Часть 14

После нашего прибытия в Проклятый мир Содома события медленно, но верно шли своим чередом. Обосновавшись в заброшенном городе, прямо на магическом источнике, мы немедленно занялись самыми неотложными делами, то есть, во-первых – сколачиванием подразделений из бывших «овечек» (будущих «волчиц»), во-вторых – налаживанием контактов с местным населением (то есть с дикими лилитками), в-третьих – воздушной разведкой ближних и дальних территорий и составлением карты местности, в-четвертых – созданием походного самогонного аппарата, пригодного для производства топлива для грузовиков, для чего сюда из мира Подвалов при помощи Лилии был приглашен известный вам специалист Гефестий. Ну и в-пятых, (и это не шутка) – духовным и физическим самосовершенствованием.

И дел этих нам хватило бы и на месяц, и на два. Например, потребовалось определенное время, прежде чем вчерашние «овечки» перестали дичиться своих новых командиров. И даже в таком варианте будущая стрелковая бригада «волчиц» больше напоминала какой-то пионерлагерь санаторно-курортного типа, чем полноценное воинское соединение. Русские люди – они, вне зависимости от мира происхождения, обычно жалостливы ко всяким сирым и убогим, и всегда готовы протянуть им руку помощи. Но это тоже необходимый этап формирования бригады, в ходе которого будущие «волчицы», оставаясь столь же худыми, с каждым днем набирали силу, ловкость и быстроту реакции, так что в самом ближайшем будущем они должны были догнать своих наставников.

Тут оказывало свое влияние и полноценное питание – преимущественно мясом и яйцами убиенных молодых динозавров, и применение «сыворотки № 1», а также действие магической воды, концентрированной при приеме ванн в купальнях и ослабленной в питьевых фонтанчиках в месте дислокации. К тому же те первые пять бывших «овечек», которые попали к нам на месяц раньше и дольше остальных занимались с моей супругой по индивидуальной программе, теперь показывали неплохие показатели в физической, огневой и тактической подготовке. Очевидно, то же самое произойдет и с остальными будущими «волчицами», но только чуть попозже.

Кстати, употребление внутрь ученицами моей жены магически заряженной воды привело к тому, что у них обострились и усилились особые способности по коллективному перехвату и удержанию сознания различных животных. Жалко только, что под птеродактиля нельзя подвесить бомбы. Во-первых, для этого он слишком тупой и не поддающийся дрессировке; во-вторых, особь с размахом крыльев как у легкомоторного самолета не в состоянии поднять в воздух добычу больше тридцати килограмм, хотя прямым ударом острого как долото клюва в грудь или живот запросто может пробить насквозь незащищенного человека. Так что идея превратить их в бомбардировщики оказывается мертворожденной; но зато воздушные наблюдатели из них просто идеальные – от рассвета до заката могут висеть в небе над одной точкой на восходящих потоках воздуха, что весьма полезно при воздушной разведке.

Кстати, по словам Колдуна, и у остальных будущих «волчиц», даже без коллективных медитаций с Елизаветой Дмитриевной, тоже начинают проклевываться зачатки различных магических талантов. Они еще совсем небольшие, но терять такое множество потенциальных, пусть и очень слабых магов совсем не хочется, поэтому и эту поляну тоже требуется окучивать. Но я пока еще не знаю, как именно мы можем это сделать. Не знаю, кто пойдет за мага-наставника – а без него никак. Не знаю, где набрать столько разных драгоценных камней, чтобы превратить их в персональные магические ключи.

Но в любом случае с будущими «волчицами» пока все хорошо – они поправляются, тренируются в марш-бросках, тактике, стрельбе, рукопашном бою, и даже в строевой подготовке, сживаются со своими взводными и ротными командирами; короче, процесс формирования бригады идет. Кстати, амазонки строем не ходят (и это принципиально), а будущие «волчицы» ходят, и даже с удовольствием печатают шаг. Колдун, который сам не ходит строем по возрасту, говорит, что при сканировании ментального состояния марширующий в ногу взвод имеет сходство с тем же взводом, находящимся в состоянии групповой медитации. Единственная проблема в том, что сибирские егеря, как и все прочие егеря (то есть особо меткие стрелки) в атаку строем не ходят, и по полю боя передвигаются вроссыпь, и исключительно по-пластунски. Строевая подготовка у егерей необходима лишь для развития чувства локтя и сколачивания подразделения в единое целое; и неправы те, которые говорят, что это напрасная трата времени. Не напрасная, ой какая не напрасная.

Тем временем продвигались и другие дела. На третий день после нашего прибытия, как и было обещано, к воротам заброшенного города заявилась делегация диких лилиток, состоящая из Предводительниц четырех ближайших к заброшенному городу кланов, в том числе и Айны. Оружие в основном трофейное бронзовое, и только наконечники стрел (как сказала Айна, отравленные) сделаны из кремневых отщепов. Трофейных бронзовых на это дело не напасешься; да и какая разница, если малейшая царапина вызовет мучительную смерть. Выплавку стали содомитяне после ссылки, видимо, так и не освоили; фактически их материальная культура застыла на том же уровне, на котором и была четыре тысячи лет назад. Совершенствовалось только применение магии, которое дошло до высочайшего уровня, да только не в коня корм.

Самая продвинутая у нас в этом деле Лилия, но и она сказала, что ни за что не взялась бы за задачу магического модифицирования человеческого организма. Во-первых, это неэтично; во-вторых, случайно можно создать такое, что потом и за тысячу лет не расхлебаешь. Короче, хоть воины из лилиток получились хоть куда – попадись мне тот маг, который все это придумал, взял бы его за причинное место и трахнул головой обо что-нибудь твердое, чтобы не издевался над человеческой природой. Но маг тот давно помер, так что придется трахать (исключительно головой об дерево) только его последователей и прочих эпигонов.

Но об этом позже, а пока вышли мы всей магической пятеркой, с отцом Александром и Лилией в придачу, к дорогим гостьям и предложили пройти им пройти через ворота, да по дороге во внутренний город, для того чтобы внутри Башни Власти, как и положено высоким договаривающимся сторонам, провести переговоры о развитии наших дальнейших отношений. Надо сказать, что наше предложение немало их удивило. Как оказалось, внутренний город был для лилиток табу даже в самые лучшие времена гоморрианской империи, потому что местные, нетрадиционно ориентированные маги за людей не считали тогда и не считают сейчас никого, кроме себе подобных содомитов – ни остроухих лилиток, ни нормальных женщин (их тут называют круглоухими), ни даже мужчин с нормальной сексуальной ориентацией, которых презрительно называют Производителями и всячески третируют. Ну, пусть не обижаются – теперь мы их будем третировать, низводить и курощать.

Короче, после того как Предводительницам дали отхлебнуть магической воды из фонтана, а потом усадили в общий круг на подушки перед уставленным блюдами ковром, переговоры прошли в самой благостной и задушевной обстановке, какую только можно представить. Удалось договориться по всем интересующим стороны вопросам:

Во-первых – о союзнических отношениях в борьбе против содомитян, которых дикие лилитки называли «нижними людьми». И правильно. Содомитян нам здесь не надо ни под каким соусом. В случае подхода крупных контингентов нас предупредят, а с мелкими дикие лилитки справятся сами.

Во-вторых – о свободном доступе лилиток (что их больше всего интересовало) к нашим молодым людям для осеменения и размножения. Мы договорились, что такие встречи будут происходить в специально выделенном для этого месте, снабженном специальным оборудованием для взаимного ухаживания (дискотека), откуда каждая договорившаяся пара будет самостоятельно удаляться на ближайшую свободную ферму для претворения в жизнь осеменительной программы.

В-третьих – мы снабжаем кланы диких лилиток мясом динозавров (пока эти животные не пуганы огнестрельным оружием, убивать их легче легкого), а они за это выделяют нам контингент для вербовки на постоянный контракт. В основном это могут быть девочки-подростки, которых так и так съели бы собственные «сестры» в период голодухи. Тут надо пояснить, что дичи в этих краях много, но ее большая часть лилиткам банально не доступна. Крупные особи слишком хорошо защищены от их оружия и сами довольно агрессивны; а мелкие настолько шустры, что по ним хрен влупишь. Так что лилитки в основном роют ловчие ямы, а когда в них никто не попадается, то с голодухи жрут друг друга, уменьшая таким образом количество едоков. Тут вообще в пищу идет любое мясо, за исключением самого старого и протухшего. Инферно, оно и есть инферно.

Подозреваю, что под этим соусом к нам сплавят фактически человеческие отходы, но, как и в случаях с амазонками, то, что плохо в здешних кланах, нам может подойти просто наилучшим образом. Кстати, клан Айны пошел к нам на службу в полном составе, ибо после случившихся с ним в прошлом неудач сократился до четырех взрослых женщин, у которых на шее висело никак не меньше полутора дюжин девочек-подростков и детей самого разного возраста. Айна сказала, что если бы мы не начали их немедленно подкармливать, то большая часть этих малышей была бы убита и съедена уже в ближайшее время. Короче, с одной стороны, обуза, а с другой, пополнение – не только нам в боевые части, но еще и Птице, вокруг которой собрался настоящий детский сад. Придешь к ней в Башню Мудрости и отдыхаешь душой, глядя на играющих малышей. Особо забавно наблюдать, как годовалая дочка Анастасии наперегонки ползает по теплому полу с двумя своими сверстницами из лилиток. Кстати, Лилия сказала, что, по ее мнению, острые уши лилиткам маги-селекционеры приделали совсем не случайно, желая получить маркер, по которому они могли отличить обычных, не модифицированных женщин от своих боевых изделий.

Решился вопрос и с обслуживающим контингентом для будущего ссыльнопоселенца Зевсия, который пока дрых в своем стасис-коконе. Тут требовался целый клан, но Айна от такой чести отказалась, сказав, что в ее клане слишком мало взрослых женщин для самостоятельного существования, и она лучше пойдет с нами по мирам. Взамен себя и своих сестер она выставила другой клан, живший в глубине леса на берегу большого озера – он был немного многочисленней клана Наблюдателей, а их Производитель уже состарился и почти ничего не производил. Я объяснил тамошней Предводительнице, что наш Производитель, конечно, тоже не новый, но зато он считай что вечный, если к нему бережно относиться, и мир тот намного приятнее этого, так как там есть только синее ласковое море, полное рыбы, такое же синее небо, острова с пальмочками, и никаких опасных животных – курорт да и только. Про бутылку Мебиуса и прочие топографические коварства того мира мы упоминать не стали, ибо для этих лилиток это не имело никакого значения.

Получив согласие Озерного клана, мы тут же собрали пятерку, и, следуя указаниям отца Александра, пробили канал в тот мир, переправив в него самораспаковывающуюся стасис-капсулу с Зевсием и его будущий гарем. Перед отправкой я еще раз вызвал к себе Геру, спросив, не желает ли она после короткой процедуры освобождения от Афининого заклятия последовать за своим мужем, но получил короткий и емкий ответ, посылающий к воронам (по-русски на три буквы) меня, Зевсия и любого, кто еще раз задаст ей этот вопрос. Это дамочка совсем не собиралась провести остаток свой вечности в компании остроухих дикарок и мужа-неудачника, приговоренного к вечной ссылке. После этого мы закрыли портал, и о таком боге, как Зевсий, за пределами того мира-ловушки можно было забыть навсегда.

