Книга: Армагеддон. 1453
Назад: Глава 20 Божий вздох
Дальше: Глава 22 Ультиматум

Глава 21
Последствия

В отаке султана было жарко, ибо его полотняные стены и крыша прогрелись под дневным солнцем, а ночь еще не вступила в свои права, чтобы охладить его. Но жар в равной степени излучало и содержимое павильона. Не жаровни, которые оставались темными. Жар исходил от людей, от их страха, под их гомлеками тек пот, капал вниз, на складки шелковых шароваров.
Все знали, ярость Мехмеда может обрушиться на любого. И потому все беи и белербеи, все паши, даже имам не поднимали взглядов. Те, кто не закрывал глаза, могли разглядывать сложные узоры измирских килимов, устилавших землю. Остальные не осмеливались даже на это.
Но с ушами ничего не поделаешь, хотя большинство людей предпочло бы не слышать непристойности, а зачастую – богохульства, которые изрыгал их вождь. Однако в каком-то смысле они были предпочтительнее тех спокойных слов, которые прозвучат следом, охлаждая ручейки пота, бегущие по спинам.
– Ты не просто потерпел неудачу, Балтоглу, – прошипел Мехмед. – Это худшая из всех неудач! Там, где все христиане смотрят со своих стен, именно там ты провалил дело. Из-за твоей глупости, из-за твоей трусости наши люди, которые следили за битвой, начинают сомневаться, бояться приговора Аллаха, задумываться обо всех тех случаях, когда сыны Исаака нападали на этот город и не могли его взять.
Он наклонился к лежащему на полу мужчине, сунул ему под подбородок бастинадо и поднял палкой перевязанную голову.
– Ты слышишь их, свинья? Слышишь, как радуются колокола неверных?
Султан поднял голову мужчины еще выше, поворачивая ее в сторону города. Все люди в шатре слышали и болезненный стон Балтоглу, и далекий, непрестанный, радостный трезвон.
– Ты вручил им подарок. Хотя твои люди превосходили их числом в десять, в двадцать раз, твоя глупость, твоя трусость даровали им то единственное, что я пытался отнять, – надежду!
Он отпустил голову военачальника. Та с глухим стуком упала на ковер у ног султана, обутых в тапочки, и Хамза, рискнув приподнять голову, увидел на повязке болгарина свежую кровь. Повязку скоро придется сменить, как и три предыдущих. Какой-то удар вмял забрало Балтоглу в глаз, и металл пришлось удалить вместе с глазным яблоком.
Сейчас Мехмед обернулся к единственному стоящему мужчине, и отданный им приказ означал, что отсутствие глаза скоро перестанет тревожить болгарина.
– Казните его, – тихо сказал Мехмед. – Я хочу, чтобы его голова торчала на шесте перед моим отаком, и пусть весь мир видит, что случается с теми, кто подвел меня.
Вперед выступил огромный мужчина. Последний раз Хамза видел его с совком в руках в садах дворца в Эдирне. Но бустанчи, дворцовые садовники, были заодно и палачами султана, и этот держал при себе инструменты своего ремесла. Они-то и заставили мужчину замешкаться и заговорить – первый голос, кроме Мехмеда, прозвучавший в отаке с тех пор, как сюда втащили опального капудан-пашу.
– Лук или меч, о бальзам мира?
Мгновение Мехмед недоверчиво глядел на него, потом взорвался:
– Я хочу, чтобы ему отрубили голову, глупец. Или ты собираешься сделать это тетивой?
– Владыка владык…
Бустанчи поднял с пола тяжелый меч, нагнулся и схватил болгарина за волосы на затылке, вызвав новый стон и булькающие в крови слова, понятным из которых было только одно – «милосердия».
– Не здесь, идиот!
Мехмед сильно ударил мужчину по плечу своим бастинадо.
– Эти килимы стоят целое состояние. Думаешь, я хочу, чтобы их еще сильнее измазали кровью? – Он ткнул палкой в сторону выхода. – Снаружи! Там, где моя армия станет свидетелем, какая судьба ждет предателей.
Возможно, дело было в слове. Балтоглу можно было назвать многими словами – и он, несомненно, потерпел неудачу, хотя Хамза знал, что немногие добились бы в этот день на воде успеха, когда вмешались ветер и Бог, – но предателем он не был. Не был он и трусом. И Хамза сознавал рябь, пробежавшую по шатру, тихий шепот возражений людей, которые не смели возвысить взгляд или голос. Они почувствуют свою трусость позже, поскольку не возразили. Они станут возмущаться молодым султаном, только недавно севшим на трон, который вынудил их это почувствовать. А Мехмеду, при всей его ярости и уверенности, были нужны эти люди. Он не сможет взять Константинополь без них.
