Книга: Армагеддон. 1453
Назад: Глава 34 Место, называемое Армагеддон
Дальше: Глава 36 Разграбление

Глава 35
Исход

Колокола замолкали один за другим, по мере того как турки растекались по городу, вламываясь в места богослужений. Они шли не только от пробитых стен со стороны суши, но и от Золотого Рога и Мраморного моря, ибо как только ужасные вести, с присущей им скоростью, дошли туда, защитники береговых стен бросили позиции и устремились к своим домам или к судам своих народов.
Феон наблюдал за ними с высоты холма над своим домом. Две волны – азапы, бросающие свои корабли и вливающиеся в открытые морские ворота, торопясь награбить до появления солдат; венецианцы и генуэзцы, бегущие в противоположную сторону, пробирающиеся к караккам, торопливо ставящие мачты, которые были сняты и спрятаны по той же причине, по какой заперли внутренние ворота, – поднимающие паруса, ловящие ветер, опускающие весла. Он видел корабли, набитые людьми, видел орды, которые толкались на причалах, стремясь тоже попасть на борт. В основном греки, предположил Феон, умоляют взять их, но вряд ли латиняне согласятся. Каждый сейчас заботится только о себе. Прикусив губу, он повернулся к своей заботе.
Узкий переулок, который выбрал Ласкарь, был тих; дома с обеих сторон заглушали вопли у причалов, и его шаги звучали слишком громко. Он слышал, как впереди захлопывают ставни, знал, что на него смотрят, подглядывают в щели между створками. Это был богатый район; здесь обитали государственные люди, состоятельные торговцы, их родичи, живущие в домах на одну семью. Все знали, что мародеры придут сюда в поисках добычи – и хуже. Все надеялись, что, возможно, именно их дом каким-то чудом минуют, пропустят, как иудеев в Египте. Но их двери не были отмечены овечьей кровью, избавляющей от осквернения. Люди запирали двери, захлопывали ставни и возносили молитвы, чтобы этого было достаточно. Чтобы тот, кого убьют, чью жену изнасилуют, а детей угонят в рабство, был их соседом или другом. Кем-то другим.
Феон остановился перед собственной передней дверью. Заворачивая за угол, он услышал, как что-то разбилось, взрыв хохота, и подумал: неужели враги уже здесь? Потом кто-то выкрикнул на греческом заплетающимся языком: «Еще, ублюдки, еще!» Похоже, не все горожане дожидались своей судьбы в молитвах.
Феон постучал костяшками в дверь.
– Это я, – тихо произнес он.
Засовы тут же отодвинули, в замке провернулся тяжелый ключ. Он толкнул дверь, и София отступила в глубь прихожей.
– Они идут?
– Скоро.
Феон на мгновение прислонился к двери. Он даже не осознавал, как колотится у него сердце. Переведя дыхание, запер дверь, прошел мимо женщины, поднялся по лестнице и вошел в жилую часть дома. На него испуганно уставились четыре пары глаз – Минерва, Афина, горничная, и Такос, наматывающий на руку веревку своей пращи. Что-то прижалось к ноге Феона. Он посмотрел вниз, увидел кота, пнул его.
Сзади поднималась по лестнице София.
– Что это? – спросил он, указывая.
– Сумки.
– Сам вижу, – отрезал Феон. – Что в них?
– Немного еды. Одежда. На случай, если нам придется… – ответила жена, пожав плечами.
– Ты все еще сомневаешься во мне? – произнес он, голос захлебнулся от внезапной ярости. – Я сказал тебе: мы никуда не пойдем. Мы остаемся здесь. Мы будем в безопасности.
– Я знаю. – София подошла к нему, положила ладонь на руку. – Но… если что-то случится… Григорий сказал, мы будем в безопасности в церк…
– Григорий. – Он сбросил ее руку. – Григорий лежит мертвым на валу. Его безносая голова отрублена. Так что не возлагай на него надежд.
Внезапная печаль в ее глазах заставила его рассмеяться, резко.
– Да. Оплакивай его. Но знай, ты можешь надеяться только на меня.
София прищурилась. Заговорила не сразу, но спокойным голосом:
– Я надеюсь на Бога, муж. За Григория. За всех нас.
Феон уже открыл рот для едкого ответа, но тут с улицы послышались какие-то крики.
– Принеси мне флаг, – прошипел он. – Быстрее.
– Турки? – спросила она, обернувшись, не двигаясь.
Феон прислушался к пьяной ругани.
– Греки, – сказал Феон. – Трущобное отродье. Но скоро здесь будут турки. – Он подтолкнул жену. – Принеси флаг.
