День, когда в ее руках оказалось заветное заверенное двумя печатями заявление, поистине можно было считать самым долгожданным. Тиса прилетела в приют на крыльях еще в полдень, однако оказалось, что Степанида отбыла пять минут как на именины невестки. Видящая лишь чуть-чуть не успела.

– До утра точно не явится, слава святой Пятерке, – заверила Янина. – И подлизу свою с собой взяла, милостив Единый.

Войнова с сожалением хлопнула по бокам ладонями, раскашлялась.

– Вы бы прогревающее что выпили, Тиса Лазаровна.

Все верно, за беготней она даже не заметила, что простыла. Ничего, сегодня она точно выпьет снадобья. А то все некогда. Она ведь уступила просьбам Мо Ши и снова пропадала в клубе. Старик таки разжалобил ее, сказав, что клуб одолевает народ, жаждущий поиска. Так что эти несколько дней видящая принимала посетителей. Последняя дань гостеприимному городу и клубовцам. Учитель забыл обиды и снова стал общительным. Он был теперь особенно учтив и настойчив в галантности, доставляя ее в приют, а затем домой. Спрыгивал с козел и подавал руку при сходе с саней. Подсаживал за талию при посадке. А еще не желал отпускать ее руки у дома. И это настораживало. Настолько, что Войнова подумала, что пора бы заканчивать эти поездки. И если бы не страх снова столкнуться на мосту с жутким кабаном, она бы так и сделала. Ведь домой изо дня в день почему-то получалось являться все позднее и позднее. Беличье колесо не желало сбавлять обороты.

После часа с Поней видящая поспешила в аптеку. Сегодня Агата Федоровна, как и намеревалась, собиралась покинуть Оранск, чтобы отправиться к родственнику, живущему на другом конце Лароссийской империи. Провожать хозяйку вышли на улицу все работники. Вовремя подоспела Люсенька. Жорка оглаживал четверку коней, проверял ремни упряжи. Да, сегодня Агату Федоровну повезет не сонная лошадка, а настоящие рысаки. И не на легких санях, а в удобном крытом, с мягкими лавками возке на полозьях.

Тиса с Люсей стояли у входа в аптеку вместе с горсткой работников. И видящая даже прослезилась, когда Агата обняла ее как родную на прощание и прошептала на ухо:

– Я вернусь через пару седмиц, но тебя уже здесь не будет, ласточка. Забирай зайца и лети с миром к своему вэйну. Если когда еще навестишь старую колдунью, я буду очень рада.

Помощница счастливо всхлипнула и прошептала слова благодарности в ответ за всю доброту, с которой Агата относилась к ней. Не удержалась и все же раскашлялась, чем вызвала укор вэйны, что нельзя запускать простуду.

– Сейчас же, как проводишь меня, зайдешь в аптеку и возьмешь у Пантелеймона согревающую мазь и настойку.

Хозяйка дала последние наставления Пантелеймону. Сани тронулись, провожающие помахали им вслед.

– А как же тот ужасный вэйн, он так и не объявился к вам, как ты опасалась? – спросила Перышкина Тису. Чернокожий ассиец все-таки произвел на нее неизгладимое впечатление.

– Нет, и надеюсь, что больше никогда не появится.

Они потопали в школу. Войнова пару раз оглянулась. Сердце ее отчего-то разволновалось. Будто с Агатой душу покинула часть согревающего ее тепла. Или это просто начинает одолевать досада, что ее собственная поездка так долго откладывается. Ничего, подумала видящая. Завтра заберу Поню, а послезавтра отправимся с ней на станцию.

В клуб она входила под радостные возгласы ожидающего под дверьми люда. Клим будто ждал ее в гостиной. С приветствием принял пальто ученицы и, невзирая на ее попытки воспротивиться помощи, сам повесил его на вешалку.

День снова пролетел незаметно. Тиса приняла всех жаждущих ее поиска, а затем из любопытства снова взялась за перчатку оборотня. Конечно, чтобы опять убедиться, что так просто ей этот поиск не дастся, – перед смертью все равно не надышишься. Наверное, была бы у нее еще пара недель, она бы справилась с этой именной вещью. А так – только время теряет. Такая вот она черепаха. Но все это ерунда. Когда-нибудь она вернется к учебе, и тогда, быть может…

Клим спрятал именную в ящик стола и посмотрел на ученицу, складывающую в сумку тетрадь и не замечающую его внимания. Взгляд учителя скользнул по несколько бледному, но умиротворенному лицу, мягкой полуулыбке на губах, отметил движения тонких рук, в которых угадывалась вечерняя усталость. И, когда видящая поднялась с кресла, Ложкин тоже встал и в несколько шагов оказался рядом.

