Глава 24
ПОКИДАЯ ЛУПЕРКАЛИЮ. СКВЕРНЫЙ ПРИЕМ В ЛУННОМ СВЕТЕ. ГЛАЗ ОХОТНИКА
Луперкалия пылала.
Пожар разожгли не Сыны Хоруса, однако Аксиманд наблюдал, как он распространяется по переплетенным улицам низинной части долины, пока «Грозовая птица» магистра войны улетала от стен цитадели. Рыцари дома Девайнов бродили по улицам своего города, словно мстительные хищники, сжигая и убивая с бессмысленной самозабвенностью.
Одна из машин, покрытая рубцами ожогов и вооруженная хлещущим туда-сюда кнутом, танцевала в свете буйствующего огня. Ее боевой горн издавал уханье, будто пилот был пьян.
Аксиманд выкинул рыцарей из головы, когда десантно-штурмовой корабль стал подниматься под более крутым углом, и с обеих сторон заняли свои места несколько «Громовых ястребов».
— Странно покидать планету так скоро после прибытия, — произнес Фальк Кибре, листая инфопланшет с анализом расположения сил. — Особенно когда еще остаются армии, с которыми нужно сражаться.
— Нет ни одной, с которой стоит сражаться, — проворчал Абаддон из глубины отсека. После выхода из катакомб под цитаделью он был немногословен. — Сражение перед Луперкалией уничтожило лучших из них.
Кибре покачал головой.
— Орбитальные сканеры утверждают, что десятки тысяч солдат и дюжины полков бронетехники бежали через горы на краю южной степи.
Абаддон промолчал. Аксиманд знал Эзекиля лучше, чем большинство, и ему было известно, когда лучше остановиться.
Сейчас был один из таких моментов.
— Кушитские восточники и Северный океанический, но большей части, были уничтожены при Луперкалии и Авадоне, — продолжил Кибре, которому как заместителю Абаддона следовало бы знать, что не стоит настаивать в этом вопросе. — Однако еще не учтены ван Валькенберг и Мальбек.
— Проклятье! Так спустись и прикончи их! — бросил Абаддон.
Кибре стоически воспринял вспышку Первого капитана и вернул планшет в нишу.
— Эзекиль, — сказал Кибре. — Нам с тобой достался самый тяжелый бой там, внизу.
На это Аксиманд насупился. Чтобы прорвать фронт, Пятая рота пробилась через XIII легион, и они сделали это без поддержки орбитальной орудийной платформы.
— Мы сошлись с проклятым «Императором» и выжили, — продолжил Головорез. — Так что не вынуждай меня подойти к тебе и треснуть за забывчивость.
Аксиманд пересмотрел свое предположение, будто он знает Эзекиля лучше большинства прочих, когда вместо того, чтобы убить Кибре, Абаддон издал фыркающий смешок.
— Ты прав, Фальк, — произнес Абаддон. — Это кажется каким-то… незавершенным.
Это, по крайней мере, Аксиманд понял. Как и все настоящие бойцы во все времена, он ненавидел бросать задание до его завершения. Однако Эзекиль неверно понимал ситуацию.
— Это завершено, — сказал он.
Абаддон с Кибре обратили взгляды к Аксиманду через весь салон.
— Мы пришли сюда ради Луперкаля, — произнес Маленький Хорус. — Это было его дело, не наше. И оно закончено.
— Нам просто придется снова драться с этими людьми на стенах Терры, — сказал Кибре.
— Ты ошибаешься, — вмешался магистр войны, появившись из пилотского отсека и усаживаясь на кресло командира высадки. — Эти люди скоро будут мертвы. Об этом позаботятся Мортарион и Грульгор.
Хорус всегда был полубогом среди людей, но теперь смотреть в глаза магистра войны было все равно что глядеть в сердце звезды, находящейся на грани превращения в сжигающую саму себя сверхновую.
— Мы предоставляем закончить работу Четырнадцатому легиону? — спросил Кибре.
Хорус кивнул, устраивая свое громадное тело в кресле. Оно явно было ему мало, в особенности теперь, когда его природную сущность усилило странствие меж измерений.
— Теперь Молех принадлежит Мортариону и Фулгриму.
— Фулгриму? — переспросил Аксиманд. — Почему Фениксиец получает долю трофеев?
— Он сыграл свою роль, — произнес Хорус. — Хотя я и сомневаюсь, что он будет с нежностью вспоминать проведенное тут время. Заряд плазменного огня в лицо имеет свойство быть неприятным переживанием. По крайней мере, так мне сообщал Лоргар с Арматуры.
— Чем занимался Фулгрим? — спросил Аксиманд.
Хорус ответил не сразу, и Аксиманд воспользовался моментом, чтобы рассмотреть резные черты лица магистра войны. Аксиманда все еще тревожил замеченный им увеличившийся возраст генетического отца. Ему очень хотелось спросить Луперкаля, что тот нашел, какие чудеса повидал и как далек был его путь.
Когда-нибудь, быть может, но не сегодня.
— Фулгрим собрал урожай, посеянный здесь много лет назад, — сказал Хорус. — Но довольно о моем брате, давайте насладимся предстоящим моментом.
— Каким моментом? — спросил Кибре.
— Своего рода воссоединением, — произнес Хорус. — Братство прежнего Морниваля вот-вот возродится.
Двор Луперкаля. Темный самоцвет в короне Питера Эгона Момуса.
Если раньше Локен, вернувшийся на «Дух мщения», с огромным трудом незаметно пробирался его тайными коридорами и секретными нишами, то теперь пребывание внутри Двора Луперкаля стало утонченной пыткой. Локен стоял возле магистра войны, когда они планировали кампанию на Исстване.