– Убежище мира, – вымолвил Хамза, подползая к Мехмеду и упираясь лбом в пол у загнутых тапочек султана. – Я прошу возможности говорить, прежде чем это дело свершится.
Мехмед опустил взгляд.
– Не вступайся за предателя, Хамза-бей. Только глупец защищает глупца.
– Да, господин. Я вступаюсь не за него, но за нечто другое, намного важнее.
Хамза рискнул поднять взгляд. В год приготовлений новый султан принимал его советы чаще, чем любого другого человека. Хамза видел, что Мехмед колеблется.
– Пойдем, властитель, – поспешил он. – Убийство человека вызывает жажду, а там есть шербет.
Он указал на прикрытую решеткой часть шатра, где могли вестись более личные разговоры. С тех пор как они прискакали сюда после фиаско под стенами Галаты, никто из них не пил, так внезапен был гнев султана.
Мехмед нахмурился, глядя на ряды спин перед собой.
– Что ж, в этом есть смысл. Пойдем. – Он обернулся к палачу: – Приставь свой клинок к шее этого негодяя, чтобы тот чувствовал близость смерти.
Он повернулся и пошел за ширму.
Хамза глубоко вздохнул, встал и последовал за ним. Слуга уже наполнял чаши из кувшина, и оба мужчины отпили сладкого пенистого сока. Потом Хамза, тщательно выбирая слова, заговорил:
– Этот глупец заслуживает смерти.
– Так и есть, – энергично кивнул Мехмед.
– Он подвел вас, господин. Он грубо ошибся на море и позволил добыче ускользнуть.
– Ты бы сделал все по-другому, Хамза. Или я. Любой, кроме этого глупца.
– Именно, господин.
Хамза не знал, как, но он не собирался доказывать неудачливость Балтоглу. Он был счастлив увидеть падение жестокого болгарина – оно открывало место рядом с молодым султаном для более способных людей, таких, как он сам. Однако Хамза опознал настрой в отаке. С самого начала этого предприятия, мечты завоеваний, было две партии. Половина людей в шатре была вынуждена действовать – и до сих пор требовала принуждения. Едва минули две недели осады, как среди них уже велись унылые разговоры, что стены побиты, но стоят, а греки по-прежнему упорны. Партия, которая всегда противилась войне, и возглавлял ее великий визирь Кандарли Халиль, ухватилась за слух и ширилась на нем – Папа объявил крестовый поход, Хуньяди и венгры разорвали договор и идут по суше присоединиться к нему, итальянские государства отправляют флот. Даже четыре сегодняшних судна будут использованы как доказательство, что нации ислама следует вновь отступить от города, который всегда побеждал ее.
Но Хамза не принадлежал к этой партии. Его дальнейший успех, его возвышение от сына дубильщика до бея можно удержать, только если Мехмед усидит на троне. А он не просидит долго, если откажется от этой мечты. Победа – и у него будет успех, который ускользал от последователей Пророка восемьсот лет. Неудача – и он исчезнет, и Хамза вместе с ним.
Малое способно изменить многое. Война жестока, и жестокость бывает необходима. Но это как с обучением ястребов. Иногда приходится высидеть целую ночь под холодным дождем, чтобы привязать гордую птицу к руке. Но ты не будешь высиживать две ночи. Ты не убьешь то, что принесет успех.
– Властитель, – негромко произнес Хамза, – у вас есть полное право взять жизнь этого глупца. Но я спрошу вас, чего вы этим достигнете?
– Достигну?
Глаза Мехмеда вспыхнули. Но он тоже говорил тихо:
– Я достигну собственного удовлетворения.
– Несомненно, господин. Но достигнете ли вы своей цели? Приблизитесь ли вы к возведению минарета на месте сорванного креста Айя-Софии?
Никогда не повредит напомнить султану о святости того, что они собирались сделать. Увидев, как расширились глаза Мехмеда, Хамза продолжил:
– Убить глупца, властитель, – дело невеликое. Но многие будут думать, что хотя он был глупцом, он не боялся. Он направлял атаки из первых рядов. Он получил тяжелую рану, подтверждающую это. Не в спину, куда поражают трусов. А в глаз, которым он неотрывно смотрел на врага.
Мехмед сделал новый глоток.
– Продолжай.