– Я уже говорил, мне искренне жаль, что вы уезжаете. Поймите, вам сейчас не стоит прерывать обучение. Может быть, вы все же передумаете?

Он искал в ее лице понимание важности только что сказанного, но Тиса лишь в очередной раз извинилась.

– Клим, я не могу отложить эту поездку.

– Да что у вас там случилось?! Что может быть важнее полностью подконтрольного, абсолютно подвластного искуну сильного дара? – жарко возмутился Климентий. – Подумайте, от чего вы отказываетесь. Уже через полмесяца вы бы добились такой высоты, что многим видящим даже не снилась. А так, бросив ежедневные занятия, вы можете растерять уже с таким трудом приобретенный навык. Если дело в оплате занятий, то я готов обучать вас и без нее.

Войнова не знала, как дальше смотреть в глаза этому мужчине, и просто дотронулась до его руки.

– Я все понимаю. – Вздохнула. – Вы во всем правы, учитель. Но дело не в оплате, хотя уроки достаточно дороги для меня. И все же я должна уехать. Если я этого не сделаю, то подведу хорошего человека.

– А сейчас вы подводите меня!

В его глазах видящая прочла укор. Хотела отстраниться, но блондин удержал ее руку. Снова.

– Тиса, пожалуйста, вы нужны нам. Я давно хотел признаться…

В кабинет ворвался Мо Ши и, заметив, как отстранился Ложкин от ученицы, заохал:

– Простите, кажется, я помешал вам, молодые люди.

Он собирался выйти, но Тиса остановила его:

– Нет, вы не помешали, Мо Линич. Я как раз вспомнила, что обещала зайти к Кларе. Простите.

Ощущая в душе смятение, она выскользнула из кабинета.

Заведующий плотно притворил за девушкой дверь и обернулся к своему ассистенту.

– Я так понимаю, ты не убедил ее остаться?

Клим расстроенно тряхнул головой. Старик принялся семенить от окна к двери и обратно.

– Надеюсь, не проговорился?

– Хотел, – мрачно признался Ложкин.

– Не вздумай! – Шуец поднял указательный палец. – Девица с характером. Поймет, что ты ее за нос водил, совсем отвернется.

– Позвольте вам напомнить, что я не собирался водить ее за нос! – огрызнулся блондин. – Интригу затеяли вы!

– Какая разница, – отмахнулся тот, – все равно в одной лодке сидим. И я скажу тебе, Климка, это не лодка! Это, я тебе скажу, – дырявое гнилое корыто! Вот то, в чем мы с тобой сидим, мой дорогой ассистент. И, клянусь, если не найдем способ удержать девчонку, потонем. Как пить дать потонем!

Климентий отвел глаза на карту. Мельтешение, создаваемое заведующим, его раздражало.

– Надо остановить ее!

– И что нам делать? Предлагаете привязать ее к этому креслу? – Ложкин саркастически усмехнулся.

– Не ерничай! – Шуец остановился и гневно взглянул на собеседника. – Хотя… знаешь, узы – неплохая идея. Она ведь тебе нравится, верно? О, да, я вижу – поболе, чем просто нравится! Так чего ты молчишь?!

– Не понимаю, о чем вы, Мо Линич.

– О том, что Тиса ведь уже не юная девушка. Ребенка из приюта взяла. Что, по-твоему, это значит? – Старик нервно фыркнул. – Одиночество, друг мой. Одиноко нашей видящей. Семью ей хочется. Вот и предложи ей руку и сердце. И для тела польза, как говорится, и для дела.

– Вы циничны.

– Я просто стар. Стар настолько, что не желаю ждать.

Клим невесело покачал головой.

– По ней опервэйн сохнет.

– Что еще за дракон такой? – Шуец удивленно вздернул седые брови.

– Не знаю. Это его она видела в тех самовольных видениях.

