Часть вторая. Ведьмин дом на Утохре

Назад: Часть первая. Вопрос братского взаимодоверия

Глава первая

Дверь полуоткрыта. Деревянная старая дверь. Самая обычная старая дверь в самой обыкновенной раме. Она медленно покачивается на петлях, движимая ветром, что не дует ни с одной из ее сторон… ветром, прибывающим откуда–то еще… Дверь ждет…

Фактора звали Стайн. Эта информация была сообщена нам в самом начале монолога, вылившегося в более чем двадцать минут многословной преамбулы. Стайн оказался любителем поговорить. Что, впрочем, входило в его обязанности.

— Терпи.

Каждый такой фактор, к которому они приближались (а если проще, то каждый подобный торговый агент каждого зала Беринта), обладал собственным подходом к работе, обязательно включавшим торговый вариант «придворных танцев» и «окучивание» клиента, возникавшие из опыта продаж. Покупатели ожидали именно такого обращения. Начиналось все с радушного приветствия, с экскурсии от приемных покоев до выставочного зала фактора, а затем, переходило к предложению завтрака и спокойной, непринужденной беседе, сопровождавшейся расхваливанием достоинств и традиций Дома, к услугам которого изволил обратиться клиент. Темы разговора зависели от конкретного фактора и его навыков общения, но служили только тому, чтобы проникнуть в сознание клиента и поселить там необходимые мысли: о роскоши, исключительности, качестве. В конце концов клиент оказывался готов выложить немалые деньги.

И клиент не был просто клиентом. Это слишком уж грубый термин. Он был покупателем. Так же, как фактор не являлся только продавцом или владельцем магазина. Таковы правила этикета Беринта.

— Он все не замолкает и не замолкает.

— Терпи.

Стайн встретил ее в приемной. Его заведение располагалось в северном конце прогулочной палубы Святого Иакова — района верхних уровней Беринта, оккупированного знаменитыми торговыми заведениями. Глубокие уличные стеки снаружи представляли собой многоярусные оуслитовые дорожки, огражденные черными железными перилами, освещенные небольшими лампами и окружающие пещерную мглу бездны между вздымающимися черными башнями, которые прорастали прямо сквозь огромную бронированную крышу улья, топорщась над ней шипами морского ежа. Натренированная улыбка на лице фактора казалась таким же предметом одежды, как и форменный плащ.

Приемная представляла собой просторное помещение с высоким потолком, облицованное панелями из лакированного дерева.

Стайн поклонился и повел ее по выставочным галереям к главному демонстрационному залу. Овалы изумрудного света выхватывали из мрака стеклянные витрины. Пол покрывали бронзовые плиты, на которых за истекшие столетия ноги посетителей оставили отчетливый след. Здесь располагался простой деревянный стол, окруженный кожаными диванами, на один из которых фактор и предложил ей присесть. Говорил только Стайн. Казалось, вся его работа будет состоять исключительно из этого монолога. Некоторые агенты, с которыми она встречалась до этого, выбирали осторожный или скромный подход к покупателю, а то и позволяли ему самому вести беседу. Но Стайн был зануден и много словен. Он поведал, что является девяностым Стайном в непрерывной череде Стайнов, служивших факторами Дома Стайна и Стайна. Это был наследственный, семейный бизнес. Их род проживал в Беринте уже шестнадцать столетий. И торговый Дом являлся одним из старейших и предоставлял наилучшие товары в секторе.

— Вот, — сказал Стайн, — вы можете оценить наши изделия по этой безделушке.

Он положил какой–то предмет под увеличитель, чтобы покупательница смогла его разглядеть. Руки фактора были очень бледными, ухоженными, маникюр был хорошо виден под линзой. В безделушке же, казалось, было больше жемчуга, чем в некоторых океанах.

— Герб Стайнов.

— О, как я погляжу, в стилизованной форме он повторяется на вашем плаще, — заметила покупательница.

Стайн самодовольно улыбнулся, восхищенный тем, что она это заметила. Он с пылом принялся одарять комплиментами ее внимательность и ум.

— Такое ощущение, что он хочет жениться на мне.

— Тише. Придется потерпеть.

Стайна очень заинтересовала эта покупательница: элегантная женщина, хорошо одетая и при деньгах. В последние несколько недель торговля шла плохо, и прибывший паром оставил не так много достойных внимания клиентов.

Эта женщина была особенной. Она обладала вкусом. И красотой, если, конечно, вас интересуют подобные мелочи.

Он продолжал рассказывать ей о своем фамильном бизнесе, поведав, что оказался не так хорош в ювелирном мастерстве, как его многочисленные братья, и по этой причине стал фактором. Он оставил все вопросы производства родственникам, которым, как похвалялся Стайн, надо было бы даже на руки поставить клеймо со знаком пробы.

Но фактор почувствовал, что покупательница заскучавши. Надо было заканчивать. Она прекратила потягивать амасек, стоящий перед ней на лакированной стойке, и перестала обращать внимание на засахаренный имбирь в неглубокой чашке. Хороший фактор замечал подобные детали. Хороший фактор знал, когда необходимо увеличить темп и перейти от ритуала ухаживания к обсуждению покупки.

— Вы ищете что–то особенное? — спросил он, обходя обтянутый бархатом простой деревянный столик.

Стайн достал ключи и открыл створки ближайших витрин. Под скрывающимся во тьме потолком тихо гудели вентиляторы. Воздух в помещении был нагрет до уютных двадцати двух градусов, обладал четко выверенной влажностью и слегка обвевал посетителей, так чтобы расслабить их. За дверью, в Беринте, было на шестьдесят градусов холоднее — убийственный мороз.

— Так и есть, — произнесла покупательница, откидываясь на спинку кожаного дивана и скрещивая свои длинные ноги. — Или лучше будет сказать, мне нужно нечто особенное для особенной цели. Великосветская свадьба на Гудрун. Не стану упоминать имена…

— Конечно же нет! — поклонился ей фактор.

— Но, — улыбнулась покупательница, — жених происходит из влиятельной семьи. Голубая кровь.

— Понимаю.

— Сын губернатора субсектора.

— Клянусь своим именем!

— Пожалуйста, постарайся не слишком отрываться от действительности!

— Умолкни.

— Прошу прощения? — спросил фактор со слегка околдованным выражением на лице.

— Ничего. Я только сказала, что моя племянница… невеста… заслуживает чего–нибудь особенного.

— Я вас прекрасно понимаю, — вновь поклонился фактор. — И позвольте мне смелость, вы финансово…

Он позволил этому смертоносному слову повиснуть в воздухе.

— Не менее двухсот пятидесяти тысяч, — мягко произнесла она, пожимая плечами.

— О госпожа, — уже в третий раз поклонился он. — Есть у меня несколько безделушек, которые вполне могут удовлетворить ваш вкус и усладить глаз.

— Похоже, твои слова его очень порадовали.

— Что ж, больше ему ждать нечего. Я не собираюсь выкладывать целых двести пятьдесят тысяч крон.

— Кроме информации?

— Кроме нее.

С ее лица не сходила усмешка. Забыв обо всем, фактор принялся вынимать из витрин подносы, обтянутые красным атласом. Когда он доставал их, из темноты тут же возникали сервиторы, принимавшие подносы и подносившие их к ней. Сервиторы были старыми, но очень качественными. Покупательница поняла, что сам зал специально оформлен в минималистском стиле, чтобы товар особенно ярко выделялся на его фоне. Это был весьма хитрый и разумный ход.

— Ожерелья и колье всегда в моде. Вот полюбуйтесь на первый поднос. Аллохроматический залахит с красным золотом. Есть такие же и с алмазами. Как правило, выбирают кабошоны.

— Они восхитительны.

— А может быть, вас заинтересует украшение для бровей из драгоценного камня? Сапфир, перстень с опалом и печаткой. Кроме того, очень популярны черное серебро и чеканка по адамиту.

— Вот милая вещица, — произнесла покупательница.

Фактор с заботливостью акушерки поднял с подноса указанное изделие. Драгоценные камни засверкали на свете. Лампы над столом были размещены именно так, чтобы ювелирные изделия начинали искрить, когда их подноси к этой точке.

— Хризоберилл? Да, это мой любимый камень. Обратите внимание на красоту астеризма. Может быть, желаете?.. — спросил он, протягивая украшение.

— Если позволите.

— Зеркала! — прокричал фактор, и другие сервиторы устремились вперед, устанавливая зеркала вокруг клиента.

Фактор застегнул ожерелье на шее покупательницы. Она тут же принялась разглядывать себя в зеркале.

— У нее тот же цвет кожи, что и у вас?

— Я чуть бледнее, чем она, — ответила клиентка.

— Тогда не стоит ли подобрать что–нибудь с цигатом или квофайром? А может, турмалин? У меня имеется турмалин каплевидной огранки с ошеломляющими дихромическими свойствами.

— Вы знаете свое дело, сэр.

Она примерила еще три или четыре украшения. Сервиторы на удивление спокойно держали зеркала.

— Я волнуюсь, — сказала она через некоторое время, — это ведь свадебный подарок. Он должен восхищать жениха не меньше, чем невеста. В конце концов, речь идет о сыне моего брата.

Фактор помедлил с ответом.

— А разве не невеста приходится вам племянницей?

— Неужели я так сказала?

— Сказала,

— Я уверен, что именно это вы и сказали.

— Я хотела сказать, в браке. Вы же знаете… все эти династические войны, составляющие часть жизни при дворе.

— Придворная… жизнь?

— Да, — ответила она. — У меня проблем из–за этой оговорки не будет?

— Он слишком охвачен благоговейным ужасом, чтобы обратить внимание. Продолжай в том же духе. Он полагает, что ты аристократка, желающая остаться неузнанной.

— Честно говоря, мне не слишком хотелось бы говорить об этом, — произнесла покупательница.

— Конечно. Может быть, тогда позволите показать вам что–нибудь из наших декоративных украшений? Хорологи, розетки, имперские аквилы. Для изготовления аквил мы используем золото, цветные сплавы и органические отделочные камни. Океаны Утохра поставляют очень красиво переливающийся перламутр.

— У вас есть право производить подлинные аквилы?

— Конечно, мы имперские ювелиры. У нас есть доверенность.

— Покажите, — сказала она.

Он продемонстрировал ей несколько наиболее сложных изделий, некоторые были настолько ценны, что ему пришлось незаметно включить вокруг стола суспензорные поля, пока покупательница восхищалась ими.

— И в самом деле, потрясающая работа, — пробормотала она, поворачивая в руках украшение и поднося его к свету. — Как вы называете это свойство?

— Двойное лучепреломление, — ответил Стайн.

— О, я прямо не могу решить, что лучше выбрать. Фактор тепло улыбнулся.

— Я просто не могу выбрать. Чувствую себя… несвязно.

Улыбка фактора застыла и стала холодной.

— Что?

— Я чувствую себя несвязно. Вы не можете ничего посоветовать?

Фактор забрал украшение из ее рук и уложил его на атлас.

— Я сказала что–то не так? — слегка озадаченно спросила покупательница.

— Да, похоже что так и есть. Он недоволен. Извиняйся и уходи.

— Того, что вам нужно, мы не продаем, — угрюмо произнес Стайн. — Вы только тратите мое время. Думаю, вам стоит уйти.

Фактор сердился на самого себя. Ему редко доводилось настолько ошибаться в покупателе.

— Простите, — сказала она, поднимаясь. — Не хотела вас оскорбить.

