Глава 3

Она растворилась во тьме городских улиц. Я стал присматривать за ней, как только она выбралась из–под непроницаемого ландспара. По мозаике ее разрозненных поверхностных мыслей мне удалось восстановить события, предшествовавшие гибели Сонсала. Ее сознание старалось закрыться покровом безразличия, но я понял, что произошедшее потребовало от нее значительных усилий. Она была взволнована, одинока и немного напугана. Пэйшенс Кыс хорошо скрывала некоторые вещи — например, свое настоящее имя, — и все, кто встречался с ней, считали ее жестокой и черствой. Но я знал ее лучше. Не потому, что мог видеть ее уязвимую сторону, — такого она не позволяла, но потому, что знал: она, эта сторона, у нее есть. Я мог слышать пустое эхо, когда мягко простукивал сознание Кыс, так же как человек мог бы услышать гулкий звук, простукивая двойную стену.

По тревоге к дому Сонсала стягивались арбитры, а с ними и другие официальные лица. Я следил за ней несколько минут, пока она пряталась у крыльца храма, а «лэндспидеры» подразделения быстрого реагирования и поисковые передвижные станции обшаривали улицы. Власти Петрополиса очень серьезно относились к безопасности своих самых богатых и самых привилегированных граждан. Уже второй раз за день мои люди влипали в неприятности с Магистратумом.

Как только завыли сирены дома Сонсала, защитные системы остальных резиденций автоматически перешли на усиленный режим, словно стадные животные, реагирующие на тревожный рев своего сородича. Ворота и двери закрылись на магнитные замки, ставни захлопнулись, а броня на крышах, разработанная прежде всего для защиты от дождя, с грохотом раздвинулась на максимум. Я мог чувствовать напряжение сенсоров сторожевых сервиторов, приведенных в боевую готовность, мог попробовать на вкус озоновую вонь наэлектризованных башен и обонять возбужденный жар взведенных противопехотных мин.

Перепуганные слуги Сонсала уже снабдили арбитров описанием внешности вечерней посетительницы. Спустя тридцать пять минут Кыс была все еще не более чем в полукилометре от дома Умберто, и за ней охотились семьсот семьдесят три вооруженных офицера.

В этот раз силы почти сравнялись. Я направил ее на север, к высотной секции Общего Блока В, известной как Стэбс. В этом районе, респектабельной версии жутких городских стеков, предпочитали селиться молодые преуспевающие клерки. У архитектора было довольно своеобразное чувство юмора.

Кыс пряталась в тени поверхностных улиц. Сигнал о совершении преступления запер все люки, ведущие к нижним подуровням. Необходимо было сделать так, чтобы она смогла передвигаться как можно быстрее, но при этом не привлекала к себе внимания. Лучшей идеей был отвлекающий маневр.

Я оставил ее и поплыл к офису транспортного контроля на границе Стэбса. Там, приложив небольшое усилие, я вложил образ бегущей одинокой и перепуганной женщины в сознание дежурного наблюдателя. Позже он мог поклясться на аквиле, что увидел ее на дисплее, передающем изображение с междугородной платформы Джилл Парк, станции для поездов на магнитной подушке. Его срочный вызов изменил направление поисков.

Продолжая продвигаться на запад, я случайно наткнулся на трех рабочих Муниторума, сверхурочно занимавшихся ремонтом электрической подстанции позади Арки Лонтвика. Я осторожно проник в мозг одного из них. К тому времени, как я покинул его, он уже отключил уличное освещение в двух кварталах и обесточил восемь городских Блоков. У троицы электриков ушло семнадцать минут на то, чтобы исправить ошибку и восстановить напряжение. Добрых десять минут из этого времени они ожесточенно спорили, выясняя, кто из них оказался таким непробиваемым дураком, что устроил короткое замыкание. Отключение света, подозрительное, если не сказать больше, снова развернуло направление поисков, сбивая с толку преследователей.

К тому времени Кыс уже пересекала пешеходный мост над каньоном гидроэлектростанции, отделявшим Блок В от Блока Е.

Там ее чуть не поймали. Она возникла на мониторе патрульного флаера Магистратума, пролетавшего над ее головой. Я едва успел вторгнуться в сознание офицера, чтобы блокировать центр визуальной идентификации. Вращая поисковыми прожекторами, флаер полетел дальше.

Теперь Кыс уходила к югу, пробираясь через Общий Блок Е. На улицах, под железными мостиками и навесами из цветного стекла, было полно людей. На верхних уровнях Общего Блока Е размещались дорогие рестораны и питейные заведения, куда часто наведывались богачи из фешенебельных особняков, расположенных над каньоном. Здесь арбитрам пришлось остановить свои «лэндспидеры» и пешком пробираться через толпу. Многие блюстители порядка были в штатском. Завсегдатаи верхнего уровня Блока Е не слишком хорошо отнеслись бы к закованным в броню арбитрам.

Следить за всеми сразу становилось весьма затруднительно. Сотни психоформ, лиц; некоторые пьяны, другие одурманены наркотиками. Сознания арбитров в штатском были замаскированы хорошо установленными поддельными личностями.

— Давай в кафе. Купи себе кофеина и сядь в дальней кабинке.

Кыс повиновалась. Мне надо было увести ее с улицы. Я только что обнаружил двоих детективов–исполнителей, устремившихся к ней через толпу.

Закопченные сферы освещали небольшой бар апельсиновым светом. Кыс заказала чашечку сладкого черного кофеина и устроилась там, где я ей указал. В соседних кабинках сидели девять болезненного вида мужчин средних лет, во всем черном. Они переговаривались тихими, утомленными голосами. Перед каждым стояла большая кружка горячего кофеина с молоком.

Их вид показался мне зловещим. На короткое мгновение я даже испугался, что направил Кыс прямо в логово, где отдыхают сотрудники какой–то из разновидностей тайной полиции.

Но все обошлось. Недалеко от бара располагался крематорий Эландра. Похороны на Юстис Майорис традиционно унылы и проводятся в вечернее время. Все эти мужчины были платными плакальщиками и водителями катафалков. Они наслаждались коротким перерывом в долгой вахте, прежде чем вернуться к своей всенощной работе. Они тайком потягивали дешевый амасек и зерновую водку из фляг, спрятанных во внутренних карманах плащей, и курили короткие сигареты с обскурой. Когда они вышли, на столах остались остывать нетронутые кружки кофеина с молоком. Владелец бара убрал их, даже не пожав плечами. Плакальщики были регулярными посетителями, и кофеин являлся платой за место, где можно было укрыться от вечернего холода.

— Куда теперь? — спросила Пэйшенс, выходя в морозную ночь.

— Доберись до подземки и садись на поезд до конечной остановки Лихвуд. Скоро я снова найду тебя.

Теперь я был уверен, что она в безопасности. Мне хотелось вернуться назад и посмотреть, что удастся узнать об охотниках.

Операция Магистратума по розыску Кыс выдыхалась. Я касался одного сознания за другим, но ощущал только яркие чувства обыкновенных арбитров. Сосредоточенная внимательность, усталость, мысли о слишком узких сапогах или слишком свободном бронежилете, беспокойство о перспективе пенсии, мечта об окончании вечерней смены. Иногда я сталкивался с мыслями более высокопоставленных офицеров и чувствовал тревогу из–за неудачи, расстройство оттого, что не выполняется план по раскрытию преступлений.

Я вернулся к дому Сонсала. Психическая контурная карта города все еще подсвечивалась здесь мертвенно–бледным сиянием недавно пережитой драмы. В воздухе парили ароматы боли и шока, беспокойства и истерии. Я отбросил рыдания горничных, пульсирующую боль раненых телохранителей, обеспокоенность поиском новой работы дворецкого, равнодушное «и не такое видали» медика–мортус, запихивающего искалеченный труп Сонсала в пластиковый мешок.

Я нашел ответственного офицера, исполнителя по имени Фрейн Тоутл. Человек был напуган, и это удивило меня. Он стоял в атриуме, уставившись на отвратительную лужу крови на мраморе. Основные направления его мыслительных процессов были столь же очевидны, как слои разрезанного пирога. Главным источником его тревог было нераскрытое преступление, совершенное против одного из самых уважаемых жителей Блока. Беспокойство Фрейна о жене, находящейся уже на восьмом с половиной месяце беременности, тонкой полосочкой дрожало где–то на поверхности его сознания.

Но, кроме всего прочего, офицер боялся.

Чего именно? И почему?

Мне стало интересно, и я решил подождать. К Тоутлу подошли трое мужчин, и его страх усилился. Я попытался увидеть этих людей, но исполнитель все время старательно отводил глаза. Тогда мне пришлось отделиться от него и проникнуть в сознание дежурного санитара, который ожидал неподалеку, готовясь везти тележку с трупом Сонсала.

Трое мужчин. Все одеты в строгие серые костюмы из самого лучшего мюррея. Первый, что держался позади, был высок, импозантен, а в плечах даже шире, чем Нейл. Вперед вышел хорошо сложенный стройный человек с ухоженной козлиной бородкой и забранными в хвост черными волосами. Его напряженное узкое лицо источало какую–то неуловимую угрозу. Третий — тощий лысеющий белокурый коротышка, с уродливым лицом и пронзительными голубыми глазами.

— Вы знаете, кто я? — приторно сладким голосом спросил стройный.

— Да, сэр, — ответил Тоутл. — Я видел вас в «новостях»…

— Что ж, замечательно, — произнес стройный мужчина. — Я уверен, вы догадываетесь, почему нас заинтересовало это дело.

— Флекты, сэр.

— Да, флекты. Одна только смерть такого уважаемого гражданина, как Сонсал, уже достаточно печальное событие, но неприглядная сторона его жизни, которая всплыла в результате расследования…

— Пресса ничего не узнает, сэр, — заверил Тоутл.

— Да, вам, черт возьми, стоит постараться! — сказал стройный человек, а затем помедлил, уставившись на исполнителя. — Что с вами такое?

— Мне… странно видеть вас здесь, сэр. Странно, что вы лично занялись этим делом.

— Я серьезно отношусь к своим обязанностям, офицер, — произнес стройный мужчина.

Святой Трон, кто же это мог быть? Я выскользнул из сознания дежурного санитара, который тихо вздохнул, будто пробуждаясь от сна. Подлетев поближе, я потянулся к беседующим мужчинам и уловил привкус холодного металла и энергии, едкий аромат опасности и неуемных амбиций. Мне удалось прочитать поверхностные мысли широкоплечего мужчины, узнать, что его зовут Ахенобарб и что он телохранитель самого высокого класса. Затем я потянулся к сознанию стройного человека.

Маленький светловолосый уродец обернулся и посмотрел на меня. Конечно, моей физической оболочки там не было, но он как–то смог меня увидеть. Смог заглянуть мне в глаза, в сознание, тело и душу, увидеть мое рождение и жизни предшествовавших мне поколений. Он был псайкером потрясающей силы. Одним только взглядом он ворвался в меня и почти целиком обнажил мою душу.

— Кински? Что случилось? — внезапно спросил стройный мужчина, заметив, что его спутник напрягся.

— Ментальный пират, — ответил Кински.

Он все еще смотрел на меня, и взгляд его синих глаз пылал в моей голове.

Я начал отступать, выставив три псионических стены, чтобы прикрыть свое бегство, но он проломился сквозь них так, словно они были сделаны из бумаги. Он оставил свою физическую оболочку и помчался за мной.

Взмывая к крыше атриума, я увидел, как его тело обмякло и стало заваливаться назад. Плечистый охранник — Ахенобарб — привычным жестом подхватил его и осторожно положил на мраморный пол.

