Глава 46
Вторник, 13 мая, среда, 14 мая, и четверг, 15 мая 2014 года
Ночь выдалась адская, да и следующий за ней день был не многим лучше.
Карл спал глубоко, гораздо глубже, чем обычно, и это было бы прекрасно, если б не бешеное сердцебиение в момент пробуждения. Он думал, что умирает.
Мёрк долго лежал, положив руку на грудь, и, готовый позвонить в «неотложку», глазел на мобильный телефон на тумбочке. Вот только что там теперь надо было набирать? В последние месяцы все только и трепались о том, как сложно стало дозвониться в «Скорую», а он даже не может вспомнить этот самый номер… Он, полицейский, который, вообще-то, должен знать этот номер лучше всех остальных граждан! Стыдоба… Вот так и подохнешь, пока нужный номер отыщешь.
Карл начал считать пульс, но, дойдя до ста меньше чем за минуту, бросил эту затею. И так понятно – пульс зашкаливает, почти как во время первого приступа тревожной атаки. Вот только сейчас тревога была ни при чем, он чувствовал. Что-то крутилось у него в голове, не в состоянии найти выход.
Вероятно, какой-то ночной кошмар.
Мёрк рухнул на подушку и замер. «Ом-м, ом-м», – бормотал он, наслушавшись причитаний на ярмарке накануне. Как ни странно, это сработало. Знали бы люди об этом, не тратили бы зря деньги. Затем он погрузился в состояние, когда сон и явь борются друг с другом, порождая совершенно особые стихийные сновидения.
«Привет, Харди», – слышал Карл собственный шепот. Он увидел себя с телефоном в руке, настаивающим на ответе друга. Видимо, Карлу требовалось услышать от него какой-то совет и честное мнение. «Почему мы с Анкером не стали вмешивать тебя, Харди?» – жужжало в голове. Почему? Осмелится ли он спросить об этом? Осмелится ли он вообще хоть что-то доверить Харди? Довериться Харди – но в чем?
«На чердаке стоит какой-то ящик, Карл», – захохотал Йеспер на заднем плане, и Мёрк захлопнул мобильный, но тут же включил его снова и позвонил Моне. Ничего не произошло.
Он проснулся. Шатаясь, спустился на кухню с тяжелой головой, как будто все это время мучился от бессонницы или лихорадки.
Возможно, Мортен и Харди поприветствовали его, он толком не разобрал. Осознал лишь то, что хочет овсяных хлопьев, которые Йеспер оставил в кладовке в свое последнее посещение, а также то, что домочадцы сейчас выключат идиотский утренний телеэфир, в котором слишком восторженные ведущие болтали о какой-то ерунде, набивая себе брюхо деликатесами, сервированными по высшему разряду.
Посыпав овсянку сахаром и какао и отправив в рот первую ложку, Карл явственно ощутил вкус раннего утра из безвозвратно ушедшего прошлого. Давно минувшие ощущения разом ворвались в его голову. Обоняние исказилось; он вдруг вспомнил, как пахли его старые дядюшки и тетушки. Звук пережевывания жестких овсяных хлопьев стал громче. Коробка с овсяными хлопьями маячила на мелькающих кадрах с молчаливо сидящей за завтраком консервативной семьей, каждый представитель которой нес на себе бремя невысказанных слов.
Карл вдруг вспомнил, как однажды утром они с Ронни стояли на берегу речушки Нёрре и дурачились за спиной рыбачившего отца Ронни. Внезапно Карл увидел себя со стороны: вот он прыгает вокруг, отчаянно размахивает руками и имитирует приемы карате, характерные для Брюса Ли, в том числе удар ребром ладони…
Карл вскрикнул, едва не поперхнувшись овсянкой. Что случилось? Почему это воспоминание всплыло именно сейчас? Неужели он сходит с ума? Кажется, его мозг внезапно поразило короткое замыкание. А может, нет? В любом случае, ощущение было не из приятных.
