Часть 15

Город Ашор, который его жители небезосновательно называли Великим, лежал на правом берегу полноводной реки Бур при впадении в нее небольшого притока. Гурчанж, заселенный втрое меньше, находился на противоположном берегу, на два парасанга вверх по течению от Ашора, а Трина, имевшая вчетверо меньше жителей, располагалась на том же левом берегу на стрелке при слиянии реки Бур с такой же полноводной рекой Шот. Так как вообще было непонятно, какая река главная, а какая ее приток, то ниже по течению объединенная река называлась уже Ант.

Примерно в десяти парасангах ниже по течению от места слияния двух рек окрестные горы приближались к руслу реки Ант, заставляя ее течь на дне узкой теснины. Великая Дорога проходила рядом с рекой по специально вырубленному для этого каменному уступу. Именно на этой теснине заканчивалась плодородная долина, которую контролировал город Ашор, и снова начинались дикие земли.

Эта долина, плодородная земля которой питалась частыми тропическими дождями, возделывалась с давних пор. Вся нижняя часть долины за переделами городской черты была покрыта прямоугольными полями, дающими по четыре урожая в год. Эти поля были засеяны различными культурами: эммером, полбой, ячменем, просом, чечевицей, горохом, фасолью, луком, капустой, морковью, репой и льном, и перемежались с редкими оливковыми и фруктовыми садами. Чуть дальше от реки, на склонах холмов, находился пояс сплошных виноградников, где круглый год вызревали тугие сладкие грозди. И только там, где холмы вздымались над руслами рек более чем на сотню метров, рос обычный для этих мест светлый лес, в котором паслись стада одомашненных двуногих листоядных динозавров.

При этом разведка с воздуха не выявила ни поселений свободных землепашцев, вроде деревень и сел, ни мелких частных ферм; единственным типом сельского поселения были защищенные мощной оградой поместья-латифундии. Именно там, за толстыми стенами из необожженного кирпича, находились ломящиеся от зерна амбары и склады, забитые кувшинами с льняным и оливковым маслом, а также бочками вина различных сортов. Именно там, в поместьях, принадлежащих самым уважаемым членам этого общества, под длинными навесами располагались мануфактуры, выделывающие штуки льняных тканей, масляные прессы, бродильные чаны для производства вина, а также благоухающие зловоньем кожевенные мастерские.

Именно в таких поместьях располагались племенные фермы, разводившие остроухих всех разновидностей, а также круглоухих: смазливых эфебов, предназначенных для постельных забав аристократии, воинов-волкодавов, полицейских-псов, самцов-производителей и племенных девиц, основной задачей которых было дать жизнь новым поколениям эфебов и производителей. Болью, страхом и слезами была пропитана эта прекрасная земля, где привилегированное ничтожное меньшинство жило за счет страданий бесправного абсолютного большинства. В каждом поместье имелся защищающий хозяина гарнизон из двух-трех десятков Псов, которые являлись ухудшенной версией Волкодавов, предназначенной усмирять не боевых, а рабочих, племенных и мясных остроухих, а также их молодняк. Пять тысяч Псов несли гарнизонную службу в Ашоре и еще примерно по полторы тысячи стояли в Гурчанже и Трине. В любом случае по поместьям этих полицаев было разбросано в несколько раз больше, чем находилось на службе у городов. А насколько больше – так никто и не считал.

Боевых остроухих в частной собственности быть не могло, но Ашор сдавал большую часть своей армии в аренду своим же уважаемым гражданам, с условием вернуть их под городские знамена в случае большой войны с нижними соседями, которые захотели бы завоевать такую удобную долину, являющуюся воротами к запретному городу Ниц. В силу того, что еще один большой гарнизон из пяти тысяч боевых остроухих и тысячи Волкодавов стоял в Проходе, через который проходила ведущая в нижние земли Дорога, то гибель ушедшей к запретному городу армии еще не представляла для Ашора такой большой катастрофы. Если собрать воедино находящихся на руках остроухих воительниц и Волкодавов, отозвать заставу из прохода, то должны были получиться силы даже большие, чем те, что ушли к запретному городу.

Гораздо страшнее была гибель самых сильных магов, но у каждого мага имелся оставшийся на хозяйстве ученик, обычно племянник, а также магическим искусством в той или иной степени владел каждый ашорец, самостоятельно накладывавший заклинания на своих остроухих рабынь и круглоухих слуг. Даже какой-нибудь занюханный булочник, имеющий трех рабочих и двух домашних рабынь, а также одного эфеба для постели, тоже должен был быть хоть небольшим, но магом, самостоятельно управляясь со своим хозяйством. Но иногда заклинания принуждения у таких слабых магов рассыпались, остроухие рабыни, да и некоторые круглоухие слуги начинали бунтовать – и вот тогда, для того чтобы прекратить беспорядки, и требовались Псы, беспощадно убивавшие не только бунтовщиков, но и их хозяев, не сумевших удержать в подчинении свое говорящее двуногое имущество.

Но никто из ашорцев не мог себе и представить, что можно было сделать с марширующими железными батальонными и эскадронными коробками тевтонов, однажды на рассвете появившимися на Дороге, ведущей из верхних диких земель. Прикрывающая дорогу застава из примерно сотни остроухих воительниц и двух десятков Волкодавов не продержалась и нескольких минут.

Командовавший передовым эскадроном улан обер-лейтенант Макс Бауэр обернулся к своим подчиненным и хрипло прокаркал:

– Зер гут, мои славные мальчики, делаем все как на учениях. Вперед, на врага, и да поможет нам Небесный Отец!

Тевтонские взводные маги матерной скороговоркой проговорили заклинание Нейтрализации (сугубо тевтонская версия этого заклинания не для нежных дамских ушей), после чего боевые остроухие, почуявшие свободу, отпрянули в стороны, а в не успевших даже опомниться Волкодавов ударили с места пустившие коней во весь опор все сто двадцать конных копейщиков уланского эскадрона. Лязг, скрежет, хруст – и вот уже порубленные и поколотые тела Волкодавов беспорядочно разбросаны по дороге и обочинам, ошеломленные боевые лилитки, приходя в себя, понимают, что произошло нечто невероятное, а тевтонский эскадрон походной рысью движется дальше по Дороге к развилке меж двух холмов, за которой открывается спуск в плодородную долину.

Остановив батальон и окинув пристальным взглядом расстилающиеся внизу поля и сады с легкими вкраплениями богатых поместий, обер-лейтенант сдвинул на затылок шлем и хрипло проговорил:

– Тут на всех хватит, мои славные мальчики! И, клянусь Отцом, мы будем добрыми господами этой земле, очень добрыми.

Почти пять сотен «мальчиков», большую часть из которых действительно составляли безусые юнцы, разразилась восторженными криками. Конец изнурительного похода был уже виден невооруженным глазом, и стоит им убить предыдущих хозяев этой земли – и тогда все они заживут как настоящие господа, у каждого дом – полная чаша и стол, ломящийся от яств. А что касается доброты, то после того мрака и ужаса, что здесь развели содомитяне, рачительные и хозяйственные тевтоны действительно покажутся по-настоящему добрыми господами.

Еще три дня назад на военном совете, включавшим в себя всех командиров полков, батальонов, рот и эскадронов, было решено, что после завоевания этой земли каждый тевтон, даже последний пехотинец, получит свое поместье. Эти поместья будут кормить и своих хозяев, и отряды боевых лилиток, которых эти владельцы поместий должны будут набрать, экипировать, обучить и содержать за свой счет. Регулярно должны будут проводиться смотры нового войска, и как только оно будет сочтено укомплектованным и обученным, завоевание континента продолжится. И никаких заклинаний подчинения! Да и зачем они, когда эти бабы всегда хотят и млеют, стоит только погладить их по попке и шепнуть на ушко пару ласковых слов. А уж будет ли владелец поместья сам огуливать всех своих остроухих или обзаведется для этого специальным Производителем – так то личное дело каждого…

На этом месте молодые парни заржали как кони. Ну, конечно же, они будут делать это сами, никому не доверят; каждую воительницу, рабочую или служанку ощупают и выдадут заключение о годности или негодности, и сами будут отцами всех родившихся в поместье детей – неважно, острыми у них будут ушки или круглыми.

Из прежних обитателей этой земли свою жизнь должны были сохранить только те, что откажутся от своих противоестественных привычек и чье доброе поведение засвидетельствуют соседи-тевтоны. Никакой содомии и никакого людоедства, ибо они противны Отцу. В случае вскрывшегося обмана содомитов предполагалось сажать на кол, а людоедов сжигать живьем.

И вот теперь вся эта земля лежала перед завоевателями и только ждала того момента, когда они войдут в нее. После короткого перестроения объединившиеся попарно уланские эскадроны и пехотные роты начали, лязгая железом, веером расходиться по долине, стремясь как можно скорее зачистить ее верхний угол от присутствия бывших хозяев. Завоевание Ашорской долины тевтонами началось.

Сопротивление, которое оказывали захватчикам обитатели долины, было спорадическим и крайне неорганизованным. Псы, которые, как правило, только и делали, что охраняли поместья, когда их хозяева по большей части проживали в городе, были не в состоянии противостоять юным тевтонским кавалеристам и присоединившимся к ним пехотинцам. Никто ничего не жег, да и зачем? Ведь эти поместья, учтенные и описанные, будучи распределенными в результате жеребьевки, могли достаться любому из трех с половиной тысяч тевтонских завоевателей, а уничтожать имущество, которое в будущем может стать твоей собственностью – это совсем не гут.

Заминка вышла только в одном месте, где тевтоны наскочили на племенной питомник круглоухих, выпускающий в мир племенных самок для воспроизводства поголовья господ, эфебов для постельных забав, Псов и Волкодавов для поддержания порядка, а также Производителей – для того, чтобы окучивать племенные питомники остроухих. В этот день в питомнике проводили утилизацию неликвидного поголовья, так не нашедшего себе хозяев в то время, как им в спину уже дышало следующее поколение, а также вышедших в тираж местных Производителей или Производительниц, уже не способных исполнять свои обязанности. Эфеб или племенная производительница считались негодными, если они не нашли сбыта, когда им исполнилось семнадцать лет, Пес или Волкодав в двадцать, а Производитель в двадцать пять лет. Впрочем, как раз таки Псы и Волкодавы выпускались из питомников всегда исправно, а вот у остальных могли возникнуть проблемы.