Кински преследовал меня. Лишившись материальной оболочки, он принял форму шара, горящего тем же сине–белым огнем, что и его глаза. Я мог чувствовать, как твердые, точно сталь, решетки его псионических ловушек захлопываются вокруг меня, отрезая мне путь к отступлению.

— Как тебя зовут? — беззвучно спросил он.

— Имел Я Тебя, вот как меня зовут, — ответил я и метнул в него острым алым ментальным кинжалом.

Шар синего огня отбил его в сторону, и он рассмеялся.

— И это лучшее, на что ты способен, «Имел Я Тебя»?

До сих пор я поддерживал форму хрупкого сильфа, сотканной из белого света, но перед лицом приближающегося синего огненного шара я сменил свою нематериальную самость и превратился в разъяренного крылатого золотого эльдарского гонмихта. Меня подмывало принять образ аквилы, но не хотелось, чтобы у этого ментального воина появились какие–либо догадки.

Огненный шар замер, увидев мое преображение, но затем устремился вперед, образуя вокруг себя эктоплазматические всполохи белого пламени. Я почувствовал, как он давит на мое сердце, протянувшись к моей оболочке.

Уплывая от него сквозь потолок атриума в ночную прохладу, я поднял более прочные барьеры. Стены терна, шипы памяти и плотные, вязкие слои дежа–вю.

Этот Кински был хорош. Даже пугающе хорош. Он не пытался обходить мои контрмеры. Он прошел сквозь них. Псионическое эхо взорвало стеклянную крышу атриума, и все, кто стоял внизу, бросились в укрытие, прячась от падающих осколков.

Кински вновь протянул ко мне решетки своей западни. Я прорвался сквозь первую и принялся выискивать щель во второй. Он засмеялся и вонзил в мои золотые бока иглы чистой боли.

Собравшись с волей, я вырвался из его ловушки. Псионической ударной волной сорвало с петель ставни и выбило окна вдоль всей улицы.

Я развернулся и пустился наутек, ощущая, как ошеломленные офицеры Магистратума пытаются подняться с асфальта. Гортанно рыча, Кински обернулся пульсирующим сгустком варпа и бросился вдогонку. Дугообразная волна его сознания разбрасывала машины и офицеров Магистратума в разные стороны. Техника переворачивалась, корежилась и взрывалась. Люди отлетали в стены и бронированные окна.

Он оказался быстрее и сильнее меня. Его сознание словно подпитывал какой–то демон. Подобно комете, я вылетел из Общего Блока В на темные улицы Блока Е. Кински приближался ко мне, пылая холодным смертельным светом. Под нами трескались окна и содрогались крыши. Я пролетел под железным мостом на пересечении с Блоком F. Преследователь врезался в металлический пролет, оставив сгустки эктоплазмы потрескивать на перилах. У Танглей Тауэр я вильнул влево. Он промчался прямо сквозь огромное здание, наводняя сознания спящих жителей кошмарами. У двоих приключился сердечный приступ. Взмывая к крутым пикам административных башен, я мог чувствовать, как обрываются их жизни.

Вспыхнув синим огнем, он сжал очередные тиски. Челюсти капкана, созданные из сплошной агонии, вонзились в конечность моей грациозной эльдарской формы. Мне пришлось остановиться. От моего беззвучного крика в городе повылетали окна и стали трескаться покрытия крыш.

Кински приближался. Синий огненный шар превратился в хищника с черной шкурой и разинутой пастью.

Попадая в капкан, животное нередко отгрызает собственную лапу, чтобы освободиться. Страдая от боли, я оторвал от себя кусок ментальной плоти и бросил часть собственной души содрогаться в жестокой хватке капкана.

Я не мог бороться с Кински. На таком расстоянии мне нечего было противопоставить его могуществу. Израненный и уставший, я камнем рухнул на крышу фабрики Общего Блока Е. Из печных труб взлетали искры, а блестящие от пота рабочие в защитных масках извлекали из домен расплавленные слитки. Я спикировал прямо в одного из рабочих, начальника второй линии по имени Узно Узнор, и скрылся в его утомленном жаром сознании.

Синий шар пламени прошел сквозь крышу, помедлил и стал плавно парить над конвейером. Он всматривался в одно сознание за другим, тщательно разглядывая их. Я забыл себя, забыл Гидеона Рейвенора и стал Узно Узнором. Моя спина болела. Могучие мускулы лоснились от пота, когда я вытаскивал очередной слиток из огня. Лицо казалось раскаленным добела. Еще полчаса до свистка, объявляющего о конце смены. Я был Узно Узнором, с уставшими руками и с телом, которое жарил огонь. Я беспокоился, что диспетчер сделает вычет из моей зарплаты за сегодняшнее трехминутное опоздание, беспокоился о жене, подхватившей лихорадку, беспокоился за сына, спутавшегося с бандитами и недавно сделавшего кислотную татуировку, беспокоился о контейнере с едой, который оставил под обогатителем породы номер пять. Ее съедят, если найдут. Там лежали хорошее консервированное мясо, хлеб и немного солений…

Синий огненный шар парил над рабочими еще некоторое время, а затем вылетел через крышу.

Значительно позже

Пустырь среди жилых стеков Общего Блока М, глубокая яма, полная рокритовых обломков и луж, источающих резкий серный смрад. Обедневший пригород. Все здесь пришло в запустение из–за спада в торговле, продолжающегося уже сорок лет.

Простоявшие около шести столетий стеки начали было сносить. На их месте планировалось построить новое дешевое жилье. Оптимистичные землевладельцы надеялись на приток в этот район рабочих нефтеперерабатывающего синдиката. Вот–вот должны были быть заключены новые контракты. Но синдикат разорился. Расчищенные строительные площадки постепенно превратились в пустыри.

Кыс шла по дну котлована, пристально всматриваясь в обломки рокритовых стен. Единственным источником света служили костры, разведенные в пустых бочках, вокруг которых грелись семьи бездомных. Пэйшенс могла видеть, как огонь мерцает в высоких, неровных дырах, некогда бывших окнами. Стекла и металлические рамы давно украли и продали.

— В целости и сохранности, как я погляжу, — произнес спокойный голос.

Кыс даже не потрудилась обернуться. Карл Тониус появился из тени, на ходу отворачивая крышку плоской серебряной фляжки.

— В целости, — кивнула она.

Справа появилась Кара. Бывшая танцовщица казалась утомленной и измученной.

— Как я понимаю, ты устроила не меньше шума, — сказала Свол.

Кыс пожала плечами.

— Ну, раз уж мы все здесь, предлагаю не тратить времени впустую, — произнес Гарлон Нейл, вырастая за спиной Кыс.

Пэйшенс тяжело вздохнула. Она смогла почувствовать Тониуса и Свол, но Нейл, как обычно, одурачил ее. Гарлон выглядел раздраженным. Он тащил за запястье какого–то уличного подростка.

— Это еще кто? — спросила Кыс.

— Заэль. Он идет с нами, — кратко ответил Нейл и посмотрел на Тониуса: — Тебя не затруднит вызвать его?

Тониус вышел на центр пустыря и достал из кармана плаща небольшой хромированный цилиндр маячка. Карл покрутил верхнюю часть и установил прибор на землю. Крошечные зеленые огоньки стали вспыхивать повторяющимся узором на боках устройства. Кыс почувствовала инфразвуковые импульсы.

Все отошли к краям пустыря.

— Так что? Улетаем? Он хочет, чтобы мы вернулись на корабль? — спросила Пэйшенс.

— Нет, — ответил Нейл.

Кыс услышала мягкий, приглушенный гул посадочных турбин. На фоне темной пены облаков возникла черная тень. На землю медленно опускался челнок. Прожектора и габаритные огни были выключены. Только в кабине слабо светились зеленым приборы да синели реактивные струи турбин. С гидравлическим стоном распрямились подогнутые к брюху челнока опоры.

В воздух взметнулись вихри пыли и песка. Стоявшим на земле людям пришлось спрятать лица за воротниками плащей.

Турбины замолкли, распахнулся носовой люк. По трапу на бесшумных антигравитационных суспензорах заскользило нечто, больше напоминающее обтекаемый контейнер, чем фигуру живого человека.

— Во имя Трона, — произнесла Кыс, — когда же он в последний раз появлялся лично?

— Ну что, денек выдался не из легких? — произнес Гидеон Рейвенор.

Невозможно было определить, в каком он настроении. Из динамиков вокс–транслятора, встроенного в силовое кресло, доносился абсолютно бесстрастный голос.

— Справедливости ради, денек был не так уж и плох, — сказал Гарлон Нейл.

— Да, неплох, — подхватил Тониус.

— Впрочем, и отличным я не могу его назвать, — мрачно возразила Кара Свол.

Ее голос охрип, а вокруг глаз появились темные круги, как будто она не спала целый месяц.

— Если бы все было так хорошо, вы бы не прилетели, — многозначительно добавила Кыс.

Герметичное, пугающее кресло медленно развернулось к ней.

— В самом деле, — ответил бесцветный голос. — Похоже, я не способен эффективно защищать вас с орбиты. Но, может, сначала отправимся в какое–нибудь безопасное место?

Послышался приглушенный щелчок — Рейвенор отправил сообщение пилоту челнока. Из люка появились две фигуры. Как только они сошли на землю, турбины мерно загудели, опоры прижались к корпусу и судно исчезло в чернильном небе.

К команде присоединились Зэф Матуин и неприкасаемый по имени Вистан Фраука.

Матуин — высокий и смуглый, с длинными, заплетенными в тугие косы волосами, спадающими на кожаный плащ, — был бойцом, открытым и простым. Он стал членом команды еще три года назад, но никто толком ничего не знал о его прошлом кроме того, что он, как и Нейл, когда–то был лицензированным охотником за головами где–то на окраинных мирах. Его глаза казались сверкающими жестким светом крошечными красными угольками. Одной рукой он уже держал наготове пистолет, а другой слегка придерживал лямку вещмешка, переброшенного через левое плечо. Зэф коротко кивнул Нейлу — главным образом из профессионального уважения — и проигнорировал остальных. Матуин не слишком хорошо ладил с людьми, поэтому Рейвенор обычно и держал его в резерве, но любил брать с собой, когда отправлялся на задание лично, ни на секунду не сомневаясь в высоком профессионализме бывшего охотника.

Кыс вздохнула, увидев Фрауку. Он редко принимал активное участие в операциях, несмотря на то, что был физически развит и достаточно силен. Вистан Фраука обладал скрытным характером и скверными манерами. Он красил волосы в черный цвет и носил аккуратную стрижку. Его всегда чисто выбритое лицо было грубоватым и казалось слегка насмешливым и ленивым. Внешне он выглядел весьма сексуально, но нечто неуловимое отпугивало Кыс. Пустота, небытие. Подойдя к остальным, он достал из набедренного кармана своего хорошо сшитого строгого костюма пачку папирос с лхо, медленно вытряхнул одну и прикурил.

Выдохнув струйки голубого дыма через ноздри, он кивнул Кыс. Легкий небрежно кивок, при котором его глаза похотливо сощурились.

Она отвернулась. По крайней мере, пока ограничитель Фрауки был включен. Но, вероятно, весьма скоро он его отключит, и ей придется терпеть его окоченелую пустоту. Терпеть то, что делало его необходимым в той же мере, что и отталкивающим.

Под предводительством Нейла команда направилась в прилегающий подуровень разрушающегося жилого стека. Кислотный дождь разъедал прессованные прямоугольники подвесных потолков, обнажая оплавленную проводку, гниющую изоляцию и паршивую каменную кладку. Лучи фонарей пробивались через сырой мрак, освещая проржавевшие, заплесневелые стены с липкими изгибами обвисших обоев, груды хлама, обожженные кислотой ковры, пустые дверные проемы.