Тогда он был горд, даже более горд, чем в тот день, когда его выбрали для вступления в XVI легион. Теперь же он чувствовал только замешательство.
Геррадон и Ноктюа протащили их по кораблю и привели на пневмопоезд, идущий в сторону носа. Сперва Локен думал, что они направляются в стратегиум, однако после высадки в Музее завоеваний точно понял, куда лежит их путь.
С высокого потолка все так же свисали необычные знамена — частично новые, частично пыльные и гниющие. К толстым колоннам липли тени, из-за которых было невозможно сказать наверняка, одни ли они. Двадцать три луперка — он пересчитал их, пока те шли через Музей завоеваний, — рассредоточились и повели их к громадному базальтовому трону в дальнем конце зала.
— На колени, — произнес Геррадон, и им оставалось повиноваться.
Слева от Локена были Йактон, Брор и Севериан. Справа — Варрен, Тархон, Рубио и Войтек. Луперки окружили их, словно палачи. Они же стояли на коленях, лицом к трону, глядя в необозримый космос через одно из дополнений к залу: витражное окно, похожее на соборное.
На невообразимом расстоянии мерцали огоньки света далеких звезд размером с булавочное острие. Луна Молеха раскрашивала пол ромбами млечного сияния.
— Хороший трон, — заметил Варрен. — Стало быть, изменник все еще считает себя королем. Это давно следовало предвидеть.
Гер Геррадон пнул бывшего Пожирателя Миров в спину. Варрен растянулся на полу и оскалился, потянувшись к отсутствующему топору. Четверо луперков держали воина на прицеле болтеров, а другие вздернули его обратно на колени.
— Королем? — переспросил Геррадон с ухмылкой, которую Локену захотелось разорвать пошире. — Вы, Пожиратели Миров, всегда мыслили мелко. Хорус Луперкаль не считает себя королем. Вы не почувствовали? Теперь он — бог.
Севериан расхохотался, и Грааль Ноктюа плашмя ударил его болтером по лицу. Продолжая смеяться, Севериан завалился на бок и поднялся. Локену хотелось высмеять театральное поведение Геррадона, однако он едва мог дышать. То, что вскоре ему предстояло оказаться лицом к лицу с магистром войны, перенапрягало его сознательную память.
Уголки Двора Луперкаля превратились в разрушенные руины, где собирались мертвецы Исствана, жаждущие плоти. Расписывающий пол свет луны стал сверканием бурь атомного огня, а дыхание возле уха принадлежало его убийце.
— Локен, — произнес Круз.
Он не отрывал глаз от черного трона и не отвечал.
— Гарвель!
Локен моргнул и поднял голову.
Громадные железные двери Двора Луперкаля открывались.
В них, глядя на Локена с отеческой гордостью, стоял Он.
Его генетический отец, его Магистр Войны.
Хорус Луперкаль.
Магистр войны всегда был самым грозным из примархов. Этот факт признавали все Сыны Хоруса, хотя с ним жарко спорили легионеры из большинства других легионов.
Его нынешний вид, несомненно, пресек бы эти споры.
В Хорусе присутствовал мощный динамизм, заряд, который передавался от него тем, на кого он смотрел. Оказаться в его присутствии означало узнать: боги ходят среди людей. Это гиперболизированное утверждение подтверждали те, кому посчастливилось встречаться с Ним. Теперь же эта мощь, эта сущность увеличилась.
Она преумножилась стократно и опустошила запасы ненависти Локена настолько, что тот едва удержался, чтобы не броситься к ногам магистра войны с мольбой о прощении.
«Ноги, смотри на его ноги».
Совет, который ему дали, когда Луперкаль еще служил Императору. Он был справедлив сейчас так же, как и в то время. Локен не поднимал глаз. Он вдохнул и задержал дыхание. Сердце гремело, словно молот, стучащий по сросшемуся костяному щиту грудной клетки.
Во рту пересохло, как перед его первой битвой.
— Посмотри на меня, Гарвель, — произнес Хорус.
Этот миг узнавания смыл всю ту боль, которую Локен испытал с момента, когда на Исстван упали первые бомбы.
Он не мог не подчиниться.
Магистр войны был всепобеждающим героем, облаченным в черный, как пустота космоса, доспех. На огненном оке у него на груди виднелась прорезь зрачка и черные прожилки, когти были выпущены, как у хищника джунглей, приближающегося для убийства.
Его лицо было таким же героически самоуверенным, как помнил Локен.
Остальные воины, сопровождавшие Хоруса, были знакомы Локену, однако они казались призраками в затмевающем все вокруг ореоле личности магистра войны. Он услышал их ошеломленные голоса и понял, что знал их, а они — его, но не мог оторвать глаз от своего бывшего верховного командующего.
Желание остаться на коленях из верности, а не поневоле, было всеподавляющим.
— Встаньте. Все вы, — сказал Хорус.
Локен повиновался, сказав себе, что это был его собственный выбор.
Никто из остальных следопытов не последовал его примеру. Он предстал перед магистром войны в одиночку — так, как всегда и знал. Чем бы это все ни закончилось — сейчас или в грядущие годы, все сведется к смертельной схватке двух воинов.
Фигуры, окружавшие магистра войны, вышли из тени, и Локен почувствовал вспышку гнева при виде бывших братьев по Морнивалю.
Покрытый шрамами, враждебный, с неизгладимой ненавистью в глазах Эзекиль.
