Глава 22
НЕ УЛЛАНОР. ЭТО СТРАХ. ВРАТА АДА
В отличие от момента прибытия Аливии Суреки, когда магистр войны вошел в Луперкалию, город казался брошенным. Первыми появились колонны Легионес Астартес, которые маршировали под знаменами с волчьими головами и племенными рунами Барбаруса, пока солнце клонилось к закату.
Рота Аксиманда несла кровавые трофеи, взятые у побежденного XIII легиона, а юстаэринцы Эзекиля волокли за собой опаленные знамена Легио Круциус, чтобы другие могли топтать их.
К саркофагу «Контемптора» было пригвождено тело Тианы Курион.
За пехотой пошли почерневшие от дыма танки и шагающие машины Вульпы, Интерфектор, Вулканум и Мортис. Их боевые горны исторгали триумфальный рев.
Те из горожан, кто еще не бежал в окружающие деревни и не рискнул направиться на верхние транзитные платформы в надежде обеспечить себе уход с планеты, в ужасе сбились по домам. Вдали рванулись к спасению последние несколько челноков.
Из-под защиты парапетов и ставен за прибытием армии следили подозрительные взгляды. Помимо любопытства, помимо мазохистской потребности видеть своих покорителей Хорус узнал пронизывающий до костей страх.
— В прошлый раз, когда я входил в этот город, я гордо шел с Джагатаем и Львом, празднуя славный триумф, — произнес Хорус. — Я шагал по правую руку от отца, и люди ликующе выкрикивали мое имя.
Мортарион фыркнул с мрачным весельем.
— Да, не совсем Улланор, верно?
Хорус обернулся к трем членам Морниваля, шедшим позади него. Их группа представляла собой жалкое зрелище. Они были покрыты боевыми шрамами и ожогами, но, тем не менее, оставались победителями. Особенно видавшим виды казался Эзекиль. Его глаза были опущены, лицо выражало жестокость.
— Что вы думаете, мои сыновья? — поинтересовался магистр войны, когда они прошли под огромной аркой второй стены.
— О чем? — спросил Аксиманд.
— Почему эти люди не приветствуют наш приход?
— Если не считать того обстоятельства, что мы перебили их армию? — уточнил Кибре.
Хорус отмахнулся от этого шутливого замечания.
— Они боятся, — произнес Аксиманд.
— Чего? Что я предам их всех смерти?
— Возможно, но более вероятно, что они боятся перемен. Прямо сейчас большинство из этих людей гадает, что будет означать для них наш приход. Поработят их? Или освободят? Станут они богаче? Или беднее? Как и все крошечные шестеренки в огромной машине, они знают: неважно, чья рука лежит на рычаге — важно, что она его поворачивает.
— Дай им время, — сказал Хорус. — Они вновь будут скандировать мое имя, когда я принесу им корону Терры.
— Так теперь корона? — произнес Мортарион. — Тебе было недостаточно того, что тебя сделали магистром войны, и теперь ты собираешься стать королем?
— Ты уже успел забыть? — поинтересовался Хорус, когда в поле зрения возникли возносящиеся ввысь башни и золоченые купола.
— Забыть что?
— Я не собираюсь становиться ни королем, ни даже Императором, — произнес Хорус. — Я собираюсь стать богом.
Таргост, или тварь внутри Таргоста, потянулся к Йактону Крузу. Его лицо пузырилось, словно поверхность грязевой трясины. Смрад был ужасающим. Круз отползал на спине, нащупывая пистолет.
Брор Тюрфингр бросился на тварь-Самуса, но это было все равно, что пытаться остановить ногу титана «Полководец». Самус ударом отшвырнул фенрисийца прочь, как человек прихлопывает надоедливую муху. Брор приземлился на горящую бочку и покатился, разбрасывая ее содержимое дождем тлеющих углей.
Челюсти твари с треском широко распахнулись, и изнутри черепа начал сочиться кипящий черный ихор. Из обрубка шеи высунулись зазубренные треугольные зубы, и появилось множество хлещущих туда-сюда вертикальных языков, шершавых и раздвоенных. В бурлящей вязкой массе призрачного черепа возникли многочисленные светящиеся глаза.
Тело вытянулось вверх, из нижних конечностей прорастали пораженные болезнью корни, которые расходились по полу, словно маслянистые канаты.
