Глава 14
– Доброго вам вечера, господин Уилсон, – негромко поздоровалась Амалия. – Чудесная погодка, не находите?
– А? – Бард непонимающе захлопал глазами. – Кто же вы, юные леди? Кажется, мне уже приходилось…
– Разумеется. – Амалия откинула с лица капюшон. – Не уверена, что ты потрудился запомнить мое имя, но я разрешаю называть меня принцессой – так же, как и в прошлую нашу встречу.
– Ты называл ее принцессой? – фыркнула подружка Барда. – Ее?
– Как – еще одна принцесса? – Агнешка всплеснула руками. – Так нас уже трое? Похоже, в волшебной стране господина Уилсона скоро возникнут серьезные проблемы с престолонаследием!
– Самое время выяснить, кто же из принцесс все-таки настоящая, – подхватила Амалия. – Для начала предлагаю исключить вашу очаровательную спутницу, господин Уилсон.
– Пошла вон, малявка, – уточнила Агнешка, зажигая на ладони огонек. – Дверь вон там.
Уговаривать девушку не понадобилось. Она негромко пискнула, выскользнула из-за стола и поспешила к выходу, успев лишь на прощание бросить на Барда полный презрения и разочарования взгляд.
– Как славно, милый Бард, – промурлыкала Амалия, усаживаясь напротив. – Теперь здесь только ты, я и госпожа Ковальски.
– Которая с радостью бы поджарила твою тощую задницу, – проворчала Агнешка, опускаясь на лавку.
– Чего вам от меня нужно?
Бард изо всех сил крутил головой, выискивая пути к отступлению. Но все окна были заперты, а дверь – слишком далеко. И на пути к ней ему непременно пришлось бы столкнуться с Амалией и Агнешкой, которая явно была не против швырнуть в него огненный шарик, ненавязчиво перекатывавшийся по ее ладони. В «Вересковом меде» подобного бы точно не допустили. Амалии уже приходилось видеть, как несколько перебравших эля стражников позорно отступали, получив изрядное количество ударов метлой. Берта вовсе не выглядела девой-воительницей и отличалась добрейшим характером, но при необходимости двигалась на удивление резво и нещадно карала тех, кто вел себя неподобающим образом. А хозяин «Одноглазой феи» лишь со скучающим видом отвернулся к полкам с посудой и принялся протирать кружки, будто бы происходящее его совершенно не касалось. Похоже, ругань и потасовки в этом сомнительном заведении были делом обычным.
– Что нам нужно? – переспросила Агнешка. – Как и всем юным девушкам, большой светлой любви и, желательно, много золотых монет. Но ни того ни другого у тебя отродясь не водилось.
– Ты когда-нибудь слышал о владыке Матабере? – встряла Амалия. – Кажется, это был какой-то очень могущественный темный маг. Полтора века назад.
– Матабер, – оживился Бард. – Мне как будто бы приходилось слышать это имя от кого-то – совсем недавно…
– Освежить тебе память? – Агнешка хищно оскалилась. – Выкладывай.
– Я… я не помню, – Бард опасливо втянул голову в плечи, – правда. Может быть, я вообще что-то перепутал. Не Матабер, а Макгрегор или что-то в этом роде… И вообще, уже поздно. Милые леди, вы не возражаете, если я…
– Сядь, – коротко бросила Амалия.
Бард, уже приготовившийся сбежать, послушно опустился обратно на лавку.
– Бедивер Теофилус Уилсон, – Агнешка подалась вперед, – тебя ведь не зря называют первым среди знатоков старинных преданий. Неужели за те годы, которые ты провел, валяясь под столами кабаков по всей Ритании, тебе не приходилось слышать ничего о темных магах времен Осенней Войны? Ни за что не поверю.
– Ты не хуже меня знаешь, что темных магов всех перевешали. – Бард недовольно поморщился. – Лет триста назад. Почти никого не осталось. Конечно, иногда находились желающие побаловаться темными искусствами, но у Святой Инквизиции длинные руки. Сейчас только старик Коннери может позволить себе что-то вроде запрещенных заклинаний.
– Думай, Бедивер, думай. – Агнешка была беспощадна. – Какие-нибудь страшные сказки тех времен, народные сказания из Остерайха – что-нибудь?