Хорус Аксиманд — бледный, с лицом, прижатым к черепу, будто плохо застывшая глина, глядел на Локена расширенными глазами, глядел не с ненавистью — со… страхом? Возможно ли, чтобы Маленький Хорус чего-то боялся? Огромный и топорный Фальк Кибре. Следует за Абаддоном.
Ничего нового.
Граэль Ноктюа занял место рядом с ними, и Локен тут же осознал перекос отношений между ними. Морниваль переродился, однако его нрав оказался гротескно неуравновешенным.
— Никогда не думал, что увижу тебя снова, Гарвель, — произнес Хорус.
— С чего бы? — ответил Локен, призывая свои запасы непокорства, чтоб говорить отчетливо и громко. — Я умер, когда ты предал все, за что когда-либо стояли Лунные Волки. Когда уничтожил Исстван Три и верных сынов четырех легионов.
Хорус медленно кивнул.
— И, несмотря на все это, ты возвращаешься на «Дух мщения». Почему?
— Чтобы остановить тебя.
— Ты это сказал Малкадору? — произнес Хорус, а затем повернулся и оглядел остальных следопытов. — Он это сказал вам?
— Это правда, — сказал Локен. — Тебя необходимо остановить.
— Чем, отделением? — спросил Хорус, приподняв бровь. — Не думаю. Гарвель, Галактика не стерильное место, питающее любовь к мелодрамам. Ты не хуже меня знаешь, что это кончится не истребительными командами ассасинов или упреждающим ударом в тысячах световых лет от Терры. Это кончится тем, что я буду смотреть отцу в глаза, держа его руками за шею, и покажу Ему, как Его ложь сжигает в пепел все, что ему дорого.
— Ты безумен, — произнес Брор Тюрфингр. — Волчий Король остановит тебя, вырежет свое имя на твоем сердце и отдаст твои кости вюрду, чтобы вечно прорицать будущее.
Хорус щелкнул пальцами.
— Русс? А, так вот в чем тут дело.
Локену хотелось, чтобы Брор заткнулся, но вред уже был причинен.
— Леман не утолил свою жажду крови на Просперо? — продолжил Хорус, печально качая головой. — Интересно, знает ли вообще Император, что вы здесь. Или Волчий Король устроил все сам? Ему всегда не терпелось пролить кровь своих братьев. Он убедил Малкадора, будто отправить вас сюда — единственный способ завершить войну, пока она не добралась до Терры?
— Русс как верный сын стоит на стенах Терры, — сказал Круз. — На стенах, которые магистр камня укрепил так, что пробить их — не в твоих силах.
— Пертурабо уверяет меня в обратном, — отозвался Хорус. Он наклонился и взял Круза за подбородок. — Ах, Йактон. Среди всех моих сыновей ты был единственным, от кого я никогда не ожидал, что он отвернется от меня. Ты был старым стражем, воином, чьи корни и на Терре, и на Хтонии. Ты был лучшим из нас, но твое время кончилось. Скажите, как вы вообще попали на борт?
Локен сохранил на лице нейтральное выражение и надеялся, что Круз смог сделать то же самое.
«Он не знает о Рассуа или „Тарнхельме“».
— Мы пришли сюда, чтобы разметить «Дух мщения» для Русса, — произнес Локен, надеясь, что толика правды сможет отвлечь магистра войны от Рассуа.
— Да, Грааль говорил мне, что видел нацарапанный на стенах футарк.
— Проклятый Свессл, — прошипел Брор. — Есть хоть кто-то, кому он не рассказал?
Хорус двинулся дальше, по пути к своему трону неторопливо обходя кругом оставшихся следопытов.
— Разметка пути для Русса, — произнес он. — Звучит правдоподобно, однако брось, Гарвель, мы с тобой оба знаем, что это не единственная причина, по которой ты здесь. В твоем возвращении есть нечто большее, чем ты рассказываешь.
— Ты прав, — ответил Локен, обернувшись к Геру Геррадону. — Я пришел убить его. Освободить душу Тарика.
— Возможно, это отчасти так, — признал Хорус, усаживаясь на трон. — Но почему же ты не говоришь своим товарищам, зачем на самом деле пришел сюда? И не скромничай, Гарвель. Я узнаю, если ты солжешь.
Локен попытался заговорить, но взгляд магистра войны пригвоздил его к месту, через глаза зачерпывая со дна наихудшие из предательских опасений. Он силился повторить то, что только что сказал, однако не получалось.
Восседая на троне в сиянии луны, светящей сквозь витражные окна, Хорус выглядел царственным и величественным Владыкой, за которого стоило бы отдать жизнь. Сотню жизней, тысячу. Столько, сколько он попросит.
— Я…
— Все в порядке, Локен, я понимаю, — произнес Хорус. — Ты вернулся, так как хочешь вновь присоединиться к Сынам Хоруса.
Именно этого момента Брор Тюрфингр боялся с тех пор, как они покинули Терру. Не смерти, в этом миге для него не было ничего страшного. Он считал себя мертвым с той секунды, как отверг синий цвет Стаи и принял протянутую руку Ясу Нагасены.
Нет, он боялся не смерти.
Локен сделал шаг к трону магистра войны.
Брор наблюдал за крахом разума Гарвеля Локена так, как эстет мог бы сокрушаться о медленном разрушении великого произведения искусства.
Брору было приказано убить Локена, если тот преклонит колено перед Хорусом. Он понимал, почему эта обязанность досталась ему. Он был одним из VI легиона, сыном Палача, и можно было рассчитывать, что он совершит немыслимое, какие бы сложившиеся братские узы тому ни мешали.
Он медленно выдохнул.