— Я — Самус, — хрипло дыша сквозь мускус, пробулькало существо, и это имя затронуло ужасную струну в сердце Локена. В воздухе появился привкус электричества и металла. На стенах задвигались тени, не зависящие от света пламени.
Самус. Он знал это имя. Знал по миру, который привели к Согласию давным-давно в другой жизни. Слышал по воксу и в воздухе Шестьдесят Три Девятнадцать. Слышал, как его произнес Ксавьер Джубал прямо перед тем, как открыть огонь по своим братьям.
«Шепчущие вершины».
Локен вновь оказался там, в той поблескивающей пещере, сражаясь с товарищем-легионером, когда распались основы его мира.
У него в руке был меч, но он не мог его поднять.
«Это страх».
Это было то, с чем смертные имели дело каждый день своей жизни. Страх перед чужими, страх перед войной, страх перед болью, перед болезнью. Страх подвести тех, кто им доверился.
«Как возможно было так жить?»
Локена парализовало, налившиеся свинцом руки висели по бокам.
Варрен атаковал, погрузив лезвие своего топора в живот Самуса. Пилящие зубья вгрызлись глубоко. Тварь согнулась и оторвала Варрена от пола, ее круглый рот сомкнулся на его плече. Брызнула кровь, и руку Варрена свело судорогой, он выпустил топор.
Руки Войтека рубили бока существа, Севериан рассекал хрящевидные отростки, которые хлестали из преображающейся плоти Таргоста. Сделанный сверху выстрел пробил призрачный череп.
«Караян».
Круз наконец-то достал свой пистолет и вгонял в грудь существа один болт за другим. Оно полностью поглощало массореактивные заряды без какого-либо эффекта.
Самус захохотал и швырнул Варрена в сторону. Тот упал на расстоянии в сорок метров, возле алтаря из давинского камня. Брор Тюрфингр поднялся и заорал что-то Крузу с Северианом. Алтай Ногай что-то крикнул в ответ, в его голосе слышалось удивление.
Доспех Локена зафиксировал внезапное падение температуры.
А затем появился Рубио.
Бывший кодиций бросился на Самуса, его меч казался куском голубой стали, окутанным пламенем. Топор Варрена мало что дал, однако клинок Рубио глубоко рассек плоть твари. Огонь перекинулся с оружия на Самуса, и остатки одеяния Таргоста вспыхнули с ревущим свистом.
Существо завопило, ему, наконец, причинили боль.
Локен почувствовал, как что-то вцепилось ему в ногу, глянул вниз и увидел, что его броню царапает рука Тубала Каина.
Другую руку тот сжимал на собственной шее. Между пальцев била кровь, бурными толчками изливавшаяся из ужасного разрыва на горле. Воин сорвал свой шлем, и его взгляд приковал Локена железной хваткой. Тубал Каин источал злость, поддержку и нечто такое, чего Локен не мог распознать. В расширенных зрачках мерцали трепещущие отражения белого пламени Рубио. Умирающий воин пытался заговорить, но раздавался только влажный булькающий хрип.
Локен увидел, как его глаза остекленели, и понял, что Каин мертв.
И сковывавший его страх исчез.
Он уже сражался с Самусом раньше.
«Они с Випом убили его».
Локен вскинул меч и атаковал.
Рама Караян следил за боем через прицел своего болтера. На него что-то воздействовало. Тварь, которой противостояли его братья, не фиксировалась. Он видел Брора, Мейсера и остальных, но не существо, с которым они бились.
Однако добычу можно было выследить как по ее следам, так и по их отсутствию.
Его глаз охотника был отточен в молодости, во мраке рудничных выработок Ликея. Владыки Воронова шпиля признали его талант и развили его. Недостаточно невидим для Хозяев Теней, однако идеален для бесшумных убийц из поисковых отделений.
Его авточувства были напрямую соединены с прицелом модифицированного болтера, и он перевел дыхание, интуитивно сопоставляя точки атак братьев. Периферическое зрение выхватывало четкое белое пламя меча Рубио.
Он нашел центр и вдохнул.
Задержал дыхание.
Выстрелил. Израсходованная гильза упала на доски лесов.
Она подпрыгнула медленнее, чем это было возможно. Ее поверхность покрылась светлой паутиной линий изморози.