– Есть одна очень старая баллада, – нехотя произнес Бард. – Мне говорили, что ее сочинили как раз во время Осенней Войны в Остерайхе, а перевели с острийского уже намного позднее. Название… какое же там название? – Бард закатил глаза. – А! Вспомнил! Баллада о Черном Всаднике! Жутковатая штука. И там как раз про какую-то темную чертовщину.
– Пой, – приказала Амалия, кивнув в сторону лютни. – И мы от тебя отстанем.
– Я плохо помню слова. – Бард капризно надул губы. – И музыка там такая… слишком долго разбираться!
– А мы разве куда-то торопимся? – проворковала Агнешка. – Леди Фалмут?
– Ни в коем случае. – Амалия отрицательно помотала головой. – До рассвета еще далеко, господин Уилсон. Приступайте. Публика просит.
Бард обреченно вздохнул и взялся за лютню. Сначала звуки, которые извлекали его пальцы, казались неуклюжими и нестройными, но вскоре он приспособился к непростому сбивчивому ритму и запел.
Под утро звон стали и грохот копыт.
Лишь трое рейтаров вернулись в город.
И дева в цепях, что с собой привезли,
Красива, стройна, но в глазах ее холод.
То ведьма – лишь шепот бежал по рядам,
За морем рожденная, Дьявола семя.
Но Рихард-мальчишка, он молча стоял,
Той правде никак не желая поверить.
Ведь пленница юная так хороша,
Свежа и юна, словно мартовский снег.
И волосы черной волной, и глаза
Из синего льда и горят, как рассвет…
– Это точно страшная история? – фыркнула Агнешка. – Пока больше похоже на одну из твоих бессчетных слезливых баллад.
– Тихо, – одернула соседку Амалия. – Слушай!
«Я смерти, – сказала, – от вас не боюсь».
И лишь палачу рассмеялась в лицо.
«До ночи лишь время я здесь проведу,
С закатом уйду я за Смерти Гонцом».
Солдаты оскалились, злобу тая:
То ведьма, ее на костер поскорей!
Но Рихард-мальчишка шагнул, не боясь,
И пленницу грудью закрыл от камней.
Агнешка закатила глаза и покачала головой. Амалия прижала палец к губам и легонько заехала соседке по ноге. Хотя, надо было признать, пока что баллада мало напоминала страшную историю.
А ведьма шепнула: «Отважный юнец,
Получишь награду за доблесть свою.
Друзья твои встретят бесславный конец,
Но ты уцелеешь – я слово даю.
Четыре десятка могучих бойцов
За нами послали неделю назад.
Лишь трое вернулись сегодня со мной,
А всех остальных он забрал с собой в Ад.
В доспехах из стали, что ночи черней,
В железном гробу, в пещере сырой
Спит Всадник, но только закончится день,
И после заката придет он за мной.
Спасения нет, и хоть плачь, хоть кричи —
Рука мертвеца не устанет карать.
Ни стрелы его не возьмут, ни мечи,
Лишь солнце его может в землю загнать».
Голос Барда вновь сменился перезвоном струн. Наверное, непросто было зараз спеть такую длинную балладу целиком.
И Рихард-мальчишка как лист задрожал:
«Красавица ведьма, останься со мной!
Созданию мрака тебя не отдам,
Солдат подниму я на праведный бой».
В молчании ведьма, лишь слезы в глазах:
«Зачем выбираешь проклятье и смерть?»
А Рихард ответил: «Пусть так, за тебя
Не страшно мне будет сейчас умереть».
– Тоска, – прошипела Агнешка. – Если сейчас опять начнется про любовь, я вылью ему эль на голову. Сколько можно?
– Мне перестать? – сварливо пробубнил Бард, но потом снова запел.
Уж ночь наступила, солдаты не спят,
И заперты двери все в храме святом.
На светлой земле можно крепче стоять
И черную силу крушить серебром.
Но только лишь полночь настала, и зверь
Какой-то огромный завыл за стеной.
И вспыхнули свечи, и рухнула дверь,
И Всадник явился за пленницей той.
Косматый, седой, в ржавой черной броне,
Восставший из влажной холодной земли,
Ворвался он в храм на огромном коне.
Солдаты его одолеть не смогли.