— Прошу вас, уходите, — выдавил Стайн.

Он снял с пояса жезл управления и быстро взмахнул им. Сервиторы покорно отошли в тень.

— Уходи.

— Я не хотела вас оскорбить, — повторила она. — Мне очень жаль.

— Таким, как вы, всегда жаль, — произнес Стайн. — Я должен доложить о вас.

— Кому доложить? — спросила она.

— Уходи, Пэйшенс. Сейчас же. Мы не можем позволить вступать в конфликт.

Стайн повернулся к ней. На его лице застыло жесткое, полное яда выражение.

— Вы пришли сюда, в этот достопочтенный Дом, чтобы найти дорогу к безбожному месту! «Стайн и Стайн» не занимаются подобным!

— Я извинилась. Искренне извинилась, сэр.

— Пэйшенс…

— Мне придется вызвать магистратов, — продолжал бушевать Стайн.

Он вновь взмахнул управляющим жезлом, протягивая руку к коммуникатору, связывающему его с ульем. Кыс услышала гудок подключения.

— Магистратум Беринта. Слушаю вас, — пропели динамики, стоящие на столике.

— Это Стайн из «Стайна и Стайна». Я хочу… — Раздался щелчок, и связь оборвалась.

— Алло? Алло? — произнес Стайн.

— Я заблокировал его коммуникатор. Давай, Пэйшенс, уходи оттуда.

Стайн из «Стайна и Стайна» вновь и вновь пытался заставить работать свой управляющий жезл. Когда он наконец оглянулся, женщины уже не было.

Она ураганом вылетела из приемной на огражденную железными перилами дорожку. Подвесные лампы сияли над ней слабым жемчужным светом. Кыс позволила людскому потоку поглотить себя и понести вперед. Ее окружали прогуливающиеся богатые и привилегированные граждане с двух дюжин миров. Некоторых сопровождали телохранители. Одни плыли в декоративных лифтерах, другие вышагивали под развернутыми зонтиками, за третьими несли шлейфы.

— Простите, — послала Пэйшенс. — Я слишком замешкалась.

— Это не имеет значения.

— Нет, имеет. То, что произошло, застигло меня врасплох. Его реакция. Он был так… сердит.

— Гордость, только и всего. Мы нацелились слишком высоко, попытавшись проверить имперского ювелира. Пусть это станет нам уроком.

Она выбралась из потока людей и спустилась по железным ступенькам на стек уровнем ниже. Там оказалось поспокойнее. Кыс остановилась и облокотилась на ограждение, глядя вниз, в глубокий провал пространства между стеками на уличные уровни, раскинувшиеся под ней. Она переводила дыхание.

— Я никудышный актер, Гидеон.

— Вовсе нет. Все отлично.

— Я прекрасно могу понять, когда вы говорите не то, что думаете. Актер из меня действительно никакой.

— Может быть, и так, Пэйшенс. Ты хотела бы поговорить о причинах?

— Я не справляюсь с ролью потому, что не могу смириться с происходящим. Мне ненавистно то, чем нам приходится заниматься.

— И это вполне разумно. Мне тоже неприятно.

Она вздохнула, отпуская перила, и двинулась дальше.

— Как дела у остальных?

— Практически так же, как и у тебя. Им ничего не удается накопать. Хотя в ситуации, столь близкие к боевым, они не попадают.

— Кажется, я уже извинилась, Гидеон. Так что же там произошло? В других местах всего лишь пытались сменить тему, когда я переходила к делу, но он был… просто плевался ядом. Он разговаривал со мной как с преступницей.

— Как я уже говорил, мы слишком высоко нацелились. «Стайн и Стайн» один из самых прославленных Домов Утохра. Продавец почувствовал себя оскорбленным. Мы оскорбили его Дом. Его коробит от самой мысли о беззаконии. Плюнь и забудь.

— Думаю, вам стоит заменить меня Карой. Она справилась бы лучше.

— Плюнь и забудь.

Она направилась к дальнему концу уровня, к темной архитектурной расселине, где бронированный изогнутый купол встречался с краем стека. Там располагалась небольшая, плохо освещенная столовая, встроенная в карниз гигантской внешней крыши. Заведение, совершенно очевидно, предназначалось для младшего обслуживающего персонала, выполнявшего черную работу при торговых залах. При виде ее прекрасной дорогой одежды люди хмурились, они начинали шептаться. Она не стала обращать на это внимание и села за свободный столик. Вокруг нее сидели, ссутулившись и переговариваясь, уборщики, водители и прочий рабочий люд.

— Мамзель? — к ней приблизилась официантка в переднике. — Уровнем выше расположено заведение, где вам будет уютнее.

— Мне уютно и здесь, спасибо, — сказала Кыс. — Кофеин. Черный, сладкий, и амасек, если есть. И чего–нибудь пожрать.

— Да, мамзель.

Пока несли ее заказ, Пэйшенс снова поднялась и приблизилась к тяжелой защитной пластине, образовывавшей стену столовой. Кыс коснулась управляющего тумблера, и щит скользнул в сторону. За толстым стеклом раскинулся внешний мир. Далеко внизу, под пасмурным, клубящимся небом пролегли покрытые черной жирной грязью и облепленные льдом склоны улья Беринт. Шквальный ветер бил в окно, осыпая его ледяным крошевом.

— Мы ведь стали преступниками?

— Пэйшенс…

— Ох, да прекратите вы! Мы стали преступниками. Я все понимаю. Отступники.

— У нас не оставалось другого выбора.

— Мне ненавистно это, Гидеон, мне ненавистна мысль о том, что он все еще где–то там. Раньше я об этом не задумывалась, но в тот момент, когда вы сказали, что он умер, у меня с души словно камень свалился.

— Прости. Если тебя это утешит, то и мне не легче.

Кыс приложила руку к стеклу и устремила взгляд в ночную бурю.

— Тем не менее… Пэйшенс, мы должны сохранять самообладание. Нельзя, чтобы на нас сейчас обратили внимание, а у меня возникло такое чувство, будто ты собиралась пригвоздить этого Стайна к креслу и оторвать ему яйца.

— Ну, это уж как минимум, — улыбнулась она. — Прошу прощения. Но мне действительно тяжело. Так что… как дела у остальных?

— Мауд и Карл проверили разделявшие их пять залов. Ничего. Гарлон раздобыл для нас подлодку. Сейчас Карл отправился к развалам покупать кольца.

— Вам не кажется, что у него их и без того слишком много?

— Не знаю. Я не обращаю внимания на подобные вещи. А разве колец может быть слишком много?

— Для Карла, судя по всему, нет.

Официантка принесла заказ. Кыс возвратилась за столик, одним глотком осушила бокал дешевого амасека и взялась за слишком горячий кофеин. Закуска оказалась вполне сносной. Она оставила на столике щедрые чаевые и встала.

— Что дальше?

— Еще с одним справишься?

— Да. Конечно.

— Только если готова. Выходи и поднимайся уровнем выше. Оттуда пойдешь направо. «Корлос и Сакветтар», резчики по камню.

Пэйшенс вздохнула:

— Как я смотрюсь?

— Потрясающе.

— Что ж, тогда пойдем.

— Стой. Подожди, Пэйшенс. Садись обратно и допивай свой кофеин. Похоже, Карлу удалось что–то найти.

Глава вторая

— Несвязно? Что ж, это в корне меняет дело.

— О? И как же? — слащавым тоном поинтересовался Карл Тониус.

На развалах, расположенных в нижних уровнях улья, можно было купить вещи попроще. Многочисленные стеки загромождали грязные ларьки и крытые засаленной тканью лотки, торгующие низкокачественными и бракованными камнями, безделушками, сувенирами, тотемами и амулетами. В воздухе висел дым, поднимающийся от разведенных в бочках костров, и пахло алкогольным перегаром помойкой. Гудели волынки и гремели барабаны. Факиры, жулики, продавцы лхо, малоимущая толпа, бесцельно прокатывающаяся то туда, то сюда, точно вода в трюме баржи. Торговец, стоящий за прилавком, огляделся, чтобы посмотреть, не подслушивает ли их кто–нибудь. Один его глаз словно провалился внутрь из–за многолетнего использования ювелирной линзы.

— Раз уж вы, мой друг, прикупили у меня столько колец, то я кое–что расскажу вам. Связность имеет свою цену. И для начала вас надо бы представить.

— Вы можете это сделать?

— Представляться придется самостоятельно. В торговых залах ожидают этого.

— А вы не можете мне в этом помочь?

Торговец разразился булькающим смехом:

— Ну конечно же нет! — Он обвел руками свою скромную палатку. — Я человек этих развалов, был здесь рожден и вскормлен. В нужных вам кругах я не вращаюсь.

— Но вы знакомы с системой? — Он кивнул,

— Могу я узнать ваше имя? — спросил Тониус.

— Ленек Янвил, сэр, — ответил мужчина.

Он был низкорослым и пузатым, с подвижными руками. От него несло гарью и полиролью.

— Значит, Ленек Янвил, если я, скажем, куплю тот великолепный перстень, покрытый ляпис–лазурью, над которым только что провел рукой, вы сможете меня просветить?

— С радостью, — сказал Янвил.

Тониус извлек из кармана несколько монет и отсчитал их, выкладывая на покрытое пятнами сукно прилавка. Янвил достал перстень и тщательно завернул его в небольшой кусочек войлока.

— Понимаете ли, все дело в вознаграждении, — тихо произнес продавец. — Рука руку моет. У торговых залов есть договоренность с Домом. Они заключили ее много столетий назад. Одни в этом осторожно признаются, другие отрицают, но все они получают выгоду.

— Как так?

— Все до единого залы Беринта платят Дому, взамен получая необходимую информацию о новых жилах, залежах камней и выходах металла. Беринт прославился своими драгоценностями, но это только побочный продукт тяжелой промышленности города. Первые предприятия, возникшие здесь в давние времена, получали прибыль за счет интенсивной разведки и добычи руды, но в наше время ни у кого нет желания полагаться на случайное обнаружение новых запасов. А на дорогостоящие методы самостоятельной разведки предприятия тратиться не собираются. Поэтому они и платят за то, чтобы знать, где искать, а затем просто нанимают шахтеров и производят точечные разработки. Все получают выгоду.

— А вы довольно общительны.

Янвил пожал плечами:

— Торговые залы очень осторожно выбирают тех, кого допустить к Дому. Вначале они проверяют благонадежность клиента. Это эксклюзивная услуга. Впрочем, Трон знает, может быть, вы и сами достаточно эксклюзивный человек, раз уж проделали такой путь, чтобы пройтись по ювелирным магазинам.

— Как именно они проверяют клиента?

— Вначале вы должны найти агента. Их услуги также очень эксклюзивны. Они не рекламируют себя. Клиент встречается с агентом, и тот ведет его в соответствующий зал, где и доходили слухи, что хорологи вполне подходят для этого. Стоимость изделия служит вознаграждением для зала. Клиент должен подарить купленное украшение агенту. Впоследствии агент продаст эту вещь обратно по сниженной цене. Украшение снова вернется на витрину, а зал получит неплохую прибыль.

— Весьма неплохую.

— Руки помыты, задницы друг другу почесаны. Все радостно улыбаются.

— Так как мне найти агента?..

— Ну, пожалуй, мне может быть что–нибудь известно.

— Руки помыты, задницы друг другу почесаны, да? — произнес Тониус. — Вот то золотое кольцо на большой палец…

— Значит, Стайну все было известно? — спросила Пэйенс.