У тевтонов дела тоже шли вполне себе ничего – не пользующиеся успехом ни у амазонок из роты спецназа, ни у будущих «волчиц», они весь свой пыл и жар обратили на диких лилиток, разбрасывая среди них разумное, доброе, вечное – то есть свой генофонд. Лилитки не возражали; и на так называемом танцполе, где дамы снимали себе кавалеров для быстрого перепиха, всегда было не протолкнуться от желающих «сладкого» остороухих диких дам.

У тевтонов на «танцы» отпускали только самых отъявленных отличников боевой и политической подготовки, а на случающихся время от времени «самоходчиков» фельдфебели интенсивно воздействовали с помощью обычных в тевтонской армии телесных наказаний и нарядов на разного рода грязные работы. Правда, пока мы стояли в этом заброшенном городе – с его самоочищающимися сортирами и самоподметающимися дорожками, и где каждый дом был буквально набит бытовой магией – с грязными работами у тевтонских фельдфебелей было не очень, но они не унывали, возмещая этот недостаток слишком изнеженного места дополнительной строевой подготовкой и копкой канав сразу за городом, где уже не было никаких заклятий, при этом бесхитростно командуя: «копать вот отсюда и до обеда».

Параллельно с тевтонами работал отец Александр. Кроме того, что он читал им проповеди, неизменно вызывавшие самое чуткое внимание слушателей, он еще готовил среди них своих помощников – ротных и эскадронных капелланов и полковых священников. Кстати, одной из тех, кто ходит на эти занятия для будущего священства, является наша старая знакомая Гретхен. Теперь ее идеей фикс стало спасение своих соплеменников от рецидива нацизма, комплекса расового превосходства и ничем не обоснованного оскорбительно-пренебрежительного отношения к людям другой расы, веры или пола.

Мы уйдем, а церковь – православная по всем своим признакам – в этом мире после нас останется. Ведь должен же кто-то руководить процессом изжития содомизма, направлять его в нужное русло, а также окормлять как тех, что спасает этот мир от ужасного греха, так и тех из спасаемых, кто не замешан в мерзостях и продолжит свое существование. В принципе, я не уверен, что у тевтонов получится хоть что-то примерно благообразное, но по крайней мере отец Александр пытается вывесить им флажки, за которые они потом ни ногой, ни даже взглядом; но тут по идее нужен еще один такой адепт, который бы вправлял мозги самым буйным, низводил их и курощал – без этого идея не выглядит особо долгоиграющей.

Когда я сказал об этом отцу Александру, тот только пожал плечами, сказав, что Отец не совершает чудес по требованию, а превращение обычного человека или даже священника в адепта – это как раз чудо. Но работа над этим вопросом идет, и Отец наш Небесный вроде бы обещал, что все разрешится в самом лучшем виде, хотя и весьма неожиданным образом.

Разрешился и вопрос с топливом для грузовиков от учебной роты майора Половцева, которые носили чисто русское название «Медведь». Гефестий, прибывший по вызову из мира «Подвалов» (пока еще это было несложно сделать) сперва уяснил, что от него требуется; а когда выяснилось, что требуется не пищевой алкоголь, а топливо для машин, пожелал немедленно взглянуть ему сии агрегаты. Ну, так фанат же техники, ептить. Короче, своего он добился, получив возможность вместе со штатным водителем облазить сверху донизу один такой «Медведь», под капотом у которого оказался не турбодизель (как я предполагал ранее, услышав от майора Половцева о турбине), а очень мощный, экономичный, легкий и компактный турбовальный двигатель, примерно как на танках Т-80, но только вчетверо меньшей мощности. Ну так и грузовик не танк, и огромная мощность свыше тысячи лошадей ему просто не нужна.

– Хороший агрегат, но только уж чересчур мудреный, – одобрительно сказал Гефестий после осмотра, вытирая промасленной тряпкой мозолистые руки, затем почиркал карандашом по бумаге и самостоятельно покинул этот мир через свой персональный мини-портал. Бог он, в конце концов, или не бог.

Вернулся Гефестий только дней через пять в сопровождении бородатых полуголых мужиков (в которых даже завзятый диванный интеллигент за пару стадий сразу же узнал бы кузнецов) и горой всяческих металлических деталей, из которых вместе с помощниками и водителями машин начал монтировать бродильно-перегонную установку. Насколько я понимаю, дело тут не обошлось без магии, потому что потреблял этот агрегат любую измельченную биомассу (измельчитель прилагался) которую требовалось сперва сбродить в огромных бронзовых чанах (шесть штук для непрерывности цикла), а потом, перекачав зловонную массу в перегонный агрегат, осуществить ее перегонку на топливо. То, что получалось в итоге, имело зеленовато-сизый цвет, консистенцию примерно как у растительного масла, отвратный сивушно-спиртовый запах, но при этом горело не хуже бензина и на ура воспринималось турбинными двигателями «Медведей».

– Это не пить, – назидательно сказал Гефестий принюхивающимся водилам, – ибо есть иад! Окочуритесь быстрее, чем сделаете глоток. То, что турбине здорово, то человеку смерть. Понятно, мазута?

Те в ответ только дружно закивали, но раз до сих пор из них никто не помер, то значит, было понятно. Или они не на себе эксперименты ставили, а на тевтонах? Тогда почему никто не бегает и не кричит, требуя привлечь к ответственности злобных отравителей? А может, наши отечественные Кулибины и сумрачные тевтонские гении уже скооперировались и нашли способ очистки этой отравы до приемлемых кондиций? Вот это хуже всего – только мне пьяных русско-немецких посиделок не хватало, с последующим мордобоем стенка на стенку…

Потом выяснилось, что да, нашли такой способ. Но только обращаться к тевтонам нашим светлым головам совсем не потребовалось. Ларчик открывался просто – вода из фонтана с полным набором регенерирующих и защитных заклинаний выжигала из «топлива» все токсичные компоненты. При этом реакция шла так бурно, что если влить в топливо магическую воду, то вскипевшую смесь просто выплеснет в морду экспериментатору. Работать требовалось осторожно и не спеша, с постоянным помешиванием; при этом обезвреженная смесь, потеряв четыре пятых своей крепости, все равно сохраняла отвратный вкус и запах, и требовала еще одной перегонки на нормальном самогонном аппарате и очистки готового продукта активированным углем. А без этого иад не иад, но рвотное средство – это точно. Без тошноты и не взглянешь. Но ведь водилы народ ушлый и технически подкованный – они и аппарат соорудят, и активированный уголь добудут, ибо стремление выпить в русском человеке неистребимо. Пришлось ставить на часы рядом с аппаратом и складом готового продукта абсолютно непьющих амазонок – и лишь после этого проблема развития в наших рядах алкоголизма, по крайне мере, на какое-то время, была снята. Правда, я пока не знаю, что будет, когда мы спустимся в долину, где наверняка по ходу будем натыкаться на винные склады местных. Маги и их прихвостни тоже выпить не дураки, и мне не хотелось бы, чтобы ради поддержания приличного поведения моих солдат пришлось выпускать в землю прекрасные столетние вина.

Что касается сварганенной Гефестием установки, то для того, чтобы заполнить полные баки всем четырем «Медведям» (с которыми они могли проехать от тысячи километров по бездорожью до полутора тысяч по шоссе), требовалось четыре-пять дней ее непрерывной работы. При этом в разобранном виде агрегат аккурат влезал в кузов одного грузовика, что освобождало остальные для перевозки какого-нибудь важного или ценного груза.

Занимаясь своими текущими делами, не забывали мы и о воздушной разведке прилегающих к заброшенному городу территорий. Дальняя разведка велась при помощи штурмоносца, осуществляющего картографирование местности, а ближнюю проводили ученицы моей супруги с помощью наблюдения за местностью глазами парящих над плоскогорьем птерозавров. Они-то три дня назад и обнаружили войско местных содомитян, марширующее по Дороге в нашу сторону. Весьма крупные по меркам этого мира силы: тысяч десять «ручных» боевых лилиток, две тысячи тяжело вооруженных воинов-мужчин, так называемых Волкодавов, и еще около трех тысяч разного народа, который может являть собой и командование этой экспедиции, и ее обоз.

Выдвижение к нам этого войска штурмоносец каким-то образом прошляпил, из-за чего моя жена Елизавета Дмитриевна имела с командованием (то есть опять со мной) серьезный разговор. Картографирование картографированием – когда все временные элементы программа просто стирает с изображения; но и собственно о разведке тоже забывать не стоило. Было бы гораздо проще, если бы мы получили это предупреждение еще две недели назад, когда эта банда только вышла из ближайшего к нам города, стоящего на Дороге.

Тевтоны, конечно, могут устроить кровавое рубилово, и с учетом качественного превосходства в оружии выйти из него победителями – но мне такая идея категорически не нравится. Во-первых, в таком случае тоже будут серьезные потери, ибо в ближнем бою лилитки очень сильны, даже если учесть, что вооружены они только бронзовыми топорами. Во-вторых, мне очень не нравится сама идея убивать женщин – пусть даже они трижды лилитки – только ради того, чтобы разыграть красивый и эффектный бой.

Ведь есть же другие методы – например, Колдун предложил использовать мощь нашей магической пятерки для того, чтобы нейтрализовать вражеских магов, а самое главное, снять с ручных боевых лилиток заклинание подчинения. По его расчетам, все должно получиться как надо. С вражеского войска спадут все заклинания и лилитки получат возможность решить, с кем они на этой войне – со своими мучителями или же с их врагами; а вражеские маги на какое-то время будут ослаблены и дезориентированы, из-за чего им не удастся быстро восстановить положение. Есть обоснованная надежда, что вражеское войско частью разбежится, а частью перейдет на нашу сторону, напав на своих. В принципе, если даже этого не случится и нас постигнет магическая неудача, то и это не станет катастрофой.

Тевтонских пехотинцев-спитцеров должно хватить, чтобы плотно перекрыть в выбранном нами для битвы месте расстояние от заросшей колючим кустарником опушки леса на высоком обрывистом склоне холма до берега текущей с гор реки. И вряд ли плохо вооруженные местные лилитки сумеют прорвать частокол их длинных граненых пик, окованных железом до самой середины древка. Там, в мире Подвалов, даже дикие и неистовые амазонки предпочитали не связываться с этим железным ежом, и если не получалось застать тевтонскую пехоту врасплох, то тут же откатывались обратно от ее панцирных батальонных каре.

Бойня в случае неудачи идеи Колдуна, конечно, будет страшная, но мы выстоим и церемониться при этом ни с кем не будем. Огнем, как говорится, и мечом. На крайний случай у нас есть в запасе штурмоносец – уж если он вступит, то полетят во все стороны клочки по закоулочкам. Только я заранее попросил Кобру не усердствовать. Пожары в таких вот светлых лесах, где каждое дерево или куст являются эфироносом – дело страшное; и тушить лесной пожар, ежели такой случится, придется экстремальными средствами от Анастасии, вызвав хорошую такую тропическую грозу. Но все это детали; вот где-то через насколько часов к выбранной нами позиции подойдут передовые отряды войска содомитян – и тогда окончательно станет ясно, по какую сторону добра и зла стоят так называемые «ручные» лилитки.

