Глава 21
Тело лихорадочно горит.
Вязкая тяжелая сонливость никак не отпускает.
— Маленькая дуреха, — слышу тревожное бормотание, — решила покончить с собой под моими окнами?
У меня нет сил, чтобы ответить.
— Черт бы тебя побрал, Лессон!
Доктор Такер… почему жизнь постоянно сталкивает меня с ним? Быть может, я должна понять, что биомедицина это не для ситаек?
— Ну же, Лимма, помоги мне, — строго произносит он, приподнимая меня.
Его ладони под моими лопатками.
— Дьявол! — ругается, понимая, что я не желаю даже шевелиться.
Мужчина укутывает меня во что-то, затем берет на руки.
Он быстро несет меня — надо мной мелькает свет. Я приоткрываю глаза и наблюдаю, как завороженная, как светлеет небо, а снег уже валит, как прежде, крупными хлопьями.
Такер сажает меня в машину, включает подогрев, тесно кутает в собственное пальто и растирает мне руки.
— Ты сказала, что собралась в Каптику, а не на тот свет, — отчитывает меня. — Что, если бы я тебя не заметил?
Мне абсолютно все равно, что было бы со мной тогда.
Мужчина садится за руль, и мы едем. Я лениво смотрю в окно. Не могу говорить, у меня дрожит подбородок. Ноги и руки пронзают тысячи раскаленных иголок. Лучше бы я умерла.
Похоже, я задремала, ибо следующее, что вижу — потолок с маленькими лампами, похожими на звезды. Такер внес меня в теплую квартиру — его квартиру. Дверь толкнул ногой. Зажегся свет.
Перво-наперво мы посетили ванную. Мужчина усадил меня на пол, включил воду, стал быстро раздевать. Стянул с меня толстовку, затем джинсы, оставив лишь белье.
Скажу сразу, это не было актом романтики и нежности. Сейчас этого мужчину не волновало мое тело, которое он преспокойно мог лицезреть без одежды. Он просто хотел меня согреть.
Вскоре я оказалась в теплой воде. Дрожа всем телом, сжалась, притянула к груди колени. С моих темных вьющихся волос текла вода.
Кей сел на пол, облокотился спиной о стену и не спускал с меня глаз. В его взгляде вспыхнула немая эмоция. Возможно, это сочувствие, принятие ситуации или меня, как личности, возможно, это доказательство того, что мы стали еще ближе. Я не знаю и не хочу гадать.
— Ты что творишь? — наконец, спросил он, видя, что я мало-помалу прихожу в себя.
Каково это показать постороннему человеку, тем более такому, как Такер, свою боль? Предстать перед ним полностью раздавленной, слабой и никчемной? Я не тешила себя надеждой, что он проникнется моим горем, но мне захотелось ему открыться. Мне просто надо было сказать кому-то, озвучить эти страшные слова, чтобы убедиться — они не плод моего воображения. Эти слова:
— Моя мама умерла, — они прозвучали так тихо, но так уверенно, что у меня сжалось сердце. — В моей жизни не осталось ничего… Меня не было рядом, хотя я должна была быть…
— Сожалею, — коротко вымолвил доктор, однако его взгляд остался холодным, будто бы причина, сподвигшая меня к такому поведению, была недостаточно серьезной.
— Как вы можете быть настолько бесчувственным…
— Я врач. Как бы ужасно это ни прозвучало, с ее диагнозом каждый прожитый день — настоящее чудо. Не думаю, что ты должна была сидеть возле нее безотлучно.
Жестко!
Я хотела возмутиться, но вдруг поняла, что Такер слишком прямолинеен, чтобы лгать. Он говорил правду — ту, которая возвращала мне здравый смысл.
— Мама нуждалась во мне…
— Нуждалась? — фыркнул Такер. — Вряд ли. Она была слишком самодостаточной, чтобы нуждаться в ком-либо.
— Вы ее не знали.
— Мы несколько раз пересекались. Признаюсь, я фанател от твоей матери. Она была одним из лучших хирургов. Во всяком случае, лучше меня.
Я с удивлением посмотрела на Такера.
— Вы когда-то встречались с ней?
Кей усмехнулся, запрокидывая голову и касаясь затылком стены.
— Да, представь себе. Когда-то я хотел попасть в команду ее хирургов. Она сказала, что я заносчивый и горделивый ублюдок, и отказала.
— Так и сказала? — изумленно прошептала я.
— Нууу, почти.
— И поэтому вы невзлюбили меня? Поэтому сразу отказали… там, в Каптике? Поэтому, верно?