– Властитель, сделайте из него пример. Опозорьте его. Разжалуйте. Изгоните из своего присутствия. Но не убивайте. Живой, он навсегда останется примером вашего гнева и вашего милосердия, будет побуждать других лучше служить вам. Мертвый же… – Хамза умолк и пожал плечами.
– Мертвый, он сплотит вокруг своего тела других глупцов, – кивнул Мехмед; его лицо уже не пылало огнем, охлажденное шербетом и разумной речью. – Об этом ты говоришь?
Хамза кивнул. Сейчас султан говорил спокойно. При всех своих вспышках гнева Мехмед был мыслителем, составлял планы, учитывая даже мельчайшие последствия, к которым может привести действие. Иногда он слишком много неистовствовал и слишком мало спал.
Хамза следил, как младший мужчина повернулся к столу, на котором лежали документы и карты; поставив кубок, взял карту, поднес ее к свету.
– Знаешь, что нам нужно делать, Хамза-бей? – спокойно спросил он.
– Что, господин?
– Нам нужно заставить эти колокола умолкнуть. – Он указал на город за тканью шатра, на его настойчивый трезвон. – Христиане думают, что эти четыре судна – спасение. Что их триумф в этом сражении означает триумф в следующих. Нам нужно действовать сейчас, немедленно, чтобы отнять у них эту надежду. – Он поднял взгляд и, впервые за целую вечность, улыбнулся. – Чем сильнее сегодняшняя радость, тем глубже будет их завтрашнее отчаяние.
Хамза подошел ближе. Сделано то, что требовалось. Теперь он должен слушать. При всей своей близости к Мехмеду Хамза был всего лишь одним из нескольких. Султан станет советоваться с одним и не расскажет другому. Он обожал тайны и сюрпризы.
– Подержи ее, – сказал Мехмед, протягивая карту.
Хамза увидел на ней подробный рисунок городов – Галаты и Константинополя, которые смотрели друг на друга через Золотой Рог. Мехмед указал на линию, которая соединяла два города.
– Это их проклятый бон, – сказал он. – Еще одна неудача Балтоглу, ибо он пытался и не смог сломать его. Но бон не дает нашим судам войти в Рог, и потому эти стены… – он провел пальцем вдоль линии башен и укреплений, отмеченных на кромке воды, – не нужно защищать. Они могут отправить все свои жалкие отряды, – он стукнул пальцем, – на стены со стороны суши. – Мехмед поднял взгляд. – Ты слышал, что наша великая пушка разрушила одну из башен – здесь, ночью, у ворот, которые они зовут воротами Романа?
– Да, господин. Хвала вам, что вы поставили ее там, и нашим пушкарям за их мастерство.
– Но меня не было там, чтобы приказать идти на штурм, из-за этого глупца снаружи. А сейчас греки заложили стену обломками, бочками и прочим мусором. И поскольку у них есть люди, они могут заваливать бреши. Но если им придется снять людей с тех стен и защищать эти… – он вновь постучал пальцем по береговой стене, – наши воины смогут пробиться через их слабые места.
Он посмотрел на Хамзу поверх бумаг:
– Нам нужно доставить наши корабли в Золотой Рог.
Хамза опустил взгляд.
– Бон? Мощная атака?
– Я не уверен, что она удастся. И помни, этот бон – часть не только Константинополя, но и Галаты. Проклятые генуэзцы жалуются всякий раз, когда мы его атакуем. Они говорят, что нейтральны, но мы знаем, что они снабжают своих собратьев-христиан, а другие их соотечественники сражаются на городских стенах.
Хамза кивнул. Эта проблема была неизбывной. Справедливости ради генуэзцы в Галате снабжали и турок, получая большую прибыль от войны с обеих сторон. Их симпатии были очевидны, и религия занимала тут не первое место. Итальянцы-католики веками ненавидели православных греков. Но маленькая Галата ненадолго сохранит свою свободу после падения некогда могучего Константинополя. Однако Мехмед нуждался в их нейтралитете; он не мог рисковать развязать открытую войну и встретиться не с тремя каракками, а с большим генуэзским флотом.
Хамза нахмурился. Он не мог найти ответа на эту загадку.
– Я не понимаю, господин. Как мы проведем наши корабли в Рог, не разрушив бон и не вызвав гнев генуэзцев?
Мехмед улыбался. Все следы неистового тирана исчезли. Он выглядел тем, кем он, по крайней мере отчасти, являлся – очень высоким и возбужденным молодым мужчиной.
– Мы поплывем по земле, Хамза-бей. Мы поплывем по земле.