Лязгающая железом фаланга тевтонов от края до края перегородила частоколом граненых стальных пик узкий промежуток между рекой и крутым склоном холма. Было очень жарко, с безоблачного неба палило разъяренное солнце, раскаляя черненые доспехи спитцеров и стеганые, в мелкую клетку, набитые конским волосом жилеты арбалетчиков. Пот из-под раскалившихся касок стекает на лоб и шею, но солдаты держатся стойко. Чего у тевтонов не отнять – так это готовности терпеть тяготы и лишения походной жизни. Конечно, хочется попросить Анастасию сделать что-нибудь с этим палящим солнцем, но магические силы, возможно, ей еще пригодятся, а тевтоны и так стоят неколебимо, как памятники.

В узких промежутках между ротами тевтонской пехоты присели на одно колено одетые в камуфляж пулеметчицы из амазонок. Назатыльные платки, свисающие из-под кепи, прикрывают плечи, позы выражают напряженное внимание, левый глаз прищурен; знаменитая Анка, та что из истории про Чапая, умерла бы от зависти, гладя на этих красавиц. Стоит только прозвучать команде, как десять стрекочущих машинок брызнут на врага смертельным свинцовым дождем, укладывая его солдат рядами и колоннами прямо на том месте, где застала их смерть.

Остальные амазонки, вооруженные «Супермосиными», укрепились на склоне холма, укрываясь от нескромных взглядов между воздушных корней, для дополнительной опоры выпущенных стволами могучих деревьев. Там же своих «ручных» соплеменниц поджидали союзные нам «дикие» лилитки, готовые при неблагоприятном развитии событий сцепиться с ними в рукопашной схватке. Тевтоны поделились со своими постельными подружками в избытке имеющимся у них нетабельным холодняком, типа: «Вот тебе, милая, подарок – пилочка для ногтей» – и теперь, вооруженные бритвенно отточенными стальными мечами и кинжалами, «дикие» лилитки были значительно опаснее, чем притаившиеся в траве ядовитые змеи, у которых ядовит не только укус, но и взгляд.

Позади строя пехоты в эскадронных колоннах стоит чернопанцирная кавалерия тевтонов – впереди рейтары, способные с ходу своими пиками и тяжелыми прямыми палашами прорвать любой пеший строй; а позади них на быстроногих конях – стремительные уланы, готовые гнать и рубить бегущего врага. Позади кавалеристов прямо на дороге лежит металлическая туша штурмоносца, угрожающе шевеля своими оборонительными турелями. Это наш главный стратегический резерв. Стоит ему подняться в воздух – и тогда врагу небо покажется с овчинку.

Наша магическая пятерка собралась на пригорке, возвышавшемся между опушкой леса и стоящим на дороге штурмоносцем, и изготовилась к магическому единению. Вид отсюда на будущее поле боя создавался прекрасный, все необходимые заклинания Колдуном, Коброй и Анастасией были уже отработаны и теперь мы на выбор могли влепить по врагу заклинанием Подавления (в смысле вражеской магии), Стеной Огня, или вызвать в окрестностях небольшой тропический шторм с ливнем, градом и прочими прелестями. Таким образом, мы сами тоже представляли собой еще один, второй главный стратегический резерв. Все же войско к нам подходит немалое, численно в несколько раз превышающее наши скромные силы.

И вот настал тот момент, когда вдали на дороге показались бегущие к нам плотной толпой полуголые фигурки людей. Я поднял к глазам свой бинокль и подстроил резкость. «Ручные» лилитки оказались на вид даже выше и гораздо плечистее своих «диких» сестер, с немного более светлой кожей, и, в отличие от тех, не имели на теле заметной татуировки. Они носили небольшие короткие переднички или юбки из светлой ткани – точно отсюда я разобрать не мог. Ярко сверкали на солнце вставленные в их носы бронзовые кольца, из вооружения и защиты были заметны только небольшие круглые, плетеные из прутьев щиты и насаженные на длинные топорища поблескивающие бронзовые топорики.

В бинокль я прекрасно видел, как тяжело переставляют они ноги, уставшие от долгого бега, как вздымаются их худые бока, а под кожей отчетливо выступают ребра. Видимо, с места ночного привала их с нечеловеческой безжалостностью гнали бегом без всяких остановок и пауз для отдыха. Позади сплошной колышущейся массы голов «ручных» лилиток виднелись длинные шеи и головы утконосых ездовых динозавров, в парных упряжках тянувших за собой вытянутые повозки, густо набитые воинами в полном вооружении древнегреческих гоплитов – скорее всего, теми самыми Волкодавами. При этом хвост этой колонны повозок терялся где-то далеко в поднимающемся над дорогой мареве раскаленного воздуха.

Казалось, что прямо так, с разбега, эта плотная толпа (а лилитки бежали по дороге именно толпой, а не строем) попробует броситься на наши ряды, чтобы с ходу смять и растоптать преградившее дорогу препятствие. Унтера и фельдфебели тевтонских спитцеров напряглись, готовые дать команду опустить пики к бою; но тут первые ряды лилиток примерно в пяти сотнях шагов от нас начали замедлять свой бег и останавливаться, выстраиваясь в неровную линию, также перегородившую весь промежуток от реки до опушки леса. Тяжело дыша, они смотрели на противостоящее им прекрасно вооруженное войско – и уже видели свою смерть на этих длинных граненых пиках, пока что безвредно задранных вверх. Напротив, грузные под тяжестью своих доспехов Волкодавы не спеша выгружались из своих повозок, и, несмотря на свою в общем неплохую защиту, отнюдь не торопились вставать в первые ряды.

Атмосфера сгустилась настолько, что казалось, сейчас без всяких усилий Анастасии меж нами и ими разразится жестокая гроза. Если во взглядах «ручных» лилиток я читал только усталость и обреченность, то Волкодавы смотрели в сторону преградивших им дорогу тевтонов с оскорбительным пренебрежением. Пройдет еще совсем немного времени – и их мнение о нас сильно изменится, но не только лишь все смогут пережить этот волнительный момент, как говаривал главный укроцицерон Виталя Кличко. Скорее всего, сегодняшнего полудня не переживет никто из этих заносчивых медноголовых кретинов; но у меня по этому поводу сейчас нет ни горечи, ни сожаления.

Секунды текли, но ничего не происходило; напротив, плотная толпа «ручных» лилиток по оси дороги начала расступаться в обе стороны, пропуская вперед запряженную «утконосом» коляску-одноколку. Понимая, что это прибыло вражеское магическое начальство, которое сейчас будет делать нам козью морду, я вытащил из ножен радостно зазвеневший меч Ареса и, не прекращая наблюдать за обстановкой, активировал энергетические связи внутри нашей магической пятерки. Разумеется, заклинание Колдуна можно было использовать немедленно, но для этого требовалось все же подождать некоторое время, пока наш маг-исследователь превращает заранее заготовленную мыслеформу в активное заклинание, нейтрализующее всю вражескую магию в радиусе примерно километра.

Оно, заклинание, уже появилось в середине нашей пятерки в виде призрачной мерцающей бледно-фиолетовой сферы, в которую Кобра, наш «главный энергетик», тут же начала вливать мегаватты своей мощи… В это время коляска с главным вражеским колдуном наконец выехала на пустое пространство перед строем «ручных» лилиток. Как только коляска остановилась, из нее выбрался невысокий седобородый старичок в высокой тиаре; в руках он держал явно тяжелый, чуть изогнутый массивный меч в ножнах, по виду похожий на древнегреческую махайру. Нет, это не я знаю, как выглядела знаменитая махайра, которой рубились всадники-гетайры Александра Македонского, сто лет она мне не сдалась. Это энергооболочка покойного Ареса дает мне подсказку, ибо бывший ее носитель если в чем и разбирался, так это в холодном оружии.

Освободив меч от раскрывшихся ножен (точно махайра, эрринии меня побери, только не стальная, а из какого-то темного сплава, похожего на бронзу), вражеский маг кивком подозвал к себе двух ближайших боевых «лилиток», которые тут же подошли к нему и, выпустив из рук оружие, покорно опустились на колени. Старичок, стоя вполоборота к нам, начал медленно поднимать вверх свой меч, и лицо его в этот момент имело такое же выражение, как у мучающегося с похмелья кирюхи, который вот-вот пропустит вожделенный стопарик. Было понятно, что сейчас прямо на наших глазах свершится жестокое убийство двух женщин, находящихся под заклинанием принуждения, а значит, заведомо беспомощных и лишенных возможности бежать или сопротивляться. Более того, произойдет не простое убийство, а богопротивное жертвоприношение, после которого последует нечто настолько мерзкое и отвратное, что у меня уже нет слов.

Наше заклинание уже почти созрело, но требовалось еще несколько томительных мгновений для того, чтобы набухший почти до трехметрового диаметра пузырь прорвался и все вокруг затопила волна магической энергии, акцентуированной на нейтрализацию. Но все решила отнюдь не магия. В тот момент, когда старик занес меч над головой, сгустившуюся, будто концентрированную тишину прервал резкий, как щелчок кнута, выстрел из «Супермосина».

Пуля амазонки-снайперши попала старичку в правую скулу, почти точно под глазом. Тиара с головы кувырком отлетела в сторону, и на стоящих позади брызнуло содержимое его черепа. Меч с жалобным звоном выпал из разжавшейся ладони, после чего тело, под общий вздох с той стороны, завалилось назад и вбок – дряхлое, сухонькое тело, теперь необратимо мертвое, и оттого безвредное. Очевидно, это был очень важный персонаж среди местных и самый сильный маг противника, потому что сразу после его смерти кто-то из державшихся в задних рядах магов рангом поменьше отдал неслышный колдовской приказ – и обреченно вздохнувшие «ручные» лилитки, размахивая своими топориками, потрусили вдоль дороги в нашу сторону, навстречу опустившимся пикам спитцеров и своей смерти. Единственное, что они могли попытаться сделать – так это завалить тевтонов трупами передних рядов, чтобы задние, перебравшиеся через вал еще шевелящихся тел, смогли бы добраться до арбалетчиков, только для того, чтобы наконец оказаться прямо перед мордами застывших в готовности кавалеристов. При этом они не заколеблются и не отступят, потому что заклинание принуждения, которое гонит их вперед, не знает ни жалости, ни пощады. Жизнь этих женщин – ничто по сравнению с интересами их хозяев.

Почти не глядя, я ткнул мечом назад, как будто там, за моей спиной, находилось не уже созревшее и готовое к применению заклинание нейтрализации, а обыкновенный мыльный пузырь. Из этой моей спонтанной затеи могло выйти все что угодно; и потом Колдун долго ругал меня за необдуманный поступок и благодарил за интересный научный эксперимент, позволивший создавать заклинания не только кругового, но еще и направленного действия. Ведь когда мой меч проколол пленку магического пузыря, вся накопленная в нем энергия вырвалась в сторону прокола – бледно-фиолетовая волна заклинания, видимая даже обыкновенным, не магическим взглядом.

Подобно цунами или селевому потоку эта волна захлестнула обреченно атакующих боевых лилиток и, постепенно ослабевая и бледнея, покатилась дальше вдоль дороги. При этом раздавались такие звуки, как будто лопались тысячи мыльных пузырей. Быть может, это была только иллюзия, но мне кажется, что звук сей означал разрушающиеся на каждой лилитке заклинания принуждения.

