Книга: Инквизитор Рейвенор (сборник)
Назад: Сейчас. Петрополис, Юстис Майорис, весна, 401.М41
Дальше: Глава 3

Часть первая. ПЫЛАЮЩИЙ ГОРОД

Глава 1

Впервые он попробовал флекты тем летом, когда ему исполнилось одиннадцать, хотя видел их и раньше. Как и тех, кто их употреблял. Дерьмоголовые прожженные помоечники. Тогда он только–только узнал, насколько поганой может быть жизнь на затопленных уровнях.
За четыре месяца до его одиннадцатого дня рождения департамент Муниторум закрыл две фабрики в их округе. Девятнадцать тысяч рабочих были, в терминах Муниторума, «освобождены от обязательств». Причина закрытия не озвучивалась. Но было известно, что этому предшествовал экономический спад во всем субсекторе. Появились слухи, что в самой северной зоне открываются новые, автоматизированные заводы, где единственный сервитор мог заменить двадцать рабочих. Некоторые говорили, что фабрики лишились военного контракта с предприятиями на Кэкстоне. Так или иначе, предприятия закрылись. Девятнадцать тысяч умелых рабочих выброшены на помойку.
Родители Заэля умерли от вспышки улейной оспы несколько лет назад. Он жил в стеках вместе со своей бабушкой и сестрой Ноув. Ей было восемнадцать, она работала сборщицей и была единственным добытчиком в семье. Ноув оказалась одной из тех, кого «освободили от обязательств».
Это произошло быстро и неожиданно. На социальное пособие и продовольственные талоны прожить было невозможно. Заэлю пришлось бросить школу, чтобы зарабатывать деньги, выполняя поручения местных торговцев. Не все они были чисты на руку. Заэль никогда не спрашивал, что находилось в коричневых посылках, которые он доставлял по указанным адресам. Тем временем бабушка нашла способ уходить от тягот и тревог, нюхая тюбики из–под клея, которые собирала на помойке позади швейной фабрики. А Ноув искала работу.
Но она ее так и не нашла. Зато нашла флекты. Заэль не знал, чем она за них платила. Постепенно он стал привыкать к ее остекленевшему взгляду и блуждающей улыбке.
— Тебе тоже стоит попробовать, малыш, — как–то раз сказала сестра.
Он всегда был для нее «маленьким братцем», но теперь произносить слово «брат» она считала ненужным усилием.
Однажды он вернулся с пачкой замусоленных банкнот в кармане. Ноув явно не ждала его так скоро. Когда он неожиданно вошел в крошечную кухню, сестра вскочила из–за маленького обеденного столика и сунула что–то под грязное полотенце. Заэль замер в дверном проеме, изнемогая от любопытства и строя догадки о том, что же она могла там спрятать.
Ноув расслабилась, увидев брата. Она боялась, что могут прийти арбитры или подразделение «протрезвителей» из Министорума, которые на прошлой неделе работали в Общем Блоке J, продвигаясь от двери до двери, раздавая брошюры и читая нотации.
Заэль вошел на кухню, выудил из кармана смятые бумажки и бросил их на ржавую сушилку для посуды.
— Хороший малыш, — произнесла Ноув. — Милый малыш. Все усердно трудишься.
Заэль проигнорировал ее слова и стал искать последний цитрусовый напиток, который припрятал в кладовке. Пакета на месте не оказалось. Ноув уже нашла и выпила его. Так что Заэль просто поставил кастрюлю на плиту, чтобы вскипятить воду для дегидрированного супа.
Сестра откинула кухонное полотенце. На помятом листке бледно–красной тонкой бумаги лежал маленький кусочек стекла неправильной формы, размерами не больше подушечки большого пальца.
В кастрюле закипела вода. На кухне пахло прокисшим бульоном и бабушкиным клеем. Заэль старательно делал вид, что сильно занят приготовлением супового концентрата, а сам украдкой рассматривал странный предмет.
Ноув разгладила края оберточной бумаги и уставилась на кусочек грязного стекла. Она моргнула и вздрогнула. Ее губы задрожали. Девушка откинулась на спинку стула и сложила руки на столе перед собой.
Вот тогда она это и произнесла «Тебе тоже стоит попробовать, малыш».
— Зачем? — спросил Заэль.
— С ним все выглядит не таким уж плохим.
Суп выплеснулся через край кастрюли и залил пламя горелки. Заэль быстро закрутил газовый вентиль.
Неделю спустя Ноув умерла. Арбитры забрали ее тело, составили протокол о происшествии и вымыли из шлангов переулок. Они сказали, что она упала с верхней лестничной площадки, находясь под воздействием запрещенного вещества. Никто не смог объяснить, почему она лежала на мостовой лицом вверх. Она пятилась назад от чего–то. А люди обычно пятятся, когда их что–то пугает.
Восемнадцать этажей. Только отчет медика–мортус установил, в каком она была состоянии, перед тем как упасть.
Годами наблюдая, как его бабушка вдыхает испарения из выброшенных на свалку тюбиков клея, как она отхаркивает кровавую мокроту и мочится под себя в своем кресле, Заэль был абсолютно уверен, что никогда не станет пробовать эту отраву.
Но во флекте было что–то другое. Простые осколки стекла. Небольшие грязноватые кусочки, завернутые в бледно–красную бумагу. Он видел, как в темных углах дилеры меняют их на наличность. Он слышал о вечеринках, где по дюжине нетерпеливых клиентов делят точно такое же, но большее по размерам стекло.
Тем летом, когда ему исполнилось одиннадцать, спустя три недели после смерти сестры, Заэль выполнял поручение местного типа по имени Риско.
Отвратительно воняющий потный парень взъерошил волосы Заэля жирными, как колбаски, пальцами и сказал, что у него закончились бумажки. Хочет ли Заэль подождать, пока появятся наличные, или, может быть, вместо оплаты «взглянет»? Он решил «взглянуть». Риско выудил из кармана пальто крошечный сверток бледно–красной бумаги и протянул его Заэлю из–под руки, словно сдавал карту.
— Растворись, — буркнул Риско.
Он не имел в виду «убирайся». Просто дал совет по применению.
Восемь дней Заэль носил флект в кармане. Наконец однажды ночью, когда бабушка отключилась, он отправился к заброшенному служебному этажу, развернул обертку и посмотрел.
И уже никогда больше не оглядывался назад.
Теперь ему исполнилось двенадцать. Или четырнадцать. Он не знал точно. Он носился целый день и получал зарплату флектами или деньгами, которые тратил на флекты. Как бы то ни было, но так все и получалось. Единственное, что он запомнил за последнее время, это то, как люди Магистратума изымали тело его бабушки.
— Как давно она скончалась? — спросил медик–мортус, стаскивая марлевую повязку и морщась от вони.
— Моя бабушка умерла?
— Захлебнулась собственной рвотой… — промямлил медик. — Тело уже разлагается. Должно быть, она умерла несколько недель назад. Разве ты не заметил?
Заэль пожал плечами. Он только что заработал флект и хотел им воспользоваться. Стекляшка просто обжигала карман. А эти люди со своими расспросами только мешали.
— Все будет хорошо, — сказал ему медик, пропуская коллег, которые уже выкатывали носилки с бесформенным черным мешком на лестничную площадку стека. Мужчина пытался казаться искренним.
— Я знаю, — равнодушно ответил Заэль.
Заэль увидел его, когда искал «взглянуть».
Высокий, широкоплечий, крепко сложенный парень с тяжелыми кулаками старался не привлекать к себе внимания, но это ему плохо удавалось. Он явно хотел сойти за одного из чертовых громил из какого–нибудь клана, но выглядел слишком ухоженным, да и черный комбинезон был слишком новым.
Заэль собирался купить флект у своего обычного дилера, тупоголового нюхомана по имени Иски, работавшего в стеке в нижних северных Грязях. Но когда Заэль увидел этого крепкого типа, его планы резко изменились.
Парень преследовал его от самого Общего Блока J до реки.
Заэль постоял немного на пролете железного моста, глазея на темную воду, полную разного мусора. Паровой поезд прогрохотал по верхнему уровню над его головой, бросая из окон свет на реку, не видящую солнца. Пролет заволокло дымом, и Заэль воспользовался этим шансом, чтобы улизнуть.
Но уже через два квартала, по дороге к жилым массивам Общего Блока L, он снова заметил того парня. Ошибки быть не могло. Черный комбинезон, бритая голова, темная козлиная бородка, вышедшая из моды в Грязях еще несколько сезонов назад.
У Кроссферри Заэль повернул на запад, надеясь избавиться от «хвоста». Но незнакомый парень оказался весьма проворным и по–прежнему не отставал.
Заэль побежал. Вдоль Кроссферри, мимо лотков еженедельной распродажи, по мрачному тоннелю под треугольником стеков. Он оглянулся через плечо и в этот момент врезался прямо в чью–то открытую ладонь.
Парень схватил Заэля за горло и прижал к стене.
— Ты, глядун. — В голосе здоровяка прозвучал инопланетный акцент. — Я не хотел доставлять тебе неприятности, но ты сам нарвался. Дилер. Мне нужен твой дилер.
— А пошел ты… — Заэль выдавил неестественный смешок.
Пальцы на его горле сжались сильнее, и теперь ему стало совсем не весело.
— Зачем вам так нужен мой дилер? — поинтересовался Заэль, когда парень отпустил его.
— Затем.
Он произнес это так, словно все объяснил.
— Вы арбитр?
Парень покачал головой.
— Тогда кто?
— Худшее, что ты можешь предположить.
От страха у Заэля перехватило дыхание. Его доставали каждый день все кому не лень любым возможным способом, но не так. Этот парень не был наркоманом, ищущим дилера, не был он и громилой, собирающимся устроить разборки конкурентам. Он внушал ужас. Заэль не собирался вести его к Иски, но понимал, ему придется дать этому парню какие–нибудь реальные наводки. Он знал еще несколько дилеров в стеках Общего Блока L и не испытал бы угрызений совести, сдавая их. Ведь его шее угрожала опасность.
— А у вас есть имя? — спросил Заэль.
Мужчина задумался.
— Ваше или мое? — спросил он, словно обращаясь к кому–то незримому у себя за спиной.
Последовала пауза. Затем парень кивнул и обернулся к Заэлю:
— Зови меня Рейвенор.
Начинался дождь. Порывистый ветер нагонял с запада тучи. Завыли установленные на придорожных столбах сирены.
Карл Тониус, казалось, не слышал их, поэтому Кыс пришлось ткнуть его локтем и показать на навес из цветного стекла.
— Ненавижу эту чертову планету, — проворчал Карл.
Промышленные загрязнения в течение двух дюжин веков отравляли атмосферу Юстис Майорис. Огромный город–государство Петрополис тушился под крышкой плотных ядовитых туч, а его улицы задыхались от углеводородного смога. Верхние уровни регулярно поливали кислотные осадки. Дождь разъедал все: камни, кирпич, сталь. Рак кожи был второй по показателям смертности болезнью после вызванных загрязнениями эмфизем.
С первым же звуком, раздавшимся из оплавленных кислотой репродукторов, из переулков и лавок стали выскакивать люди, которые театральными жестами снимали с плеч длинные копья сложенных зонтов и живописно раскрывали их перед прохожими, громко предлагая свои услуги. Купола некоторых зонтиков были сделаны из пропитанной специальным составом бумаги, другие — из сталешелка, пластека или целлюлозы. Почти все были вручную расписаны броскими узорами и снабжены подробностями относительно почасовой оплаты и безупречного характера владельца.
Пэйшенс и Тониус отогнали зонтоносцев и остались под навесом. Они слышали, как едкий дождь барабанит по цветному стеклу и шипит на флагах, украшающих улицу.
Карл Тониус достал пропитанный маслом оссциля льняной платок и жеманно прикрыл нос и рот. С того самого момента, как они высадились на планету, его лицо не покидало выражение брезгливого отвращения.
— Выглядишь, как сладенький мальчик, — не в первый раз сказала ему Пэйшенс Кыс.
— Не знаю, как ты можешь переносить эту мерзкую атмосферу, — ответил он презрительно. — При каждом вдохе легкие переполняются смертельно опасной отравой. Большей дыры, чем эта планета, я никогда не встречал.
Тониус был человеком небольшого роста, но огромного позерства. Во всех его движениях было столько же элегантности, сколько и самодовольства. При одном взгляде на его красный бархатный костюм всякому становилось ясно, что платье специально заказывали у самого лучшего портного. Белые кружевные манжеты чуть выглядывали из широких рукавов серого пластекового дождевика. На ногах он носил идеально начищенные сапоги с дорогими пряжками.