Хамза, ищущий в улыбке султана признаки безумия, не заметил ни одного.
– Господин?
Мехмед поставил палец на карту:
– Здесь стоит наш флот, у Двойных колонн, за Галатой. Но генуэзцам принадлежат только город и береговая полоса. Остальное – наше. И есть путь, который идет от колонн, вверх по этому гребню, потом вниз с другой стороны, вдоль того, что греки называют Долиной источников. Эта долина заканчивается в водах Золотого Рога.
В голове Хамзы крутилось слишком много вопросов. Он выпалил один:
– Путь? Он будет достаточно широк для коз, наверняка…
– Я заставил его стать шире. – В свете ламп блеснули зубы Мехмеда. – Мой верный Заганос, который командует моими армиями на анатолийском берегу, работал по ночам, а солдаты присматривали, чтобы с любопытными галатцами случались… происшествия. Заган хорошо поработал. И этой ночью он пришлет мне весть, что все готово.
Мехмед повернулся к столу. Кроме карт, там лежали книги, и он поднял одну.
– Ты не так прилежно, как я, изучал войну, Хамза. И потому, возможно, не читал, что сделал младший Цезарь, чтобы захватить Антония и эту горячую сучку Клеопатру. Или об изумительной хитрости, осуществленной однажды великим императором Ксерксом. – Улыбка ширилась. – Я буду Цезарем. Я – Ксеркс. Ибо завтра я подниму половину своего флота на стропах с Двойных колонн и покачу на бревнах по земле… – он провел линию на карте, – и вниз, к Золотому Рогу. И тогда эти колокола станут вызванивать горе.
Хамза был потрясен. Отчасти фактом, что он ничего не знал о предприятии, которое должно было потребовать немало времени и сил на подготовку. Но главным образом – дерзостью замысла.
Мехмед ухмылялся, пока Хамза пытался перевести дух и найти слова.
– Король королей, – сказал он, – это поразительно.
– Верно. Это сделает меня хозяином вод. А вскоре после, я думаю, и самого города.
Султан приподнял карту своим бастинадо.
– Но я хочу потрясти их тем, как внезапно появится мой флот. И потому буду отвлекать защитников. – Он ткнул пальцем: – Здесь мои батареи будут яростней стрелять по стенам. А здесь, – он ударил пальцем в линию, соединяющую два города, – половина моего флота, которая не поплывет по земле, еще раз нападет на бон. – Мехмед прикусил нижнюю губу. – Но у меня нет капудан-паши, чтобы вести его… – Он прищелкнул пальцами. – Нет, есть. Конечно, есть. Хамза, ты поведешь флот.
– Я?! – Прежнее потрясение Хамзы не шло в сравнение с нынешним. – Господин, я всегда буду повиноваться вашим приказам, до самой смерти. Но вы думаете, я гожусь для этого?
– Ты сражался на море?
– Одно время я командовал триремой вашего отца, и да, я возглавлял набеги на пару городов, взял несколько каракк, но флот…
– Ты знаешь столько же, сколько многие. Мы всегда были народом суши, и все учим новые умения на воде. Кроме того, я хочу от своего нового капудан-паши не только палубных познаний. Мне нужны его рассудительность, его храбрость, мне нужен… – бастинадо коснулся плеча старшего мужчины, – ты, Хамза-бей. Ты, Хамза… паша!
Мысли Хамзы вскипели. Такое стремительное возвышение принесет не только статус, но и прибыль. Доля капудан-паши после падения города будет огромной. Однако исключительная возможность несла исключительный риск. Бастинадо, лежащий на его плече, недавно задирал окровавленную голову человека, который доказал это. Хамза сглотнул, произнес мысль:
– А Балтоглу?
Мехмед отвернулся, рубанув бастинадо по воздуху, словно ятаганом.
– Ты был прав, как всегда. Его смерть ничему не послужит. Наградой за его храбрость будет жизнь. А наказанием за глупость станет… – он с громким треском опустил палку на книгу, – хорошая порка.
Султан кивнул и возвысил голос, чтобы его было слышно за решетчатой ширмой:
– Пусть его выпорют, а потом пускай уползает из лагеря. Если не умрет от раны, может присоединится к башибузукам и попробовать восстановить свою репутацию в брешах, которые моя пушка пробьет в городских стенах.
Он подошел к Хамзе и прошептал ему на ухо:
– И пусть мы с тобой встанем рано, чтобы посмотреть, как наши корабли плывут по земле.
Назад: Глава 20 Божий вздох
Дальше: Глава 22 Ультиматум