Такер опустил взгляд, вновь разглядывая мое лицо.
— Нет, не поэтому. Хотя, может, и… Просто ты показалась мне слишком… — он закусил губу, и я уже подумала, что фразу он не закончит, но он сказал: — Слишком моей.
— Что?
— Мой тип женщины.
Я помнила фото его жены — длинноногой и пышнотелой блондинки — отвернулась, опустив подбородок на сцепленные руки.
— Я не о внешности, — добавил Такер.
— Хотите сказать, — вдруг спросила я, — что отказ моей матери вас нисколько не обидел?
— Когда я приезжал к ней, я был молодым и, на самом деле, заносчивым…
— Вы почти не изменились.
Он улыбнулся.
— Какая ты наблюдательная, Лессон. Но я действительно мало что представлял из себя. То, что казалось мне значимым и гениальным, теперь-то я понимаю, было совершенно банально. Мне потребовалось много работать, чтобы стать тем, кем я стал. И, знаешь, я даже благодарен твоей матери, что тогда все вышло именно так. Я когда-то грезил быть просто хирургом, сейчас все изменилось.
— Но вы и сейчас оперируете.
— Да. Но эту нишу уже заняла твоя мать. Гарверд Лессон не так просто обойти.
— А вам обязательно быть в чем-то первым?
Такер обратил на меня такой взгляд, что я поняла без слов — да, он хочет во всем быть первым. Лучшим из лучших.
— Тебе стоит повзрослеть, Лимма, — сказал он. — То, что ты считаешь свои исследования прорывом, на деле просто маленький шажок в никуда.
— Но мама в меня верила. Я должна была быть с ней, зря я уехала. Ее смерть…
— Смерть всегда индивидуальна, Лессон. Твоя мать была реалисткой, она знала свой диагноз и знала, как трудно с ним жить не только ей, но и близким.
Каким образом он нашел именно те слова, которые привели меня в чувство? Что он сделал такого, что я вдруг перестала себя корить?
Мы еще долго сидели молча. Наверно, Такер ждал от меня чего-то.
Наконец, мне захотелось плакать. И я заплакала.
Он не утешал, ничего не говорил. Он просто был рядом, будто давая понять: «все хорошо, Лессон». Я была благодарна ему за те десять минут полного спокойствия, в течение которых я предавалась своему горю.
Мне стало легче.
— Вода уже остыла, — сказал мужчина, протягивая мне полотенце. — Сними с себя все и выходи. Я подожду за дверью.
Раздевшись донага и замотавшись в полотенце, я вышла из ванной.
— Иди в гостиную, Лессон! — донесся с кухни голос Такера.
У него была большая и полупустая квартира. Холостяцкая. Чисто мужской стиль «ничего лишнего».
В гостиной стоял длинный темный раскладной диван, рядом журнальный столик и лампа на длинной ножке. Стены были отделаны кирпичной кладкой и покрашены в белый цвет. Напротив дивана располагался электрический камин.
Я замерла на входе.
Ни одной фотографии, никаких картин или банальных сувениров — ничего. На спинке дивана лежала мужская рубашка — вот и все.
Такер вошел следом, всучил большую чашку с горячим чаем.
— Иди сюда, — указал на диван. — Забирайся с ногами, я принесу одеяло.
Кто бы мог подумать, что этот человек окажется таким заботливым?
Я выполнила все, что он велел.
Такер вновь укутал меня, приказав:
— Пей.
И я послушно приникла к чашке.
— Знаешь, Лессон, ты очень милая, когда не язвишь и делаешь ровно то, что я тебе говорю, — улыбнулся он. — А теперь покажи свои ручки, хочу убедиться, что они еще на месте, — он коснулся моих прохладных, все еще красных пальцев: — Держи кружку обеими руками. Умница. Видишь, делать все правильно не так уж сложно.
— Я должна извиниться перед вами, — вымолвила тихо.
Кей включил камин. Искусственное пламя заплясало перед моими глазами.
— За что? — поинтересовался он.
— За все это.
— За то, что не дал тебе умереть в сугробе?
— За то, что я доставляю вам неприятности. Вам не должно быть дела до моих проблем.
— Ты прощена.
Тепло окутывало меня странной негой. Успокоением.
— Я, наверно, позвоню в такси, — произнесла, спуская на пол ноги. — Я и так доставила вам кучу неудобств.
Такер оторвался от камина, взглянул на меня.
— Ты хоть знаешь, который час?
— Нет.
— Тогда помалкивай.