* * *
– Карл, тебе тут какая-то Кристина звонила, – сообщил Гордон с перекошенным ртом, на его опухшем лице все еще присутствовала почти вся цветовая палитра.
Кристина? Нет-нет, он не был готов к беседе с ней, уж точно не сейчас. Что общего у него могло быть с женщиной, сбежавшей от него к бывшему мужу? Абсурдная мысль.
– Она не просила ничего передать; сказала только, что перезвонит попозже. – Та часть лица Гордона, на которой хоть как-то проявлялись эмоции, переменилась. – А Роза, кстати, еще не приходила. Может, я ей позвоню? – В его голосе сквозила обеспокоенность.
Карл кивнул.
– А где Ассад? Он тоже еще не пришел?
– Нет, он приходил. Сказал, что ему нужно подышать свежим воздухом. Но это как-то странно, так как, когда я пришел на работу, его в кабинете не было. Он, кажется, уже третий раз выходит во двор, а на часах только четверть одиннадцатого.
«Ну ладно, значит, не только у меня сегодня в голове кавардак», – подумал Карл. Он представил себе Казамбру, который заверил их в том, что побочные действия гипноза будут минимальны. Возможно, надо было позвонить ему…
– Карл, зато ты теперь здесь. С Ассадом творится что-то странное, и я хочу поставить тебя в известность. Переступив порог кабинета в семь утра, я обратил внимание, что компьютер его уже включен, а на столе разложена всякая всячина, свидетельствующая о том, что он провел здесь всю ночь. Три чайных бокала, пустые пакетики из-под арахиса, две пачки от халвы и распечатка твоего имейла об Ату каком-то там. Я решил, что он наверняка общался с кем-то по «Скайпу». Я прекрасно знаю, что нельзя шпионить за коллегами, но не удержался и взглянул на монитор. На нем было полно арабских каракулей; я сфотографировал их и отослал одному из владеющих арабским языком переводчиков, работающих в Управлении, чтобы узнать, что там написано.
– Хм-м, – промычал Карл. Он никак не мог взять в толк, что за галиматью несет Гордон. Ассад вышел во двор подышать свежим воздухом? Кажется, прежде за ним не водилось такой привычки.
– Язык оказался действительно арабским, Карл, однако там попадались некоторые нехарактерные для сирийцев обороты. Скорее иракские, сказал специалист.
Карл поднял голову – он окончательно проснулся.
– Ну-ка повтори, что ты сказал? Ты копался в компьютере коллеги? Повтори, что ты только что мне сказал, и тогда я выскажу тебе свое мнение.
Гордон занервничал.
– Я просто подумал: мы ведь на службе, а значит, это может иметь отношение к нашим заданиям, представлять интерес для всего нашего отдела. Или…
– Давай, Гордон, говори.
Карл приготовился слушать. Если парень повел себя некрасиво по отношению к соседу по кабинету, он запросто поступит так с кем угодно. И это, откровенно говоря, совсем не понравилось Карлу. Проблема заключалась в том, что если у них в подвале кто-то и хотел узнать больше об Ассаде, то это был он сам. И если уж в их рядах завелся такой вот шпион-проныра, следовало воспользоваться ситуацией. А отчитать его можно и потом.
– Переводчик не совсем понял, что там написано, но вот его вариант перевода.
Гордон протянул Карлу лист бумаги.
«Саид, тебе надо сдаться наконец. Никто больше не заинтересован подгонять время. Ты для нас как перо на рыбьей чешуе. Смирись».
Снова всплыло это имя. Саид.
– Карл, как ты думаешь, почему его вдруг называют Саидом?
Мёрк пожал плечами, однако этот небольшой текст пробудил в его голове целую цепную реакцию из множества давно назревших вопросов, ни на один из которых так и не был получен ответ.
– Черт его знает, что там у него на самом деле… На экране только это было написано?
Карл потянулся к монитору Ассада. Если не считать символа полиции, рабочий стол компьютера был чист.
– Он вышел из «Скайпа», как только вернулся, и, судя по всему, удалил переписку. Я проверил.