Пока собравшиеся за воротами в кучку тевтонские маги создавали заклинание воздушного кулака, предназначенное выбить ворота, не приспособленные противостоянию осадным орудиям, во дворе питомника происходило свое действо. Юношей и девушек, предназначенных к забою, по одному выводили во двор, где мясник-палач ловким ударом тесака ссекал им головы. И так продолжалось ровно до тех пор, пока за воротами что-то громко не охнуло, и собранные из толстых тесаных досок полотнища не распахнулись на бронзовых петлях, разметав во все стороны обломки и щепки от разлетевшегося на части засова. И сразу после этого во двор на полном скаку начали влетать пригнувшиеся тевтонские кавалеристы, рубя всех сопротивляющихся в мах своими ужасными палашами. Почти готовые к выпуску Псы и Волкодавы, похватав свои учебные пособия, попробовали было кинуться на захватчиков, но отпрянувшие в стороны кавалеристы обнажили уже успевшую построиться ротную пехотную фалангу, которая под барабанный бой, ощетинясь копьями, двинулась на врага через залитый кровью и заваленный мертвыми телами двор. Классическое построение еще со времен легионов, плотный пехотный строй в центре и прикрытые гарцующей кавалерией фланги.

Юнцы с одной стороны, и юнцы с другой. Только у одних, помимо желания заполучить себе поместье со слугами и нежными служанками, горели в сердце слова «Готт Мит Унс», а другие… другие даже не понимали, за что и почему они сражаются. Поместье им не светило ни при каких условиях, и не продвигали они никакой великой идеи, за исключением права их господ на трах с лицами одного с ними пола. Так что юным защитникам содомитского режима даже не дали опомниться, в яростном рывке прижали к противоположной стене двора, проткнули кавалерийскими и пехотными пиками, и изрубили то, что осталось, мечами. Уже после этого тевтонские маги запоздало бухнули заклинанием Нейтрализации, когда помочь оно уже почти никому не могло. Им, быть может, стоило бы сделать все как раз наоборот и тогда, вероятно, и ворота перед ними открылись бы сами, и не было бы во дворе этого кровавого боя.

Примерно час спустя тевтоны покинули территорию бывшего питомника, оставив управляющему, случайно выжившему в этой истории, конкретные указания, что и как тот должен делать для того, чтобы заслужить жизнь и прощение. Кроме того, за седлами кавалеристов нет-нет да и восседали юные круглоухие девицы в коротеньких платьицах – элита тевтонского войска торопилась обзаводиться потенциальными женами, поскольку уже была осведомлена, насколько дефицитны в этих местах круглоухие женщины, способные рожать мальчиков, в то время как остроухих лилиток, наоборот, как грязи, но от них сына не дождешься. Или дождешься, потому что великие маги из отряда капитана Серегина способны решить и эту проблему.

С тех пор, как присоединившиеся к нам лилитки составили основную ударную силу нашего войска, перед нашими магами (особенно перед Лилией) и новеньким местным магом жизни Гакимаустариостом была поставлена задача – понять, почему лилитки не могут рожать мальчиков, и принять все меры к исправлению этого положения. То, что один маг сумел наколбасить, другой должен суметь исправить. Разве не так?

– Совсем не так, – вздохнула Лилия, – это очень старое заклинание, и, раз оно смогло пережить множество поколений, впечатанное в структуру наследственности этих лилиток. Прежде чем пытаться его снимать, надо понять, на каком этапе в теле лилитки гибнут спермотозоиды с Y-хромосомой…

– Они вообще могут не гибнуть… – задумчиво произнесла Кобра, сомкнувшая руки в замок на рукояти своего бронзового меча.

Иногда мне кажется, что Кобра действительно разговаривает со своим мечом и махайра ей отвечает. А вообще они похожи – обе темные, хмурые, смертельно опасные, но при этом невыносимо прекрасные.

– Постой, постой, – сказала Лилия, – что ты имеешь в виду, говоря, что спермотозоиды с Y-хромосомой могут вообще не гибнуть? Так почему тогда не происходит оплодотворения мужскими сперматозоидами?

– Во-первых, – по-прежнему задумчиво произнесла Кобра, – шустрики с Y-хромосомой могут блокироваться на стадии проникновения через оболочку яйцеклетки. То есть, помочь подготовить яйцеклетку к оплодотворению они могут, а сами проникнуть внутрь и дать начало новой жизни им не дано. Во-вторых – организм лилитки может отторгать только что имплантированный мужской эмбрион. А в принципе, там могут работать и оба этих механизма – то есть если какой особо успешный мужской шустрик прорвется через первый эшелон защиты и все-таки оплодотворит яйцеклетку, то она будет уничтожена на втором этапе.

– Интересный взгляд, – сказала Лилия, – но в любом случае для того, чтобы понять, как именно происходит процесс отторжения, необходима полноценная перинатальная клиника технологически развитого мира…

– А на что тогда магия? – ехидно спросила Кобра, из всех видов магии признававшая только яростное безудержное уничтожающее разрушение.

– Магия тоже не всесильна, – вздохнула Лилия, – но и она кое-что может – например, отделить мужские сперматозоиды от женских.

– Да погодите вы, – прервал этот «научный» разговор Колдун, – бессмысленно гадать о том, что делает, а что не делает чужое заклинание, пока мы не обнаружим его действия и не расшифруем структуру и пусковые механизмы.

– Это легко сказать, – пожала плечами Лилия, – куда как сложнее сделать. Я, например, совершенно не представляю, с какого конца за все это браться…

– А вот я представляю, – заявил Колдун, – и могу попробовать…

– Дима, ты серьезно? – взволнованно произнесла Птица, внимательно заглядывая в глаза мальчику, – может быть, тебе лучше не лезть в это дело?

– Анна Сергеевна, – упрямо произнес Колдун, – разве вам не жалко этих несчастных женщин, которые сами не могут рожать мальчиков своего вида? Вы представляете, насколько им станет лучше, если мы сумеем им помочь?

– Посторонним или не посторонним мужчина для женщины может быть вне зависимости от формы ушей и цвета кожи, – заметила Птица, – хотя ты совершенно прав в том, что отсутствие возможности рожать мальчиков является большой проблемой для этого народа. Прав ты и в том, что, если эту проблему решить, то их состояние значительно улучшится. Но ведь весь вопрос в том, как нам этого добиться…

– Анна Сергеевна, – сказала Лилия, – Дима, конечно, очень молод даже по вашим, по людским, меркам, но у него очень светлая, нетрадиционно мыслящая голова, как раз и предназначенная для того, чтобы исследовать проблему, а не просто искать к ней готовое решение в книгах.

– Кстати, – заговорила молчавшая до того Анастасия, – у нереид, которые взялись путешествовать с нами, имеют место те же самые симптомы. От тритонов, то есть самцов своего вида, они рожают как мальчиков-тритонов, так и девочек-нереид, а от людей только нереид.

– Ты предполагаешь, – спросила Лилия, – что нам просто стоит создать эдакого мальчика-лилита – и проблема будет решена?

– Не думаю, – отрицательно покачала головой Анастасия, – но подозрение в том, что проблемы лилиток и нереид имеют одинаковую природу, у меня возникают, как и то, что к созданию лилиток мог приложить руку кто-то из твоих, Лилия, родственничков…

После этих слов меня пронзило острое как игла подозрение, из-за которого я задал энергооболочке прямой вопрос и получил на него такой же прямой ответ. Это произошло так мгновенно, что Лилия только хотела что-то возразить Анастасии, как я поднял руку, показывая, что хочу говорить.

– Анастасия права, – сказал я Лилии, – в создании лилиток принимало участие божество из мира Подвалов, и это был никто иной, как твой отчим Арес. Он и предоставлял местным экспериментаторам как генетический материал нереид и неистовых амазонок, так и живых представителей этих народов. И вообще – кто бы еще, кроме Ареса, взялся проектировать женщин-воинов?

– Наверное, ты прав, – сказала Лилия, – за женщин-воинов могла бы взяться еще и Афина, но только, глянув лишь одним глазком на этот мир, она тут же разнесла бы его.

– Я не «наверное, прав», – отпарировал я, – я «просто прав», потому что задал энергооболочке Ареса вопрос и получил ответ. Арес есть непосредственный участник этой программы, и только идеологические расхождения с местными магами не позволили довести ее до логического конца. Но это сейчас неважно.

– А важно то, – сказал Колдун, – что теперь нереид можно привлекать к анализу в качестве сравнительного материала… Но наверное, Анна Сергеевна права, и мне будет лучше только создать заклинание, которое с точки зрения магии и магических реакций исследует процессы зачатия у лилитки, нереиды и обычной женщины, а процесс управления этим заклинанием передать, к примеру, Лилии, или Анне Сергеевне…

– Хорошо, – согласилась Лилия, – я согласна. Если ты, Дим, сможешь создать такое заклинание, то это будет действительно новое слово в магической медицине, позволяющее лечить даже очень тяжелые заболевания, имеющие магическую природу – например, порчи. Только в таком случае для сравнительных исследований нам будут нужны четыре добровольца – одна лилитка, одна нереида, одна обыкновенная женщина, не имеющая на себе никаких посторонних заклятий, и один мужчина, который согласится провести попытку оплодотворения.

– Кстати, – сказала Анастасия, – то, с чем мы собираемся бороться, как раз и напоминает самую обыкновенную порчу, только узко специализированную и предназначенную к неограниченной передаче по наследству. И еще – одного мужчины может оказаться мало, ведь даже вызвавшись добровольно участвовать в нашем исследовании, каждая из трех женщин будет желать себе конкретного партнера-мужчину, от которого она хотела бы родить ребенка; и его мнение тоже должно приниматься во внимание, простым кавалерийским наскоком тут делу не поможешь.

– Тут, – сказала Птица, бросив в мою сторону выразительный взгляд, – за исключением здесь присутствующих, все бабы вне зависимости от подвида влюблены только в одного мужчину. Не так ли, Сергей Сергеевич?

– А почему, дорогая Анна Сергеевна, «за исключением присутствующих», – удивилась Лилия, – вот я, например, совершенно не против родить от Сергей Сергеича ребенка. Но этому мешают только два обстоятельства. Первое из них – это то, что Сергей Сергеевич крайне отрицательно относится к связям с несовершеннолетними девочками, а я пока не хочу взрослеть; и второе, – это его законная жена Елизавета Дмитриевна, которая стоит на пути моих чувств, как каменный утес.

Анастасия демонстративно очень глубоко вздохнула.

– Увы, Лилия, и я тоже была бы не прочь, – произнесла она, – стоило мне чуть пораньше выйти из моего шока – я бы, наверное, поборолась за Сергей Сергеича с его нынешней законной супругой. Но сейчас что случилось, то случилось, и прошу снять с обсуждения кандидатуру нашего командира, потому что его участие в программе доставит много боли Елизавете Дмитриевне.

