Глава 24
Уже несколько недель я не выходила из дома, за исключением редких походов в супермаркет.
Вечерами я смотрела старые мелодрамы — сказки со счастливым концом.
Утром ухаживала за садом, поливала бабушкины розы.
Дни тянулись медленно, столь медленно, что я отчаялась верить, что это можно изменить.
Со дня похорон я ждала звонка от Питта. Мне казалось, он должен был позвонить, но это вряд ли входило в его планы. Приближался день его свадьбы. А свадьба — это хлопотно, ему уж точно не до меня — девушки из его прошлого.
Комната мамы стала для меня своеобразным утешением. В ее шкафу, в коробке из-под туфель она хранила вырезки из журналов и газет, старые записи с ее интервью и разную памятную мелочь. Я перебирала все это с трепетом. Иногда я включала ее автоответчик. Когда она еще могла говорить, записала следующее: «Вы позвонили Гарверд Лессон, к сожалению, я не могу подойти к телефону…» Я прокручивала эту запись снова и снова.
Я сидела на полу, скрестив ноги, и пила горячий шоколад. На улице было ветрено — собирался дождь. В доме стояла удручающая тишина, и только время от времени раздавалось: «Вы позвонили Гарверд Лессон, к сожалению…» Я нажимала на повтор почти не глядя, едва только мне хотелось снова услышать мамин голос.
«Список входящих голосовых сообщений».
Я оторвалась от чашки, взглянула на телефон. Ошиблась кнопкой. На экране мигал значок: «Получено одно голосовое сообщение».
Моя рука сама собой потянулась, раздался щелчок, а затем металлический голос произнес: «Соединение с Вейсмундом установлено». Запись оборвалась…
Я снова нажала на кнопку, и телефон выдал то же самое: «Соединение с Вейсмундом установлено». Записано за несколько дней до маминой смерти.
Любопытство заставило меня пролистать список входящих и исходящих звонков. Гарверд не любила говорить через синтезатор. Список исходящих звонков был пуст, а во входящих мигала цифра «три». Кто мог ей звонить? Три раза с интервалом в день?
Я шелохнулась от странной мысли, будто от удара.
«…Мы несколько раз пересекались. Признаюсь, я фанател от твоей матери. Она была одним из лучших хирургов…» — это прозвучало в голове так ясно, что меня передернуло.
Такер — брат Баргера и тоже зависим от Сайверсов.
Черт бы побрал эту семейку!
Я не могу отделаться от мысли, что Такер мог разговаривать с моей матерью. О чем? Обо мне? Что она сказала ему?
Я спустилась на кухню, набрала номер через станцию. Если я позвоню Такеру, это будет выглядеть, как паранойя. В Вейсмунде ночь… я разбужу его среди ночи, чтобы спросить, не звонил ли он моей матери? Это нелепо. Вполне возможно, у нее были знакомые на Тардисе, разве я могу утверждать, что — нет?
Я хожу по кухне не меньше часа, ровно до тех пор, пока в стекло не начинают бить крупные капли дождя. Запах грозы проникает в дом, и мне даже кажется, что грозовая туча образовывается прямиком над моей головой.
Я судорожно наливаю воды, выпиваю залпом и снова набираю номер доктора Такера.
Гудки длятся так долго, что я готова бросить трубку, но затем раздается женский голос:
— Да?
У меня замирает сердце и сохнет во рту. Первым порывом было оборвать звонок.
— Я могу услышать доктора Такера? — беру себя в руки.
— Кея? — насмешливо спрашивает незнакомка. — Он что, доктор?
— Да, — господи, как неловко, — мне нужно с ним поговорить. Это важно.
— Он в душе, — развязно сообщает женщина, — а ты кто такая вообще? Сейчас далеко за полночь…
— Мне просто… это важно.
Я слышу, как она вздыхает. Затем скрипит постель, незнакомка поднимается с кровати — с кровати Такера! — и, кажется, идет куда-то. После чего эта женщина весело кричит: «Кей, тебя тут требуют к телефону… какая-то из твоих подружек». Через секунду сквозь шум воды доносится его ответ: «Иди в постель, детка, и скажи, что я умер».
— Прости, он занят, — лениво сообщает незнакомка.
— Скажи, что звонит Лимма Лессон из Каптики.
— Послушай…
— Скажи это, черт побери!