И точно! Замедлив бег, лилитки сделали еще несколько шагов и остановились, в растерянности вертя головами. Заклинание принуждения, гнавшее их вперед, утратило свою силу, и теперь они банально не знали, что им делать. До арбалетов, а тем более до пулеметов с нашей стороны, слава Отцу, дело так и не дошло. Потом из задних рядов, где Волкодавы подталкивали отставших лилиток в спину копьями и мечами, раздались крики боли и звуки яростной схватки, после чего основная масса женщин-воительниц, только что стоявшая в недоумении, развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась на выручку своим сестрам, почти голыми руками сражавшимся с меньшим в числе, но куда лучше вооруженным противником.

Теперь, ведомые вековой ненавистью и возможностью наконец вцепиться в глотку врага, эти женщины были готовы завалить своими трупами уже Волкодавов – и это меня категорически не устраивало. Тевтонская пехота и кавалерия справится с этими ублюдками куда быстрее и почти без потерь; и наклонившие свои пики спитцеры уже готовы двинуться в бой. Но как они смогут приступить к делу, если между ними и их целью мечется толпа разъяренных неуправляемых баб? Главное, я совсем не представлял, как их оттуда можно убрать.

– Слушай, Колдун, – сказал я нашему главному магу, – из-за этой толпы баб тевтонская пехота не может вступить в схватку. Сделай, пожалуйста, хоть что-нибудь, что убрать их оттуда, ведь этих дурочек сейчас всех перебьют…

– Сейчас, Сергей Сергеевич, сейчас, – сказал Колдун и, что-то бормоча себе под нос на языке жительниц плоскогорий, начал делать руками такие жесты, будто отгонял кого-то к обочине дороги.

Что самое интересное – лилитки его услышали. Они сначала затормозили, недоуменно крутя головами – ведь впервые на протяжении жизни многих и многих поколений им не приказывали в императивном тоне, а просто просили. Потом, увидев позади себя мерно надвигающуюся под барабанный бой железную щетину пик тевтонской пехоты, основная масса лилиток повернула и побежала к опушке леса, будто раздергивая занавес перед новыми участниками этой трагедии; и только небольшая их часть – три или четыре тысячи – продолжала отчаянно сражаться с Волкодавами, ценой своей жизни не давая им построиться в правильный строй, чтобы хоть попытаться отразить атаку железной фаланги тевтонских спитцеров и арбалетчиков. Многие из них продолжали отчаянно биться с Волкодавами, даже истекая кровью из глубоких ран, пытаясь забрать их с собой в смерть хотя бы из расчетов десять своих жизней за одну вражескую.

Но они были в этой своей войне совсем не одиноки. С опушки леса, где на возвышении укрепились амазонки, один за другим частым стаккато звучали прицельные выстрелы из «супермосиных»; и то один, то другой Волкодав выпадал из строя с простреленной головой. Примерно с пятисот метров их бронзовые шлемы не могли держать винтовочные пули даже с мягкими носами, а начищенный до сияния металл и яркие плюмажи только помогали прицеливанию. Стреляли амазонки не особо часто, но зато прицельно, так же, как во время тренировок, явно не прошедших даром. Когда мы обучали амазонок стрельбе, то требовали, чтобы в боевой обстановке один выстрел означал одного убитого врага – и наши ученицы вполне соответствовали этому правилу. Но все равно пришлось с горечью констатировать, что, несмотря на меткую стрельбу амазонок и свою отвагу, очень немногие лилитки из тех, что сражались сейчас с Волкодавами, смогут дожить до победы в этой битве. А ведь я уже видел в этих рослых великолепных женщинах своих будущих солдат, которые вместе с «волчицами» составят костяк мое будущей маленькой армии.

– Дим, – впервые за все время я обратился к мальчику не по позывному, а по имени, – я понимаю, что ты устал, но я тебя по-человечески прошу сделать хоть что-нибудь, чтобы женщины, которые сейчас сражаются с теми уродами – те из них, кто еще жив – смогли дожить до того момента, когда мы будем в состоянии оказать им нормальную медицинскую помощь. Если надо, бери мои силы – но сделай так, чтобы они выжили, ведь когда мы вместе, наши возможности умножаются многократно…

– Я понял, Сергей Сергеевич, – ответил Колдун и тут же начал двигать руками, сплетая новое заклинание, – остальные тоже согласны, и поэтому я сейчас наложу на них групповое заклинание регенерации. Оно будет действовать около часа, надо только правильно расставить маркеры… погодите одну минутку… Готово!

Последнее слово Колдуна, казалось, донеслось до меня совсем издали, потому что свет в моих глазах потускнел, краски окружающего мира выцвели, а звуки стали глухими и невнятными. В те же время я знал, что точно так же своими силами поделись и Птица, и Кобра, и Анастасия, и сам мальчик. Больше всего энергии, как и всегда, дала Кобра; но и мой вклад стоил очень дорогого. Теперь я ощущал боевую ярость, я чувствовал раны и боль этих женщин как свои собственные; они, все вместе, как бы стали частью моего сознания, а я частью их.

Некоторые из них хоть были еще живы, но израненные лежали на земле, истекая кровью – с отсеченными руками и ногами, и распоротыми животами; в то время как другие, даже будучи ранеными, продолжали наносить и отражать удары, то и дело врываясь в бреши вражеского строя, образовавшиеся, когда пули амазонок выбивали какого-то из Волкодавов, стоявших в передних рядах. Кроме того, Волкодавы под натиском лилиток и под обстрелом амазонок медленно, шаг за шагом, отступали, и их убитые и тяжелораненые, вместе со своим оружием, оставались под ногами наседающих на них боевых лилиток, которые подбирали мечи, щиты и копья, и тут же пускали их в ход против соратников бывших владельцев. Делали они это очень неуклюже, так как совсем не владели оружием такого типа, и тут я подумал: «А почему бы и нет?!» Если я ощущаю боль и ярость лилиток как свои собственные, то почему они не смогут воспользоваться моими знаниями и умениями? Точнее, в данном случае не моими знаниями и умениями, а хранящимися в энергооболочке умениями покойника Ареса. Но это все равно. Надо только немного расфокусировать взгляд, войти в транс и постараться до предела раскрыться, передавая всем, кого захватило заклинание Колдуна, и теорию рукопашного боя, и прилагающуюся к нему моторику.

Дошло, как я понимаю, не до всех, но до многих, отчего рисунок сражения сразу же изменился, и совсем не в пользу Волкодавов. Тем более что тевтоны, из оборонительного линейного построения перестроившиеся за это время в четыре ощетинившихся пиками батальонных наступательных клина, подошли почти вплотную к месту схватки лилиток с Волкодавами и замедлили свой шаг, не имея возможности вступить в непосредственный контакт с противником. Дело свое лилитки сделали, и я отдал им мысленный приказ уходить в промежутки, специально оставленные для этого между батальонами тевтонов. Некоторое время спустя металлический скрежет и лязг удвоенной интенсивности, а также мысли и ощущения лилиток донесли до меня весть о том, что лилитки выполнили мою команду и отступили предложенным путем, а в деле против Волкодавов теперь задействована одна только тевтонская пехота, навалившаяся на их строй остриями своих граненых пик и обстреливающая почти в упор из арбалетов. Все – можно разрывать контакт и выходить из транса. Дело было сделано.

Когда я взглянул на поле боя собственными глазами, то увидел, что дело действительно сделано. Стальные клинья тевтонских пехотных батальонов, чьи пики в полтора раза превосходили по длине копья Волкодавов (а арбалетные болты на таком расстоянии были способны пробивать щит, руку, кирасу и тело одновременно) почти сразу же прорвали неровный и значительно ослабленный строй Волкодавов. Как только это произошло, тевтонская пехота блокировала и принялась добивать тех, кто еще пытался сопротивляться, открыв широкие проходы для кавалерии, которая тут же рванула вперед – гнать и рубить в капусту бегущих со всех ног трусов. Убежать не удалось никому. Правда, несколько вражеских магов, успевших вскочить в свои запряженные «утконосами» коляски, попробовали покинуть наше общество, не попрощавшись – но с ними вышло очень нехорошо.

Помните, я как-то сетовал, что местных гигантских птерозавров, которые тут обычны так же, как вороны на нашей помойке, нельзя использовать в качестве дронов-бомбардировщиков; зато, как оказалось, с учетом их мощного клюва-долота из них получаются неплохие живые копья-камикадзе. А все это ученицы моей жены, которые придумали такую штуку – перехватывать сознание ящеров-стервятников, что налетели и принялись кружить над местом сражения, дожидаясь, пока мы уйдем и дадим их возможность угоститься такой вкусной падалью. Пикировали под углом шестьдесят градусов они довольно лихо – и при весе в примерно в семьдесят килограмм пробивали свои жертвы клювом прямо насквозь. Двое из трех магов даже не поняли, что их атакуют, а третий сумел отбить одного птерозавра, который промахнулся – но это ему не сильно помогло, потому что следующий сделал свое дело точно как надо. Все закончилось; можно было распускать пятерку и идти собирать трофеи, в смысле очно знакомиться с так называемыми ручными лилитками и смотреть, на что они годны.

Но первыми, раньше всех, на поле боя успела Лилия (и откуда она тут взялась), а с ней несколько команд из будущих «волчиц», которые собирали раненых ручных лилиток и тевтонов. Тевтонов в этом бою пострадало немного; в основном санитарным командам пришлось заниматься лилитками, часть которых была жива только потому, что еще действовало групповое заклинание регенерации, наложенное Колдуном через нашу магическую пятерку.

То есть, проткнутый копьем или мечом живот такое заклинание, к примеру, залечить не может, а просто длит человеческие мучения, не давая жертве умереть. Почти то же самое с отрубленной рукой и ногой. Регенерация, правда, почти мгновенно останавливала кровотечение, но мне очень трудно представить, что бы из-за этого заклинания сумела отрасти рука или нога. Холодное оружие способно наносить просто страшные раны, особенно если на одной стороне сражается полностью экипированный доспехами и оружием профессионал-мужчина, а на другой стороне – кое-как вооруженная и ничем не защищенная женщина-воин, которую подогревает только яростная отвага восставшей рабыни. За лечение большинства тех ранений, которые я мог видеть на этом поле, не взялся бы ни один полевой госпиталь нашего мира, да и стационарный тоже; но Лилия, к счастью, придерживается по этому вопросу совершенно иного мнения.

Под ее чутким руководством тяжело и смертельно раненых лилиток собирали и укладывали на носилки; тем, кому было необходимо, запихивали кишки обратно в живот и относили к используемому как санитарный транспорт штурмоносцу, который затем перебрасывал их в заброшенный город к центральному магическому фонтану; там их относили к купальням в подвалах главных башен и ненадолго погружали в ванны с концентрированной магической водой. Как потом сказала Лилия – из тех лилиток, которых Димкино заклинание застало живыми, ни одна так и не умерла; по крайней мере, за исключением тех несчастных, кого Волкодавы просто разрубили на куски.

Тогда я еще не знал, что, поделившись с этими женщинами-воительницами своей жизненной силой, а сделал еще один шаг по пути превращения капитана ГРУ Сергея Сергеевича Серегина в нечто новое, почти что нечеловеческое. Нет, у меня пока не растут копыта, рога и хвост, и нет желание пить кровь и закусывать новорожденными младенцами, но энергооболочка покойного Ареса становится мне такой же привычной, как собственная шкура, а с мечом я теперь обращаюсь ничуть не хуже, чем с огнестрельным оружием. Кроме того, сегодня я был не просто пассивным элементом магической пятерки и ее ключом, но еще и отдал для сотворения заклинания часть своих сил, а потом еще какое-то время чувствовал сражающихся и умирающих лилиток как самого себя; и, кроме того, даже мог руководить их действиями.

