Боевая баржа «Харибда», грузовые отсеки
Хехт потерял сознание лишь на мгновение, но, когда он очнулся, Проповедник уже исчез.
Он с трудом встал, тяжело прислонился к стене и держался за нее, пока контроль над телом не вернулся. Но не только тело его подвело. Разум тоже пострадал.
В его сознании существовали две личности, борющиеся за контроль. Он был Каспианом Хехтом и Бартусой Нареком, и их стремления так близко совпадали, что нейронная обработка, которой его явно подвергли, дала осечку и привела к этому шизофреническому состоянию.
Квор Галлек понял это, и его открытие повредило сознание Хехта. И как Нарек, и как Хехт он отчаянно пытался вспомнить, что с ним сделали и какой приказ заложили в глубинах сознания, но ничего не получалось.
Он вспомнил свое отражение и то, каким чужим и одновременно привычным оно казалось. Он знал, что ему дана миссия, всегда знал, но суть этой миссии продолжала ускользать.
— Я Каспиан Хехт, — проговорил он вслух, но слова звучали неубедительно. — Я странствующий рыцарь лорда Малкадора, я…
«Нет, ты Нарек Слова», — возразил внутренний голос, но и эти слова казались пустыми.
На пол натекла лужа крови из раны в голове, куда его ударил Квор Галлек. Он опять взглянул на свое отражение в ней, на эти благородные черты, на искусно измененное строение лица, на отбеленную, словно чистый холст, кожу, там, где были колхидские надписи.
Он увидел отметины хирургеона, различил шрамы и следы пересадки тканей, реконструированные кости и нарощенные мышцы.
«Меня переделали», — подумал он.
Но то, в чем заключается его цель, оставалось загадкой. Эту цель словно накрывала пелена воспоминаний, связанных с прошлыми задачами, и хотя две картины были схожи, они не совпадали в точности, образуя размытое, искаженное изображение.
— Я Бартуса Нарек, — произнес он вслух, хотя лицо больше не соответствовало имени, и, когда слова прозвучали, ему наконец открылась его цель.
Его миссия.
Убить примарха.
Нарек поднял оброненный меч. Лакеи Малкадора потерпели неудачу. Он направился за Квором Галлеком, зная, что нужно делать.
Квор Галлек оставил за собой трупы двух легионеров, пока искал способ проникнуть в святилище. За мутным стеклом виднелся саркофаг Владыки Змиев, но фульгурита не было видно.
Психические цепи опять натянулись, сжимая душу, а значит, его время подходило к концу.
Сама по себе дверь в святилище не была серьезным препятствием. Бронированные створки были заперты и могли выдержать почти любую взрывчатку и даже некоторое время сопротивляться магна-резакам, но материальные преграды не могли остановить того, кто умел перемещаться нематериальными методами.
Для входа потребуется отдать еще часть сил, крепче затянуть удавку на собственной душе, которой он уже рискнул для того, чтобы попасть на борт. Но прежде, чем заключить последнюю сделку, следовало решить еще одну проблему.
Дверной проем покрывали психические обереги, не видимые и смертным, и транслюдям, но не апостолу Слова. Они хорошо защищали от ритуалов и колдовства.
Квор Галлек нахмурился и снял шлем, чтобы взглянуть на обереги собственными глазами, а не через стеклянные линзы. На то, чтобы убрать их, потребуется время. Он стянул латную перчатку, достал зазубренный нож, положил клинок на ладонь и сжал кулак. Затем провел окровавленным ножом по оберегам и тщательно соскреб каждый, бормоча песнь надругательства и нечестивого поклонения.
Все сущее можно уничтожить. Такова была воля Хаоса.
Нумеон понимал, что в одиночку он уязвим, но надеялся, что сирены не заметят его, — во всяком случае, пока он не доберется до святилища.
Он вызвал карту корабля и моргнул, выбирая отчет о диагностике, включавший данные о герметичности склепа.
Пока все цело. Хоть какое-то утешение.
Корпус вдруг тряхнуло, Нумеон упал на колени и поморщился, когда ногу прострелила боль. По кораблю разнесся стон внешней брони. Каждый успешный удар приближал гибель корабля.
Следующий мощный толчок бросил Нумеона на пол. Третий отшвырнул его в стену.
Безумное мигание ламп показывало, что скоро электроэнергия пропадет. Сирены продолжали какофонический вой.
Нумеон прикусил язык, чтобы сосредоточиться и прогнать головокружение. Он ухватился за мотки висящих проводов, собрал все остававшиеся силы и поднялся.
На ретинальном дисплее настоятельно замигал значок.
Неподалеку находился вертикальный транспортер, который вел на нижние палубы, к святилищу. За секунду его статус сменился с «безопасно» на «угроза проникновения».
— Вулкан…
Мог ли он доверять тому, что видел? Нумеон решил, что не может рисковать примархом.
Он воспользовался транспортером.
Пока кабина с грохотом и тряской опускалась по шахте, а мимо свистел воздух, Нумеон держался за перила и чувствовал, как внутри зарождается чувство вины. Он оставил Зитоса и прочих сражаться с теми ужасами в одиночку. Бросил братьев ради лежащего в стазисе отца.
Он прогнал это чувство, зная, его вызывают сирены или, возможно, неестественная тоска из-за шторма. В любом случае разум Нумеона был сильнее. Он взял эмоции под контроль, сосредоточившись на цели и долге.
— Восстань же сейчас ради нас, Вулкан, — прошептал он еле слышно из-за волнения.
Достигнув самой нижней палубы в этой части корабля, Нумеон распахнул дверь кабины и поспешил к святилищу. Нижние палубы пустовали, и эхо шагов широко разносилось по помещениям.
Подбежав к дверям в святилище, он почувствовал, что не один, хотя на пути сюда никого не встречал. Более того, Нумеон понял, что его сюда заманили.
— Она здесь…
Квор Галлек стирал последние обереги. С лица стекал лихорадочный пот, так тяжело было держаться, так сильно тянули цепи за душу. Он опустился на колени, чтобы убрать последний охранный символ, и подняться удалось с большим трудом.
Он протянул руку к отброшенному шлему, но решил, что он пока ни к чему. Было и так тяжело дышать, а в металлической оболочке станет еще хуже. Собравшись с силами, он сказал последнее заклинание и прошел сквозь дверь, словно сквозь туман. В корабль протек варп, и хотя его было недостаточно для полноценного вторжения, этого количества хватило, чтобы Квор Галлек смог преодолеть слой сплошного адамантия и оказаться в святилище.
Квор Галлек почтительно — ибо перед ним все же был примарх — приподнял крышку саркофага и отодвинул ее ровно настолько, чтобы можно было добраться до фульгурита. Даже на его опытный взгляд, Владыка Змиев выглядел погруженным в сверхъестественный сон. Он сжимал рукоять огромного молота, лежащего на груди, и был облачен в траурные доспехи, имитирующие чешую. Его везли к месту последнего упокоения, чтобы сжечь дотла в пламени своего мира. Квор Галлек не являлся знатоком обычаев других легионов, но знал достаточно, чтобы не сомневаться насчет планов Саламандр.
Его взгляд остановился на награде, к которой он так долго стремился и которую Илия так глупо упустил.
— Пронзен, как кровопийца-стриганой из мифов или создатель королей из альбионских сказок… — выдохнул Квор Галлек, вспоминая терранские легенды об охотящихся по ночам чудовищах и древних каменных королях. Зачарованный видом артефакта, до которого он наконец-то добрался, он помедлил, перед тем как его коснуться. — Интересно, к кому ты ближе…
Он скользнул кончиками пальцев по навершию копья, а затем, почувствовав себя увереннее, обхватил рукоять.
После этого… ничего не случилось, и он нахмурился, так и не поняв, чего же ожидал.
Нарек утверждал, что в этот момент прозрел. Увидел правду. Раскрыл глаза.
Возможно, думал Квор Галлек, его собственные глаза уже открыты. Но он не мог не гадать, как этот холодный кусок непримечательного камня сумел одолеть примарх а.
Глядя на него теперь, он начинал думать, что это невозможно.
Но, несмотря на сомнения, он не удержался и потянул за копье. Как и следовало ожидать, оно не поддалось.
Презрительно фыркнув, он выпустил рукоять и достал нож Асирнота. И то ли сущность одного примарха отреагировала на другого, то ли еще что-то, но клинок слегка завибрировал в руке.
Сердце колотилось, чувствуя неотвратимость судьбы.
Он поднял нож над головой, смутно ощущая, что в коридоре за святилищем кто-то есть. Это не имело значения, он был так близок к цели, что никто уже не смог бы его остановить. Фульгурит будет его. А с ним он…
Квор Галлек содрогнулся, когда невероятно мощная психическая сущность, которая уже некоторое время приближалась к «Харибде», вдруг вышла в реальность.
Он успел отрезать лишь щепку, ничтожную долю того, что хотел. Рыча от раздражения, он выпустил цепи, и святилище исчезло в ослепительной вспышке света…
Маленькая девочка в равном белом платье, одинокая и босая, стояла на пути Нумеона. Из-за спутанных прядей показались злобные нечеловеческие глаза, неестественно большие и черные. Они немигающе смотрели на него и манили.
— Она вырежет второй глаз…
Нумеон выставил перед собой Драукорос и улыбнулся:
— Он вырежет твое демоническое сердце.
Но улыбка угасла, его охватило сначала горе, а потом гнев, когда он заметил убитых. Орн и Ран’д пронзили друг друга клинками, став врагами по воле какого-то первобытного зла, о котором Нумеон ничего не знал, но в реальности которого теперь не сомневался.
Когда суеверие столкнулось с наукой, последней пришлось отступить перед свидетельствами колдовских, мистических вещей. Они обратили Хоруса, который должен был быть лучшим из них. Разве были шансы у Орна и Ран’да?
Но Нумеон продолжал сопротивляться. Как и другие, включая его отца. Эта война привела в мир мрачную тьму, но бастионы света еще оставались.
В этот миг откровений Нумеон четко понял одно: Вулкан непременно должен вернуться.
— Отойди, тварь! — оскалился он за шлемом, на котором были свои клыки.
Девочка притворно улыбнулась. И тоже показала клыки — в дополнение к когтям.
— Святая истина — шесть, и шесть — святая истина, — пропела она пронзительным голосом.
Уверенность Нумеона немного ослабла, когда из темных альковов и теней, только что пустых, вышли еще пять сирен.
Он выставил перед собой печать, что придало ему смелости.
— Я изгоню вас обратно в эфир, — пообещал он. — Отойдите от моего отца!
Сестры, казалось, замешкались при виде символа примарха в руках воина со столь крепкой верой. Нумеон уже осмелился надеяться, что печать защитит его, пока он не доберется до Вулкана.