На стенах задвигались тени. Невозможные тени. Они были повсюду вокруг него, словно охотящиеся волки в сумерках зимнего леса или пыльные дьяволы на пепельных пустошах Избавления.
Караян почувствовал в воздухе холод могилы и ощутил у своего горла твердое и острое лезвие клинка.
— Хорошая винтовка, — произнес скрежещущий голос. — Думаю, я возьму ее себе.
Караян пришел в движение. Недостаточно быстро.
Клинок глубоко полоснул, врезаясь до кости.
Меч Локена разорвал обожженное брюхо твари по имени Самус. Из дымящегося черепа раздался булькающий смех. Вокруг взметнулся пепел и скользкие обгоревшие куски мяса. Сквозь раны в почерневшей плоти лилось красное свечение, будто из печи.
Руки Таргоста потянулись к нему, удлиняясь и треща, словно раскалывающиеся в огне поленья. Локен всадил ему в грудь заряд болтера и отсек кисть руки. На месте обрубка заизвивалась очередная корчащаяся конечность, уродливая и искореженная.
— Оно уязвимо! — крикнул Рубио. — Его связь с варпом истончается.
Следопыты окружили демоническое создание, рубя и расстреливая его. Даже в столь отчаянной обстановке каждый выстрел был тщательно выверен, а каждый удар наносился точно.
— Я знаю тебя, Гарвель Локен, — прошипело существо, нависнув над Локеном. — Я забрал душу твоего брата в той горной пещере. Он до сих пор кричит в муках.
— Не слушай его, — заорал Рубио, блокируя хлещущую конечность из блестящей темной плоти. Капюшон библиария пылал сине-белым огнем.
— Молчи, ведьмак! — взревел Самус. Мощь слов существа повергла Рубио на колени. Оно изрыгнуло из своего корчащегося зубастого пищевода поток черного пламени. Рубио взметнул мерцающую стену колдовского огня, пламя опало и потухло.
Севериан приблизился и ударил клинком в спину демона, раздирая ее снизу вверх. Локен даже не заметил, как он двигался. Наружу вывалились скрученные кольца, которые когда-то могли быть внутренностями, но теперь представляли собой распадающиеся петли мертвой плоти.
Тварь крутанулась и с противоестественной быстротой сбила Севериана на пол. Издав вопль, полный незамутненной силы, она отшвырнула Войтека с Крузом прочь и опрокинула Локена на палубу скользкими руками, похожими на покрытых волдырями змей.
Локен увидел гладий, которым Таргост калечил пленного Ультрамарина. Ультима из слоновой кости на тыльнике сверкала в свечении огня. Клинок был темен, однако на нем поблескивал свет звезд. Он потянулся к оружию, но первой его подобрала рука с покрытыми струпьями костяшками и разбитыми пальцами.
— Это мое, — произнес Проксимон Тархон.
Локен вскочил на ноги, а изрезанный воин Ультрамара метнулся вперед. Он подкатился под извивающиеся руки Самуса и всадил гладий тому в живот.
Эффект оказался мгновенным и сокрушительным.
Тело Таргоста развалилось на части, будто каждая молекулярная связь в его плоти внезапно разорвалась. Оно превратилось в жидкость и распалось зловонной лужей гнилостной материи.
Следопыты рассыпались. Севериан оттащил тело Каина от расширяющего озера дымящейся жидкости. Локен опустил меч и судорожно выдохнул. Казалось, он сдерживал этот выдох на протяжении десятков лет.
Алтай Ногай поспешил к Каину и опустился возле него на колени.
— Ты ничем не сможешь ему помочь, — сказал Локен.
— Да освободится тот, что мертв, от долга легиона, — произнес Ногай, когда редукторный блок его перчатки скользнул на место.
Локен услышал приглушенный треск выстрела за долю секунды до того, как лицевой щиток шлема Ногая вышибло наружу.
Апотекарий завалился на тело Каина, на затылке его шлема дымилось пробитое входное отверстие.
С верхних уровней помещения спрыгнули воины в доспехах. Сыны Хоруса. По меньшей мере дюжины две, закованные в черненую броню цвета ночи. Линзы шлемов блестели мертвенным светом, словно по другую сторону бурлило холодное пламя.