Вот так номер. А ведь я даже не догадывался о чувствах Лилии и Анастасии, но мне простительно, поскольку я толстокожий, с одной извилиной, которая на самом деле вмятина от фуражки. Но вот то, что об этом не догадывалась и Птица, которой как богине разума сам Бог повелел знать о таких вещах, стало для нее настоящим шоком. И ведь чувствовалось, что ни Лилия, ни Анастасия ни чуточки не врут, не лукавят, и даже не приукрашивают. Птица открывала и закрывала рот с таким растерянным видом, что мне даже стало ее немного жалко. Но я и сам не рвусь на передовую сексуального фронта, так что это все к лучшему.

Мы, конечно, могли бы выступить в паре с Елизаветой Дмитриевной в номинации «просто люди», если бы я не знал, что моя супруга беременна вот уже почти две недели, и что причина этой беременности в том изъявлении любви, которое мы с ней учинили в то утро, когда я обрел окончательные признаки бога войны. Так что наше участие исключено.

– Хорошо, – произнес я, – давайте конкретные предложения.

– Надо, – сказала Анастасия, – кликнуть трех женщин-доброволиц, а потом спросить у них – какого мужчину из тех, что присутствуют в нашем отряде, они хотят в качестве отца своему ребенку, и если эти мужчины будут согласны, то провести уже этот эксперимент.

– Хорошо, – сказал я, – так и порешим. Ответственная за организационную часть – Анастасия, ответственный за магическую часть – Колдун, ответственная за медицинскую часть – Лилия. Эксперимент провести – результаты доложить! На этом все – разойдись!

Великий город Ашор взволнованно гудел. Мятущиеся толпы ашорцев по узким переулкам и широким проспектам стекались на центральную площадь, где когда-то стоял храм гоморритянского бога Тиула, покровительствовавшего неправедному богатству, нажитому обманом и грабежом. Потом, после завоевания содомитянами, храм снесли, но ничего другого на его цоколе строить не стали, ограничившись воздвижением каменной колонны с диском у самой вершины, а вокруг колонны организовали вторичный рынок эфебов, Производителей, а также остроухих служанок и рабочих. Здесь горожане могли купить, продать или обменять двуногое говорящее имущество, и именно сюда сейчас стекались горожане на призывный встревоженный гул медных досок.

Вторжение чужой армии со стороны верхней части долины – вещь настолько же невероятная, как и восход солнца на западе и заход его на востоке. И вот теперь вечерняя заря на западном горизонте казалась горожанам заревом тысяч пожаров, зажженных наступающими несметными ордами, которым не может противостоять никто и ничто. Гонец, примчавшийся в Ашор по Дороге на ездовом утконосом ящере, донес до благородных господ известие о марширующих по их земле закованных в черненое железо ощетинившихся пиками пехотных ротах, шагающих так, будто это идет один человек, и о стремительных эскадронах кавалерии, мчащейся среди полей и садов, будто пыльный вихрь. А самым главным было то известие, что чужаки несут на своих знаменах и в своих сердцах того Древнего Врага, от которого их предки спрятались в этом мире.

При приближении отрядов пришельцев боевые остроухие сразу же забывают о том, что они всего лишь подчиненные зверушки и переходят на их сторону, оборачивая оружие на бывших хозяев. А тех Псов и Волкодавов, которые пытаются сопротивляться, пришельцы тут же уничтожают, закалывая своими длинными копьями и рубя на куски сияющими на солнце мечами, ибо даже крепкая бронза из четырех частей меди и одной части олова не способна сопротивляться прекрасной закаленной и отточенной стали. В живых остались только те немногочисленные счастливцы, которые успели убежать, всех же остальных захлестнул черный прилив, и судьба их была печальна. Но никаких поджогов, убийств остроухих рабынь и круглоухих слуг гонец не видел. Это был не набег, это было завоевание, и новые хозяева намеревались устроиться здесь надолго, если не навсегда.

Среди горожан стремительно, как степной пожар, распространялась возникшая в чьей-то «светлой» голове идея убить всех остроухих рабынь и круглухих слуг, поджечь все, что горит, и вместе с Псами и Волкодавами (как правило, сохраняющими верность) бежать в нижние города, просить у тамошних правителей милости и помощи против пришельцев. Поговорив и покричав вволю, ашорцы-содомитяне же, мать их ити, через попу рожденные, решили приступать к исполнению задуманного. В первую очередь для этого требовалось послать гонца к нижнему Проходу, для того чтобы тамошние Волкодавы внезапным ударом смогли истребить своих боевых остроухих, которые стали до предела ненадежны, а потом приготовились бы прикрывать отступление своих господ. Со всем остальным повременить до утра, потому что как ужинать и ложиться спать благородным господам, когда все слуги уже убиты и некому взбить перину, согреть постель и подать в нее стакан настоянного на специях вина. Еще немного поговорив, встревоженные граждане города Ашора расползлись спать, а молодой городской Пес, которого было решено использовать в качестве гонца, оседлал ездового уткоящера, который по гладкому полотну дороги в кратчайшие сроки должен был домчать его до заставы в нижнем Проходе. Но попасть к месту назначения ему было не суждено.

В то время как молодежь резвилась, ощипывая верхнюю часть долины, рейтарский полк получил приказ на рысях полями обойти город Ашор по широкой дуге и перекрыть Дорогу, для того чтобы предотвратить бегство богатеньких буратин и вывоз ценностей. Так учили Гапке славные предки, то же самое говорил и капитан Серегин, чьи еще более славные и крутые предки отодрали просто славных предков Гапке как бог черепаху.

Стремительный обход по границе между лесными кущами и бесконечными виноградниками прошел без сучка без задоринки. Ни одного Пса или Волкодава встретить им не довелось, а рабочие остроухие пейзанки были не в счет. Сами они докладывать не побегут, а расспрашивать рабочий скот никому и не придет в голову – ведь хозяин не расспрашивает своих коров о том, что они видели на пастбище. Уже ближе к вечеру штурмбанфюрер повернул свой лязгающий амуницией полк и стремительным маневром вывел его к расположенному недалеко от Дороги крупному поместью, явно представлявшему собой центр крупной латифундии.

Ворота поместья были открыты, и соединившиеся в плотную группу маги полка на скаку выкрикнули заклинание нейтрализации. Мускулистые рабочие лилитки, которые только что пытались захлопнуть ворота перед носом у кавалеристов, тут же бросили это дело и даже гостеприимно начали разводить эти створки пошире, приглашая дорогих гостей поскорее ворваться внутрь и порубить в капусту находящихся там нехороших людей.

Заметившие неладное Псы яростно накинулись на рабочих лилиток, как можно скорее стремясь захлопнуть ворота, потому что уже совсем рядом была колонна несущихся по проселку во весь опор боевых дестрие, в седлах которых, пригнувшись, сидели всадники в черных панцирях и развевающихся черных плащах. На помощь рабочим кинулись взбунтовавшиеся боевые лилитки, а на помощь Псам – четверка даже не успевших надеть свои кирасы Волкодавов.

Но первый рейтар, которым был сам Гапке, уже проскочил через распахнутые ворота. Яростный выкрик: «Хох!!!» – и тяжелый и острый палаш описывает сверкающую дугу, рассекая растерявшегося Волкодава от плеча до пояса вместе с его кожаным жилетом. Еще одного дестрие сбил грудью и стоптал копытами, а третьего Гапке достал уколом острия в лицо; а через раскрытые ворота на взмыленных конях уже врывались его подчиненные, наотмашь пластающие палашами любых вооруженных мужчин и напрочь игнорирующие женщин.

Почуяв подмогу, лилитки – и боевые, и рабочие – с удвоенной яростью накинулись на прихвостней хозяев, ставших врагами, применяя при этом всякий разбросанный по двору подручный сельскохозяйственный инвентарь, вроде цепов, серпов и двузубых деревянных вил. Схватка как-то очень быстро выродилась в избиение ногами лежачих. Когда сразу палашом напополам оно как-то гуманнее.

Пока рейтары спешивались, лилитки кинулись в дом и вывели оттуда под руки хозяина поместья – седого, обросшего щетиной старичка, с трясущимися руками и головой. Именно такой эффект может оказать на мага неожиданно примененное заклинание Нейтрализации – точнее, вызванный им откат. Племянник и наследник хозяина, которого все уже звали «молодым барином», пропал бесследно, и после долгих поисков был обнаружен утонувшим в выгребной яме. Как говорится, слишком хитрым быть тоже плохо. Хотя и сам старый хозяин поместья тоже ненадолго пережил своего наследника, будучи забит насмерть цепами рабочих лилиток. А не люби ты смотреть порку своих рабочих, иначе они тебе все это запомнят и потом отомстят. Под те же цепы попали и три обнаруженных в доме эфеба, тела которых потом вместе с телом хозяина утопили все в той же выгребной яме. Гапке относился к таким существам с непередаваемой гадливостью, и поэтому не пошевелил даже пальцем для того, чтобы спасти юношей. По его мнению, лилитки были в своем праве, выбивая дух из тех, кто поплыл по течению и зарабатывал себе сладкую жизнь постыдным способом.

Потом был разгул, но в меру. К хозяйским винам тевтоны отнеслись неодобрительно – какой дурак портит их, настаивая на специях? Такие вина можно пить только в горячем виде в холодную и сырую погоду, но здесь такой не бывает. Зато им понравилось темное пиво, которое варили для Псов и Волкодавов. Очень хорошо оно пошло под жареное мясо, которое быстро сварганили победителям работницы кухни. Как только начало темнеть, Гапке выдвинул на совсем близкую Дорогу один эскадрон с приказом перехватывать всех прохожих и проезжих, причем в обе стороны. Остальные продолжали сидеть за длинным наскоро сколоченным столом, жуя жареное мясо и потягивая пиво, время от времени то удаляясь в маленький домик в конце двора для удовлетворения естественных надобностей, то в обнимку с одной из лилиток в хозяйские или гостевые спальни. Нормально же сидят люди – и никто не пьян, и все довольны, девочки тоже. А вот тот эскадрон, что был поставлен дежурить на Дороге, через два часа должен быть сменен следующим, и так далее. Хоть Гапке и не ожидал каких-либо перемещений местных в ночное время, ибо у них это было не принято, но все равно держал в бодрствующем состоянии больше половины своего полка. Схема была такая. Один эскадрон в засаде на Дороге, два эскадрона дежурят в захваченном поместье в полном боевом вооружении, но при этом для них никаких баб-с, еще два бодрствуют (быть может, с бабами), и еще три отдыхают во всю широту тевтонской души.

ЧП приключилось уже в конце первой смены. Когда вдали на Дороге послышался топот бегущего во весь опор уткозавра, то командир первого эскадрона гауптштурмфюрер Вернер Краузе матерно выругался. Чем ему, во имя Отца, останавливать такую громилу? Она же на всем скаку в состоянии опрокинуть пару рейтар в полном вооружении! Вот где пригодились бы арбалетчики, способные нафаршировать зверюгу своими болтами, замедляя ее разбег – но здесь их нет. В любом случае, есть приказ, и эскадрон уже строился – один взвод клином для нанесения таранного удара в лоб, еще два по обочинам дороги для того, чтобы добить раненого и замедлившегося зверя ударами в бока.