Наконец, они нашли более или менее приличное помещение — общий холл бывшей коммунальной квартиры, расположенный в самом центре пустующего здания. Потолок почернел от влажной гнили, обломки мебели покрывали колонии грибка, на стенах висели покореженные сыростью картонные таблички и записки. Очередь на посещение ванной, объявления союза арендаторов, списки найма, поднимающие дух лозунги и священные цитаты, распространяемые Министорумом.

Рейвенор осмотрел помещение, освещая унылые подробности лучами фонарей силового кресла.

— Вистан, если не возражаешь?… — произнес вокс–передатчик.

Фраука кивнул, переложил папиросу в другую руку и покопался под пиджаком. Это был тот самый момент, к которому Кыс готовила себя с самого момента их встречи на пустыре.

Вистан Фраука был одним из редких созданий, известных как «неприкасаемые». Он был не только лишен псионических способностей, как, впрочем, большинство обычных людей, он являлся антитезой псайкера. Он распространял вокруг себя ауру ментальной пустоты. Псайкер не мог ни прочитать, ни коснуться его сознания и даже не мог обнаружить его. Кроме того, Фраука полностью блокировал всякую псионическую деятельность в непосредственной близости. Как только ограничитель был отключен, Кыс почувствовала, что ее ментальные силы растворяются, ощутила, как подавляются важнейшие вибрации ее сознания. Это было почти невыносимо, словно ей завязали глаза и заткнули кляпом рот. Она задумалась: как инквизитор, являвшийся куда более мощным псайкером, мог это выносить?

Но вне зависимости от личных ощущений присутствие Вистана в команде было весьма полезным. Когда вокруг распространилась холодная пустота Фрауки, а Матуин расставил и настроил свои защитные устройства, все смогли расслабиться, почувствовав себя практически в полной безопасности.

Они приступили к обсуждению сложившейся ситуации. Кыс слегка нервничала, мечтая поскорее избавиться от компании Фрауки.

Впервые неприкасаемых стал использовать наставник Рейвенора, легендарный Эйзенхорн, создавший целое подразделение, известное как «Дамочки». Но это было делом давно минувших времен, как и сам Эйзенхорн. Большинство Дамочек погибло, но Рейвенор стал продолжателем некоторых традиций своего старого учителя.

Один за другим, все члены команды доложили о своих действиях. Нейл кратко рассказал о начальнице бандитов, за которой охотился в Разливах, и о постигшей ее странной участи. Кара в общих чертах поведала о том, как ее загнали в угол крепкие ребята из кланов, когда она вышла на след дилера Ламбла. Затем Кыс рассказала о неудаче в деле Умберто Сонсала.

— Я получила наводку на его поставщика, — сказала она. — Дрейс Базаров. Начальник смены в «Энжин Империал». У меня есть его адрес.

— Да, натворили дел, — весело пробормотал Фраука.

Он стоял в углу комнаты, прислонившись к стене, и прикуривал новую папиросу с лхо от тлеющего окурка предыдущей. Нейл и Кыс одарили его злобными взглядами.

— Мысли вслух, — сказал он, пожимая плечами.

— Не вижу никакой причины упрекать моих агентов, — произнес Рейвенор. — Обстоятельства, с которыми столкнулся каждый из них, невозможно было предсказать.

Кыс понимала, что за этим комментарием кроется обида. Предсказание было тем ментальным навыком, который безуспешно тренировал Рейвенор. Именно преследование этой тайны заставляло его так долго терпеть эльдаров.

— Я и сам столкнулся с неожиданностью сегодня вечером. Псайкер гамма уровня, возможно, выше.

Раздался ропот. Способности самого Рейвенора находились где–то между высокой дельтой и низкой гаммой. Чрезвычайно мощный потенциал, который он был способен поднять до действительно высокого уровня, используя псионические усилители, встроенные в кресло.

— Мне необходимо установить, кто он и каков его статус. Похоже, он работает в качестве агента на некоего частного представителя Магистратума. Но регистр псайканы показывает, что на Юстис Майорис нигде, кроме как в Гильдии Астропатика, нет лицензированных псайкеров.

— Нелицензированный… или тайный, — произнес Тониус.

— Я бы не стал отбрасывать возможность того, что он — агент другого инквизитора, работающего в Петрополисе, Карл. Мне бы хотелось, чтобы ты потратил следующие несколько дней на поиски любой информации о нем. Зовут его Кински. У него есть телохранитель по имени Ахенобарб. Кроме того, с ним был еще один человек, имя которого осталось неизвестным. Я прожгу приметы всех троих в твою краткосрочную память позднее.

Тониус кивнул.

— Прямо сейчас нам необходим приличный транспорт и безопасное убежище. Гарлон, Кара, это ваша забота. Вашими находками мы займемся потом. Пока наиболее перспективным мне кажется направление Пэйшенс. Базаров.

Как только Нейл и Свол удалились, Рейвенор переключил свое внимание на Заэля. Ребенок был явно напуган — и людьми, с которыми его свела судьба, и событиями, которые он пережил за последние несколько часов.

— В доме Женевьевы Икс, — произнес Рейвенор, — ты смог услышать меня. При этом ты не был подготовлен, как Гарлон.

— Я не знаю, что это означает, — сказал Заэль. Мальчик дрожал и старался не смотреть на странную говорящую штуковину, парящую перед ним.

Рейвенор приказал Фрауке на некоторое время активировать ограничитель, выключил вокс–транслятор и обратился непосредственно к сознанию паренька. Это, казалось, сильно успокоило ребенка, но теперь, расслабившись, он чуть не валился с ног от усталости. Рейвенор отпустил его, и, свернувшись в старом кресле на изъеденных крысами подушках, Заэль тотчас же уснул.

Тониус проверил карманы мальчика.

— Оп–ля, а это что такое? — сказал он, извлекая красный сверток.

Проснувшись, Кара обнаружила, что лежит на потертом диване. Она зевнула и почувствовала во рту неприятный вкус. Свол оглядела плохо освещенную комнату.

На другом диване напротив нее курил Вистан Фраука. Все, что могла видеть девушка, — янтарный уголек его папиросы.

Она быстро села и накинула жилет.

— Тебе известно, что ты больной, жалкий нинкер? — пробормотала Кара. — Увидел что–нибудь интересное?

Фраука открыл глаза. Точнее, Кара догадалась, что все это время глаза Вистана были закрыты.

— Прости, что? — сказал он, затягиваясь.

— Ты смотрел на меня. Когда я спала.

— Нет, — сказал он с некоторым осуждением в голосе. — Я пришел сюда отдохнуть. Мне не хотелось беспокоить тебя. Я спал.

— Верно. С горящей папиросой в руке.

Он чуть наклонил голову, чтобы посмотреть на папиросу, зажатую между пальцами.

— Ах… Дурная привычка, я знаю.

— Нинкер, — отозвалась Кара и слезла с дивана.

Подобрав кобуру с тюка смотанной ткани, она направилась к выходу. Фраука устроился на диване поудобнее и снова закрыл глаза.

Снаружи было шумно и ярко. На рокритовый пол фабричного цеха через окна в крыше падал бледный дневной свет. Повсюду стояли высокие штабели из упакованной в пластик ткани и тюков шерсти. Кара услышала скрежет швейных машин, доносящийся из соседнего цеха, и завывание уличных дождевых сирен. На стропилах, под матовыми окнами крыши, сидели несколько красивых птиц.

Тониус рассказывал ей об этих созданиях. Механические птицы. Много столетий тому назад первые архитекторы Петрополиса закупили у Адептус Механикус симуляторы живых птиц, запрограммированные на то, чтобы сбиваться в стаи и носиться вокруг городских шпилей в качестве дополнения к архитектурному замыслу. Время и плохая экология уменьшали их численность так же, как разрушали стены башен. Лишь немногие «выжили»: дикие, неухоженные, никому не нужные.

«Как и многое в этом городе», — подумала Кара.

Пэйшенс Кыс стояла неподалеку, прислонившись к стене и кусая мясо, нанизанное на палочку. Казалось, она вообще не спала.

— Что случилось, Кара? — спросила Пэйшенс.

— Фраука, — ответила Свол.

— Этот мерзкий слизняк?

— Он наблюдал за мной, пока я спала.

— Мерзкий слизняк, — констатировала Кыс.

Кара направилась в соседний цех. Ткацкая фабрика в Общем Блоке D — лучшее, что они с Нейлом смогли найти прошлой ночью. Подъездные пути, необходимый минимум удобств и владелец, который боялся спорить с Инквизицией и к тому же был рад получить дополнительный доход, сдавая в аренду полупустой склад.

Мальчик Заэль крепко спал на груде упаковок набивочного материала. Он тихо подергивался во сне, словно собака. Рядом трудился Матуин. Он как раз вылезал из–под висящего на подъемнике восьмиколесного грузовика, купленного за бесценок у пьяного портового грузчика.

— Кусок дерьма, — сказал он в пространство, вытирая грязные руки ветошью.

Матуин вообще редко обращался со своими комментариями к кому–либо. Он нравился Каре, несмотря на внешнюю неприветливость. Моложавый, с крепкими мускулами, обтянутыми великолепной темной кожей. Но особенно ей нравились вплетенные в его косички бусинки, идущие через всю голову от левого пробора. Кара любила асимметрию.

— Я могу помочь? — спросила она.

Он посмотрел на нее так, будто никогда не видел прежде.

— Знаешь что–нибудь о карбидных двигателях? — поинтересовался Матуин.

— Вряд ли.

— Тогда нет.

Кара усмехнулась, стащила его полистровый стаканчик с кофеином и побрела дальше. «Дерьмо на палочке, вот кто этот Зэф Матуин. Так обращаться с дамами!»

— Чем занимаемся? — спросила она Тониуса, тихонько подойдя к нему сзади.

Он сидел на скатанных в рулон обрезках подкладочной ткани и, казалось, сосредоточенно что–то изучал. Услышав ее голос, Карл подскочил на месте.

— Ничего.

— Что–то не похоже.

— Делаю записи. Детализацию событий, — раздраженно произнес он, разворачивая к ней информационный планшет.

— А что это ты там спрятал? — принялась поддразнивать его Кара.

— Ручку, — ответил он, раскрывая ладонь.

— Точно, смотри–ка…

Карл действительно разозлился. Да что же он такое сделал, чтобы чувствовать себя со всех сторон виноватым?!

— Я просто спросила.

— Что ж, — замялся Тониус, — попрошу больше так не делать.

«Интересно, что, черт возьми, с ними со всеми этим утром?» Кара допила кофеин и отбросила стаканчик в сторону.

В соседнем помещении располагалась помывочная для рабочих красильного цеха. Оттуда доносились грохот труб и звук льющейся из душа воды. Кара заглянула в дверь и улыбнулась.

За низенькой стеной из крошащегося рокрита, окутанный облаками пара, стоял обнаженный Нейл. Казалось, он медитирует под струями горячей воды, омывающей его крепкое, испещренное шрамами тело.

— Хорошо смотришься, охотничек, — насмешливо произнесла Кара.

Нейл оглянулся, но даже не попытался прикрыться. Оба они были солдатами на этой войне. Половые различия и сексуальность давно уже перестали иметь значение, уступив место верности и молчаливой привязанности. Когда–то они были любовниками, еще в те давние времена, когда служили Эйзенхорну. Это было забавно. Теперь они стали словно брат и сестра.