– Как видела, так и перестала, – хмыкнул Мо Ши. – Бежала наша красавица с самого приграничья сюда, чтобы ты избавил ее от этих видений. Значит, былое дело. Пустое. Говорю, позови замуж. Ты же, сколько я тебя помню, своего еще никогда не упускал.

– Если я и сделаю предложение Тисе, то не в угоду вам! Не собираюсь разделять ваших практичных подходов к столь деликатному решению, – резко высказался Климентий и дернул за ручку дверь.

– Молодость… Можешь как всегда критиковать мои затеи, мальчишка, – потер ладони профессор, оставшись один в кабинете, – но ты не можешь не признать, что плоды их воплощений частенько оправдывают первоначальные риски. Чует мое стариковское сердце, потом еще благодарить будешь, что надоумил.

Мороз спал, и с чернильного неба полетели снежинки. Сидя в санях, Тиса бездумно наблюдала их метания и устало улыбалась. Клим рассказывал что-то о кургане и Гатчите, а она еле улавливала смысл разговора. Хотелось спать, и сильно горели щеки. Сама не заметила, как привалилась к плечу Ложкина. Видя ее полусонное состояние, он любезно проводил ее до самого флигеля. Войнова при этом чуть ли не висела на локте мужчины, не понимая, куда пропали все силы.

– Вам нужно как следует выспаться и подумать о подходящем снадобье от кашля, – посоветовал Клим, придерживая ее за плечи на крыльце. – А завтра я хочу поговорить с вами. – И тише сам себе добавил: – Сегодня на толковый разговор уже надеяться бесполезно.

Девушка кивнула и невнятно поблагодарила провожатого.

– До завтра, – прошептал он в темноте, наблюдая, как видящая проковыляла в сени и прикрыла за собой дверь.

Ужинать она отказалась и легла в постель, кое-как стянув с себя одежду. Остаток сил растратила на то, чтобы загасить свечу и на одну минутку посмотреть перед сном на Демьяна.

Но со вторыми петухами видение вернулось. И лучше бы не возвращалось.

Голову нещадно ломило, тело слушалось плохо, однако Тиса заставила себя подняться и умыться.

– Нет, – ворчала она, надевая платье, – я не верю, что они помолвлены. Ни капли! Ерунда! Он не мог. Наверняка баронесса нашла себе какого-то другого красавца из ССВ. Демьян ведь даже не улыбнулся ей. Глупое дурное видение!

Прежде чем выйти из дома, она еще три раза заглянула к главвэю и всякий раз видела его переговаривающимся со служащими спецстражи. Тема касалась каких-то мудрецов-пустынников, у которых на седмице успел побывать Демьян.

Перед выходом Тиса проверила свой кошель и бумаги для приюта. Ей повезло, на мосту остановился ямщик и за копейки довез ее до Каретной, а там двадцать минут до приюта пешком. По дороге она почти убедила себя в том, что утреннее видение ничего не значит. В Крассбург она с Поней поедет.

В «Сердечный кров» девушка почти ворвалась и сразу заспешила к смотрительнице. Степанида Силовна оказалась на месте, и Войнова с радостью положила перед ней на стол пятнадцать монет и заверенное заявление.

– Вот, пожалуйста. Теперь я могу забрать Полину Средову?

– Долго вы, барышня, собирали печати, – усмехнулась Степанида. – Полина уже взята под опеку весьма и весьма уважаемой женщиной.

Тиса не могла поверить тому, что услышала.

– Что значит – взята под опеку? – выдохнула она. – Кем?

Смотрительница с довольным видом произнесла:

– Самой графиней Озерской, милочка. Полине очень повезло. Теперь она получит благородное образование и будет жить в графском доме.

– Но как же… Вот же печати, я же удочерила ее!

– Можете забрать свои бумаги, дорогуша. И я сожалею, – с притворным сочувствием вздохнула ехидина. – Без печати приюта они недействительны.

– Вы! – воскликнула Тиса. – Как вы могли с ней так поступить! Она же маленькая… Отдать ребенка этой ледяной селедке!

– Прошу вас не оскорблять в моем приюте графиню Озерскую! – гаркнула Степанида, поднимаясь с места.

Во дворе видящую заметили Янина и прачки.

– Вы уже знаете, да? Стеша, видать, еще несколько дней назад с ней столковалась, когда эта графиня сюда заезжала. Вам плохо?

– Нет, все нормально, – прошептала Тиса. – Я верну ее. Обязательно.