Наверно, я перегибаю палку, но это срабатывает. Незнакомка снова кричит:
— Кей, поговори с ней сам, может, она залетела от тебя, раз ей так нужно. Это какая-то Лимма Лессон из Каптики.
Шум воды вдруг стихает. Я знаю, что сейчас услышу голос Такера. Он там с другой женщиной и давно не думает обо мне. А у меня не хватает смелости признать, что это меня жутко злит. И я ревную!
— Да, — такое твердое многообещающее «да». Его голос предельно строг.
— Я обещала вас не беспокоить, доктор Такер. Прошу, не бросайте трубку. Мне нужно кое-что узнать. Просто ответьте на один вопрос.
Его молчание я воспринимаю за согласие.
— Скажите, вы звонили моей матери за несколько дней до ее смерти?
Пару секунд ожидания, затем мужчина отвечает:
— Нет.
— Простите, мне не следовало вас беспокоить.
Я сбрасываю звонок и некоторое время сижу за кухонным столом и жду, что Такер перезвонит, но он не делает этого. Что ж, он умеет держать слово. В отличие от меня.
Раскаяние приходит в следующее мгновение — и зачем я позвонила? Он сейчас с женщиной. Он назвал ее «деткой». Несколько минут назад, вероятно, они занимались сексом.
Я отшвыриваю трубку, поднимаюсь и сталкиваюсь с Дейной, которая стоит, прижавшись плечом к дверному косяку.
— В последние дни здесь было много звонков, — вдруг говорит она, подтверждая тот факт, что слышала мой разговор с Такером, — еще приходил твой приятель, Питт, помнишь?
— Да.
Дейна выглядит вполне нормальной. Так, будто действительность, наконец, разбила ее панцирь.
— Он обрывал наш телефон несколько дней подряд, хотел знать, где ты. Потом приехал, и они с Гарверд разговаривали с глазу на глаз около часа. Я несколько раз пыталась войти в ее комнату, но она хотела поговорить с ним наедине.
О чем они могли говорить целый час?
— Ты знаешь, кто звонил маме с Вейсмунда?
Ба отрицательно качает головой.
— Лимма, это уже не имеет значения. Ее уже нет. Моей дочери больше нет рядом со мной.
Дейна смотрит куда-то сквозь меня, затем уходит в свою комнату. У меня нет сил, чтобы остановить ее и попытаться поговорить. А ведь со дня похорон мы почти не разговаривали. Винит ли она меня в том, что я уехала? Определенно, да.
Наверно, мне стоит выкинуть из головы мысли о таинственном звонке. Стоит признать, что звонить могли по любому поводу.
Жизнь в Каптике может быть сносной, даже если ты заперта в четырех стенах. Может быть, эти стены — не клетка, а защита. И возможно, поэтому моя мама смирилась с пребыванием здесь?
Одинокими вечерами я сводила себя с ума, думая, что появление Питта, ненависть его семьи ко мне, звонок из Вейсмунда могли подорвать хрупкое здоровье матери. Я чувствовала себя виновницей ее смерти. Я — причина всему. Мне нужно понять, так ли это.
Мне казалось, что с нашей последней встречи прошло не пару месяцев, а несколько десятилетий.
Питт отлично играл в футбол. Его тело было создано для этого: упругие мышцы перекатывались под футболкой, движения были резкие и сильные, взгляд сосредоточенным.
Я сидела на трибуне, пока он меня не заметил.
Мы не сделали ни одной попытки, чтобы подойти друг к другу до завершения тренировки.
Когда игроки покидали поле, я подошла к краю, неловко заложив руки в карманы джинсов, и перекатывалась с мысков на пятки, наблюдая, как Питт нехотя идет ко мне.
— Привет, — сказала ему. Что еще тут скажешь?
Он не был настроен разговаривать, мазанул хмурым взглядом и хотел было пройти мимо, но я встала у него на пути.
— Питт, нам нужно поговорить.
— Серьезно? — усмехнулся он. — Ты не думаешь, что уже поздно?
— Я просто хочу знать, о чем ты говорил с моей матерью.
Питт напрягся. Даже не знаю, что могло заставить его так нервничать.
— Ни о чем, — ответил он, — я хотел узнать, куда ты уехала. Она не сказала. Вот и все.
— Вы говорили около часа.
— Послушай, Лимма, — вдруг процедил парень, — я не хочу знать ни тебя, ни твою семейку. Оставь меня в покое.
Он толкнул меня плечом, заставив отодвинуться, и я с ужасом поняла, что такого Питта я не знаю.