– Да неужели? – Агнешка подалась вперед. – Кажется, намечается что-то интересное и кровавое. Как раз как я люблю. И хватить тыкать в меня пальцами, леди Фалмут, я само внимание!
Ломались клинки об умершую плоть,
И меткие стрелы сбивались с пути.
Ни сталь не страшна ему, ни серебро,
Погибли солдаты, один за другим.
О Рихарде бедном забыл Всеотец,
Мальчишка упал прямо пред алтарем,
С открытым забралом свой встретил конец,
За ведьмы любовь заплатив головой.
На черном коне, что и ветра быстрей,
Сквозь ночи холодный оскаленный мрак.
Умчался тот Всадник, да с ведьмой своей,
А слезы застыли у ведьмы в глазах.
– Ну вот, – вздохнула Агнешка, когда звон струн затих. – Я-то думала, Рихард как-нибудь выкрутится. Грустная история.
Амалия покачала головой. Древняя баллада удивительным образом перекликалась с историей об Эскадроне Проклятых, которую рассказала Берта в «Вересковом меде». Воображение тут же придало Черному Всаднику черты…
– Старик Коннери, – произнесла Агнешка и тут же уточнила: – Этот мертвый Всадник – точь-в-точь наш старик Коннери. Сами подумайте – седой, косматый, порубил на части целый полк рейтаров. И зарезал беднягу Рихарда прямо на алтаре храма. Хотите сказать, это на него не похоже?
– Так эта баллада – не выдумка? – Амалия поежилась. – Как знать… Коннери живет на свете уже почти две сотни лет и вполне бы мог…
– Какое интересное наблюдение, госпожа Хэмптон.
Агнешка и Бард подскочили на добрый фут, но Амалия уже почти не удивилась. Мама всегда говорила – не поминай Дьявола, а то придет. Агнешка упомянула, и… вот, пришел. Для человека своего возраста и сложения Коннери ступал удивительно тихо – под его тяжелыми сапогами не скрипнула ни одна половица. Или он просто возник за их спинами прямо из воздуха. Амалия уже успела убедиться, что подобное ему под силу.
– Говорить такое о профессорах Академии по меньшей мере неприлично, – продолжил Коннери, бесцеремонно усаживаясь на скамью рядом. – Особенно в их присутствии.
– А вы, разумеется, оказались здесь совершенно случайно? – усмехнулась Амалия. – Просто проходили мимо?
– Именно так, юная леди, – невозмутимо ответил Коннери. – Решил заглянуть сюда и пропустить пару стаканчиков бренди. Хозяйка «Верескового меда» меня почему-то недолюбливает.
Действительно, почему? Темный маг, ожививший армию мертвецов, да еще и похожий как две капли воды на Всадника из баллады времен Осенней Войны…
– Я надеюсь, мы закончили обсуждать мою скромную персону, госпожа Хэмптон. – Коннери облокотился на стол. – В конце концов, я могу ходить туда, куда мне вздумается, и когда захочу. В отличие от вас, юная леди. Сейчас вы отправитесь в кабинет ректора и расскажете профессору Кроу о вашем проступке.
– Но она же только… – Агнешка привстала со своего места.
– Еще три часа дополнительных занятий, госпожа Ковальски, – невозмутимо парировал Коннери. – И в следующий раз будьте любезны не перебивать меня. О вас с господином Уилсоном мы поговорим чуть позже. Госпожа Хэмптон – можете идти. Вы ведь помните дорогу?
– Разумеется, сэр. – Амалия выбралась из-за стола, с трудом подавив желание наступить Коннери на ногу. – Как вам будет угодно.
Ведь это даже забавно. Раньше у нее от одного его голоса поджилки тряслись, но после Инициации страх ушел. Коннери сам дал ей свою кровь и силу, а теперь пытается запугать предстоящим разговором с Кроу? Смешно и глупо.
Но откуда тогда взялось это тягостное и неприятное предчувствие?
* * *
Стальные гиганты у дверей кабинета, принадлежавшего Торвальдсену, едва заметно шевельнулись и снова застыли. То ли узнали Амалию, то ли каким-то образом были предупреждены о ее визите.
– Войдите, – отозвалась Кроу на стук.