— Она отрежет ему голову. Она убьет отца…
Сирены одновременно приблизились, беззвучно ступая по палубе.
Нумеон взмахнул Драукоросом, разминая плечо и запястье. Зубья меча со свистом прорезали воздух.
— Даже без глаза и одной руки, я все равно не… — Слова застряли у него в горле.
Сестры остановились. Все остановилось. Даже пылинки в столбах фосфорного света замерли. Капли конденсата на трубах, дым из вентиляционных решеток, искры от замыкания в проводах. Все было в стазисе.
Сердце колотилось, как барабан, дыхание отдавалось громом в ушах, но Нумеон все же собрался и попытался понять, почему он еще может двигаться. Разгадка не заставила себя ждать.
— Ты сбился с пути, Артелл, — прозвучал хриплый, скрипучий голос.
Перед дверью в святилище стоял кто-то, слишком высокий для легионера.
Примарх.
Нумеон подавил желание опуститься на колени, когда на него обрушилось ощущение невероятной силы. Он осмелился загореться надеждой, но эта надежда быстро потухла, когда примарх вышел из теней — или, возможно, повелел им отступить.
Бронзовая расслаивающаяся кожа, из-под которой проглядывала грубая зеленоватая патина. Доспехи из потрескавшейся дубленой кожи. Посох в тонких пальцах, шишковатый и искривленный. Хрупкие конечности, с выпирающими костями. Один глаз, а вместо второго — грубый разрез в рубцовой ткани.
Циклоп.
— Никому не спасти тебя… кроме меня.
Надменный. Всеведущий.
Магнус Красный.
Глава 48
Король в алом
Боевая баржа «Харибда», грузовые отсеки
Нумеон упал на колени перед могучим примархом Тысячи Сынов. Не от страха, не из-за эмоциональной реакции на Алого Короля, а скорее по принуждению. Как бы разум ни протестовал, ноги Саламандры налились свинцом, а голова невольно склонилась в почтении. Только глаза получилось не опустить, и теперь он смотрел на примарха, настороженно, но вызывающе.
Не отводить взгляд было сложно. Магнус Красный испускал опасную ауру, такую горячую, что она жгла глаза. Она отражалась и в грозном облике.
Примарх сильно изменился с тех пор, как Нумеон его видел, — впрочем, та давняя встреча была короткой. Теперь он казался… подточенным, как будто его разбили на куски. Нумеон понятия не имел, как такое возможно, но впечатление получилось сильным.
— Я много бродил по шторму, — проговорил Магнус, — я знаю, что скрывается в его беспокойных морях, как знаю и то, что таится в тебе, Нумеон.
На чьей стороне Тысяча Сынов, не было известно ничего, кроме слухов. До выживших на Истваане V доходили скудные вести о великой войне, и не многие можно было проверить. Даже в Империуме Секундус Нумеону удалось собрать лишь несколько обрывков из того, что знали Ультрамарины. Информации было мало, и она скрывалась за океанами сомнений и молчания.
Магнус мог быть предан Трону, а мог быть союзником Хоруса. Нумеон же не имел возможности определить приверженность примарха по одному его виду.
Он видел лишь гнев. И снисходительную веселость.
— Сомнения, — сказал Магнус, и его губы растянулись в жестокой улыбке. — Они опустошают тебя, как нож мясника.
Нумеон хотел возразить, сказать о своей вере и цели, но знал, что перебивать полубога крайне неразумно.
Если Магнус и услышал его мысли, виду он не подал. Вместо этого он поскреб ногтями обшивку и постучал посохом по полу, словно ему весело было видеть, в каком плохом состоянии их корабль.
— Вы бросаетесь в варп, не думая, что будете делать, и не понимая, что за океан вам предстоит пересечь. Какое безрассудство, — усмехнулся он. — Какое высокомерие. Все вы — заблудшие души в моей милости.
Нумеон чувствовал в коже покалывание от его горячей ауры, но не шевелился. Он знал, что все они балансируют на лезвии ножа, по обеим сторонам которого ждет бездна. Он также начал понимать, что Магнус стоит на том же лезвии, обреченный упасть, и теперь решает, на какую судьбу обречь Нумеона и его братьев. Примарх наклонился вперед, словно желая лучше разглядеть душу Нумеона.
— Все вы сбились с пути, но ты самый заблудший.
— Да, мы сбились, — сказал Нумеон наконец и попытался встать, но сил не оказалось. Ему хотелось схватить молот, надеясь на прилив уверенности, на очередное чудо, но таинственные силы печати благоразумно не проявлялись в присутствии примарха.
Магнус смотрел на него сверху вниз, как король смотрит на раба, как человек смотрит на насекомое.
— Помоги нам, — взмолился Нумеон, осознав, что он должен убедить примарха, в какой они беде. — Помоги моему отцу, своему брату.
Магнус улыбнулся, но улыбка вышла кривой и больше походила на хмурую гримасу.
— Ты веришь, что я могу?
— Да.
— А может, я призрак, осколок, выдумка, порождение твоего беспокойного разума?
— Вы выглядите таким же реальным, как я и как мой отец. — Нумеон показал на святилище.
Магнус выпрямился, для чего ему пришлось тяжело опереться на посох.
— Вулкан. — Он сощурился, и на лицо легла паутина морщинок. — Ты хочешь вернуть его.
Нумеон вздернул подбородок. Огромным усилием воли он поднял руки и снял шлем. Он хотел посмотреть Алому Королю в глаза, заявляя:
— Вулкан жив.
Лицо примарха потемнело еще сильнее, но от грусти, а не гнева.
— Он мертв. Вулкан мертв.
— Нет, — яростно замотал головой Нумеон. — Я отказываюсь это признавать. Я отказываюсь…
— Ты отказываешься? — прогремел Магнус, нависая над коленопреклоненным Саламандрой. — Это не просьба. Мой брат погиб, его разум исчез, его сущность распалась. Вы везете труп, и только.
Нумеон хотел ответить агрессией, вонзить свой клинок в это лживое создание, но он понимал, что его жизнь оборвется в тот миг, когда он поднимет руку.
— Он жив, — сказал он вместо этого.
— Ты веришь…
— Вы тоже, иначе зачем вмешиваться? — Нумеон указал на застывших, как статуи, сирен.
Магнус опять уменьшился, приняв сгорбленный и усталый вид, и посмотрел на одно из существ.
— Маленькие демонетки… — Злой взгляд задержался на сиренах. — Это нерожденные, пустые оболочки, жадные до душ, гнусные порождения черных эмоций. Их создали смертные — их и все, что было до них и будет после. Я видел в Оке такие чудеса…
— Я не понимаю.
Магнус перевел свой зловещий взгляд на Саламандру. Он совсем не походил на того блистательного примарх а, о котором рассказывал Вулкан, но оставался надменным и грозным.
— Не многие понимают, кроме моего отца и меня. — При упоминании Императора лицо Магнуса дрогнуло от какой-то затаенной боли. — И, возможно, Лоргара, хотя мой брат имеет склонность браться за то, что ему не по силам.
— Нет, — ответил Нумеон. — Я не понимаю, почему вы здесь. Если вы хотите покончить с нами, так покончите. Но Магнус, про которого мне рассказывал отец, был мудр и благороден.
— Твой отец, значит? Думаешь, он знает меня, мою душу? Я-то его душу знаю.
Лицо Магнуса вдруг начало меняться, словно какая-то невидимая рука лепила его заново из глины, подчиняясь воле примарха. Хрупкое стало плотным, охровая плоть потемнела до цвета оникса. Сгорбленная спина выпрямилась. Конечности утолщились и стали сильнее. Кости захрустели, будто ломаясь и перестраиваясь.
Загрязненная, поврежденная броня засверкала, как новая. Следы времени исчезли, и патина на бронзовых пластинах превратилась в яркий блеск. Из наголенников выступили позолоченные края, как лепестки, раскрывающиеся на солнце. Рваная ткань плаща стала прочной чешуйчатой кожей. Грива красных волос, тонких и неопрятных, исчезла, втянувшись в продолжающий темнеть череп.
Примарх, склонивший голову и дрожащий всем телом, превращался в мифического Протея, но превращение шло тяжело. Грузовые отсеки не наполнялись светом трансформации — только болью слабого, сломленного существа, становящегося крепким, свободным от злости воином.
Последними были глаза. Нумеон не видел их, пока протеец не завершил свои мучительные преобразования и не ответил на его испуганный взгляд.
В глазах полыхал огонь, лишивший Нумеона дара речи.
— Ты искал меня, сын мой, — произнес Вулкан, выпрямляясь в полный рост.
Невероятным усилием воли Нумеон справился с оцепенением и заставил себя подняться.
Он отступил на шаг, глядя на Владыку Змиев.
— Жестокий обман, — выдохнул он, отказываясь думать о том, что подразумевало появление этого фантома. Неужели можно так легко создать копию его отца? Возможно, его обманывали раньше? — Ты не он… — Он попытался заглянуть за примарха, туда, где должен был лежать его настоящий отец, но не увидел ни святилища, ни саркофага. — Это ложь…
Вулкан метнулся к нему так быстро, что Нумеон едва успел это осознать, прежде чем вокруг горла сомкнулась рука в чешуйчатой латной перчатке.
— Ложь, значит?
Голос был глубоким и злобным, тон принадлежал Вулкану, но не слова. Он оскалился, демонстрируя драконьи клики. На шее выросла черная чешуя, закрывшая клейменные метки.
Он поднял Нумеона в воздух, сдавливая горло прямо через доспехи, и Нумеон начал задыхаться.
— Вот как ты встречаешь отца, вернувшегося из мертвых? — Вулкан моргнул, и глазное яблоко накрыла мигательная перепонка.
Пальцы на горле Нумеона сжались с такой силой, что ему едва удалось ответить:
— Ты не… мой отец.
Глаза Вулкана загорелись ярче, превратились в горны ярости. Из-за губ выскользнул раздвоенный змеиный язык, пробуя воздух.
— Неужели? Я так сильно изменился, Артелл? Ничто не возвращается в прежнем виде, так ведь говорит Круг огня.
На периферию зрения начала вползать темнота, предвещая потерю сознания. Нумеон изо всех сил пытался продержаться еще хоть немного.
— Ты не он… Я даже… не уверен… что ты Магнус…
Хватка на горле Нумеона тут же исчезла, и его отпустили. Он рухнул на палубу, тяжело дыша и срывая горжет.
Примарх горько рассмеялся. Он опять уменьшился, сгорбился и постарел, драконья броня мгновенно покрылась грязной бронзой и зеленым оксидом. Оникс пошел трещинами и сполз, как змеиная кожа, обнажив воспаленно-красный слой.