— Если верить моему источнику, то им всем известно, — сказал Карл. — Просто они не любят об этом болтать.

— Вот ведь мелкое дерьмо! А передо мной грудь надувал и…

— Просто ты не была представлена, — тихо откликнулся Карл.

Он сидел на кушетке в эркере, выступающем из комнаты, любуясь новыми кольцами на руке. Зимняя ночь бурлила и билась в окна за его спиной.

— Половина моего сознания предлагает отправиться к нему и воткнуть кайн ему в зад! — прорычала Кыс.

— Только половиной до такого и можно додуматься, — сказал Бэллак, входя в комнату. — Надо соблюдать осторожность.

Кыс медленно развернулась на месте и прожгла дознавателя взглядом. Все те два месяца, что он был с ними, Бэллак демонстрировал неизменную способность доводить ее до белого каления.

Конечно, она жалела его. В конце концов, дознаватель пережил серьезное испытание и лишился руки. Кроме того, он показал похвальную инициативу, предоставив всю необходимую информацию Рейвенору. Но при всем при этом он, как сказала бы Кара, оставался самодовольным ничтожным нинкером и слишком уж симпатичным с этими своими длинными белыми волосами и голубыми глазами.

На этот раз он, казалось, заметил ее неудовольствие.

— Прости, Кыс, — сказал он. — С моей стороны это было грубо. Просто, понимаешь, иногда меня слишком сильно захватывают мысли о том, как сильно я рискую своей карьерой, участвуя в этом. Не сочтите за оскорбление, сэр.

— Не сочту, — ответил механический монотонный голос Рейвенора. — Все мы здесь рискуем своей карьерой.

Какое–то время никто не произносил ни слова. Пламя плясало в камине, обогревая комнату номера, снятого в высоком улье Беринта, и отражалось в полированной поверхности пола, выстланного в шахматном порядке плашками коричневого и сливочного цветов. Стены комнаты были облицованы панелями из темного ума. Изумительного качества фарфоровые каминные изразцы украшали серебряные и перламутровые ракушки. Поленья трещали и стреляли угольками.

Кыс, Бэллак и Тониус спокойно обдумывали сложившуюся ситуацию, каждый по–своему. Пэйшенс пыталась представить себе всю глубину тревог, поселившихся в сознании Рейвенора.

— Я поняла, почему меня настолько разозлила реакция Стайна, — послала она.

— Продолжай.

— Дело не в том, что он заставил меня почувствовать себя преступницей. Я на самом деле преступница, а он только заставил меня это осознать. Все, что приходилось выполнять, работая с вами, Гидеон, я всегда делала со знанием: мы приводим в исполнение волю Императора. Но теперь мы действуем, не получив одобрения.

— Мы его получим. Я заставлю ордосы понять, почему нам пришлось действовать таким образом. Мы получим разрешение.

— Но сейчас–то его нет.

Кресло откатилось от камина и повернулось к остальным. Все уважительно подняли головы.

— Я уже говорил это и прежде, но на всякий случай повторю: закончив с этим делом, мы сразу же направимся к Мизард. А если потребуется, то и к Роркену. Я рассчитаюсь за все и возьму всю вину на себя.

— Интересно, кого они пошлют за нами? — задумчиво произнес Карл, продолжая любоваться кольцами, а затем посмотрел на Рейвенора. — Ведь они же должны будут кого–нибудь послать, верно?

— Лилит. — Бэллак опустился на пуфик. — Мизард отправит Лилит и ее команду. Лилит Абфекварн очень хороша. Она уже дослужилась до черного рейтинга. Остается только надеяться, что она не обладает пока первой подсказкой и не знает, где начинать поиски. Если проще, то это означает, что времени на лишние смертоубийства у нас нет.

Он одарил Кыс многозначительным взглядом.

— Верно. Но ты уже говорил это. Мне не требуется повторять дважды, — ответила Пэйшенс. — Что скажешь, Карл? Где нам искать агента?

Тониус собирался уже ответить, когда внешний люк Номера скользнул в сторону. Пэйшенс увидела, как быстро — и нервозно — вскинулся Бэллак, опуская руку на рукоять пистолета.

В комнату вошла Мауд Плайтон. Во всяком случае некая версия Мауд Плайтон. Она выглядела весьма экстравагантно, затянутая в длинное платье темно–зеленого шелка, украшенное парсижидскими кружевами. Ткань туго обтягивала ее тело, заставляя отдельные его участки соблазнительно выступать. Благодаря короткой стрижке и яркому макияжу складывалось впечатление, что это мужчина, переодевшийся в женское платье.

— Я тоже рада тебя видеть, — улыбнулась она Бэллаку, увидев, что тот держит руку на пистолете.

— Что, Мауд, не слишком удачный денек был? — спросила Кыс.

Плайтон грузно плюхнулась на ближайшую софу и стащила с себя высокие сапоги. Она позаимствовала их у Кары, и они не слишком подходили ей по размеру. Ноги Мауд опухли.

— Редкостная дрянь! — провозгласила она, кидая их за спинку дивана, а затем продолжила: — Мне очень неприятно это говорить, но я ничего не нашла.

— Все нормально, Мауд, — ответил Рейвенор, — у нас уже есть наводка.

— О, замечательно! — ответила Плайтон, поднимаясь. Она стащила с себя дорогое платье через голову. Это одеяние ей также уступила Кара, и оно оказалось слишком узким и слишком коротким для Плайтон. Выпустив платье из рук и оставшись только в колготках и корсаже на китовом усе, Мауд вышла из комнаты. Казалось, что еще чуть–чуть, и оставшаяся на ней одежда треснет по швам.

— Хвала Трону, я его сняла! Оно меня чуть не удушило. Я выглядела как дура.

— Ты отлично выглядела, — произнес Рейвенор.

Плайтон облегченно простонала в соседней комнате и прокричала:

— Конспирацию соблюсти удалось, но не скажу, чтобы это было приятно. Мне не приходилось чувствовать на своей груди столько незнакомых лап с тех пор, как меня в последний раз ставили в правительственную охрану.

— Ну надо же… — произнес Карл.

Плайтон высунула голову из–за двери, а затем приподняла одну руку, чтобы понюхать свою подмышку:

— А еще от меня воняет. Вам не кажется, что это как–то не аристократично?

— Давай я лучше не стану тебе рассказывать? — откликнулся Карл.

— Выпить есть? — поинтересовалась Мауд.

— Сейчас организую, — ответил ей Бэллак.

— Кто–нибудь, помогите мне расшнуровать этот проклятый корсет. Умоляю. Пэйшенс, раз уж он принадлежит тебе, может, лучше ты им и займешься?

Улыбаясь, Кыс пересекла комнату и зашла к Плайтон. Мауд повернулась к ней спиной, и Пэйшенс принялась развязывать шнуровку. Это было не просто.

— Спаси меня, Император, я не могу дышать. Кыс, как ты можешь это носить?

— Легко, — мягко ответила та.

— Я принес выпить, — произнес Бэллак, появляясь в дверном проеме с бокалом в руке, и застыл на месте.

— Давай сюда. Вложи его в мою руку! — сказала Плайтон. — Я ведь не смогу дотянуться до него, пока ты стоишь там.

— Я просто… учитывая твое…

— Уверена, у меня нет ничего такого, чего бы ты не видел раньше.

— Нет. Разве что немного больших размеров, чем мне приходилось видеть.

— Вот и наслаждайся! — поддразнила его Плайтон, принимая выпивку и делая глоток. — Ням, вкуснотища!

— Если нужен доброволец, чтобы снова навестить «Стайка и Стайна», — крикнула Кыс, сражаясь со шнуровкой корсета, — то это я.

— Я надеялся тоже поучаствовать, — произнес Бэллак.

Он уже возвратился к камину и теперь пытался завязать свои белокурые локоны в конский хвост. Проделать это одной рукой было непростой задачей. Эвисорекс аккуратно отсекла ему запястье, и культя теперь была укрыта черным кожаным мешочком, напичканным заживляющими микросистемами. Прежде чем приживлять аугметичесий протез, надо было ждать еще как минимум месяц.

— Мне действительно хотелось бы помочь вам, сэр, — произнес дознаватель. — Я хочу быть полезным.

— Значит, пойдете вдвоем, — сказал Рейвенор. — Ты не возражаешь, Карл?

— Без проблем, — поднимаясь, пожал плечами Тониус. — Гэлл, тебе помочь?

— Благодарю, — ответил Бэллак, когда Карл начал расчесывать пальцами его гриву, чтобы собрать ее в хвост.

— Только дождемся остальных, — сказал Рейвенор. — Вы можете отправиться туда утром.

— А почему задерживается Нейл? — поинтересовалась Плайтон, с мученической гримасой на лице ожидая, пока Кыс высвободит ее тело из заточения.

Мокрый снег стучал в окна ангара, расположенного на наземном уровне.

Рабочие бригады уже ушли, и подлодки лежали в своих ледяных колыбелях, похожие на дремлющих серых морских зверей. Помещение освещалось только немногочисленными лампами вдоль стапелей.

Ангарад мягко вздохнула и скатилась с Гарлона. Какое–то время они лежали рядом в темноте, слушая барабанную дробь, выбиваемую мокрым снегом.

— Я рад, что вы выжили, — произнес наконец Нейл.

— Не понимаю, зачем тебе понадобилось это говорить, — ответила она, прижимаясь к нему плечом.

— Почему?

— Потому что это очевидно. Незачем было говорить. Я ведь почувствовала твою радость. Еще тогда.

— Нам надо возвращаться, — сказал Нейл.

— Скажи, а эта штуковина и в самом деле так необходима? — спросила она, кивая на небольшой модуль пси–блокиратора, стоящий рядом с ними.

— Да.

— А почему?

— Трудно объяснить. Рейвенор… Мне не хотелось бы причинять ему боль.

— Причинять боль?

— Ты так похожа на Арианрод.

— Не понимаю.

— Забудь. Просто доверься мне. Я успел понять, насколько тяжело переживает Гидеон свое состояние. В конце концов, он ведь все еще человек.

— У него остался его разум.

— Да, но кроме него еще и воспоминания. И у меня просто есть такое чувство…

— Что он не одобрил бы нас?

— Возможно. Без этого устройства мы ткнули бы его прямо носом в происходящее. Если, конечно, у него еще остался нос.

Под воздуховодом было темно и тепло. Они соорудили себе лежанку из меховой одежды, которую достали из шкафчиков.

— Пойдем, — произнесла Ангарад.

Она поднялась одним плавным движением и принялась искать свою одежду. На мгновение ее силуэт отчетливо вырисовался в свете ламп.

Гарлон посмотрел на нее.

— Впрочем, еще минут пять задержки не причинят ему больших страданий, — произнес он.

Глава третья

От долгого ожидания Кару Свол охватывало напряжение, а от напряжения, в свою очередь, начинала болеть голова. Во всяком случае, она очень надеялась, что причина только в напряжении. О другой вероятности думать не хотелось.

Она стояла одна на капитанском мостике «Аретузы», номинально выполняя роль дежурного, хотя наблюдать там было практически не за чем. Большую часть судовых систем остановили и отключили: энергия подавалась только на самые необходимые. Как только судно вышло на высокую орбиту над Утохром, Ануэрт выключил коммерческий приемоответчик и дезактивировал маяк. Они не имели ни малейшего желания уведомлять кого бы то ни было о своем появлении и сообщать о принадлежности корабля. Раз в три часа автоматическое реле подавало энергию на вокс–сетъ «Аретузы», позволяя связаться с высадившейся командой. Тишина в остальное время вызывала ощущение немоты. Конечно же, возникни у них какие–либо проблемы, Рейвенор спокойно мог бы вызвать их, не дожидаясь урочного времени связи. Кара заранее убедилась, что посадочный модуль, стоящий в трюме, готов к старту.