Похоже, обязанности ректора давались ей с немалым трудом. Весь стол оказался завален кипами бумаг и стопками книг, а у самой Кроу вид был такой, будто бы она не спала по меньшей мере несколько дней. Стоило ли отвлекать ее из-за подобного пустяка? Ведь Коннери мог и сам назначить наказание – но зачем-то отправил Амалию сюда. И что ей теперь говорить? Профессор Коннери застукал нас, когда мы слушали старинную балладу о Черном Всаднике? Проклятье… Неужели нельзя было хотя бы подождать до утра?
– У вас какое-то срочное дело, госпожа Хэмптон? – По-видимому, Кроу тоже была не в восторге от столь позднего появления студентки. – Как вы можете заметить, у меня немало работы.
– Госпожа Кроу, – несмело начала Амалия. – Меня послал профессор Коннери. Я должна кое в чем признаться.
– Вот как? – Кроу отложила перо и сцепила пальцы в замок. – Так это правда? Профессор Коннери уже говорил… но я надеялась, что это не так.
– Я не хотела никого оскорбить. – Амалия покачала головой. – Это же просто слова. В них нет ничего…
– Просто слова, юная леди? – Кроу с негромким хлопком опустила ладонь на стол. – Мрта Бхаса. Вы хоть имеете представление, к каким силам обратились?
– Что? – удивленно пролепетала Амалия. – Нет, я имела в виду…
– Не имеет совершенно никакого значения, что вы имели в виду, госпожа Хэмптон, – голос Кроу зазвенел сталью. – Или теперь вы будете утверждать, что не использовали это заклинание?!
Амалия тихо застонала. Ну конечно! Коннери обманул ее, как маленькую наивную девчонку. Впрочем, по сравнению с двухсотлетним ветераном она и была девчонкой – глупой и неосторожной. Тревожить Кроу в такой час, только чтобы сознаться в каком-то нелепом оскорблении? Как бы не так! Вот использование запрещенной темной магии – другое дело. И теперь Амалия могла разве что соврать, глядя Кроу прямо в глаза… Нет, невозможно. Та не зря считалась одним из сильнейших магов сознания – стоило ли отягощать свое и так незавидное положение ложью?
– Нет, не буду. – Амалия опустила глаза. – Я виновата. Но я не знала, что делаю.
– Что ж, вы хотя бы не пытаетесь меня обманывать. – Кроу нервно усмехнулась. – И давно вы взяли в привычку повторять услышанные где-то незнакомые Слова Силы? Вы хоть знаете, что натворили?
– Нет, – прошептала Амалия.
– Я чуть с ума не сошла, когда Урания Клиффорд прибежала ко мне вся в слезах и с распухшим посиневшим языком. – Кроу уже почти была готова сорваться на крик. – Вот уж не думала, что когда-нибудь снова увижу последствия заклинаний школы Сьяма Джаду. Эта противоестественная и отвратительная магия зародилась далеко отсюда, на востоке Калишии, несколько тысяч лет назад. Последователей учения Сьяма Джаду в Серединных Землях называли некромантами. Мрта Бхаса дословно переводится как «мертвый язык». Думаю, мне не надо объяснять – почему?!
Так вот что Коннери имел в виду под «молчанием»! Превратить язык своего противника в кусок мертвой плоти – отличный способ заткнуть чей-то заболтавшийся рот… Но какой ценой? Некромантия – самое ужасное и уродливое из всех запрещенных искусств. От такого вовек не отмыться. Амалии не раз приходилось слышать страшные рассказы о личах – темных магах, променявших собственную душу на могущество и бессмертие нежити. Высохший скелет с ошметками истлевшей плоти и горящими дьявольским пламенем глазами – вот во что превращался человек, который слишком далеко заходил по этому пути без возврата. И Амалия уже сделала свой первый шаг. Легкий и незаметный. И ничего не изменилось… наверное, личи тоже чувствовали это – Силу и безнаказанность. Вначале.