Волосы отросли, конечности усохли, и перед Нумеоном вновь оказался измученный Магнус.
Согнувшись, так что тусклые волосы частично закрыли лицо, он уставился на Нумеона.
— Как получилось, что ты, Саламандра, дожил до этого момента, а мой брат со всеми его дарами — нет?
Он опять засмеялся, но на этот раз Нумеону послышалась печаль.
— Вулкан будет жить. Я верну его.
С губ Магнуса сорвался резкий, безрадостный смешок.
— Какое высокомерие. Ты, правда, думаешь, что тебя привела сюда судьба? Что мой брат обладает какими-то силами варпа? — спросил он, презрительно морщась. — Или ты сам?
Теперь, когда Нумеон стоял на ногах, он больше не даст себя запугать.
— Я видел чудеса.
Магнус улыбнулся, но холод в единственном глазу выдавал его настроение.
— Маяк, приведший к тебе спасителей? — спросил он. — Победа над бушевавшим Ксенутом Сулом? Пережитое крещение огнем? Удар, расколовший ту броню-катафракт? Ты об этих чудесах говоришь, Артелл Нумеон? Скажи, сколько раз тебе удалось обмануть смерть?
— Я…
— Ты погиб на Траорисе и с тех самых пор был моей марионеткой. Я следил за тобой, Нумеон.
— Почему? Зачем?
— Вулкан — мой брат, разве этого недостаточно?
— Это не имеет смысла.
— Как и вся эта война, — меланхолично заметил Магнус. Он отвел взгляд, ища ответ внутри себя. — Я должен был узнать, осталось ли во мне что-то.
— Что именно?
Примарх опять взглянул на Змия.
— Сострадание. Жестокость. Я разрываюсь между ними, заключенный в эту жалкую оболочку, — проговорил он, вновь начиная злиться. — А потому я прикрепил к тебе нити и стал смотреть, как ты дергаешься. Не было никаких чудес, только моя сила. Моя воля.
Нумеон замотал головой:
— Это невозможно…
Очередной обман, жестокая уловка.
Он опять попятился, едва не врезавшись в демона, до сих пор замороженного хрономантией Алого Короля.
— Это была воля Вулкана, — сказал Нумеон, но в голосе не слышалось уверенности.
— Вот как?
— Я чувствовал внутри себя его силу. Я — его сосуд.
— Неужели? — Магнус сощурился, подходя к нему ближе. — Ты, правда, в это веришь?
— Мы привлекли твое внимание только потому, что ты тоже застрял в шторме.
— Только поэтому? Ты думаешь, я застрял?
— Это испытание. Моей решимости, моих личных качеств.
— Если тебе угодно так считать…
— Ты не вел нас и не присматривал за мной.
— Точно?
Нумеон сжал кулаки, но почти тут же расслабился. Что-то говорило ему, что Магнусу как раз и нужно его разозлить.
— Либо прекрати эти издевательства, либо убей меня, но знай, что тебе никогда меня не убедить. Я верю в Вулкана. Он жив.
— А если его действительно можно оживить, что ты готов отдать ради этого?
— Что угодно, лишь бы добраться до Ноктюрна.
— Я задал другой вопрос.
Нумеон устал от словесной перепалки. К тому же он чувствовал, что слов почти не осталось. Нужно было, так или иначе, прекращать пустой разговор.
— Ты можешь вытащить нас из шторма и доставить туда или нет?
— Нет, — ответил Магнус. — Но я могу дать тебе выбор.
— Какой выбор?
— Единственный выбор, который тебе остается. Загляни в огонь и отыщи свой путь…
Вдруг вспыхнул свет, яркий и горячий, не сравнимый ни с одним солнцем. Он полыхал, сжигая броню и плоть, обращая кости в пепел, не оставляя ничего, кроме праха на ветру. Нумеон кричал в безумной агонии, пожираемый огнем. Бесконечным огнем.
— Узри же! — прогрохотал Магнус, с надменным величием пророка. — Это твоя судьба, сын Земли!
Пламя ревело, свирепея с каждой секундой, пока не заглушило все звуки и не вернуло тишину.
Нумеон выдохнул, и спустя один удар сердца все изменилось.
Магнус исчез, а на смену ему пришла анархия.
Глава 49
Хрупкий союз
Крейсер «Монархия», Алтарь
Дегат моргнул и сделал вывод, что находится на «Монархии».
Он и несколько воинов, выживших в атаке на Саламандр, стояли в колдовском круге самого большого алтаря, ничего не понимая.
Один Саламандра сидел на корточках, опустив голову. Квор Галлек трясся, и Дегат на мгновение решил, что у Проповедника какой-то варп-припадок. Затем он понял, что Квор Галлек смеется.
— Алый Король, — прошипел он. — Он явился к ним. Дегат грубо схватил его и поднял на ноги.
— И что? Зачем ты нас вернул?
Боевой угар гас медленно, заставляя его сжимать и разжимать кулак. Во второй руке он держал цепной меч, который еще вращался, раздраженно рыча из-за невозможности добраться до своих жертв.
Он отключил его и в то же время выпустил Квора Галлека.
— Дегат, у меня не было выбора. Если бы мы остались, он уничтожил бы нас всех.
Дегат почти ничего не знал о Магнусе Красном. После Просперо о нем слышали немногие. Некоторые считали, что он погиб.
— А как же наша добыча? Мы просто оставим ее Магнусу? После всех клятв и жертв?
Он не стал упоминать, как вовремя Проповедник их вытащил, учитывая, что Змий уже направлял на него плазменное оружие. Но он чувствовал, как им повезло, раненой ногой.
Квор Галлек заметил, что он хромает, бросил взгляд на рану, но комментировать не стал.
— Есть еще кое-что, — сказал он, на этот раз взглянув Дегату в глаза. — С ним Бартуса Нарек.
— На борту?
— Он не похож на себя. Но это он, я уверен.
Дегат отступил, как если бы готовился к какому-то ритуалу.
— Отправь меня назад.
— Не могу.
Он шагнул к Квору Галлеку и схватил его за горло.
— Его голова — моя, Проповедник! — прорычал он. — Отправь меня назад.
— Не могу, — повторил Квор Галлек.
Дегат еще несколько секунд держал его, размышляя, не сломать ли Галлеку шею. Ритуал, который его с воинами отправил на «Харибду», прямо через варп, стоил Проповеднику огромных сил. Только поэтому Квор Галлек вел себя так мирно. У него не было выбора.
— Мы с тобой ничего не добились.
— Не совсем, — прохрипел Квор Галлек, показывая маленький острый камень.
Сомнений быть не могло: это был обломок фульгурита.
Дегат отпустил его.
— Ты убил его? Владыку Змиев?
Квор Галлек потер шею, а затем покачал головой:
— Нельзя убить то, что уже мертво.
Он поднял обломок к свету, и тот как будто усилился вокруг камня.
— С этим фрагментом мы можем добиться гораздо большего.
— Какая сила может быть у ничтожного куска камня? — спросил он, но все же протянул руку к обломку.
— Он заставил Нарека перейти на другую сторону, — ответил Квор Галлек, и Дегат одернул руку, словно обжегся.
Он повернулся к Проповеднику спиной, кивком приказал своим людям идти и оставаться готовыми к немедленному развертыванию.
— И кто же он?
— Легионер в сером. Потерянная душа. Он сказал, что фульгурит открыл ему истину.
— Меня никакая истина, кроме истины Лоргара, не волнует, — ответил Дегат. — Зачем он на корабле? Он объединился с ними?
— Дегат, это еще не конец. Ты встретишь Нарека и получишь все ответы. Они потекут, как кровь.
Дегат сжал кулаки с такой силой, что на латных перчатках хрустнули костяшки.
— Уж он в этой крови захлебнется.
— Храни в душе это обещание, брат, а также все, что мы сейчас обсудили, — сказал Квор Галлек, поворачиваясь к сервочерепу, который только что влетел в помещение. — У нас гости…
Сервочереп спроецировал изо рта гололит, изображающий воинственную фигуру Лестигона.
— Очередная неудача, Проповедник.
«Саван жнеца» находился недалеко, судя по тому, что гололитическая связь была возможна. Он догнал «Монархию» и, без сомнения, уже подготовился к казни, заняв позицию для метания огня.
— Твой корабль еще не распылен на атомы только потому, что ты мне нужен, Квор Галлек.
Квор Галлек счел благоразумным поклониться. Дегат никак не отреагировал, но хотя бы встал лицом к командиру Гвардии Смерти.
— Мы поставим их на колени, — попытался он заверить Лестигона. — Их корабль вот-вот развалится, их экипаж почти уничтожен, воины обескровлены. Теперь, когда ты здесь, мы можем…
Лестигон поднял руку, приказывая замолчать.
— Хватит обещаний, хватит лжи, Проповедник. Корабль исчез.
— Исчез? Как? Они же в когтях шторма. Корабль не может просто…
— И тем не менее «Харибды» нет ни на моих авгурах, ни на сенсориумах. Они исчезли. И ты скажешь мне, куда именно. — Он наклонился вперед, и его лицо в шлеме заполнило всю проекцию. — Но уясни кое-что. Я не хочу иметь никакого дела с вами, любителями мазаться кровью и дрессировать демонов. Ты, Квор Галлек, для меня — всего лишь инструмент. Когда это закончится, мы с тобой разойдемся. С твоей стороны разумно будет немедленно убежать. Беги подальше.
Глава 50
Вырванные из шторма
Боевая баржа «Харибда», грузовые отсеки
Время возобновило ход без Нумеона, который вдруг очутился во тьме. Видение, показанное Алым Королем, исчезало быстро. Он хватался за фрагменты, пытаясь сохранить их в памяти, но проще было ухватить дым.
Наступающая буря.
Огненные волны.
Гром в небе.
Пылающий путь.
Гора.
Вместе с настоящим пришел вой клаксонов, постепенно угасающие крики Нерожденных и красный свет аварийных ламп.
Он все еще стоял в грузовых отсеках, неподалеку от святилища, когда «Харибда» резко накренилась влево. Нумеона сбило с ног, отшвырнуло в стену, но он вцепился пальцами в напольную решетку, прежде чем корабль опять качнуло.
В ухе зазвучали голоса из вокс-бусины. Канал был забит криками, приказами и отчаянными объявлениями.
Каждая стойка и арматура, каждая переборка, каждый кусок измученного каркаса «Харибды» мучительно выли.
В Нумеона врезался тяжелый ящик, вырванный турбулентностью из креплений, и оторвал его от палубы. С гравитацией было что-то не то. Он падал в конец коридора, в противоположную от святилища сторону, будто летел по шахте. Нумеон протянул руку, надеясь ухватиться за что-нибудь, поморщился, когда в плечо ударил еще один ящик. Вцепился в стеллаж, но выпустил его, когда в грудь ударил контейнер с боеприпасами.