Она сверилась с хроном. Еще сорок пять минут до следующего сеанса. Ее охватывало беспокойство. Пытаясь избавиться от него, Кара слегка поупражнялась с мечом, но ничего не получалось. Казалось, будто все ее тело словно проржавело и стало непослушным. Упражнения не приносили радости. С тех пор как она в последний раз вступала в драку, прошло немало времени. Бывшая акробатка не слишком любила сражения, но дисциплина требовала сохранять готовность.

Но хуже всего то, что ее разум был словно затуманен. Кара чувствовала себя одурманенной, но не могла сказать почему. Она вспомнила, как Рейвенор еще на Танкреде прямо перед отлетом говорил ей, будто что–то почувствовал в ее сознании. Вспомнила, как вскипела от этих слов, но почему? Вероятно, причиной было чувство вины. Она ведь так и не рассказала Рейвенору ни о своей болезни, ни о чудесном избавлении от нее. Кара не любила держать секреты от кого бы то ни было, а уж тем более от него.

С тех пор она ходила словно в тумане. Возможно, именно это и обнаружил инквизитор. Возможно, именно поэтому и попросил ее возглавить вторую команду, оставленную в качестве прикрытия на борту судна. Возможно, Рейвенор решил, что она больше не годится для работы полевого агента. И возможно, в этом он прав, хотя ей и нелегко было смириться с таким отстранением.

Так же нелегко, как и с помутнением сознания. В голове словно ворочалось какое–то воспоминание, никак не обретающее отчетливых очертаний. Словно некие слова готовы были сорваться с ее языка, но не срывались.

И, конечно же, подобная забывчивость являлась одним из первичных симптомов, требовавших проверки.

Кара осознала, что потирает пальцами висок, и отдернула руку.

Стремительно вскочив с кресла, она покинула мостик и зашагала по гулкому коридору судна. Практически все члены экипажа «Аретузы» спали, если не считать двоих человек, занятых мелкой починкой в энжинариуме. Старый, потрепанный корабль поскрипывал и стонал. Сквозь облупившуюся краску на стенах просматривалась ржавчина. О судне Ануэрта не получалось сказать, что оно красиво или хотя бы надежно.

Услышав голос Белкнапа, Кара вначале прибавила шаг, а затем вновь пошла спокойнее, поняв, что он с кем–то беседует. Осторожно заглянув в открытый люк, она увидела его сидящим за столом в главной кают–компании. Напротив него расположился Шолто Ануэрт. Мужчины общались, попивая из бокалов сухой трацианский мускатель. Белкнап находил с Ануэртом общий язык куда легче, чем все остальные, если не считать Кыс, сдружившейся с маленьким капитаном во время событий в Петрополисе. Теперь он иногда прикрывал Шолто от наиболее резких поддевок Карла и Нейла.

Впрочем, Белкнап хорошо сходился со всеми, врач как–никак. Но и доктор, и Ануэрт оставались посторонними в команде Рейвенора, инквизитор не посвящал их в свои планы, не говоря уже о допущении к оперативной работе. Хотя оба они хорошо показали себя в серьезной переделке на Юстисе Майорис, ни одного из них не наняли в качестве бойца или агента.

Во время тех событий Ануэрт серьезно пострадал. Оказавшись в руках печально известного охотника за головами, Люциуса Уорны, он подвергся пыткам и был изувечен, но не предал остальных. Одного взгляда, брошенного на его руки, хватало, чтобы понять, какие страдания он вынес ради них, и все–таки некоторые, вроде Карла, продолжали его поддразнивать и смеяться над…

Карл. Его имя словно ужалило Кару, когда она подумала о нем. Нахмурившись, пыталась Кара понять свою собственную необъяснимую реакцию. Кем был для нее Карл, кроме как одиозным кретином?

Она попятилась. Ануэрт рассказывал Белкнапу какую–то длинную и запутанную историю из жизни своего рода.

— …весьма пускается под откос во многих заведениях, — услышала она голос капитана, — что завсегда раньше были существа под именем «скваты», хотя многие школумы и прочие многоразумные полагают их только мифом, тем, что никогда не было. Но мой дорожайший великий старый дядьек калился мне, что Ануэрты имеют пару щепок их крови в какой–то дальней перспективе. Я хотеться говорить, что…

Каре не хотелось вмешиваться. Точнее говоря, она собиралась поговорить с Белкнапом наедине. Поэтому она попыталась тихо уйти.

— Кара? — оглядываясь, окликнул ее Белкнап.

Глаза на затылке. Бдительность бывшего имперского гвардейца, привычного стоять на часах.

— Просто проходила мимо, — пожала она плечами.

— Посиди с нами, — пригласил Белкнап.

— Нюхни чуток этой тупиловки, — улыбнулся Ануэрт, покачивая бутылку. — Мы просто бессмысленно болтологизируем.

— Чуть позже, наверное. Я не должна пропустить сеанс связи.

Она ушла, свернув в боковой коридор, ведущий к корабельному лазарету. Включив свет, Кара принялась копаться в стальных шкафчиках в поисках обезболивающего. Голова просто разламывалась.

Оно не могло вернуться. Не могло, верно? Пожалуйста,

Трон…

Кара остановила свои поиски, когда поняла, что уже задыхается. Паника не была для нее чем–то обычным. Она облокотилась на конторку возле стены, делая медленные и глубокие вдохи. Поблизости, упакованное в коробки, стояло дорогущее медицинское оборудование, приобретенное Рейвенором на Юстисе Майорис. Белкнап пользовался им, чтобы проверять и контролировать ее состояние. Он до сих пор брал у нее анализы раз в пару недель или около того. Последний раз он занимался этим по пути от Танкреда. И он не уставал восхищаться невероятностью ее выздоровления. Каждый раз анализы говорили одно и то же. Это доставляло ему радость.

Как она могла рассказать ему? Как она могла попросить его?

— Ты в порядке?

Кара рывком обернулась к Вистану Фрауке, стоящему в дверях.

— Прости. Ты напугал меня, — произнесла она.

— Я увидел, что здесь горит свет, — пожал плечами Фраука. — Ты в порядке?

— Голова немного побаливает, — призналась она, Фраука бросил недокуренную лхо–папиросу на палубу и, раздавив окурок каблуком, вошел в лазарет. Там он открыл шкаф со стеклянными дверцами и достал из него пузырек с капсулами.

— Вот эти штучки великолепно помогают, — сказал он.

— Это обезболивающее?

Он нахмурился, словно никогда не задумывался над этим.

— Думаю, да. Синие пилюльки сильнее всего, но вызывают забавные глюки и сушняк. Можно сказать, что они просто «перекрикивают» головную боль.

— Не знала, что ты страдаешь от головных болей, — сказала она, принимая пузырек из его рук.

— Ну… — протянул он.

— Человеку, страдающему от мигреней, я могу посочувствовать, — сказала она. — В противоположность, скажем, человеку, тайно экспериментирующему с лазаретной аптечкой.

— Значит, будем называть это мигренями, — с мудрым видом кивнул Фраука, — и не станем больше возвращаться к этому вопросу. Я только хотел помочь.

Он повернулся к двери.

— Извини, — окликнула его Кара. — Извини. Прости меня. У меня действительно очень сильно болит голова. Скажи, Вистан, твоя жизнь ведь довольно тосклива?

— Есть и свои радости. — Тупилыцик пожал плечами. — Как правило, они довольно непродолжительны и интенсивны. Но в остальное время… Короче, спасибо, что обратила внимание.

Кара набрала в стакан воды из–под ржавого крана и вытряхнула несколько капсул на ладонь.

— Две?

— Сам я обычно глотаю сразу три или четыре, — печально сказал он, потирая широкую грудь. — Но у меня и масса тела побольше, да и с утра дел не слишком много.

Она рассмеялась и проглотила две капсулы.

— Как мальчик? — спросила Кара.

— Почему бы тебе самой его не проведать?

Он провел ее по короткому соединительному коридору к маленькой комнатке, примыкающей к лазарету и хирургической палате. Только одна из шести кроватей была занята. Бледный, исхудавший Заэль лежал на ней в своем бесконечном сне, подключенный к системам жизнеобеспечения и биомонитору. Возле его кровати стояли единственный стул и тумбочка, на которой покоились лампа, информационный планшет и блюдце, полное окурков.

— Есть какие–нибудь изменения? — прошептала Кара.

— Ага. Он проснулся и принялся танцевать. Совсем забыл тебе рассказать.

— Трепло! — прошипела она с усмешкой.

— Когда он проснется, боюсь, я буду тосковать. — Фраука произнес эти слова с удивившей ее грустью. — Кто тогда будет слушать мои истории?

— Тебе чего–нибудь принести? — спросила она, но Фраука только покачал головой. — Что ж, спокойной ночи и… спасибо.

Она ушла. Фраука подошел к стулу и уселся на него, прикурив лхо–папиросу и включив планшет. Мерцание монитора отразилось на его лице.

— Так, где я остановился? — произнес он. — Ах да… «Ее розовые соски напряглись от возбуждения. Она запищала от восхищения, когда его набедренная повязка упала на палубу. Очень медленно он…»

— У тебя кровь из носа идет.

— Что?

— У тебя кровь из носа идет.

— Проклятие! — произнес Фраука, поднося палец к верхней губе.

Он отложил информационный планшет, раздавил папиросу в блюдце и извлек из кармана носовой платок. Вытерев нос, он уставился на замаранную ткань. Кровь у него шла уже не в первый раз. Старые пятна казались налетом ржавчины.

— Не сильно. Уже прекратилось.

— Но все–таки шла.

— Да. Ну и что? — Он убрал платок и пару раз шмыгнул носом.

— Что?

— Да, что? — Фраука достал новую лхо–папиросу. — Что? Почему ты спрашиваешь?

— Я жду ответа.

— Она просто шла. Заткнись уже.

— Без причины кровь из носа не пойдет.

— А я уверен, что так бывает. И в моем случае, сынок, я просто неудачно в нем поковырялся.

— В обеих ноздрях сразу?

— Окажи мне услугу. Заткнись. Я читаю.

— Мне уже надоели эти бесконечные грязные рассказы.

— А вот мне — нет, — отрубил Фраука, снова поднимая планшет. — «Ее полные груди были столь же белыми и округлыми, как и…» — Он опустил планшет и посмотрел на мальчика. — Ты хоть знаешь, что я должен сделать, если ты проснешься?

— Да. Я ощущаю тяжесть пистолета в твоем кармане и тяжесть обещания, данного тобой Креслу, в твоей голове.

— Ладно…

Последовала долгая пауза.

— Я неприкасаемый, — произнес затем Вистан. — И не существует никакой возможности для тебя ощутить что–нибудь в моей голове.

— И все же?

— Заткнись. Где я там остановился?

— Что–то там о грудях?

— Верно. Точно.

— Ты хоть понимаешь, что больше не можешь доверять ни одному из них? Понимаешь? Слишком много грязных историй. Слишком много тайн. Кара, Тониус, Бэллак, Шейл…

— Поэтому–то я никому и не скажу. А ты?

Мальчик недвижно, точно мертвый, лежал на кровати.

