и большие.

— Мне известно, что средний демипахидерм этого гиблого мирка весит порядка сорока тонн и имеет бивни размером с боевые крючья орков.

— Совершенно верно. Карл, ты просил меня помочь, и я пытаюсь это сделать. Вообще–то, сейчас к тебе спускается шестьдесят восемь мясников, жаждущих крови. Я даже не считаю разъяренных погонщиков и вооруженных торговцев, рассчитывающих на награду, объявленную за твою башку. Я успокою демипахидермов. Просто заходи внутрь.

Карл Тониус вздохнул и с неприятным лязгом отодвинул засов. При этом стадо замычало и заревело. Застучали огромные копыта.

— Я…

— Давай же, Карл, черт бы тебя побрал!

Тониус толкнул огромные ворота и скользнул в загон. Демипахидермы казались всего лишь огромными тенями в темноте. В нос ударила вонь навоза. Карл чуть ли не физически ощущал размеры гигантских животных. Видел, как в холодном воздухе поднимаются клубы пара, когда звери всхрапывают.

— Карл? Иди дальше.

Дознаватель пошел вперед.

О Терра, какими же огромными были эти твари. Даже в почти абсолютной темноте они казались чудовищными. Они нависали над ним. Карл чувствовал их кишащие паразитами, морщинистые шкуры. Он обошел нескольких зверей, а затем один из них мотнул массивной головой, и Тониусу пришлось нырнуть вниз, чтобы избежать пары двухметровых бивней.

— Я покойник, — прошептал он.

— Заткнись, Карл. Я, между прочим, стараюсь тебя спасти. Продолжай двигаться вперед. Еще двадцать шагов.

— Фу–у–у–у…

— Что случилось?

— Одна из этих тварей меня обгадила.

— Это можно отмыть, Карл. Давай же. Оставайся со мной.

— Я вижу ворота.

— Отлично. Открой их.

Низко пригнув голову, Тониус понесся через лес ног, мимо раздутых животов, слыша, как булькают многочисленные желудки, чувствуя вонь постоянно выделяемых газов.

Он добрался до дальних ворот и отодвинул задвижку засова.

— Подожди…

Но Тониус не мог остановиться. Его сердце переполнял ужас. Ему хотелось оказаться как можно дальше от загона, от этих гигантских монстров.

— Карл, я…

Тониус настежь распахнул ворота и выбежал в каменный переулок. Он едва успел заметить возникшие перед ним фигуры.

Дознаватель вскинул оружие с такой скоростью, на какую только был способен. На лице забойщика застыла гримаса, перечеркнутая засохшей кровью. Запел цепной меч.

Зубья отрубили правую руку Тониуса по локоть. Целое предплечье с ладонью, все еще сжимавшей «Гекатер–6», отлетело в темноту.

Кыс услышала крик боли и ярости.

— Карл! Во имя всего святого, Карл!

Его еще никогда не «надевали». Не было таких обстоятельств, когда это могло бы понадобиться. Рейвенор даже не знал, сможет ли «надеть» на себя тело Карла Тониуса.

Но другого выбора не было. «Косточка духа» вспыхнула ярким огнем.

Ух! Боль! Терзающая, оглушающая, всепоглощающая. Я постарался подавить ее, но она была слишком сильна. Кровь хлестала из отсеченной руки. Я падал, я терял сознание.

Надо мной навис мясник, поднявший смертоносный цепной меч, с вращающихся зубьев которого капала моя кровь.

Соберись. Соберись!

Это было удивительно приятное место. Теплое, мягкое, гостеприимное, уютное, изысканное. Ментальное пространство Тониуса напоминало джентльменский клуб. Нет, скорее званый обед. Здесь все было установлено на свои места с идеальной точностью, каждое произнесенное во время беседы слово было мудрым и ироничным. Боже–Император, как все было благородно, до какого блеска начищено!

За исключением человека на другом конце обеденного стола. Мужчина с отрубленной рукой, поливающий кровью белоснежную отутюженную скатерть, кричащий, покрывающий бранью самого себя. Я поднял хрустальный бокал, оценил его содержимое на свет и произнес тост. Я здесь хозяин. Я главный. Человек с отрубленной рукой перестал кричать. Он озадаченно посмотрел на меня, словно я был незваным гостем.

Какое–то мгновение мы смотрели друг другу в глаза. В облицованной деревянными панелями стене была дверь. Дверь в потайную комнату. Человек действительно, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хотел, чтобы я туда входил.

Я не стал. На это не было времени. Громила с цепным мечом собирался расчленить меня.

Изувеченное тело Карла Тониуса вскочило на ноги и увернулось от несущегося на него цепного меча. Затем оно прокрутилось и нанесло мяснику такой удар ногой по лицу, что у него вылетело несколько зубов.

Рядом возник человек с ножом. Даже без одной руки я легко обезоружил его и оставил лежать с ножом, торчащим под левым глазом.

Еще у двоих оказались копья. Копья погонщиков с длинными, широкими бронзовыми наконечниками.

Тело Тониуса наклонилось и вынуло «Гекатер–6» из мертвых пальцев отрубленной руки. Затем оно неуклюже подняло пистолет. Рукоятка не плотно ложилась в ладонь.

Да какая разница?

Одно нажатие, и пистолет переключился на автоматический режим. Бросившиеся вперед копейщики развалились на куски, словно фарфоровые куклы.

Только тогда я упал на свои заимствованные колени, выронил пистолет и осел мешком на мостовую. Я и без того слишком долго сдерживал последствия кровопотери.

Кыс уже была рядом. Она улыбалась мне.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Я вытащу тебя.

И она действительно сделала это.

Назад: Глава 5

Дальше: Глава 3