Можно было надеяться, что собравшиеся вокруг воины последуют за ним, однако их чрезвычайно превосходили числом. В сознании Брора были запечатлены позиции луперков. Они бы его не остановили. Возможно, когда-то они и были воинами легиона, но теперь являлись малефикарумом.
Брор был безоружен, однако воин Стаи не нуждался в оружии.
Он мог сломать Локену шею, не моргнув глазом.
А если спустя один удар сердца он умрет, так тому и быть.
Брор прикрыл глаза, чувствуя, как на загривке поднимаются дыбом волоски. Впервые он ощущал подобное в лесах Фенриса, когда на него охотился громадный седой волк, и годи говорили, что однажды тот убьет его.
Он доказал, что они ошибаются, и сделал из шкуры зверя плащ.
Брор поднял взгляд и увидел, что Тилос Рубио неотрывно смотрит на него. Его глаза были расширены, в них читалась мольба. Они метнулись в направлении Гера Геррадона. Воины не обменялись ни единым словом, но смысл был очевиден.
«Будь наготове».
Локен ощутил, что шаг за шагом он передвигается вперед, к трону магистра войны.
То, о чем говорил Хорус, было абсурдом — он не мог вернуться в легион, после всего, что случилось между ними, после всей той крови и предательства.
«И все же…»
Он хотел этого. Глубоко внутри он хотел этого.
— Локен, не делай этого, — произнес Круз, поднимаясь на ноги. — Не слушай его. Он предал всех нас, сделал чудовищами в глазах тех самых людей, для защиты которых нас создавали.
Удар кулака Абаддона отправил Йактона на пол. Красные полосы в его волосах напоминали кровь на снегу.
— Закрой рот, Вполуха, — сказал Абаддон.
— Локен! — закричал Круз, двигаясь вперед на четвереньках.
«…он больше не Вполуха… его голос прозвучит громче, чем чей-либо еще в его легионе».
Локен моргнул, услышав у себя в голове слова Мерсади Олитон.
Нет, это были не слова Мерсади, она принадлежали Эуфратии Киилер.
«Если ты увидишь гниль, намек на порчу, отступишь ли ты от своей упорядоченной жизни, выступишь ли против ради высшего блага человечества?»
Он уже слышал эти слова на борту этого же самого корабля, на жилых палубах, что занимали летописцы. Испуганная, одинокая Эуфратия тянулась к нему, пытаясь предостеречь его от того, что могло произойти, но он отмахнулся от нее, от ее беспочвенных страхов.
— Гарвель, — произнес Хорус. Локен обернулся и увидел, что магистр войны протягивает ему свою перчатку. — Прекрати ненавидеть меня за случившееся.
— Почему это? — спросил Локен. — Ты совершил худшее из возможного: сперва уверил, будто нас любят и ценят, а затем показал, что все это ложь.
Хорус покачал головой, но не убрал протянутой руки. Позади него, поверх лунного лика прошел зубчатый боевой корабль. Нос звездолета был украшен Оком Хоруса, но это был грубый рисунок, похожий на граффити.
— Вернись ко мне, сын мой. Мы можем воссоздать утраченную связь, обновить узы товарищества. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, пока я заново творю Империум.
Локен оглянулся на воинов, стоявших позади него на коленях. На людей, вместе с которыми он сражался и проливал кровь. Людей, которых он звал братьями в самые мрачные времена. Он посмотрел им в глаза, увидев там непреклонность и многое другое. Рубио стиснул кулаки. Войтек напряг шею, словно машина, вот-вот готовая сорваться с передачи.
Он увидел устремленный на него холодный взгляд Брора Тюрфингра и вспомнил слова, которые тот произнес при их первой встрече.
«Если я сочту, что твои корни слабы, я лично убью тебя».
Он почти незаметно кивнул товарищам и сделал шаг в сторону прочь от трона магистра войны, почувствовав, как туго натянуты узы верности и братства, связывающие его с этим моментом.
Боевой звездолет за окном пересек пространство.
Хорус поднялся на ноги.
Внутрь Двора Луперкаля снова брызнул слепящий свет луны.
Он окружил Луперкаля ореолом, расписал серебром и отбросил на палубу самую темную из теней. Освещенная спинка трона магистра войны добавила тени крылья, как у безликих демонов из жутких книг, что давал Гарвелю Кирилл Зиндерманн.
— Часть меня жалеет, что я не могу этого сделать, сэр, — произнес Локен. — Поверьте, мне хочется тепла, которое приносит участие в чем-то большем. Мне хочется быть частью. Так было между мной и легионом, но вы лишили меня этого, когда ударили в спину. Нас всех.
— Нет, — произнес Хорус. — Гарвель, нет. Это не…
Но теперь Локен не собирался останавливаться.
— Отвернуться от всего, что я знал, оказаться отделенным от легиона, который сделал меня тем, кто я есть? Это был худший миг моей жизни. Он свел меня с ума. Не смерть Тарика и не погребение заживо на Исстване — в конечном итоге, меня сломили разбитое сердце и зияющая пустота.
— Ну так вернись же ко мне, Гарвель, — сказал Хорус. — Ощути это тепло вновь, разве тебе не хочется стать частью величайшего предприятия, какое когда-либо видела Галактика?
— Я уже в нем участвовал, — ответил Локен, отворачиваясь от Хоруса. — Оно называлось Великим крестовым походом.
Рубио кивнул, и Брор Тюрфингр прыгнул через палубу. Его рука была твердой, как лезвие секиры. Он врезался в Гера Геррадона и сбил того с ног. Вместе с ним двигался Войтек. Предводитель луперков отлетел назад и от неожиданности растянулся на полу.