— Ты кое–что пропустил, — сказала Свол.

Гарлон оглядел себя.

— Похоже на кровь, — добавила она.

— Да. Моя. Мы с Зэфом сегодня ранним утром ходили за башкой Базарова. Хотели и тебя взять, но ты дрыхла без задних ног, да и шеф сказал, что тебе необходимо отдохнуть.

— Шеф не ошибся. Как все прошло?

— Так себе. — Нейл вытер мокрой тряпкой кровь, запекшуюся на икре. — Парень сделал выводы из истории с Сонсалом и дал деру. Предварительно установив самодельную осколочную мину для тех, кто решит к нему постучаться.

— Сильно тебя?

— Слегка. Выключи воду.

Кара перегнулась через стену и ударила по ржавому вентилю. Трубы задрожали. Шлепая по мокрому полу, Нейл подошел к деревянной лавке и взял сырое полотенце.

— А наводку нашли? — спросила она, наблюдая, как он вытирается.

— Его коллеги рассказали, что у него семья в Стайртауне. Они полагают, что он мог спрятаться там. Мы собираемся проверить один адресок. Ты с нами?

— Конечно, — кивнула Свол.

Нейл прошел мимо и взял свой комбинезон.

— Где босс? — поинтересовалась Кара.

Нейл указал за спину большим пальцем.

Она не могла его видеть, но он был там. Темный бронированный корпус, притаившийся между штабелями рулонов ткани, сложенных в дальнем конце склада Он даже выключил антиграв. Силовое кресло стояло на своих колесах.

— Что он делает? — спросила Кара.

— Я думаю.

— Он думает, — сказал Нейл.

— Ага, спасибо, я уже слышала.

Наконец благодаря стараниям Матуина восьмиколесный грузовик оказался на ходу. Нейл сидел за рулем, Кара рядом, а Зэф устроился позади них, положив на грязное сиденье возле себя тяжелый вещмешок. Они направлялись на север.

Поначалу поездка казалась весьма увлекательной. Грузовик колесил по широким подвесным рокритовым шоссе, огороженным сетчатыми панелями. По краям валялись «отбойники» — пластековые бочки, заполненные щебнем.

Они двигались в медленном утреннем потоке сквозь завесу выхлопных газов. За окном проплывал огромный город–улей. Стеки, заводы, трущобы, станция подвесной рельсовой дороги, а затем шесть километров оуслитовых стен, разрисованных неразборчивыми лозунгами и выцветшими плакатами. Потом снова трубы, стеки, фабрики…

Лучи низкого бледного солнца пробивались через высокий сетчатый забор, рисуя на обочине причудливые фигуры.

Иногда сквозь пелену плотного смога можно было разглядеть очертания башен отдаленных Блоков, напоминающих первобытных левиафанов, ненадолго вынырнувших на поверхность. Время от времени солнечный свет вспыхивал на обшивке далеких флаеров. Над устьем реки сверкали молнии.

На переполненных поверхностных улицах Общих Блоков грузовик то и дело попадал в пробки. Повсюду сновали фургоны уличных торговцев, перегораживая путь и создавая заторы.

Кара разглядывала проплывающие мимо убогие витрины магазинов и фасады торговых комплексов, неоновую рекламу, узорные кованые вывески и лотки с намоленными бумажками. По тротуарам спешили толпы пешеходов. Мужчины и женщины с осунувшимися лицами и ввалившимися глазами стояли в очереди на биржу труда. Рядом уличные танцоры собирали деньги, показывая незамысловатые акробатические номера.

Грохотала музыка, заглушающая неразборчивое бормотание проповедников, транслируемое через громкоговорители, установленные на углах, слышалось пульсирующее завывание сирен Магистратума.

Пахло пригоревшим жиром, пряностями и тушеным мясом, которое готовилось на тележках уличных торговцев.

При первых же звуках дождевых сирен из магазинов вытекали целые реки зонтоносцев. Когда они разворачивали свои зонты, казалось, будто на улицах неожиданно выросли сотни грибов.

— Внимание, — проговорил Нейл. — Мы почти на месте.

Внезапно город стал поднимался вверх так резко, будто его изогнули под прямым углом.

Стайртаун.

Глава 4

Когда–то, встретившись с холмами, Петрополис покорил их. Здесь город начинал свое восхождение и выстраивался в вертикаль. В глубоких колодцах Общего Блока скапливался туман и ревели дождевые сирены. Из тумана к верхним уровням поднимались огромные винтовые металлические лестницы. Закрытые стеклянными кожухами, они напоминали гигантские модели двойных генетических спиралей. Словно плененные звезды, на трехкилометровых ржавеющих цепях свисали мощные лампы.

Они оставили грузовик в платном гараже под девятым западным стеком и поднялись по пятой спирали к жилому району. Все пешеходные винтовые лестницы кишели поднимающимися и спускающимися людьми. Их голоса сливались в единый хор, и казалось, будто огромный туманный колодец наполнен шелестом гигантских бумажных листов. Спирали представляли собой широкие ступенчатые улицы. Лоточники и продавцы съестного пристраивались на самых оживленных поворотах. Некоторые вывешивали свой товар над поручнями на длинных шестах так, чтобы горожане, поднимаясь, могли присмотреться к нему еще с нижних этажей. Гимнасты и акробаты выгибались, кружились и прыгали на подмостках, установленных по бокам лестницы, бросая вызов бездонной пропасти. У некоторых имелись дешевые аугметические имплантаты. Кара подергала Нейла за рукав и остановилась, чтобы немного понаблюдать за ними. Матуин нетерпеливо поглядывал на коллег, стоя двумя ступенями выше.

Свод подумала, что в своей прошлой жизни она занималась именно этим — крутилась и танцевала между шипастыми железными решетками цирковой арены. Она разглядывала надежные страховочные тросы, плавно движущиеся трапеции, прочные брусья. Вообще–то, использование аугметики было жульничеством. Запястья, вращающиеся на триста шестьдесят градусов, и автоматически сжимающиеся пальцы делали некоторые трюки слишком легкими, слишком безопасными. Она могла бы сделать все это и без аугметики. Кара заглянула за ограждение и посмотрела в ужасную пустоту.

А могла бы и не сделать, учитывая риск.

— Идем? — спросил Нейл.

Они поднялись еще на два уровня и свернули налево, пройдя под размытой кислотой табличкой «Западный жилой массив девять–восемнадцать».

Прямо возле выхода из лестничного колодца расположился импровизированный блошиный рынок. Торговцы зазывали случайных прохожих, предлагая дешевые контрабандные папиросы лхо, горячие пирожки с мясом, планшеты с низкокачественной эротикой, сомнительного качества механику, примитивные копии мелкокалиберного оружия урдеши, дешевую одежду и лотерейные билеты.

— Нет, спасибо, — сказала Кара неряшливому торговцу, предложившему ей новую личность вместе с операцией по изменению внешности «по цене обеда из трех блюд с вином в траттории Общего Блока В».

Они вошли в перенаселенные стеки. Ряды коридоров, ряды одинаковых дверей, ряды плоских потолочных ламп, напоминающих светящийся позвоночник. Повсюду горы мусора и сильный запах мочи.

Просмотрев список жильцов, прикрепленный к фанерной доске, Матуин пошел вперед.

— Базарова, одиннадцать девяносто, — бросил он.

— Вероятно, его сестра, — откликнулся Нейл.

Ковер в коридоре был истерт до дыр, многие стенные панели проломлены или обожжены. Ремонтировали их, по большей части заклеивая дешевой синей изоляционной лентой, от которой исходил отвратительный запах гнилых цитрусовых. Двери некоторых квартир были распахнуты, открывая взорам картины ужасной нищеты. Сутулые женщины разговаривали между собой, стоя на пороге, или просто молчали, сложив руки на груди и безучастно глядя в коридор. Грязные дети бегали от одной квартиры до другой. Звуки плохо настроенных вокс–приемников; запахи протухшей еды, разложения, выпивки, туалетов.

На проходящую мимо троицу поглядывали искоса, но никто не сказал ни слова. Эти люди не хотели лезть в неприятности. Они были слишком измучены, чтобы нагружать себя новыми проблемами. Хотя наверняка кто–нибудь уже сообщил о посетителях представителям клана, контролировавшего этот район.

Одиннадцать девяносто. Дверь оказалась открыта. Из квартиры доносился отвратительный запах немытого тела. Полки были завалены грязным хламом.

Нейл вошел первым.

Внутри царили беспорядок и жуткая разруха. Из стены с осыпавшейся штукатуркой торчали концы порванной электропроводки. Пол был завален мусором и ломаной мебелью. Две тяжелые емкости из свинцового стекла в металлическом каркасе, наполненные булькающей грязно–коричневой жидкостью, стояли у противоположной стены. От них исходило умопомрачительное зловоние. Единственным источником света служил старый пикт–приемник в углу. На треснувшем экране плясали черно–белые мерцающие тени. У приемника сидела женщина.

Нейл прочистил горло.

Женщина обернулась, осмотрела их с ног до головы, а затем снова вернулась к своему занятию. «Она слишком стара, — подумала Кара. — Не сестра, а мать. Или даже бабушка».

— Мы ищем вашего брата, — сказал Гарлон.

— Выбирайте, — ответила женщина, махнув в сторону грязных емкостей.

Кара снова посмотрела на них и увидела, что за стеклом плавают бледные, деформированные груды плоти. Лишенные конечностей, бесформенные, подключенные к фильтрам и насосам. Увидела единственный, наполненный страданием глаз.

— Вот дерьмо! — отскочила она.

— Другого вашего брата, — сказал Нейл.

Женщина поднялась и повернулась к гостям. Если она была сестрой Базарова, то жизнь обошлась с ней очень сурово.

— Дрейса, — уточнил Гарлон. — Не думаю, что в ваших интересах покрывать его.

— Я и не собираюсь его защищать, — несколько удивленно ответила женщина. — Он больной на всю голову. Заявился сюда недавно, но я его прогнала. Я сразу поняла, что он от кого–то прячется. И мне вовсе не хочется, чтобы сюда пришли какие–нибудь бандиты и перебили всех, кто ему помогал. Это не мое дело. И не моих братьев.

Матуин внезапно напрягся и развернулся к двери. На него смотрел крепкий кланстер с кислотной татуировкой на лице. Еще четверо или пятеро столпились в коридоре.

Зэф потянулся за оружием, но Нейл остановил его взглядом.

— Ненни, у вас все в порядке? — спросил кланстер.

— Да, — ответила женщина.

— Желаете, чтобы мы спровадили их?

— Нет, — сказала она. — От Дрейса всегда были одни неприятности. Я не хочу, чтобы он втягивал меня в свои дела. Мне необходимо заботиться о братьях.

— А что с ними случилось? — спросил Нейл.

— Отравление металлами. Несчастный случай на производстве. Они получили компенсацию, но этого слишком мало. Я десять лет забочусь о них. Не могу даже позволить себе достаточно часто мыть их емкости. Дрейс никогда ничем не помогал мне.

Она посмотрела на громилу в дверях и покачала головой. Тот развернулся и оставил их в покое. Затем она задумчиво взглянула на Нейла.

— Сотня, — сказала она, набравшись смелости.

— Чего?

— За сотню я расскажу вам, где он.

Кара отвела глаза. Сотня. Мелочь, карманные расходы. Впрочем, не для сестры Базарова. Это больше, чем та зарабатывала за год. Ей нужно было собрать в кулак всю свою отвагу, чтобы запросить такую грабительскую сумму.

Нейл полез в куртку и отсчитал сотню из пачки местной валюты. Взгляд женщины остановился на деньгах. Ее глаза вспыхнули от боли или гнева, когда она поняла, что могла потребовать намного больше.