– Гордон, послушай-ка. Ты позволил себе приблизиться к грани дозволенного в принятых между работниками отдела взаимоотношениях. Если ты впредь сделаешь нечто подобное, окажешься под угрозой вылета отсюда. На этот раз я прощаю тебе оплошность, однако если ты позволишь себе что-то в этом роде, я мигом позабочусь о том, чтобы выставить тебя к чертям собачьим. Все понятно?
Парень кивнул.
Итак, этот источник информации купирован.
* * *
Ассад находился в глубине мемориала; он застрял в нише перед «Змееубийцей» – бронзовой скульптурой с выгравированной на причинном месте свастикой. Так бесстрашные полицейские дразнили нацистов во время войны. Не приглядываясь, можно было решить, что сириец заснул, стоя на ногах, прямо с открытыми глазами – отстраненными, но все-таки открытыми.
– Ты как? – спросил Карл.
Ассад медленно обернулся.
– Я раздобыл адрес Ату Абаншамаша Думузи, – ответил он. – Он руководит духовным центром на Эланде. Я навел справки.
Мёрк кивнул. Разве не стремились они всеми силами отыскать эту информацию? Так почему же теперь они стоят тут, как два мешка с дерьмом, лишенные былого запала и рвения?
– Ассад, что с нами такое творится?
Коллега пожал плечами:
– А разве с нами что-то творится? Лично со мной – ничего сверхъестественного, кроме того, что я проработал всю ночь.
– А почему ты здесь? Гордон говорит, ты все утро мотаешься туда-сюда.
– Я просто устал, Карл. Постараюсь взбодриться перед нашей поездкой.
Карл прищурился. Спросить у него про имя?
– Роза не очень хорошо себя чувствует, так что она не придет. Думаю, гипноз не пошел ей на пользу. Всю дорогу в такси она дрожала, а когда мы подъехали к ее дому, продолжала сидеть и раскачиваться из стороны в сторону. Я звонил ей некоторое время назад, но она не взяла трубку.
– Понятно… Кажется, мне гипноз тоже не пошел на пользу. Ночью мне снились кошмары, а в голову постоянно лезут какие-то сюжеты, о которых я не вспоминал годами.
– Это пройдет, Карл. По крайней мере, он обещал мне.
Что-то Карл сомневался в этом.
– Так что там с Розой?
Ассад глубоко вздохнул.
– С Розой? Ей просто нужно посидеть дома пару дней, и все будет в порядке.
* * *
– А ты поддерживай с ней связь по телефону, – скомандовал Карл Гордону. – Надо заставить ее вернуться в наши ряды. Когда удастся дозвониться ей, поинтересуйся, можешь ли ты чем-нибудь ей помочь. И я вовсе не имею в виду действия, которые доставят удовольствие тебе, Гордон, понятно? – Карл смерил его строгим взглядом.
Парень кивнул.
– Я вижу, отсюда до Академии натурабсорбции на Эланде триста шестьдесят пять километров. Навигатор оценивает время в пути в четыре с половиной часа, с учетом небольшой остановки. Так что, если вы выедете прямо сейчас, доберетесь до места назначения к трем часам дня. Я могу позвонить и предупредить их о вашем приезде.
Неужели он и впрямь стоял в очереди за мозгами последним?
– Нет-нет, это совершенно лишнее. Но мы отправимся туда завтра, Гордон. Сегодня мы не в лучшей форме.
– Хорошо. Между прочим, звонили из полиции Борнхольма. Им понравилось ваше телеобъявление о розыске.
– Думаю, подобные отзывы лучше адресовать Ларсу Бьёрну. Надеюсь, ты не рассказал им о том, что мы вычислили человека из «буханки»?
– Бог мой, конечно, нет! За кого вы меня принимаете?
Наверное, лучше всего было оставить этот риторический вопрос без внимания.