Он пролетел немного в свободном падении, пытаясь сориентироваться, упал на выпирающую переборку с такой силой, что из легких выбило воздух, и ухватился за нее, почти ничего не видя из-за тряски, которую порождали волны агонии, идущие по кораблю.
Раздался скрип стали, звук рвущегося металла, и он увидел, как к нему, словно брошенное копье, летит балка. Едва успев перевести дыхание, он перекатился и опять угодил в когти гравитации.
Стремительно вращаясь, Нумеон опять попытался ухватиться за что-нибудь, но угодил в бурю из ящиков и арматуры, пришедшую из грузовых отсеков. Балка вонзилась в переборку, расколола ее и с угрожающим видом вышла с противоположной стороны.
За ней последовали новые вырванные из гнезд балки, предвещая новую бурю. Под силой инерции их заостренные концы легко проткнут броню Нумеона.
Он взревел от злости, от боли, от унижения. Погибнуть здесь после всего пережитого…
Его падение остановилось после внезапного рывка, и плечо вспыхнуло, как от вывиха. Из-за резкой остановки Нумеона кинуло в стену, так что балки пронеслись на расстоянии ладони от лица. Он задрал голову, чтобы взглянуть на своего спасителя.
Каспиан Хехт держал его за запястье и выглядел таким же измученным, как он сам.
— Ты так и будешь висеть? Поднимайся!
Он напрягся, и Нумеон, карабкаясь второй рукой и ногами, забрался в альков, где укрылся Хехт.
Тот втащил Нумеона внутрь. Сам он сидел, плотно втиснувшись в пространство: спиной прижимался к боковой стене, а ногами упирался в противоположную. Было тесно, для двоих едва хватало места.
— Спасибо, — сказал Нумеон, тяжело дыша. По лицу и плечу стекала кровь, и у него было несколько переломов.
Хехт кивнул. Сам израненный не меньше, он прижимал к груди руку, на которой порвал связку или мышцу, когда втаскивал Нумеона в относительную безопасность алькова.
— Что случилось? — спросил Нумеон.
— Я не думаю, что… шторм хочет нас отпускать.
Корабль покинул варп, но Нумеон пока не знал, выпали они или вылетели. Несколько секунд он пытался понять, было ли реальным то, что он увидел, или Алый Король явился только в его воображении.
Приняв такую же позу, как Хехт, Нумеон вправил вывихнутое плечо. Боль быстро ушла, и трансчеловеческий организм уже залечивал раны.
Дрожь медленно прекратилась, «Харибда» стала выпрямляться, и давление на грудь ослабло. Град из вырванных с места грузов ослаб. Ящики еще некоторое время кувыркались и скользили по коридору, но вскоре остановились.
Вопли корпуса перешли в глухой стон. Пластины побитой брони больше не грохотали, а напряженный скелет корабля расслаблялся.
Когда их ноги вновь оказались на полу, Нумеон заметил, что палуба и стены не вибрируют от работы двигателей. Корабль опять дрейфовал.
Он медленно выдохнул, чтобы успокоиться.
— Хехт, я обязан тебе жизнью. Что ты делал внизу, так близко от святилища? — спросил он, смотря на легионера.
Хехт поморщился, еще определенно чувствуя боль от ран. В хаосе он потерял шлем и заполучил уродливый кровоподтек на виске.
— Должно быть, меня отнесло не в ту сторону, — сказал он. — Я направлялся в генераториум, когда все… изменилось. Это произошло так неожиданно. Должен признаться, я точно не помню, что случилось.
Он взглянул Нумеону в глаза:
— Может, ты меня просветишь?
Было в выражении лица Хехта что-то странное, как будто он и так знал или догадывался, что произошло.
— Примарх принял нашу сторону. Алый Король.
Хехту не удалось скрыть потрясение и тревогу:
— Магнус Красный?!
— Или его часть. Я не уверен. Он почти ничего не объяснял.
— Что он сказал?
— Показал мне видение — вариант будущего, наверное. Не знаю. Но он сказал, что у нас есть выбор. Что за выбор, я тоже не знаю.
— И все? Он ничего не предлагал?
— А должен был?
Он задержал на Хехте взгляд, пытаясь понять, что серый легионер имел в виду. Столько времени прошло, и до сих пор они понятия не имели, в чем заключается его миссия.
— Примархи обычно не делают безвозмездных подарков, — сказал он. — Мы не знаем, на чьей стороне Тысяча Сынов.
— Не думаю, что ему что-то от нас нужно. Мне кажется, он сделал это ради Вулкана, что это последнее проявление братской привязанности во времена, когда братоубийство стало обычным делом. Или он просто хочет показать, на что способен. Откуда мне знать намерения Алого Короля? Я рад, что он хотя бы не убил нас.
Нумеон покачал головой, раздраженный подозрительностью Хехта, активировал вокс и попытался отыскать необходимый ему голос среди обрывков бесед и визга помех.
Он нашел Зитоса.
— Рад снова тебя слышать, брат-капитан, — тепло сказал Зитос.
— Меня не так просто убить.
— Это точно. Ты знаешь, что случилось? Последнее, что я помню, — это как направлялся в генераториум. Нас окружили сирены, а потом… это. Вулкан в безопасности?
Нумеон уже шел по коридору. Не следовало особо рассчитывать на отсрочку, которую дал им Магнус Красный. К тому же Нумеон не знал, где они оказались после выхода из шторма.
— Вулкан в порядке, в святилище никто не входил. Я с Хехтом, мы идем к тебе. Я расскажу все, как доберемся до тебя.
— Мы на мостике. Нумеон…
Судя по паузе, Зитос собирался сообщить ему что-то важное. Нумеон жестом приказал Хехту остановиться.
— Говори, Зитос. В чем дело?
— Зоны мертв. И Гарго… — Нумеон представил, как Саламандра качает головой. — Мы тяжело ранены, но это еще не все.
Услышав о смерти технодесантника, Нумеон сжал кулак. Они так много потеряли, и неужели все это будет напрасно? В голове вновь зазвучали слова Алого Короля: о лживости чудес, о том, что Вулкан не вел Саламандр через Нумеона. Видения огня вернулось. Он осторожно коснулся печати, но молот больше не грел и не дарил уверенность. Неужели Магнус говорил правду?
— Что-то еще, Зитос? — спросил он усталым, полным сомнений голосом.
— Иди на мостик, — ответил Зитос. — Мы вырвались из шторма, но ты не поверишь, пока не увидишь все собственными глазами.
— Чему не поверю? — Нумеон не сумел скрыть нахлынувшее раздражение. — Мы все еще в Ультрамаре?
— Далеко от него, брат-капитан. Мы вышли из шторма с противоположной стороны.
Следующие слова Зитос едва выговорил от переполнявших его эмоций, как будто сам не мог в них поверить:
— Терра все еще стоит, Артелл. Война не закончена. Император жив.
Нумеон замер. Раны ли были тому виной, напомнившая о себе усталость или поразительные новости, но ему пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Он отмахнулся от предложенной Хехтом помощи и попытался осознать все, что сообщил ему Зитос.
— Как? Откуда ты это знаешь?
— Мы перехватили сообщение, его отправляли раз за разом, — ответил Зитос. — От лорда Дорна. Он приказывает всем верным сынам Императора возвращаться в Имперский Дворец.
Магнус пообещал ему выбор, но Нумеон и представить не мог, что выбор будет таким. Он закрыл канал, дал тишине воцариться на несколько секунд, после чего взглянул на Хехта.
— Мы вернулись.
Хехт нахмурился:
— Ноктюрн?
— Нет, — ответил Нумеон с той же тяжестью в голосе, которая лежала на сердце. — Терра.
Глава 51
Терра стоит
Боевая баржа «Харибда», мостик
Даже при максимальном увеличении картинки с авгуров граница терранского царства представляла собой далекое мутное пятно. Но они добрались, они преодолели шторм, и теперь до Тронного мира было подать рукой.
Все сенсоры четко и согласованно показывали, что они достигли сегментума Солар и от суверенных территорий Императора отделяло лишь несколько недель пути. Пройдя по безумным волнам варпа, они оставили Ноктюрн далеко позади, как бы иррационально это ни выглядело.
Нумеон в одиночестве стоял перед главным смотровым окном, больше не скрытым заслонками. Их подняли после возвращения в реальное пространство, и теперь за иллюминатором открывалась величественная панорама.
Технопровидцам удалось восстановить ход плазменных двигателей. Варп-двигатели, судя по всему, тоже работали; впрочем, сейчас они были не нужны.
Командиры корабля испытывали неоднозначную смесь надежды, отчаяния и грусти. Больше всего досталось Адиссиану: когда капитан уходил, оставив мостик на Эсенци, он выглядел измученным и опустошенным.
Цирцея была жива, но лежала в апотекарионе под присмотром корабельных медике. После выхода в реальное пространство навигатор впала в ступор и до сих пор не произнесла ни слова. Ее явно не миновали ужасные испытания, которым подверглись члены экипажа и Адиссиан.
Мостик был почти пуст, и управление взяла на себя команда, не полностью укомплектованная из немногих оставшихся. Сирены убили весь прошлый экипаж, кроме Адиссиана и Эсенци. Несмотря на все усилия сервиторов-уборщиков, палубу все еще покрывали красные пятна.
Так много убитых…
Нумеон держал в руках молот, но сейчас тот не дарил душевного покоя. Вместо этого он испытывал что-то гораздо худшее, чем разочарование, гнев или досада. Облегчение.
Все наконец-то закончилось. Терра была рядом, и он мог успокоиться.
— Включите еще раз, — обратился он к Зитосу, стоявшему рядом вместе с Дакаром и Абидеми. Помимо них единственным легионером на мостике был Каспиан Хехт, прибывший вместе с Нумеоном. Он стоял, прислонившись к колонне и скрестив руки на груди, такой же холодный и замкнутый, как в свой первый день на этом корабле.
Зитос ободряюще положил руку Нумеону на плечо.
— Ты сделал все возможное, брат-капитан.
Нумеон с благодарностью кивнул, но оставался безучастен.
— На этот раз на весь корабль, — сказал он. — Запусти трансляцию по всем вокс-каналам. Наши братья и члены экипажа — те, кто остались, — должны знать, что Терра стоит.
Несколько мгновений шипела статика, а потом изо всех вокс-трансляторов «Харибды» зазвучало сообщение. И всюду, от бараков до машинариума, члены экипажа и легионеры оставили свои дела и прислушались.