Ему было двадцать девять стандартных лет. Тяжелые белые локоны Тониус зачесывал назад, открывая высокий лоб, а лицо пудрил белой пудрой. Болезненно бледный, с прижатым к носу платком, он походил на классическую статую «Джентльмен, собирающийся чихнуть».
— Сладенький, — повторила Кыс и вздохнула: — Это место напоминает мне о доме.
Пэйшенс родилась на Саметере в Геликанском субсекторе, еще одном грязном, задымленном, перенаселенном мире, каких в Империуме было предостаточно.
Агенты представляли собой странную пару: денди и мегера. Пэйшенс была выше Тониуса. Атлетично сложенная, стройная, она двигалась с такой легкостью и грацией, что казалось, будто она плывет над землей. Девушка носила шоколадно–коричневый комбинезон с серебристыми вставками. Длинные черные волосы были собраны в тугую прическу, скрепленную двумя длинными серебряными булавками. На бледном лице с высокими скулами сверкали ярко–зеленые глаза. От всей ее фигуры веяло опасностью.
— Потеряли? — предположила Кыс.
Тониус поглядел на нее и приподнял выщипанную бровь.
— Синий, — сказал он.
— Откуда ты знаешь?
Улицу затопило волнующееся море зонтиков. Среди них резко выделялся один — огромный синий.
— Нет надписей. Ни имени владельца, ни расценок. Он богат и не станет пользоваться услугами наемного зонтоносца. Для этого у него есть свой слуга.
— Да, в этом ты разбираешься… — поддразнила Пэйшенс. — Но все равно ты слишком сладенький.
Тониус фыркнул, но отвечать на колкость не стал. Рядом с Кыс кто угодно, за исключением разве что космодесантника Адептус Астартес в полной боевой броне, казался «сладеньким».
Они стали пробираться сквозь толпу, следуя за синим пятном. На глаза то и дело попадались многочисленные ожоги, украшавшие кожу пешеходов. Некоторые были старыми и зарубцевавшимися, другие — свежими и сырыми. А часть — и тут Карл Тониус еще сильнее прижимал к лицу свой ароматизированный платок — были уже не ожогами, а бесцветными, смертельными меланомами. В качестве лечения использовались намоленные бумажки. Их можно было приобрести у уличных торговцев, стоящих на каждом углу, или на лотках в торговых рядах. Тонкие как паутина, они благословлялись всевозможными «некто из Экклезиархии» и пропитывались паллиативными сыворотками из чертополоха, молочного корня и флодроксилий. Бумажки необходимо было вырезать по нужной форме — обычно в виде небольших заплаток, — смочить и наклеить на дождевые ожоги. Вера и Бог–Император делали все остальное. Прохожие, окружавшие Тониуса и Кыс, пестрели такими заплатками из намоленных бумажек. У одного старика ими были покрыты вся шея и лоб, делая его похожим на куклу из папье–маше.
Над их головами, под смертельным ливнем послышалось чириканье. Кыс посмотрела наверх и увидела стайку птиц, дружно устремившихся к высокому шпилю.
— Как же они выживают? — поинтересовалась она вслух.
— Они и не выживают, — ответил Тониус.
Она не поняла, что он имеет в виду, но решила не переспрашивать. Слушать лекции Карла Тониуса было слишком скучно.
На пересечении с улицей Леспера синий зонт свернул налево и поплыл по широкому бульвару Святого Германика к кварталу керамистов. Дождь продолжал шипеть.
— И куда он теперь направляется? — пробормотала Кыс.
— Это его единственная слабость. Он собирает их поделки.
— Я бы не сказала, что это его единственная слабость, — возразила девушка.
— Но, — кивнул Тониус, — единственная, в которой ему не стыдно признаться.
Под металлическими карнизами и за тяжелыми непроницаемыми жалюзи ремесленники и торговцы выкладывали свой товар на деревянные столы. Синий зонт задержался возле тех, где были выставлены темные, толстостенные, сверкающие лаком чаши и вазы.
— Поговаривают, что у него лучшая коллекция антикварной керамики во всем Общем Блоке В, — произнес Тониус.
— Ты говоришь так, словно тут есть чем гордиться или в этом есть какой–то смысл, — сказала Кыс. — Мне становится скучно, Карл. Может, просто накроем его?
— Нет. Нам не удастся справиться с его охраной. Он слишком умен.
— У него же гетеросексуальная ориентация, верно?
Тониус задумчиво посмотрел на напарницу:
— По крайней мере, так говорилось в досье. А что?
Она схватила его за руку и потащила вперед, обгоняя синий зонт. Тот задержался возле прилавка еще одного из торговцев.
— Кыс? Что ты…
— Заткнись. Он будет здесь через несколько минут. — Она ткнула пальцем в сторону витрины магазина керамики неподалеку. — В этом заведении есть хоть что–нибудь стоящее?
— Я… кхм… думаю, да. Там есть отличные экземпляры… конец третьей эры.
— Выбери что–нибудь для меня.
— Что?
— Ты разбираешься в этих штуковинах. Потому что ты — сладенький. А теперь иди и выбери для меня что–нибудь. Лучшее из того, что у них есть.
Умберто Сонсал, заместитель директора фабрики «Энжин Империал» Общего Блока В, был тучным человеком с мягкими, полными губами и маленькими глазками. Дождевые сирены смолкли, ливень прекратился, и Сонсал повернул диск на своем перстне. Антикислотные пластины, защищавшие его кожу, скрылись в прорезях за ушами и под бровями. Его слуга свернул большой синий зонт.
Толстяк промокнул лоб кружевным платком и продолжил осмотр. Иногда он задерживался, чтобы получше рассмотреть понравившуюся вещь. Его свита — слуга, советник и два телохранителя — дожидалась в дверях магазина.
Взгляд Сонсала остановился на изящном лакированном блюде. Умберто уже собирался снять его с полки, когда чья–то рука вцепилась в него.
— О, как красиво! — произнесла девушка, поднимая керамику к свету.
— Ага, — произнес Сонсал громким шепотом.
— Простите. Кажется, вы собирались посмотреть его? — спросила незнакомка.
Девушка была ошеломительна. Ее глаза были такими зелеными, фигура столь стройной, а ее любовь к керамическим изделиям столь очевидной…
— Не стоит беспокойства, — ответил Сонсал.
Профессиональным жестом она перевернула блюдо и стала внимательно рассматривать клеймо изготовителя и небольшой кружок клейкой бумаги с кодом импортера.
— Конец третьей эры? — задумалась она, бросая взгляд на Сонсала.
— Так и есть.
— И клеймо. Напоминает маркировку Цеха Нукса, но думаю, что на самом деле это может оказаться клеймо Солобесса, до того, как его выкупил Нукс.
Она протянула коллекционеру блюдо. Толстяк причмокнул пухлыми губами и подмигнул.
— Пожалуй, соглашусь. Вы хорошо в этом разбираетесь.
— О нет! — поспешно возразила незнакомка, одарив Сонсала мимолетной улыбкой, пронзившей его до глубины души. — Не совсем. Мне просто… действительно нравится то, что мне нравится.
— У вас восхитительный вкус… мисс?
— Пэйшенс Кыс.
— Меня зовут Сонсал, но я буду рад, если вы станете называть меня Умберто. Пэйшенс, у вас великолепное чутье. Вы собираетесь его покупать? Я бы рекомендовал вам это сделать.
— Боюсь, что пока не могу себе этого позволить. Если быть честной, Умберто, то мое хобби по большей части ограничивается лишь любованием. У меня есть несколько вещичек, но деньги, чтобы покупать новые, появляются редко.
— Понятно. А что–нибудь еще вам понравилось?
— Тониус!
Ментальный зов ударил между глаз, словно в него бросили камень. Карл наблюдал за происходящим, стоя на противоположной стороне улицы под навесом лавки продавца намоленной бумаги. По старым металлическим водосточным трубам на мостовую с шипением стекала дымящаяся кислота.
Тониус подкрутил увеличение своего карманного скопа.
— Давай быстро. Выбери что–нибудь хорошее!
— Вы видите это? — вслух спросил Тониус.
Он получил подтверждение, куда более мягкое и тихое, чем грубый удар сознания Кыс.
— Есть предложения?
Чуть склонив набок голову, Карл выслушал ответ и затем произнес:
— Слева от тебя ваза с широким горлом. Нет, Кыс, слева, с другой стороны. Вот. Коричневая. Это начало четвертой эры, но автор малоизвестен. Марладеки. Ценится коллекционерами, поскольку пропорции его изделий совершенны, а сам Марладеки умер молодым и не успел создать слишком много.
— Насколько молодым?
— Сейчас спрошу. Насколько молодым? Угу, ясно. Так, Пэйшенс, он умер в возрасте двадцати девяти лет. Главным образом создавал чаши. Вазы встречаются редко.
— Надеюсь на ваши познания. Хорошо.
— Вот неплохая вещица. — Кыс погладила край высокой амфоры, покрытой черным, как патока, лаком. — Но вот это…
Изображая восхищение, она нарочито глубоко вздохнула и осторожно подняла вазу с широким горлом.
— Боже–Император, она просто изумительна. Я бы сказала, что это начало четвертой эры… но что я знаю?
Сонсал взял из ее рук вазу, глядя не столько на нее, сколько на девушку.
— Вы очень хорошо осведомлены, дорогуша. Начало четвертой. Интересно, кто мастер? Что–то не могу разобрать печать…
Сонсал вставил ювелирную линзу в правую глазницу и стал разглядывать днище. Кыс пожала плечами:
— Ведь не может же это быть Марладеки? В смысле… он успел сделать так немного вещей, да и то в основном чаши.
— Это он и есть, — тихо проговорил Сонсал, снимая окуляр.
— Нет!
— Боже–Император, Пэйшенс, я искал нечто подобное в течение многих лет! Я прошел бы мимо, посчитав ее фальшивкой, если бы вы не обратили на нее моего внимания.
— Ох, да ладно вам, — застенчиво произнесла девушка.
Этот толстяк был ей противен. Ей пришлось прилагать огромные усилия только для того, чтобы оставаться вежливой, не то, что продолжать разыгрывать свою роль.
— Я должен заполучить ее! — воскликнул Сонсал, но осекся и взглянул на собеседницу. — Если вы, конечно?…
— Она мне явно не по карману, Умберто, — произнесла та с сожалением.
Сонсал поднял вазу повыше, и, заметив это, владелец магазина поспешил принять ее, завернуть и выписать купчую.
— Я перед вами в долгу, Пэйшенс, — произнес толстяк.
— Не глупите, Умберто.
— Вы не хотели бы… Не доставите ли мне удовольствие и не отужинаете ли со мной сегодня?
— Не уверена, что смогу…
— Я настаиваю. Надо отметить это приобретение. В самом деле, Пэйшенс, это меньшее из того, что я могу сделать, чтобы отблагодарить… И неужели вы будете так жестоки, что лишите меня удовольствия поужинать со столь утонченной девушкой?
— Умберто, вы действительно очень любезны.
— Клянусь Троном, он просто омерзителен, — пробормотал Тониус. — Великий Золотой Трон, ты ведешь себя как шлюха, Кыс.
— Заткнись, сладенький.
— Просто будь осторожна, Пэйшенс. Будь осторожна.
Снова завыли дождевые сирены. Как только Сонсал и Пэйшенс вышли на улицу, слуга развернул синий зонт.
— Да, я слежу за ними, — раздраженно бросил Тониус в ответ на толчок в своем сознании. — Не беспокойтесь, я буду держаться поблизости. Если Кара и Нейл свободны, то, может быть…
Еще один толчок.
— Что, оба заняты? Ну ладно. Управлюсь сам. Да, я смогу справиться. Это я и сказал, верно?
Толчок.
— Ладно. Расслабьтесь, Рейвенор. Все будет в порядке.
«Проклятый нинкер! Он сунул руку под куртку. Вот вечно так. Что у него там? Короткоствольный пистолет? Затворник? Чертов болтер?»
Кара Свол не стала дожидаться, чтобы узнать это. Она кувыркнулась назад и, оттолкнувшись руками, перелетела за раздаточный прилавок из полированной стали.
Выстрелы загрохотали по подносам, разбрасывая тушеное мясо и овощное пюре. Запечатанные воском горшочки с маринованной рыбой и квашеной капустой взрывались и заливали своим зловонным содержимым все вокруг. Кто–то закричал. Скорее всего, та официантка с громадным подносом, решила Кара. Пусть себе покричит. Ее легкие явно были хорошо к этому приспособлены.
Передвигаясь на четвереньках, Свол расстегнула верхние кнопки своей куртки, чтобы дотянуться до кобуры. Обтекаемая рукоятка компактного «тронзвассе» с готовностью скользнула в ее ладонь. Добравшись до конца прилавка, Кара прижалась спиной к его теплой стали и передернула затвор пистолета.