— Верно… где я там остановился?

Она направлялась по центральному коридору к мостику, когда появился Белкнап.

— Привет, — сказала она.

— Все еще «просто проходишь мимо»? — спросил он. Кара кивнула.

— Шолто уснул. Слишком много «тупиловки». Знаешь, а у него много забавных историй. Не поверишь, но он полагает, что в его роду были…

— Мне страшно! — резко перебила она.

Он посмотрел на нее. Объяснять причины не было необходимости.

— Пойдем в лазарет.

— Не могу. Я должна быть на мостике. Сеанс связи через пять минут.

— Хорошо. Не беспокойся. Проверь системы. А я пока схожу все настрою, а затем вернусь за тобой.

Она снова кивнула.

— Все будет хорошо, — сказал он, беря ее ладони, складывая их в знамение аквилы и прижимая их к ее груди. — Не теряй веру.

Белкнап поцеловал Кару, и она с такой силой обняла его за шею, словно собиралась сломать ее.

— Через десять минут, — произнес он, высвобождаясь.

И они разошлись.

На мостике обнаружился Файфланк, он сидел на месте главного рулевого и проводил какие–то непонятные системные проверки. Когда вошла Кара, человекопес поднял на нее взгляд и что–то прорычал, а затем вернулся к своей работе.

Кара села за вокс–терминал, потерла глаза обеими ладонями и сделала глубокий вдох.

Пульт засветился. Автоматика пробудила системы. Руны вспыхнули и побежали по главному коммутационному экрану. Кара подождала, пока успокоятся графики, а затем ввела код связи.

— Гнездо жаждет Коготь, — напечатала она. — С неба, со звезд друзей голоса.

Последовала пауза. А затем на экране возникли слова.

— Слишком устал я для глоссии, Кара. У нас все в порядке. У нас есть одна наводка, возможно, нам повезло. А у вас как дела?

— Все отлично, — напечатала она.

— Хорошо. Еще поговорим с тобой через три часа. Доброй ночи, Кара.

— И вам, Гидеон, доброй ночи.

Глава четвертая

Беринт (темный, грязный, уродливый улей, прилепившийся к юго–западной оконечности второго по размерам континента Утохра) окружали пять десятков добывающих станций, изрыгающих дым. Все это скопление жилых и промышленных зданий, раскинувшееся более чем на десять тысяч километров в диаметре, нельзя было разглядеть с орбиты. Нельзя было увидеть с «Аретузы». Нельзя, поскольку небо Утохра затягивали ядовитые тучи. Большую часть поверхности суши и обоих океанов покрывала корка льда, а облачный покров представлял собой плотную, непроницаемую завесу, благодаря которой зима продолжалась уже тридцать тысяч лет. Астрономы винили в этих отвратительных погодных условиях столкновение с одной из меньших лун.

Я просеиваю и изучаю подобную информацию лишь для того, чтобы ход моих мыслей не останавливался.

Сам Утохр, восьмая луна из двадцати восьми, движется на большом расстоянии по орбите вокруг Кито — густонаселенного имперского мира. Утохр, кажущийся когтем в зимнем небе этой планеты, имеет мрачную репутацию. Ранние поселенцы Кито окружили восьмую луну мифами, в которых она выступала в качестве ада, куда после смерти отправлялись уродливые и злые души.

Возможно, это место и в самом деле логово зла. Аристократы и богатеи совершают паломничества к Утохру, как правило, пользуясь для того чартерными рейсами с главной планеты. Паромы отходят регулярно. Богатый благодаря своей сложной и активной структуре полезными ископаемыми, Утохр превратился в центр активной горнодобывающей промышленности и, во вторую очередь, ювелирного искусства. Горные массивы, протянувшиеся подо льдами луны, исправно поставляют лучшие камни в секторе. А лучшие имперские ювелиры основали в Беринте свои филиалы. Со всего сектора слетаются сюда аристократы — и ради качественных изделий Утохра, и ради престижа. Лишь очень богатые и наиболее высокородные граждане способны позволить себе местные цены и затраты на перевозку.

Но существует и другая услуга, которую восьмая луна Кито готова предоставить тем, кто очень богат или очень суеверен…

Или же очень отчаян.

И есть у меня такое неприятное ощущение, что я вхожу именно в последнюю категорию.

Это риск. Путешествие в Ведьмин Дом всегда рискованно. Его уже неоднократно пытались обнаружить и уничтожить. Но он неуловим и очень хорошо защищен.

А еще — опасен.

И никогда не ошибается.

Найти Ведьмин Дом пришло в голову Карлу. Поначалу я противился этой идее, но и Бэллак поддержал ее. Мне нравится этот дознаватель, я восхищаюсь им. Поэтому, может быть, я и сдался наконец, согласившись отправиться на Утохр.

Покинув высокую орбиту Танкреда, мы в тот же миг обрели статус отступников. Теперь мы действовали не под знаком особых обстоятельств, а под клеймом отступничества. Термин этот обладает собственным определением в уставе Инквизиции. Означает он агента или агентов, пренебрегших обязанностями, проявивших непокорность или имеющих преступные намерения. Я нарушил прямой приказ своего начальства. Повернулся спиной к своим обязанностям. И сам выбрал себе задание, не дожидаясь ордера или разрешения. Я прятался, чтобы никто не сделал мне выговора. Чтобы никто не смог остановить меня.

Отступник.

Никогда не думал, даже не мог представить себе, что пойду на подобное прегрешение, и тем не менее этот выбор сделал я сам.

За час до нашего отбытия с Танкреда нас тайно навестили Бэллак и Ангарад. Случилось это сразу после кровавой бани, устроенной Молохом. Бэллак предложил мне свои услуги и знания. Он не смел возвратиться к Мизард.

Я несколько раз просканировал дознавателя — и с его согласия, и без. И каждый раз видел одно и то же: выслеживание Молоха вместе с Фенксом, западню и гибель друзей одного за другим. Смех Молоха, оставившего прикованного к турбине Бэллака ждать своей участи. Ангарад, едва успевшую отсечь дознавателю руку и оттащить его в безопасное место.

— Молох жив, — напрямую сказал мне Бэллак. — Он подстроил все так, чтобы скрыться, оставив вместо себя фальшивый труп. Вы были правы, сэр, Молох все это время находился на Танкреде, а теперь он жив и свободен. Но Инквизиция уверена, что он погиб. Нас предали. Кто–то из сотрудников ордоса предал нас. Иначе Молох ничего бы не знал.

— Так почему вы пришли ко мне?

— Потому, сэр, что вы были правы и никому, кроме вас, я теперь не доверяю.

Молоху слишком часто удавалось уйти от меня. И всякий раз он обходился мне слишком дорого. Маджескус. О Трон, мои дорогие Уилл, Нора и Элина! Я до сих пор я просыпаюсь среди ночи, вспоминая их вопли.

Слишком часто, Зигмунд Молох, но теперь не выйдет. Пусть даже это и похоронит мою репутацию и карьеру.

Кто–то из ордосов сдал Фенкса Молоху. Из чего следует. простой вывод: ордосам нельзя доверять. Чтобы настигнуть Зигмунда, мне придется действовать, не обращаясь ни к их помощи, ни к их данным. Мне придется преследовать его тайно, надеясь найти его раньше, чем найдут меня. К этому все шло с самого начала. Молох стал моей немезидой. Именно он и должен был расправиться со мной. Кара только что отключилась. Вокс–сеть снова мертва. Свол говорит, что на борту «Аретузы» все в порядке, и я доверяю ей, хотя меня по–прежнему беспокоит тот таинственный секрет, который она хранит. Я продолжаю бодрствовать и размышлять, ощущая назойливый гул навязчивой идеи. Неужели ради того, чтобы сослужить человечеству великую службу, выполнить то, что только я способен выполнить, я вынужден нарушить все те правила, которые клялся никогда не нарушать? Или я просто нарушаю все правила? Как бы то ни было, но я веду своих друзей в ад. Подписал им всем приговор.

Инквизиция не умеет прощать.

Кыс, Мауд и Карл спят. Они устали. Я не собираюсь в этом мешать. Нейл где–то трахается с картайкой. Он думает, что я не знаю. Я счастлив и за него, и за нее и хочу удавить их обоих. Трон, давно мне не доводилось испытывать ничего подобного.

Во всяком случае с того дня, когда я оказался в этой коробке.

Ублюдок. То, что ты с ней трахаешься, — черт с тобой, не возражаю. Но ты скрываешь это от меня — вот что меня бесит. Неужели же ты думаешь, что тем самым щадишь мои чувства? Ты? Ты?

Глава пятая

Колодцы отстойников располагались глубоко под ульем, ниже вечной мерзлоты. Они представляли собой сырые, скудно освещенные рокритовые пещеры, протянувшиеся на многие километры, куда регулярно сбрасывали жидкие отходы горной промышленности. Сырой воздух пах каменной пылью. Ледяные сквозняки просачивались с поверхности, вторгаясь в подземелье через погрузочные скаты и шахты сброса, проносясь мимо пронумерованных бункеров, поднимая серую пыль.

— Гирам Лацик? — позвал Бэллак.

Человек на склоне каменной груды распрямился и посмотрел на них. Он был тощим, но казался больше благодаря мехам и термоодежде, сочетающейся с элементами ветхого защитного костюма. В руках он сжимал переносной сканер. Пятеро старых, проржавевших геологических сервито–ров сновали по отвалу, закидывая в корзинки куски черной породы, разъеденные коррозией скелетных конечностей.

— А кто спрашивает?

— Мы.

Мужчина и женщина стояли у подножия кучи, глядя на него.

— Да, я Лацик. Но вообще–то я занят. За то, чтобы свободно покопаться в этой куче в течение двух часов, мне пришлось выплатить бешеные деньги. И я не собираюсь тратить впустую ни минуты. А «мы» могут уйти и возвратиться позже. Или просто уйти. Думаю, вы захотите с нами поговорить, — произнесла женщина. — Нам сказали, что вы сможете помочь. Нам требуется представление.

Лацик помедлил и бросил взгляд на сканер в своих руках. Он практически ничего не показывал. Шлак, поступающий из девятнадцатого накопителя, был беден в эти дни. Чем, вероятно, и объяснялось, почему он получил право свободной зачистки по бросовой цене.

Лацик вздохнул и заскользил по неустойчивым камням. Двигался он как человек, привычный к ходьбе по перемолотой породе.

— Продолжайте, — сказал он.

С близкого расстояния они ничем особым не выделялись, если не считать чистоты и хорошей одежды, что предполагало наличие у них денег.

— Представление «Стайну и Стайну», — произнесла Кыс.

Лацик был странным парнем, настолько тощим и тонким, что казалось, будто под одеждой были только кости, обтянутые сухожилиями. На угловатом лице резко выступали скулы и длинный, тонкий, точно лезвие ножа, нос. Огромные глаза словно грозили вывалиться из глубоко запавших глазниц.

— Представление? Это дорогостоящее предприятие.

— Мы понимаем, — произнес Бэллак.

— Да, я знаком со «Стайном и Стайном», — сказал Лацик, — поскольку работаю геологом–разведчиком. Они иногда покупают у меня материалы. Давайте подумаем… Представление, значит?

Он быстро произвел кое–какие мысленные расчеты, прицениваясь к их манерам и качеству одежды. Слишком мало — и он надует самого себя. Слишком много — и потеряет заработок. Он умел оценивать обстоятельства. Да, к анализу У него был талант.