Ушаманн, ухаживающий в апотекарионе за Гарго и другими ранеными, поднял голову.
Адиссиан, сидевший рядом с Цирцеей, мягко сжал ее руку в надежде, что она тоже услышит.
Ксафен, патрулировавший коридоры в попытке искупить вину, остановился и взглянул на ближайший потрескивавший вокс-передатчик. Остальные воины последовали его примеру, опустив оружие и обратившись в слух.
Вар’кир, в одиночестве медитировавший в солиториуме, открыл глаза.
На несколько мгновений все замерло и корабль затаил дыхание, внимая словам седьмого примарха.
— Сыны и дочери Императора! — звучал низкий, громоподобный голос, искаженный статикой и дефектами связи. — Терра стоит. Услышьте мои слова, слова Рогала Дорна, Повелителя Имперских Кулаков и преторианца Императора. Терра стоит! Мы превозмогаем, мы не склоняемся перед предателем Хорусом. Император взывает к вам: возвращайтесь на тронный мир. Все верные легионы должны вернуться на тронный мир немедленно. Терра стоит. Авэ Император!
На этом сообщение из Имперского Дворца заканчивалось, но его передавали по астропатическим и вокс-каналам на повторе. Зитос выключил запись.
Это был призыв к оружию. Хорус, по всей видимости, направлялся к Терре, и для ее защиты Дорну нужны были все верные сыны.
— Жиллиман говорил, что все кончено, — сказал Нумеон. — Он ошибался. Целый легион… Нет, три легиона застряли с другой стороны шторма и томятся в неведении. — Он покачал головой. — Если про Терру станет известно…
— То все верные сыны на Макрагге тут же покинут Империум Секундус и бросятся сюда, — закончил за него Зитос. — Мы можем быть посланниками, брат-капитан. Это даст нашему путешествию смысл. Цель.
— После возвращения на Терру обратного пути уже не будет. Дорн не позволит, — вслух размышлял Нумеон. Он повернулся к Эсенци, сидящей на командном троне Адиссиана. — Мы можем с ними связаться?
— Не знаю, что за сигнал они используют, но он многократно усилен. Подозреваю, его передает целый астропатический хор. Нам потребуется подойти гораздо ближе, повелитель.
Зитос почувствовал тревогу Нумеона, когда тот перевел взгляд обратно на космос, ограниченный рамами иллюминатора. Он благоразумно понизил голос, чтобы его услышал только один из присутствующих.
— Ты подумываешь повернуть обратно?
— Мы на поворотной точке, согласен? Отсюда пути расходятся. В одном направлении лежит Терра, в другом…
— Другое мы уже пробовали и едва не погибли.
— Я дал клятву, брат, — сказал Нумеон, крепче сжимая Символ.
— Как и я, как и все остальные. — Зитос приблизился, и Нумеон с раздражением отметил, как заговорщически зазвучали их голоса. — Но это Терра. Имперский Дворец. Неужели мы отвернемся от них?
Нумеон посмотрел ему в глаза. Усталость от ран и пережитых испытаний давила на него сильнее, чем когда-либо раньше.
— Ну мы же отворачиваемся от Вулкана…
Это было не обвинение, а простая констатация факта, даже просьба. Пусть все закончится. Разве я отдал недостаточно?
Зитос хотел было ответить, но Нумеон уже направился к выходу.
— Брат-капитан, — растерянно бросил он вдогонку спине Нумеона, — куда ты?
— На свою последнюю службу.
Глава 52
Последняя служба
Боевая баржа «Харибда», святилище
Встав на колени в тесном святилище, Нумеон почтительно склонил голову — не в первый раз, но наверняка в последний. Несмотря на доводы разума, он раз за разом приходил сюда в поисках чуда, какого-нибудь знака, который дал бы ему надежду. Некоторое время Нумеон думал, что нашел такое чудо, но теперь он видел перед собой лишь безжизненное тело отца. Он не покоился в земле Ноктюрна, но хотя бы был в безопасности.
По крайней мере, на Терре Вулкан воссоединится со своим отцом.
— Я подвел тебя, отец, и глубоко сожалею об этом, — торжественно проговорил он, но слова звучали хрипло и сдавленно, как будто он боялся, что они придадут его неудаче вес. — Я пытался, правда. И страдал. Как все мы. Но мы не можем вернуться на Ноктюрн, пока бушует шторм и горит Галактика.
Вулкан не ответил и даже не шевельнулся. Он оставался тем же холодным трупом, каким был с момента отлета «Харибды».
— Я верил, что если мы вернем тебя на гору… что в ее огне ты…
Он зажмурился и глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. В сознании вновь всплыли обрывки видения — пророчества Алого Короля.
Наступающая буря.
Огненные волны.
Гром в небе.
Пылающий путь.
Гора.
Смертопламя.
«Загляни в огонь», — сказал ему Магнус.
Нумеон открыл глаза. Ему хотелось сдаться и утешиться тем, что они живы и достигли безопасной гавани. Вулкана поместят в склеп на Терре и будут чествовать до скончания времен.
Но что-то заставило его замереть. Он заметил эпитафию на гробе Вулкана.
— «Вольное пламя», — прочитал он вслух.
Огонь. «Загляни в огонь».
— Кто видел Вольное пламя?
«Отыщи свой путь».
— Надо мной нависает гора, окутанная траурными облаками…
Нумеон решил, что Магнус говорит о его пути, его судьбе.
Он вскочил, вдруг осознав, что неправильно понял слова Алого Короля.
У основания гроба собрался пепел — должно быть, оставшийся после предыдущей службы. Нумеон дотронулся до него пальцами и обновил белый символ на лице. Символ означал «воскрешение».
— Вулкан жив, — прошептал он, чувствуя, как в глазах собираются слезы надежды, и направился в солиториум.
Услышав грохот ботинок, Вар’кир поднял задумчивый взгляд от горящей жаровни.
— Ты видишь в огне их тени, капеллан? — спросил Нумеон, понизив голос из уважения к святилищу.
— Я вижу Зонна, Орна, Ран’да, Задара, Кур’ака… Я вижу мертвых, брат-капитан.
— Но не нашего отца. Вулкан никогда в огне не появляется, — заметил Нумеон, опускаясь на колени рядом с Вар’киром.
— Нет, никогда. — Он посмотрел Нумеону в глаза, выражая искренность. — Я знаю, что мы не сходимся во взглядах на ситуацию с нашим с отцом. Мне жаль, что я не верю в его воскрешение, как ты, но рисунок из пепла на лице чудес не явит.
— Мы живы. Разве это не чудо?
Вар’кир кивнул и вновь повернулся к огню:
— Живы, но не все.
— И никто на борту этого корабля не скорбит о потерянных больше меня. Я повинен в их смертях.
Нумеон на мгновение отвлекся, вспоминая погибших. Рука на плече выдернула его из мрачной задумчивости.
— Это огромный удар — что мы так и не добрались до Ноктюрна. Но на Терре мы хотя бы сможем принять участие в войне.
— Твоя вера, как всегда, делает тебе честь. Но не мы не добрались, а я. Вулкан до сих пор лежит в гробу, потому что мне удалось провести нас сквозь шторм.
— Мы вернемся, Артелл. Когда война закончится и восстание Хоруса подавят, мы проводим Вулкана в последний путь.
— Знаю, но уже не я поведу, а ты.
Вар’кир резко повернулся к нему, непонимающе хмурясь:
— Куда, Нумеон?
— На Ноктюрн.
Вар’кир покачал головой и начал вставать.
— Как вижу, ты продолжаешь себя обманывать. Я надеялся…
Латная перчатка легла на его запястье, не дав договорить. Вар’кир посмотрел на нее, потом на Нумеона.
— Отпусти меня, Артелл, — произнес он спокойно, но твердо. — Слишком далеко нас завели эти губительные мечты. Мертвые в нашем крематории — тому подтверждение!
— Загляни в огонь! — потребовал Нумеон, крепко удерживая капеллана, и указал на жаровню. — Загляни, Вар’кир.
— Я уже столько раз это делал. Там ничего нет. Только пламя. — Он опять опустил взгляд на свое запястье. — А теперь отпусти меня, брат, — повторил он сквозь стиснутые зубы. — Я не могу больше быть частью этого безумия.
— Ты видел Вольное пламя.
Увидев, что капеллан наконец слушает, Нумеон отпустил его.
— Это ничего не доказывает. Передо мной был бесконечный, вечный огонь. Я видел иммолус, «всепоглощающий», — сказал он, цитируя Прометеево кредо. — Смерть всему.
— И что же выходит из этого огня, капеллан? Что нам говорит кредо?
— Каждая смерть ведет к перерождению, таков Круг огня. Но это не значит, что Вулкан вернется. Интерпретаций может быть сотни.
— А ты не думал, что не видел Вулкана, потому что видел что-то другое? Потому что должен был увидеть что-то другое?
— Брат, говори нормально, или я уйду и посоветую отстранить тебя от командования.
— Бесконечное всепоглощающее пламя, — сказал Нумеон, — это Смертопламя, гора на Ноктюрне, вечная ярость. Это иммолус, капеллан. Ее ты видел.
Уверенность Вар’кира на секунду ослабла, и он нахмурился:
— Я не понимаю.
— Загляни еще раз. Загляни в пламя, прежде чем мы вновь бросимся в шторм, рискуя жизнью и душой, — попросил Нумеон и услышал эхо слов Магнуса.
Вар’кир вновь опустился на колени и заглянул в пламя.
Глава 53
Сбор погребального огня
Боевая баржа «Харибда», Игнеум
Зитос собрал легион в зале реликвий.
— Все на месте, Нумеон, — доложил он, встретив капитана у входа.
Позади, в темноте Игнеума, полыхало пламя. Треск углей нарушал тишину, а длинные подергивающиеся тени растянулись до пустого стола, за которым в последний раз собирались сыны Вулкана. Сейчас воины стояли возле большой жаровни.
Приблизившись, Нумеон не мог не заметить, как мало их осталось. Израненные Саламандры стояли небольшим полукругом, огонь освещал измученные лица и побитые шлемы. Пепел из крытого поддона жаровни витал в воздухе, как пыль.
Заняв место среди остальных, Нумеон протянул руку к котлу и поддержал огонь горстью черного угля. — Итак, мы собрались, чтобы решить свою судьбу. Он посмотрел на собравшихся, пытаясь определить их настроение. Из тех, кто покинул Макрагг, осталось меньше половины. Огромная потеря.
— Я не вижу перед собой побежденное братство, — обратился он к ним, на мгновение встретившись взглядом с Вар’киром, который ответил коротким кивком. — Я вижу в вас решимость.