Ударили выстрелы, и по резкому всплеску выраженной двоичным кодом боли Брор понял, что в Ареса Войтека попали. Он почувствовал запах смазки и горячих масел.
Круз и Севериан уже двигались, атакуя Морниваль.
У Брора не было на них времени.
Новые выстрелы. Вопли. Он зафиксировал расположение луперков, но это было несколько секунд назад, и его знание обстановки безнадежно устарело.
— Убей его, Брор, — закричал Рубио. — Он блокирует мои силы!
— Пытаюсь, — проворчал Брор. — Он сильнее, чем кажется.
Лицо Геррадона исказилось от ярости. На мгновение Брор увидел, как внутри извивается темное пламя. Он ударил Геррадона лбом в лицо. Скула вмялась, на рассеченную кожу хлынула омерзительно пахнущая кровь.
Они еще боролись, а кровь уже перестала течь, и порез на щеке Геррадона затянулся сам собой.
Тот рассмеялся.
— Думаешь, ты можешь мне навредить? Вы, Волки, и впрямь глупцы.
Серворуки Войтека прижали одну из рук Геррадона, и Брор попытался вытащить его клинок из ножен. Кулак Геррадона с грохотом ударил Брора в живот, расколов броню и выбив из него дух.
Геррадон пинком отбросил его, и Брор выпустил рукоять.
Он пошатнулся, когда в спину ударил заряд из болтера. Еще один разорвал плоть на бедре. Его переполняла боль, однако он снова бросился на врага.
Геррадон схватил его за горло свободной рукой и впечатал в Ареса Войтека. Столкновение было ужасающим. Доспех треснул.
Брор заметил, что за спиной Геррадона что-то блестит. Лунный свет сиял на Ультиме из слоновой кости. Похищенное оружие торчало из заплечных ножен. Он потянулся к нему — слишком далеко. Хватка Геррадона усилилась, выдавливая из него жизнь. Он напряг все мышцы плеч и шеи, его лицо стало лиловым от напряжения.
А потом он увидел это.
Гладий Проксимона Тархона, поднятый над головой, словно дар древних богов Асахейма.
Зажатый в манипуляторной клешне Ареса Войтека.
Серворука всадила клинок в спину Геррадона.
Демон внутри луперка взвыл, упустив контроль над смертной плотью мертвеца. Железная хватка на шее Брора ослабла.
Не слишком сильно, но достаточно.
Брор оторвал руку Геррадона от своей шеи. Он бросился вперед и сомкнул отточенные клыки на плоти луперка.
Их взгляды встретились, и Брор испытал наслаждение, увидев внезапный страх.
Он дернул челюстями назад, и вырвал Геру Геррадону глотку.
Двор Луперкаля охватил беспорядок. Луперки заполняли воздух прерывистым огнем болтеров, их очертания колебались, словно плоть пыталось покинуть нечто звероподобное. Дульные вспышки нарушали холодное сияние лунного света. Широкая дуга синей молнии, вырвавшаяся из перчаток Рубио, отшвырнула шестерых луперков назад своим сверкающим разрядом.
Доспехи лязгнули о палубу, чудовища внутри превратились в пепел. Локен помчался к Аксиманду, подхватив упавший цепной меч, который еще дымился от колдовского огня Рубио.
Он знал, что не может даже надеяться на то, чтобы убить Аксиманда, но его это уже не заботило.
Он встретился с магистром войны лицом к лицу и отверг его.
Никто из них не уйдет с «Духа мщения» живым.
Севериан был прав — попасть внутрь оказалось нелегко.
Йактон Круз вернулся на флагман с единственной целью.
Когда зал заполнился выстрелами, он нырнул к Геру Геррадону, который пытался унять кровотечение из растерзанного горла.
Сухожилия и кожа, возможно, и могли бы еще регенерировать, но глубина раны и кровопотеря были слишком велики, чтобы носитель демона мог выжить. Круз выдернул меч Геррадона из ножен, и в этот момент палуба позади него покрылась воронками от болтерных зарядов.
Кожу на щеке рассекло рикошетом. Если он выживет, то останется ровный шрам от челюсти до виска.
Локен и Брор боролись с Маленьким Хорусом Аксимандом и Фальком Кибре в жестокой, тяжелой и кровавой схватке, которую они проигрывали. Кибре был сама сила и жестокость, но Брор Тюрфингр не оставался в долгу.
У Локена был цепной меч, у Аксиманда — клинок с силовым лезвием, что не могло кончиться добром. Рубио бился с Абаддоном мечом, сотворенным из стрел колдовского пламени и синей молнии. Первый капитан сейчас казался чудовищем: гигант с мертвенным лицом и черными глазами-самоцветами.
Там, где страшные кулаки Абаддона распороли доспех Рубио, текла кровь. Серо-стальные пластины были покрыты красным.
Библиарий вложил все свои силы в атаку, ничего не оставив для защиты. Варрен помогал, как мог, но перевязанные Алтаном Ногаем раны снова обильно кровоточили.
Круз не видел Севериана. Проксимон Тархон, вооружившийся вновь своим доработанным гладием, стоял на страже над Аресом Войтеком, истекавшим литрами красно-черной липкой жидкости, что вытекала из полудюжины порезов от мечей и воронок от болтеров.
В бедро Круза пришелся удар — жгучая боль едва не повалила его на колени. Он развернулся — к нему устремились четверо луперков. Они держали топоры, мечи и оружие, которое выглядело так, будто его похитили из Музея завоеваний.
— Давайте! — взревел Круз, вдавливая активатор меча. — Старый пес сейчас докажет вам, что он еще кусается.