Через секунду стрельба прекратилась. Все, что она могла слышать, так это вопли и завывания посетителей, хлынувших к выходу.
— Где он? — раздраженно прошептала Кара.
— В пяти метрах слева от тебя, идет вперед. От него исходит сильный запах страха.
— Неудивительно. Он только что навлек на себя мой гнев. Так что сильный страх — это еще ничего.
— Прошу, будь осторожна. Твоя замена обойдется слишком дорого.
— Спасибо за доброту.
— Вот еще что я собирался сказать: нам не нужны неприятности. Не здесь. Слишком много осложнений. Ты можешь его разоружить?
— Разоружить?
— Да.
— Маньяка со стволом?
— Да.
— Сейчас проверю…
Она слегка высунулась из–за прилавка. Еще два выстрела чуть не содрали с нее скальп, провизжав по столешнице.
— Ответ отрицательный.
— Кхм.
— Ладно, я попытаюсь. Вы ведь можете помочь мне увидеть?
— Закрой глаза.
Кара подчинилась ментальному приказу, и уже через мгновение перед ней возникло немного размытое изображение. Грязное помещение общественной столовой. Вид сверху, откуда–то со стороны потолочных вентиляторов. Каждые несколько секунд картинка мигала и дергалась, словно отвратительно записанная видеодорожка пикта. Свол видела столы и стулья, опрокинутые в паническом бегстве, осколки разбитых тарелок и чашек. Поверхность прилавка мерцала под нависающими лампами. Позади него спряталась низкорослая, крепко сложенная девушка в брюках из япанагарового шелка и короткой кожаной жилетке. Она сжимала небольшой автоматический пистолет. Обесцвеченные волосы, короткая челка. Глаза зажмурены. «Никогда мне не нравилось, как выглядят обесцвеченные волосы. Надо будет вернуться к своему природному рыжему».
— Сконцентрируйся. Так ты мне не поможешь.
— Прости.
А ещё был нинкер. Он обходил прилавок с противоположного конца. Магазин, торчавший из рукоятки его автоматического пистолета, был настолько длинным, что казалось, будто парень держит рейсшину.
— Кроме страха ничего больше не чувствую. Он покурил обскуры около тридцати пяти минут назад. Она все заглушает.
— Значит, он не успеет дернуться, если что?
— Скорее всего.
Кара сделала медленный глубокий вдох. Отвратительно воняло едой и дешевым кофеином. Резко вскочив на ноги, она прицелилась в головореза…
Которого в зале столовой не оказалось.
— И где этот урод?
— Догадайся. Сбежал. Как ты выражаешься, «дал деру».
Пружинная дверь в дальнем конце помещения мягко покачивалась туда–сюда. Кара подбежала к ней, сжимая автоматический пистолет в вытянутых руках. Типичный жест арбитров. Свол никогда не служила в Адептус Арбитрес, однако необходимые навыки ей преподал один твердолобый исполнитель по имени Фишиг.
Она осторожно открыла покачивающуюся дверь. За ней оказался мрачный узкий коридор, покрытый изношенным, сморщенным линолеумом. Ящики лапши быстрого приготовления и бадьи комбижира стояли вдоль стен. Тошнотворное горячее зловоние проникало сюда из кухни.
Это заведение называлось «Лептон» и принадлежало к целой сети общественных столовых, расположенных в Грязях Общего Блока D. Всей сетью управляла одна семья.
Под помещением столовой в глубину планеты уходило еще восемьдесят уровней жилых массивов и предприятий. Туда никогда не проникали ни бледный солнечный свет, ни обжигающий дождь. Только мрачные, субсидируемые Муниторумом столовые могли позволить себе располагаться на верхних уровнях, имея выходы на поверхностные улицы. Все общественные заведения были открыты круглосуточно, непрерывно обслуживая трудовые смены. Рабочие заказывали завтрак и усаживались рядом с теми, кто уже жевал свой ужин и расслаблялся после тяжелой вахты с помощью дешевого кисловатого зернового пойла. Это был мрачный мир искусственного освещения, металлических палуб, фанерных стен и покрывающей все вокруг несмываемой жирной смазки.
Кара вбежала на кухню. Равнодушные ко всему сервиторы трудились возле вместительных сковород и бурлящих котлов, вокруг стоял постоянный грохот оборудованных ножами и поварешками конечностей. Воздух казался густым от пара, дыма и запаха подгоревшей еды, которые перемешивались экстракторными вентиляторами, прекратившими нормально работать еще пару десятилетий назад. Несколько человек робко высунулись из–за холодильников и разделочных столов, но, увидев вооруженную Кару, в ужасе попрятались снова.
— Куда он ушел?! — требовательно спросила Свол у одного из перепуганных помощников повара, пытавшегося заслониться сковородой, которую он сжимал в руках.
Тот пробормотал что–то невнятное.
— Куда?! — снова прорычала она, в качестве дополнительного аргумента выстрелив в ближайшую жаровню.
Из пробитого отверстия брызнул кипящий жир.
— Погрузочная платформа! — выкрикнул помощник повара.
Кара выбежала из кухни в широкий коридор. На полу виднелась дорожка для узкоколейных телег. По всему коридору шел ряд дверей в кладовые, хранилища бутылок, холодильные камеры со свисающими с потолка крючьями и омерзительно загаженную уборную для персонала, которая показалась Каре настоящим источником основного запаха кухни.
Выход на погрузочную платформу был открыт. На Кару пахнуло прохладным воздухом. Подходя ближе, она старалась прижиматься к стене.
Выбравшись наружу, Свол огляделась. Она стояла на широкой, выдающейся из рокритовой стены металлической решетке. Вправо и влево расходились подъездные тоннели, достаточно большие, чтобы пропускать грузовые машины с прицепами. Пространство освещали тусклые янтарные люминесцентные панели. Откуда–то сверху падали капли кислоты. Слабый дневной свет каким–то чудом проникал сюда через шахту воздуховода, в которой вращались изъеденные коррозией вентиляторы.
Заметив движение, Кара спрыгнула с платформы и бросилась влево. Она почти догнала нинкера в грязном переулке, озаряемом неровным светом натриевых ламп и заполненном мусорными баками. Беглец обернулся.
— Стоять! — заорала Кара.
Он не подчинился.
Кара припала на одно колено, прицелилась и выстрелила. Пуля угодила мужчине в бедро, он неуклюже рухнул на бок и с такой силой ударился головой о мусорный контейнер, что оставил на нем вмятину.
Свол схватила его за грудки и еще раз припечатала к контейнеру. Мужчина лишь жалобно всхлипнул.
— Это было невежливо с твоей стороны. Я–то просто хотела с тобой немного поболтать, — покачала головой Кара. — Итак, давай начнем сначала.
Он что–то простонал, едва кивнув на раненую ногу.
— Постараюсь обращаться с тобой хорошо. Мне бы хотелось поговорить о Ламбле.
— Не знаю я никакого Ламбла.
Она ударила его по ноге чуть выше пулевого ранения. Мужчина истошно завопил.
— Нет, знаешь. Ты не стеснялся трепаться о нем и его делах перед своими приятелями.
— Вы, должно быть, ослышались.
— Да я вообще не слышала, чурбан. Я прочитала твое сознание. Ламбл. Вы чего–то хотите, он может это достать. Расценки вас устраивают. «Улыбнись–трава». «Кричалки». «Голубые глазки». «Гляделки». Он много чего может достать.
— Я ничего не знаю! Не знаю!
— Чего ты не знаешь?
— Да что вам надо?!
— Кара.
— Не сейчас. Слушай, чурбан, ты прекрасно знаешь, что мне нужно.
— Не знаю!
— Кара.
— Не сейчас. Значит, так, тупой нинкер, мне надо встретиться с Ламблом. Я должна с ним серьезно поговорить.
— Это можно устроить, — произнес незнакомый голос за ее спиной.
Кара отпустила раненого, и тот со слезами сполз по стенке контейнера. Из переулка появились пятеро громил в кожаных комбинезонах и клепаных куртках, все с искусственно наращенными, усиленными мышцами. Изъеденное кислотными ожогами лицо главаря покрывала плотная сетка шрамов. Кланстеры. Наемные мускулы.
— Вы могли бы меня и предупредить.
— Я пытался.
— Чем могу помочь, члентельмены? — спросила она с ослепительной улыбкой.
Громилы тоже заулыбались в ответ, обнажая грязные остовы стальных имплантатов. Лишь у немногих еще остались свои зубы. Некоторые имели на губах пирсинг и постоянно трогали металлические вставки языками.
— Итак, похоже, меня прижали? — произнесла Кара.
Она быстро окинула их взглядом, оценивая ситуацию. Двое были вооружены выкидными ножами, у двоих имелись тяжелые молоты с длинными ручками, а главарь, усмехаясь, включил цепной кулак. Смазанные лезвия угрожающе загудели.
А у нее были только автоматический пистолет и остроумие. Перевес был явно не на ее стороне.
— Это даже перевесом не назовешь, Кара. Не пытайся. Мы должны найти другой выход.
— Да ну? И какой же? — с сарказмом отозвалась она.
— Ты с кем это разговариваешь, чокнутая сука? — спросил главарь.
— С голосами в своей голове, — выпалила Кара, надеясь, что такой ответ, по крайней мере, собьет их с толку.
Даже в таком сумасшедшем городе, как Петрополис, люди не любили связываться с псайк–тронутыми и психами.
Она прикинула шансы и решила начать с главаря. Его необходимо было вывести из строя первым, тем самым обезвредив цепной кулак. Дальше все стало бы лишь вопросом импровизации.
Это должно было сработать. Но как только она вскинула пистолет, чертов нинкер, лежащий у контейнера, пнул ее в спину здоровой ногой. Кара перекатилась вперед. Один из молотов обрушился сверху. Выбитый из рук пистолет покатился по водосточному желобу.
— Кара!
Так или иначе, но ей удалось избежать цепного кулака. Визжащий механизм врезался в контейнер позади нее. Не теряя ни секунды, Свол ударила главаря по ребрам и в тот же миг почувствовала, что к ней стремительно приближается новая опасность. Умело брошенный нож распорол штанину ее любимых брюк. Кара изогнулась и отпрыгнула назад. Тяжеленный молот едва не раздробил ей плечо, но удар пришелся по касательной. Женщина повалилась на растрескавшийся рокрит.
— Дерьмо! Дерьмо! Вы должны надеть меня! Вы должны немедленно надеть меня!
— Расстояние слишком…
— К чертям расстояние! Если вы срочно этого не сделаете, от меня останется кусок мяса!
Кара знала, как ему это ненавистно. Она знала, как сама ненавидит такое. Но бывали времена, когда только это и могло помочь. Небольшой кулон «косточки духа» на ее шее затрещал и загорелся псионическим свечением. Она забилась в конвульсиях, когда Рейвенор вцепился в нее, и все, что составляло Кару Свол — ее сознание, индивидуальность, воспоминания, надежды и мечты, — кануло в чистое забвение.
Глаза Кары Свол посветлели и сделались почти прозрачными. Она вскочила, прогнула спину и сделала кувырок назад. В полете она успела парировать выпад молота и с такой силой ударила вооруженного ножом громилу, что его грудная клетка проломилась с хрустом сухих веток.
Нож вылетел из ослабевшей руки. Левая ладонь Кары метнулась к нему, но не для того, чтобы поймать оружие, а для того, чтобы изменить траекторию его полета и значительно увеличить инерцию. Один из кланстеров с грохотом выронил молот. Теперь в его лбу красовался новехонький «пирсинг». Растерянно ощупывая клинок, торчащий из собственного черепа, громила повалился на спину и испустил дух.
Не принадлежащее себе тело Кары Свол ловко уклонилось от очередного удара молота, а затем прыгнуло, разворачиваясь в воздухе. Ее ноги врезались в лицо одного из нападавших.
Приземлившись, она схватила второго громилу с ножом за нижнюю челюсть и толкнула на землю. Еще один стремительный разворот, и ее левая пятка перебила бандиту трахею.
Главарь кланстеров снова бросился вперед, размахивая ревущим цепным кулаком. Каре было чем его встретить. В ее руках уже раскручивался один из брошенных молотов.
При столкновении с острыми лезвиями дюрацитовая голова молота разлетелась в пыль, а из цепного кулака посыпались искры и повалил дым. Мгновенно стихло завывание вращающихся лезвий, механизм вышел из строя.
Обломок рукояти молота с вязким хлюпаньем вошел в грудь главаря.
Физическая оболочка Кары стояла посреди искалеченных трупов. Она начала вибрировать, а затем судорожно дернулась, и женщина, задыхаясь, упала на колени.
Резкие лучи многочисленных фонариков неожиданно заплясали по ее телу. Но глаза Кары не реагировали на свет.
— Магистратум! Магистратум! Не шевелиться, иначе — стреляем!