Когда я рассказал об этом отцу Александру, тот немного скептически посмотрел на меня и сказал, что один такой случай еще не показатель, но если такое повторится, то тогда к этому придется отнестись чрезвычайно серьезно. И понимай это заявление как знаешь.

Однако скорый и кровавый разгром вражеского войска отнюдь не означал того, что дело уже сделано, совсем наоборот – нам предстояла долгая и кропотливая работа. И началось с того, что из погони за беглецами вернулась тевтонская кавалерия и пригнала с собой пленных. По большей части это были просто слуги и остроухие рабыни магов и Волкодавов. Так как сопротивления тевтонским кавалеристам они не оказали и, освободившись от заклинания принуждения, даже не стали никуда убегать, то и те не стали их убивать, а пригнали туда, где от трудов праведных в тенечке на опушке леса отдыхала наша пятерка. Казалось, что все заняло не больше пяти минут, но если верить часам, то месились мы с местными около двух часов.

Так вот, домашние слуги и рабыни нас интересовали мало; настоящий воин не обременяет себя роскошью, и у него в обозе бывает только самое необходимое; так что я разрешил тевтонскому начальству, имеющему совсем другие понятия, взять эту обузу себе. Слуги были очень хорошенькие – молоденькие и немного женоподобные – и я понял, каково было их истинное предназначение в том нетрадиционно ориентированном обществе. На ум почему-то пришло слово «эфеб». Правда, одного юношу, одетого в сандалии, зеленый передник и такую же круглую зеленую шапочку, Лилия, между делом проходившая неподалеку, посоветовала не отдавать к тевтонам, а забрать к себе. Оказалось, что этот молодой человеке по имени Гакимаустариост – начинающий маг Жизни, он же лекарь, он же ученик медика, состоявшего при отряде Волкодавов. В отличие от толпы смазливых слуг, ориентация у юноши была вполне гетеросексуальная, из-за чего при прошлой власти начальство и учителя постоянно его третировали и обзывали Производителем, думая, что тем самым его унижают. Но дар мага Жизни у юноши тем не менее имелся; при этом он обещал стать одним из сильнейших магов этого мира. Только повозиться нам с ним придется – это ты и к гадалке не ходи; но все, с чем мы раньше возились, уже дало свой результат, и парень Гак тоже не будет исключением, тем более что опекать его взялась сама Птица, которая еще ни разу меня не подвела. Наверное, она видит в этом недоделанном враче такого же ребенка, как и ее гаврики, только постарше возрастом.

Служанки у магов и Волкодавов тоже относились к тому же остроухому подвиду человеческой расы, что и другие лилитки, и отличались хрупкой, почти прозрачной красотой, чем резко контрастировали как с мрачно-брутальными рослыми и плечистыми «ручными» боевыми лилитками, так и с их гибкими как змеи «дикими» сестрами. Интересно, отчего такая разница в телосложении, ведь, насколько нам известно, все разновидности лилиток разводятся на одних и тех же фермах от одной и той же племенной популяции. Или это каким-то образом связано с режимом питания и обращения в раннем и среднем детском возрасте до периода полового созревания? Не знаю, не знаю. Но в принципе сейчас для меня это и не важно, поскольку их разведением я заниматься не собираюсь, а если кто из боевых лилиток, уйдя из этого мира вместе с нами, решит по пути размножаться, так это все будет в сугубо частном порядке. Единственное, что сейчас меня интересует, так это «ручные» боевые лилитки, их потери в бою, а также то, сколько из них мы сможем взять к себе, а сколько должны будем оставить здесь для поддержки тевтонов.

Из примерно десяти тысяч боевых лилиток, участвовавших в этом походе, в итоге выжило и перешло на нашу сторону около восьми тысяч бойцыц. При этом чуть более трех тысяч из них не отступили по приказу Колдуна и продолжили сражение с Волкодавами – и, следовательно, попали под действие наложенного нами заклинания, которое оказалось для них не только регенерирующим. Пусть я и не такой великий маг, как наш юный Колдун, но могу предположить, что каждый из нас отдал в это заклинание не только свои силы, но часть своих способностей и своей души. Вот смотрю я сейчас на кучку тихо переговаривающихся рослых статных остроухих красавиц, уже успевших опоясаться поясами с висящими на них трофейными бронзовыми мечами – и, хоть мы с ними еще не знакомы, не прошли вместе через битвы и через годы – но, несмотря ни на что, я чувствую в них «своих». Возможно, такое чувство и возникает как раз тогда, когда вкладываешь в кого-то душу, а потом начинаешь видеть в нем часть себя.

Ответные взгляды, которые они на меня бросают, даже заставляют немного поежиться; в них и уважение, и благодарность, и даже какое-то мистическое почитание, как будто я не человек из плоти и крови, а какое-то сверхъестественное существо – бог войны там, или, как говорили в том прошлом для нас мире, богоравный герой. Такая оценка – это слишком большая честь, и еще большая ответственность. Ну не чувствую я в себе ничего такого божественного – и все тут. Хотя возможно, что появившееся после того заклинания ощущение постоянной мысленной связи между мной и ими – это и есть один из признаков такой сверхъестественности. А из-за того, что более тысячи из находящихся со мной на связи боевых лилиток тяжело ранены, я чувствую их боль почти так же, как если бы это у меня были отсечены руки и ноги, вспорот живот и разбита голова. Меня успокаивает только то, что лечением этих малых частиц, тоже составляющих часть меня, занимается наш лучший лекарь Лилия, и в помощь ей имеется магический фонтан, а также чудесные лекарства из мира контейнеровоза.

Единственное, чего я боюсь – это то, что, узнав о такой плотной связи с этими женщинами, Елизавета Дмитриевна начнет меня к ним ревновать или потребует, чтобы я тоже вошел с ней в такой же постоянный ментальный контакт. И так, за небольшими исключениями, большая часть моих подчиненных – именно женского пола, и все они ведут себя так, как будто влюблены в меня до смерти, и будто я женат именно на них, а не на своей законной жене. Но и законная жена тоже должна понимать, что в первую очередь самолеты, то есть дело – а все остальное уже потом.

Кстати, наши амазонки нашли на поле боя и принесли мне тот самый тесак, которым местный маг в самом начале сражения хотел зарубить тех двух несчастных лилиток. С первого же взгляда на этот сильно изогнутый клинок односторонней заточки из темной бронзы становилось понятно, что это не мое. Веяло от него, знаете ли, чем-то таким потусторонним, смертельно вампирьим; и еще мне на мгновение показалось, что этот клинок изготавливали отнюдь не человеческие руки. Спросить, что ли, у Гефестия, как-никак он специалист. Но Гефестий не понадобился – меч опознала Зул бин Шаб, в самые интересные моменты ненароком всегда оказывающаяся поблизости.

– Наших мастеров работа, – сказала она восхищенно-благоговейным полушепотом, рассмотрев и чуть ли не обнюхав клинок, который я держал в своих руках, – они и вложили в него три сильнейших заклинания: первое – выпивает жизнь убитых этим мечом врагов и отдает их силы своему хозяину, второе – одевает клинок в рубашку из плазмы, и, если хозяин этого меча архимаг или полубог, может создать истекающий с острия плазменный поток длиной в несколько сотен шагов, третье – делает владельца этого меча неуязвимым для стрел, которые сгорают, не долетая до него с десяток шагов. Первое заклинание из области магии смерти, а два других из магии хаоса, то есть огня.

– Странно, – сказал я, – последний хозяин этого меча был застрелен снайпером в голову, и никакое заклинание его при этом не спасло.

Зул бин Шаб скептически хмыкнула, выражая всю то презрение, которое можно выразить бесхвостому и безрогому существу, которое по какому-то недоразумению является ее работодателем и прямым начальством.

– Какой же это был хозяин, – протянула она, – в лучшем случае несертифицированный пользователь, а в худшем и просто вор, взявший чужую вещь, которой он не умеет пользоваться. Из всех заклинаний на мече активировано только самое первое, а о существовании двух остальных тот придурок не имел ни малейшего представления. Да и если заклинание защиты от стрел и было бы активировано, то оно ни коим образом не смогло бы защитить своего владельца от пули, потому что та летит значительно быстрее стрелы, и не имеет легкозагорающихся древка или хвостового оперения. Кстати, кажется, я знаю, что это за меч… – ее желтоватые глаза сверкнули горделивым самодовольством, она еще немного понизила голос и продолжила торжественно и тихо, выговаривая каждое слово, – Это Дочь Хаоса, которая пропала среди миров вместе со своим владельцем, моим дальним родственником, лет пятьсот назад по вашему счету. И еще – если бы вы знали, что она думает о тех чудаках, которые держали ее в руках, пока она пребывала в этом мире, то наверное, ваши уши тут же покраснели и свернулись бы в трубочку…

– А что, – спросил я, – у этого меча еще и есть свое мнение?

– Еще как есть, – усмехнулась Зул бин Шаб, – фактически мнение – это единственное, что у них есть, и высказывают они его направо и налево. Вот твой меч Ареса – разве не своевольничает он время от времени?

– Своевольничает, – кивнул я, – но я быстро обламываю его поползновения.

– Это потому, что он просто тупой солдафон, как и его первый владелец, – уверенно заявила Зул бин Шаб, – Дочь Хаоса, напротив, девушка утонченная и весьма своевольная. Она признает тебя славным воином, интересным человеком и почти что богом, что с ее стороны очень высокая оценка; но считает, что между тобой и ей есть такое несходство характеров, что лучше всего вам было бы оставаться друзьями и при этом жить порознь. Насколько я понимаю, все это означает, что она хочет, чтобы ее новым надлежащим владельцем стал один из твоих приближенных.

– И кто же этот счастливчик? – с легкой иронией спросил я, – втайне надеясь, что меч выберет Змея, который в последнее время за глаза немного потешался над своим командиром за его несколько преувеличенное внимание к мечу Ареса.

Но мои ожидания отнюдь не оправдались, потому что Зул бин Шаб ткнула длинным пальцем с острым ногтем-когтем в сторону Кобры и произнесла:

– Если ты вручишь этот меч вон той женщине, капитан Серегин, то тогда вы с Дочерью Хаоса навсегда останетесь друзьями. В противном случае – пеняй на себя.

Ну что ж – Кобра, так Кобра; кстати, вариант получился совсем неплохой, и когда я передал ей этот меч вместе с потертыми ножнами, дополнив пожеланием того, чтобы она носила его с гордостью и честью, не опозорив нашей команды, меч впервые с того момента, как попал в нашу компанию, издал благодарный звон. Кстати, с ножнами на бедре Кобра стала еще более солидной, а если закинуть их по-восточному за спину, то более экзотичной, и мне даже хотелось присмотреться – не начали ли у нее заостряться кончики ушей.

Ух ты! За все то время, пока я находилась в этом нелепом мире, где мужики вступают в связь с мужиками (как будто для этого им не хватает прекрасных и чувственных женщин), моими Носителями были какие-то полные придурки, не умеющие отличить гарды от острия и лезвия от обуха. Для нас, изогнутых мечей односторонней или полуторной заточки, последнее очень важно; мы ведь не какие-нибудь там двухлезвийные прямые плебеи. Да и не носили нас по большей части, а держали в темноте сундука, извлекая на свет только по случаю или при крайней нужде. А иногда как извлекут, так и сама не рада, как, например, было с тем последним идиотом, называвшим себя боевым магом Мел си Хил-Деком и правителем города Ашора, который повадился рубить мною шеи ни в чем не повинным рабыням, которые к тому же были скованы заклинанием принуждения.