Первый взмахнул топором, метя Крузу в шею.
— Рискованно для первой атаки, — произнес тот, низко пригибаясь и разрубая цепным клинком живот противника. — Обезглавленный ты слишком беззащитен.
Он качнулся вбок от колющего удара мечом, наклонился и выхватил болт-пистолет из кобуры поверженного воина: полностью заряжен, предохранитель снят — небрежно.
— Слишком опираешься на ведущую ногу, — проворчал Круз. — Нет контроля, чтобы уйти от контратаки.
Он пробил острием меча позвоночник луперка. Провернул и выдернул клинок из груди.
Оставшиеся луперки по крайней мере извлекли урок из гибели товарищей. Они разошлись и начали медленно обходить Круза по кругу, держа мечи в оборонительной позиции и осторожно переступая.
Круз выпалил обоим в лицо классический двойной выстрел. Массореактивные заряды зафиксировали пороговую плотность детонации, и шлемы взорвались.
— Если у противника пушка, а у тебя только меч, — произнес он, оборачиваясь к сидящему на базальтовом троне магистру войны, — ты умрешь.
При каждом столкновении мечей Локен терял зубья — треугольные осколки с фырканьем отлетали от его цепного меча, когда мерцающее лезвие клинка Аксиманда вгрызалось в незащищенный металл.
— Скорбящий тебя прикончит, — произнес Аксиманд.
Локен не ответил. Он пришел убить Аксиманда, а не тратить на него ненужные слова.
— Никаких слов ненависти за жизнь, которую я забрал на Исстване? — спросил Аксиманд.
— Только дела, — сказал Локен, силясь держать себя в руках.
«Утративший самообладание мечник — мертвый мечник».
Он чертыхнулся, когда Аксиманд, воспользовавшись секундной утратой бдительности, молниеносно уколол его в пах. Локен отвел клинок в сторону плоской стороной меча, стараясь не дать разрушающему лезвию еще сильнее повредить его оружие.
— Тарик всегда утверждал, что ты такой прямолинейный, — произнес Аксиманд, слегка двигая запястьем и заставляя острие своего меча описывать узкие круги. — До настоящего момента я никогда по-настоящему не понимал, что он имел в виду. Только когда пытаешься убить человека, узнаешь его подлинный характер.
Локен был слишком опытным мечником, чтобы купиться на столь очевидный гамбит, и не отвел взгляда от глаз Аксиманда. Они — единственные на всем некогда горделивом лице остались не изменившимися, какими их помнил Локен. Светло-голубыми. Будто льдинки в лучах зимнего солнца. — Кто дал тебе новое лицо?
Маска Аксиманда из прикрепленной мертвой кожи дернулась.
— Кто тебя победил? — спросил Локен, подныривая под взмах Скорбящего на уровне пояса. Он ударил понизу, метя по коленям Аксиманда.
— Чогориец Хибухан, — произнес Аксиманд, отводя клинок в пол. Оружие издало визг, выбросив красные искры. — Какое тебе дело?
— Расскажу ему, что закончил начатое.
Аксиманд взревел и атаковал с неустанной яростью.
Локен блокировал со всей возможной быстротой, но каждый отраженный им смертельный удар отсекал от его оружия куски, пока оно не стало вообще бесполезным.
Локен отбросил сломанный клинок, глянув за плечо Аксиманда.
— Давай, Мейсер! — выкрикнул он.
Кулак бывшего Пожирателя Миров врезался в затылок шлема Аксиманда. И не будь Мейсер Варрен столь ужасающе изранен, его сила могла бы расколоть Аксиманду череп. Тем не менее, тот рухнул на Локена, и все трое упали на пол бьющимся клубком конечностей.
Скорбящий отлетел в сторону, лезвие тускнело в отсутствие руки носителя.
Аксиманд вогнал локоть в лицо Варрена.
Локен пнул Аксиманда в живот. Они сцепились. Кулаки молотили, локти трещали, колени давили. Это была неизящная схватка — не из тех, что яркими фразами описывают в сагах.
Даже будучи один против двоих, Аксиманд побеждал в бою. Локен зашатался от сокрушительной серии ударов по корпусу. Варрен оступился, и Аксиманд с грохотом ударил ногой по ранам, которые перевязал Алтай Ногай.
— Ты мне снился, — сказал Аксиманд в перерыве между вдохами. Казалось, он не столько злится, сколько сожалеет. — Снилось, что ты жив. Почему ты должен был выжить?
Локен перекатился и выпрямился, а пальцы Аксиманда сомкнулись на обернутой в кожу рукояти Скорбящего.
Он взмахнул мечом. Клинок вгрызся в броню и плоть.
Ливнем хлынула кровь.
— Больше никаких снов, — произнес Аксиманд.
Проксимон Тархон был повержен, он распростерся поверх Ареса Войтека. В его теле было пробито три воронки от массореактивных зарядов. Гер Геррадон все еще слабо шевелил ногами, но можно было только гадать, жив он или же просто подергивается перед смертью.
В одной руке Севериана был боевой нож, в другой — болт-пистолет.
Он убил дюжину луперков, сделав ровно столько же выстрелов и режущих ударов, перемещаясь в схватке, словно призрак. Люди видели его, но не замечали, не понимали значения видимой ими картины, пока не становилось слишком поздно.
Севериану никогда не требовалось больше одного удара.
Обычно этого оказывалось достаточно, однако Абаддон лишь пошатнулся от колющего выпада и продолжил сражаться. По крайней мере, это позволило Варрену выйти из боя и прийти на помощь Локену.
Сражение перешло в поединки, но это не могло длиться долго. Пистолет опустел. Он выбросил бесполезный груз.