Руки Кары медленно поднялись над головой. В круг света ворвались одетые в броню, вооруженные пистолетами и энергетическими дубинками люди.
— Лицом вниз! Вниз! Лицом!
— У меня полномочия, — произнес голос Кары Свол.
— Ха! Неужели? — протрещал громкоговоритель, встроенный в шлем одного из сотрудников Магистратума. — Интересно, какие же полномочия могут все это объяснить?
Женщина подняла безучастное лицо, сверкнув белками пустых глаз.
— Полномочия Ордо Ксенос, офицер. Это официально санкционированное мероприятие, а я — инквизитор Гидеон Рейвенор. Пожалуйста, очень хорошо подумайте над тем, что вы собираетесь делать дальше.

Глава 2

Заэль утверждал, что знает одно неплохое местечко в южном конце Общего Блока L, в Разливах. Женевьева Икс заправляла там всеми серьезными делами, главным образом через полулегальных подставных лиц, но всегда существовал шанс встретиться с ней лично. Нужно было только знать, куда идти.
И Заэль знал, хотя сам никогда не бывал там. Он не только не встречался с Дженни Икс, но и, насколько понимал, никогда не вел дел с людьми ее клана. Но этому парню нужны были выходы на серьезный бизнес.
Сначала Заэль собирался отвести его к одному из мелких дилеров Общего Блока L, но потом решил, что эта затея может плохо кончиться и для него, и для дилера. Тогда у него созрел план.
Он очень боялся, его сильно трясло, но именно страх делал его ум быстрым и по–крысиному острым. План был хорошим. Никто, даже такой здоровенный и крутой парень, как этот, не мог просто так, ни с того ни с сего заявиться к Дженни Икс. Заэль собирался отвести его в бандитское логово и позволить бугаям Икс сделать все остальное. А Заэль смоется во время мордобоя или — вот тут–то план и становился умным — произведет такое впечатление на Дженни Икс, сдав ей парня, что та будет благодарна и щедра. Возможно, даст ему «взглянуть» или предложит работу. Черт, почему бы и нет? Может, это его шанс подняться на ступеньку выше! Даже если Дженни Икс предложит носить за ней зонт, это уже будет довольно престижно. Работать на саму Икс. Уж тогда ему больше не придется бегать за такими, как Риско или безмозглый Иски.
Заэль так радовался своему плану, что с трудом сдерживал улыбку.
Они издалека почувствовали запахи Разливов. Канавы, залитые помоями, груды мусора, реки нечистот — и все это обожжено дождем.
Когда–то — Заэль не был силен в истории — Петрополис разросся так, что вышел за пределы той заплаты земли, которую занимал. На севере, в Стайртауне, город вполз на холмы, на юге навис над океаном. Каменные пирсы покоились на широких опорах, утопающих в отходах Гильдии Масонэ. Затем, когда увеличился спрос на дешевое жилье, между пирсами были обустроены подвесные сборные секции, образующие целый квартал городских трущоб.
В Разливах всегда стояла болезнетворная сырость. Все поросло мхом или было облеплено слизью, повсюду слышалось бульканье воды.
Далеко внизу под нижней палубой располагались люки, ведущие во мрак надводного уровня. Там всегда можно было нанять водное такси или ялик.
К тому времени, как Заэль и его спутник добрались до прогнивших дощатых настилов Разливов, снова заревели дождевые сирены. Но теперь это не имело особого значения, поскольку большая часть верхних улиц была закрыта наклонными щитами, предназначенными для защиты от штормов. Зимой на Разливы обрушивались сильнейшие океанические бури.
— Милое местечко, — насмешливо произнес парень. Для себя Заэль перевел его слова как «весь этот чокнутый город отвратителен, а здесь и вовсе омерзительно». Типичный заносчивый иномирянин. К тому времени Заэль уже был уверен в том, что парень не местный. Чего стоило одно только имя: Рейвенор. Дерьмо! Почему бы просто не представиться, как «имперский аристократ с куда более богатой планеты, чем это захолустье», и не выпендриваться?
Они брели по верхней палубе тоннеля Нейс–стрит, мимо лавок торговцев хламом и мусором, выловленным из воды. Здесь торговали «сокровищами», оставленными отливом. Как правило, товар источал зловоние и был покрыт черной грязью. Здесь было принято торговаться, а за несколько лишних монет можно было уговорить торговца вымыть покупку, чтобы она выглядела получше. Трое механиков осматривали какой–то цилиндрический блок, с которого продавец смывал грязь прямо на палубу. Другой торговец предлагал идентификационные карты, карманные часы, зубные протезы, булавки для галстука и застежки, которые уже были очищены и аккуратно выложены на тележку. Лучший товар из того, что можно выудить из воды.
— Люди выбрасывают очень странные вещи, — прокомментировал Заэль, кивнув на тележку.
Парень только пожал плечами. Заэль догадывался, что его спутник достаточно сообразителен, чтобы понять: идентификационные карты и зубные протезы не могут просто так оказаться в грязи Разливов. Густая жижа, плескавшаяся в темноте под ними, служила для кланстеров и бандитов своеобразным утилизатором улик.
На углу улицы проповедник Экклезиархии с трибуны увещевал мир, сообщая прохожим, что их души погибнут, если они не изменят свою жизнь и не последуют за светом Бога–Императора. Никто не обращал на него особого внимания. Возможно, причиной тому были ошибочные метафоры. На Юстис Майорис стремление к небу и свету не равнялось освобождению. Оно означало намоленные бумажки, мокнущие раны и преждевременную смерть.
На следующей улице какая–то старуха выставила между лотками продавцов морского мусора деревянные клетки. На табличке, прикрепленной к ее столику, была написана просьба пожертвовать на содержание красивых птиц. Создания были распределены по клеткам согласно размерам, от вороны до рябо–клюва. Все они выглядели слабыми и больными — облезлые редкие перья, тела, разъеденные кислотой. У многих не хватало глаз, лап или крыльев. Их заменяли громоздкие протезы — опутанные проводами ржавые механизмы, причиняющие птицам еще больше мучений.
— Монетку для бедных птиц, сэр? — обратилась старуха к парню, когда они проходили мимо. — Все, что я прошу, так это монетку для бедных птиц.
Она была в пластековом халате, а в правой глазнице красовался монокль. На столе перед нею, словно в анатомическом театре, была распластана и привязана яркая птица. Провода на шее несчастного создания загудели, и, когда оно дернуло головой, из крошечного металлического клюва раздался жалобный писк. Другая птица, значительно большая и полностью покрытая имплантатами перьев, взгромоздилась на плечо старухи. Это было потрясающее существо, с бритвами на крыльях и лапами из полированного хрома.
Парень проигнорировал просьбы старухи и подтолкнул Заэля вперед.
Они спустились по лестнице к основному перекрестку тоннелей Лодочного Дока. Тридцать шесть уровней трущоб возвышалось над ними.
— Куда теперь?
Заэль показал направление.
— Уверен? Трудно поверить, что кто–нибудь обладающий влиянием может обитать в этой дыре. Даже не пытайся заманить меня в ловушку.
Заэль вздрогнул. Неужели парень раскусил его, разгадал его план?
— Все честно. — Мальчик старался казаться убедительным. — Тут есть первоклассные местечки. На одном из пирсов находится Логово Женевьевы Икс. Потомственная аристократка. Можешь мне поверить.
— Поверить тебе? — рассмеялся парень. Отвратительный, взрослый смех. — Сколько же тебе лет?
— Восемнадцать стандартных, — сказал Заэль.
— А если подумать еще разок, — фыркнул парень.
Заэль ничего не ответил. Ему не хотелось признавать, что в какой–то момент он просто перестал считать время.
Резиденция Дженни представляла собой шестиэтажный особняк в центральной части одного из старых пирсов. Сырые, замшелые стены в свете палубных фонарей выглядели внушительно. Казалось, это успокоило сомнения парня. Ничего подобного в Разливах им еще не встречалось.
— Она заправляет всеми делами в этой части города, — уверенно произнес Заэль. — Ходят слухи, что у нее есть связи даже в Муниторуме.
— Да ну?
— Ну, понимаешь… Если ее немного подмазывать каждый месяц, то она сможет удовлетворить любые пожелания. Идентификационные карточки, поддельные документы, накладные…
— Странно, что к ней не выстраиваются очереди, — произнес парень, и в его голосе снова прозвучала насмешка.
— Она… — начал было Заэль, но вовремя осекся. Бросая наживку, он чуть не проболтался и не сказал первое, что любой говорил о Дженни Икс: ее дела прикрывает такое количество громил, что лучше с ней не связываться.
— Она — что?
— Она проводит сделки, — сымпровизировал Заэль. — Особенно насчет «гляделок». Ведь вы это ищите? «Гляделки»?
— Вроде того.
— Ну и отлично. Сейчас мы пойдем к задней двери, я представлюсь, потом мы…
— Неужели ты считаешь меня таким идиотом?
— Чего?
— Я не собираюсь стучаться ни в переднюю, ни в заднюю дверь, а тем более позволять тебе болтать. Поверь, я не дожил бы до своих лет, не зная, как остаться в живых.
— А что тогда? — Заэль почувствовал, как начинает рушиться его умный план.
— У меня есть свой план. — Парень произнес то, чего больше всего боялся Заэль.
После второго сильного удара дверь распахнулась. Это была простая, но прочная деревянная дверь, и она качнулась внутрь на механических петлях. За ней висело настоящее препятствие — дрожащее пустотное поле, за которым виднелась фигура громилы. Его лицо было обожжено кислотой, а на щеках красовались узоры из крохотных металлических гвоздиков. Банда Теней из Южных Разливов, определил Заэль по концентрическому рисунку.
— Чего вам? — спросил бугай.
— У меня есть дело, — сказал парень.
— К кому?
— К Икс.
— По поводу?
Парень кивком указал куда–то вниз. Перед тем как войти, он надел на мальчишку наручники. Заэль, должно быть, выглядел и без того достаточно испуганным, но парень больно дернул его за скованные руки. Послышался сдавленный вскрик.
— По поводу этой падали, — произнес парень. «Мать твою, Император, это в мой план не входило», — пронеслось в голове мальчика.
— Не интересует, — ответил громила и начал крутить ручку механизма, закрывающего внешнюю дверь.
— Отлично. Тогда я просто позволю ему закончить свое дело. Черт, я даже могу сам показать ему путь к дворцу Инквизиции. Он ведь находится в Общем Блоке А, верно?
Громила остановился.
— А Инквизиция–то тут при чем?
— А вот это я стану обсуждать только с Икс, а не с ее швейцаром.
Бугай снял с плеча автомат, а затем обернулся и что–то прокричал в темноту. Пустотное поле затрещало и погасло. Громила махнул им дулом оружия.
В этот момент Заэль что–то услышал. Три слова.
— Будь осторожен, Нейл.
— Что вы сказали? — спросил Заэль.
— Я ничего не говорил.
Они шагали по длинному темному коридору в сопровождении восьмерых рослых бандитов. Во влажном воздухе повис отчетливый запах их потных, давно не мытых тел. Трое были из Теней Южных Разливов, а пятеро — стекеры из Восточного Общего Блока К. Они даже не стали обыскивать посетителей. Да и что, в конце концов, можно было сделать?
Впереди возник кружок призрачного зеленоватого света. Бандиты ввели их в холодную приемную и испарились. Огромные хромированные вентиляторы на стенах нагнетали в помещение свежий воздух. Пол был выложен отполированными плитками из черного янтаря, а под высоким сводчатым потолком горели бирюзовые электрические лампы. Заэль впервые видел настолько роскошное жилье. Мальчишка почувствовал жгучую обиду оттого, что, когда ему представилась возможность вкусить этой роскоши, его руки оказались скованными.
— Может, теперь вы меня отпустите? — спросил он.
— Нет.
Парень огляделся. Напротив двери, через которую они вошли, в приемной имелось еще три высоких арочных прохода. Все они были закрыты.
— Различаю три сердечных ритма, приближаются слева.
— Чего? — спросил Заэль.
— Что «чего»?
— Вы сказали что–то о сердцах…
— Я ничего не говорил. Умолкни.
Дверь с левой стороны отворилась. В приемную вошел человек в сопровождении двоих охранников.
Мужчины тут же заняли места по разные стороны от входа. Оба были из банды Теней. Судя по узору ритуальных, выжженных кислотой татуировок, они занимали видные места в бандитской иерархии. Головорезы сжимали в руках лазерные винтовки.
