Глава 20
Я верчу в руках флешку.
За окнами общежития валит снег. Хочется выбежать, бухнуться в сугроб и глядеть в заснеженное небо. Казалось, в Вейсмунде есть только зима. Не представляю, какое здесь лето. Наверно, это так и останется для меня загадкой.
Мой взгляд вновь падает на флешку. Я сжимаю ее в кулаке. Мои исследования и разработки в области репродуктивного клонирования за последние пять лет — все здесь.
Не уверена, что кому-то это нужно.
Я хочу сдаться.
Было время, я считала себя гением, а теперь эта уверенность пошатнулась. Я чувствовала себя просто заплутавшей неудачницей. Я опять стояла перед выбором.
Собравшись с духом, раскрыла бумажный пакет, положила внутрь флешку и запечатала. Имя на конверте — это имя доктора Такера. Возможно, что-то из моих трудов ему пригодится, а возможно, он все уничтожит.
Я собрала рюкзак, который теперь стоял у двери.
Вчерашний день обжигал воспоминаниями. И мне не хотелось забывать их. Пальцы прикоснулись к губам, воскрешая в памяти вкус поцелуев. Пару недель назад я думала, что знаю, как это, хотеть мужчину. Но нет! Ни один гормональный штурм не сравнится с тем однозначным и острым желанием, что пробудил во мне поцелуй Такера. Это было что-то взрослое, весомое, неотвратимое… кардинально отличающееся от того, что я испытывала раньше.
Взяв конверт, я вышла из комнаты. Нужно будет сдать ключ… и непременно вернуть долг Велману, когда получу расчет.
Утро в лаборатории начиналось как обычно: Шейла встретила меня в раздевалке, мы болтали ни о чем, она рассказала, что на Единый городской праздник Вейсмунда будет прескверная погода, Дойс поймал нас у входа в бокс и подшутил надо мной, сказав, что начинает привыкать к моему присутствию и женской болтовне, Велман был где-то занят, а Гаред ковырялся в оборудовании. Все было так, как всегда, кроме одного.
Кофе.
Я долго не решалась войти в кабинет Такера.
Чертов кофе успел остыть.
Я, как могла, оттягивала момент встречи с Кеем. С мужчиной, который целовал меня…
Постучала в его кабинет, трепеща от нахлынувших эмоций.
— Я могу войти, доктор? — осведомилась прежде.
Мне в ответ послышалось напряженное: «Да».
Пряча взгляд, протопала к его столу, молча поставила чашку.
— Черный без сахара, доктор Такер, — сказала довольно сухо, хотя мой голос начал дрожать.
— Сколько ты стояла под дверью, Лимма, до того, как войти? — не помню, чтобы Такер говорил со мной так осторожно когда-либо до этого момента.
— Да, я знаю, что ваш кофе остыл… я могу сходить и принести вам другой, если вы…
— К черту кофе, — резко произнес мужчина и поднялся.
Главное, не смотреть на него. И не думать о нем.
Тщетно! Этот человек подошел ко мне, лишая возможности и дальше застенчиво глядеть в пол.
— Лимма, нам нужно поговорить, — его руки коснулись моих плеч… обожгли! О боже…
Сглотнув ком в горле, я протянула Такеру лист бумаги:
— Вот.
Доктор скользнул по нему взглядом, небрежно осведомившись, что я ему подсовываю.
— Заявление, — ответила тихо.
— Заявление?
— Я увольняюсь.
Вместо радостного «Наконец-то» я услышала:
— Посмотри на меня.
— Хочу уехать до Единого праздника. Говорят, потом тяжело купить билет, — спешно заговорила, краснея. — Если можно получить расчет уже сегодня, я была бы очень признательна…
— Лимма, посмотри на меня.
Пришлось подчиниться, ибо тон его голоса стал уж очень строгим. Кроме того, что мешало ему снова приподнять мой подбородок?
— Так вы подпишете? — все, что меня так пугало и притягивало в этом мужчине, я нашла в его глазах. — Я думала, это вас порадует, — вымолвила, не в силах выносить его молчание. — Вы хотели, чтобы я вернулась в Каптику. Даже настаивали на этом.
— Это было «до», — коротко ответил Такер.
— До чего? — и зачем я спрашивала, когда знала ответ.