Но этого не потребовалось. Когда в грудь уставшего от долгого бега динозавра ударили разом три копья, то дестрие, каждый из которых весил более тонны, и в атакующем галопе развил скорость более пятидесяти километров в час, на ногах устояли, а вот зверюга, грудь которой оказалась пробита копьями, всхлипнула, осела на хвост и задние лапы и, издав нечто среднее между воем и душераздирающим визгом, рухнула на правый бок, чуть не придавив ногу седока. Спешившиеся рейтары стремительно подскочили к дергающемуся лежа на боку динозавру. Двое принялись рубить палашами вздрагивающую шею динозавра в самом тонком месте у головы, а еще двое выдернули молодого Пса из-под слегка придавившей его туши (помогли крутые округлые бока динозавра), обезоружили и отобрали сумку с посланием, после чего насовали под микитки для улучшения самочувствия и связали арканом по рукам и ногам.

И вот как раз в этот момент из поместья прискакал встревоженный Гапке, ибо динозаврий предсмертный вопль был слышен на километры вокруг. С одной стороны, Гапке обрадовало то, что его парни повязали гонца, а с другой – опечалила валяющаяся на дороге дохлая туша уткозавра, которую и с разбега не перепрыгнуть, а рыцарские дестрие не першероны, волоком тянуть тяжести не предназначены, да и упряжи такой нет.

Но, как ни странно, пока тевтоны в поместье допрашивали гонца, проблему с динозавром решили рабочие лилитки, которые привели двух флегматичных одомашенных тхоргов (трицератопсов). Рабочие лилитки опутали задние лапы и хвост несчастного уткозавра канатами из растительного волокна – и тхорги флегматично потащили жертву обстоятельств туда, где ее разделают, а потом используют на благо тех, кто мясо ест раз в несколько дней. Уже к утру от уткозавра останутся только кости, ибо рабочих лилиток в окрестных поместьях много, очень много, и все они хотят есть хоть что-то, кроме надоевшей безвкусной каши.

Тем временем Гапке, его маги и прикомандированная к полку дикая лилитка Пунг допрашивали злосчастного Пса-гонца. Честное слово, даже обидно – мальчишка раскололся почти сразу, имея только одну просьбу – не отдавать его Пунг для сексуально-кулинарных забав. Дикие лилитки, они такие – никогда не знаешь, чего от них ждать. Известие о задуманной наутро резне и поджогах привело Гапке в ярость, ведь он уже видел город Ашор хотя бы частично своей собственностью, а лилитки и прочие слуги, которых содомитяне задумали перебить, должны были стать его новыми сервами.

– Значит, так, – сказал он Пунг, – переводи этому молодому придурку. Мы сейчас оставим его в живых, и даже подбросим обратно в город, но за это он передаст горожанам наш ультиматум. Там на том конце долины только одна половина нашей армии. Здесь тут со мной вторая половина, которая не даст никому удрать. Завтра утром мы войдем в их тухлый городок сразу с двух сторон, и если кто-то будет застигнут вне своего дома, то будет немедленно убит. Тот, в чьем доме будет повреждено или уничтожено хоть какое-нибудь имущество, тоже будет убит. Того, кто попытается покинуть без нашего разрешения город или оказать нам сопротивление, ждет та же участь. Переведи ему, что если он не согласен выполнить мое поручение, то я отдам его тебе, и ты сможешь заживо высосать его мозг и съесть печень.

Гонец был согласен, очень даже согласен, поэтому вопрос разрешился к взаимному удовольствию, и Гапке, подняв полк в седло, повел его на рысях в сторону Ашора. Пока шла подготовка к маршу, рейтары надевали доспехи и седлали коней, Гапке вызвал к себе полкового мага и, установив связь через магическое связное зеркало, сообщил двум остальным командирам полков об изменениях в обстановке, в результате чего после полуночи тевтонские силы начали стягивать кольцо окружения вокруг главного города этой долины.

Сегодня мы с моей милой Никой, как обычно, танцевали, плетя моим острием замысловатую вязь узоров колющих выпадов, рубящих взмахов и блоков. И вот неожиданно настал тот момент, когда я впервые почувствовала Нику не только как руку в шершавой перчатке, которая держит мою рукоять, но еще и как другой разум по ту сторону длинного-длинного коридора, куда кричи не кричи, не докричишься. Но то, что ее присутствие вообще ощущалось, уже было огромным прогрессом.

Наш танец продолжался, и с каждым движением, сопровождавшимся легким посвистом моего клинка, Ника становилась ко мне все ближе и ближе; и вот взмах, блок, выпад, снова блок – и я, если бы у меня были руки, сказала бы, что дотянулась до Ники кончиками своих пальцев. Она тоже меня почувствовала и тянулась в мою сторону. Это из-за ее помощи мы так быстро преодолели эту пропасть.

– Привет, Ника, – сказала я, присвистывая в рубящем взмахе который обычно исполняют во время конной атаки, догоняя и рубя бегущих (это я от волнения), хотя мы были пеши и стояли на ровной земле.

– Привет, Дочь Хаоса, – ответила мне Ника, – это правда, что ты сама меня выбрала?

– Правда, моя милая Ника, – ответила я, – я так рада, что теперь ты есть у меня, а я есть у тебя. Ведь мы так замечательно подходим друг другу.

– Да, – сказала Ника, поднимая меня в салюте, – мы так замечательно подходим друг другу. Но только тебе придется научить меня фехтовать, ведь почти не владею этим очень важным искусством, и то, что показал капитан Серегин, разучиваю здесь, где никто меня не видит, потому что не хочу позориться со своим неумением.

– С превеликим удовольствием, моя радость, – согласилась я, – ведь ты лучше многих и многих, кому довелось меня носить. Самое главное – у тебя твердая рука, верный глаз и ты никогда не мешкаешь с решением, когда его надо принимать быстро, и никогда не суетишься, когда надо еще немного подождать.

– Разумеется, – ответила Ника, проводя режущий взмах, – ведь я снайпер, а для него такие качества тоже особо важны.

– А кто такой снайпер? – с интересом спросила я.

– Особо меткий стрелок, – ответила Ника.

– Фу, Ника, – возмутилась я, – как ты можешь заниматься таким низким делом как стрельба, когда ты даже не видишь глаз того, кого убиваешь? То ли дело рукопашная схватка – когда лицо в лицо, глаза в глаза; ты втыкаешь в своего врага меч и видишь, как утекает из него жизнь….

– Таковы теперь верхние миры, – с тоской сказала Ника, – теперь там принято убивать не только не глядя в глаза своему противнику, но даже вообще не видя его этими самыми глазами, и не подозревая о его существовании; а такие рукопашные поединки «глаза в глаза» – это там на самом деле невероятная редкость и роскошь, которую надо ценить. И именно поэтому я учусь пропускать через тебя свою магию, потому что не хочу оказаться беззащитной, когда враг вдруг начнет проявлять недружелюбие сильно издалека.

– Какой ужас, моя милая Ника, – сказала я, – не хотела бы я оказаться в этих верхних мирах.

А ведь мы как раз туда и идем, – с фатализмом обреченной произнесла Ника, – и если ты не захочешь меня бросить, то мы окажемся там вместе.

– Ни за что, – воскликнула я, – в смысле я ни за что тебя не брошу. Если нам вместе предстоит оказаться в столь ужасном месте, то тогда давай учиться военному делу самым настоящим образом. Я передам тебе весь мой опыт схваток на мечах, который составляет более полутора тысяч лет, причем среди моих предыдущих Носителей были и Великие Мастера. В позицию, моя радость, делай раз, делай два, делай три…

Вчера мне предложили принять участие в одном магической акции, по уверениям мальчика Дима и маленькой лекарки Лилии, абсолютно неопасной. Я мысленно обратилась к своему Повелителю, и когда тот подтвердил, что все это делается с его ведома и по его поручению, то не задумываясь шагнула вперед вместе с еще примерно тремя десятками тех, кто как и я согласились, раздумывая не больше одного удара сердца. Условия, которые нам предложили, были очень щедрыми, и более того нам всем подробно объяснили, что с нами будут делать и зачем это было нужно. Если у них получится, то это будет великим благодеянием для нашего несчастного народа, который перестанет зависеть от посторонних Производителей и сможет вести самостоятельное существование.

И такой подарок делают нам, остроухим, которых совсем недавно могли убить без всяких объяснений причины, просто потому, что господину так захотелось. Я и мои подруги долго не могли поверить, что наш новый Повелитель, а также его соратники и сподвижники в самом деле думают, что мы равны им. Из-за этого мы все время ждали нового заклинания Принуждения, но вместо этого в нас вливали новые и новые порции Силы, да еще дали отборное оружие, равного которому нет и не было под этим небом, а владеть этим оружием нас учат воительницы-амазонки из другого мира. Теперь, если нам доведется встретиться в очной схватке с Волкодавами, то это они будут грязью под нашими ногами, а не наоборот, как было раньше.

Грозен топот копыт идущего рысью стремя в стремя и бряцающего амуницией кавалерийского полка.

То чувство силы и единства, которое охватывало нас в этот момент, ласкало наши души и давало ощущение сопричастности к чему-то великому и могучему. Но все же мы не только воительницы, но еще и женщины, которым хочется чего-то странного – и раньше мы, хоть убейся, не могли понять, чего именно; а теперь все встало на свои места. Мужчину нам хочется – такого, чтобы был только своим и звался «муж», и детишек от него побольше. Но наша судьба – быть воительницами, давшими клятву нести справедливость на клинках своих мечей, и поэтому мечта о семье и доме для нас недостижима… пока недостижима.

Но нам все же предложили принять участие в магической акции, в ходе которой любая из нас могла получить возможность выносить, родить и воспитать ребенка. Раньше такое было возможно только для тех остроухих, которых отбирали на племя. И то, с Производителем они встречались только на очень короткое время, да и детей у них очень быстро отнимали, передавая на специальное воспитание. Мы же должны будем воспитывать наших малышек от рождения и до того времени, когда они смогут сами сесть на коня и взять в руки учебный меч. Но и это тоже немало, тем более что и после этого наши дочери не перестанут быть нашими дочерями, а мы их матерями; просто в этом страшном и жестоком мироздании надо быть готовыми в любой момент отразить жестокий удар, и поэтому наши дети с как можно более раннего возраста должны будут приучаться к седлу и мечу.