Заэль никогда прежде не видел такого оружия. Он постарался отогнать от себя страх. Но человек, которого они охраняли, пугал куда сильнее. Он был чрезвычайно высоким, ростом более двух с половиной метров, и ужасно худым. Даже тоньше, чем Хилый Джибби, который, как все говорили, мог бы делать неплохие деньги, изображая макаронину. А этот чудак выглядел истощенным смертельной болезнью. Он был в красивом халате из витрианского стекла, доходившем до самого пола, из рукавов широкого одеяния выглядывали сухие руки. Просто ветки, обернутые золотистой фольгой. На обтянутом тонкой, едва заметной кожей черепе выделялись аугметические глаза. Окруженные многочисленными швами фасеточные устройства делали его похожим на насекомое. Пахло от человека очень приятно — дорогой одеколон или вживленная феромонная аура. Он не ходил. Он парил над полом.
Немного помедлив, он повернул тонкую как тростинка шею и оглядел посетителей.
— Что за дела привели вас? — спросил он абсолютно бесцветным голосом.
— Кто вы? — произнес парень.
— Я Фитиль. Сенешаль леди Женевьевы.
Парень равнодушно пожал плечами.
— У меня важный разговор. Иди разбуди Икс.
— По всей вероятности, ты еще не разобрался, как здесь все устроено. Икс в принципе не захочет с тобой разговаривать. Леди платит мне за то, чтобы я вел за нее подобные дела. Я ее глаза и уши. Я решаю, что она станет рассматривать, а что нет. Понятно?
— Возможно, — сказал парень. — А что если я разозлюсь и начну буянить?
Фитиль улыбнулся. Он подплыл к одному из своих громил и протянул костлявую руку. Охранник покорно достал нож с эмблемой банды и вложил его в ладонь тощего мужчины.
Фитиль повернулся и сломал клинок. Он даже не стал использовать для этого обе иссушенные руки, а просто переломил двадцать сантиметров стали щелчком прутовидных пальцев.
— Во мне очень много аугметики, мой друг. Мне хотелось быть изящным и стройным, потому что я презираю очевидную физическую угрозу. Массивное туловище, толстые руки, бритая голова, вот как у тебя, например. Но я не стал ограничивать себя в силе. Я мог бы проткнуть твое сердце одним только языком.
— Понял, — произнес парень.
— Уверен, что так оно и есть. А теперь объясни суть своего дела.
Парень оставил Заэля и спокойно шагнул вперед. С него вдруг разом слетела вся его наглая самоуверенность.
— Понимаете, господин Фитиль, — начал он, — я новичок в этом мире. Прибыл всего несколько дней назад, проделав долгий путь от Кэкстона.
— И почему это должно меня волновать?
— Я достаточно крепок. Могу работать, участвовать в операциях. Надеялся найти здесь работу, но весь этот проклятый город поделен между кланами.
— Что ж, тебе лучше поискать в другом месте.
— Легко сказать. Я не смогу наскрести на еще один билет, даже на полет в морозильнике. Так что я решил остаться и доказать великим мира сего, что достоин получать от них монету.
Фитиль медленно склонил голову и уставился на Заэля.
— И ты думал, что вот это может произвести на нас впечатление?
Парень тоже оглянулся на Заэля.
— Ну, понимаю, смотреть тут особо не на что. Но я кое–что услышал о том, что собирается сделать этот крысеныш.
— И что же?
— Я ничего не делал! — воскликнул мальчишка.
— Заткнись, — сказал ему парень. — Этот долбанутый собирался отличиться. Поднять большую шумиху. Так или иначе, он прознал о Дженни Икс и решил, что Инквизиция хорошо заплатит за наводку.
— Черт побери, я ничего такого не делал! — завопил Заэль. — Этот придурок меня подставляет!
— Ровно то, что он и должен был сказать, — противно усмехнулся парень.
— А что же еще, — согласился Фитиль.
«Черт, да эти чокнутые теперь ведут себя как приятели!»
Фитиль посмотрел на парня:
— Итак, что же ты придумал?
— Я притащил его сюда, — пожал плечами парень. — Упростил вам задачу. Разберитесь с этим делом, пока Инквизиция не успела взять след. Прикрывайте свои задницы. Мне кажется, вы могли бы проявить любезность и дать мне работу.
— Какую работу? — спросил Фитиль.
— Сделать одним из своих боевиков. Или телохранителей. Я много чего умею.
Фитиль внимательно оглядел парня с головы до ног.
— Ясно. Ты весьма бойкий малый.
— Так что, вы дадите мне место? Замолвите словечко перед Икс?
— Давай говорить напрямую, — устало проговорил Фитиль. — Ты приволок мне стукача в надежде, что взамен я вознагражу тебя и дам работу. Я могу пустить стукача в расход и дать тебе эту работу. Или же прикончить вас обоих и поберечь свои силы.
— Как я могу догадаться…
— Мне нравится экономить силы. Так что я предпочту последнее.
Фитиль оглянулся и кивнул громилам. Парень только улыбнулся.
— Что ж, попытаться стоило.
Головорезы вскинули лазерные винтовки. Щелкнули предохранители, загудели энергетические ячейки. Перед глазами Заэля пронеслась вся его короткая, никчемная жизнь в стеках. На краешке сознания дрожал один только вопрос: успеет ли он добежать до двери?
Он услышал два громких сухих хлопка. Громилы отлетели к двери и выронили винтовки. У каждого во лбу чернели окровавленные дырки. Когда и как в руках парня появился пистолет, Заэль так и не понял. От ствола огромного армейского «Гекатера–10» поднимался дымок. Пораженный увиденным, Фитиль стоял открыв рот.
А парень все еще улыбался. Он почти в упор вогнал две пули в грудь Фитиля.
Неожиданно сенешаль рванулся вперед, протягивая сухие руки.
— Похоже, ты так и не понял, с кем имеешь дело! — завопил он, пытаясь зажать парня в тиски своих костлявых пальцев.
Но тот каким–то образом успел увернуться. Несмотря на свои размеры, парень двигался со скоростью молнии. Он метнулся в сторону, в мгновение ока оказался за спиной Фитиля и нанес такой удар в спину, что противник растянулся на полу.
Парень бросил в тощего человека что–то маленькое и черное.
— Господин Фитиль, все как раз наоборот. Это вы не понимаете, с кем имеете дело.
Фитиль инстинктивно поймал черную вещицу. На долю секунды он задержал на ней взгляд. И эта доля секунды была для него последней.
Взрыв гранаты рассеял его на атомы и обрушил ближайшую стену. Еще даже не начала оседать пыль, а парень уже мчался через комнату в сторону коридора.
— Трое в прихожей снаружи!
— Трое в прихожей! — завопил Заэль.
Парень уже стрелял через дверной проем.
— Откуда ты это знаешь? — проорал он.
— Я слышал…
— Как он мог услышать? — спросил парень, обращаясь к кому–то невидимому.
— Не бросай меня здесь! — прокричал Заэль.
— Не бросай его.
— Вы шутите? — недовольно отозвался парень на загадочный голос.
— Я никогда не шучу. И тебе это известно. Не оставляй его. Я хочу понять, как ему удается слышать меня.
Парень оглянулся на Заэля.
— Пойдем, — сказал он.
При этом он вовсе не выглядел счастливым. Ни капельки.
Держа пистолет в опущенной руке и волоча за собой Заэля, парень спокойным шагом вышел в прихожую. Один за другим прогрохотали выстрелы. Двое громил распластались на плиточном полу. Один еще дергался в предсмертных судорогах.
По коридору тянулся кровавый след. Третий охранник пытался отползти в безопасное место. Парень походя прикончил его единственным выстрелом в затылок.
Заэль отвернулся. В его голове царил беспорядок. Парень, вероятно, подумал, что его тошнит от убийств, но Заэль повидал уже немало такого. Причиной была ломка. Ему давно хотелось «взглянуть». О Трон, как же ему это было нужно! Хотя бы самый дешевый, крошечный осколок, чтобы успокоить нервы.
— Что ты делаешь? — бросил парень.
Заэль погладил прохладную стену ладонями и прислонился к ней вспотевшим лбом, а затем огляделся вокруг, чувствуя, что его лицо начинает подергиваться.
— Боже–Император, ты только посмотри на себя! Поторапливайся, или я оставлю тебя здесь.
Заэль вздрогнул, надеясь услышать, как голос невидимки снова вступается за него. Но в этот раз ничего не произошло. Парень, казалось, тоже заметил это.
— Рейвенор? — позвал он. — Рейвенор? Вы еще здесь?
Ничего.
— Рейвенор?
— А я–то думал, что это вас зовут Рейвенор, — удивился Заэль.
Парень осклабился. Он явно собирался что–то сказать, и, вероятно, нечто нелицеприятное, когда вновь зазвучал голос невидимки. Даже не голос. Какое–то шипение. Напряженный шепот, будто каждый звук давался ему с огромным трудом.
— Кара.
— Кара? Что с ней? Рейвенор?
— В беде.
— Что случилось? Вы предупредили ее?
Тишина.
— Вот дерьмо! — выдохнул парень. — Надо выбираться отсюда. Возможно, им нужна моя помощь.
— Выбираться, — пожал плечами Заэль. — Наконец–то хорошая идея. Я помню, где дверь.
— Нет, — произнес парень. — Нас уже засекли. Мы влипли.
Это было последним, что хотелось бы услышать Заэлю.
Выбежав из прихожей, они очутились в богато обставленном зале. Вдоль стен стояли красные атласные диваны, а в центре в жестком неоново–ярком свете ламп — три потрясающие скульптуры. Заэль остолбенел от всей этой роскоши, и парню пришлось силой тащить за собой разинувшего рот мальчишку.
Справа из коридора, прижимая к груди какой–то мешок, выбежал бандит. Завидев их, он выпучил глаза и выронил из рук свою ношу. Заскользив по полу, громила неуклюже развернулся и бросился наутек. Парень поднял было пистолет, но передумал. Он взял мешок и вывалил на пол множество небольших свертков красной бумаги.
Флекты.
— О Трон, дай мне один! Прошу тебя, дай мне один! — жалобно заскулил Заэль.
Парень опустился на колени, презрительно усмехнулся и бросил ему сверток. Мальчишка с трудом поймал его обеими скованными наручниками руками.
— Это все грязь. Такая грязь, что ты и представить себе не можешь. Ты знаешь о Губительных Силах?
Заэль покачал головой.
— Давай уже, используй его, — вздохнул парень. — Если уж ты увязался за мной, то лучше, если ты будешь под кайфом и не станешь дергаться.
— Со мной все будет хорошо. Хорошо. Честно. Хорошо, — забормотал Заэль.
Ему хотелось доказать этому парню, что он не просто какой–то дерьмоголовый мусорщик с выжженными мозгами. Но все равно он положил флект в карман.
А затем ситуация чуть было совсем не вышла из–под контроля. Заэль даже пожалел, что не «взглянул», пока имел такую возможность. Они поднялись по лестнице на второй этаж и теперь пробирались по мрачной галерее, увешанной картинами и гололитическими изображениями. Помещение казалось пустым, но оба понимали, что это не совсем так.
Бандиты налетели рыча и завывая, словно дьяволы. Оставшиеся в особняке самые преданные громилы Дженни Икс из последних сил защищали своего босса. Все они были стекерами из Восточного Общего Блока К. А эти парни славились своей звериной тупостью, упрямством и тем, что с трудом понимали, когда приходит время уносить ноги. Большинство из них выжгли себе мозги «Голубыми глазками» и «Росчерками». Они были чокнутыми психами, получавшими удовлетворение от убийств.
Перед глазами Заэля все слилось в сплошное пятно. Перенапряжение. Он застыл как чурбан и громко заорал, когда вокруг него разразилось это безумие. Это было уже слишком. Чересчур.
Затем он отчетливо увидел, как боец с кривым металлическим крюком в руках закрутился и упал на спину, а из выходного отверстия, размером с поднос, хлынула кровь. Второй упал на колени. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Следующий пролетел мимо мальчика и врезался в стену с такой силой, что на пол рухнули несколько картин и гололитов.
Раздалось четыре отчетливых выстрела — это трижды хрипло проревел «Гекатер» и один раз — мелкокалиберный пистолет. Один из боевиков стоял на четвереньках, захлебываясь собственной кровью, а тело другого, дергаясь в конвульсиях, перелетело через всю комнату.
Словно в замедленном кино, Заэль наблюдал за тем, как тяжелый ботинок парня сокрушил челюсть следующего боевика, изо рта которого посыпались выбитые зубы.
Ещё один стекер с сетью кислотных татуировок, изображающих улыбку, с криком бросился прямо на Заэля. Мальчишка заметил в его руках увесистую булаву с лезвиями на набалдашнике.
Спустя секунду парень уже был рядом и выбил оружие из рук головореза. Брызнула кровь. Что–то маленькое и мягкое отскочило от живота Заэля. Парень повалил громилу на пол, заломил ему руку и перехватил еще вращающуюся в воздухе булаву. Мальчик едва успел закрыть глаза, когда горячие брызги крови и мозгового вещества оросили его лицо.