— Ну, так, не меньше чем две или три, — произнес он.

— Сотни? — спросила Кыс.

— Сотни тысяч, — поправил Бэллак. — Я прав?

— То, о чем вы просите, — закивал Лацик, — стоит недешево.

— Нам нужно представление, — произнесла Кыс.

— Только дайте мне вначале умыться, — ответил он.

Вновь он встретился с ними в грязной общественной столовой, где общались и отдыхали рабочие отвалов и геологи. Лацик переоделся в серый комбинезон и плащ с меховой подкладкой. Отмыть до конца руки ему не удалось. Бэллак заказал три порции какого–то горячего пойла и немного пересушенного печенья. Пар висел в воздухе, резко пахнущем перегретым маслом от обогревателей.

Лацик подсел к ним за обшарпанный металлический стол, прикурил лхо–папиросу и выложил старый информационный планшет. Мимо прошаркали шахтеры в мешковатых рабочих комбинезонах.

— Мне понадобятся имена и подробности, — сказал Лацик. — Это вам не увеселительная прогулка.

— Значит, мы и в самом деле нашли, — произнесла Кыс.

— Вы не похожи на обычных клиентов, — заметил Лацик.

— Что значит «обычных»?

— Аристократов. Тех, кому заняться больше нечем.

— А на кого мы похожи?

Лацик подпер языком впалую щеку и задумался.

— На неприятности? — предположил он. — Послушайте, торговые залы не любят, когда с ними шутят. Они очень нервные. Магистратум, арбитры… проклятие, даже Инквизиция… все что угодно, но эти — ни–ни! Особенно Инквизиция.

— Понимаю, — произнес Бэллак.

— И что бы случилось, окажись мы кем–то из них? — спросила Кыс.

— Вы стали бы покойниками, да и я заодно.

— А разве это не стало бы для них проблемой? — произнес Бэллак. — Скажем, если бы мы действительно оказались из Инквизиции?

— Здесь? Если честно, незначительной. Тут запросто можно припрятать пару–тройку трупов. Плавильные печи. Дрейфующие льды. Или даже под водой. Здесь легко потеряться.

— Что же, мы не из Инквизиции, — ответил Бэллак. — И ни Магистратум, ни что–либо подобное здесь ни при чем. Но вы правильно заметили, что мы не похожи на ваших обычных клиентов, так что позвольте говорить начистоту.

— Продолжайте.

— Мы оперативные сотрудники одного важного лица. Он обладает кое–какими деловыми интересами в этом субсекторе и желает, чтобы его инвестиции направлял внутренний голос. Слишком большие деньги поставлены на кон.

— И он готов довериться Дому, чтобы тот направлял его?

— А разве он не должен?

— О, Дом, несомненно, хорош. Значит, инвестиции?

Бэллак протянул Лацику дата–кристалл. Геолог вставил его в планшет.

— Меня зовут Галл, — произнес Бэллак. — А мою напарницу — Каин.

Какое–то время все молчали, слушая жужжание планшета.

— Подключаюсь к базе улья, — проговорил Лацик. — Подождите секунду. Галл, Каин. Ага, вот оно. С Юстиса. Сейчас проверю ваш биокод.

«Должно быть, — подумала Кыс, — эту информацию подделал Карл».

— Думаю, мы можем поторговаться, — сказал геолог.

— Ну? — медленно протянула Кара.

— Все в порядке. Ни единого признака рецидива — Белкнап стал убирать инструменты, осторожно складывая наиболее хрупкие элементы сканера.

Он посмотрел на нее, и Кара улыбнулась. Они обнялись.

— Я так боялась! — вздохнула она.

— И я. Понимаешь, когда ты пришла ко мне… Кара, любимая, не хочу тебя пугать или накаркивать беду, но ты уже должна была…

— Что? Умереть?

Ты должна была умереть. Той женщине, с которой я познакомился и в которую влюбился на Юстисе Майорис, оставалось жить только шесть месяцев. И вот внезапно раковая опухоль исчезла как по мановению руки. Мне все казалось, что я допустил какую–то ошибку, упустил что–то из виду и болезнь вернется. И когда ты пришла ко мне сегодня вечером… Но если я не полный профан в своем деле, то все в порядке. Опухоли нет. Ни единого признака. Ты здорова.

Кара поднялась. В корабельном лазарете они были одни, если не считать того, что возле коматозного мальчика в комнатке неподалеку сидел Фраука. Ануэрт и Файфланк сейчас были на мостике.

— А ты и в самом деле?.. — спросила Кара.

— Что?

— Полный профан в своем деле?

— Нет, — рассмеялся он. Кара поцеловала его в шею.

— Почему у тебя такое выражение лица? — спросил он, расстегивая халат и вешая его в шкафчик.

— Я так и не рассказала Рейвенору. Держала все в тайне. Теперь все в порядке, а тайна внутри меня осталась.

— О чем это ты?

— Мне было очень неприятно скрывать это от него, — пожала плечами Кара. — Приходилось учиться не говорить правду. Но теперь мне нечего больше скрывать, а чувство такое, будто я по–прежнему что–то прячу.

— Ничего не понимаю, — произнес он.

Она задумчиво поднесла к губам ладони и выдохнула.

— Трудно объяснить. Такое ощущение, будто я храню какую–то ужасную тайну, хотя мне совершенно нечего скрывать.

— Сознание обладает способностью к адаптации, — произнес Белкнап. — Оно привыкает к тому, к чему привыкает. Это пройдет.

— Очень надеюсь. Порой я просыпаюсь с мыслью, что еще немного — и ухвачу ее за хвост.

— Тайну?

— Да, тайну. Она имеет какое–то отношение к Карлу.

— Карлу?

— Знаю, знаю, — засмеялась Кара. — Это глупо, но почему меня не покидает чувство, будто я лгу только ради того, чтобы покрывать Карла?

— Комплекс вины, — сказал доктор. — Просто чувство вины по отношению к Рейвенору. Трон его знает, почему все это увязалось с Карлом. Может быть, ты знаешь о нем что–то, чего не знаю я?

— Он просто напыщенный осел, который носит слишком много колец, но очень хорошо справляется с делом.

— Значит, ничего такого?

— Но почему–то, — пожала она плечами, — я чувствую себя настолько запутавшейся… Словно блуждаю в тумане. Почему, доктор, меня постоянно преследует ощущение неловкости? Может быть, я действительно что–то забыла?

— Недостаток двигательной активности, — ответил он.

— Точно.

Он оглянулся на дверь, затем снова посмотрел на Кару. Этот взгляд ей был хорошо знаком.

— Мы здесь одни?

— Фраука в соседней комнате.

— Ох, да кого заботит этот любитель клубнички?

Он поцеловал Кару, стаскивая с нее жилет и принимаясь ласкать ее груди. Она притянула его на койку лазарета.

— Значит, говоришь, недостаток двигательной активности? — промурлыкала она.

— Скажите, вы никогда не задумывались, как много вам удастся вытащить из магазина, прежде чем вас кто–нибудь заметит? — спросил Тониус.

— А это интересный вопрос, — ответил Рейвенор.

Они поднялись на обзорную башню, возвышающуюся над ульями Беринта, чтобы скоротать время до того, как вернутся Бэллак и Кыс. За поднятыми ставнями открывался роскошный вид на закованные в лед просторы и бесконечную метель. Кроме них в зале сидела только одна парочка обитателей нижних уровней, расположившаяся у противоположного края ограждения. Башня казалась храмом, посвященным стихиям. Тониус сел на металлическую скамью возле кресла Рейвенора.

— И все–таки? — спросил Карл.

— «И все–таки» — что? — спросила Мауд Плайтон, ставя на стол две металлические кружки с горячим секумом, которые приобрела в баре обзорного зала. Одну она подвинула Карлу и села напротив.

— Спасибо, — произнес Карл.

— Я заинтригована, — сказала Мауд, отхлебывая из кружки.

— Карл только спросил меня, не задумывался ли я над тем, как много смогу вытащить из магазина, прежде чем это кто–нибудь заметит, — сказал Рейвенор.

— А это интересный вопрос, — произнесла Плайтон.

— Вот и я ответил то же самое, — согласился Рейвенор.

— Нет, вы подумайте, — сказал Карл. — Мы превратились в отступников. Я понимаю, почему мы пришли к этому, и поддерживаю ваше решение. Все хорошо, все ясно. Вопрос только в том, на какой именно риск мы идем? Скажите, много ли вы сможете сделать прямо на глазах других людей, прежде чем они заметят, чем вы занимаетесь?

— Люди Мизард станут выискивать самые слабые признаки нашей активности. Посему мой ответ: очень немного.

— Просто очаровательно, — произнес Карл, поднимаясь. — Отговорки — это просто очаровательно. Вот только далеко ли мы продвинемся со всеми этими отговорками.

— Ты не поверишь, если я расскажу, как убегали порой люди, — произнесла Мауд Плайтон, — в моей профессиональной практике.

Вокс–динамики Рейвенора издали звук, соответствующий смеху.

— Вполне возможно, что и поверю, — сказал Карл, отставляя кружку. — Сэр, согласитесь ли вы, что вся наша работа состоит из сплошных тайн? Мы храним тайны, вскрываем тайны. Молох, не к ночи будь помянут, стал настолько опасен именно благодаря своему умению хранить эти самые тайны.

— К чему ты клонишь, Тониус? — спросила Плайтон.

— Я думаю так, Мауд, — ответил Карл, уставившись в бурю. — Дело ведь не в том, чтобы просто хранить тайны? Вопрос в том, как ими воспользоваться. В том, насколько вы способны к маневру.

— Маневру? — спросил Рейвенор.

— Да, сэр. Что вы говорите и чего не говорите. Тайны недостаточно держать взаперти. Необходимо обладать силой и мужеством, чтобы открыть свою тайну, когда поймешь, что это ни на что не повлияет.

— Интересная мысль, — сказал Рейвенор. — Разверни ее, Карл.

— Мы что, в классе? — рассмеялся Тониус.

— Мы в классе, пока я не сказал обратного, Карл Тониус, — ответил Рейвенор.

— Верно замечено, — сказал Карл, помрачнев. — Для начала стоит вспомнить присказку, что память лучше всего у враля.

— Старые добрые школьные азы, — произнесла Плайтон. — Я узнала это в первый же свой день на рабочем месте. Мошенникам необходимо обладать отличной памятью, чтобы не забыть, где именно они соврали. Чтобы липовая история не вскрылась при допросе, нужна просто феноменальная память.

— Звучит, словно совет от Магистратума, — заметил Рейвенор.

— Да, да, — сказал Карл, — но враль, настоящий враль время от времени должен раскрываться. Просто ради того, чтобы сохранить рассудок. Он должен либо покаяться, либо начать действовать открыто, когда уверен, что этого никто не заметит. Он должен научиться время от времени говорить правду, не попадая впросак. Хотя бы ради того, чтобы удостовериться в целостности своего вранья.

— И ты полагаешь, что подобные рассуждения могут двигать и Молохом? — спросил Рейвенор.

— Возможно. Над этим стоит подумать.

— Учтем, — сказал Рейвенор. — Отличная, свежая мысль, Карл.

— Благодарю вас, сэр, — улыбнулся Карл. — Но скажите, что, если некто сделает что–то подобное прямо сейчас, перед вами?

Он взмахнул правой рукой. Плайтон отставила кружку и достала пистолет из–под куртки. Она сняла оружие с предохранителя и приставила к своему виску.