— До того, как я засунул свой язык тебе в рот. Что за идиотский вопрос, Лимма?
Я опять краснею, не в силах ничего с этим сделать.
— Но это не меняет того, что вы считаете меня хреновым сотрудником, — я бесцеремонно сунула ему конверт. — Это флеш-накопитель. Можете бросить его в урну сразу, если считаете, что ученый из меня полный ноль.
— Ты нарываешься, — мягко проговорил Такер, перекладывая конверт на стол.
— А теперь подпишите мое заявление, и я улетучусь из вашей жизни. В прямом смысле.
Доктор вновь смотрел на меня.
— Ты окончательно в этом уверена, Лессон?
— Да.
— Вернешься к Сайверсу? — вдруг спросил он.
Спросил так, будто имеет на меня какие-то права. И будь он неладен, если я этим не воспользуюсь хотя бы разок.
— Может быть.
— Он так хорош?
— Лучше, чем многие другие.
— Скажем, лучше меня? — спросил Такер.
— О, гораздо. Он богаче и моложе, думает о совершенно естественных вещах и вовсе не повернут на биомедицине, как некоторые. А еще он не издевается над женщинами, которые ему нравятся. Не заставляет их приносить ему кофе и изображать из себя бешеную яйцеклетку.
Такер скривился.
— Да я посмотрю, у него полно достоинств. И целуется он неплохо, верно, Лессон?
Чтоб меня, я не смогла соврать.
— В этом вы его обставили.
Если бы я продолжила язвить, дело могло принять другой оборот. А так — я попросту получила по заслугам. Кей склонился ко мне, чтобы еще раз продемонстрировать, насколько хорошо у него выходит проделывать все эти немыслимые штуки своим ртом.
Я увернулась, четко решив, что с меня хватит.
— Подпишите заявление, доктор.
Он усмехнулся. Наверняка ему не очень понравился мой маневр.
— И ты уедешь в Каптику? — поинтересовался, беря в руки бумагу. — Навсегда?
— Наконец, вы сможете вздохнуть с облегчением.
— То есть мы больше не увидимся?
— Это настоящее счастье для нас обоих, — продолжала язвить я. — Теперь готовить вам кофе будет Гаред. Или какая-нибудь лаборантка… Непременно вам нужно принять на работу лаборантку именно для этих целей.
— Я подумаю над этим, Аимма.
— Вам ведь легко будет заменить меня. Любая женщина сгодится для того, чтобы удовлетворять ваши потребности… в кофе.
— Да, я люблю кофе погорячее, — в тон мне отозвался Такер, — особенно такой, какой способна приготовить язвительная ситайская девчонка.
— Увы, этот кофе вам больше не попробовать.
— А мне он очень нравился, жаль.
— В нем вы способны различить только вкус, а ведь там сокрыто многое другое.
— К сожалению, я не гурман. Просто беру то, что мне нужно.
— Тогда вам сгодится любой кофе, доктор.
— Не отрицаю, у каждого из нас есть право выбора. Вопрос лишь в том, что я использую кофе по назначению — пью его. В других целях оно не может мне пригодиться.
— А вот кофе считает по-другому, — процедила я, — и думает, что у него есть не только тесная вагина, но еще и мозги!
Меня переполняли гнев и стыд. И не знаю, чего было больше.
Такер долго глядел на меня, удивленно вскинув брови, затем рассмеялся.
— Мы так можем далеко зайти с этими аллегориями.
— Вы никогда не признаете во мне ученого, я это поняла. Правда, я рассчитывала, что смогу убедить вас в обратном до… до вчерашнего. Теперь я знаю, что убедить вас у меня не получится, и я сдаюсь.
— Сдаешься, значит? — Такер потянулся за ручкой и, не медля, подписал заявление. — Надеюсь, ты найдешь себя, Лессон.
— Я не отступаюсь от науки, — произнесла я в ответ. — Я просто уезжаю от вас.
И мы попрощались на этом.
Телефон разрывался.
Впервые я спала так крепко, что не сразу услышала. Нащупав трубку, я поднесла ее к уху, и раздался металлический голос: «Соединение с Каптикой». Щелкнув выключателем лампы, я сощурилась от резкого света и запустила пальцы в спутавшуюся челку.
