Глава 47

По ошибке помочившись в унитаз и нажав на кнопку слива, так что драгоценная вода хлынула в канализационную трубу, Ширли утратила последнюю опору, призванную удерживать человека от отчаяния, а именно – надежду. Потеряв возможность цепляться за надежду, она превратилась в ничто. Ведь в ее жизни всегда оставалось место хотя бы самой мизерной надежде. Надежда на признание со стороны родителей. Надежда на потерю веса. Надежда на то, что, как бы то ни было, она все-таки найдет себе нормального спутника жизни. И чуть менее амбициозная надежда на обретение верного друга или подруги. Ну, или хотя бы на получение работы, которая смогла бы придать жизни какой-то смысл…

Но, подставив теперь сумму всех этих несвершившихся надежд в уравнение, Ширли вынуждена была признать, что плачевный результат был предрешен. Одна надежда неизменно уступала место другой, которая, в свою очередь, подменялась третьей, – и вот в конце концов самая последняя надежда растворилась, словно и не существовала.

В бачке осталась лишь пригоршня воды, да и ту следовало приберечь. Так на что же она могла надеяться?

Ширли прекрасно понимала, что, хотя этот кошмар не длится еще и недели, в целом процесс погибания не будет долгим. Все рассказы о людях, которые смогли неделями держаться без пищи и при весьма скудных ресурсах воды, не имели к ней никакого отношения. Однако, как ни странно, уготованная ей участь не страшила ее.

Несмотря на чудовищную сухость во рту и дурной запах, исходивший от испражнений и от ее собственного тела, самочувствие ее с каждым часом все улучшалось. На протяжении последних суток Ширли пребывала чуть ли не в состоянии эйфории. Это объяснялось тем, что органы перестали тратить энергию на обработку пищи, а также множеством других причин, которых Ширли не понимала.

После рокового похода в туалет посреди ночи она больше не испытывала потребности в избавлении от продуктов жизнедеятельности. Тело устало и ослабло, зато в голове царила такая ясность, какой Ширли не припомнила давно. Она думала здраво и рационально. Без лишних сантиментов женщина безжалостно констатировала: она умрет, и единственное, за что стоило побороться, – это чтобы ее смерть не осталась незамеченной и чтобы вся вина легла на Пирьо.

Немало часов ушло у нее на расцарапывание доски, пока наконец не удалось расковырять отверстие достаточного размера, через которое можно было рассмотреть, что находится под вагонкой. И тогда она сдалась окончательно: внутри оказалась алюминиевая пластина, назначения которой Ширли не поняла. Можно было предположить, что такая конструкция связана с теплопроводными свойствами, о которых упомянула Пирьо. И вот исчезла еще одна призрачная надежда, ибо с металлом Ширли ничего не могла поделать, обладая столь скудным арсеналом возможностей.

Естественно, она приуныла, так как ее поражение означало неминуемую смерть. И все же быстро обрела былое мужество, чему, несомненно, способствовали химические процессы, происходившие в ее организме.

Она вспомнила о другом своем плане и отыскала в косметичке очки для чтения – образчик безвкусицы, приобретенный в магазине «Тайгер» в уондсуэртском торговом центре «Саутсайд». Тогда Ширли тешила себя надеждой, что убожество очков будет компенсировано эффектным макияжем.

Солнце стояло в зените, самое время приступить к осуществлению плана. Вопрос заключался лишь в том, хватит ли одного дня на реализацию задуманного или придется потрудиться и завтра.

Ширли опустилась на колени и попыталась поймать линзой солнечные лучи и сфокусировать их на стене.

Однажды в юности она решила, что будет работать волонтером, станет этакой самаритянкой, в связи с чем окончила несколько курсов по оказанию неотложной помощи. На курсах она выяснила, что не переносит вида крови, и бросила эту затею, но все-таки успела прибрести кое-какие знания. Оказалось, например, что люди, погибающие при пожаре, редко испытывают боль от ожогов, так как теряют сознание от отравления дымом.

Ширли надеялась поджечь комнату посредством нехитрого маневра с очками, а затем перебраться в туалет в надежде, что люди забьют тревогу при виде дыма и бросятся к зданию, прежде чем огонь разгорится и поглотит ее. В противном случае, что ж, пусть будет как будет. Туалетная комната представляла собой небольшой объем, запасы кислорода там быстро исчерпаются.

Ширли взяла синий блокнот Пирьо с напутствиями Ату и выдрала из него страницу за страницей, соорудив из смятых листочков под стеной приличную кучку для розжига.

Потрудившись над разжиганием огня пять минут, Ширли пришла к выводу, что в точке фокуса лучей никогда не будет достигнута температура, необходимая для возникновения пламени. Она взглянула в окно на потолке. Меньше чем через час солнце сдвинется настолько, что в помещение не будут попадать его прямые лучи, – тогда план придется отложить до следующего дня. Как следует поразмыслив, Ширли решила, что в принципе может ничего не получиться, независимо от яркости солнца. Возможно, основная проблема заключалась в том, что оконное стекло рассеивало лучи так сильно, что весь эффект терялся.