Внезапно стало тихо. Заэль открыл глаза. В разгромленной галерее лежали тела восьми мертвых боевиков. Парень сидел на полу и баюкал левую руку. Там, где недавно был средний палец, теперь зияла кровавая рана.
— Вот дерьмо, — с искренним сожалением произнес он.
Только теперь Заэль увидел, что оторванный палец лежит у его ног.
— Проклятие! — Парень достал из набедренного кармана небольшой хирургический зажим и стянул кожу вокруг раны. — Со мной такое впервые, — добавил он, поднимаясь. — До этого дня я ни разу не терял частей своего тела.
Только что за десять секунд он в одиночку уложил восьмерых головорезов и при этом оставался совершенно спокоен. Заэль посмотрел на обрубок пальца и подумал, что парень пожертвовал им, чтобы спасти ему жизнь.
Тяжелые двери из древесины тета распахнулись.
— Женевьева? Женевьева Икс? Меня зовут Гарлон Нейл! Я агент Инквизиции!
Тишина. Правда, Заэль почему–то именно этого и ожидал. Он почувствовал дуновение холодного воздуха, и это показалось ему странным. Неужели она сбежала через окно?
Они вошли в личные апартаменты Дженни. Парень осторожно двигался впереди, подняв пистолет. С его сжатой левой кисти все еще капала кровь.
Огромные, витражные окна бросали разноцветные блики на дорогой таппанакровый ковер.
Они нашли Женевьеву Икс, а точнее, то, что от нее осталось, в кресле за письменным столом. Окровавленный скелет с рваными ошметками мышц. Казалось, с нее заживо содрали кожу.
— Проклятие, — вздохнул Гарлон Нейл.
Из–за пелены повисшего над землей смога трудно было определить, зашло ли солнце. Однако очередной день был закончен. Повсюду, от самых высоких шпилей до дальних предместий, зажигались миллиарды огней. Из центра города к окраинам покатился непрерывный поток клерков Администратума. По тротуарам, пешеходным мостам и тоннелям стеков двигалась медленная процессия, состоящая из миллионов бледных равнодушных мужчин и женщин, одетых в одинаковые мрачные плащи. У многих на выбритых головах виднелись гнезда нейросвязи. Глаза большинства скрывались за темными очками.
Юстис Майорис был столичным миром субсектора Ангелус. Может быть, его тяжелая промышленность и переживала резкий спад, а в заводских районах царили запустение и разруха, но одно древнее ремесло все еще продолжало процветать. На этой планете располагался бюрократический центр двух дюжин миров Империума. Здесь, в массивных оуслитовых башнях Общего Блока А и Общего Блока С, регистрировались, обрабатывались, оценивались, исследовались, сравнивались, тщательно проверялись и в конечном счете подшивались миллиарды сообщений.
На десяти квадратных километрах, застроенных многоэтажными офисными зданиями, работало больше клерков, находилось больше кодиферов, чем во всех мирах субсектора вместе взятых. Позолоченные таблички над дверями административных зданий пестрели высказываниями типа «Знание — сила», «Данные означают анализ, анализ означает понимание, понимание означает власть», «Знай свои законы», «В информации истина». Все служащие поощрялись к тому, чтобы повторять в течение рабочего дня подобные слоганы, словно молитвы.
Однако в ходу были другие высказывания, которые руководство вовсе не одобряло: «Если что–то нужно сделать, они сделают это в трех экземплярах», «Те, кто растаскивает историю по бумажкам, обречены ее повторять» или «Я все записываю, но ничего не знаю».
Даже скрываясь под длинным дождевиком, Гарлон Нейл выделялся в толпе. И прежде всего потому, что двигался против течения. Мальчика он тащил за рукав. Они направлялись к центральным районам Петрополиса. На особо узких улочках Нейлу приходилось прижиматься к стене, когда бредущие в оцепенении клерки отказывались расступаться. Иногда он прокладывал себе путь локтями. Однако его оскорбительное поведение не вызывало абсолютно никакой ответной реакции. Только хмурые взгляды.
Заэль никогда не бывал здесь прежде. Всего семь километров от того Блока, где он родился и провел все свои кто–его–знает–сколько–лет жизни. Он таращил глаза и чувствовал себя неловко.
Улицы здесь были чище, чем в тех загаженных стеках, которые он считал своей родиной. Однако все казалось каким–то мрачным и однообразным.
В Общем Блоке J на сырых, грязных улицах, пропитанных атмосферой безысходности, по крайней мере, происходила какая–никакая жизнь. Желтые ленты украшали жилье, изъятое по суду за неплатеж, вывески баров мерцали неоном, повсюду в железных бочках горели костры, играли уличные музыканты, шатались «улыбчивые девушки» в драных шелках.
Здесь же все было другим — бездушным, ожесточенным, уныло–безмолвным. Заэль даже удивился тому, как может такое множество людей производить так мало шума. Только топот ног да тихие объявления из репродукторов на остановках.
— Я хочу вернуться домой, — сказал он Нейлу.
— Домой? В ту дыру? — рассмеялся в ответ парень.
Затем он огляделся вокруг и вздохнул. Он понимал, о чем говорит Заэль. Они оба неожиданно почувствовали то огромное различие между жизнью, всякие надежды в которой были растоптаны, и жизнью, где надежды не было изначально.
Постепенно безмолвные толпы начали редеть. Заэль и Нейл вышли на просторную, вымощенную камнем площадь. По периметру были установлены столбы с металлическими фонарями и величественные, изъеденные кислотой статуи, изображающие важных особ Империума, о которых, впрочем, Заэль никогда не слышал. За площадью возвышалось облицованное черными мраморными плитами внушительное здание. На его фасаде горели высокие, изящно украшенные окна. Строение можно было бы назвать огромным, если бы не гигантские башни Администратума, торчащие на заднем плане.
Фронтон здания украшала золотая сорокаметровая аквила. Поверх нее были нанесены знаки, напоминающие зодиакальные руны.
В центре площади они заметили одинокую фигуру. Человек поправлял свою прическу, глядя в карманное зеркальце.
— А, вот ты где, — произнес он и, оглядев Заэля с ног до головы, добавил: — А ты кто?
— Это Заэль, — недовольным тоном буркнул Нейл.
— Мой дорогой Гарлон, неужели ты нашел себе маленького друга? Как мило! Ты еще не безнадежен.
— Захлопни пасть, Тониус! — отрубил Нейл. — Он здесь только потому, что босс хочет исследовать его мозги.
Карл Тониус поджал губы:
— Понятно. Впрочем, я и не думал, что он в твоем вкусе. Нехватка грудей в количестве двух штук.
— Может, перейдем к делу?! — рявкнул Нейл. — Как я понимаю, она здесь?
— Так мы полагаем. В местные информационные системы чертовски трудно влезть. Ты не поверишь, у местных арбитров, разнообразия ради, оказалась весьма неплохая система кодирования. Но мы практически уверены, что она еще здесь. И мы знаем, с кем стоит поговорить.
— Знаем?
— Представитель Магистратума, которого зовут Рикенс. Дело у него.
— Мы можем просто обратиться на самый верх…
Тониус покачал головой:
— Только в крайнем случае. Вспомни, наша миссия секретна. Почему? Здесь расположен административный центр. Если наши действия попадут в отчет, данные уйдут в систему, и мы — как на ладони. И уже никакая осторожность нам не поможет. Сдается мне, на карту поставлено слишком многое.
Нейл кивнул:
— Тогда пойдем. Где Кыс?
— Занята, — ответил Тониус, пожимая плечами. — Кажется, нам удалось кое–что найти. А вам?
— Вначале кое–что, а потом внезапно ничего. Но, возможно, интересное «ничего».
— А что случилось с твоим пальцем?
— То самое «ничего», о котором я говорил. Пойдем.
Волоча за собой Заэля, они направились к главной лестнице мрачного здания.
— Как будем действовать? — спросил Нейл.
— Так же, как на Сатре.
— Ладно, только в этот раз без твоих замашек…
Стук… Стук… Стук…
Кончик окованной сталью трости пощелкивал по деревянному полу. Этот звук предшествовал его появлению, куда бы он ни направлялся. Люди уважительно вытягивались, заслышав этот стук.
Служащий Магистратума первого класса Дерек Рикенс спустился по мрачному, облицованному деревянными панелями коридору на девятый уровень. Двое дежурных офицеров вытянулись по струнке и открыли перед ним высокие двойные двери. Он ответил на их приветствие кратким кивком. Они должны были понять, что он устал, по тому, как Рикенс опирался на свою трость.
Его секретарь, Лимбвол, семенил следом, нагруженный планшетами с отчетами и папками с делами, полученными за время дневного дежурства. И без того не слишком привлекательное лицо молодого человека окончательно уродовали огромные залысины и аугметическая оптика, внедренная в его глазницы.
Он семь лет проработал простым клерком, пока запрос о его повышении счастливо не совпал с письменным заявлением представителя Магистратума о том, что ему требуется секретарь, умеющий вести архивы.
Лимбвол дружелюбно поприветствовал охрану, но офицеры проигнорировали его жест. Хотя секретарь и носил униформу — которая, впрочем, ему не шла, — он не был в их глазах настоящим арбитром. Обычный бумагомаратель.
За огромными дубовыми дверями находилось владение Рикенса — обширное помещение, освещенное электрическими лампами, свисающими с потолка на длинных цепях. Папки и планшеты громоздились на полу под высокими окнами, лежали высокими штабелями на крышках обветшалых архивных ящиков. Миссис Лотилла старательно обрабатывала папки с делами на старом кодифере, а Плайтон, смышленый молодой инспектор, переведенный из отдела по борьбе с наркоторговлей, прикрепляла к стендам пикт–снимки с очередного преступления с изображениями расчлененных тел.
Широкая деревянная лестница вела вниз к главному хранилищу отдела, где за консольными терминалами и множеством столов трудились сотни офицеров. Хранилище заполняли постоянное гудение аппаратуры и бормотание десятков голосов.
У Рикенса раскалывалась голова. Он весь день провел на совещаниях по поводу утверждения бюджета, которые прошли так же, как и всегда.
Санкельс, тертый пес из отдела внутренних расследований, снова сумел разыграть свои трюки и отобрал все дополнительное финансирование, предназначавшееся для отдела по борьбе с наркоторговлей, отдела убийств, отдела по ксенооперациям, отдела особых преступлений и отдела предотвращений. Ему, видите ли, было необходимо провести «чистку». Он так и сказал главному, и тот согласился.
Конечно, все это было полной ерундой. Глава Магистратума согласился только потому, что знал: Санкельс состоит в тесных отношениях с Жадером Трайсом, первым управляющим недавно сформированного министерства торговли субсектора. Этого типа Рикенс знал благодаря многочисленным интервью, демонстрируемым по пикт–каналам, но никогда не встречался с ним лично.
У Санкельса имелся прямой выход на самого лорда–губернатора, поскольку создание министерства торговли было личной идеей этого самого лорда–губернатора. Если бы глава Магистратума не покрывал Санкельса, то на следующее же утро отправился бы обратно в линейное отделение в стеки Общего Блока X.
По правде говоря, Рикенс и сам себе не мог ответить на вопрос, почему город вообще сохраняет департамент Магистратума. В последнее время отдел внутренних расследований быстро превращался в собственную частную полицию лорда–губернатора.
Рикенс напомнил себе, что не ему размышлять на подобные темы. Его дело не высовываться и руководить отделом, невзирая на урезанное финансирование.
— Добрый вечер, сэр, — поприветствовала начальника Плайтон, подняв взгляд от крупного пикт–изображения кучи внутренностей, которое прикрепляла к стенду.
Она пыталась сообразить, каким образом будет правильно повесить снимок.
— Это наше? — спросил Рикенс. — Кажется, этим должны заниматься в отделе убийств.
Девушка пожала плечами. Ей было двадцать два года, она была плотно сложена и довольно красива. Ее черная кожаная униформа всегда находилась в идеальном состоянии, а серебряный значок начищен до блеска. Темные волосы она стригла очень коротко, чтобы они не выбивались из–под шлема.
— Прислали нам, сэр. Говорят, что это подпадает под юрисдикцию особого отдела.
Рикенс возглавлял этот самый особый отдел, или отдел особых преступлений. Наименьшее из подразделений Магистратума являлось отделом по поимке «всех и вся» и было создано для расследования дел, которые не вписывались в рамки полномочий остальных отделов. Положение особого отдела в департаменте можно было сравнить с положением нелюбимого ребенка или бедного родственника. «Всякое дерьмо нам посылают…»
Лимбвол с грохотом опустил на стол охапку планшетов и вытер пот со лба.
— Что–нибудь еще, сэр? — спросил он.