– Проклятье… – Кроу выдохнула и потерла глаза руками. – Я даже не могу сказать, что вы действительно так уж сильно провинились, госпожа Хэмптон. Я ведь тоже училась в этих стенах. И пусть это было целую вечность назад, я помню, что и мне… – Кроу пристально посмотрела на Амалию, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, но все же решилась. – И мне случалось баловаться запрещенными искусствами. Тем более что в те времена правила были куда строже. Слишком сильна еще была память о временах Инквизиции и истреблении темных магов. Под запрет попадали любые сомнительные ритуалы – даже самые безобидные. И мы с соседками тоже иной раз не ведали, что творили. Но Сьяма Джаду… Это очень, очень сильная магия. Но она не только требует от произносящего заклинание незаурядных способностей – и я, и ректор Торвальдсен, и, пожалуй, половина профессоров Академии вполне смогли бы практиковать Сьяма Джаду. Нет, госпожа Хэмптон, дело совершенно в другом, – голос Кроу стих почти до шепота. – Куда важнее Силы мага его сущность, изначальная склонность к подобному. Большинству Сьяма Джаду внушает не просто страх. Ужас. Дикий, животный ужас. От одной мысли о произнесении Мрта Бхаса меня начинает трясти. Но вы, госпожа Хэмптон, – вы использовали заклинание без малейшего страха и вреда для себя.
– Значит, я все-таки темный маг? – Амалия вскинула голову. – Это у меня в крови, да?
– Не буду отрицать, – Кроу строго сдвинула брови, – унаследованный вами Дар имеет… некоторые особенности. Но вы не должны…
– Откуда ВЫ знаете?!
Чернильница на столе у Кроу лопнула, выпуская на белоснежный пергамент уродливое темное пятно. Амалия сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Как может эта женщина обвинять ее в чем-то или указывать, что делать?! Если у Кроу при одном упоминании искусства Сьяма Джаду трясутся поджилки, что она может знать о том, что значит быть темным магом? Эта лицемерная и самодовольная старуха в теле зрелой женщины пытается казаться разумной и доброй, но не пошевелит и пальцем, чтобы защитить Амалию. Более того, Кроу собственноручно избавится от сомнительной студентки – только чтобы остаться чистенькой.
– Госпожа Хэмптон, вы забываетесь…
– И что с того? – Амалия сделала шаг вперед. – Отчислите меня, профессор? Позволите моему проклятому Дару расти, как сорной траве, где-то там, за стенами Академии?! Или просто будете держать меня на коротком поводке, пока со мной… не произойдет какое-нибудь несчастье? Нелепая и трагическая случайность?
Пожалуй, это было уже слишком. Кроу вскочила, с грохотом опрокинув тяжелое ректорское кресло. Догадалась, что их с Мерсье подслушивали? На мгновение Амалии показалось, что Кроу сейчас ухватит и выпотрошит ее сознание – точно так же, как Коннери в самый первый день в Академии. Но та уже взяла себя в руки.
– Ведите себя достойно, госпожа Хэмптон, – твердо произнесла Кроу, взмахом ладони убирая со стола разлитые чернила. – Я назначу вам дополнительные занятия… но позже. Потом. Сейчас отправляйтесь спать. Я очень надеюсь, что нам больше не придется возвращаться к этому разговору.
Если у Амалии и было желание выложить Кроу все об Инициации и ее последствиях, то теперь от него не осталось и следа. Та может сколько угодно строить из себя образец мудрости и благородства, но все это обман. Кроу сама не знает, что делать. Она пытается играть в те же игры, что и Коннери со старухой Мерсье. Только те двое не признают никаких правил, и поэтому рано или поздно Кроу вынуждена будет уступить. И одному Всеотцу известно, что случится тогда с незадачливой студенткой первого курса. Амалия грустно усмехнулась. При таком раскладе ей остается разве что идти за ответами к Коннери. И тот с радостью ответит. Он защитит. Но какова будет цена его покровительства? И готова ли она, Амалия Хэмптон, заплатить эту цену за собственную жизнь? Развернувшись, Амалия зашагала к выходу. Как бы то ни было, здесь никаких ответов она не получит. Да и есть ли они у окончательно запутавшейся и напуганной женщины, для которой пост ректора оказался непосильной ношей?
– Госпожа Хэмптон, – усталый голос Кроу снова зазвучал, когда Амалия уже открывала дверь, – до меня дошли слухи, что вы проявляете интерес к личности некоего Матабера. Я бы хотела попросить вас оставить ваши бессмысленные поиски и не докучать профессорам вопросами. Некоторым старым сказкам лучше оставаться просто старыми сказками. Ради вашего же блага.
Как всегда. Ничего удивительного.