— Но…
— Останешься, — безапелляционно заявил мужчина. — Я привезу тебе вещи и куртку, а пока ложись спать. Хочешь здесь, а хочешь в спальне.
— Здесь, — машинально ответила я.
— Отлично. А теперь посмотри на меня, — он коснулся моего подбородка. — Голова не болит? Не кружится?
— Нет.
— Озноб?
— Я в порядке.
— Уверена?
Не помню, чтобы хоть кто-то, помимо родных, проявлял обо мне подобное беспокойство.
— Да, спасибо.
— Постарайся уснуть, Лимма.
Я легла, дабы Такер убедился, насколько благодарно я следую его указаниям. Но стоило ему подняться, как я запаниковала.
— Доктор Такер! — я просто позвала его, не придумав ни одной причины, чтобы задержать его дольше.
— Что? Подоткнуть тебе одеяло, Лессон? — он, наверное, не умел разговаривать без этой дурацкой привычки язвить.
— Нет, я… просто…
— Просто так и скажи мне: я хочу, чтобы ты остался и посидел рядом со мной.
Мне казалось, я не имею права утруждать его. Ему, наверно, надоело со мной возиться. Но с другой стороны…
— Да.
— Что «да», Лимма?
— Я хочу, чтобы вы побыли со мной.
Мужчина сел на диван мне в ноги. Больше в этой комнате сидеть было не на чем.
— У вас нет даже телевизора, — вдруг заметила я.
Кей усмехнулся.
— Я провожу здесь не так много времени, чтобы его смотреть.
— Это в вашем характере.
— Что? — не понял мужчина.
— Полностью отдаваться работе. Вы — сухарь. Вы не хотите чувствовать. Моя мама была такой. Она говорила, что ради цели нужно от многого отказываться. От чувств тоже.
— Иногда от них не так просто отказаться, Лессон, — вымолвил мужчина.
— Но у вас получилось.
— Не уверен.
Я положила ладони под голову, глядя в камин.
— Я бы тоже хотела не чувствовать, — сказала совершенно серьезно.
— А как же Питт? Его это положение вещей сильно расстроит.
— У него есть невеста и план лет на сорок вперед. Кроме того, наши отношения рано или поздно сошли бы на нет. Мы разные, а то, что влекло нас друг к другу, называется гормонами.
— Ты слишком разумная для ситайки, — ответил Такер.
— Это первый комплимент от вас, и он принимается.
— На здоровье, Лессон.
Мы некоторое время молчали, а потом я вдруг спросила:
— Почему вы… такой? Непримиримый? Деспотичный? Что с вами не так, доктор Такер? Почему вы вдруг стали относиться к окружающим вас людям так, будто они хуже вас?
— А разве нет? — улыбнулся мужчина. — Почему я должен относиться к кому-то по-другому?
— Разве люди не заслуживают шанса?
— Чаще всего нет. Вторые шансы — слишком большая роскошь.
— Доктор Такер, я…
— Я знаю, к чему ты ведешь, Лессон. Тебе интересно, почему я такой несправедливый к тебе, правда? Ты, наверно, гадала, нет ли у меня какой-нибудь травмы, не обидела ли в прошлом меня какая-нибудь ситайка? Твоя мать, к примеру? Я угадал?
— Возможно.
— Я просто такой, какой есть. И я не люблю людей, особенно глупых, заносчивых, считающих себя бесценными. Иной раз я вижу таких на операционном столе, выпотрошенных, точно индейка, и, поверь, они совершенно такие же, как и другие. В мире мало людей, которые чего-то стоят. А насчет вторых шансов, я знаю цену усилиям и кропотливой работе. Я не верю, что возможно чего-то добиться, обладая одним лишь талантом. Я знал много талантливых ученых, которые ломались, Лессон, а затем я забывал о них…
— Ну а я? Разве я не прилагала усилий?
— Дело не в тебе. Ты же большая девочка и все понимаешь, — он вздохнул, поправил мое одеяло: — А теперь тебе стоит отдохнуть. Закрывай глазки и спи.
И тогда он уйдет.
Почему эта мысль кажется мне невыносимой?
— Может быть, вы ляжете спать со мной? — этот вопрос прозвучал чудовищно бесстыдно.
Я услышала, как Такер шумно втянул воздух и, кажется, выругался.
— Лимма, — в его голосе почувствовалась улыбка, — как ты себе это представляешь? Если я и лягу с тобой в одну постель, то точно не для того, чтобы спать.
С удивлением я поняла, что не смущаюсь.
— Пожалуй, мне действительно нужно отдохнуть, — я повернулась на другой бок, зашуршав одеялом, и затихла.