Почетно – сражаясь с чудовищем или героем, убить его в кровавой схватке и, выпив жизнь, запечатлеть этот подвиг. Почетно – рубя направо и налево, ворваться в самую середину вражеского строя и держаться только за счет того, что жизнь и силы притекают к Носителю через меня быстрее, чем утекают через наносимые врагами раны. Почетно – сойтись как равный с равным в честном поединке и взять чужую жизнь, при том, что ровно с таким же успехом можно было отдать взамен свою. А резать беззащитных, связанных и одурманенных, и пить их жизнь – для боевого меча не почетно ни с какой стороны.

И вдруг придурка Мел си Хил-Дека убивают, причем в тот момент, когда он собирался отрубить еще две головы; а потом прямо над моим, бессильно лежащим на каменных плитах дороги, бронзовым телом разыгрывается самое настоящее кровавое сражение с применением магии, контрмагии, лязгом мечей, копий, свистом стрел, при котором прекрасная сталь столкнулась в бою с бронзой, но победу все-таки одержали безудержный героизм и безукоризненная выучка. Я очень сожалею, что не участвовала в той битве будучи зажатой в крепкой руке Надлежащего Носителя, направо и налево раздавая и отражая удары и показывая всем, как нужно правильно сражаться.

И вот, когда все уже было закончено и жестокий бой окончательно утих, меня, несчастную сироту, подобрали две прекрасные воительницы и понесли туда, где собрались Предводители победившего в этом сражении войска. Я аж вся зазвенела от восторга. Вот это были бойцы! И даже две абсолютно штатские женщины, даже мальчик, который еще не дорос до взрослого меча – все они имели несгибаемый бойцовский дух и были готовы до конца биться за свои идеалы. Восхитительно! Никакого сравнения с теми недоделками, с какими мне в этом мире приходилось иметь дело прежде. Первым, к кому меня поднесли, был великолепный воин, Предводитель всего победоносного войска, наделенный могущественной силой, но, к сожалению, эта его сила совсем не подходила к моей натуре. В нем не было ни капли так нужного мне Хаоса, но зато звенели железные струны Порядка и… к тому же место на его бедре было занято, там нагло повис прямой двухлезвийный мужлан-ксифос, свято уверенный, что только он наилучшим образом подходит своему Носителю, и никто другой.

Ну что же – не в моем обычае спорить с разной деревенщиной, тем более, что неподалеку от Воина, полная Хаосом до краев, стояла Она – лучшая из Воительниц, которых я когда-нибудь встречала, любовь моего бронзового сердца и мед моей души. Когда Она уверенно взяла в свою затянутую в кожаную перчатку руку мою рифленую рукоять, то я сразу же затрепетала от восторга, узнав имена моей ненаглядной любви. Первое имя было Ника – то есть Победа, а второе Кобра – и означало оно смертельно опасное, ядовитое животное, от которого нет никакого спасения. Я стану твоим ядовитым зубом, моя милая; и все враги, которых я коснусь, будут умирать в страшных мучениях – это я тебе обещаю!

Муж пришел с войны, и по давней традиции притащил с собой толпу почти неодетых баб. Не очень хорошее начало для героической баллады. Хотя я тоже там была, но пускать в дело штурмоносец мне не пришлось. На поле этого боя властвовала архаика рукопашной схватки с применением холодного оружия, и совсем небольшим вкраплением прицельного ружейного огня. Все кончилось так быстро, что я даже не успела начать волноваться. Наши маги сделали так, что большая часть вражеской армии, состоявшая из специальных боевых лилиток, которые воевали за своих хозяев по принуждению, смогла взбунтоваться и повернуть свое оружие против тех, кто их мучил и угнетал, а наши амазонки помогали им в этом своим метким ружейным огнем.

Эти наглые, самоуверенные, дерзкие амазонки сильно напоминают мне наших янычарок, которых Империя маленькими детьми собирала по помойкам России и всего мира, привезла к себе и поместила в специальные учебные заведения военного типа… По чести сказать – нет у Империи более преданных и отважных защитников и защитниц, чем усыновленные и воспитанные в русском духе беспризорники и беспризорницы, с самого раннего детства готовившиеся стать воинами. Нет, не все из них становятся солдатами, из суворовских кадетских училищ выходят и будущие ученые, и агенты ГУГБ и МВД, и горничные со швеями и поварихами, но для всех для них Империя находится на первом месте, ибо другой матери в своей жизни они не знают и не помнят, а сидящий на троне император для них что-то вроде родного отца. Такие порядки сто с лишним лет назад в России завел император Михаил Великий, которого в наше время считают кем-то вроде переоснователя династии.

Тут то же самое, но только место императора занимает обаятельный гад Серегин, который влюбил в себя сначала меня. Потом жертвой его чар пала почти сотня амазонок, к которым потом добавилось три с половиной тысячи бывших жертвенных «овечек», едва таскавших ноги, но при этом смотревших на моего мужа с ужасным вожделением. И вот теперь он привел за собой почти восемь тысяч так называемых «ручных» лилиток, которые просто заполонили собой заброшенный город, а часть из них так и вообще находятся в подвалах его Главных Башен, где расположены купальни, превращенные сейчас Лилией в импровизированный госпиталь. И все они смотрят на моего мужа так, как будто он как минимум живой бог, и называют его «обожаемый командир». А ведь он всего лишь чертовски обаятельных нахал, который, конечно, не дергает Бога за бороду, но и разговаривает с ним безо всякого положенного при этом почтения. Я, например, когда подхожу к отцу Александру, то вся трепещу, потому что не знаю, кто сейчас будет отвечать на мой вопрос; а Серегину вроде бы как и все равно. Ну точно как писал Лермонтов: «Слуга царю, отец солдатам».

И вот ведь он, гад, специально пошел к Колдуну и попросил, чтобы тот сбросил ему в мозг язык, на котором разговаривают лилитки (благо у «ручных» и «диких» он совершенно одинаковый), а потом пошел в этот импровизированный госпиталь пожимать руки раненым лилиткам и говорить им всякие одобряющие слова. А ведь в тот момент, когда те едва вооруженные лилитки с яростным воплем бросились на ряды закованных в бронзовые доспехи воинов, они еще не служили у Серегина, и даже не подозревали о его существовании. И вот поди ж ты: «Все что могу лично!» – и никак не меньше. Явно к этим лилиткам впервые в жизни отнеслись так по-человечески, и сейчас, обмотанные повязками, не в силах пошевелиться, от нескольких сказанных им одобрительных слов они просто плакали от счастья. Да эти лилитки, наверное, месяц не будут мыть ту руку, которую им пожимал этот наглец Серегин. Я бы на их месте сама не мыла, это точно.

Я тут узнавала, как бы с ними обращалось местное начальство, даже в том случае если бы эти раненые сражались на победившей стороне. Да их бы просто добили без всяких церемоний, а мясо использовали в пищу. Таковы традиции местной цивилизации, и я ничуть не огорчусь, если Серегин и тевтоны на пару – каждый со своей стороны – разнесут ее вдребезги и пополам.

Сколько мы, остроухие, себя помним, мир всегда был устроен одинаково. Мы в нем были лишены всего и считались хуже всех остальных, хуже грязи под ногами, хуже тупых и бессловесных скотов, которые тащат за собой повозки. И при этом мы против своей воли должны были сражаться с такими же, как и мы, за интересы наших хозяев. С магией принуждения не поспоришь, она всегда будет сильнее. А легенды о Воине с Сияющим Мечом, который придет для того, чтобы покарать зло и дать свободу нашему народу, казались мне всего лишь сказками для утешения наивных и легковерных. Нет и никогда не было такого Воина, думала я, ведь разве же хоть один Волкодав пойдет наперекор сильнейшим магам, для того чтобы помочь тем, кого ценят меньше, чем лежащую под ногами грязь…

И на эту никому из нас не нужную войну мы пошли, уже зная от болтливых служанок, что наши хозяева-маги очень встревожены, и что все мы идем навстречу какому-то великому и ужасному Древнему Врагу. Пусть нас лишили воли и права самим решать свою судьбу, но разум и возможность видеть и слышать у нас забрать нельзя, потому что это было запрещено Древними Создателями нашего вида, желавшими, чтобы мы всегда оставались идеальными женщинами-бойцами, а ведь для этого требуется не только сила, но и ум. Но никакой ум не мог нам сказать, что мы идем навстречу своей судьбе, и что все мы уже посчитаны, оценены и признаны годными.

Всю дорогу от Ашора почти до самого запретного города Ниц нас гнали бегом, по утрам не давая даже толком прожевать кое-как сваренную безвкусную кашу из дробленых зерен ячменя и сухие хлебцы. И вот наш путь закончен. Тяжело дыша и отдуваясь, мы остановились, глядя на перегородившую нам путь от края и до края живую стену из черненого металла. Странные граненые копья этих воинов выглядели острыми как иглы, и в полтора раза длиннее копий Волкодавов. Главный городской маг и правитель, страшный ублюдок и гад, Мел си Хил-Дек, в последнее время повадившийся ради своего удовольствия один раз в день убивать по паре наших сестер, приготовился еще раз свершить свое грязное дело прямо на виду у глядящих на него чужаков. Но тут громыхнул гром – и голова мерзавца разлетелась на множество мелких кусочков, а тело упало и, скорчившись, затихло.

Это произошло так неожиданно, что сразу наступила полная тишина. Обычно маги никогда не атаковали друг друга, предоставляя нам, остроухим, решать все их споры ценой собственной жизни. Но тут против нас стояли чужаки, которые действовали по своим, никому из нас не известным правилам; и прежде чем вступать в этот бой, нам следовало понять, какие правила у этих чужаков и чего они хотят. Но, видимо, младшие маги Ашора думали совсем по-другому, потому что все мы получили магический приказ, которому не могли противиться – идти вперед и атаковать стоящего перед нами врага. У тех, кто шел в первых рядах, как я, шансов выжить не оставалось никаких; быть может, больше повезло бы тем, кто пойдет по нашим телам, пробитым этими ужасными остриями и ценой своей жизни прижавшими их к земле.

Но все получилось совсем не так. У чужих тоже были маги, и они хорошо знали свое дело. Когда я увидела движущуюся в нашу сторону стену, будто сотканную из фиолетового света, то на мгновенье подумала: «интересно, я окаменею или превращусь в грязную слизь?» – но со мной не произошло ни того, ни другого. Когда эта призрачная стена прокатилась через мое тело, то в моей голове раздался негромкий «пок», и я ощутила, что свободна от всех тех заклинаний, которые принуждали меня делать разные не нравящиеся мне вещи. В первую очередь, я не хотела непонятно из-за чего умирать на этих длинных и острых копьях чужаков. Да и они тоже совсем не собирались нас убивать, и поэтому в первую очередь предоставили свободу выбора – а ведь это недостижимая роскошь для любой остроухой.