— У Дрейса есть друг, — сказала она, взяв купюры. — Я слышала, что он живет наверху Стайра, на Гиблых Чердаках. Западный двадцать, кажется.

— Мне бы хотелось знать наверняка, — сказал Нейл.

— Западный двадцать, — заверила Базарова. — Прямо над нами. Его зовут Одиссей Бергоссиан. Они знают друг друга с пеленок. Ни одному из них это не пошло на пользу.

— И чем занимается этот Бергоссиан? — спросила Кара.

Базарова посмотрела на нее так, словно только что заметила.

— Да практически ничем. Бездельник. Последний раз, когда я его видела, он всерьез пристрастился к веселящим камням. Иногда подрабатывает зонтоносцем, иногда находит какой–нибудь другой заработок. Я слышала, как Дрейс рассказывал о том, что Одиссей работает упаковщиком мяса в грузовой зоне Блока К и иногда бывает в цирковых хранилищах.

— Что за цирк?

— Большой. Карнивора, в Общем G.

— Благодарю, — сказал Нейл. — Больше мы вас не станем беспокоить.

Гарлон кивнул, и Кара с Матуином вышли за ним из квартиры, оставив женщину наедине с мерцающим пиктером и изувеченными родственниками.

Загудел вокс. Фраука потянулся к нему, но Кыс оттолкнула его и ответила первой. Даже от легкого прикосновения к Вистану ее кожа покрылась мурашками. Фраука отступил назад с притворным лаконичным жестом «только после вас».

— Кыс.

Она услышала голос Нейла и тихий треск кодирующих схем. Канал был безопасен.

Гарлон рассказал ей об их успехах. Услышав сигнал, Рейвенор подвел кресло поближе. Она чувствовала, как он напряжен. Учитывая, что по городу бродит мощный псайкер, они не осмеливались включить ограничитель Фрауки. Инквизитор не мог тенью отправиться вместе со своей командой. В подобных ситуациях Рейвенор понимал, насколько беспомощен он на самом деле.

— Они поднимаются выше по Стайртауну, — передала Кыс. — Кажется, у них появился след моего человека.

— Скажи им, чтобы были осторожны и регулярно выходили на связь, — невыразительно прошептали динамики кресла Рейвенора.

Кыс еще немного поговорила с Нейлом, записала подробности и отключила вокс.

— Есть у меня такое чувство, — сказала она, — что им потребуется помощь.

— Вистан, ты не мог бы подготовить для нас какое–нибудь оружие, — попросил Рейвенор, а затем немного развернул кресло. — Пэйшенс, думаю, у хозяина фабрики найдется подходящее транспортное средство. Узнай, не можем ли мы одолжить или арендовать его.

Фраука опустился на колени и расстегнул одну из сумок с оборудованием. Кыс зашагала по коридору фабрики.

Она тоже была напряжена и сильно нервничала. Звук, донесшийся откуда–то сверху, заставил ее вздрогнуть, но оказалось, что это просто механические птицы стучат своими гниющими крыльями по стеклу.

Пэйшенс натолкнулась на мальчишку. Заэль устроился возле ржавеющего ткацкого станка и хлебал из пластековой миски разведенный суповой концентрат.

Ему предлагали более качественную пищу, даже угощения, купленные у одного из уличных торговцев, но, судя по всему, парнишке нравились концентраты. Мальчик выглядел болезненным и слишком маленьким. Он вырос в подземельях и, возможно, не мог съесть что–то большее, чем растворимую, высушенную холодом похлебку.

Заэль наблюдал за Тониусом. Дознаватель настроил портативный когитатор и включил его контакты в разъем одного из муниципальных коммуникационных каналов. Пучок проводов бежал вдоль стены. Риск обнаружения был минимален. Весь улей был опутан проводами, и в разрушающемся городе обрывы сети были повсеместным явлением. Вычислить его подключение — все равно, что указать на конкретную дырку в рыболовной сети.

А Тониус был прекрасным специалистом. В его арсенале имелось множество программ и кодирующих систем. Одни разработали ордосы, другие он написал сам.

Теперь он обшаривал массивы данных Петрополиса в поисках нужной информации.

Портативный когитатор в кожаном чехле размером и формой напоминал дорожный чемодан и был настолько тяжелым, что только Нейл мог нести его без посторонней помощи.

Карл водрузил его на пару упаковочных ящиков, устроив для себя импровизированный столик. Многочисленные провода выходили из тыльной части устройства вместе с кабелем питания. Еще три провода было включено в разъемы за правым ухом дознавателя. Монитор когитатора поддерживался небольшими бронзовыми коленчатыми соединениями. Тониус что–то медленно печатал на механической клавиатуре.

— Как дела? — подойдя к нему, спросила Пэйшенс.

Он пожал плечами. Среди бегущих по экрану столбцов данных появилась янтарная руна, и Карл нетерпеливо вздохнул, нажимая на кнопку.

— Медленно. Чего и следовало ожидать от административного мира. Огромные информационные системы здесь хорошо управляются. Мне приходится продумывать каждый шаг, чтобы меня не обнаружили как незарегистрированного пользователя.

Еще одна янтарная руна. Очередной вздох и щелчок.

— Видишь? Данные разделены на дискретные подблоки, что означает отдельные протоколы шифрования и пользовательские коды. Я уже спалил один декриптор. Пришлось переписывать по памяти парадигмы ветвей Геймана.

— Короче, в этом ты разбираешься. Слушай, мы скоро отправимся на помощь Нейлу. Ты остаешься здесь?

— Да, мне еще многое надо сделать.

Она кивнула, отметив, что все это время Заэль внимательно наблюдал за ними обоими.

Когда она ушла, мальчик отставил свою миску. Он слышал большую часть их разговора и теперь задавался вопросом: почему этот пижон солгал женщине?

Пока она не появилась, он вовсе не работал на когитаторе.

Они взобрались на западный двадцать. Здесь можно было слышать стенание ветра и скрип раскачивающихся стен массивной башни. На бредущих по пустым коридорам людей давила жутковатая атмосфера, словно они оказались на брошенном в море судне.

Верхнее царство башен Стайртауна возвышалось на шесть километров над уровнем моря и называлось Гиблыми Чердаками. Первоначально здесь размещались роскошные квартиры и пентхаусы, но затем Стайртаун — как и многие другие районы — пришел в упадок. Опустевшие верхние уровни уступали разрушению. Ветер, кислотный дождь, пожары, вандализм. Богачи и элита общества съехали отсюда много лет тому назад. Гиблые Чердаки — верхние шесть или семь этажей каждого стека Стайртауна — облюбовали бездомные, нищие, беглецы и безумцы. Но даже таких было немного.

На заброшенных просторах не было никаких удобств. Ни энергии, ни водопровода. Часть помещений «съела» кислота, другие, лишившись куполов из цветного стекла, превратились в смертельные ловушки, выжженные ультрафиолетом и убийственной радиацией. Здесь разыгрывались настолько сильные высотные бури, что порыв ветра запросто мог вынести неосторожного человека через разбитое окно и разодрать его тело при перепаде атмосферного давления.

Два часа они пробирались пешком между башнями Стайртауна к западному двадцать и еще целый час поднимались на чердачный уровень. Ни одного работающего лифта. Два замерли в заблокированных шахтах, еще два вышли из строя из–за упавшей винтовой лестницы, уступившей коррозии.

Изредка им встречались оборванные бродяги, многие из которых предпочитали скрыться, завидев посетителей. На пересечении коридоров голый человек поджаривал мох над газовой горелкой. Его тело целиком покрывали ужасные пятна кислотных ожогов. Он был с ног до головы облеплен намоленными бумажками.

Затем они увидели полуразобранного сервитора–уборщика, уже мертвого, если не считать левой руки с полировочной тряпкой, бессмысленно кружившей в воздухе.

Им приходилось обходить места, где с крыши капала кислота, и проверять покрытие пола, которое местами было изъедено настолько, что превратилось в мягкую кашу. В заброшенных коридорах завывали сквозняки. Нейл вытащил пистолет. Его спутники старались держаться поближе. Кару особенно расстраивало отсутствие Рейвенора. Ей пришлось напомнить себе, что в прежние деньки, на службе у Эйзенхорна, она счастливо справлялась и без ментальной няньки. Но с тех пор Свол слишком привыкла к постоянному присутствию инквизитора.

По дороге они расспросили несколько обитателей Гиблых Чердаков. Некоторые вовсе отказывались отвечать, а остальные утверждали, что в глаза не видели и вообще не знают никакого Одиссея Бергоссиана. Только одна старуха, ссутулившаяся на циновке в пустой комнате, пробормотала кое–какие указания. Она ужасно шепелявила, а между остатками зубов торчали сломанные чешуйки крыльев и ножки жуков, которыми она питалась.

Окна позади нее давно потрескались и пропускали жесткий свет и холодный воздух. Затылок и шею несчастной женщины покрывали мокнущие ожоги. Старуха не двигалась уже очень давно.

Через эти потрескавшиеся окна Кара смогла разглядеть небо, ядовитого цвета облака и панораму широко раскинувшегося, укутанного смогом города. Гиблые Чердаки оказались самым светлым местом во всем Петрополисе, но при этом хуже места в улье не было.

Следуя указаниям старухи, они прошли еще два коридора и услышали музыку.

Кара вытащила свой миниатюрный пистолет и проверила обойму. Матуин опустил на пол вещмешок и достал ротаторный пулемет. Затем он застегнул опорную конструкцию вокруг своего торса и снял перчатку, обнажая аугметический коннектор из полированного хрома, заменявший ему левую руку. С глухим щелчком Зэф вставил его в соединительное гнездо так, что орудие стало продолжением его предплечья. Механизм автоподачи боеприпасов затрещал и установил первый из контейнеров с патронами на место. С металлическим лязгом провернулись стволы.

— Мне бы хотелось успеть поговорить с ним прежде, чем ты украсишь стены его мясом, — произнес Нейл.

— Простая предосторожность, — пожал плечами Матуин.

— Тогда будешь прикрывать нас со спины. — Гарлон двинулся было вперед, но потом снова обернулся: — Зэф, если ты прикончишь меня или Кару из этой пулеплевалки, наши призраки будут преследовать тебя до конца твоих чертовых дней.

— Я знаю, что делаю, Нейл, — спокойно проговорил Матуин.

А вот Кара ни на секунду не усомнилась в профессионализме Зэфа. В этом трио, несмотря на годы службы, только она была любителем. Свол постигала эту трудную науку с тех пор, как ее завербовали в качестве сотрудника Инквизиции. А эти двое — только научились ходить. Наемники, охотники–убийцы, такие крутые, что о них можно было сломать зубы.

Но когда Нейл предложил ей идти впереди, она почувствовала себя польщенной. Она умела оставаться незаметной. Кара двигалась бесшумно и была виртуозом во всем, что касается слежки. Именно поэтому Эйзенхорн когда–то и решил принять ее в свою команду.

Она шла впереди, Нейл держался в нескольких метрах позади нее, а Матуина вообще не было видно. Солнечный свет лился через окна в крыше. Он дрожал и преломлялся в такт с метущимися облаками. Кара почувствовала запах кислоты.

Музыка теперь звучала громче. Грохочущая и резкая, она напоминала пунд — музыку твистов. Звуки клубов для мутантов сводили молодежь с ума.

В конце коридора Кара заметила дверной проем, занавешенный куском матового пластека, прибитого прямо к верхнему наличнику. Свол подошла ближе. Над дверью краской от руки было выведено: «УБИРАЙСЯ».