Она сжала губы. Нет-нет, этого не могло быть. Выходит, ей так и придется сидеть здесь, пока она совсем не зачахнет? А Пирьо, значит, в один прекрасный день заявится сюда и избавится от легкого как перышко, мумифицированного тела и избежит обвинения в убийстве?

Ширли стиснула зубы и попыталась прикинуть расстояние до окна. Она считала, что там было около шести-семи метров, однако, возможно, не настолько много.

Женщина вновь перетрясла содержимое косметички. Взвесила на руке тюбик с пастой, коробочку с пудрой, дезодорант – и обнаружила, что самым тяжелым предметом является баночка с кремом от морщин. Вообще-то, крем остался с тех времен, когда Ширли еще надеялась на то, что при помощи косметических средств можно совершить настоящее чудо. Что она избавится от старения и дряблости кожи, если не будет забывать ежедневно наносить его. Констатировав спустя месяц, что единственная заслуга крема состояла в облегчении тяжести кошелька, Ширли запихнула его на самое дно косметички. Не так легко выбросить вещь, которая стоит две дневные зарплаты, если не больше.

И вот теперь настало время использовать увесистую баночку по полной программе.

Одно дело – метнуть какой-либо предмет в более-менее горизонтальной плоскости, это раз плюнуть, хотя Ширли и не практиковалась в метании предметов с самого детства. И совсем другое дело – подкинуть объект вертикально, причем с такой силой и точностью, чтобы вдребезги разбить окно, призванное выдержать самый мощный град.

А коробочка с кремом была к тому же фарфоровая. Совершив ошибку, Ширли не получит второго шанса.

На мгновение она вспомнила о своем отце, наладчике оборудования из Бирмингема, который всегда умел отбиться от обвинений, если только они не были связаны с системными знаниями, которых у него почти не имелось. «Попробуй, – так говорил он. – Черт возьми, женщина, если даже ты не уверена в чем-то, просто возьми и попробуй!»

Ширли улыбнулась. Не очень-то он обрадовался, когда однажды она напомнила ему об этом его высказывании, приведя в дом третьего парня за неделю…

Женщина взяла пудреницу и прицелилась. Вполне возможно, внутреннее зеркальце разобьется, когда пудреница упадет на пол, но в данный момент Ширли не волновали плохие приметы.

Пудреница угодила в потолок – правда, двумя метрами правее окна. Второй бросок оказался точнее – Ширли промахнулась всего на метр. А вот третий бросок оказался слабее первых двух, и от резких движений у нее заболело плечо.

Всякий раз, когда они с кузиной, будучи детьми, желали позабавиться, они шли к своей старой тетушке, брали ее за предплечье и притворялись, что хотят помочь ей встать с кресла. Дряблая, желеобразная старческая кожа, которую можно было теребить в свое удовольствие, приводила их в неописуемый восторг. Как же весело было им тогда! А теперь Ширли осознала, что в физическом плане недалеко ушла от старушки. По крайней мере, мышц у нее не было и в помине.

Передохнув, она решила допить последнюю воду из туалета. Затем обтерла рукой губы и с угрозой посмотрела на окно.

«Вложи первую половину собственной души в прицел, а вторую – в удар, и тогда все получится» – такова была мантра чуть ли не каждого школьного тренера Ширли по крикету. Поэтому она разделила свою душу на две части и швырнула пудреницу в стекло, вложив в бросок все свое мастерство.

Сверху раздался треск, а значит, Ширли поразила цель. Воодушевленная успехом, она схватила баночку с кремом и проделала все то же самое. Сложно было сказать, что произвело больше шума – оконные осколки или стеклянная баночка, когда все разом рухнуло вниз. Как бы то ни было, в окне теперь зияла дыра, и прямые солнечные лучи гладили лицо Ширли.

Она прикрыла глаза.

– Гор, Гор, возвещенный звездой и взращенный солнцем, окажи мне услугу – покажи ту силу, которой ты наделяешь нас. Позволь следовать по твоему пути, лелеять его и никогда не забывать причину и смысл твоего присутствия, – молилась Ширли.

Затем она закричала как можно громче в последней надежде на то, что голос ее будет услышан сейчас, когда в окне пробито отверстие. Однако спустя десять минут замолчала. Судя по всему, здание было оборудовано настолько хорошей звукоизоляцией, что ее никто не слышал.

По логике, этот факт должен был опечалить ее и вселить в нее страх, но ничего подобного не произошло. Ширли даже рассмеялась. Полное сумасшествие. Если б она знала раньше, какое счастье можно испытать вследствие жажды и голода и насколько легким, сильным и свободным человеком можно стать благодаря лишениям, она постоянно прибегала бы к этому средству.

Ширли опустилась на колени, вновь взяла очки и сфокусировала солнечные лучи в крошечную, но чрезвычайно яркую точку сначала на стене, а затем на скомканных страничках, выдранных из синего блокнота, – и точка эта медленно, но настойчиво темнела.