София принесла. Он взял флажок, подошел к окну, выходящему на улицу. В этот момент кто-то начал колотить в переднюю дверь. Феон прислушался. Кричали по-прежнему на его родном языке. Он толкнул ставни, выглянул. Внизу, пошатываясь, стояли три бедно одетых человека, двое мужчин и женщина. Один сжимал в руке большую стеклянную бутыль.
Он был прав. Уличное отребье. Те же люди, которым он преподал урок, когда они бунтовали. Феон высунулся.
– Уходите! – крикнул он. – Турки идут. Ищите убежище и молитесь о прощении.
– Ого, «турки идут», «турки идут»! – приплясывая, пропел крупный мужчина с выпирающим животом; потом остановился, посмотрел вверх. – Ладно, мы тут живем. Почему это все должно достаться им? – Он ткнул бутылью вверх. – Дай нам серебро, и мы будем сторожить твою дверь.
– Дай нам серебро, – разом откликнулись двое других.
«Дай мне мое». Эту дурацкую фразу выкрикивала толпа, требуя хлеба. Что ж, он заткнул тех. Теперь заткнет этих.
– Убирайтесь! – крикнул Феон. – Я предупреждаю вас…
– Он предупреждает. Он нас предупреждает! – крикнул крупный мужчина и снова пнул дверь. – Серебро. Дай нам серебро!
Женщина тоже принялась пинать дверь, а второй мужчина перебежал улицу и вернулся с куском дерева, которым начал колотить в дверь.
София встала рядом с Феоном у окна.
– Отойди. Оставь их. Они не выбьют дверь. Оставь их.
Феон посмотрел вниз, на улицу. Кажется, он уже слышал крики, неподалеку. Враги приближаются. Пора вывесить флаг Хамзы. Но он не может этого сделать, пока там толпятся эти пьянчуги. Кроме того, крупный мужчина передал свою бутыль женщине, и теперь двое мужчин колотили деревяшкой в дверь как тараном. Дверь может не выдержать. Эти подонки напали на его дом. Его!
Он засунул флаг за дублет и вернулся в большую комнату. Отцовский меч стоял в углу. Ярость делала меч легче, когда Феон поднял его, расстегнул ножны, стряхнул их.
– Муж, не надо…
– Не указывай мне, что делать, жена, – прорычал он и, оттолкнув ее, направился к лестнице. – Это крестьяне, грязь. Я прогоню их, потом мы вывесим флаг и будем в безопасности.
Она кричала ему, пока Феон спускался по лестнице, но он не слышал слов за ударами в дверь. Отодвинул засовы, дернул на себя дверь. Двое мужчин споткнулись, внезапно натолкнувшись на пустой проем, потом отшатнулись.
Феон вышел на улицу; меч, лежащий на плече, сиял в лучах утреннего солнца.
– Я сказал вам убираться, псы! Быстро!
Он взял меч двумя руками. Тот все еще был легким, а Феон – сильным. Перед ним стоит враг, древний, древнее турок. Толпа Константинополя, которая сбросила с трона не одного императора и набрасывалась на лучших людей из правящих классов.
– Крысы, – произнес Феон, улыбаясь. – Ползите в свои норы.
Он высоко поднял меч, чувствуя то, что должен был каждый день чувствовать его отец, его брат. Восторг, когда оба мужчины попятились и стали осторожно отходить.
– Ты кого назвал крысой? – завизжала женщина и, прогнувшись назад, швырнула бутыль. Она ударила Феона в голову, разбилась, покрыла его осколками стекла и вином, сбила вбок. Меч снова потяжелел, и его кончик качнулся к булыжникам мостовой.
Потом они оказались рядом, деревяшка пошла вниз как дубинка, ударила по плечу. Феон пытался поднять меч, но не смог. Упал на колено, посмотрел вверх; глаза жгло от кислого вина, он почти ослеп. Увидел, как взлетает что-то блестящее, преломленный стеклом свет, радугу на лице. Потом мужчина вогнал зазубренное горлышко бутыли в горло Феона.
Теперь он смотрел на булыжник. Жидкость темнее вина растекалась вокруг, со всех сторон, превращая его в остров. Радуга исчезла. Но Феон все равно уже не мог ее увидеть.
Мужчины и женщина отступили, тяжело дыша.
– Свинья, – сплюнул крупный мужчина и швырнул горлышко бутыли на тело Феона. Потом посмотрел на открытую дверь. – Пошли возьмем, что наше, – проворчал он.
Он успел ступить на третью ступеньку, когда ему в грудь врезался тяжелый глиняный горшок, отбросил назад. Женщина, сумевшая не упасть, посмотрела вверх и увидела на верхней площадке лестницы другую женщину; та поднимала над головой новый горшок. Этот разбился над ними, о притолку, обдав их жирным и жгучим оливковым маслом.