Итак, после того как мы шагнули вперед, нас отправили на осмотр к госпоже Лилии. Она отличный лекарь, не часть нашего Единства и при этом, кажется, даже богиня – а я и не знала что такие существуют на самом деле. Но она очень хорошая, хотя и притворяется маленькой девочкой – ведь именно она вылечила меня от той раны, которую другие лекари посчитали бы безусловно смертельной и обрекли бы меня на легкую смерть, во избежание дальнейших мучений. Хотя какие там мучения – у нас, боевых остроухих, очень высокий болевой порог, сделанный для того, чтобы мы могли сражаться даже будучи смертельно израненными.

После осмотра, когда Лилия заставила меня раздеться догола (нам не привыкать) и, помыв руки, принялась тыкать в разные места моего тела своими холодными твердыми пальцами. Было не очень приятно, но совсем не больно. Закончив с процедурой, Лилия снова помыла руки (между прочим, магической водой, ценой по маленькой золотой монете за глоток) и сказала:

– Ну что же, Мэя, здоровье твое в порядке, рана зажила хорошо и к бою ты вполне пригодна. Что касается всего остального, то я тоже, пожалуй, дам добро и сниму с тебя предохраняющее заклятье. Теперь тебе надо будет выбрать себе мужчину – и как можно скорее, потому что день, наиболее подходящий для зачатия у тебя наступит уже сегодня-завтра. Когда ты сделаешь выбор, то должна будешь сообщить о нем госпоже Анастасии. Но сразу хочу предупредить, что тебе не следует называть имени вашего самого главного, капитана Серегина, потому что делать детей другим женщинам, кроме его законной жены, и в том числе своим подчиненным – это против его обычаев. Понятно?

Говоря эти слова, Лилия несколько раз ткнула меня в низ живота, чуть повыше лобка, своими холодными пальцами, после чего снова принялась мыть руки, на этот раз отвернувшись, показывая тем самым что мне можно одеваться и звать к ней следующую пациентку.

Итак, мне нужен был Производитель, причем срочно. Наш лейтенант Витя отпадал, потому что его уже ангажировала одна дикая остроухая из нашего эскадрона по имени Тилла и теперь не отпускала от себя не на шаг, боясь, что такого перспективного Производителя уведут прямо у нее из-под носа. Собственно, дикие остроухие уступают нам, боевым воительницам, в физической силе и храбрости, но зато их гибкие худые, сухощавые фигуры для большинства мужчин выглядят привлекательнее, чем наше атлетическое телосложение. К тому же эта Тилла была ловчее меня, с зорким взглядом и вкрадчивыми плавными движениями. Во время занятий по егерской подготовке там, где я ломилась, как неуклюжий тхорг, она скользила меж кустов и стволов как призрачная тень, бесшумная и почти незаметная. Но в общем, страдания мои на эту тему абсолютно бессмысленны, и мне надо будет поискать какого-либо еще Производителя.

Выходя из того помещения, где Лилия вела свой прием, я обратила внимание на хлопочущего в приемной помощника лекаря явно производительской ориентации, у которого было такое длинное и заковыристое имя, что все звали его просто Гак. Интересно, его уже кто-нибудь попросил о столь деликатной услуге, ибо производители совсем не любят делать акцент на своих занятиях, считая их немного постыдными. Но, по крайней мере, спросить об этом не помещает.

– Уважаемый господин Гак, – сказала я ему как можно вежливее, – не сможете ли вы уделить мне чуточку внимания?

– Да, с удовольствием, госпожа… Мэя. Слушаю вас, – чуть дрожащим голосом ответил тот, после того как расшифровал символы, начертанные на специальной полоске ткани, пришитой над нагрудным карманом моей куртки.

В команду к капитану Серегину мы попали почти одновременно, но мальчик до сих пор вздрагивает, когда поблизости находится боевая остроухая, не находящаяся под заклинанием принуждения. Уж так его воспитали, рассказывая, какие мы злобные и неуравновешенные существа, которые, если их не сдерживать при помощи принуждения, готовы чуть что своими острыми когтями выпустить кишки любому попавшемуся под руку круглоухому. Конечно, все это, как говорит наша амазонка-инструктор Ирина: «Ложь, трындеж и провокация» – но сначала магам содомитян требовалось объяснять свои действия, а потом накладывать на нас заклинание принуждения стало обычаем, а рассказы о нашей кровожадности общераспространенным мифом. И только Серегин, который не боялся никого и ничего и плевал на все обычаи, даже когда еще не был Богом, поставил на этом деле жирный крест.

– Уважаемый господин Гак, – снова тихо произнесла я, – вас случайно еще не ангажировали на сегодняшний вечер в качестве свободного Производителя?

– Еще нет, госпожа Мэя, – дрожащим голосом произнес помощник лекаря, окинув взглядом мою довольно рослую мускулистую фигуру, перетянутую по талии широким кожаным ремнем, на котором висел палаш в простых ножнах и кинжал с рукоятью, обвитой кожаным шнуром.

– Тогда, – так же тихо сказала я, – поскольку я прошла отбор, то предлагаю вам стать моим партнером во время этой акции сегодня ночью. Если вы, конечно, не боитесь.

Помощник лекаря вскинул голову, как будто я ударила его тонким, но прочным прутом.

– Нет, госпожа Мэя, – твердо сказал он, – я не боюсь, ни чуточки, потому что знаю, что все рассказы о вашей жестокости и враждебности есть самое обыкновенное злостное вранье. Если вы так хотите, то я буду вашим партнером на эту ночь. Но только как мы с вами будем делать ЭТО, когда вы такого большого роста, а я рядом с вами совсем маленький?

И действительно, юный Гак своей макушкой едва-едва доставал до сосков моей богатырской груди. И тут я вспомнила, что по этому поводу говорила амазонка Ирина, весьма острая на язык и циничная особа.

– Не бойся, господин Гак, – сказала я помощнику лекаря, – как сказал один умный человек – когда люди лежат, они всегда одного роста. И хоть я еще ни разу не участвовала в таких акциях, но думаю, что это чистая правда.

– Ну, если так, – сказал он, – тогда я согласен без всяких прочих условий…

Обрадованная, я схватила этого Гака под мышку, то есть за руку, и побежала к госпоже Анастасии, отмечаться. Та лишь недоуменно посмотрела на запыхавшегося и покрасневшего Гака и сказала, что я вовремя и что господин Дим уже пришел для того чтобы наложить на нас следящее заклинание. Поэтому мне следовало немедленно раздеваться догола, идти в отведенную нам комнату и ложиться на кушетку, прикрывшись простыней, и ждать, пока колдун Дим наложит на меня следящее заклинание, а мой молодой человек должен будет подойти ко мне позже, после того как колдун Дим закончит свою работу.

Покраснев (возможно, впервые в жизни), я быстренько расстегнула портупею с палашом и кинжалом, сняла китель, штаны, исподнюю рубаху и такие странные штучки, которые Анастасия именовала панталонами, после чего быстро пробежала к отведенной нам загородке и легла на кушетку, до подбородка прикрывшись простыней, и принялась ждать, когда придет колдун Дим. Ждать мне пришлось совсем недолго, но, честно сказать, я совсем не поняла, что он делал. Мальчик немного постоял рядом со мной прикрыв глаза, потом поводил руками над моим покрытым простыней животом, будто что-то на нем выравнивал, после чего зачем-то прикоснулся указательным пальцем к моей переносице, точно между глазами, а затем повернулся и вышел вон. Все!

Если он и наложил на меня какое-то заклинание, то я его совершенно не ощутила. Спустя некоторое время в комнатку ко мне зашел Гак, чьи чресла были обернуты полотенцем. У этих Производителей там все устроено не так гладко и красиво, как у нормальных людей – то есть нас, воительниц – и поэтому они смущаются своей некрасивой висячей штуки, стремясь замотать себя в тряпки. Первым делом я спросила у него как у лекаря, почему я совершенно не ощущаю того заклинания, которое наложил на меня колдун Дим.

– Понимаешь, Мэя, – ответил он, – ты и не должна ничего ощущать. Ведь это следящее заклинание, и оно призвано лишь зафиксировать изменения твоего состояния и срабатывание встроенных в наследственность врожденных заклинаний, которые и должны сделать так, чтобы ты рожала одних мальчиков. Понимаешь? Пусть Дим очень молод, но он очень силен и талантлив, и у него прекрасный учитель.

Я кивнула в знак того, что поняла, хотя это было не совсем так. После этого помощник лекаря Гак взял простыню за верхний уголок двумя пальцами и медленно и аккуратно обнажил мое тело.

– Ох, Мэя, – радостно улыбнулся он, – какая же ты красивая! Можно, я постою тут и полюбуюсь на тебя?

– Любуйся, любуйся… – проворчала я, – но только, пожалуйста, недолго. Я хочу, чтобы наша акция была выполнена успешно и в срок.

– Не волнуйся, Мэя, чем дольше я на тебя смотрю, тем успешней будет акция, а во времени нас никто не ограничивает, – когда он об этом говорил, то полотенце у него на чреслах вдруг стало странно оттопыриваться.

О том, что было потом, я предпочту умолчать, потому что результаты работы следящего заклинания касались только Лилии и колдуна Дима, а сам процесс только нас с молодым Гаком, и больше никого. Скажу только, что сперва мне было немного больно, а потом очень и очень приятно, да так, что я была вынуждена контролировать свои реакции, чтобы, сжимая Гака в порывах страсти, не раздавить его как какого-нибудь лягушонка.

С высоты наблюдательного пункта, который Макс Гапке и другие командиры полков выбрали для себя на вершине ближнего к городу холма, лишенный городской стены Ашор был виден как на ладони и в свете первых лучей восходящего солнца выглядел словно разворошенный безжалостной рукой муравейник. Народ метался по улицам, крича и размахивая руками, бился в истерике, выбегал из домов и снова в ужасе прятался внутрь. Псы и Волкодавы стояли на улицах, растерянно глядя на безумие хозяев, и только заклинание Принуждения, которое на них было на всякий случай наложено еще вчера, не позволяло им словом и действием выказать своими господам все, что они о них думают. Многие паникеры под покровом темноты поодиночке пытались покинуть город, но приставшие к тевтонам дикие лилитки ловили таких и устраивали такое, что во тьме еще долго разносились душераздирающие вопли несчастных страдальцев.

Гапке подумал, что зря Отец отдал такой прекрасный и плодородный мир в руки недочеловеков, которые даже не понимают, с кем им можно спать, а с кем нет, и не могут встать против врага с оружием в руках, прикрываясь вместо того отрядами воинов, скованных заклинанием Подчинения, а когда они оказываются бессильными, то впадают в панику. Очень хорошо, что сейчас он начал исправлять свою ошибку, отдав этот мир в руки настоящих рачительных хозяев. Вот если бы боевые лилитки научились рожать мальчиков – тогда всего через одно поколение этот, а за ним и другие миры познают настоящую тевтонскую ярость закованных в несокрушимое железо полков. Да будет так, во имя Отца!