Она побрела к выходу под сочувственные взгляды.

С неба летели хлопья снега, сказочно красивые. Такие нравились Поне. Войнова доплелась до конца квартала, когда ощутила сильную слабость в теле и головокружение. Все тело стало жарким, точно в кипящий котел окунули. Она распахнула пальто, открывая шею и грудь холодному ветру. Шум в голове возрос настолько, что все звуки слышались словно через толщу воды. Видящая остановилась, держась за забор. Не устояла. Чьи-то руки подхватили ее и не дали упасть. А затем реальный мир исчез…

– Тиса! – голос Демьяна она бы узнала из миллиона других. Он что-то говорил. Девушка ощутила досаду: у темного бездонного колодца, куда она проваливалась, видимо, были очень толстые стены, и далекий голос главвэя то и дело исчезал.

Извозчик Косьма нынче отвез куму Араповых к родне и возвращался через Бочкатый переулок, когда услышал свист. Его окликнул мужчина с девицей на руках. Косьма лукаво ухмыльнулся парочке, подгоняя лошадок к обочине, и лишь потом понял, что барышня, кажись, больна да в бреду. Локоны в поту ко лбу да щекам прилипли. Стонет бедолага.

– На Коромысловую, и побыстрее, плачу втрое, – распорядился меж тем пассажир, аккуратно укладывая свою ношу на лавку и что-то шепча. – Погоди! – поднял он глаза. – По дороге мне слови еще кого из твоего брата.

– Будет сделано, – беззубо осклабился возница и хлестнул каурых по спинам. А мужик, видать, не из простых будет. Вона как властен голос-то, небось и правда деньжат имеет в мошне. Косьма не дурак. – А ну давайте, залетные!

На повороте шальной пассажир спрыгнул, не дожидаясь остановки, и о чем-то переговорил еще с одним извозчиком, отсчитал деньги. Затем вернулся к своей болезной барышне.

На Коромысловой сани были уже через четверть часа. Не обманул барин-то. Щедро расплатился. Так что и в питейную заглянуть не грех.

Демьян беспрепятственно миновал калитку и двор Кадушкиных, прижимая девушку к сердцу, и только на крыльце у открытых сеней задержался и развернулся.

Из-за поленницы выступил хозяин сих владений в тельняшке и штанах. Глядит хмуро, исподлобья. Если память не изменяет – Тарас, отставной моряк, глухой. А память колдуну изменяла редко.

– Ты кто будешь? – басом спросил мужик.

– Сосед, – стараясь не повышать голос, ответил вэйн.

– Чего с ней?

Демьян лишь махнул в сторону входа во флигель, приглашая хозяина зайти, коли есть желание. Тарас желание проявил, вошел следом, загораживая своей объемной фигурой весь дверной проем.

Вэйн уложил ношу на кровать, коснулся ладонью ее горячего лба.

– Сосед, – пробасил Тарас. – Не видал тебя раньше здесь.

– А я слыхал, что ты туг на ухо, – не отрывая взгляда от девушки, не остался в долгу тот.

– Стал слышать трошки. Еще по губам понимаю.

– А я у Соломиных изредка избу присматриваю.

– Захворала девка, – пробурчал моряк, видя, как, не приходя в себя, раскашлялась постоялица. – Из-за морозов, видать.

– Видать, да не только, – согласился Демьян.

– Ты лекарь, что ль?

– Лекарь – мой дед, а я – так… – Колдун проследовал на маленькую кухню и оглянулся. В очаге моментально вспыхнул огонь. На решетку поставился латунный чайник. Вэйн наполнил его, споро зачерпнув ковшом воду из ведра.

– Это еще кто приехал? – послышался недовольный бас Кадушкина.

– Мой посланец. – Демьян выглянул в уличное окно и поспешил из флигеля. Вернулся с бумажным свертком.

Тарас наблюдал, как сосед выложил на столик пару аптечных бутылей, затем ловко откупорил одну и плеснул черную жидкость в кружку. Сбегал в кухню, чтобы добавить теплой воды из чайника. Осторожно приподняв одной рукой под лопатки болезную, влил содержимое чашки ей в рот. То же самое проделал со второй бутылью.

– Ну же, Тиса, – прошептал вэйн, вглядываясь в ее лицо. – Расскажи мне, как ты умудрилась так истощить себя? Еще вчера улыбалась этому умнику… – Какое-то время он всматривался в девичьи черты, коснулся бережно ее щеки.