Севериан увидел свою цель и, будто движущаяся тень, направился к Граэлю Ноктюа.
Сержант Заколдованных увидел его приближение, что уже само по себе было весьма необычно. Он ухмыльнулся и достал свой клинок.
— Двадцать пятая против Двадцать пятой, — произнес Ноктюа. — Приятно симметричный бой, да?
— В конце ты умрешь, так что симметрия может катиться в преисподнюю.
Они сошлись, как в тренировочных клетках. Низко пригнувшись, клинок к клинку, вытянув руки и глядя друг другу в глаза.
Первым пришел в движение Ноктюа, который сделал ложный выпад справа. Севериан с легкостью это предугадал. Он парировал настоящий удар, крутанулся понизу и ткнул противника в пах. Блок предплечьем, обратный удар локтем, угодивший в пустой воздух. Севериан поймал Ноктюа за руку и ударил лбом.
Грааль метнулся назад, увлекая Севериана за собой.
Они покатились по полу, силясь высвободить руки с ножами.
Первым выбрался Севериан. Он ткнул Ноктюа в бок. От удара тот перекатился, и клинок со скрипом вышел наружу. Севериан оттолкнулся и освободился. Оружие врага рассекло ему шею сбоку, на волосок от того, чтобы перерезать горло.
— Всегда тебя ненавидел, Севериан, — произнес Ноктюа. — Даже до возвышения.
— Мне никогда не было до тебя столько дела, чтобы ненавидеть.
Они снова сошлись. Укол, порез, блок, поворот. Клинки казались жалящими змеями. Оба воина пустили кровь. Оба были под стать друг другу. Еще какое-то время, и разницы уже не будет.
— Ты хорош, — сказал Севериан.
— Двадцать пятая хорошо учит своих воинов.
Севериан взмахнул клинком перед лицом Ноктюа.
Тому в глаза попала капелька крови, и Севериан воспользовался долей секунды, на которую противник отвлекся.
Он вогнал свой кинжал в центр груди Ноктюа, провернув клинок там, где располагалось сердце.
Лицо Заколдованного исказилось от боли.
— Не так хорошо, как Хтония, — произнес Севериан.
Боль была невероятной — сильнее, чем все, что когда-либо доводилось испытывать Локену. Она заполнила его и раздавила. Обошла биотехнологические механизмы подавления. Она не давала закрыться вратам страдания в позвоночнике. Там, где Скорбящий рассек ребра, ощущалось ядовитое жжение, с которым в кровеносную систему проникало нечто омерзительное. Клинок был отравлен?
Он завалился набок, силясь не корчиться и не заплакать.
Аксиманд стоял над ним, надписи по длине желобка втягивали в себя багряные нити с лезвия. Локен перевернулся на живот, продолжая зажимать одной рукой пробоину в доспехе. Он пополз прочь, зная, что это бесполезно.
Варрен стонал, лежа в луже собственной крови. Возвратный удар Аксиманда отсек ему правую руку в локте и вспорол грудь. Старые раны снова кровоточили, шлем треснул посередине.
Локен приподнял голову. Воздух внутри Двора Луперкаля сгустился, и он увидел, что их последний рывок во имя толики победы пресекли.
Абаддон, наконец, уложил Рубио и прижал Брора Тюрфингра к палубе. Фенрисиец продолжал отбиваться от Первого капитана, но даже его силам было не сравниться с терминаторской броней. Серворуки Войтека издавали хрип и пощелкивание, безуспешно пытаясь поднять его в вертикальное положение. Рядом с ним неподвижно лежал Проксимон Тархон. Ультрамарин продолжал сжимать свой окровавленный гладий, но его голова низко поникла на покрытую воронками грудь.
На ногах оставался только Севериан — его окружали луперки, и выхода не было. У его ног лежали тела Гера Геррадона и Грааля Ноктюа, кровь которых смешивалась в растекающейся луже. Глаза Севериана метались из стороны в сторону в поисках выхода, но не находили его.
Локен услышал, как кто-то выкрикивает его имя, и, моргнув, набрал полные легкие потеплевшего и обжигающего воздуха. Его пронзила боль от тяжелой раны в боку.
Локен повернулся к источнику крика.
Увиденное было лишено смысла.
Йактон Круз стоял на коленях перед троном Луперкаля, спиной к Локену. Магистр войны прижимал его к груди и что-то шептал Вполуха.
Потом Локен увидел торчащие из спины Круза когти магистра войны.
Хорус выдернул руку и оттолкнул Круза от себя.
Йактон рухнул на палубу — Локену открылась зияющая в его груди рана.
Магистр войны высоко поднял влажной перчаткой два сердца Йактона Круза. Оба были яркими от насыщенной кислородом крови, и они сократились в последний раз.
— Нет! — закричал Локен. — Трон, нет!
Он пересилил резкое жжение, пронизывающее тело, и подполз туда, где лежал Йактон Круз. Глаза Вполуха были широко раскрыты и полны муки. Он шевелил челюстью вверх-вниз, пытаясь заговорить, пытаясь придать своим последним словам осмысленность.
Но ничего не выходило. Боль была слишком интенсивной, а шок от неминуемости смерти — слишком сильным.
Локен поддержал его, не в силах сделать ничего больше.
Даже будь Алтай Ногай жив, Круза уже было не спасти.
Двор Луперкаля затаил дыхание. Никто из собравшихся врагов не двигался. Умирал герой, и подобный момент заслуживал паузы даже посреди озлобленного братоубийства.