Но вот, в окруживших город за ночь полукольцом тевтонских войсках произошло шевеление. Десятки магов, каждый из которых по отдельности был очень слабым, под барабанный бой в ритме матерной маршевой речевки начали выкрикивать слова группового нейтрализующего заклинания, направленного на город, и так находящийся в состоянии сильнейшего стресса. Вот маги выкрикнули последние слова своего заклинания – и Ашор накрыли видимые только магам перекрещивающиеся бледно-фиолетовые волны, сдирающие с людей оковы подчинения и оставляя их такими, какими они и были на самом деле – то есть дикими животными.

Сделано это было для того, чтобы новым господам не пришлось пачкать руки в крови всяких недоумков. Расчеты Гапке и других командиров тевтонских полков оправдались полностью. Еще внутри города не отгуляли свое волны нейтрализующего заклинания, как Ашор охватил приступ жестокой неуправляемой резни. Важных господ, обычно скрывавшихся за стеной Волкодавьих щитов, сегодня убивали собственные телохранители.

Разные там булочники, сапожники и пирожники (у которых никогда не было телохранителей), если находились дома, то вместе со своими эфебами подвергались неспровоцированному насилию со стороны рабочих и домашних остроухих служанок. Так, булочник Алхимилиокус был забит скалками своих рабочих до состояния нежной отбивной, а его нежного приятеля мясника Пироксилодопакса не только прирезали, но после этого еще и повесили в разделанном виде на крючья рядом с мясом несчастных мясных лилиток, которым он торговал еще вчера.

Те же горожане, которым не повезло оказаться вне своих домов, с безжалостной жестокостью уничтожались патрульными Псами, забивавшими их дубинками будто каких-то бродяг. Другие Псы и Волкодавы, чья нетрадиционная ориентация не была врожденной, а образовалась в отроческом возрасте в результате специально наложенных заклинаний, вдруг осознали, что они жаждут женщин и обратили свое благосклонное внимание на имеющихся в каждом доме домашних, рабочих и даже мясных лилиток, которые тоже были очень не прочь, и Ашор на трупах своих бывших господ полыхнул самой жаркой и разнузданной оргией, которую только можно было вообразить. Чуть позже были разбиты запоры в специальном заведении, где содержались племенные круглоухие, предназначенные для зачатия и вынашивания потомства высокопоставленных горожан – и к оргии добавились новые персонажи.

– Дерьмо должно выкипеть и отстояться, – сказал Гапке двум другим командирам полков, которые были вдвое его моложе, и порывались ввести свои войска в город для того, чтобы немедленно прекратить это безобразие, – надо дать местным возможность закончить все свои дела, спустить пар и успокоиться. Нам же потом будет легче ими управлять. А сейчас пусть резвятся, это их время.

– А что мы будем делать с ненужными нам эфебами, Псами и Волкодавами? – спросил у Гапке командир уланского полка Петер Вебер.

– Эфебы, милый мой Петер, – с усмешкой ответил Гапке собеседнику, который был вдвое моложе его, – вряд ли переживут сегодняшний день. Местные ненавидят их даже больше, чем хозяев, и сразу, как меняется власть, предают лютой смерти. Что же касается Псов и Волкодавов, то разве нам не нужны вспомогательные войска и полицейские силы, чтобы благородные тевтоны не пачкали руки о всякую грязь? Если они принесут нам клятву верности, то пусть служат и выслуживаются, а если нет, то, – Гапке чиркнул себя большим пальцем по горлу, показывая, какова будет участь тех, кто не захочет служить новой власти.

Жизнь хороша и жить хорошо! Наши приключения в других мирах все продолжаются; и чем дальше, тем они круче. Серегин, когда он даже не мой жених, все равно остается самым крутым мужиком из всех, кого я знала. С ним всегда весело, немного страшно, но всегда жутко интересно. Круче простого Серегина может быть только Серегин, который стал богом войны, такой приемный отец – это вообще круть неимоверная. Прийти бы сейчас в наш детдурдом и сказать тамошним пидагогам и пидагогиням:

– Моя приемная мать – богиня разума Анна, и она непременно вылечит ваши безумные идеи. А если вы не захотите лечиться, то мой приемный отец, бог войны Серегин, изрубит вас своим сверкающим мечом или напустит своих амазонок, «волчиц» и ужасных лилиток…

Но даже если я попаду туда обратно, то я так не скажу, потому что и Серегин, и Анна Сергеевна хотели бы, чтобы я сама стала крутой-прекрутой и решала бы свои проблемы самостоятельно. Поднять на меня руку или засадить в карцер они не дадут. А кто посмеет такое сделать, тот жестоко об этом пожалеет, но все остальные свои проблемы я должна решать сама, я не будь я боец Матильда, я их решу.

Поэтому в последнее время я усиленно занимаюсь верховой ездой на маленькой красивой лошадке, которую мне подарила мисс Мэри, и фехтованием длинным, но очень тонким мечом, который поднесла мне фройляйн Гретхен. Что касается Мэри, то я точно знаю, что она ко мне подлизывается, потому что я у Серегина любимая приемная дочка, зато Гретхен сделала свой подарок уж точно от души. Лошадку у Мэри я все равно взяла, но при этом сунула руку в карман и сложила там фигу, чтобы глупая американка не поняла, что все ее усилия наладить со мной отношения просто несчитовы. Гретхен я, наоборот, обняла и поцеловала в щеку, сказав, что ее подарок будет мне теперь верным другом, а если кто захочет его у меня отобрать, то жестоко об этом пожалеет. Гретхен – она тоже классная, хоть и тевтонка, то есть немка.

Видели бы все наши детдомовские, что теперь у меня, как у какой-нибудь дочки миллиардера, есть свои собственные лошадь и настоящий меч… А еще у меня есть специальные крутые штаны для верховой езды, которые с внешней стороны ног очень сильно похожи на самые обычные джинсы, а с внутренней стороны обшиты тонкой и мягкой кожей. Амазонка Панайота, которая обучает верховой езде меня, Митьку, чертовку Тел, и немного Диму с Яной, говорит, что даже у маленькой лошади очень едкий пот и если не принять специальных мер, то на ногах от него появляются долго не заживающие язвы. Если Димка с Яной учатся так, чтобы они могли ехать верхом и на рысях и не выпадали бы при этом из седла, то всех остальных Панайота тренирует вполне по-взрослому, без скидок. Мы же адъютанты капитана Серегина, находящиеся в подчинении у лейтенанта Гретхен, и должны в любом деле быть на высоте. В конную атаку вместе с боевыми лилитками и «волчицами» мы, конечно, не пойдем, но так интересно скакать на лошади рядом с наклонившим копья строем, слышать слитный громовой топот копыт и видеть, как с губ лошадей отлетают клочья пены.

Еще нам, всем троим, выданы самые настоящие пистолеты Федорова с боевыми патронами, и старшина Змей учит нас стрелять из любого положения. Потом мы сами разбираем эти пистолеты, чистим и смазываем их, потому что в армии слуг нет, и мы все должны делать сами. Змей говорит, что однажды такое маленькое и незаметное оружие может спасти нам жизнь. Такое уж это опасное место – Мироздание. Именно поэтому я каждый день усиленно тренируюсь, а еще усиленно пью магическую воду – быть может, и у меня прорежется хоть маленький магический талант, который мне обязательно пригодится.

А еще нас все троих накрыл Призыв капитана Серегина, и именно после этого нам выдали настоящее боевое оружие. Мы вместе с остальными стояли на той площади, кричали «Клянемся!», и складывали к ногам нового бога Войны свое личное оружие, хотя тогда у нас были только маленькие кинжалы. Серегин у меня добрый, а потому он стал богом оборонительной священной войны русских и вообще славян против тех, кто хочет их поработить.

Но самое главное, что теперь есть у нас – это такие местные женщины, которых все называют лилитками. Боевые очень похожи на орков, как их описывали в одной книжке, а дикие лесные на эльфов, только черных и татуированных. Наверное, орки в той книжке были плохими, потому что находились под властью злого колдуна Сауроноса, или как там звали того придурка.

Наши боевые лилитки добрые, хоть и выглядят они немного страшновато. Нет, клыки изо рта у них не торчат, но они рослые, плечистые и мускулистые, а размерами превосходят даже пулеметчика из старого отряда Серегина по прозвищу Зоркий Глаз. Сейчас они составляют большую часть армии Серегина, тот их вооружил до зубов по самым лучшим местным стандартам и теперь гоняет как сидоровых коз, чтобы они выучили все назубок. Когда все будет готово, то любой враг, который встанет на нашем пути, получит неминуемый лютый крындец.

Они и будучи почти безоружными и необученными дрались так, что только дух захватывало. Видели мы ту битву по магическому зеркалу, как по телевизору. Янке тогда их было жалко, но Серегин их поддержал своей магией и приказал тевтонам, чтобы они пошли вперед и разобрались с этими гадкими Волкодавами. Тевтоны, они, конечно тоже крутые, но они не наши, и я должна помнить, что они произошли от немецких фашистов, которые гадкие не менее чем эти Волкодавы. Конечно, Гретхен очень милая, но Гретхен одна, а придурков у тевтонов много. Правда, я слышала, как Серегин говорил Змею, Доку и Кобре, что после того, что тут натворили содомитяне, снова обращенные в христианство тевтоны покажутся этому миру раем на земле и отдохновением души. Ну не можем мы оставаться в этом мире, вытирать ему слюни и кормить манной кашей, тем более, что все может затянуться не на одну сотню лет.

А вот лесные лилитки, которых мы прозвали ушастиками, оказались довольно милыми и прикольными. Мы тут познакомились, а потом и подружились с девочками из клана Наблюдателей, которых отдали под опеку Анны Сергеевны, потому что для армии они были еще слишком малы. Этот клан остался без работы, потому что ему не за чем было теперь наблюдать, и поэтому решил вместе с нами уйти в странствия по мирам. Сначала ушастики боялись, что у нас вот-вот кончится еда, и мы их съедим, но потом поняли, что у Серегина еда не кончается никогда, а к себе мы их взяли не для того чтобы съесть, а для того, чтобы сделать из них полезных членов общества. И вот тогда у нас с ними началась настоящая мир-дружба-жвачка.

До знакомства с детьми лесных лилиток я думала, что умею лазить по деревьям. Оказалось, что все это фигня. Эти ушастики лазают по деревьям так ловко, что обезьяна от стыда выпьет йаду и убьется апстену. А вообще они хорошие и очень любят, когда их гладят по длинным ушкам, закрывают при этом глаза и млеют от счастья. А еще они очень метко плюются из трубочек, и не какой-нибудь там жеваной бумагой, как мы, отравленными ядом кураре иглами. Только делают они это не для развлечения, и не для того, чтобы убить побольше врагов, а чтобы добыть себе на обед какую-нибудь мелкую зверушку или ящерку. Кожу большинства крупных животных плевательные иглы не пробивают, поэтому духовая трубка – это детское оружие, и взрослые используют его только тогда, когда нужно устроить засаду на двуногих врагов.