— Карл, похоже, ты слишком много нервничаешь, — произнес Рейвенор. — Напряжение плохо на тебе сказывается…

— Или вот это? — произнес Карл с усмешкой. Он снова взмахнул рукой, которая запылала тусклым красным жаром.

Парочка, сидящая на противоположной стороне обзорного зала, целовалась. Парня неожиданно оторвало от его девушки и потащило по воздуху к окнам купола. Девушка заорала, не веря своим глазам. Он пытался закричать, размахивал руками, но продолжал плыть по воздуху, в итоге мягко, будто мыльный пузырь, налетев на окно.

Потом он прошел сквозь стекло, как рука проходит сквозь воду.

Оказавшись снаружи, он завопил. Но никто не мог уже услышать его, хотя его возлюбленная кричала за двоих. Ледяное крошево, гонимое бурей, вмиг изодрало его одежду, и ветер прижал парня к стеклу.

Нестихающий поток бритвенно–острых льдинок менее чем за тридцать секунд ободрал плоть с его костей. Скелет, украшенный окровавленными полосками мяса и все еще сохраняющий целостность, с иссеченными органами, продолжающими пульсировать в грудной клетке, медленно сползал по стеклу, оставляя за собой красную размытую полосу, а затем рухнул во тьму.

— Так что, — произнес Карл, — вы скажете об этом?

— Разве тебя не восхищает эта буря? — сказал Рейвенор. — Ты только посмотри на ее первозданную мощь.

— Вы ведь ничего не видели, верно? — пробормотал Карл. — Я сделал это, но вы ничего не заметили. Что ж, это меняет дело.

Он перевел взгляд на Мауд Плайтон.

— Не сегодня, — сказал Тониус.

Она поставила пистолет на предохранитель и убрала его. А затем снова взяла кружку и поднесла ко рту. Карл опустил свою уже прекратившую пылать руку.

— Вот так. Замечательно. — Плайтон подняла взгляд.

— Сэр? Почему эта женщина кричит? — спросила она.

Лацик вошел в торговый зал, пройдя мимо сенсоров и ожидающих сервиторов, оставляя за собой грязные следы на бронзовом полу.

— Выметайтесь. Мы закрыты, — сказал Стайн, не поднимаясь из–за стола.

— Я собираюсь совершить представление, — произнес Лацик, прежде чем усесться на один из кожаных диванчиков.

— В самом деле? — усмехнулся Стайн.

— Да, в самом. И уж лучше сохраняйте бдительность.

— Выгода–то ожидается? Или, Лацик, ты снова притащил каких–нибудь неудачников, как в прошлый раз? «Стайну и Стайну» скоро надоест тратить на тебя время.

— Ни в коем случае. Инквизиция пришла по нашу душу. Готовьтесь.

Стайн, внезапно заинтересовавшись, вскинул голову:

— Инквизиция? Откуда знаешь?

— Мне платят за то, чтобы знать, — произнес Гирам Лацик.

Глава шестая

Стайн какое–то время подождал, сидя за деревянным столом в главном демонстрационном зале. Он был возбужден, у него вспотели ладони. Потом торговец начал мерить комнату шагами.

Внезапно он замер, когда в тени раздался звук вокс–вызова. Вначале последовало кратковременное приглушенное потрескивание, а затем голос произнес:

— Принято.

Рыжеволосый мужчина, стоявший до того в тени, вошел в один из овалов изумрудного света, где располагались витрины. Он убрал линк обратно в карман.

— Это был Лацик, — произнес мужчина. — Они уже в пути. Прибудут через пять минут.

— Ох, не нравится мне все это, — сказал Стайн.

— Альтернатива понравится вам еще меньше, — откликнулся рыжеволосый.

Стайн не знал имени этого человека. Они встретились с ним всего час назад.

— Вы готовы?

— Но ведь так не делается, — сказал Стайн. — Отношения между залами и Домом очень деликатны. Нельзя ими злоупотреблять. Слишком многое поставлено под угрозу. Самые основы нашего существования…

— Стайн…

— Выслушайте меня! Если эти люди — агенты Инквизиции, им нельзя позволить обнаружить Дом. Мы очень строго следим за этим.

— Что? И что же вы, ювелиры, можете сделать? Собрать весь свой клуб и вымести целую команду Инквизиции? Сомневаюсь.

— Мы справлялись и прежде! — надменно проговорил Стайн. — Думаю, вы недооцениваете то, как рьяно мы защищаем свои интересы или могущество залов Беринта. Обычно нам не приходится прибегать к силе. Мы обнаруживаем приближение инквизиторов и сбиваем их со следа, подкидывая им ложные подсказки, ведущие только в тупик. С момента закладки этого улья ни один агент ордосов не смог прошмыгнуть мимо нас, не смог даже приблизиться к Дому.

— На сей раз, — пожал плечами рыжеволосый, — придется действовать по–другому. Это исключительный случай, и игра пойдет не так, как привыкли залы Беринта. Теперь приведите себя в порядок. Вы должны сыграть свою роль. Мы хорошо вам за это платим. Крайне важно, чтобы эти люди полагали, будто получают доступ к Дому при помощи правильных каналов. Если они хоть на мгновение заподозрят, что с ними играют, у вас возникнут проблемы.

— С ними?

— И с ними, и с нами, Стайн.

Стайн открыл ящик стола и извлек из него кусок чистой полировочной ткани, которым вытер вспотевшие ладони. Он бросил ткань обратно в ящик и снова закрыл его, после чего посмотрел на рыжеволосого.

— Нет, — сказал он.

— Прошу прощения?

— Нет, — повторил фактор. — Я не стану этого делать. Отзывайте.

— Уже слишком поздно, Стайн.

— Мне плевать. Не стану я в этом участвовать. Залы могут слишком многое потерять, если начнут играть в подобные игры. Вам не удастся мной манипулировать.

Рыжеволосый посмотрел на двери. Оставалось максимум две минуты.

— Проклятие! — произнес он, снова поворачиваясь к фактору и засовывая руку в карман плаща. — Не хотелось мне этого, Стайн, но вы загнали меня в угол.

Стайн испуганно распахнул глаза и отступил назад, ударившись бедром о стол. Рука человека уже выскочила обратно из кармана. Стайн ожидал увидеть в ней оружие, пистолет.

Но рыжеволосый поднимал нечто куда более поганое.

Инсигнию инквизитора.

Кыс и Бэллак прошли по прогулочной палубе Святого Иакова, следуя за Лациком, уже переодевшимся соответственно случаю в темный костюм и коричневый кожаный плащ. Одеяние было довольно представительным, хоть и немного поношенным. Он даже напомадил волосы. Бэллак и Кыс облачились в чуть более хорошую одежду, якобы не желая выказывать свое богатство. Дознаватель держал в руке небольшой серый кейс.

Лацик остановился в паре сотен метров от главного входа и притянул своих спутников к перилам. В обе стороны плыл непрерывный поток преуспевающей, величественной публики.

— Теперь, — произнес Лацик, — следуйте только за мной и делайте все, что я скажу. Одно неправильное движение, и можете забыть про все. Зал не станет с вами играть.

— Мы понимаем, — ответила Кыс.

— Очень на это надеюсь, мамзель Каин, — сказал Лацик. Он кивнул на чемоданчик Бэллака.

— Наличные? — спросил он.

— Нотариально засвидетельствованные чеки, — ответил Бэллак. — Думаю, это должно вас устроить.

— Проклятие, уж лучше бы так и было.

Кыс улыбнулась раздавшемуся в ее голове голосу Рейвенора. Он прав. С тех пор как они стали отступниками, денежные каналы Рейвенора иссякли. Стоило им обратиться к своим денежным счетам или кредитам, и ордосы тут же их засекли бы. Они жили за счет стремительно иссякающих личных средств Рейвенора, «мелочевки», которую он постоянно держал при себе в качестве оперативного бюджета. Триста двадцать тысяч, лежавшие в кейсе у Бэллака, заметно уменьшили эти запасы.

— Чеки? Замечательно, — произнес Лацик.

— Вы ничего не можете прочесть? — послала Кыс.

— Поскольку он носит блокатор — нет. Думаю, стандартная процедура для человека в его положении, хотя меня это и настораживает. Такое ощущение, будто он ожидал псайкера. Но придется плыть по течению.

— Здорово. Верно. Конечно.

— Прежде чем ты, задашь следующий вопрос, скажу, что я и от зала ничего не получаю. Я пытался заглянуть вперед. Все это место пси–непроницаемо. Думаю, защитное поле. Хотя я и не удивлен. Для престижных ювелирных Домов затупление псионики должно входить в стандартные правила безопасности.

— Значит, как только мы окажемся внутри, вас с нами уже не будет?

— Нет, Пэйшенс, не будет. Что прискорбно. Впрочем, не забывай, вас хранит Император.

— Значит, вы готовы и вам все ясно? — произнес Лацик.

— Предельно ясно, — сказал Бэллак.

— Тогда пойдем, — ответил Лацик.

— Теперь вы все понимаете? — спросил рыжеволосый. Стайн сглотнул и грузно осел на диван.

— Инквизиция?..

— Имеет честь регулярно посещать Дом уже многие десятилетия, Стайн, во что бы там ни верили торговые залы Беринта. Просто мы не стремимся обнародовать сей факт. Дом иногда бывает очень полезен для нас. Так что забудьте о своих попытках не допускать туда ордосы. Мы уже много лет как там. А теперь сконцентрируйтесь на предстоящем деле. — Человек подошел ближе. — Стайн?

Фактор вздрогнул и посмотрел на него, все еще не в силах отойти от пережитого шока.

— Да, — забормотал он. — Да.

— Те люди, с которыми вам предстоит иметь дело, — полевые агенты инквизитора–отступника. Понимаете? Отступник. Преступник. На его совести массовые убийства. Он очень опасен. Они очень опасны. Их деятельность привела к гибели многих тысяч граждан.

— Т–тысячи? — эхом отозвался Стайн.

— Катастрофа, разразившаяся на Юстисе Майорис восемь месяцев назад, — их рук дело.

Стайн задрожал. Его зал, Беринт, Кито, весь субсектор Геликан до сих пор не оправились от великого ущерба, причиненного столичному миру соседнего субсектора. Экономику скручивали спазмы.

— Мы уже почти настигли их, — тихим голосом произнес рыжеволосый, — но надо приблизиться еще немного. Нам необходимо заманить их в удобное для нас место, чтобы уничтожить. Они слишком опасны, чтобы мы позволили им жить. Вы понимаете?

— Понимаю.

— Отлично. Я рассчитываю на вас. Помогите нам, и дела у «Стайна и Стайна» пойдут в гору. Может быть, я даже забуду произнесенные вами слова о том, что ваш зал, как и другие, когда–то мог расправиться с агентами ордосов с целью защитить собственные интересы.

— Трон, я не подразумевал…

— Угомонитесь, Стайн. Чистый планшет — вот что я предлагаю вам в обмен на вашу помощь сегодня. Сыграйте свою роль, дайте им то, чего они хотят, а затем забудьте, что мы встречались. Тогда и Инквизиция Империума постарается забыть о вас.

— Ну что же, — произнес Стайн, поднимаясь. — Хорошо. Я сделаю это.

— Что сделаете? — спросил рыжеволосый. — Повторите, что я вам говорил.

— Я должен убедить их, что они обманули нас и получили доступ к Дому при помощи надлежащих каналов. Вы можете доверять мне.