Когда Пирьо почти исполнилось шесть лет, выдалось лето, необычайно плодовитое на чернику. Лес прямо-таки ломился от ягоды, и отец неожиданно обнаружил в этом обстоятельстве новый способ заработка. Как известно, черника в лесу бесплатная, и ежедневное умножение этой стопроцентной прибыли путем определенного объема продаж туристам из Тампере сулило огромное количество финских марок за удачный сезон. Отец Пирьо каждый вечер принимался высчитывать, насколько могла бы увеличиться прибыль, если б текущий туристический поток пополнился жителями Турку и шведами, которые то и дело оказываются в их краях. Доход получится просто космический, говорил он, мечтая о приобретении фургона, об открытии собственного супермаркета, и он мечтал и мечтал, – а всю эту высокорентабельную чернику должны были собирать Пирьо с матерью.

В итоге ягоды было набрано много ведер, несмотря на тучи мух, оводов и комаров. Но туристов оказалось недостаточно, и черника стояла и портилась.

– Приготовим из нее шнапс, сок и варенье, – заявил отец, отправляя Пирьо за очередной партией черники одну, ведь мать должна была теперь заниматься варкой варенья.

Вернувшись с ведром, наполненным черникой, она увидела мать, сидевшую на кухне сложа руки на коленях в полном отчаянии. Она не справлялась с переработкой ягоды, да и сахар был не дешев.

– Съешь то, что набрала сегодня, Пирьо, пусть хоть свежая не пропадет, – сказала она дочери, и Пирьо принялась набивать себе рот черникой, пока ее пальцы, горло и рот полностью не окрасились синим ягодным соком.

В результате Пирьо заработала сильнейший запор на несколько ближайших дней, потребовавший медицинской помощи и причинявший жутчайшую боль.

И вот теперь она ощутила некое подобие той самой боли. Болезненные ощущения в районе диафрагмы не поддавались четкой локализации, но причиняли большое беспокойство Пирьо. Если боль не прекратится в течение дня, придется ехать в больницу.

Положив руку на живот, она пыталась оценить, изменился ли характер движений плода. Ей показалось, что нет, хотя в последние пару дней толчки стали менее активными. «Наверное, неудивительно, ведь ему становится все теснее», – подумала она и выглянула в окно. Перед зданием на свободном пятачке земли бригада строителей трудилась с самого обеда над возведением навеса для велосипедов. Строительные материалы прибыли вовремя, в течение недели должны были доставить первые велосипеды.

Любопытно, принесет ли какую-то пользу проект с миссионерством на острове. В отличие от своего отца, Пирьо не была утописткой, но если б удалось набрать в ряды слушателей хотя бы пять десятков местных жителей, можно было бы говорить о настоящем успехе.

С тех пор как она перекрыла воду в здании, где находилась Ширли, прошло четверо суток. И хотя, оказавшись рядом с целью проверки ситуации, она уловила слабое царапание по стене, не было никаких оснований для беспокойства. Через пару дней звуки стихнут, а через неделю Ширли уже наверняка будет мертва.

А она тем временем позаботится о себе, предоставив времени сделать свое дело.

Пирьо встала с кровати и посмотрела на строителей, которые один за другим прервали работу. Настало время общего собрания.

Она удовлетворенно кивнула. Небольшая постройка получилась прекрасным завершающим штрихом в оформлении въезда на территорию Академии с шоссе, прежде чересчур открытому, на ее взгляд. Рядом с навесом высадят шиповник, и тогда не только вид из окна ее комнаты станет приятным и гармоничным, но и шум с шоссе станет потише.

Пирьо стояла и размышляла, как вдруг мимо окна медленно проехала машина с датскими номерами. Водитель внимательно разглядывал здания, но так и не остановился.

Визиты любопытных граждан были не такой уж редкостью, поскольку их учреждение привлекало немало взглядов оригинальной архитектурой, названием, необычным видом своих обитателей, облаченных в белые одежды. И все же взгляд этого мужчины показался ей более пристальным, чем это свойственно дотошным визитерам. Ни возраст, ни образ водителя в целом, ни вид его спутника, сидевшего рядом, не обнаруживали в них туристов. Но кто же это в таком случае?

Пирьо почувствовала в боку стреляющую боль, пульс ее резко участился.

Могли ли гости быть сотрудниками датской полиции, о которых ее предупредили? Человек, сидевший за рулем, вполне смахивал на полицейского.

Разволновавшись не на шутку, Пирьо стояла у окна в течение пяти минут и пыталась понять, стоит ли ей опасаться визита незнакомцев и вернется ли автомобиль.

Наконец она покинула свою комнату и направилась к актовому залу, испытывая облегчение при мысли, что фантазия сыграла с ней злую шутку, – и тут заметила на противоположной стороне две мужские фигуры.

На этот раз Пирьо ощутила мощный выброс адреналина, призванный привести все системы организма в состояние полной боеготовности. Не было никаких сомнений в том, что более высокая фигура принадлежала водителю из подозрительной машины, а рядом с ним шагал помощник-иммигрант. Вот и те самые двое полицейских, о которых предупредил ее Симон Рыбак. Это было очевидно.

«Вы у меня сейчас попляшете», – пронеслось в голове у Пирьо.

Надо остановить их как можно быстрее. Во что бы то ни стало.