Будь у нее такая возможность, она попросила бы Рейвенора рассказать, что находится за занавесом. Но сейчас ей пришлось самой тихонько подойти и украдкой заглянуть внутрь. Одна из комнат большого пентхауса. Голый пол, голые стены, через огромные окна цветного стекла льется солнечный свет.

Кара махнула Нейлу, прижалась к стене, сделала глубокий вдох и, вскинув оружие, стремительно ворвалась в помещение. Внутри никого не оказалось. Грязный матрац, скатанный в рулон, несколько пустых бутылок из–под вина, груды грязной одежды, старый, разбитый, покрытый клубными наклейками проигрыватель с четырьмя колонками, из которых и гремела музыка. Справа и слева — открытые двери.

Около матраца стоял поднос из полистра, полный «веселящих камней». Базарова рассказывала, что Бергоссиан пристрастился к ним. Гладкие камни, добываемые на далеком внешнем мире и находящиеся под строгим запретом, обладали легким псайкреактивным воздействием. Если подержать их в руке или положить под язык, они вызывали ощущение тепла и блаженства. Чувство эйфории и благополучия предположительно могло длиться в течение нескольких дней. Такие стимуляторы были популярны в клубах для твистов в Грязях.

Странно, но камни покрывал слой пыли, словно их не использовали и не трогали в течение многих недель.

Пол вокруг постельной скатки усеивали смятые обрывки тонкой красной бумаги.

Нейл вошел в комнату, держа наготове свой тяжелый пистолет. Кара показала на проигрыватель, предлагая выключить его, но Гарлон покачал головой. Он присматривал за правым дверным проемом, пока Свол проверяла левый. Темная кухня, внутри воняет. После отключения энергии и воды это помещение оставалось использовать только как мусорную свалку. На полу гнили кучи бытовых отбросов и фекалий. Во мраке носились жирные тараканы.

Кара вернулась обратно и прошла вдоль окна, чтобы не попадать в зону видимости из второй двери. Под прикрытием Нейла она вошла внутрь.

Еще одна большая пустая комната, также хорошо освещенная благодаря огромным окнам из окрашенного стекла. Слева — разбитая туалетная кабинка, а в правой стене огромная дыра, в которую человек мог войти, не наклоняясь. Ее явно пробили кувалдой, чтобы соединить два соседних помещения. Дыру тоже закрывал пластековый занавес.

Кара жестом подозвала Нейла, чтобы показать ему свою находку. Какой–то сумасшедший сплошь расписал углем голые стены, потолок и пол. Узоры и геометрические фигуры разделяли комнату на сегменты. Рисунки сопровождались странными, написанными корявым почерком текстами, некоторые были нанесены прямо на стены, а другие начертаны на листах бумаги, прилепленной к ним скотчем. Были там и рисунки: люди, херувимы, монстры — примитивные, но выведенные весьма тщательно.

— Девятые небеса истины… — прошептал Нейл, проводя пальцем под одной из надписей.

— Место искупления. Территория понимания. Пятнадцатые небеса, где люди отдыхают от мук… — Кара посмотрела на Гарлона. — Что это еще за чертовщина?

Он покачал головой и, вскинув оружие, прошел в занавешенную пластеком дыру.

Одиссей Бергоссиан занимал около девятнадцати квартир в Гиблых Чердаках. Все они были пусты, чуть ли не вычищены скребком и сообщались между собой дырами, которые он пробил в стенах. Все стены, пол и потолок покрывали узоры и письмена. Изображения становились сложнее и совершеннее по мере удаления от главного входа. Все чаще безумный художник использовал цвет. Под ногами валялись брошенные огрызки восковых мелков и все больше обрывков красной бумаги.

В десятой квартире настенные росписи стали окончательно безумными. Тщательно прорисованные, полноцветные виды города. Словно нарисованные рукой опытного портретиста лица, кажущиеся живыми. Неземные существа, при взгляде на которые у Кары по коже пробегали мурашки. В замысловатых надписях, начертанных золотом и краской, упоминались такие термины, как «Зал Чистого Исцеления», «Царство Разума», «Пятьдесят первые Небеса Младших Богов» и «Новое Где–то». Некоторые фрески имели вкрапления запекшейся крови и других жидкостей тела. Нервы Кары и Нейла были на пределе. Музыка уже превратилась в отдаленный ритм. Они могли слышать завывание ветра, мечущегося в высоте.

В девятнадцатой квартире они нашли Одиссея Бергоссиана.

Абсолютно голый, он, ссутулившись, расписывал очередную стену. Рядом с ним стояла корзина с поломанными мелками, горшочками с красками и грязными кисточками. Он уже наполовину покрыл комнату рисунками. Контраст между разрисованной частью и чистым пространством вызывал какое–то неуловимо тревожное чувство.

Одиссей даже не обернулся, когда они вошли. То, что это именно Бергоссиан, Кара и Нейл поняли, когда Гарлон позвал его по имени.

Только тогда он посмотрел на них. Одиссей был молод, не более чем двадцати пяти лет от роду, а на его лице и шее виднелись отвратительные ожоги. Он закрыл лицо вымазанными в краске руками и свернулся на полу.

— Где Дрейс Базаров? — спросил Нейл.

Бергоссиан застонал и покачал головой.

— Гарлон! — воскликнула Кара.

Нейл подошел к ней, не сводя глаз с трясущегося, словно в лихорадке, молодого человека. Она указала на рисунок, над которым работал безумец, когда они вошли. Яркий, тщательно выписанный портрет Бергоссиана. А над ним, законченные только наполовину, но безошибочно узнаваемые, склонились фигуры Кары Свол и Гарлона Нейла.

— Император, храни меня! — прошептал Нейл.

Матуин уже собирался двинуться дальше, когда услышал позади себя шаги. Зэф тихо попятился в тень дверного проема.

Мимо него прошел коренастый молодой человек в одежде чернорабочего. В руках он нес ведерко с горячими рисовыми шариками и мясными палочками и три полистровых стаканчика с кофеином на подносе из прессованного картона. Человек скрылся за пластековым занавесом.

Матуин включил вокс.

— Нейл. Мне кажется, Базаров идет к вам. Хотите, чтобы я его перехватил?

— Следуй за ним. Незаметно. Мы сами возьмем его.

— Одиссей? Одиссей? Я принес обед, — кричал молодой человек, проходя по анфиладе разрисованных комнат. — Одиссей? Ты где?

— Он занят, — сказал Нейл, выходя ему навстречу и поднимая оружие.

Молодой человек судорожно вздохнул и завизжал, роняя еду и напитки. За спиной Нейла появилась Кара. Она волокла хныкающего Бергоссиана за запястье.

— Дрейс Базаров? — спросил Нейл, опуская оружие.

Молодой человек развернулся, чтобы убежать, но в его грудь уперлись стволы пулемета Матуина.

— Ну–ну–ну… — прошипел Матуин.

— Я не Базаров! — умоляюще воскликнул молодой человек, снова оборачиваясь к Нейлу. — Меня зовут Герг Лант.

— И что ты здесь делаешь? — поинтересовался Гарлон.

— Я друг! Друг Одиссея! Вот дерьмо, как знал, что Базаров втянет нас в неприятности…

— Он здесь? — спросил Нейл.

— Три кружки кофеина, — заметил Матуин.

Лант задергался.

— Наверху, — внезапно определила Кара. Она раньше остальных услышала поскрипывание потолка.

Матуин вскинул оружие.

— Нет! — закричал Нейл. — Он нужен мне живым.

Гарлон взглянул на оконце в крыше и попросил:

— Подкинь меня наверх, Кара.

— Ты, должно быть, шутишь! — ответила она. — Это ты должен подкинуть меня.

Нейл хотел было заспорить, но Матуин уже все решил.

— Только время теряем! — прорычал Зэф, становясь под оконцем и выставляя вперед руку.

— Двигай сюда и делай то, что умеешь, — обратился он к Каре.

Она прошагала по Матуину, словно по лестнице, опершись одной ногой на его ладонь, а другой на плечо. Он стоял прочно, как скала. Гарлон впился в него взглядом.

На глухом оконце не оказалось ни задвижки, ни замка, зато изоляция совсем прогнила, и Кара выбила его из креплений ударом ладони. Подтянувшись на руках, она оттолкнулась от плеча Матуина.

Нейл еще какое–то время продолжал буравить Зэфа взглядом, а затем прошипел, кивая на пленников:

— Сторожи их, — и выбежал из комнаты.

Снаружи было нестерпимо холодно, все заливал болезненно яркий свет. Воздух был разрежен. Кара осторожно прокладывала себе путь по ненадежной крыше, выверяя каждый шаг. Годы кислотных дождей превратили покрытие во влажную, расползающуюся массу.

Свол надела солнцезащитные очки и натянула капюшон. Перед ней вырисовывались выгнутые секции крыши. Позади возвышались старые антенны и кабельные стойки — скопление ржавеющего металла и выгоревшего пластека. Кара огляделась по сторонам. Никого. Может, это ветер скрипел пластами кровли?

Сверху открывался потрясающий вид. Вокруг насколько хватало глаз над городом висела плотная завеса черных туч, из которой выпирали острова массивных башен Стайртауна. Небо над слоем облаков казалось ярким акварельным мазком. Однако не стоило долго любоваться пейзажем, да и вообще находиться здесь было весьма опасно, особенно если начнется дождь или поднимется ветер. Кожу лица уже начинало ощутимо покалывать. Свол застегнула комбинезон до самого носа.

Кара пошла дальше, приближаясь к краю крыши. Шаткие пласты грозили обвалиться, и Свол схватилась за кабельную стойку. Из–под перчатки стал подниматься дымок кислотной реакции. Она взглянула под ноги — то же самое.

За шумом ветра она еле различила новый звук. Резко развернувшись, она чуть не поскользнулась. В поле видимости никого не оказалось. Только теперь Кара поняла, что это трещит ее собственный вокс.

— Чего?

Казалось, Нейл вещает из глубокой ямы.

— …де ты?

— На чертовой крыше! — ответила Кара.

— Нет, где именно на крыше?

Свол огляделась, пытаясь сформулировать фразу так, чтобы он ее понял, находясь внизу. Задача оказалась не из легких.

— Просто включи свой локатор! — рявкнул Гарлон.

Глупо. Очевидно, риск заставил ее забыть простые вещи. У Кары закружилась голова. В разреженном воздухе было слишком мало кислорода. Свол потянула назад манжету куртки и активизировала небольшое устройство, зашитое в подкладку.

— Нашел меня?

Нейл вышел из комнат Бергоссиана в коридор. На развернутом экране его компактного ауспекса загорелась руна.

— Да, — откликнулся он. — Я нахожусь почти точно под тобой.

Кара пошла дальше. Порывы ветра становились сильнее, запахло влагой и коррозией. Раздался ритмичный хлопающий звук, но, как оказалось, его издавали изъеденные кислотой старые ветряки.

Впереди в воздух, хлопая крыльями, взмыла стая ярких птиц и закружила над краем карниза Их вспугнули. Кара увидела, как внизу по склону следующей секции, цепляясь за натяжной трос, карабкается какая–то фигура.

Раскинув руки, Кара зашагала по коньку крыши, словно это был натянутый канат, а затем спрыгнула на плоский металлический короб, закрывающий трубы. Ободранный металл сплющился, словно консервная банка, и расплескал лужу скопившейся жидкости. Свол увидела, как в армированной ткани ее брюк появляются ряды прожженных кислотой дырок.

Дрейс услышал, как она спрыгнула, и обернулся.