Губы беззвучно зашептали наклад, обновляя тепловой контур вокруг девушки.

– Э, сосед? А чегой-то ты так печешься о девчонке-то?

Он совсем забыл о присутствии Тараса.

– Я не сказал тебе главного, хозяин. – Вэйн глянул на мужика. – За домом Соломиных я приглядываю из-за нее.

– Зачем?

– Я люблю эту женщину.

– Хм. А она тебя?

– Не знаю.

– На ночь не останешься, – буркнул моряк. – Я это… в кухне посижу. Чегой еще, может, надобно?

– Нет, снадобья из аптеки со слабым колдовским накладом. Помогают быстрее обычного, но все равно не мгновенно.

Тарас оставил их вдвоем. Хороший мужик. Демьян укрыл Тису одеялом, затем не удержался и осторожно обнял ее. Припал щекой к каштановой макушке и закачал на руках как маленькую.

– Возвращайся ко мне, моя хорошая. Слышишь? Хватит блуждать в потемках. Бояться нечего. А девочку твою они тебе отдадут. Это я обещаю. Ты вот что скажи мне. Нужен ли я тебе еще.

Минула четверть часа, и видящая снова заговорила в бреду. Еле слышно и почти бессвязно.

– Поня… забрали…

– Вернут, – тут же пообещал вэйн. На лице Тисы появилась испарина, и он вытер ее носовым платком.

– Демьян… ты… видение… снова… – Она раскрыла мутные глаза и тут же опять закрыла. Лицо отразило досаду. – Не надо… – взмолилась.

– Что не надо?

– Не надо… – Она ткнула его в грудь ладонью.

– Что? Почему? – не мог понять он.

– Свадьба… весной… – заметалась девушка в его руках, – видения… не надо…

Вэйн замер, прислушиваясь. А потом закусил губу и закрыл глаза.

Тиса словно выплеснула свои переживания и затихла. Когда спустя длинные минуты тишины она заговорила снова, Невзоров понял, что бредовое состояние крепчает. Слова хоть и проговаривались легче, но от смысла были далеки. А потом страдающая стала повторять одну и ту же дурацкую фразу.

– Ты… встань на голову… спой песню… – шептала она жарко.

– Зачем?

– Вырастет рог.

– О, мне рогов как раз не хватает, любимая, – невесело хмыкнул Демьян.

– Спой на голове, и вырастет рог, – повторяла она, а затем и вовсе зашептала слова старой военной песни: – На смертный бой идут имперские войска, во имя Бога опрокинем стан врага…

– Хорошо, – сдался вэйн, – я так и сделаю. Обещаю. – Он улыбнулся и тоном сказочника, потчующего историей ребятню, продолжил: – И вырастет у меня большой рог, красивый и витой, как у Вемовея.

– Да, белый. – Тиса наконец успокоилась и, послушав еще недолго «сказку» колдуна, затихла. Дыхание ее выровнялось, и девушка уснула.

Какое-то время главвэй просто смотрел на нее, а когда на улице послышался звук бубенцов, Демьян осторожно уложил голову спящей на подушку и поднялся. Метнув тяжелый взгляд в окно, вышел из комнаты.

– Там опять кого-то нелегкая принесла, – проворчал ему Тарас, стоя посреди двора.

– Это ко мне, – бросил ему сосед, широким шагом направляясь к калитке.

Меж тем светловолосый мужчина, а именно учитель школы одаренных Климентий Ложкин, остановил у обочины сани, спрыгнул с козел и заспешил к знакомому дому. Однако вынужден был остановиться на полпути. У калитки его поджидал незнакомец. Сюртук его оказался тонок и простоват, в отличие от самого хозяина. Средний рост, жесткие черты лица. К поясному ремню на боку прикреплен вэйновский скип. Несколько секунд колдун рассматривал блондина с холодной дымкой в глазах. Затем все же сказал:

– Вы оказались слишком расторопны… учитель.

– А вы, я так понимаю, тот самый вэйн, от которого моя ученица бежала из Увега, – не скрывая неприязни, ответствовал Ложкин. – Долго же вы ее искали. Для опера ССВ – непростительно долго.

Демьян молчал, сохраняя невозмутимость Во всем его облике светилось неоспоримое превосходство, и это задевало учителя больше слов.