Большинство было вооружено болтерами. Он заметил плазмомет. И мелту.
Локен поборол потребность потянуться к собственному оружию.
— Поднимете хоть одно оружие и умрете все, — произнес воин без шлема. Локен не узнал его, но увидел ровные черты того, кого они когда-то называли истинным сыном.
— Ноктюа? Грааль Ноктюа из Заколдованных? — сказал Севериан.
Локен резко повернул голову.
Севериан пожал плечами.
— Он был в Двадцать пятой роте, как и я.
— Севериан? — в явном ошеломлении произнес Ноктюа. — Когда магистр войны сказал, что двое вероломных трусов вернулись вместе с блудным сыном, я понятия не имел, что он подразумевает тебя. И Йактон Круз? Твое имя стало ругательством с того момента, когда ты бросил легион в миг его величайшего триумфа.
От слов Ноктюа Круз дернулся, однако расправил плечи и ответил:
— Ты говоришь о миге, когда мой легион умер.
Локен никогда не испытывал к Йактону Крузу большего уважения.
Следопыты неохотно поснимали с себя вооружение, и Сыны Хоруса в черной броне сжали кольцо вокруг них. Теперь, при более близком рассмотрении, Локен заметил, что их пропорции слегка неправильны, асимметричны и не вполне вертикальны, как будто воины внутри вовсе не легионеры, а бесформенные противоестественные существа.
Или же превращаются в них.
— И ты, Тринадцатый легион, — произнес Ноктюа. — Особенно ты.
Проксимон Тархон медленно положил свой гладий, и Локен увидел в его ясных глазах такие бездны расчетливой ненависти, каких ему никогда не доводилось встречать. На ритуальных разрезах запеклась кровь, размазанный пепел должен был вечно отмечать шрамы.
— Когда я снова его возьму, то сделаю это, чтобы пронзить им твое сердце, — сказал Ультрамарин.
На это Ноктюа улыбнулся, но ничего не ответил.
— Граэль Ноктюа, мелкий ты ублюдок, — произнес Севериан, кладя свой клинок. — Ты знал, что когда поднималась твоя кандидатура, я трижды выступал против повышения? Я всегда говорил, что ты слишком хитрый, слишком готовый услужить. Плохие качества для лидера.
— Похоже, ты был неправ, — отозвался Ноктюа.
— Нет, — сказал Севериан. — Не был.
— Думаю, что был. Я теперь в Морнивале.
Сердце Локена сбилось с ритма при упоминании о Морнивале, о братстве, к которому когда-то принадлежали они с Торгаддоном. Братстве, столь близком к магистру войны, насколько это вообще возможно.
— Кто-то сказал «Морниваль»?
Говорящий спрыгнул из-под потолка, и Локен застонал, увидев в его руках модифицированный болтер. Оружие Рамы Караяна. С патронника и дула капала кровь.
— Я помню Морниваль, — произнес воин.
Как и у остальных, стоявших вокруг, его доспех был черным и не отражал света. На нем не было шлема, как и на Ноктюа, и что-то в его мрачной самоуверенной развязности придавало ему жутковато-знакомый вид.
Воин подобрал с пола гладий Тархона и повертел темный блестящий клинок, словно любопытствуя, для чего тот создан. Он покачал головой и убрал оружие в пустые заплечные ножны.
— Бедный проклятый Самус, — с ухмылкой сказал он Локену. — Он только-только заслужил возвращение после того, как плоть его носителя убил на Калте такой же прямолинейный воин, как ты. Это уже входит в тенденцию.
— Кто ты такой? — спросил Локен.
— Никто меня не помнит, — заметил воин. Он ухмыльнулся, обнажив безупречные белые зубы. — Мне было бы больно, не будь я уже мертв.
— Ты — Гер Геррадон, — произнес Круз. — Один из бойцов Маленького Хоруса Аксиманда.
— Надо признать, тело принадлежит ему, — отозвался Геррадон. — Но его давно нет, Йактон. Я перерожденный Тарик, тот-кто-теперь-Тормагеддон.
Аливия вела Ультрамаринов и пятерых своих солдат все ниже и ниже по извивающимся петляющим лестницам под Святилищем. Стены были стеклянистыми и гладкими, их вырезала в геомантических корнях горы Торгер колоссальная мощь самого необыкновенного разума Галактики.