А еще Анна Сергеевна посчитала, что школьные каникулы давно закончились, и устроила нам школу. Уроки для нас по очереди ведут сама Анна Сергеевна – русский и литературу, Док – биологию и анатомию, Гретхен – немецкий язык, Анастасия – английский язык (на котором говорят настоящие англичане, а не это мужичье американцы), помощник Елизаветы Дмитриевны прапорщик Пихоцкий – физику и математику, отец Александр – этику общественных отношений и Закон Божий. Ходить на уроки и делать домашние задания приходится даже Димке. Правда, ходить в эту школу намного интереснее, чем в ту, обычную, потому что каждый учитель рассказывает нам о своем предмете с большим интересом и очень понятно, не то, что некоторые учителя, которые сами не поймут того, что говорят своим ученикам.

Ну, вот так мы, приемные дети капитана Серегина, и живем, учимся, тренируемся и постепенно готовимся к переходу на следующий уровень Мироздания.

М-да, время-то как летит, три дня промелькнули, как будто их и не было. Мы с майором Половцевым от рассвета до заката проводили на тренировочных полях, выковывая из простой человеческой массы боевой инструмент странной разрушительной силы. Майор увлекся и втянулся в процесс; думаю, что у него еще никогда не было и никогда уже не будет возможности формировать боевое соединение такого широкого профиля, из таких специфических рекрутов, при таком скудном наборе инструкторского и командирского состава. Первоначальный скепсис, с которым он отнесся было к этому поручению, к настоящему моменту растворился без остатка. Боевые лилитки в качестве рекрутов оказались выше всяких похвал, да и «волчицы», уже без эпитета «будущие», мало в чем им уступали, ну а об амазонках я вообще молчу. Их крутизну Половцев познал еще с первых же минут нашей встречи.

Правда, все недочеты подготовки из-за ограниченного лимита времени и недостатка кадров и вооружения мы залепляли густыми шматками магии. Заклинания на усиление точности и глазомера, заклинания на повышение индивидуальной квалификации, заклинания увеличения здоровья и силы, заклинания ночного зрения для разведчиков, заклинания, увеличивающие прочность брони и силу удара оружием, заклинания, позволяющие ходить по воде аки посуху, и заклинания, отгоняющие защитным ветром стрелы из луков и камни из пращей. Если бы не энергетическая подпитка от фонтана, то ничего бы у нас не вышло, будь в нашей команде хоть тридцать три Колдуна сразу. Каждая наша воительница буквально светится от наложенных на нее заклинаний, и когда к ней подходишь, то кажется, что волосы начинают дыбом вставать на голове от избытка энергии. Весь этот боевой набор как вишенкой на торте увенчан благословением Отца, из-за чего наше воинство теперь полностью иммунно к любым проявлениям враждебной магии. Кроме того, под влиянием магической воды практически у каждой «волчицы» прорезался небольшой, но очень плотный магический талант универсального толка, и сейчас Кобра с Анастасией натаскивают их на несколько синхронизированных боевых заклинаний, в основном защитного типа.

Не знаю, сумеем ли мы пользоваться заклинаниями Колдуна на верхних уровнях, но пока все это работает, да еще как. При наличии боевой и защитной магии наши девочки смогут достойно показать себя на полях сражений в двадцать первом веке. Силой духа они превосходят многих, а уж обзаведение современным вооружением – это лишь дело времени. Хотя есть некоторые данные, что магия в нашем распоряжении будет даже и в родном мире, напрочь ее сейчас лишенном. Пусть не столько же, сколько здесь, но будет. А пока надо учиться военному делу самым серьезным образом и готовиться к предстоящим испытаниям. Пройдет еще две недели, тевтоны отгрузят нам остаток нашего заказа, после чего нас ждет следующий этаж Мироздания. Но сегодня разговор на общем собрании нашей Пятерки (плюс Лилия и плюс отец Александр) пойдет совсем не об этом.

– Итак, товарищи и некоторые господа, – сказал я, когда все были уже в сборе, – со времени последней общей встречи в наших делах произошли некоторые изменения. Во-первых – тевтоны закончили завоевание правобережной стороны долины с главным городом под названием Ашор. Этот успех они ознаменовали небольшой резней, в которой погибло большинство граждан этого неуважаемого города. Впрочем, оплакивать их мы не будем, тем более что руки самих тевтонов остались чистыми, потому что содомитян перебили освобожденные от заклинания Подчинения остроухие служанки и вышедшие из-под контроля Псы и Волкодавы, большую часть из которых тевтоны приняли к себе на службу, создав из них вспомогательные войска. А вчера вечером они абсолютно бескровно – что называется, без единого выстрела – взяли контроль над блокпостом, контролирующим нижний выход из долины, гарнизон которого после магической обработки полностью перешел на их сторону. При этом у тех же Псов и Волкодавов отмечаются массовые случаи отказа от нетрадиционной сексуальной ориентации, а резня содомитян и их эфебов в Ашоре даже вылилась в массовую оргию.

– Нормальный случай отката при использовании массового магического принуждения, – сказала Лилия, – пройдет несколько дней, и их либидо придет в норму.

– Но в общем-то это уже не наш вопрос, – пожал я плечами, – у меня есть сведения, что лилитки всех видов встречали тевтонов песнями и цветами, как освободителей, так как после бывших хозяев они смотрятся достаточно привлекательно.

Я сделал небольшую паузу, а затем произнес:

– А теперь, пожалуйста, доложите мне, что у вас получилось с тем экспериментом по оплодотворению лилиток, нереид и амазонок.

– Значит так, – прокашлялась Лилия, – я извиняюсь, потому что была не права. Мы провели три серии экспериментов с оплодотворением лилиток, нереид и амазонок, и можем сказать, что «мужские» спермотозоиды сохраняют нормальную активность на протяжении всего периода своего существования. И у лилиток, и и нереид механизмы их блокировок полностью совпадают. Более того, заклинание было перенесено с нереид на лилиток без всяких изменений, и запрашивая разрешение на проникновение «мужского» сперматозоида, заклинание, наложенное на яйцеклетку лилитки, обращается к генетическому коду тритона. По счастью, второго рубежа защиты, о котором подозревала Кобра, не существует, и снимать потребуется одноуровневое проклятье. Колдун Дим сказал, что уже разработал контрзаклинание узкого спектра действия, полностью аннулирующее это древнее заклятие и гарантирующее прекращение его передачи по наследству. Побочным результатом этого эксперимента стали уже состоявшиеся беременности. В ближайшие девять месяцев наш состав пополнится тремя новорожденными лилитками, двумя нереидами и двумя детьми амазонок, один из которых будет мальчиком…

Я прикрыл глаза и представил, во что мое воинство превратится через несколько лет. Конные беременные воительницы, у которых панцирь специально расширен на выпуклом животе; воительницы, у которых младенец или ребенок до трех лет висит в специальном рюкзачке за спиной; повозки, полные детишек постарше всех трех подвидов человека разумного; рядом на пони или совсем молодых лошадках – дети, которые уже сами способны держаться в седле; и, наконец, отряды подростков, уже проходящие начальную военную подготовку для того чтобы сменить своих матерей в первых рядах войска. Цыганский табор, а не армия.

Но, с другой стороны, иного выхода у меня просто нет. И не армия тут получается, а кочующий по мирам воинствующий народ, потому что нет у нас ни базы, ни обратного адреса. Не считать же таковым Российскую Федерацию образца 2016 года из нашего мира – даже при Путине, которого я весьма уважаю, она все еще остается совсем не той страной, в которую я хотел бы вернуться с такой компанией. Гм, тут играют роль многие соображения, в том числе и то, что мне стыдно за свою родину перед теми, кто вверил мне свои души, и будет еще стыднее, если перед этим мы пройдем через миры Елизаветы Дмитриевны или майора Половцева….

В самом деле, что ли, пробившись в мир Елизаветы Дмитриевны, предложить свой меч тамошнему императору всероссийскому? Не откажется, чай, если они там сироток по всей планете собирают, чтобы вырастить из них идеальных солдат, а тут такое богатство как боевые лилитки… Или, действительно, пройдя через множество миров (и не просто пройдя, а с наведением там правильного с моей точки порядка), я наберу такую ударную мощь, что вместо того, чтобы подчиниться не мною написанным правилам, начну в благословения Отца с хрустом гнуть наш мир под себя. Как говорится – и хочется, и колется, и страшно за то, что смогу наворотить, исправляя огнем и мечом перекосы тамошней политики. Но сейчас еще рано об этом думать. Делайте, капитан Серегин, что должно, и да случится что суждено. А пока…

– Итак, – твердо сказал я, – воительницам, забеременевшим в ходе эксперимента, создать все необходимые условия и обеспечить медицинский контроль. Ответственные – Лилия, Анастасия, Птица. Не исключено что подобное в ближайшее время станет достаточно массовым явлением. Колдун, готовь свое узкоспециализированное заклинание, и когда будешь готов к испытаниям, то немедленно доложи. На этом все.

Сорок дней и ночей длится наша командировка в этом проклятом и несчастном во всех смыслах мире. Обстоятельства сложились так, что жизнь, полная скитаний и невеселых приключений, научила меня смирению перед самой несчастной долей. Потому что я, рожденная так высоко, как только можно вообразить, уже несколько раз падала на самое дно и снова поднималась оттуда – когда стечением обстоятельств и божьим промыслом, а когда и собственными слабыми усилиями – но потом снова падала вниз, потому что так складывались обстоятельства. И пусть в моем сердце до сих пор зияют незаживающие раны прошлых потерь, я снова готова к тому, чтобы падать и подниматься вновь. Но сейчас я не одна, и это внушает надежду. Так надежно, как сейчас, я не чувствовала себя даже в детстве. Серегин выглядит гораздо лучшим защитником слабых и обиженных, чем мой несчастный и безвольный отец, который будто бы сам делал все, чтобы приблизить ужасный конец нашей семьи.

Тот, собственно, не смог защитить даже самого себя и своих близких, и пал жертвой собственной слабости. Другие миры тут не в счет. Я уже знаю, что в мире княгини Волконской мой отец стал жертвой эсеровских бомбистов, а в мире майора Половцева наша семья была спасена «старшими братьями» от заточения в доме купца Ипатьева, после чего все мы умерли в преклонном возрасте и в своих постелях. Кстати, я уже знаю, что в обоих этих мирах Анастасия Романова благополучно вышла замуж и ни один ее ребенок не унаследовал родового проклятия королевы Виктории. А это значит, что я могу сойтись с мужчиной, которого полюблю, и родить ему здорового и сильного сына.