Господи, и кто звонит мне так поздно? Третий час ночи?
— Лимма?
— Ба, — протянула я сокрушенно. — Боже, у нас разница во времени… Ты бы…
— Лимма, твоя мать умерла. Через два дня будут похороны. Если купишь билет сегодня, то успеешь.
В трубке послышались гудки, и я резко села в постели. Сон как рукой сняло.
Еще несколько секунд я сидела, пытаясь понять, был ли этот разговор наяву или пригрезился мне? Может, это просто ночной кошмар? Могла ли моя бабка быть настолько хладнокровной, чтобы сказать мне все это без эмоций, а затем положить трубку?
Нет, это определенно сон. Ужасный, мрачный и такой реалистичный.
Ба была обижена на меня из-за того, что я уехала, но разве она могла быть так жестока, что даже не захотела поговорить дольше и утешить меня?
Или могла?
Я набрала ее номер, который оказался отключен, затем заказала разговор с Каптикой через станцию, но вновь ничего — дома никто не подходил к телефону.
Меня медленно пожирал страх неопределенности. Я не желала верить, что этот ночной разговор состоялся на самом деле.
Я набрала Ниллу, которая оказалась на лекциях и обещала мне перезвонить, как только прояснит ситуацию. Она успокаивала меня, как могла, но страх неизбежной правды уже зародился в душе.
Два часа ожидания — жуткая пытка.
Знаете, о чем думает человек в ожидании апокалипсиса? Он думает о неиспользованных возможностях и о том, где ошибся. Я бросила семью в погоне за амбициями, которые осыпались, как осколки кривого зеркала. Для чего все это было? И ради кого?
Когда, наконец, зазвонил телефон, мое сердце перестало биться.
— Лимма, я… — подавленный голос Ниллы был ответом на все вопросы. — Мне очень жаль… ты только держись, ладно? Я была у тебя… у Дейны. Твоя мать скончалась утром… Она… она просто не проснулась. Лимма, ты слышишь? Лимма?
И это тоже мне снится. Я застряла в каком-то чудовищном кошмаре.
Я ведь даже не почувствовала ее уход. Все было, как обычно. И я до сих пор не чувствую. Я не могу поверить. Смириться.
Все из-за того, что я уехала. Я посмела поверить, что могу работать с Такером. Но ведь это ложь, и я знала о ней с самого начала.
Все шло кругом.
Я не могла плакать, хотя хотела. Очень хотела…
Меня словно опустили под воду, да так глубоко, что давление грозило разорвать голову.
Я что-то надевала на себя. Зачем? Просто потому, что я должна была выйти из комнаты. Мне нужно было уйти… сейчас же уйти подальше от телефона! Подальше от того места, где мне сообщили о смерти матери.
Снег сверкал в свете фонарей, а воздух обжигал морозом. Небо было темным, сияли звезды. Снежная сказка.
Под ногами хрустит наст.
Дышу раскрытым ртом, а затем падаю на колени в снег, погружаю в него пальцы, сжимаю кулаки. На душе так горько, что хочется выть.
Опустошенность.
Я просто ложусь калачиком и гляжу на искрящийся хрусталь перед собой. И мне не холодно, несмотря на то, что я ситайка, а морозы в Вейсмунде крепкие.
Я знала, что этот день настанет, но все равно оказалась не готова. Впрочем, разве можно подготовиться к подобному?
Мое дыхание становится хриплым, а пальцы на руках красными от стужи. Я продолжаю скрести ими снег, чувствуя тугую боль.
От здания общежития до лаборатории не больше ста метров. Надеюсь, никто из сотрудников не задержался допоздна, и никто из них не увидит меня.
Хочется спать. Внезапно понимаю, что я совершенно забыла о куртке. Впрочем, мне не холодно. Просто закрыть бы глаза… я так устала.
Мама верила в меня. Я не оправдала ее надежд. Глупо было думать, что я могла стать такой же, как она. Гарверд Лессон никогда не сдавалась. Она не сдалась даже болезни. А я сдаюсь постоянно.
Кажется, с неба срываются крошечные снежинки. Ветра нет — они летят плавно, медленно. Я поднимаю взгляд, чтобы насладиться этим зрелищем, а затем закрываю глаза.
«Сладких снов, дорогая мамочка, спи спокойно…»