«Нинкер поскользнется, если не будет осторожен…»

— Базаров! — завопила Кара, пытаясь перекричать завывания ветра.

Дрейс скрылся за вентиляционной трубой. Кара спрыгнула с короба и понеслась по парапету нижнего крыла. Внезапно она поскользнулась и начала скатываться к краю крыши. За долю секунды до катастрофы ей все же удалось ухватиться за связку кабелей.

— Кара?

— К западу от меня! Приблизительно в сорока метрах!

Нейл бросился по коридору, вычисляя указанное место по экрану ауспекса. Ему пришлось выбить ногой дверь, которую не открывали, наверное, уже несколько десятилетий, и пробежать по темной провонявшей квартире. Следующая дверь оказалась не плотнее мокрой бумаги. Гарлон очутился в служебном коридоре, заваленном ржавеющим металлоломом. Истлевший до костей и голого металла, сервитор лежал на полу, словно распростершись в молитве. Здесь было настолько темно, что когда Нейл очередной раз повернул за угол, ему пришлось продвигаться на ощупь. Гарлон наткнулся на завесу грязной слизи, свисавшей с потолка. Он вытер лицо и сплюнул. Еще одна дверь развалилась на части от удара плечом.

Солнечный свет, яркий и опасный, струился через разбитые окна крыши, освещая следующий коридор. Пол прогнил и выгорел. Гарлону пришлось шагать по обнажившимся поперечинам. Сквозь проеденные кислотой дыры проглядывал сумрак нижних этажей.

Нейл остановился. Широко расставив ноги, опираясь на две гниющие балки, он поднял пистолет к потолочным окнам. Все здание скрипело под порывами ветра, но, судя по всему, на крыше кто–то был.

Кара преследовала свою жертву, двигаясь по нижней крыше и цепляясь за натяжной трос так же, как это только что делал Базаров. К тому времени как она добралась до вентиляционных труб, ее перчатки были насквозь изъедены кислотой. Свол чувствовала, как на ее ногах проступают пятна ожогов. Она запыхалась, к тому же у нее сильно кружилась голова.

Под воздействием дождя и ветра металлические трубы приобрели вороненый оттенок.

Все еще держась за трос, Кара раскачалась и прыгнула. Приземлившись, она с ужасом увидела, что прямо перед ней крыша резко обрывается. Внизу клубились облака. Даже до них было далеко. А до земли еще дальше.

Базарова нигде не было видно. Упал? Если ему удалось проползти вокруг фронтона, цепляясь только за гниющую облицовку, он, возможно, перебрался на крыло смежной крыши — широкую мансарду, примыкающую к центральному возвышению башни. Кроме того, рядом была еще одна плоская секция, усеянная разбитыми стеклами.

Кара по–паучьи обогнула фронтон. Размякшие куски облицовки крошились под ее пальцами и падали вниз. Свол перепрыгнула последний участок, отделявший ее от края мансарды, стараясь не смотреть в пропасть, разверзшуюся под ногами. Осталось только скатиться на плоскую секцию крыши.

Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось. Выхватив оружие, Кара подобралась к окнам и заглянула внутрь. На нее смотрели Нейл и ствол его пистолета.

— Проклятие! — задохнулась Свол. — Разве он не сюда пошел?

— Нет.

Она оглянулась.

— Я бы увидела его, если бы он попытался вернуться. Может быть, он и в самом деле свалился с…

— Что такое?

— Просто оставайся здесь. — Кара развернулась и побежала в сторону обломков, упавших с центральной башни. Многие были достаточно крупными, чтобы за ними мог спрятаться человек. Но за ними никто не прятался.

Прямо перед Карой возвышались стены центральной башни. Гладкий травертин покрывали оранжевые коррозийные потеки, образовавшиеся там, где в стену были вбиты железные скобы. Они шатались и были ненадежны, но выдержали ее вес. Заткнув пистолет за пояс, Свол стала подниматься наверх.

Конец очередной скобы вырвался из стены, выбросив облачко белой пыли. Кара подтянулась и ухватилась за следующую. От напряжения перед глазами все поплыло.

— Кара?

Нейл жаждал узнать, что происходит. Стоя на поперечных балках, широко расставив ноги, он не имел никакой возможности подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы дотянуться до окон крыши.

— Кара!

Осталось преодолеть еще десять метров и влезть на очередной выступ, окаймленный разрушенной сводчатой балюстрадой. Лишайник, покрывающий последнюю скобу, был недавно оборван: она не первой проделала это восхождение. Наконец Кара влезла на узкий выступ и стала пробираться к углу башни. За поворотом открывался вид на очередное нагромождение крыш. Базаров карабкался по ним, направляясь навстречу буре.

— Вижу его! Юго–запад! Следующее крыло! — произнесла она в вокс.

Ей пришлось проделать пятиметровый прыжок на плоскую секцию между пчелиными ульями шести вентиляционных башен.

Базаров не слышал ее.

Кара побежала вперед, приближаясь к Дрейсу по железным ребрам крыши. Ветер стонал между натянутых тросов. Наконец Базаров оглянулся. Увидев преследовательницу, он резко метнулся влево и побежал, поскальзываясь на шатающихся плитках покрытия.

— Стой! — завопила Кара.

Но Базаров скрылся за башней вентиляционного выхода. Свол достала оружие и тоже направилась к металлическим коробам. С бледного неба на девушку обрушился поток обжигающего дождя. Она вздрогнула от боли, но продолжала погоню. Ей пришлось согнуться и прикрывать лицо руками.

Дрейс набросился на нее сзади. Он с силой толкнул Кару, отбрасывая ее на ближайший вентиляционный короб. Девушка не растерялась. Перекатившись, она ловко ушла от следующего удара. Кулак Базарова врезался в покореженный металл. Дрейс заорал от боли. Кара вскинула оружие, но он резко бросился вперед, пытаясь выбить пистолет.

Внезапно она потеряла равновесие, ее нога скользнула по мокрой поверхности, и Свол повалилась назад. Не теряя ни секунды, Базаров ударил ее в живот. Кара закашлялась. Она отплевывалась и чертыхалась. Девушка почти выбилась из сил и с трудом могла шевелиться. Дрейс наклонился и выхватил из ее руки пистолет. Теперь дуло смотрело точно в лоб недавней преследовательницы, а палец Базарова уже ложился на спусковой крючок. Собрав все свое мужество, Кара перекатилась и стремительным ударом подсекла ноги Базарова.

Он грузно рухнул на крышу, и оружие заскользило вниз.

Поднялись противники одновременно. Кара успела выставить вперед руку, перехватить удар и блокировать следующий выпад. Базаров оказался физически сильным мужчиной, но, как поняла Свол, не имел вовсе никакого боевого опыта. Отступив назад, Кара молниеносно прокрутилась вокруг своей оси и врезала ногой в грудь Дрейса. Тот отлетел к вентиляционному коробу, но тут же снова бросился вперед, хотя теперь в его глазах светился страх. Кара не заставила себя ждать. Снова прокрутившись, она нанесла сокрушительный удар ногой в плечо противника. Базаров застонал и сложился пополам.

Тяжело дыша, Свол склонилась над мужчиной. Схватка окончательно вымотала ее. Перед глазами заплясали хороводы звездочек, ее тошнило, голова раскалывалась. Внезапно он ударил ее локтем по левому колену. Кара упала, больно стукнувшись о металл воздуховода.

Разводы. Цвета. Формы. Запах крови в носу, вкус крови во рту. Кара встряхнулась и осмотрелась. Базаров ушел. Поднимаясь на ноги, она услышала за ветром пронзительный крик.

— Базаров? Базаров?

Он пытался сбежать, но ему тоже пришлось нелегко. Воздуха не хватало, да и два мощных удара не прошли даром. Дрейс заскользил по краю парапета и съехал почти на самый край крыши.

Кара глянула вниз и увидела его испуганное белое лицо. Скрюченные пальцы вцепились в водосточную трубу, ноги молотили в пустоте, повиснув над пропастью Стайртауна.

Свол не смогла дотянуться до него. Она попыталась было это сделать, но тотчас же поняла, что и сама свалится вниз. Оглядевшись, она нашла обломок трубы, но он оказался слишком коротким. Базаров снова заорал, его руки скользили, а между пальцами поднимались кислотные пары.

Кара побежала обратно по парапету и схватила один из тяжелых и непослушных оборванных тросов. Перебросив его через парапет, Свол закричала что было сил:

— Хватай его! Давай же!

Он простонал что–то в ответ.

— Давай! — Кара была готова проклясть саму себя, если потеряет очередной источник информации, так и не успев его допросить. Пока что ни одна из операций в Петрополисе не увенчалась успехом.

— Хватай его!

В отчаянии выбросив вперед руку, Базаров все–таки схватился за кабель, но практически в тот же момент заскользил вниз. Кара закричала от натуги, пытаясь удержать трос.

Базаров с воплем скрылся за краем крыши.

Кара громко выругалась, но еще чувствовала вес тела на другом конце троса. Значит, мужчина все еще держался. Что было сил Свол потянула трос на себя… раз, второй… Бесполезно. Слишком тяжело. Она не сможет… но тут возле нее возникла Пэйшенс Кыс.

— Откуда ты взялась? — прохрипела Кара.

— Мы подумали, что вам потребуется помощь.

— Так помоги мне, мать твою растак, пока он не упал!

Кыс даже не попыталась взяться за трос. Она только посмотрела на скат крыши и водосток, и брови ее нахмурились. Кара почувствовала, как внезапно ослабло напряжение на том конце. Все–таки нинкер свалился…

Но нет. Он всплыл над крышей, вначале руки, потом лицо, затем все тело. Он все еще цеплялся за трос, но теперь его вытягивало наверх ментальное усилие Кыс. Хныкающий мужчина скользил по плиточному склону лицом вниз, пока не оказался достаточно близко, чтобы они смогли подхватить его и втянуть на парапет. Кыс отошла назад, отдуваясь и переводя дух от напряжения. Базаров скорчился и застонал у их ног.

— Прекрати! — сказала Кара, поднимая его.

Вдруг Базаров попытался вцепиться в нее. Каре пришлось толкнуть его так, что, отлетев назад, его голова оставила вмятину на коробе воздуховода.

— Прекрати!

И наконец, он подчинился.

Под мягкий гул суспензоров инквизитор медленно продвигался по комнатам Бергоссиана в Гиблых Чердаках, сантиметр за сантиметром внимательно обследуя изрисованные стены. Фраука шел следом, дымя очередной папиросой. Они казались степенными посетителями какой–нибудь общественной галереи.

— Что–нибудь важное? — спросил Фраука.

Динамики кресла Рейвенора ответили мягким щелчком, эквивалентом задумчивого «хм…». Кресло развернулось, и датчики осмотрели противоположную стену. Из глубины машины донеслось тихое потрескивание записывающего пиктера.

— Плоды безумия, — наконец ответил Рейвенор. — Случайные каракули, показывающие признаки третичной стадии душевного расстройства, но все же подсказанные определенным или квазиопределенным символизмом. Результат пребывания в трансе, как мне кажется. Без сомнения, состояние измененного сознания. Невозможно сказать, есть ли какая–нибудь последовательность в надписях. Художник мог быть безумен или просветлен до состояния сверхпонимания.

— Ну, это вряд ли, — с сомнением отозвался Фраука.

Искусственная речь, льющаяся из вокс–транслятора, была абсолютно бесстрастной, лишенной всяких интонаций.

— Шучу я, — сказал Рейвенор. — Скорее всего…

В комнату вошел Нейл.

— Они взяли его, — доложил он. — И уже притащили сюда.