На этой глубине не горело никаких светильников, мрак пронзали только прожекторы доспехов Ультрамаринов. Казалось, сюда никто не заходил, и это было именно потому, что сюда никто никогда не заходил.
— Насколько глубже эти ворота, мадемуазель? — спросил Кастор Алькад. К его броне до сих пор цеплялся запах плазменного огня, а у дыхания был жаркий привкус жженого камня.
— Уже недалеко, — отозвалась она, хотя по мере их погружения расстояние становилось все более субъективной величиной.
— А откуда вы об этом знаете?
Аливия попыталась придумать способ ответить, чтобы не показаться сумасшедшей.
— Я сюда приходила очень давно, — произнесла она.
— Вы уклоняетесь от ответа, — заметил Алькад. — Да.
— Так почему я должен вам верить?
— Вы уже поверили, легат, — сказала Аливия, повернувшись и одарив его своей самой обаятельной улыбкой. — Вас бы здесь не было, если бы не поверили.
Она уже рассказала им о том, что находится под Святилищем — о вратах, которые в минувшие эпохи закрыл Император и которые планировал открыть Хорус. Рассказала, что по ту сторону врат лежит источник чудовищно опасной силы, и, к счастью, этого им оказалось достаточно.
Ей не доставляла удовольствия перспектива пытаться применить свое эмпатическое воздействие к воинам XIII легиона, но, как оказалось, не было никакой необходимости оказывать давление на душу легата.
Было несложно понять, почему.
Она предложила ему последний жизненный путь, на котором можно добиться чего-то стоящего, и он ухватился за него обеими руками.
— Противостояние тридцати человек мощи двух легионов замечательно звучит в почетных списках, — сказал он, когда она сообщила, чего хочет от него и его людей. — Однако последние бои — это как раз тот вид теории, которой нас всю жизнь учат избегать.
— И это не тот бой, от которого мы станем уклоняться, — предупредила она.
— Лучше сражаться за что-то, чем умереть просто так.
Он произнес это все с тем же бесстрастным лицом. Ей не хватило смелости сказать ему, что именно из-за подобных утверждений люди тысячелетиями продолжали драться друг с другом.
Они обнаружили, что цитадель заполнена беженцами. Большинство не обращало на них внимания, однако некоторые молили о защите, пока Дидак Ферон не сделал предупредительный выстрел поверх голов.
Святилище и его потайные уровни, действительно интересные уровни, о которых не было известно даже сакристанцам и Механикум, располагались под брошенным Божественным убежищем. Аливия совершала каждый сложный поворот по катакомбам и находила все спрятанные двери так, словно проходила здесь только вчера.
В прошлый раз, когда Аливия взбиралась по этим самым ступеням, ее ноги казались сделанными из резины, а спину, будто слой изморози, покрывал пот. Она помогала ему вернуться в мир: ее рука обнимала его за талию, его — лежала у нее на плече. Она старалась не дать его мыслям — обычно столь недоступным — проникнуть в ее собственные, но он был слишком силен, слишком измучен и травмирован тем, что находилось за вратами, чтобы держать все в себе.
Она видела такое, что жалела об увиденном. Будущее, снившееся ей с тех пор в кошмарах или нарисованное тушью на страницах забытого сборника сказок. Омерзительные вещи, которые теперь вторгались в явь по приглашению тех, кто не имел ни малейшего понятия, какую ужасную ошибку совершает.
— Эти проклятые ступени хоть где-то кончаются? — спросил Ферон.
— Кончаются, но будет казаться, будто это не так, — ответила Аливия. — Это что-то вроде побочного эффекта от пребывания так близко к рубцу на ткани пространства и времени мироздания. Или часть защитных механизмов врат, забыла, что именно. Поразительно, как много людей просто сдается, подумав, что никуда не попадут.
— Я фиксировал наш маршрут, — произнес технодесантник по имени Кирон с интонацией превосходства, которая предполагала, что он равен всему, что может бросить против него это место.
— Не фиксировали, — сказал Аливия, постучав себя пальцем по виску. — Поверьте мне.
Кирон откинул часть своей перчатки, и возникла вращающаяся голограмма. Трехмерный курсограф. Кирон сразу же замер и насупился, когда зернистое изображение заполнилось множеством маршрутов и несуществующих ответвляющихся проходов.