Когда я впервые встретила Серегина, то думала, что он прислан для того, чтобы поставить точку в моей бессмысленно длящейся жизни. Но точка, широко ухмыльнувшись, превратилась в запятую; жизнь поломойки Анастасии закончилась и началась жизнь уважаемой магини, мастера стихий воды, воздуха и льда, и как минимум пятого-шестого человека в окружении капитана Серегина. Американка Мэри называет его владельцем частной военной корпорации, но это смешно. Серегин не владелец, он и есть сама эта корпорация, царь, Бог и воинский начальник, отец родной для всех нас, единый во всех лицах. И хоть я уже взрослая женщина, но должна признать, что на роль отца Серегин подходит намного лучше моего несчастного папа; снаружи суровый, внутри добрый – он и защитит, и утешит, и научит, как делать все правильно. Серегин такой, какой есть, и тем хорош.

Но сейчас я не об этом. Сегодня мне снился странный тоскливый сон, будто я снова должна буду увидеть папа и мама, сестер, своего десятилетнего братика, и саму себя, маленькую егозу и задиру Настасью. Снова будет роковой август четырнадцатого года, снова на полях от Тильзита до Перемышля будут греметь пушки, и за веру, царя и отечество умирать русские солдаты. В Петербурге будет играть музыка, в Восточной Пруссии и Галиции безусые, только из училищ, подпоручики поведут ощетинившиеся штыками цепи на германские и австрийские пулеметы, и вместе со своими солдатами, навечно забытые, останутся там, в этих окровавленных полях. О боже, как мне теперь жалко этих юношей и их заплаканных матерей и невест, которые вдруг узнали, что самые дорогие им люди никогда уже не вернутся домой и не обнимут тех, кто их любит…

Как мне обидно за моего папа, бессильного изменить сложившуюся ситуацию, и как я зла на всех политиканов, поспешивших воспользоваться его слабостью. И в то же время мне кажется, что я снова встречусь с теми дорогими для меня людьми, которых уже успела похоронить, но они не признают меня, ибо слишком мало во мне осталось от той маленькой беззаботной Настасьи, а членство в магической пятерке изменило меня еще больше. Теперь во мне едкий, острый ум Анны Сергеевны, детское ищущее любопытство колдуна Димы, огненные эмоции сержанта Кобры и несокрушимая, как скала, сила капитана Серегина…

Да, он тоже был там, в моем сне, вместе со своим мечом и победоносным воинством; и горела земля, трещали короткими очередями пулеметы, мчались вперед, в ярости взметывая прах, под священным алым знаменем панцирные конные полки, бежали враги; и вставало над небосклоном яростное солнце нового русского рассвета. Я видела все это со стороны, как бы паря в небесах над полем битвы и, проснувшись, я не знаю, что бы все это значило. Но в одном я уверена точно – все это будет, потому что если такой мир существует, то Серегин, как бог священной русской оборонительной войны, обязательно пройдет через него огнем и мечом, и скромная женщина Анастасия будет рядом с ним.

Жаль только, что папа мало ценил таких деятельных и умных людей, как Серегин. При этом адмирал Макаров и премьер Столыпин, которым он оказал доверие и составил протекцию, погибли ужасной смертью, в то время как всякие бесполезные персоны, вроде графа Витте или большинства наших злосчастных родственничков, благополучно дожили до катастрофы семнадцатого года. Я даже не знаю, что можно будет сделать в четырнадцатом году, чтобы повернуть государственный корабль Российской империи на новый курс, но знаю, что Серегин не только попытается это сделать, но обязательно добьется в этом успеха.

Сегодня мне снова пришлось сходить домой, в родной мир, потому что через курьера, обслуживающего эту плутократку Мэри, до меня дошло известие, что мой папа, который в последнее время стал невероятно важной персоной, снова хочет видеть свою непутевую дочь. Судя по немногословной записке, разговор у папы ко мне сулил быть деловым и очень важным. Получив разрешение гауптмана Серегина (а то как же иначе), я через открытый портал убыла в папин городской дом в Тевтонбурге, где в последнее время образовалось нечто вроде нашего торгового представительства. Папы дома, как всегда во время моих визитов, не оказалось, но Аделин представила меня трем солидным господам, которые, по их словам, уже несколько дней справлялись о возможности встречи с моей персоной. После первых же слов нашего разговора стало ясно, что эти господа решили принять предложение переселиться в новый мир и принять участие в его освоении.

Старший из троих, Курт Вайс, промышленник и предприниматель, выбившийся из простых мастеровых, нервно разминал кожаную шапку в своих больших руках, говоря хриплым басом:

– Поймите, фройляйн Гретхен, не хотим мы идти под этих амазонок и их богиню – и все тут. Понимаем, что нет у нас другого выхода, а все равно не хотим. И жены наши не хотят, и дети, и работники тоже. Всю жизнь мы с ними воевали; а теперь извольте кланяться этой Кибеле. Херр Тойфель – он хоть и был нечистый гад, как нам объяснили, но все же мужик, а тут бабе надо кланяться…

Глянув в мое лицо и решив, что сказал лишнего, герр Вайс смутился и забормотал слова извинения.

– Да, ладно, герр Вайс, не извиняйтесь, – махнула я рукой, – мне самой эта Кибела не очень нравится, и поэтому, в соответствии с Договором, я и покидаю этот мир насовсем.

– Вот именно, фройляйн Гретхен, – сказал герр Вайс, – мы тоже хотели бы покинуть этот мир насовсем. В смысле, все сразу – и хозяева, и работники, и даже сервы, у которых мы тоже спросили их мнения, пообещав, что в новом мире они станут свободными людьми и подмастерьями, а сервов мы наберем из местных. Так вот, фройляйн Гретхен, мы хотели бы знать, сколько вы возьмете с нас за проход в тот мир. Фрау Мэри говорила о серебряной монете с человека и золотой монете с воза, но такая цена для нас слишком велика…

– Йа, йа, – забормотали спутники герра Вайса, – очень большая цена, просто неподъемная, оставляющая нас совсем без оборотного капитала.

– Так, господа, – решительно произнесла я, – финансы – это не по моей части, и, кроме того, мне ничего неизвестно о плате, взимающейся с переселенцев.

– Смилуйтесь, фройляйн Гретхен, – взвыли все трое, – вы же очень важная персона, и сможете заступиться за нас, бедных и несчастных сирот, а мы уж вас не забудем и отблагодарим…

Ага, бедные сиротки, которые наели такие хари, что те в окошке не помещаются, зато плакать умеют как профессиональные попрошайки. Собственно, программа иммиграции тевтонов в новый мир развивалась ни шатко ни валко. Главным образом так получалось потому, что уехать в основном хотели разные неудачники, у которых дела не шли и в этом уже достаточно развитом мире, и очень трудно было представить, что под новым солнцем у них прорежутся какие-нибудь таланты, которые принесут им успех. Такие вот, «богатые буратины», как выражается унтер-офицер Кобра, впервые выказали свое желание принять участие в этой программе. И гляди ты – им не понравилось поклоняться богине, а не богу. Зато пожирающему тевтонов нечистому чудовищу-людоеду, небось, поклонялись безропотно. Нет, с такими требуется разговаривать только на их родном языке.

– Хватит, господа, – хлопнула я ладонью пол столу, – вы мне что тут, взятку предлагаете? Мне, доверенному лицу гауптмана Серегина? Да вы знаете, что за такое бывает? Фрау Мэри у нас финансовый гений, маг богатства; и если она считает, что вы способны заплатить такую цену за переход без ущерба для ваших основных средств, то значит, вы действительно способны заплатить эту сумму.

– Смилуйтесь, добрая госпожа, – снова взвыли господа бизнесмены, – но как же это можно, чтобы за серва требовалось платить такую же сумму, как и за мастера, или даже подмастерья? Ведь многие чернорабочие сервы сами по себе не стоят и серебряной монеты…

– Если хотите, – услышала я донесшийся от дверей голос Мэри, – то заведите свой собственный портал и устанавливайте на нем свои цены. Милости просим, как говорится. А пока вы такого сделать не в состоянии, будете без стона платить нам нашу научно обоснованную цену. Понятно?

Тяжелый вздох, вырвавшийся сразу из трех глоток, послужил ей ответом, после чего все трое предпринимателей, понурившись, потянулись на выход. Умеет же эта Мэри ставить на место разных торгашей, этого у нее не отнять.

– Привет, милочка, – поприветствовала меня Мэри, – а ты здесь какими судьбами? Решила начать отбивать хлеб у бедной финансистки?

– Да нет, Мэри, – ответила я русской криптограммой второго порядка, – все, что произошло – это просто случайность. Меня зачем-то хотел видеть папа, но сейчас его здесь нет, а Аделин сказала, что эти господа давно меня ждут, и я подумала, что, быть может, это и есть то самое дело, но потом засомневалась. Папа никогда не разменивается ерунду и никогда не привлек бы к этому делу меня – для этого у него есть специальные помощники, действующие исключительно по официальным каналам, потому что положение Великого Магистра обязывает. Кстати, кажется, эти трое мне знакомы, да только я никак не могу вспомнить, где же я их видела.

– Все очень просто, Гретхен, – фамильярно ответила Мэри, – Этот, который с тобой говорил, мистер Вайс – хозяин кузнечных мастерских, выполнявших наш заказ по штамповке защитных шлемов и комплектов лат. Двое его спутников – это мистер Крюгер и мистер Фишер; один владеет мастерской по изготовлению стеганых доспехов, набитых конским волосом, а сервы другого шили для нас кавалерийские сапоги и краги из кожи. Потому-то все трое ходили сюда как к себе на работу, торговаться за каждый пфенниг и за каждое бракованное изделие. А вот теперь они явно смекнули, что у твоих соплеменников в том мире скоро появится нужда в большом количестве защитной экипировки, и решили под шумок проскочить в тот мир на халяву. Твоя мачеха наверняка срубила себе на этом деле небольшой, но весомый бакшиш. Она ведь у тебя, кажется, из служанок, которые через постель своего господина выбились в леди?

– Она мне не мачеха, Мэри, а нянюшка, – резко ответила я, – когда я родилась, то родная мать вообще не захотела меня знать. Сперва мне купили кормилицу, а потом, когда я немного подросла, то опеку надо мной приняла Аделин, которая была мне вместо настоящей матери. Она учила меня ходить, читать и считать, она сидела возле моей постели, когда я болела, она радовалась всем моим успехам и печалилась неудачам. Фройляйн Анна говорит, что не та мать, которая родила, а та, которая вырастила; и думаю, что это правильно, потому что вырастила меня все-таки Аделин.