Капеллан стоял почти плечом к плечу с Ксафеном, который физически пострадал меньше всего, но почему-то выглядел самым равнодушным. Гарго, напротив, ловил каждое слово Нумеона. Даже потеря второй настоящей руки не ослабила его веру.
— Разожжем же пламя возмездия, — продолжил Нумеон, приглашая их добавить в жаровню топлива, — и вернем себе цель.
Один за другим Саламандры взяли по горсти черного угля и бросили его в огонь — торжественно и молча.
Все, кроме Ксафена. Он упустил своего врага — того, который убил их технодесантника и покалечил Гарго. Противник исчез, как дым на ветру, когда гнусный ритуал, позволивший Несущим Слово ступить на «Харибду», закончился или нарушился. Это жгло душу, как все оскорбления, нанесенные им бывшими братьями-ренегатами. Поэтому Ксафен был особенно зол, когда решил пойти на конфликт с Нумеоном.
— Что все это значит? — поинтересовался он, остановившись перед пламенем, которое бросило на лицо и броню острые как кинжалы тени. — Чью судьбу мы решаем?
В глазах Ушаманна возникло слабое голубоватое сияние, особенно яркое на фоне огненных глаз, обратившихся к погребальному капитану.
Нумеон про себя обругал библиария за это небольшое предательство.
— Он хочет, чтобы мы изменили свой путь, — сказал им Ушаманн. — Ты хочешь, чтобы мы вернулись в Гибельный шторм.
На лице Ксафена появилось недоуменное и подозрительное выражение. Как и на лицах нескольких других.
— Это правда?
— Да, — ответил Нумеон. — Мы должны быть на Ноктюрне. Ради Вулкана.
— «Ради Вулкана»? Наш отец мертв, — возразил Ксафен. — Я хочу проводить его в последний путь не меньше остальных, но все кончено. Неужели ты этого не видишь? Вар’кир, ты ведь понимаешь.
Капеллан кивнул:
— Я понимаю, и не спорю, Рек’ор. Я разделяю твои сомнения, но я заглядывал в пламя и увидел там путь.
— Сквозь шторм? — спросил Гарго.
Ксафен нахмурился:
— Что за путь? Что ты увидел, Вар’кир? Ты один из игниаксов, скажи же, что показал тебе огонь?
— Путь к Ноктюрну.
Ксафен медленно покачал головой, как будто с трудом понимая, что слышит.
— Разве это не безумие?
Он отошел от огня.
Нумеон быстро приблизился к нему и схватил его за руку прежде, чем тот успел повернуться. Он сделал это так резко, что несколько Саламандр переглянулись, не понимая, что происходит и стоит ли вмешиваться.
Му’гарна и Бадук хотели было заступиться за сержанта, но Зитос взглядом остановил их. Он взмахнул молотом, поднимая его к груди, и невозможно было представить более грозного привратника или смотрителя.
— Помните о своих клятвах, — предупредил он их. — Мы все поклялись следовать за Нумеоном. Чего бы это ни стоило, что бы для этого ни потребовалось.
Оба пирокласта сочли благоразумным отступить.
— Мы должны действовать вместе, брат, — сказал Нумеон. Он ни разу не отвел взгляд от Ксафена за время этого короткого монолога. Ксафен уставился на капитана в ответ, затем опустил взгляд на руку Нумеона и продолжал смотреть на нее, пока его не отпустили.
— Я буду рад смерти, — произнес он. — Достойной смерти. Но я не хочу быть жертвой шторма, который мы едва пережили. Я не хочу быть игрушкой в руках наших врагов. Гвардия Смерти, Несущие Слово, адские отродья, которые выглядят как дети, во имя Трона! Мы покроем свои имена позором, а Вулкан окажется в лапах неведомых тварей из-за завесы, На обратном пути мы будем беззащитны. А если наш почтенный корабль все-таки не выдержит? А наш технодесантник лежит в морге без головы рядом с трупами братьев, которых я убил! — прорычал он, борясь с горем и злостью. — Задар, Кур’ак — их кровь на моих руках. Как? Как мы это сделаем?
— Мы будем верить, — сказал Нумеон, протягивая ему горсть угля. — Но для этого мы должны быть едины. Шторм скрывает свет. Да, Астрономикон не указывает нам путь. Но, если мы сумеем разогнать тьму, зажечь на мачте собственный свет, мы увидим, что лежит перед нами. Смертопламя станет нашим маяком. Нужно только его увидеть.
— Ты осветишь нам путь сквозь шторм надеждой? — недоверчиво спросил Ксафен. Он повернулся к остальным. — Я один слышу это безумное предложение?
— Осторожнее, — предупредил его Зитос.
Нумеон поднял руку, призывая к спокойствию.
— Это не имеет смысла, но ведь и варп его не имеет. Это царство чистых бушующих эмоций. Он использовал против нас горе нашего собственного капитана. Показал нам Вулкана, которого мы так жаждали увидеть. Не говори, что не испытывал ничего подобного.
Ксафен помрачнел, невольно подтверждая справедливость слов.
— Нумеон, я видел воинов, убитых бесчестно, не получивших даже шанса защититься! Как ты можешь просить, чтобы мы вернулись в этот ад? Я устал жить с клинком врага у горла. Хотя бы раз я хочу сам решать свою судьбу, сразиться на поле боя, которое сам выбрал, с врагом, который стоит прямо передо мной. Довольно обмана и предательств.
Слова Ксафена встретили одобряющим шепотом. Один раз легион едва избежал самоубийства, и они не испытывали никакого желания повторять.
Но Ксафен еще не закончил.
— Допустим, мы решим вернуться в шторм. Даже если мы выживем… — Он покосился на капеллана. — Вар’кир — не навигатор. Может, он и видит Ноктюрн за завесой, но как он поведет корабль?
— Поведет не он, — ответил Ушаманн, — а я. И Цирцея, если выживет.
— Ни один навигатор сквозь этот шторм не пробьется, Ксафен, — сказал Вар’кир. — Мы уже пытались — и потерпели неудачу. Мы должны обратиться к древним наукам, которым обучил нас Вулкан. Предать идеи просвещения, отринуть принципы Имперской истины. Мне нелегко это говорить, но я уверен, это единственный способ добраться до Ноктюрна.
— Ты же понимаешь, что это безумие? — спросил Ксафен.
— Брат, ты сам назвал имена погибших, — ответил Нумеон. — Но какой же будет смысл в их жертве, если мы предадим клятвы, данные Вулкану и друг другу? С каких пор Саламандры выбирают самый простой путь?
— Нумеон, это верная смерть.
— Возможно, но я так не думаю. Против этих ужасов у нас есть только надежда, вера друг в друга и в Вулкана, — сказал Нумеон и показал им Печать. — Этот молот вернул меня к легиону. Несколько раз спас мне жизнь. Это просто молот для ковки, элемент доспехов нашего примарха. Я обращаюсь к вам не как ваш капитан или какой-нибудь пророк. Я Саламандра, сын Вулкана, и я слышу, как пламя горы зовет меня домой. Все это время, полное испытаний и потерь, я верил, что у нас есть высшая цель. Вот она. Смертопламя зовет своего приемного сына. Она одна может вернуть его нам. И ответьте мне, братья… Есть ли такое испытание, которое мы не преодолеем ради этого? Есть ли такой риск, который не возьмем на себя?
Наступила тишина, нарушаемая только треском огня.
Первым на колени опустился Гарго. Он коснулся пепла, собирающегося под ногами, и медленно, аккуратно изобразил на лице символ воскрешения. Когда он закончил и встал, его глаза горели огнем веры — но не религиозным фанатизмом, а скорее убежденностью и безграничным доверием братству. Иген Гарго, кузнец, утративший свой дар, ставший калекой… Если он еще был способен надеяться, то какое право сомневаться имели остальные?
Следующим подошел Вар’кир, затем Абидеми и Дакар, за ними — Зитос, в конце концов все Саламандры, кроме двоих, нанесли на кожу пепел надежды.
В течение всего ритуала Нумеон не сводил глаз с Ксафена.
— Однажды ты уже выбрал меня своим капитаном, Ксафен. Ты назвал мое имя. Доверился мне. Доверься же еще раз. Это не ритуальное самоубийство, это надежда. Последний ее луч. Но мы должны следовать за ней вместе. Каков твой ответ?
Ксафен подобрал уголек, бросил его в огонь и начертил пеплом символ, как и остальные.
Затем он вышел из круга и направился к выходу, но Гарго остановил его, положив бионическую руку на плечо.
— Убери руку, Иген, — тихо попросил Ксафен.
— Отпусти его, — сказал Нумеон, но выражение его лица стало жестким. Он нанес на лицо пепел.
Гарго отступил, и Ксафен покинул Игнеум, нарушая тишину звуком шагов.
— Его раны слишком глубоки. — Гарго попытался оправдать брата.
— У всех нас раны, Гарго, — возразил Нумеон. — Ксафен изменит свое отношение. Должен.
Он окинул взглядом оставшихся и кивнул с едва заметной воинственностью.
— Итак, мы снова вступим в шторм и посмотрим гибели в лицо.
Они не ответили одобрительными возгласами, не начали выкрикивать имя Вулкана. Но в них ясно чувствовалась решимость. Саламандры выбрали свой путь.
Но только одно было несомненно. Этот путь вел к пламени и смерти.
Глава 54
Необходимая жертва
Боевая баржа «Харибда», апотекарион
Адиссиан стоял на коленях рядом с Цирцеей, которая беспокойно спала на одной из коек апотекариона. Он взял ее руки в свои, склонил на пальцы голову и тихо читал строки из Лектицио Дивинитатус.
Воздух был холодным и стерильным. Рециркуляторы воздуха тихо гудели, а над головой тускло светились галогенные трубки. Цирцея выглядела измотанной, но по крайней мере она вышла из ступора и уснула. Ушаманн успокоил ее разум, позволив погрузиться в сон.
Адиссиан надеялся, что она никогда не проснется, что ее боль утихнет и она встанет рядом с Императором. По крайней мере здесь, в этом состоянии, ей было покойно.
Корабль и ее экипаж повидал и пережил достаточно. Что будет ждать их всех, включая беженцев с Бастиона, если они последуют за Саламандрами в огонь? Небытие, вернее всего.
От молитв Адиссиана отвлекло характерное шипение воздуха, с которым открылась дверь апотекариона.
Вытерев лицо рукавом формы, он обернулся и увидел Ушаманна, Зитоса и Нумеона.
— Нет, — сказал он, вставая и решительно мотая головой. — Нет, будьте вы прокляты! — Адиссиан остановился между Цирцеей и Саламандрами.
Ушаманн поднял руку, чтобы попросить капитана отойти, но Нумеон остановил его.