Крупный мужчина лежал на мостовой рядом с телом, потирая грудь, и стонал. Второй смотрел на улицу.
– Эй, кажется… кажется, я их слышу.
Женщина прислушалась к звукам – завываниям, ударам, – которые приближались. Нагнулась к стонущему мужчине, стала помогать ему подняться. Снизу она видела лестницу, видела Софию, стоящую там с новым горшком в руках.
– Я еще вернусь за тобой! – крикнула женщина. – Я тебе кишки выпущу, сучка!
Троица, пошатываясь, направилась по улице, прочь от приближающегося шума.
София медленно опустила горшок, осторожно поставила его на пол. Сквозь дверной проем она видела пару кожаных подошв. Одна треснула. Ее нужно поскорее отдать в починку, иначе сапог мужа развалится. Она отнесет его к сапожнику. Она…
– Мама?
Минерва была рядом, пыталась выглянуть на улицу.
– Стой здесь, – сказала София так спокойно, как только могла.
Она спустилась по лестнице и остановилась в дверях, увидев тело Феона. София знала, что он мертв, – слишком много крови натекло вокруг головы, как нимб на иконе святого. Но она все равно наклонилась, заглянула в мертвые глаза. Протянула руку, закрыла их, закрыла свои.
– Милосердная Мать, – прошептала София, – прости его грехи.
– Что случилось с папой?
Она обернулась. Конечно, ее неугомонная дочь не осталась наверху, когда внизу творилось что-то интересное. Минерва широко раскрытыми глазами уставилась на голову отца, на кровавый ореол. София схватила ее, развернула в сторону.
– Он… спит, сладкая. Спит. Пойдем.
Послышался пронзительный крик. В дверях стоял Такос с открытым ртом.
– Папа! Папа! – закричал он.
Мальчик бросился к телу, зарыдал. София понимала, что на него эта ложь не подействует. Он уже навидался мертвых, на стенах.
Крики с вершины холма. Внезапно начал бить барабан, потом послышались удары дерева о дерево. Мужчины кричали ритмично, будто тянули канат. Не по-гречески.
– Такос. Такос! – резко произнесла София, привлекая его перепуганный взгляд. – Скорее! Нам нужно брать сумки и идти.
Мальчик снова отвернулся.
– Такос! – крикнула она, встряхнула его. – Мы должны идти, иначе все умрем.
София не знала, видит ли он ее сквозь слезы. Но Такос понял, встал, побежал к лестнице. София бросилась следом, таща дочь, которая все время пыталась вытянуть шею и посмотреть на тело. В комнате Афина собрала кожаные сумки, две схватила сама.
– А хозяин?.. – сказала она.
– Его нет, – ответила София, наклонилась за сумкой, все еще держа дочь. – Слушайте, – продолжила она, обращаясь ко всем. – Держитесь рядом со мной. Что бы ни случилось, не отходите от меня. Что бы вы ни увидели… – она сглотнула, – не останавливайтесь, не смотрите. И если судьба разделит нас… – женщина сморгнула набежавшие слезы, – вы найдете меня в знакомой церкви Святой Марии Монгольской. Да?
Такос и служанка кивнули. София повела их на улицу. У дверей она задержалась. Крики притихли. Возможно, турки нашли другой путь, хотя этот вел их прямо к сердцу города. Потом по середине дороги пробежал мужчина. Он все время оглядывался через плечо, спотыкался; лицо его было белым. Наконец мужчина исчез за углом.
– Глупый Ульвикул! Не буди папу!
София посмотрела вниз. Кот вышел из дома и теперь лакал из кровавой лужи рядом с подбородком Феона. Чуть ниже София увидела кончик синего флага, торчащий из-под дублета. Она наклонилась, но не за ним. Вражеский флаг защитит ее и детей не лучше, чем защитил ее мужа. Сейчас их спасет только вера.
– Святая Мать! – пробормотала София. – Защити моих детей. Спаси их, и я посвящу свою жизнь тебе.
Потом она схватила кота и протянула его сыну:
– Понесешь его, если сможешь.
Оглядела улицу. Крики и вопли – плач, ликование – были уже совсем близко. Скорее всего, подумала она, турки пойдут по главным улицам. Но есть переулки, в которые они пока не полезут. Один начинался почти напротив дома, и София повела своих туда, как раз когда с гребня холма начал спускаться отряд завывающих азапов.
Назад: Глава 34 Место, называемое Армагеддон
Дальше: Глава 36 Разграбление