— Доверять вам, Стайн? — засмеялся рыжеволосый. — Вы имеете дело с драгоценными металлами и камнями стоимостью в миллионы крон. Среди таких, как вы, ценится только богатство. Люди вроде вас в любой момент готовы перерезать другому глотку. Вы жестки и обманчивы, точно корунд. Ни при каких обстоятельствах я бы не стал доверять вам, но сейчас готов использовать вас. Сделайте, что приказано, и сделайте это хорошо.

Стайн кивнул:

— Вам нельзя здесь оставаться.

— Я подожду в комнате по соседству. За той дверью, — произнес рыжеволосый. — Если произойдет что–либо неожиданное, я буду наготове.

— Неожиданное?

— Ничего плохого не случится, если вы сделаете все как надо. Нам не хотелось бы, чтобы все закончилось прямо здесь. Я только предупредил.

К ним приблизился отполированный сервитор.

— Они уже здесь, — сказал рыжеволосый. — Действуйте.

Стайн прочистил горло и медленно направился к двери.

— Где же фактор? — спросила Кыс.

Они стояли в облицованной деревом приемной «Стайна и Стайна».

Лацик нервно заозирался.

— Я уверен, что он придет, — заговорил он.

— Нам ведь назначили время, — сказал Бэллак.

— Фактор должен был ждать нас здесь, чтобы поприветствовать, — добавила Кыс.

Лацик явно чувствовал себя не в своей тарелке. Кыс обратила внимание, как он сверкает белками глаз.

— Лацик?

Геолог пожал плечами и широко развел руками:

— Уверен, что все на самом деле в порядке. — Бэллак посмотрел на Кыс, и она кивнула.

— Мы уходим, — сказала она.

— Нет! — воскликнул Лацик. — Нет, нет, прошу вас, дайте ему всего одну минутку.

— Это дело воняет, — сказала Кыс. — Благодарю покорно, но нет, спасибо.

— Спасением Трона молю, — прошипел Лацик, — речь идет о моей репутации. О моей карьере. Настоящие деньги я получаю, только подрабатывая агентом. Мне не выжить на одной разведке, и, если я провалю это дело, «Стайн и Стайн» никогда больше не обратится к моим услугам, да еще и другие залы предупредит. Я очень многим рискую.

— Как и мы, — сказал Бэллак.

— Пожалуйста… — вздохнул Лацик.

— Мои искренние извинения! — прокричал Стайн, вбегая в комнату. — Очень жаль заставлять вас ожидать, хотя бы и самую малость. Меня должен был позвать сервитор, но он сломался по пути. Тысяча извинений!

— Лацик покосился на своих клиентов.

— Все в порядке, — прошептал он.

— Остаемся? — пробормотала Бэллаку Кыс. Дознаватель кивнул.

— Лацик повернулся к лучащемуся энергией фактору.

— Дорогой наш фактор Стайн, — произнес он с вымученной улыбкой, — совсем не такого приветствия ожидали мои друзья, когда я вел их к вам.

— Ох, конечно же, — поклонился Стайн, — конечно нет, дорогой мой друг Гирам. Я обязательно распоряжусь полностью переделать всех своих сервиторов. Подобные задержки непозволительны с точки зрения этикета. Надеюсь, я могу как–то загладить свою вину? Может, прикажете принести прохладительные напитки?

— С превеликим удовольствием, — сказал Лацик, восстанавливая самообладание. — Позвольте представить вам господина Галла и мамзель Каин.

Фактор подошел ближе и поклонился каждому из них по очереди.

— Истинное наслаждение. Мой старый, мой драгоценный друг Гирам всегда приводит в «Стайн и Стайн» только самых лучших покупателей.

— После он посмотрел прямо на Кыс. — Моя госпожа, — сказал он, — боюсь, что был ужасно невежлив с вами во время нашей последней встречи. Надеюсь, вы сможете простить мою грубость. В эти дни приходится быть крайне осторожным, вот я и обманулся в вас.

— Фактор, — Кыс поклонилась в ответ, — я уже извинилась в тот раз и снова прошу меня простить. Не стоило мне приходить к вам просто так, без должного представления.

— Меньше разговоров, больше дела, — ответил радостным жестом Стайн. — Давайте начнем с чистого листа. Итак, может быть, немного амасека? У нас еще осталось несколько бочек «фибулы» пятьдесят шестого года, который обычно я приберегаю для себя, но вам не могу осмелиться предложить ничего менее роскошного. И думаю, распоряжусь–ка я принести еще бирри–трюфелей, обернутых в дремотные листья, и немного местных моллюсков. Свежие раковины попадают на кухню к нашим поварам не позднее чем через три часа после того, как их поднимают с подледных океанических ферм.

— Кого поднимают? Раковины или поваров? — спросила Кыс.

— Конечно же, раковины! — зашелся в смехе Стайн. — У госпожи прекрасное чувство юмора!

Он хлопнул в ладоши и отдал приказания ожидающим сервиторам.

— Пойдем внутрь? — рискнул предложить фактор. Мне бы хотелось вам кое–что показать.

Они последовали за ним в выставочную галерею. Стайн приступил к своему привычному труду.

Кыс это было уже знакомо. К чести Стайна, он не повторялся. Надо было признать, что он действительно мастер своего дела.

Фактор остановился перед стеклянной витриной, где были выставлены изящные украшения с перидотом и лунным камнем. Слова слетали с губ торговца непрерывным потоком, он рассказывал обо всем, в подробностях живописуя различные огранки и свойства кристаллов.

Внезапно Стайн остановился и с улыбкой повернулся к ним.

— Простите мне мою любовь к болтовне. Иногда я слишком увлекаюсь. Так хочется рассказать вам всю историю «Стайна и Стайна». Порой я просто забываюсь. Я получаю такое наслаждение от работы на свой зал, что, бывает, становлюсь несколько несвязным. Скажите, вас это интересует? — спросил он через некоторое время.

— Думаю, что не ошибусь, если скажу, — произнес Бэллак, — что нас обоих очень интересует эта сделка.

— Пэйшенс?

— Привет. Все в порядке. Мы уже возвращаемся.

— Лацик вывел их на платформу. Фактор в последний раз поклонился и распрощался с ними.

— Превосходный выбор, — произнес он, целуя Кыс руку.

— Очень надеюсь, — ответила Кыс.

— Я получил истинное удовольствие от времени, проведенного с вами, — сказал Стайн, готовясь опустить занавес над сценой.

— Мы вам очень обязаны, сэр, — ответил Бэллак, поклонившись фактору.

— Надеюсь, что смогу и в дальнейшем еще послужить вам! — с жаром отреагировал Стайн.

— И вновь, как и всегда, выражаю свою признательность, — сказал Лацик.

Стайн поклонился уже в тысячный раз и попятился к залу.

Кыс посмотрела на Бэллака:

— Мы закончили?

— Закончили.

— Хвала Трону, наконец–то, — пробормотала Пэйшенс.

— А теперь пойдем отсюда, — посоветовал Лацик. — Давайте же, быстрее. Мне несколько неуютно оттого, что вы держите эту штуковину при себе там, где полно народу. Даже на палубе «Святого Иакова» хватает недостойных граждан.

Этой штуковиной был хоролог, стоивший триста десять тысяч крон и покоившийся теперь в кейсе у Бэллака.

Кыс с дознавателем потащили Лацика по улице.

— И что дальше? — спросила Кыс.

— Зависит от обстоятельств. Насколько быстро вам быстро вам хотелось бы управиться? — спросил Лацик.

— Как можно быстрее. Желательно в течение несколько часов.

— Отлично, — кивнул Лацик. — Так даже лучше. Направление на Дом, которое мне продал Стайн, обладает сроком годности. Дом перемещается.

— Мы понимаем.

— Прекрасно. До тех пор, пока вы все понимаете, все превосходно. Значит, встретимся через два часа на стоянке подводных лодок номер семьдесят два. Там мы и сможем обменяться. Сколько с вами будет еще людей?

— Нет, — сказала Кыс. — Мы подготовили собственный транспорт. Вы встретитесь с нами.

— Но так нельзя, — произнес Лацик.

— Придется, — сказал Бэллак.

— Нет, нет, — ответил ему Гирам. — Вы же сорвете так все дело!

— Все будет только так, как захотим мы, — сказал Бэллак. — Думаю, это вполне возможно. Я уверен, что вы можете это организовать. Стоянка подлодок номер шестьдесят один, через два часа.

— Тогда я отправлюсь с вами, — произнес Лацик.

— Нет, не выйдет, — улыбнулся Бэллак.

— Вы собираетесь воспользоваться собственным растреклятым транспортом? Что ж, отлично! — отрубил Гирам. — Но тогда я отправляюсь с вами. Я вам понадоблюсь. С координатами там или без, Дом окажется пуст, если вы прибудете на незарегистрированном судне. А это значит, что я нужен вам.

— Значит, вы сможете провести нас внутрь?

— Я сделаю то, за что мне заплатили. Но вам придется взять меня с собой.

— Стоянка номер шестьдесят один, — кивнул Бэллак. — Через два часа.

— Я буду там, — сказал Лацик, уже растворяясь в толпе.

— И что думаешь? — спросила Кыс.

— Думаю, что он прогнил до самых костей, — ответил Бэллак, — но, кроме как на него, нам рассчитывать сейчас не на кого. Придется смириться.

— Так же, как пришлось смириться со Стайном из «Стайна и Стайна», — вздохнула Пэйшенс Кыс — Я все понимаю. Хотя я по–прежнему жалею, что не прикончила этого лизоблюда.

Стайн из «Стайна и Стайна» тем временем медленно возвратился в главный демонстрационный зал и тяжело опустился на кресло, стоящее возле простого деревянного стола.

— Вы отлично справились, — произнес рыжеволосый, возникая из теней.

— Рад, что вам понравилось, — проворчал Стайн.

— А вот и ваше вознаграждение, — сказал рыжеволосый. У него из–за спины вышел еще один мужчина, куда более массивный, чем рыжий инквизитор. Несмотря на тяжелую энергетическую броню, он передвигался практически бесшумно. Новый гость протянул рыжеволосому человеку меч, чье лезвие тот сразу же и активировал. Зубья пронзительно заскулили.

— Цепной меч, — веселым тоном произнес рыжеволосый. Он взмахнул завывающим оружием и обрушил его на фактора. Тот был слишком ошеломлен происходящим, чтобы хотя бы попытаться уклониться. Цепной меч ударил его в левую руку чуть ниже плеча и промчался по телу, рассекая грудь. Голова и плечи Стайна, точно скульптурный бюст, рухнули за кресло, а руки, рассеченные над бицепсом, свинцовым грузом упали на пол. Отвалилась и верхняя половинка спинки кресла, срезанная вместе с телом фактора Стайна. В воздухе тополиным пухом закружилась набивка. Артериальная кровь выплеснулась судорожными струями и растеклась по столу.

Рыжеволосый резко отстранился, чтобы не измазаться. Выключив цепной меч, он возвратил его огромному, закованному в броню мужчине, все еще стоящему у него за спиной.

— Из «Стайна и Стайна» никто не должен выйти живым, — сказал рыжий. — Удостоверься в этом.

— Никто?

— Да так, чтобы потом ты смог повторить это свое: «Тут и песенке конец».

— Без проблем, — ответил бронированный. Он снова включил цепной меч, загудевший в его руке, и включил, выходя из комнаты. — Всем командам, внимание! Казнить всех находящихся в здании.

Назад: Часть первая. Вопрос братского взаимодоверия

Дальше: Глава седьмая