— Я же говорила, — заметила Аливия.
— Но они на самом деле кончаются? — спросил Алькад.
Вместо ответа Аливия вышла в широкий коридор. Она знала, что любой из Ультрамаринов поклянется, что несколько секунд назад прохода тут не было. Как и все прочее здесь, он был гладким, вулканической природы, но тут присутствовал свет, который блестел внутри скалы, словно луна на поверхности океана.
Достаточно широкий, чтобы в нем легко прошли плечом к плечу шестеро легионеров, коридор был длинным и вел в грубо высеченную камеру из долбленого кирпича цвета умбры. Император никогда не рассказывал ей, как появилось это помещение или как Он узнал о нем — только что оно было здесь еще до того, как геологические силы минувшей эпохи создали сверху гору.
Здешние каменные кирпичи были вырезаны руками древних, но Аливии никогда не нравилось слишком пристально глядеть на пропорции блоков или их едва заметное неправильное расположение. Это всегда вызывало у нее странный дискомфорт и ощущение, будто те руки не принадлежали ни одному из видов, известных нынешним обитателям Галактики.
Ультрамарины рассредоточились, мышечная память и укоренившаяся практика заставили их образовать рабочее оборонительное построение. Смертные союзники Аливии, в особенности Баланс, держались поближе к ней, будто телохранители.
— Это оно? — спросил Алькад, не в силах скрыть разочарование в голосе. — Это те Врата Ада, о которых вы говорили?
— Это они, — согласилась Аливия с насмешливой улыбкой. — А чего вы ожидали? Врат Вечности?
Она кое-что им рассказывала о том, что лежит по ту сторону врат, однако Аливии приходилось признать, что они не выглядели в точности как самое надежное средство сдерживания чего-то столь жутко опасного. Неровные куски темного камня с белыми прожилками образовывали высокую арку в темно-красном основании горы.
Пространство внутри арки представляло собой зеркально-гладкий черный камень, похожий на обсидиановую плиту, вырезанную из идеально плоской толщи лавы. В его поверхности не отражалось ничего из того, что находилось в помещении.
— Мы ожидали увидеть что-то такое, для преодоления чего потребуется большее, чем горный бур или подрывной заряд, — сказал Кирон.
— Поверьте мне, — произнесла Аливия. — Ни вы, ни Механикум не сможете задействовать ничего, что бы их открыло.
— Так как же Хорус планирует открыть их?
— Он — кровь от крови Императора, — ответила она. — Этого будет достаточно, если только мне не удастся их запечатать.
— Вы же говорили, что Император их запечатал, — сказал Ферон.
— Нет, я сказала, что Он их закрыл, — произнесла Аливия. — Это не то же самое.
Алькад странно на нее глянул, как будто теперь отчасти понял истину касательно того, кто она.
— А откуда вам известно, как их запечатать? — поинтересовался он.
— Он мне показал.
Кирон постучал по черной стене одной из своих серворук. Не раздалось вообще никакого звука. По крайней мере, в этом мире.
— Если то, что находится по ту сторону этого места, столь ужасно, почему же Император не запечатал их сам?
— Потому, что Он не мог. Ни тогда, ни, возможно, вообще, — ответила Аливия, вспомнив изможденное постаревшее лицо, которое увидела за чарами. Для нее он отсутствовал не дольше одного удара сердца, однако она увидела на лице, которое на ее глазах прошло врата, следы сотен лет.
— Император не мог их запечатать, а вы можете? — спросил Кирон. — Простите, мадемуазель Сурека, мне сложно в это поверить.
— Мне плевать, во что вам там сложно поверить, — бросила Аливия. — Есть вещи, которые бог может сделать, а есть те, которые не может. Потому-то порой им нужно, чтобы за них делали грязную работу смертные. Император оставил армии для охраны от явных незваных гостей, однако Ему требовался кто-то, чтобы не пускать одиноких безумцев, искателей темного знания, или любого, кто случайно наткнулся на правду. За время моего пребывания на Молехе я убила сто тринадцать человек, которых притянул сюда шепот зла, просачивающегося из-за врат. Так что не смейте сомневаться насчет того, что я могу!