Рикенс пожал плечами. Он был невысоким угрюмым мужчиной, разменявшим пятнадцатый десяток.
Уже семьдесят два года он хромал после ранения в бедро. Семьдесят два года, стук… стук… стук…
— Это может подождать, — произнес Рикенс, постучав по стопке планшетов.
— Если честно, то мне так не кажется, шеф, — улыбнулась Плайтон. — Это дело подбросили нам потому, что, как сказал офицер, она была имперским инквизитором.
— Она — что?
Плайтон развела руки в стороны.
— А в вашем кабинете сидят какие–то люди. Они как раз хотят об этом поговорить с вами.
От основного помещения кабинет Рикенса отделяли звуконепроницаемые панели из матового стекла. Стены кабинета были облицованы темным деревом, а небольшие лампы рассеивали мягкий свет.
Когда он вошел, постукивая по полу тростью, и с тихим щелчком затворил за собой дверь, двое дожидавшихся его мужчин поднялись с дивана. Рикенс уселся за широкий письменный стол и ввел личный код в персональный кодифер. Экран ожил, подсвечивая лицо начальника отдела зловещим зеленоватым светом.
Рикенс кивнул посетителям и жестом пригласил мужчин снова занять свои места на кожаном диване напротив стола.
К тому времени он уже успел составить свое мнение о них. Оба прибыли с других планет: разодетый юнец и взрослый мужчина, вероятно, телохранитель. В повадках молодого сквозила самонадеянность. Старшего «прочитать» не получалось. По опыту Рикенс знал, что так обычно и бывает с подобными типами. До той последней доли секунды, когда они решают действовать.
Он вывел дело на экран и аккуратно надел очки со стеклами в виде полумесяцев.
— Что мы имеем… Женщина, не обладающая ни гражданским допуском, ни рабочей визой, ни разрешением на посещение… Физический возраст: приблизительно стандартные двадцать пять лет, хотя наличествуют некоторые следы омолаживающих процедур… Задержана сегодня днем в Грязях Общего Блока D на месте, где только что убила или покалечила семерых мужчин. Все — местные граждане. Женщина отказывается отвечать на любые вопросы, однако во время задержания представилась как инквизитор Гидеон Рейвенор.
Рикенс снял очки и посмотрел на мужчин.
— Это, конечно, старый мир, и возможно, я слишком давно не следил за изменениями моды в Империуме, но, как мне кажется, имя «Гидеон» все еще зарезервировано за мужчинами?
— Так и есть, — кивнул богато одетый юнец.
— Значит, эта женщина лжет.
— Да, — искренне ответил молодой. — И нет. Мы просим вас освободить ее под нашу ответственность.
— Она ваш друг? — спросил Рикенс.
— Коллега, — сказал молодой.
— Друг, — спокойно произнес мускулистый.
— Учитывая тяжесть ее преступлений, я в самом деле не вижу, как…
Молодой подался вперед, прерывая Рикенса, и положил перед ним на стол маленький черный бумажник. Рикенс расстегнул его. В свете электрических ламп засверкала инквизиторская инсигния.
Начальник особого отдела на это никак не отреагировал. Он вынул из кармана пиджака палочку сканера и провел ею по значку.
— Стекеры, как известно, подделывали такие штуки при помощи олова и стекла, — сказал он, откидываясь в кресле и сверяясь с показаниями сканера. — Но эта, однако, настоящая. Кто из вас Рейвенор?
— Никто, — ответил молодой. — Так же, как и женщина, находящаяся под вашей опекой, мы работаем на него. Я повторяю свой запрос.
Рикенс сложил пальцы домиком.
— Все не так просто. Совсем не просто.
— Вы собираетесь препятствовать работе Священной Инквизиции?
— Трон Терры, конечно нет! — Рикенс раздраженно посмотрел на молодого человека. — Но существуют протоколы. Процедуры. Я понимаю, Инквизиция обладает достаточной властью, чтобы пройтись тяжелыми сапогами по любому закону или уставу Юстис Майорис. Она вправе потребовать отпустить своего агента. Но… я должен подождать, пока такое требование не придет непосредственно от ордоса Инквизиции планеты. Официально.
— Инквизитор Рейвенор не желает, чтобы этот вопрос выходил на официальный уровень, — мягко произнес старший мужчина. — Это подвергнет… извините… может подвергнуть опасности все наше расследование. Мы хотим, чтобы нашу коллегу освободили, а все данные касательно ее ареста уничтожили.
— Это вне моей власти.
— Напротив, — произнес младший, вновь подаваясь вперед. — Я вижу, что файл с делом на вашем экране все еще имеет зеленый маркер. Он находится на стадии рассмотрения. Вы могли бы стереть его. Сейчас. Одним прикосновением к клавиатуре.
— Я предал бы свой отдел, — сдвинул брови Рикенс.
— Вы послужили бы Императору, — произнес молодой мужчина.
Второй промолчал, но именно это и подействовало. Запугать начальника особого отдела было нелегко, но что–то неуловимое в непроницаемом лице старшего мужчины заставило Рикенса представить себя сидящим за широким письменным столом мертвым. И все ради чего? Ради каких–то принципов, от которых и сам устал?
Рикенс верил в имперское правосудие, но теперь благодаря интригам власть имущих у него практически не осталось шансов проводить его в жизнь. Кто он такой, чтобы препятствовать настоящему делу, каким бы необычным оно ни было?
— Что ж, хорошо, — сказал он, вводя код удаления в свой кодифер. — Можете забирать свою коллегу из камеры предварительного заключения номер девять. Это у южного входа.
— Благодарю вас, сэр. Ваши старания будут вознаграждены.
Через десять минут после их ухода в кабинет осторожно постучала Плайтон.
— Сэр? — спросила она. — Все мои файлы по делу Рейвенора… кхм… исчезли.
— Я знаю.
— Что эти люди вам сказали?
— Забудьте об этом, Плайтон. Сотрите это из своей памяти.
— Но, сэр…
— Делайте, как я говорю, Плайтон. Иначе ничего хорошего из этого не выйдет.
Сопровождающий Сонсала слуга заранее по воксу проинформировал домашнюю челядь о планах хозяина на ужин. Поэтому, когда моторная коляска въехала под навес особняка, слуги уже ждали во внутреннем дворе. Сонсал сошел первым и учтиво помог Кыс спуститься на дорожку.
Дом Сонсала, как и все прочие дома важных персон Петрополиса, располагался на поверхностном уровне. Несмотря на обжигающие дожди, богатым и уважаемым гражданам казалось неподобающим обитать на глубинных этажах. Особняк располагался в Общем Блоке В, одном из трех основных округов городского улья и единственном, отведенном исключительно под жилую застройку. К северу и западу возвышались многочисленные массивные башни Блоков А и С — административные центры субсектора.
Сонсал провел Кыс в атриум. Парящие под высоким потолком светосферы проливали мерцающий желтый свет. Стены покрывали обои с отпечатанными вручную гербами — священный череп на золотом листе. Ещё больше символов Адептус Механикус украшало металлические перила лестницы. В «Энжин Империал» гордились своими связями с культом Машины. Как и другие коммерческие организации, корпорация имела доступ к некоторым технологическим секретам и, согласно лицензии, занималась производством технического оборудования. Даже огромные арендные выплаты и регулярные проверки казались лишь мелкими неприятностями по сравнению с баснословными прибылями «Энжин Империал».
Хозяина и его гостью встретили слуги с кувшинами для омовения рук.
Затем Сонсал проводил Кыс во внутренние покои.
— Мне еще нужно уладить кое–какие дела, а потом я буду в полном вашем распоряжении.
— Я подожду. — Девушке пришлось приложить огромные усилия, чтобы в ее голосе прозвучал непристойный намек.
Оставшись в одиночестве, Кыс немного расслабилась и прошлась по богато отделанным апартаментам. На черном плиточном полу лежал ковер, расшитый серебряной филигранью. Вдоль стен стояла обитая розовой материей мебель с тяжелыми позолоченными ножками и подлокотниками. В хрустальных витринах были выставлены различные керамические изделия, а на стенах висели безвкусные картины и гололиты.
— Вы со мной? — тихо спросила Пэйшенс.
— Да.
— Голос очень слабый. Что–то случилось?
— Просто я устал. А еще ландспар. Очень тяжелый, очень плотный. Большинство жилых домов Общего Блока В построено из него. Он особенно устойчив к кислотным дождям. В конце концов, ни один богатый человек не хочет, чтобы дом просто развалился вокруг него.
— И что?
— Он пси–инертен. Мертвый камень. Все, что я могу, так это слышать тебя и позволять тебе слышать меня.
Она нахмурилась:
— Ладно, главное не перетрудитесь. Я позову, если мне будет нужна ваша помощь.
Кыс снова прошлась по комнате, мысленно прощупывая пространство на наличие замаскированных ниш, раздвижных панелей или тайников, хотя и сомневалась, что Сонсал окажется настолько глуп, чтобы прятать что–либо в гостиной. Тем не менее, в западной стене обнаружилась небольшая скрытая панель. Кыс чувствовала за ней пустоту. Она деликатно прощупала своим сознанием запирающий механизм и открыла его. Панель распахнулась внутрь, открывая взору девушки крохотный уютный кабинетик, заставленный полками с книгами, планшетами и дисками. У письменного стола стояло кожаное суспензорное кресло.
Пэйшенс медленно повернула голову, изучая обстановку. Специфическая плотность в третьем ящике сверху по левой стороне стола.
Замок на нем был куда более сложным, чем у остальных семи ящиков. Он отказался открываться от простого, прямого ментального удара. Ей пришлось анализировать его устройство, деталь за деталью, сравнивая и приводя в соответствие тумблеры и штырьки. Интенсивное ментальное напряжение заставило ее вспотеть. Наконец с торжествующим видом она провернула барабан и услышала, как щелкнул замок.
В ящике на стопке конвертов лежали три маленьких свертка из красной бумаги.
Пэйшенс услышала, как поворачивается дверная ручка. Захлопнув ящик, она бросилась обратно в гостиную и успела усесться за секунду до того, как в комнату вошел Сонсал.
— Дорогуша, с вами все в порядке? Вы немного раскраснелись.
— Все замечательно, — отмахнулась Кыс.
Он подошел поближе, и в этот момент она увидела, что второпях не плотно закрыла за собой маленькую дверцу. Еще один шаг, и он это заметит.
— Просто слегка жарковато, — улыбнулась девушка, быстро вставая и расстегивая четыре верхние кнопки своего темно–коричневого комбинезона.
Голодный взгляд Сонсала немедленно сосредоточился на обнажившемся треугольнике белой кожи. Воспользовавшись этим, Кыс сфокусировала свое сознание на потайной двери и быстро захлопнула ее.
— Ужин подан, — сглотнув слюну, наконец проговорил толстяк. — Прошу.
Трапеза была великолепна. Вслед за пряным гошраном подали фаршированные петтифуоли, доставленные откуда–то с другой планеты, а затем шербет из ягод ку, завернутый в полоски теста. Соммелье не давал опустеть бокалам, подливая прекрасные вина, идеально подходившие к каждой перемене блюд. Кыс тайком проглотила антиоксидант, чтобы сохранить голову чистой. Монолог хозяина был скучен. Он продолжал называть года изготовления вин, рассказывал о том, как трудно доставать некоторые сорта, и о том, как тяжело стало импортировать приличные петтифуоли, прочитал целую лекцию о тайнах специй, которые отличают хороший гошран от великолепного гошрана. Сонсал хотел произвести впечатление, однако, как и многие пустые мужчины, не нашел ничего лучше, как хвастаться своим внушительным богатством.
Девушка кивала и улыбалась, через силу заставляя себя прислушиваться к его болтовне. Они много пили, и чем дальше, тем разговорчивее и развязнее становился хозяин.
Кыс сосредоточилась и начала осторожно воздействовать на молекулы воздуха вокруг его головы, повышая температуру. Вскоре он вспотел. Тогда она изменила химический состав своих феромонов в соответствии с его не слишком оригинальными предпочтениями. К концу застолья толстяк был сильно пьян. И не только от вина.
Наконец он приказал соммелье налить им по большому бокалу амасека, а затем отпустил и его, и всю прислугу.
Сонсал поднял бокал, одновременно вытирая потную шею.
— Дорогая моя Пэйшенс! — торжественно проговорил он. — Это был восхитительный вечер. Как и весь день. Я отправил свои покупки в хранилище. Возможно, тебе захочется попозже спуститься туда и оценить их? У меня есть еще кое–какие вещицы, которые тебе могли бы показаться очаровательными.
— Это было бы замечательно, — улыбнулась гостья.
— Я еще раз хочу поблагодарить тебя, — сказал толстяк.