Боль Локена была несущественна по сравнению с той, что претерпевал Круз. Локен встретился с ним взглядом и увидел в его глазах потребность поговорить, отчаянный императив, который вытеснял все прочие дела.
Круз железной хваткой вцепился в запястье Локена.
Его взгляд был непоколебим. Изуродованное тело содрогалось в конвульсиях, болевые сигналы захлестывали мозг. Но даже на пороге мучительной смерти Круз все равно ставил долг на первое место.
— Йактон, мне жаль… — произнес Локен. — Мне очень жаль.
Круз покачал головой. Его лицо озарилось злостью.
Он протянул Локену свободную руку. Вдавил что-то ему в ладонь и сжал его пальцы поверх. Локен попытался поднять это, но Круз снова покачал головой, широко раскрыв глаза. Молящее требование.
«Не сейчас, не здесь».
Локен кивнул и почувствовал, как хватка Круза на его запястье обмякла. Свет в глазах Вполуха погас. Он умер.
Локен уложил Круза на пропитанный кровью пол и потянулся к подсумку на поясе. Вытащил оттуда две хтонийские зеркальные монеты, которые ему дал Севериан в тени Семерых Нерожденных, и положил их на глаза Йактону Крузу.
Горе Локена прошло — его выжгла злоба. Он выпрямился в полный рост и поднял взгляд на Хоруса. Магистр войны стоял перед своим троном, с длинных когтей его перчатки еще капала кровь Йактона Круза.
— Я не хотел, чтобы до этого дошло, Гарвель, — сказал Хорус.
Локен оставил эту нелепую банальность без внимания и встал прямее, чем когда-либо ему доводилось стоять, и горделивее, чем он когда-либо стоял прежде.
Вся неуверенность, все смущение, все обрывки безумия, окутывавшие его заблуждениями, исчезли. Миг ненависти очистил его от всех сожалений и благоговения перед магистром войны.
Йактон Круз был мертв — последняя связь с тем, чем когда-то был легион, разрушилась. А вместе с ней — последние остатки веры в то, что в магистре войны присутствует благородство как след великого человека, которым он когда-то являлся. Локен почувствовал, как из вновь обретенного им бездонного запаса уверенности рождаются слова. Прощания и угрозы, всего вместе.
— Ручаюсь, еще до заката этой войны, даже если победишь ты, а я умру, ты пожалеешь о том дне, когда отвернулся от Императора. За каждую захваченную тобой планету Империум взыщет ужасную плату кровью Хтонии. Я ручаюсь, даже если ты покоришь Терру, плоды этой победы обернутся тебе прахом. Если ты не убьешь меня сегодня, мы встретимся вновь, и я буду противостоять тебе на каждом аванпосте, на каждой стене, у каждых врат. Я буду сражаться с тобой всеми мечами, что будут в моем распоряжении, всеми болтерами, всеми кулаками. Я буду биться с тобой голыми руками, камнями того мира, который ты хочешь завоевать. Я не сдамся, пока не умрут Сыны Хоруса, став скверным воспоминанием.
Локен перевел дух и увидел, что магистр войны принял его угрозу. Хорус понял, что Локен действительно имел в виду каждое из только что произнесенных слов, и ничто не сможет увести его с этого пути.
— Мне хотелось, чтобы ты вернулся, — произнес Хорус. — Тормагеддон хотел сделать тебя таким же, как он, но я сказал ему, что ты всегда будешь Сыном Хоруса.
— Я никогда не был Сыном Хоруса, — ответил Локен. — Я был Лунным Волком и останусь им. Гордым сыном Хтонии, верным слугой Императора, возлюбленного всеми. Я — твой враг.
Локен услышал чириканье потрескивающего вокса.
Он снова услышал звук — тот исходил из шлема, примагниченного к поясу Круза. Локен узнал голос и, несмотря на лежащее у его ног тело, на все, чего они лишились, зайдя так далеко, улыбнулся.
Он наклонился и поднес шлем к губам — серебряную сферу луны за стеклом огромного соборного окна пересекла призрачная тень.
— Рассуа, как там глаз охотника?
— Я его держу, — отозвалась пилот «Тарнхельма». — Дай команду.
— Проклятье, просто стреляй, — произнес Локен.
Окно разлетелось бурей осколков. Внутрь Двора Луперкаля ударили полосы лазеров, орудия «Тарнхельма» заполнили его убийственным огнем. За один миг беспощадного уничтожения произошла внезапная и абсолютная потеря атмосферы.
Воздух вырвался в космос вместе с оружием, телами и всем, что не было примагничено к полу. Стреляные заряды болтеров, выбитые из стен куски камня и фрагменты разбитого керамита. Туда же отправились стекло и обломки.
Локен отдал себя на милость взрывной декомпрессии, отшвырнувшей его с «Духа мщения» в пустоту пространства. Тело Круза, вертясь, улетело прочь от него.
Грудь заполнилась давящим ощущением чего-то ужасно твердого. Внутренние органы подвергались резкому замерзанию. Системы жизнеобеспечения доспеха зафиксировали внезапное изменение. Они силились выровнять разницу в давлении и принуждали опустошить легкие, чтобы избежать смертельного чрезмерного растяжения, однако без шлема это была безнадежная борьба.
Локена омывал свет луны.
«Лунному Волку уместно умереть в лунном свете».
Зрение Локена затуманилось. Он ощутил в горле внезапный ошеломляющий холод, словно его трахея заполнялась жидким гелием.
Он попытался выкрикнуть последнее проклятие, но глубокий вакуум не давал ему издать ни звука.
Локен закрыл глаза. Он позволил лунному свету забрать его.
И «Дух мщения», кружась, скрылся во мраке.