Она вдохнула, успокаиваясь, и стряхнула с себя куртку, заткнув заряженную ферлахскую серпенту за пояс формы. Она чувствовала себя глупо из-за того, что вышла из себя, но в этом месте все эмоции усиливались.
— Сколько вам лет, мадемуазель Сурека? — спросил Алькад.
— Какое это имеет отношение к чему-либо? — поинтересовалась Аливия, хотя в точности знала, куда он клонит.
— Император последний раз был на Молехе более века назад, — сказал Алькад. — И даже если учесть омолаживающие процедуры, ваш возраст и близко не подходит, чтобы вы могли быть рядом с Ним.
Аливия горько и безнадежно рассмеялась.
— Вы не знаете, сколько мне лет, Кастор Алькад. И сейчас я жалею, что это известно мне самой.
Локену показалось, будто у него из легких выдавили весь воздух до последнего кубического сантиметра. Ему хотелось опровергнуть то, что сказала тварь, носящая лицо Геррадона, однако голос, манера держаться… все указывало, что это была правда.
«Когда увидишь меня, убей».
К нему снова вернулись слова, шепот которых он слышал в тени своих покоев на «Тарнхельме». Нет, не так. Это было не воспоминание, казалось, он опять их слышал. Как будто с ним все еще говорил некий фрагмент того, что когда-то было его другом.
Меч и болтер Локена лежали перед ним на полу. Было бы нетрудно подхватить их, но смог бы он всадить в Геррадона болт прежде, чем остальные его застрелят? Имело ли это вообще значение?
Он подавил желание убивать.
— Тарик? — произнес он, выдавив имя сквозь стиснутые зубы.
— Нет, — раздраженно вздохнув, ответил Геррадон. — Ты что, не слушал? Я — Тормагеддон. Я ждал в варпе, когда Маленький Хорус отсек Тарику голову, и схватил яркую побрякушку его души прежде, чем ей смог полакомиться кто-нибудь из детей варпа. Знаешь, он вопит и умоляет, будто побитая собака. Фулгрим вел себя так же, а ведь он был примархом. Только представь, как это скверно для Тарика.
— Не слушай его, Локен, — предостерег Рубио. — Отродья варпа кормятся болью, которую причиняет их ложь.
Граэль Ноктюа пнул Рубио под колено, сбив псайкера на пол. Тот распростерся от удара прикладом болтера. Брор Тюрфингр ощерился на Ноктюа, но Севериан покачал головой.
Локен испытывал горе. Он печалился о гибели Нерона Випа и скорбел о боевых братьях, которых терял. Смерть Тарика на Исстване практически сломила его и ввергла в бездну безумия. Он не был уверен, выбрался ли в действительности оттуда.
До настоящего момента.
Он поднял голову и разжал стиснутые кулаки.
— Нет, — произнес он. — Тарик никогда не стал бы умолять. Даже в смерти он сильнее этого. Говоришь, он кричит? Я тебе верю. Но он кричит не от боли, он кричит, чтобы я убил тебя.
— Я первый из луперков, — сказал Геррадон. — Братьев Волка. И ты не можешь меня убить.
Локен потер подбородок рукой и снова склонил голову. Когда он снова взглянул на Гера Геррадона, на его лице была улыбка.
— Знаешь, если бы ты просто дал ему умереть, меня бы тут не было, — произнес Локен. Теперь он мог вслух признать образы и звуки, которые терзали его с момента визита на берег Моря Спокойствия.
— Я видел и слышал Тарика Торгаддона на каждом шагу этого путешествия, — продолжил Локен. — Он давно мертв, однако он вернул меня на «Дух мщения». Вернул, чтобы я убил тебя и освободил его.
Геррадон бросил винтовку Караяна одному из легионеров с мертвыми глазами и шагнул к Локену, широко разводя руки.
— Так сделай свой лучший выстрел, — сказал Геррадон.
— Стой на месте, — вмешался Грааль Ноктюа. — Он не может тебя убить? Что ж, ты тоже не можешь его убить. Он нужен магистру войны живым.
Геррадон ухмыльнулся и указал на преображенных воинов в черном, которых он назвал луперками.
— Посмотри, как следует, Гарви, — произнес Геррадон. — Ты станешь точно таким же, как они. Я собираюсь поместить внутрь тебя демона.