— Прошу, Умберто, в этом нет никакой нужды. Такого прекрасного ужина более чем достаточно. Ты избалуешь меня.
— Ни в коем случае! — пьяно замотал головой Сонсал. — Ничего не жалко для женщины столь исключительной красоты!
— Умберто, у меня голова кружится от твоих комплиментов.
— Очаровательная голова! И такой исключительной красоты! — повторил он, неуклюже поднимаясь и расплескивая свою выпивку.
Кыс продолжала улыбаться, пристально наблюдая за ним.
— Как тебе амасек, Пэйшенс? Сорокалетний «Зуканак» со склонов Онзио.
— Он чудесен, но, боюсь, я уже слишком много выпила. Еще чуть–чуть, и я отключусь.
Он плотоядно усмехнулся.
— Я в последнее время не слишком люблю напиваться, — продолжала Кыс. — Алкоголь притупляет чувства, разве ты не находишь? Я много путешествовала и знаю, что существуют и другие средства освежить и очистить сознание. Как жаль, что ничего подобного не встретишь в таком добродетельном мире, как Юстас Майорис.
Сонсал на мгновение задумался.
— Раньше ты мне этого не рассказывала, — произнес он.
— У меня небольшой частный бизнес. Я путешествую. Открываю для себя новое. Это дает такое… чувство свободы!
Он понимающе кивнул.
— Значит, ты открыта для нового. Восхитительно. Поставь свой амасек, Пэйшенс. У меня есть еще кое–что, чем я смогу доставить тебе наслаждение.
Покачиваясь, Сонсал подошел к потайной двери, открыл ее и скрылся в кабинете. Через несколько минут он вернулся в гостиную, сжимая в ладони два маленьких твердых предмета, обернутых в тонкую красную бумагу.
— Думаю, после этого ты поймешь, что Юстис Майорис куда менее добродетелен, чем тебе казалось. Это очистит наши головы. Расслабит и освежит нас. Так, чтобы мы смогли насладиться остатком этой великолепной ночи.
Кыс изобразила уверенную улыбку, демонстрируя полное одобрение новой идеи.
Сонсал взял Пэйшенс за руку, усадил на кушетку, затем выложил свертки на низкий лакированный столик и поцеловал гостью.
— И что это такое? — спросила она, еле сдерживаясь, чтобы тут же не прикончить этого потного пьяного толстяка.
— Флекты. Слышала о таком?
— Нет, — покачала головой Пэйшенс. — Умберто, я думала, что ты говорил об обскуре или люсидии.
— Обскура вызывает слишком сильное привыкание и приводит в истощение человека моей конституции, — сказал он, подвигаясь к ней поближе. — А люсидия слишком груба. Я нахожу ее неприятно вульгарной.
— А эти флекты… что это?
— Они ни с чем не сравнимы. Ощущение чуда. Свободы. Новизны. Ты не будешь разочарована.
— А откуда они берутся? — спросила Пэйшенс.
Умберто пожал плечами.
— В смысле, как ты их достаешь?
— У меня есть связи. — Сонсал одним глотком прикончил свой амасек, отставил бокал в сторону и принялся медленно разворачивать тонкую красную бумагу. — Один человек достает. Все это не очень официально… А теперь…
Она положила руку на его ладонь и наклонилась вперед так, чтобы ее губы почти касались его уха.
— Умберто, ты должен кое–что знать, — томно прошептала Пэйшенс.
— Что? Ну, давай, скажи мне…
— Я агент Священной Инквизиции, а у тебя очень большие неприятности.
Сонсал заплакал. Вначале он только тихо всхлипывал, а потом свернулся на кушетке и зарыдал в полный голос, дергая ногами, словно маленький ребенок.
— Замолчи! — приказала Кыс.
Его вопли стали настолько громкими, что в гостиную заглянул слуга.
— Убирайся! — рявкнула Пэйшенс и одним ментальным ударом захлопнула дверь.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — рыдал Сонсал.
— Замолчи. Сказать по правде, ничего хорошего тебя не ожидает.
— Мой бизнес! Я опозорен… меня уволят! О Боже–Император, моя жизнь кончена!
Она поднялась и с презрением посмотрела на него.
— Опозорен? Точно. Конец твоей прославленной карьере в «Энжин Империал»? Вне всяких сомнений. Тюремный срок и тяжкий труд? Это я тебе гарантирую. Но, если ты думаешь, что жизнь на этом кончена, ты серьезно заблуждаешься. Ты и понятия не имеешь, насколько поганой еще успеет стать твоя жизнь, прежде чем ты сдохнешь. Поверь мне.
— П–пожалуйста!
— Умберто? Ты слушаешь меня? Умберто?
— Да?
— Прекрати рыдать и возьми себя в руки, или я познакомлю тебя с девятью принципами истинной боли. Ты ведь веришь мне?
— Да.
— Хорошо. — Она присела перед кушеткой на корточки, и он в ужасе отпрянул назад, размазывая сопли и слезы по жирному лицу. Его глаза опухли и покраснели. Защитные панели немного выдвинулись из–под кожи, отреагировав на слезы.
— Теперь ты в руках Инквизиции, Умберто Сонсал. Нам нужна информация. И твоя судьба зависит от полноты ответов.
Толстяк сел, хлюпая носом.
— О–откуда мне знать, что ты не лжешь?
Пэйшенс достала из набедренного кармана инсигнию.
— Видишь?
Он снова принялся рыдать.
— О нет! Замолчи, Умберто! Послушай меня внимательно. У нас есть несколько вариантов. Вариант первый: я выхожу из этой комнаты и оставляю тебя продолжать свою никчемную, сытую жизнь. Ты никогда больше не увидишь меня, и Инквизиция никогда не постучится в твою дверь. Но для этого ты должен ответить на все мои вопросы, и ответы должны меня удовлетворить.
— Хорошо…
— Вариант второй. Ты очень плохо отвечаешь. Тогда я убиваю тебя прямо здесь и выбрасываю твой жирный труп в реку.
Его губы задрожали, а глаза снова наполнились слезами. Она поняла, что ему так же трудно сохранять самообладание, как ей было притворяться, что он ей нравится.
— Вариант третий, промежуточный. Я сдаю тебя арбитрам, тебе предъявляют сам знаешь какие обвинения, а я предоставляю все доказательства. Тебя сажают в тюрьму, а я тем временем полностью разрушаю все, что составляет твое жалкое, никчемное существование.
— П–понимаю.
— И наконец, вариант четвертый, он же последний. И самый неприятный. Я вызываю свое начальство, и оно забирает тебя. То, что случится потом, могу заверить, куда хуже обычной быстрой смерти. Итак, какой вариант кажется тебе наиболее привлекательным?
— Тот, где ты просто уходишь.
— Хорошо. Кто твой дилер?
Сонсал откинулся на спинку кушетки.
— Он убьет меня, — тихо произнес толстяк.
— Варианты, Умберто, варианты…
— Хорошо! Его зовут Дрейс Базаров.
— И кто он?
— Начальник смены на моей фабрике, на конвейере. Подонок из Грязей. Но он знает нужных людей.
— Где он живет?
— Не знаю! Где–то в стеках, в Грязях! Я не общаюсь с такими отбросами!
— Но его адрес должен быть зарегистрирован в сведениях о персонале, верно?
— Думаю, да.
— Это можно легко проверить, — предложила Кыс, подходя к обеденному столу и делая глоток амасека. — Кого он снабжает помимо тебя?
— Он не продает на рабочем месте. Делает исключение только для меня. Адептус Механикус слишком часто инспектируют наши цеха. Но он рассказывал мне кое–что о своих стеках. Думаю, что он торгует там.
— У него тоже должен быть поставщик. Не сам же он их делает.
— Об этом я понятия не имею. Тебе придется допросить его самого.
— Так я и сделаю. Успокойся, Умберто. Ты весь дрожишь.
— Нервы. Мне страшно. Ты не против, если я «взгляну» эту штуку, чтобы немного успокоиться и…
— Ты шутишь?!
Толстяк сник и уставился в пол.
— Где ваши учетные записи? — спросила Пэйшенс.
Сонсал направился в угол апартаментов к невысокой подставке из выгнутых медных труб, опутанных проводами, на которой был установлен дисплей кодифера. Его трясущиеся пальцы защелкали по эмалированным кнопкам, укрепленным на высоких изогнутых ножках.
Толстяк ввел авторизационный код, вошел в центральную базу данных «Энжин Империал» и открыл нужные файлы.
Закончив, он понуро поплелся обратно к кушетке. Кыс нашла сведения о Дрейсе Базарове. На всякий случай она сохранила информацию на своем левом предплечье, с помощью сознания заставляя поры кожи открываться и закрываться так, чтобы сформировать изображение, которое можно было увидеть только под микроскопом.
Затем она сверилась с хронометром. Было уже поздно.
— Рейвенор?
Тишина.
Кыс вздохнула. Она уже собиралась уходить, когда услышала странный шум. Жужжание насекомого, привлеченного светом окон или трубы…
Пэйшенс оглянулась.
Оказалось, что шум исходил от кушетки. Сонсал попытался подняться, но вдруг, дергаясь и извиваясь, завалился обратно. Ножки кушетки с противным скрипом поехали по плитке.
Пэйшенс сразу поняла, что он использовал флект. Будь он проклят! Будь она проклята! Она должна была следить за ним. Сонсал был так напуган, его нервы были на пределе, он искал спасения, пусть и временного.
— Сонсал? Умберто!
Его голова дернулась, глаза закатились. Черт, что с ним? Неужели так действует флект? Толстяк продолжал заваливаться назад. Кушетка перевернулась.
— Сонсал!
Видимо, он услышал ее. Потому что в ужасе метнулся в сторону и вышиб дверь, ведущую в потайной кабинет.
— Проклятие! — воскликнула Пэйшенс.
Двери распахнулись, и в гостиную заглянули двое телохранителей Сонсала.
— Сэр? У вас все в порядке? — тревожно спросил один из них.
— Убирайтесь! — заорала Кыс и кивком толкнула к дверям обеденный стол. На пол посыпались тарелки и бокалы.
Телохранители начали стучать и бить ногами в наглухо закрытые двери.
Кыс вбежала в кабинет. Письменный стол был сдвинут с места, а несколько ящиков выдвинуто. Пэйшенс заметила еще один потайной проход, ведущий в вестибюль.
— Сонсал!
Она выбежала к лестнице. Светосферы здесь были переключены на приглушенный свет. Как только телохранители увидели ее, они сразу перестали стучать в двери гостиной и бросились к ней. Первого она ударила ногами в прыжке, а второго сразил мощный хук справа.
Все еще дергаясь и извиваясь, Сонсал взбирался по величественной лестнице. Из его рта текла кровь, а один глаз закрылся. Перепуганные слуги выглядывали из–за колонн и дверей, но тут же исчезли, как только Сонсал начал стрелять из мелкокалиберного пистолета, какие обычно носят в рукаве. Должно быть, он вынул его из стола. Продолжая пятиться по лестнице, толстяк несколько раз наугад выстрелил вниз. Пули звенели по мраморным ступеням и с гудением отскакивали от железных перил.
У Кыс пистолета не было. Она спряталась в укрытие и, отогнув левое запястье, ментальным усилием вытянула из рукава комбинезона длинный кайн без рукояти. Двенадцатисантиметровое лезвие повисло в воздухе.
— Опусти оружие, Умберто! — прокричала Пэйшенс.
В ответ он выстрелил. Пуля проделала дыру в штукатурке. На голову девушке посылалась белая пыль.
Следующий выстрел сбил с крюков огромное настенное зеркало. Тяжелая рама рухнула на мраморный пол, брызнув острыми как бритва осколками.
Пэйшенс выпрыгнула из укрытия и резким ментальным толчком отправила кайн в цель. Клинок пригвоздил рукав Сонсала к перилам. Не медля ни секунды, Кыс выхватила из рук толстяка оружие. Покачиваясь в воздухе, пистолет пролетел над ступеньками.
Изящным движением девушка поймала его и взяла Сонсала на мушку.
— Ну, все, хватит!
Его по–прежнему сильно трясло. Похоже, более всего прочего Умберто беспокоил прибитый к перилам рукав.
— Все хорошо, Умберто! Все хорошо! Я поднимаюсь! Успокойся, я…
Внезапно Сонсал потянул на себя прибитый рукав, оторвал его и тут же дернулся назад, но поскользнулся и перелетел через перила.
Пэйшенс отвела взгляд. Даже треск костей и хлюпающий удар прозвучали достаточно мерзко.
— Дерьмо! — выругалась Кыс.
По всему дому завыли сирены. Послышались крики прислуги.
Девушка подобрала кайн и направилась к южному выходу.
Назад: Сейчас. Петрополис, Юстис Майорис, весна, 401.М41
Дальше: Глава 3