И так подумала не одна я, потому что все наши сестры сперва остановились, оглядываясь, а потом с яростью бросились в обратную сторону для того, чтобы вцепиться в горло Волкодавам и стоящим за их спинами младшим магам. Нас захлестывали безмерные ярость и отвага, ведь никто из нас не рассчитывал не только жить долго и счастливо, но и просто пережить сегодняшний день. Частокол опустившихся копий за нашей спиной тоже двинулся вперед, и каждая из нас понимала, что наша участь – быть раздавленными между этими двумя сближающимися металлическими стенами.

Да, когда детский голос в моей голове начал говорить мне, чтобы я бежала направо к опушке леса, чтобы очистить поле для каких-то там тевтонов, я его не послушала, и не собиралась слушать. Одну лишь цель видела я впереди – до тех пор, пока на меня не накинули новое заклинание подчинения, вцепиться в глотку хоть одному Волкодаву и увидеть его смерть, пусть даже она наступит одновременно с моей. Волкодавы медленно отступали под яростным натиском моих сестер, и некоторое их количество уже лежало мертвыми и умирающими на земле, а значит, те мои сестры, которые уже пали в этом бою, погибли совсем не напрасно. Гром не с небес звучал почти непрерывно, но тогда я не знала, что это именно он убивает Волкодавов, а не мои сестры, у которых получалось не столько убивать, сколько отвлекать и добивать. Уж слишком несопоставимо было вооружение у них и у Волкодавов.

Споткнувшись об один такой труп, я выругалась, как последняя полевая рабочая, после чего, нагнувшись, я вытащила из помертвевшей руки заточенный как игла, окровавленный клиновидный меч длиной в локоть. Кровь на клинке явно принадлежала моим сестрам и взывала к отмщению. Это было страшное оружие, но я совершенно не представляла, как им надо правильно пользоваться, и от этого даже немного растерялась. Меч – это оружие Волкодавов, и нас никогда не учили, как им надо правильно пользоваться. И вдруг, в этот момент наивысшей растерянности, меня охватило такое чувство, будто прямо за моей спиной стоит кто-то очень сильный – как Волкодав, который совсем не Волкодав. И тут я поняла, что это был Он, Воин с сияющим Мечом, которого мои бывшие хозяева маги называли Древним Врагом. И при этом я тоже почувствовала себя сильной-сильной, как будто не было только что долгого изнуряющего бега под палящим солнцем, а потом ужаса отнимающей все силы атаки обреченных.

– Спокойно, девочка, я твой друг и ты здесь не одна, – сказал мне Воин, взяв меня за запястье своей сильной рукой, – вот смотри, как все просто. Делаешь раз, делаешь два, делаешь три – и враг уже мертв. Поняла?!

Там, за спиной Воина, стояли и другие, но только я их не разглядела. Мне было просто не до этого. Еще раз повторив показанные мне движения и издав яростный боевой клич, я крутанула в руке меч, который в тот момент показался мне легче тонкого древесного прутика, и с ревом ярости бросилась в самую гущу схватки. Дальше я почти ничего не помню. Помню только, как срубила своим мечом древко копья, почти у самого наконечника. Потом прямо передо мной из строя вывалился один из Волкодавов, чей шлем смешно съехал на бок – и я прыгнула вперед в открывшуюся дыру в строю, успев всадить меч под кирасу сперва одному, потом другому врагу, после чего третий до рукояти вогнал мне свой меч в незащищенный живот. Страшная боль пронзила меня, но я еще успела дотянуться руками до его горла, и, не разжимая смертельного хвата, увлекла его вслед за собой на землю. Он еще пытался трепыхаться, но это было бесполезно; даже умирая, я была сильнее его, и вскоре Волкодав затих, а ко мне, несмотря на ужасную боль в распоротом животе, смерть совсем не торопилась. Потом прямо надо мной раздался ужасный скрежет и лязг; и совсем рядом прошло множество чужих ног, обутых в тяжелую и грубую обувь. Поняв, что уже оказалась позади строя чужих копейщиков, я подумала, что уже умерла, а на самом деле только лишь потеряла сознание. И все то время, пока я лежала, умирая, голос Воина в моих ушах повторял:

– Подожди, девочка, потерпи, осталось совсем немного. Помощь уж близка, мы тебя не оставим, только потерпи немного.

Я только подумала, что с такими ранами помощь может заключаться только в одном – поспособствовать моей скорой смерти, и что тогда моим мясом можно накормить тех, кто еще может идти в бой. Но помощь оказалась действительно помощью, потому что меня нашли, при помощи специальной магии засунули обратно в живот вывалившиеся кишки, (что было еще больнее того, как они у меня выпадали), после чего положили на носилки и куда-то понесли, а затем я позволила себе снова потерять сознание, упав в сладостное небытие.

Очнувшись, я обнаружила, что лежу в застланной простыней ванне, заполненной мерцающей разноцветными искрами священной магической водой, чуть порозовевшей от моей крови – и от этого чуть не сошла с ума. Такую воду маги пьют разбавленную по одному глотку в день, а тут целая ванна – мне одной, какой-то остроухой! Этот воин – или просто сумасшедший, или ужасный мот, ведь в нижних городах такую воду продают по золотому за один маленький кувшинчик…

– Насрать на золотые, моя девочка, – услышала я в своей голове его беззвучный голос, – деньги ничто, а люди все.

– Я не человек, – ответила я, – я остроухая…

– Плевать на то, что ты остроухая, – с убежденностью произнес голос Воина, – мы убьем любого, кто скажет, что ты не человек, и что ты не ровня нам. Успокойся и выздоравливай, девочка, ты среди друзей.

Приподняв голову, я огляделась. Полутемное помещение было неярко освещено исходящими от магической воды бликами и тусклыми светильниками. Во всех соседних ваннах, которых тут было великое множество, лежали такие же, как я, остроухие, раненые в том бою; и только в одной находился круглоухий… мужчина, который дремал, чуть прикрыв глаза. Помощники мага жизни, тихо передвигающиеся по помещению, вчетвером поднимали из ванн одни тела, для которых срок лечения, наверное, уже закончился, и тут же клали вместо них другие.

Потом четыре высокие и очень худые круглоухие девицы вынули меня из ванны, перемотали мой живот материей и отнесли в помещение, где рядами стояли застеленные чистой тканью ложа, и уложили на одно из них, прикрыв полотном до самого подбородка. После этого я начала думать, что мне делать дальше, если новые хозяева, потратившиеся на мое лечение, не наложат на меня нового заклинания подчинения.

– Никаких заклинаний подчинения, моя девочка, – чуть насмешливо произнес в моей голове все тот же голос, – во-первых – это не наш метод, а во-вторых – находящиеся под этим заклинанием воины получаются несколько второсортными, а это не для нас.

– Хорошо, Воин, – мысленно сказала я, – скажи, тебе нужны солдаты?

– Да, – ответил он, – нужны. Но только они должны разделять мои убеждения и служить мне совершенно добровольно.

– Хорошо, – мысленно произнесла я, – я разделю с тобой любые твои убеждения и буду служить тебе совершенно добровольно. Клянусь!

– Ладно, – сказал Воин, – спи и выздоравливай, девочка, сладких тебе снов.

И я заснула. При этом до сих пор не могу понять – я тогда действительно мысленно разговаривала с Воином или это мне все причудилось в бреду? А если причудилось, то почему, когда он во плоти посетил «палату» (как называлось то место, где мы лежали), то дружески подмигнул мне, как старой знакомой. Не знаю. Но клятву верности как ронин я ему обязательно принесу.

Две недели мы находимся в этом мире, и мне здесь, между прочим, очень нравится. Ну, нравится-то потому, что я здесь как бы в командировке – я ведь знаю, что на самом деле мир этот страшен; родись я в нем – незавидной была бы моя судьба. Я даже не хочу думать обо всех ужасах, что творятся здесь – но не могу не думать. Мое положение обязывает – я должна смело смотреть правде в лицо, ведь это неотъемлемое качество мага разума.

Тем не менее весьма хорошие условия нашего проживания в этом мире действовали на всех нас благотворно – было приятно после кочевого образа жизни, что вели мы в предыдущем мире, оказаться в таком месте, которое можно сравнить с пятизвездочным отелем. Мне с моей малышней достались вообще роскошные апартаменты – целый второй этаж башни, что носила славное название – Башня Мудрости. С каким же удовольствием я изучала ее, заглядывая в самые потаенные уголки… И мои маленькие воспитанники тоже повсюду совали свои любопытные носики. Я и не запрещала – здесь царила хорошая, нейтральная энергетика, словно эфемерная горничная как следует прибралась в этом немаленьком старинном помещении перед приемом дорогих и важных гостей. Именно здесь у меня наконец появилась редкая возможность насладиться покоем и поразмышлять – то есть, заняться духовным созерцанием; тем более что название нашего гостеприимного жилища к этому располагало.

Итак, в моей жизни начался новый этап – очередная ступенька вверх, по бесконечной лестнице Мироздания… Что он сулит мне и всем нам? Как мы изменимся, пройдя его; какие способности приобретем, какие тайны откроем и каких монстров победим? Исходя из уже имеющихся сведений, здесь для нас работы непочатый край – раз уж мы взяли на себя миссию наводить порядок на тех этажах Мироздания, через которые лежит наш путь наверх, к себе домой. Мы успешно прошли самый первый этап, мир Прибежища Богов, и теперь я – вроде бы уже и не совсем я. Магия изменила всех нас. Но вот что главное во всей этой нашей эпопее – уверенность в том, что туда, наверх, через тернии, борьбу и трудные испытания нас ведет могучая любящая рука. И поэтому исполнено глубоким смыслом все это наше приключение, ибо вершить судьбы миров доверено далеко не каждому…

Я смотрю на своих гавриков и вижу, как они изменились – но в то же время это совсем не те изменения, что происходят с каждым взрослеющим ребенком, когда он из доброго, открытого и доверчивого существа становится резким, грубоватым и порой циничным. Да, я всегда задавалась вопросом, куда исчезают, вырастая, славные мальчики и милые девочки. И вот теперь я, кажется, начинаю это понимать. Дело в том, что магия есть во всех детях, без исключения. Иначе откуда такая святая вера в чудеса? Они верят в то, что существует на самом деле, просто этого нет в нашем мире. Чистый разум ребенка точно знает, что чудеса возможны. И когда, превращаясь в подростка, он, желая быть похожим на взрослых, отказывается от веры в волшебство, отрекается от сказочного мира своей юной души – он теряет нечто важное и естественное, то, что могло бы сделать его великим. И лишь немногие – очень немногие – навсегда сохраняют детское, незамутненное восприятие, и нет этих людей счастливее…

Мое сердце радуется и ликует, когда я смотрю на тех четырех, что я когда-то – вечность назад – легкомысленно увела из детского лагеря в тот несанкционированный поход. А ведь когда – то оно, это сердце, обливалось кровью и слезами, когда я с тоской и сожалением думала о том, какие опасности навлекла на их головы. Однако Высший Промысел распорядился мудро. Он просто взял нас под свою опеку…

Наблюдая за Яной, я обнаружила, что эта застенчивая девочка стала намного увереннее в себе. Ее осанка выправилась, движения приобрели точность, ловкость и плавность. Похоже, ее призвание – быть сестрой милосердия. В ее глазах горит особенный свет, когда она ухаживает за ранеными и обездоленными. Для всех она находит нужные слова, любого может ободрить и утешить. А уж как ее любят дети! Как увлеченно она играет с малышами; а ведь после присоединения к нам клана диких лилиток в нашем «детском саду» прибыло. Прелестные смугляшки-лилитки, которым от года до восьми, с визгом и хохотом играют с Яной в разные веселые игры, в их компании и дочка Анастасии, и еще несколько малышей. А еще я заметила интересную вещь – оказывается, наша Зайка настоящая красавица. Не пойму, в чем дело – то ли волосы у нее стали гуще, то ли глаза ярче, то ли щечки пухлее – но она уже мало похожа на того заморыша, который был вначале… Главное, что выглядит она абсолютно счастливой.