— Она нужна нам, Коло, — просто сказал он. — Ушаманн может привести ее в чувство, но потом она будет нам нужна.
— Я слышал, — сказал Адиссиан, — вы собираетесь вернуться в Гибельный шторм.
— И она нужна нам, — мягко повторил Нумеон.
Адиссиан нахмурился, полный злости и преждевременного горя:
— Это ее убьет.
Нумеон кивнул:
— Я знаю, но ее жизнь была отдана на службу легиону в момент ее рождения. Как и твоя, капитан.
Руки Адиссиана коснулись холодные тонкие пальцы, и он резко обернулся.
Цирцея, изможденная, умирающая, но не спящая, смотрела прямо на него. В ее глазах светились сострадание и любовь к человеку, вместе с которым она принесла в этот мир новую жизнь. Жизнь, которой не суждено было остаться надолго, но которая оставила в них неизгладимый след.
— Вы это сделали? — спросил он Ушаманна, сверкая глазами от гнева.
— Нет, — ответил библиарий. — Клянусь, я не проникал в ее разум. Она проснулась сама.
Адиссиан перевел взгляд обратно на Цирцею, и на его лице смешались страх, надежда и замешательство.
— Ты не обязана это делать.
Цирцея была слаба — она всегда была слабой, — но изо всех сил стиснула руку Адиссиана. Ее голос прозвучал не громче шепота.
— Я сама выбираю этот путь, Коло. Любовь моя.
Ее глаза на мгновение скользнули за спину Адиссиана, к Нумеону, который ответил коротким благодарным кивком. Затем она положила руки Адиссиану на лицо и отерла свежие слезы большими пальцами.
— До Терры я все равно бы не добралась. Там нас ничего не ждет.
— Я знаю… — ответил Адиссиан тихим, полным боли голосом.
— Нужно спешить, капитан, — произнес Нумеон не терпящим возражений тоном. — У вас есть час, после чего мы должны быть готовы. Твое место на мостике, место Цирцеи — в новатуме.
Адиссиан кивнул. Он выглядел как осужденный на пути к виселице.
Оставив Адиссиана и Цирцею наедине, Саламандры собрались снаружи.
— У нее есть шансы выжить? — спросил Нумеон, наблюдая сквозь стекло за тем, как двое смертных делили друг с другом последние минуты.
— Нет, капитан. Она погибнет, — ответил Ушаманн в своей неизменной жесткой манере. — Это единственный итог нашей затеи, в котором я уверен. Вопрос в другом: успеем ли мы достичь Ноктюрна, прежде чем она умрет.
— Значит, так тому и быть, — сказал Нумеон, понимая, что выбора у них уже нет, и отвернулся, чтобы сосредоточиться на следующих задачах.
— Убедись, что Вар’кир готов, — приказал он Ушаманну.
— Я выделю ему место на мостике.
Он ушел, оставив Нумеона с Зитосом.
— Ты видел Хехта?
Зитос покачал головой:
— Нет, после выхода из шторма — ни разу. Найти его?
— Не надо, он может быть где угодно. Но это странно.
— Что именно?
— Он назвал себя агентом Малкадора, регента самого Императора. Но вот мы здесь, у Терры, собираемся нарушить долг перед самим Рогалом Дорном, а Хехта нигде нет.
— Ты ожидал, что он попытается нам помешать? — спросил Зитос.
Нумеон кивнул.
— Ты уверен, что он не будет пытаться в будущем?
— Это наше дело, не Малкадора. Император предпочел бы видеть своего сына живым. Вулкан нужен ему, как и нам. Кроме того, в Хехте есть что-то странное. Я лишь недавно это заметил.
— Он проливал кровь вместе с нами.
— Но гарантирует ли это верность, тем более чужому делу?
Зитос был вынужден признать, что ответ на этот вопрос отрицательный.
— Мы можем ему доверять?
— Не больше, чем тому, что мы встречали в шторме.
Нумеон помолчал, обдумывая дальнейшие действия.
У них не было времени искать серого легионера. Возможно, тот был занят собственными ритуалами.
Зитос заметил, что капитан в затруднении.
— Что мне сделать? Скажи, и это будет исполнено. Я могу собрать отряд, выследить Хехта.
— Нет, забудь про него. До сих пор он был нам союзником. Ты нужен на мостике. Всех легионеров следует поставить на оборону его и генераториума. А поскольку нас осталось так мало…
Нумеон на мгновение отвел взгляд, вспоминая погибших. Но в глубине души он знал, что нужда в жертвах до сих пор не иссякла.
Зитос вернул в его в чувство:
— Если это чем-то поможет, брат, знай, что я последую за тобой хоть в адопламя. Один раз я это уже делал и сделаю еще раз, если попросишь.
— Я прошу, брат, — ответил Нумеон, с улыбкой хлопнув Зитоса по плечу. — Всех вас. Но, увы, нас ждет не адопламя. А кое-что похуже.
Глава 55
Наш путь сквозь пламя
Боевая баржа «Харибда», мостик
На мостике царила темнота, лишь слегка разбавленная мягким красным светом от ламп.
После гибели большей части экипажа многие места пустовали.
Лейтенант Эсенци стояла у штурвала, ожидая приказов от Адиссиана. Капитан вернулся на свой трон, но лишь молча сидел, погрузившись в раздумья. Цирцея заняла свое место в новатуме, в закрытой камере над мостиком, и все понимали, что это значит. Это путешествие станет для нее последним.
Другими ключевыми системами «Харибды» занимались старшины и собранные по кораблю сервиторы. Многого от них не требовалось. Когда они снова войдут в варп, а вместе с ним и в бурю, придется положиться на веру.
Средоточием этой веры был Вар’кир. Даже окруженный братьями-Саламандрами, он смотрелся одиноко.
Вокруг мостика стояло в боевой готовности несколько силуэтов в броне. Двое, Дакар и Абидеми, охраняли вход — крепко запертую взрывозащитную дверь. Остальные располагались на площадке под командным троном.
Среди воинов не было никого, кто не держал бы руку на навершии меча или не прижимал к груди болтер.
— Приближаемся к точке Мандевилля, — произнесла Эсенци, нарушив монотонный рефрен работающих пультов.
— Гарго, — обратился к кузнецу Нумеон, используя легионерский вокс. — Приготовиться к варп-переходу.
— В генераториуме все спокойно. Мы готовы, — ответил кузнец.
Он забрал оставшихся боевых сервиторов и технопровидцев Зонна и организовал на нижних палубах кордон — отчасти, чтобы почтить память технодесантника, отчасти, чтобы отплатить за его смерть.
К нему присоединились Му’гарна и Бадук, но их сержант куда-то пропал. Никто не знал, где Рек’ор Ксафен, с тех пор как он ушел из Игнеума.
Нумеон подтвердил, что ответ получен, и повернулся к Вар’киру.
— Брат капеллан, — сказал он. — Теперь наша судьба в твоих руках.
Вар’кир кивнул, взял крозиус обеими руками и выставил его перед своим лицом в черепной маске, как знамя. Вспышка энергии пробежала по рукояти, охватила голову оружия. С помощью этой энергии он зажег огонь в стоящей перед ним жаровне.
Пламя яростно вспыхнуло, и по мостику разлился свет от потрескивающих углей. По стенам заскользили тени, в воздухе запахло гарью.
Еще до ритуала Ушаманн расположил вокруг коленопреклоненного Вар’кира амулеты защиты и единения. Сам библиарий тоже стоял на коленях в кругу мистических талисманов, который пересекался с кругом Вар’кира, но был расположен позади.
— Цирцея, — позвал Ушаманн. В его голосе уже резонировала сила, а глаза сверкали сверхъестественным лазурным светом.
— Я здесь.
— Соберись. Отыщи мой разум и следуй за ним к Вар’киру. Будет больно, сестра.
— Я не боюсь боли.
Ушаманн улыбнулся:
— Не знаю ни одного легионера, с которым ты не могла бы поспорить в бесстрашии.
Пламя окрепло и выросло до столба. Нумеон заглянул в него, но не увидел ничего, что представало глазам Вар’кира. Однако где-то там скрывался Ноктюрн, их путь сквозь пламя. Их маяк. Нужно было лишь разогнать тьму этим огнем и добраться до него.
Если бы его спросили, откуда он это знает, он не смог бы ничего объяснить. Ответа на обвинения Ксафена в безумии у него тоже не было. Он лишь знал, что это воля Вулкана — испытание тела, разума и духа, которое Нумеон должен был вынести в одиночку, чтобы воодушевить остальных. Когда до перехода оставалось несколько секунд, он вспомнил погибших и поклялся, что их жертвы не будут напрасны. Их отца не было с ними с самого начала войны, когда упали первые бомбы, а узы братства навеки разорвались. Их легион ослаб — пусть не волей, но числом. Вулкан вернет им смысл существования, с ним они будут не политическими инструментами Мстящего Сына и не добровольными помощниками Десятого Железного в их отчаянном стремлении к самоубийству, а Змиями. Как было уготовано судьбой.
Саламандры выживут, только если выживет Вулкан.
Нумеон вытащил Драукорос из ножен с тихим скрипом металла о драконью кожу. Он остро чувствовал, как важен этот момент. Ни разу еще его путь не был так ясен. Терра осталась позади.
Он поднял меч, чтобы все его видели, и кровавый свет заиграл на зазубренном лезвии.
— Сыны и дочери Ноктюрна! Знайте, что Вулкан с нами. Все наши страдания и утраты были ради этого момента. Привяжите себя к мачте узами братства и веры, и наши надежды будут вознаграждены. Нет такой тьмы, которая смогла бы объять весь свет. Всегда останется хотя бы крохотный огонек. Не позволим же ему угаснуть. Верьте… и мы справимся.
Стоящий напротив Зитос снял со спины молот и, взяв его обеими руками, поставил навершием на пол.
— Братья, — провозгласил он.
Все Саламандры на мостике единым движением обнажили мечи. Зазвучала какофония передергиваемых болтерных затворов.
— Достижение точки Мандевилля в течение секунд, капитан, — сказала Эсенци.
Адиссиан не ответил. Он сидел на троне, ссутулившись и положив подбородок на кулак. Он не сводил глаз с Вар’кира, смотревшего в пламя.
— По вашему приказу, лорд капеллан, — сказал он пустым голосом, какой бывает у человека, готовящегося потерять все. — И да сохранит Император наши души.
— Вулкан жив… — сказал Нумеон, и его братья торжественным хором повторили:
— Вулкан жив.
Огонь взревел так громко, что едва не заглушил приказ Вар’кира.
— Вперед, — сказал он.
И «Харибда» вошла в Гибельный шторм.
Все произошло так неожиданно, что Квор Галлек едва это не пропустил.