— Тогда давайте поговорим с ними. Вистан, если позволишь?…

Фраука потушил папиросу и активизировал ограничитель.

Не было необходимости их серьезно «ломать». Это я мог сказать сразу, как только вкатился в комнату, где Матуин держал их на мушке. Поверхностные мысли наших пленников оказались до смешного очевидными. Базаров был ошеломлен и напуган. Лант тоже боялся, но, кроме всего прочего, никак не мог взять в толк, что происходит. Тело Одиссея Бергоссиана сотрясали нервный тик и наркотическая ломка.

На всех троих произвел впечатление устрашающий вид вооруженных людей. А появление безликого, бронированного, неприветливого, как каменная глыба, кресла и вовсе повергло их в ужас.

Поначалу мне даже не пришлось задавать вопросы. Сознание Ланта оказалось наиболее открытым. Безграмотный чернорабочий, он был другом Бергоссиана и, когда не имел денег на ночлежку, оставался на Гиблых Чердаках. Лант был знаком с Базаровым, но не считал его другом. Дрейс явился этим утром, заявив, что ему необходимо спрятаться. Причин он не называл, но Лант подумал, что он, скорее всего, прячется от властей.

Лант советовал Бергоссиану прогнать его. Появление такого человека, как Базаров, не сулило ничего хорошего. А у них без того полно неприятностей. И что еще более важно, Бергоссиан был совсем плох. Уже в течение многих лет он скользил от одной наркотической зависимости к другой, проводя под кайфом большую часть жизни. Долгое время это была обскура, затем таблетки, а следом и веселящие камни.

В последние несколько месяцев Бергоссиан стал использовать еще и флекты. Поначалу немного, полагаясь в основном на веселящие камни, но со временем все чаще и чаще. Наконец, Бергоссиан забросил камни и стал использовать флекты каждый день. Вот тогда–то он и начал рисовать.

Лант беспокоился о своем друге. Сам Герг не употреблял наркотики — разве что немного лхо, иногда затяжка обскуры, но ничего тяжелого. Ему хотелось помочь другу. Бергоссиан совсем перестал следить за собой, забывал поесть и практически не работал. Странно, но при всем этом он выглядел вполне счастливым. Большую часть времени он пребывал в блаженстве, постоянно что–то восхищенно бормотал о своих картинах. Они целиком поглотили его. Вооружившись кувалдой, Одиссей пробивал себе путь из комнаты в комнату, чтобы расширить простор для творчества.

Я выплыл из сознания Ланта.

Базаров оказался крепче, хотя в его голове все еще пульсировало от той затрещины, которой его наградила Кара. Узнав о судьбе Сонсала, Дрейс перепугался до безумия и попытался удрать.

— Правильно делаешь, что боишься.

Базаров вскинулся и, удивленно моргая, уставился на меня.

— Все, что ты расскажешь сейчас, может помочь при рассмотрении твоего дела. Возможно, я даже проявлю некоторое снисхождение. Откуда появляются флекты?

Я понимал, что расколоть его будет не так–то просто. Устный допрос наверняка занял бы несколько часов, и Дрейс плел бы ложь за ложью, пока его не загнали бы в угол. Однако мой ментальный вопрос застал его врасплох. Он так сконцентрировался на том, чтобы не проговориться, что нужный ответ сам выплыл на поверхность его сознания.

Базаров тоже не был наркоманом. Как начальник смены в «Энжин Империал» он получал довольно приличную заработную плату, но увеличивал ее за счет сделок на черном рынке. Как правило, он приторговывал наркотиками. Сам он не мог позволить себе использовать их. Адептус Механикус тщательно следили за рабочими, время от времени забирая у них анализы мочи и крови. А Базаров не хотел терять место, поэтому вел свои темные делишки в родном стеке. Как начальник смены он заводил знакомства и имел множество связей на предприятиях поставщиков и в транспортных компаниях по всему городу. Дрейс выправил для себя хорошие документы и наслаждался роскошью свободного передвижения.

В течение трех последних лет Бергоссиан время от времени кое–что подбрасывал Базарову. Он мог достать почти все, главным образом потому, что сам был наркоманом. Ассортимент зависел от того, где подрабатывал Одиссей. Кричалки и веселящие камни он доставал, когда упаковывал мясо в Общем Блоке К, улыбнись–траву, когда таскал зонт на рынке в Грязях, хотя этим он не занимался уже довольно давно.

Хорошие штучки вроде флектов появлялись благодаря его связям в цирке.

Я переключил свое внимание на Одиссея Бергоссиана. Когда я прикоснулся к его сознанию, у меня возникло ощущение, что оно сделано из каучука.

— Одиссей. Расскажи мне о цирке.

Сморгнув и громко рассмеявшись, Бергоссиан, точно ребенок, стал оглядываться вокруг в поисках источника голоса. Лант и Базаров тревожно следили за другом.

Но в сознании Одиссея не было ни чувства вины, ни попытки что–либо скрыть, поэтому в его случае не действовали методы, которые я применил к Дрейсу. Его мысли представляли собой потоки расфокусированного света и ярких красок.

Я копнул чуть глубже и почувствовал, как вздрогнула Кыс от покалывания нарастающего псионического напряжения. На окне расцвели морозные узоры.

Я погрузился еще глубже. Кыс вышла в коридор. Кара, Матуин и Нейл, чьи ментальные ауры слегка засветились, теперь тоже слишком хорошо могли ощущать мою псионическую атаку. Они осторожно отошли назад. Базаров и Лант задрожали и попытались отползти от Бергоссиана к дверному проему, ведущему на кухню. Одиссей же только хихикал себе под нос. Стоящий за моей спиной Фраука, который ничего этого не чувствовал, прикурил очередную папиросу с лхо и стал насвистывать какую–то мелодию.

— Одиссей.

В ответ он лишь рассмеялся. Я увидел, как подрагивает его нижняя губа. Затем я потянулся в его поверхностное сознание и был поражен многообразием обнаруженных там волн счастья и удовлетворенности. Его рассудок оказался теплым, густым, успокаивающим, текучим пространством.

— Цирк, Одиссей. Расскажи мне о нем.

— Цирк, цирк, цирк! — захихикал он.

Новый звук заставил остальных подскочить от неожиданности. Это были первые слова, сказанные Бергоссианом с тех пор, как я вошел в комнату.

— Да, Одиссей. Цирк. Ведь там ты достаешь флекты, не так ли?

— Да, да. В отражении, да! — пробулькал он, зайдясь в смехе.

Одиссей растянулся на полу и замахал руками.

— Кто их тебе продает, Одиссей?

Бергоссиан фыркнул.

— Дюбо! — прокудахтал он. — В отражении, Дюбо из клетки.

— Черт возьми, Одиссей! — закричал Базаров. — Они же тебя укокошат, если ты их сдашь!

— Заткнись, Базаров.

— Дюбо! Дюбо и агенты!

— Не делай этого, Одиссей! — снова завопил Базаров, подавшись вперед.

Возиться с ним времени у меня не было. Легким псионическим ударом я сбил Базарова с ног и прижал к стене кухни. Затем я подкатился ближе к хихикающему Бергоссиану.

— Ты нам очень помог, Одиссей. Что еще ты можешь сказать мне?

Он устало затряс головой, словно человек, который долго катался на карусели и которого теперь тошнит. Или как пьяница, который выпил слишком много. Я мог чувствовать горький запах поднимающейся рвоты, дезориентацию сознания и тело, вышедшее из–под контроля.

Да простит меня Император, но это было восхитительно. Любые крайности телесного опыта, даже caмые неприятные, настолько недоступны мне, что, когда выпадает такая возможность, я наслаждаюсь ими.

Но вдруг ситуация начала выходить из–под контроля. Казалось, будто блаженные, теплые флюиды его мыслей пересыхают. Из них, словно камни во время отлива, стали подниматься какие–то фигуры. Теплое свечение в голове Бергоссиана потускнело, и на краю его сознания зарделся черный рассвет.

— Одиссей.

Неясные фигуры обступили меня — уродливые, застывшие, цвета потемневшей кости, покрытые пленкой теплой жидкости, которая плескалась и булькала, утекая от меня. Тело Бергоссиана начинало биться в каком–то припадке.

За спиной я услышал шипение Нейла:

— Выбирайтесь из него. Босс, выбирайтесь из него к чертям!

Я понял, что не могу. Меня несло вперед. Вокруг раскинулся залитый неясным светом пейзаж измученного, изувеченного сознания Одиссея. На какое–то мгновение все происходящее показалось мне почти смешным. Теперь я восседал не в своем суспензорном модуле, а в старинном инвалидном кресле, которое, набирая скорость, катилось вниз с откоса, а я не мог ни затормозить, ни остановиться.

— Одиссей. Отпусти меня.

Бергоссиан метался, бился головой, молотил о пол пятками и локтями. Затем раздался крик, но я уже не мог сказать, кричал ли это реальный Бергоссиан или это был какой–то пронзительный заупокойный плач, разносящийся над опаленной землей его ментального пейзажа.

Я все глубже погружался в него и никак не мог остановиться. Передо мной раскинулась обширная пустошь, засыпанная гагатовым пеплом и обломками какой–то почерневшей материи, искривленной, вздутой, рассыпающейся, потрескавшейся. По выгнутому куполу неба стремительно проносились рваные облака. Солнце, красное, как налитый кровью глаз, вскарабкалось по мелькающим небесам и снова зашло за один–единственный вздох.

Завывающий звук стал громче. Черный изломанный ландшафт рассекала смердящая пропасть. Яма, заполненная черепами. Миллиарды человеческих черепов, каждый из которых окрашивался эхом собственного предсмертного крика. Передо мной из затвердевшей ночи поднимались разрушенные здания: башни, шпили и циклопические цитадели. Сожженный город. Убитый улей. Это был Петрополис? Это было грядущее?

Я рухнул между огромными башнями и увидел их бесчисленные окна, ряд над рядом, ярус над ярусом — темные окна, напоминающие пустые глазницы, помутневшие от невообразимых эпох, проведенных во всепоглощающей темноте.

И тогда я остановился. Завывание смолкло. Я был одинок среди этого безмолвия, вокруг меня вздымались руины, а воздух наполняли зола и запах разложения. Под ногами поблескивало битое стекло и…

Под ногами.

Я пошатнулся. Я стоял. Я был целым. Ступни, ноги, тело, руки, пальцы…

Я посмотрел вниз. Посмотрел живыми глазами, а не фоторецепторами. Потрескавшаяся черная почва под моими босыми ногами была усеяна осколками битого стекла. В них, словно в разбросанной кем–то мозаике, отражалось мое совершенство.

Я увидел свое лицо. То лицо, которое когда–то имел. Гидеон Рейвенор, молодой, сильный, целеустремленный. Как я скучал по этому лицу…

Я почувствовал, как что–то приближается ко мне. Я слышал это за своей спиной. Что–то тяжелое, быстрое бежало, хрустя стеклянными обломками. Оно фыркало, рычало, отплевывалось.

Я хотел повернуться. Тело отказалось двигаться. В отражении у своих ног я увидел неповоротливую, косматую тень какой–то огромной твари. Сверкнули клыки.

В последнюю секунду мое изображение в бесчисленных осколках изменилось и снова стало правильным. Шишковатая, раздутая груда плоти, покрытая шрамами и застарелыми следами ожогов, обрубки конечностей, изодранный и бесполезный ком головы, лоснящийся, розовый, будто грубо сшитый мешок. Настоящий я.

Абсолютно беспомощный во власти Хаоса.

Назад: Часть первая. ПЫЛАЮЩИЙ ГОРОД

Дальше: Глава 5