– А еще наш борнхольмский коллега сказал, что они снова начали обсуждать это дело за обедом, и один из сотрудников вспомнил интересный факт. Оказывается, кто-то из семьи учителя, скончавшегося в народной школе – того самого, у которого Хаберсот взял пистолет, планируя самоубийство, – рассказал, что у этого учителя было два идентичных пистолета. – Гордон перевел дух. Еще бы, произнести такую тираду. – И что второй пистолет так и не нашли. Даже на складе у Хаберсота.
Карл покачал головой. Одним «стволом» больше, одним меньше… В современной Дании у любого уважающего себя отморозка из преступной или рокерской группировки имеется как минимум одна «пушка», и что дальше?
Мир катится прямиком в тартарары.
Впрочем, как и голова Карла.
* * *
Он свалился в кровать в четыре часа дня. Проснувшись на следующее утро и все еще чувствуя полный кавардак в голове, позвонил Ассаду и отменил запланированную поездку.
– Карл, наверное, это просто реакция на гипноз, – попытался утешить его помощник. – Знаешь, если очень глубоко заглянуть в глаза верблюду, он начинает косить.
Поблагодарив коллегу за уместное сравнение, Мёрк рухнул на подушку. Все вокруг было как в тумане. И мысли, и действия словно переключились в замедленный режим. Хотя Карл изо всех сил пытался обрести контроль над ними, они не желали ему подчиняться. Вот он старается занять себя размышлением о деле Альберты, но вместо этого перед его внутренним взором предстает брат Ронни, который на всех парах мчится к родительской ферме. Карл пытается додумать этот эпизод до конца, и вдруг голова его переполняется воспоминаниями о том, как Харди и Анкер направляются к дому на Амагере, где решились их судьбы. Вот он уже хватается за это жуткое роковое стечение обстоятельств в стремлении проникнуть в самую суть случившегося, но тут на него неожиданно обрушивается поток эмоций и он оказывается охвачен ощущением потери. Ни с того ни с сего в мозгу проносятся образы Вигги, Моны, Лисбет и Кристины, и снова Моны. Такое состояние было сродни безумию. Карл никак не мог собрать свои мысли в кучу.
В дверь тихонько постучали и, прежде чем он успел ответить, Мортен толкнул дверь подносом, на котором дымился завтрак.
– Карл, я уже не помню, когда в последний раз видел тебя в подобном состоянии, – заметил он, помогая Мёрку сесть и подложив несколько подушек ему под спину. – Может, обратишься к кому-нибудь за помощью?
Карл взглянул на поднос, поставленный Мортеном ему на колени: яичница из пары яиц и несколько тонких тостов – Мортен знал, что он их терпеть не может.
– Протеины, Карл. Мне кажется, ты употребляешь недостаточно протеинов. Это вот должно помочь.
Помочь чему? Помочь сбить его с толку еще больше? И что ему делать? Обратиться за помощью или попытаться повоевать с этим лондонским завтраком? А что за ним последует? Молоко с медом? Градусник в задницу?
– Я беру Харди с собой в Копенгаген, – выдала упитанная морда. – Не жди нас.
Какое облегчение.
* * *
Проснувшись, Карл обнаружил, что его одеяло похоже на лунный пейзаж из яичницы, тостов и пятен кофе, расплывшихся в виде причудливых речных дельт.
– Ох, проклятие! – воскликнул он и взял телефонную трубку, разбудившую его.
Звонил Ассад.
– Я лишь хотел сказать, что Роза пришла. Вообще-то, выглядит она не очень, но я ни за что не посмею сказать об этом ей в лицо. Она хочет разобрать последний стеллаж. А еще из полиции Рённе нам прислали старый компьютер Бьярке. Роза сейчас занимается изучением жесткого диска. Просит передать: там огромное количество фотографий дерзких мужиков в вызывающих кожаных штанах. Завтра она поработает из дома, раз уж нас с тобой все равно не будет. Я подумал, что если ты заедешь за мной часиков в шесть, мы приедем туда довольно рано. Кстати, тебе получше?
В шесть утра?! Яичница, разметанная по всей кровати, да кофейные реки, проникнувшие даже под одеяло… Получше ли ему? Что, черт возьми, мог он ответить на этот вопрос?