Проповедник стоял на коленях перед одним из Алтарей, облаченный только в одежду, без брони. Он пришел сюда, чтобы собраться с силами и чтобы найти кое-что. Осколок фульгурита жег руку, а когда он положил его на горизонтально выставленную ладонь, тот начал вращаться, как стрелка компаса.
— Чудо… — благоговейно прошептал он.
Квор Галлек знал о течениях эмпиреев немало, но варп оставался океаном, в котором два корабля могут плавать вечно и ни разу не встретиться. Однако теперь у него был компас, и он показывал все, что требовалось, лучше любого авгура или сенсориума.
Он включил вокс.
— Дегат, вызывай своих воинов. Полагаю, я нашел, что мы ищем. Нить, которая приведет нас к ним.
Судя по локационной руне Несущего Слово, тот находился в апотекарионе «Монархии», но подал утвердительный сигнал.
Квор Галлек криво улыбнулся, разглядывая левитирующий сервочереп, который не покидал его уже несколько часов, — с тех пор, как они вернулись на корабль. Все это время он плавал по волнам варпа в бесцельных поисках. Не будь у него осколка, он так и не обнаружил бы «Харибду».
Он моргнул, активируя гололит. Сервочереп окатил коленопреклоненного Квора Галлека светом из глазниц, одновременно вызывая «Саван жнеца».
Спустя несколько мгновений рот черепа со щелчком раскрылся, и перед Квором Галлеком возникла зернистая монохромная проекция Лестигона.
— Говори, Проповедник.
— Я нашел их.
Обожженные радиацией губы Гвардейца Смерти растянулись в уродливой улыбке, способной оттолкнуть даже при общении через гололит.
— Значит, их конец близок. Сделай свое дело, Проповедник, и я выполню наш уговор. Потерпи еще одну неудачу, и тебя ждет океан боли. Я отправлю за тобой корабль. Будь готов.
— Корабль? — переспросил Квор Галлек, борясь с внезапно нахлынувшей тревогой. — Зачем?
— Я хочу, чтобы ты был на борту «Савана жнеца», пока еще полезен. Возможно, мне потребуется пожертвовать твоим кораблем, чтобы остановить их. Готовься.
Леститон закрыл канал, вернув сервочереп в жуткое состояние не-жизни.
Квору Галлеку было все равно, чего хочет Гвардеец Смерти: он знал, что «Харибду» надо остановить, пока она в варпе. В конце концов, в противном случае он рисковал кораблем и терял возможность сбежать от Гвардейца Смерти. Он подозревал, что Магнус приложил руку к спасению Саламандр, но примарх не любил, когда его дарами пренебрегали, и больше им не поможет.
— Вы верите, что можете прорваться сквозь завесу… — произнес он сам себе.
Стали бы Змии возвращаться, если бы не рассчитывали на успех? Каким-то образом им удалось увидеть в волнах эфира путь, не используя Астрономикон.
Будучи у них на борту — во время атаки на генераториум — Квор Галлек почувствовал разум другого псайкера. Теперь же, имея осколок фульгурита, психически привязанный к месту своего происхождения, он мог снова отыскать этот разум. После второго погружения в Гибельный шторм разум непременно будет слаб. Уязвим.
Как любой разум, вынужденный бродить в темноте.
— Старый друг, — сказал Квор Галлек, доставая клинок Асирнота. — Ты мне нужен.
Действовать следовало быстро. Отправленный Лестигоном корабль скоро прибудет.
Платить придется болью и кровью. Как всегда.
Квор Галлек медленно развязал одежду, обнажая кожу груди. Шрамы накладывались на шрамы, но не все были боевыми.
Читая молитву святого Октета, он начал резать.
Боевая баржа «Харибда», мостик
Едва «Харибда» прошла точку Мандевилля, на нее тут же обрушилась ярость Гибельного шторма. По палубам разнесся уже знакомый вой истязаемого остова.
На мостике он напоминал предсмертный крик. Смертные члены экипажа не сходили со своих мест и, стиснув зубы, смотрели в закрытый ставнями иллюминатор, гадая, через какие ужасы сейчас плывут.
Несколько недель продолжалось это мучительное путешествие, и конца ему не было видно.
Все это время Саламандры не расслаблялись ни на секунду. Они неусыпно, грозно следили за любым проявлением слабости.
Нумеон тоже следил целыми днями, и тем неожиданнее было обнаружить слабость в библиарий.
Ушаманн, так долго державший курс сквозь шторм, дрожал от напряжения. Он зажмурил глаза, а на лице блестел лихорадочный пот, в свете мостика казавшийся красным. Как кровь.
Глава 56
Ослепленные
Его боль разделял Вар’кир, едва ли не с отчаянием вцепившийся в крозиус. Он тоже трясся и, склонив голову, шептал что-то на древнем языке ноктюрнских земных шаманов.
До Нумеона долетали лишь обрывки слов, но и их он не понимал. Не многие из ныне живущих понимали.
Вулкан раньше был одним из них, но он еще вернется. Должен вернуться.
Разрываясь между капелланом и библиарием, обоим из которых явно приходилось нелегко, Нумеон не сразу заметил, что Ушаманн испытывает и другие трудности.
— Зитос… — позвал он, поднимая меч в боевое положение и приближаясь к Ушаманну.
Увидев опасность и зная из собственного опыта в Восточной цитадели, к чему это может привести, Зитос двинулся на пострадавшего библиария с другой стороны.
Но не успели они добраться до Ушаманна, как тот запрокинул голову, словно ее дернули, и распахнул глаза, из которых хлынул лазурный свет.
— Кровь Вулкана, Ушаманн, — прошептал Нумеон, поднимая меч, чтобы отсечь библиарию голову. — Мне так жаль.
— Не… я… — прохрипел тот, кривясь от боли, которую доставляла ему речь.
Зитос развернулся, но было слишком поздно: двери в новатум уже открывались, словно и не было на них ни замков, ни засовов.
В проходе стояла Цирцея, очерченная алым светом и частично прикрытая потоками сжатого воздуха из замков.
Адиссиан тоже развернулся и теперь шел к ней от командного трона, словно манимый песнью сирен, слышимой ему одному.
Цирцея оставалась худа, но больше не выглядела слабой. Она как будто плыла вниз по лестнице, ведущей из убежища.
— Капитан, — предупреждающе позвал Нумеон и хотел было вмешаться, но Цирцея выставила перед собой руки, словно сдаваясь.
— Навигатор, — сказал Нумеон, держа руку на рукояти Василиска.
Затем Цирцея посмотрела вверх, и он понял, что это конец. Ее черные глаза казались бездонными. Она улыбнулась и подняла руку к серебряному обручу на голове, намереваясь снять его.
Несколько Саламандр к тому моменту нацелились на нее, но Адиссиан взбежал по лестнице и встал между Цирцеей и воинами, которые обязаны были ее уничтожить. Бедный капитан либо не знал, что она уже мертва, либо отказывался принимать это.
— Отойди, капитан. Это не Цирцея, — сказал Нумеон.
— Я знаю, — печально ответил Адиссиан и упал в ее объятия.
Ее пальцы начали заостряться, превращаясь в длинные когти.
— Любовь моя… — весело произнесла она двумя голосами одновременно и сняла обруч.
Нумеон, вынужденный отвести глаза, вдруг понял, что уже слышал этот тон.
Ксенут Сул.
Но когда Цирцея остановила на Адиссиане взгляд бездонных черных глаз Освободившегося и бурлящего безумием варпового ока, что-то в выражении его лица заставило ее замереть.
— Ты не моя любовь, — сказал Адиссиан монстру в плоти Цирцеи и продемонстрировал взрывчатку, которую держал обеими руками, как подарок.
Нумеон тоже увидел ее боковым зрением и, когда Адиссиан схватил хрупкое тело своей мертвой возлюбленной и прыгнул вместе с ней в новатум, закричал:
— В укрытие!
Адиссиана и Цирцею разорвало на части. Разрушительная сила заряда, зажатого между их телами, усилившись многократно, не оставила от них ничего.
На мостик повалили дым и огонь, посыпались обломки напольных пластин и оборудования. Хотя основная сила взрыва пришлась на новатум, окружающее пространство тоже пострадало.
Нескольких членов экипажа и легионеров, включая Нумеона, сбило с ног.
Эсенци убило бы, если бы Нумеон не заслонил ее, нависнув всем телом и бережно обхватив. Теперь его броню покрывали многочисленные трещины. Лейтенант, с облегчением осознав, что жива, коснулась символа на лице Нумеона.
Абидеми отбросило на противоположную сторону мостика, но он уже медленно, со стонами поднимался. Ему удалось подползти к Дакару, из груди которого торчал большой обломок. Нумеон с надеждой взглянул на Абидеми, но тот покачал головой.
— Скольким еще нужно погибнуть? — спросил Зитос. Его броню тоже покрывали царапины и пятна копоти.
Все присутствующие легионеры подвергли себя опасности, чтобы защитить своих смертных подчиненных.
Благодаря этому жертв было немного.
Нумеон повернулся к нему и хотел уже ответить, когда раздался крик Ушаманна, а одновременно с ним — и Вар’кира. Капеллан сорвал черепную маску, и его глаза пылали адским пламенем. Он наконец отыскал маяк, который был им так нужен.
— Я вижу его! — взревел Вар’кир, ибо ни на что другое не был способен. — Пламя… Иммолус… Смертопламя!
Они вырвались из шторма, и тут Нумеона накрыла волна откровений. Видение, посланное Магнусом, предстало перед ним в новом свете. Он увидел свой путь в горе, кроваво-красное небо, расчерченное зигзагами молний. Теперь он знал, что это значит. Он видел Время Испытаний — когда земля раскалывается и кровь Ноктюрна вырывается наружу, чтобы поглотить все.
Ушаманн все еще кричал. Со смертью Цирцеи, с внезапным уничтожением ее одержимого тела, лежавшее на ней бремя обрушилось на него одного. Библиарий, казалось, высыхал, невольно отдавая варпу всю свою жизненную силу. В мгновения плоть увяла и состарилась; стремительная атрофия превращала его в рассыпающийся скелет.
Но когда его глаза высохли, оставив после себя лишь свет в глазницах, он улыбнулся, несмотря на агонию.
Перед тем как его зубы обратились в пыль, а язык превратился в кусок засохшего мяса, Ушаманну удалось произнести одно слово:
— Ноктюрн.
Свет из глаз Вар’кира залил весь мостик, став таким ярким, что никто, даже Нумеон, не мог его вынести. Он сиял — сиял, пока не разогнал всю тьму, а Ушаманн последним усилием не вырвал их из шторма, положив конец долгому путешествию «Харибды».