За Асю я также могла только порадоваться. Ее взбалмошный бунтарский характер нашел выход в том, что она, наравне со своим другом Митей, увлеклась оружием и спортом. Иногда мне приходилось не без удовольствия наблюдать, как эта парочка вместе с солдатами совершает пробежку или упражнения. А так значительную часть своего времени они оба посвящали метанию дротиков или, если предоставлялась возможность, стрельбе на меткость. Кроме того, они много беседовали. Домашний Митя увлеченно делился со своей подружкой плодами просвещения, и она восхищенно ему внимала. Словом, тут царила полная идиллия, и я в который раз похвалила себя за то, что когда-то приняла правильное решение, разрешив ей любить капитана Серегина; кто знает, что бы она сделала, если бы подверглась осуждению и наказанию… Детская душа – такая хрупкая вещь – одно неосторожное движение, и ребенок может озлобиться на весь мир.

Больше всего я переживала за Димку. Магические способности – а особенно такие сильные, как у него – неизбежно приводят к быстрому взрослению. Я часто украдкой наблюдала за нашим маленьким могучим Колдуном, стараясь, чтобы он не заметил моего беспокойства. Хотя, собственно, особых причин для него пока не было. Да, Димка узнал много взрослых тайн за это время, но это на него почти никак не повлияло. Видимо, такой уж он человек, что не прилипает к нему ничего дурного. Я вспоминала, каким он был – неуклюжим, близоруким, застенчивым. Он и сейчас такой же флегматичный, но благодаря сверхспособностям его физические качества существенно улучшились. Поэтому иногда он тоже принимал участие в спортивных упражнениях, за компанию с товарищами. Единственным из гавриков, кто не интересовался подобными вещами, была Яна. Она никогда не любила спорт – даже теперь, имея здоровый позвоночник. Да и ладно. Ведь я сама тоже не особо спортивная барышня…

Но однажды я убедилась, что некая область физического совершенствования все же интересовала нашу Зайку. Как-то раз, ближе к вечеру, когда дневная жара спала, я по обыкновению отправилась немного прогуляться. Днем мне приходилось достаточно много общаться с людьми, и иногда хотелось просто побыть одной. И вот, идя неспешным шагом вдоль стены и любуясь выложенным на ней узором из цветной плитки, я услышала смутно знакомые звуки. Они доносились из-за угла невысокого строения – то ли хлева, то ли сарая. Заинтригованная, я осторожно подкралась и я выглянула из-за угла. Представшая передо мной картина была умилительна, и центральной фигурой в ней являлся Антон. С легкой гнусавинкой он напевал энергичную мелодию, и при этом выделывал грациозные па. Но самое главное – это то, что он там был не один. Его движения – кто похоже, кто не очень – повторяли десятеро; и Яна тоже присутствовала среди них, радостно улыбаясь и старательно повторяя за Антоном движения зажигательного танца (кажется, это была румба). Да, ошарашено подумала я, похоже, сбылась мечта нашего великого хореографа – он набрал целую группу, и теперь вдохновенно занимается с ними… Надо сказать, что и у него, и у его учеников выходило довольно неплохо. При этом глаза Антона горели счастьем сбывшейся мечты, окрепшее тело двигалось грациозно и уверенно.

Я, оставаясь незамеченной, внимательно пригляделась к танцорам. Кроме Яны, там присутствовали: нереида Илла, нереида Фло, деммка Тел, пара юных белобрысых тевтонских солдат, три бывшие «овечки» и приятель Антона прапорщик Пихоцкий (у него, кстати, получалось лучше всех). Столь дивной и безмятежной была эта картина, лица учеников – такими счастливыми, а Антон – таким воодушевленным, что я не стала им мешать, потихоньку покинув свой наблюдательный пост. Однако поймала себя на том, что радуюсь тому, что увидела. Никому, пожалуй, не скажу об этом. Может быть, Антон какой-то сюрприз готовит… В любом случае, я очень за него рада.

Вообще, с некоторых пор на меня временами стало накатывать какое-то странное чувство. Что это именно – я не могла точно сказать. Но тогда я не могла сидеть на месте – я ходила по замку, изучая его не надоедающие красоты, я прикасалась к его стенам, словно пытаясь прочесть историю минувших поколений его обитателей…

Много о чем я думала, бродя вот так в одиночестве. Мир этот ужасал меня – даже в страшном сне не привиделось бы мне такое. Как можно было вот таким образом устроить жизнь? Весь уклад обитателей этого мира был противоестественен. Содомия, насилие на человеческое природой, людоедство… Здесь торжествовало зло, причем заключалось оно в самих людях, в самой глубине их испорченного существа… И если в том, предыдущем мире, мы справились со злом, за раз уничтожив его филактерий, то тут стояла задача другого рода, многократно сложней предыдущей. Необходимо было ломать тысячелетний уклад, проводить воспитательную работу и перекраивать это общество, четко отделяя зерна от плевел. Но мы справимся. Я верю, что эта задача окажется нам по силам. Пусть после того, как мы уйдем, этот мир будет нам благодарен…

А ведь здесь много чудесного, хорошего и удивительного. Чего стоит один только Магический Фонтан, и его дух-хранитель – вкрадчиво-обворожительный любитель женского пола… Как романтично у них с Анастасией получилось… Эх, а я вот так не могу. Если бы этот дух не был таким бабником и влюбился не в Анастасию, а в меня – в меня одну… как это было бы чудесно… Но я не люблю ловеласов – даже таких крайне очаровательных, как этот дух. Вот хочется мне настоящего чего-то… Чтобы влюбиться до одури – и гореть, и сходить с ума, и чтоб бабочки в животе, и трепет, и романтика…

Но я смиряюсь и покоряюсь своей судьбе. Я верю, что получу именно то, чего я заслуживаю, и при этом это будет то, что мне необходимо. Мне нельзя утратить эту веру…

Наша безмятежная жизнь в гостеприимном замке, конечно же, не могла длиться вечно. Настал тот день, когда должен был произойти решающий бой, который повернет этот мир на совсем другой путь. Конечно же, мы ощущали уверенность в победе – а как же иначе, ведь наше дело правое…

Я никогда не являлась любительницей батальных сцен, но то сражение, которое мне довелось наблюдать (и даже косвенно участвовать в нем), сильно впечатлило меня. Сначала, правда, было немного не по себе – особенно когда я увидела отвратительного старика-содомита, который собирался убить двух беззащитных женщин прямо у всех на глазах. Он и его приближенные распространяли вокруг себя такую мерзкую и чуждую ауру, что моя кожа словно наэлектризовалась, пытаясь оттолкнуть ее – чужеродную, исполненную зла энергию, квинтэссенцию порока. А потом, когда грохнул одиночный винтовочный выстрел, и снайперская пуля пробила голову этого важного старого мага, разом разрядив атмосферу, все завертелось очень быстро. Хоть и страшно мне было смотреть на развернувшуюся битву, все же я не могла отвести от нее глаз. Присутствовала в нем некая суровая поэтичность… Вот только боль умирающих лилиток отзывалась во мне как собственная. И мои губы шевелились – я шептала им слова утешения, совсем не думая о том, слышат они меня или нет. Просто в этот момент я чувствовала с ними общность. Похожую связь я ощущала и с остальными членами Пятерки… Я вдруг поняла, что могу передавать им свои ощущения – и наоборот. Это значило, что связи в нашей группе окрепли, а следовательно, возможности также возросли.

Утро выдалось томным. Сначала мне всю ночь снилось, будто моя голова заполнена похожими на мыльные пузыри яйцами, и из них вылупляются желтенькие мультяшные цыплята, и тут же начинают пищать на разные голоса, требуя к себе внимания. Чрезвычайно странный сон; тем более, что я никогда в жизни не видел маленьких, только что вылупившихся цыплят, так как в детстве был сугубо городским ребенком, без родственников в деревне, а позже у меня завелись кардинально иные интересы. Хотя, быть может, мультяшность цыплят как раз и объяснялась тем, что я не имел и не собирался иметь никакого понятия о настоящих цыплятах. В любом случае у нас – магов, полубогов и просто богов – не бывает «просто снов», каждый сон обязательно что-нибудь да значит, а иногда некоторые маги начинают во сне создавать свои заклинания – и тогда результат может оказаться воистину непредсказуемым даже для самого мага. Коза с рогатой ногой на голове, что получилась вместо грозы – это еще легкий случай. Вы думаете, привидения – это кто? Правильно – маги, неудачно колданувшие в кошмарном сне и саморазвоплотившиеся. Поэтому самодисциплина, самодисциплина и еще раз самодисциплина. Сначала требовалось проснуться, а потом предпринимать какие-либо активные действия.

Но проснуться не получалось, и пришлось досмотреть этот сон до конца. И уже в этом самом конце я понял, что процесс, который со мной происходит, существует в объективной реальности и абсолютно не зависит от моих усилий на него повлиять. Из созревшей куколки, именуемой Серегин Сергей Сергеевич, под влиянием энергооболочки покойного Ареса и в значительной степени его меча, вылезал новый, только что родившийся Бог Войны, а цыплята – это вовсе не цыплята, а души воинов (точнее, пока только воительниц), переданные на мое попечение. Если присмотреться, то можно было разглядеть миниатюрные копии потрясающих оружием воительниц: отдельно амазонок, отдельно будущих волчиц, и отдельно боевых лилиток. Я даже различил среди всей этой толпы маленькую фигурку моей жены, которая стреляла в воздух из электромагнитного пистолета и кричала что-то восторженное. Правильно – ведь она тоже воительница, а не какая-нибудь домашняя курочка. Король Арес умер, да здравствует король Серегин.

– Какой-то ты странный бог, – иронизировала энергооболочка в ответ на эти мои мысли, – сперва тебе надо изгнать из себя все человеческое, и только потом ты можешь называться богом.

– А индейскую национальную избу тебе не нарисовать? – разозлился я. – Человечность – это то, что надо сохранять в любых условиях. Ибо не ради себя я принимаю на плечи этот тяжкий груз, а ради других людей.

– Но Арес сразу же принялся избавляться от всего человеческого, – возразила энергооболочка, – в первую очередь от чести, совести, жалости и сострадания… а тебе до сих пор жалко погибших и раненых в том бою лилиток, и ты коришь себя за то, что не сделал все по-другому.

– Так где тот Арес, и где я? А моя жалость к лилиткам имеет вполне рациональное объяснение. Профессиональные и правильно мотивированные воины – это ценный ресурс, разбрасываться которым крайне нежелательно. В следующий раз я должен буду так провести сражение, чтобы значительно уменьшить степень всех видов потерь.

– Ладно, – вздохнула энергооболочка, – молчу. Только ты тогда получаешься не настоящий бог войны, а всего лишь бог-полководец… Конечно, это тоже неплохо, но все же не так круто, как, например было с Аресом.