– И что теперь? – спросил Климентий. – Явились сюда, чтобы окончательно сломать ей жизнь?

– С чего взял, что я могу ее сломать? Это она тебе сказала?

– Вэйны… – усмехнулся блондин. – Сама уверенность и непоколебимость в своей правоте вершить чужие судьбы!

– Значит, все-таки она, – пробормотал колдун, мрачнея лицом.

Заметив, это, учитель приободрился.

– Тиса пришла ко мне в начале зимы с надеждой, что я избавлю ее от видений вашей великоважной персоны. Готова была досуха себя выжать, лишь бы не лицезреть вас.

– Значит, она меня все же видела даром, – произнес опер.

– Постоянно, – фыркнул Климентий. Кажется, он нашел, чем можно уязвить этого непрошеного гостя. – Пара седмиц всего, как наконец научилась вышвыривать вас из своей головы. Но и сейчас бывает, что ваш сиятельный лик достает ее по утрам.

Серые глаза колдуна при этих словах потемнели, но Клим бесстрашно продолжил:

– Но теперь вы решили напомнить о себе, когда она с таким трудом забыла вашу назойливую персону? Обрела здесь друзей. Свободу и волю жить, как ей хочется.

О том, что девушка планировала уехать на днях, Ложкин упрямо не собирался просвещать вэйна. Мо Ши прав, это серьезный противник. Но и он, Клим, не привык отступать перед трудностями. И в благородство, когда дело касается любви, играть не намерен.

– Что за свадьба? – задал неожиданный вопрос колдун. – Ты просил ее руки?

Климентий поднял подбородок.

– Собирался. Но теперь не уверен.

– Из-за меня?

– Естественно. Его вэйновство ведь еще не наигралось, видимо, – сощурив глаза, усмехнулся учитель. – А как я посмею забрать игрушку у самого спецстражца? – Блондин не успел договорить, как ощутил на своей шее стальные тиски. А точнее – обруч света. Вот она, сила колдунов во всей ее красе.

Вэйн подошел ближе и заглянул в глаза своей жертвы.

– Убьешь меня… вершитель… судеб? – прохрипел Ложкин с завидным упрямством, впустую пытаясь оттянуть от кадыка обруч.

– Видит Единый, хотел бы.

Глаза колдуна были совсем черны. Какое-то время он стоял, опустив голову, не замечая потуг своего соперника освободиться от удавки. Казалось, вовсе забыл о нем.

А затем обруч исчез так же внезапно, как и появился. Климентий, стоящий на коленях в мокром снегу, ощупал свое горло, влажное от выступившего пота.

– Кажется, она ждет твоего предложения, – произнес вэйн глухим голосом. – И… я не стану мешать вам, если чувства окажутся взаимными.

– Они уже являются таковыми! Не сомневайся, колдун, – процедил Клим из горячего желания отомстить за перенесенное только что унижение.

Невзоров взглянул на окно флигеля. Там, в тишине комнаты, на кровати продолжала спать Тиса Войнова. Женщина, которую он, кажется, потерял. Действительно. Что еще ему нужно было, дураку, чтобы это понять? Два с половиной месяца – и ни одного письма. Почтовые голуби – как в насмешку, чтобы скрыть свое местонахождение. Те слова на балу. Вчерашнее откровение на проводах аптекарши в ответ на вопрос ее подруги – выходит, оно все же было о нем. Он наблюдал, как она улыбалась этому умнику из школы, но все еще продолжал надеяться… А сейчас узнал, что она часто видела его все эти месяцы! Знала о его тоске по ней, возможно, даже находила его в Оранске под окном общежития. Глупец! Прости меня, девочка моя, за мое тугодумие. Я дам тебе этот шанс, шанс на жизнь, где нет меня.

– Тиса плохо себя чувствует и сейчас спит. Уходи. Завтра придешь, – велел вэйн Климентию, указывая скипом на сани.

– А ты останешься?

– И я… уйду.

В окнах домов погасли свечи, и ночная тьма опустила на Оранск звездный полог. В тишине флигеля раздавалось тихое мерное дыхание той, что забылась долгим целебным сном. На полу спиной к кровати сидел мужчина. Склонив набок голову и касаясь щекой женской руки, он почти не дышал. Как и зима за окном, он не желал уходить.