После Инициации дни стали еще короче. То ли приближающаяся зима заявляла свои права, то ли профессора сговорились и начали каждую неделю наваливать втрое больше заданий, но теперь Амалия возвращалась в комнату номер двадцать четыре уже затемно. Ливи с Агнешкой нередко приходили еще позже – ведь они могли рассчитывать только на собственные силы. Амалию же до сих пор подпитывала чужая, недобрая и могучая. Теперь ей вполне хватало несколько часов в сутки для сна, а поздними вечерами, когда соседки уже готовы были без сил упасть лицами в книги, Амалия ощущала разве что легкую усталость. Впрочем, разобраться в хитросплетениях волшебных дисциплин взятая взаймы у Коннери бодрость помогала не сильно. Ее приходилось сдерживать – все время. Иногда хотелось бросить все и пробежаться по тропинкам Звенящего Леса. Просто так, безо всякой цели, только чтобы унять этот зуд, который явно не собирался ослабевать и отступал разве что после пары часов физических упражнений или бессонной ночи над книгами.

Но и это было еще не все: теперь Амалия, сама того не желая, порой говорила и делала такое, о чем впоследствии приходилось жалеть. Как-то раз она просидела почти до самого утра за книгами по истории, а утром на занятии в ответ на вопрос о причинах поражения войск Ритании под Луа в тысяча триста одиннадцатом году заявила, что дело было вовсе не в размокшей от дождей дороге и болезнях, как об этом рассказывали официальные хроники. А в том, что генерал Варли принимал решения, достойные осла или умалишенного, но никак не дворянина и разумного человека. Все первокурсники хохотали, пока ветхий профессор Олбани не начал хвататься за сердце. Занятие пришлось завершить, а Амалия, разумеется, попала в кабинет к Кроу.

Неизвестно, чем бы это для нее закончилось, если бы не вмешательство Коннери. Тот ввалился без приглашения и с самого порога заявил, что не видит в словах студентки первого курса Амалии Хэмптон ничего вызывающего или оскорбительного по той причине, что генерал Варли действительно был незавидного ума человеком и бездарным полководцем. Несколько профессоров тут же затеяли с ним перепалку, и Кроу выставила Амалию за дверь. Подслушивать через толстые дубовые створки оказалось непросто, но раскатистый голос Коннери пробился бы даже сквозь каменные стены. Темный маг без особого труда выступал против пяти профессоров зараз, ссылаясь на личное знакомство с покойным Варли. Амалия не смогла разобрать все сказанные слова, но среди них определенно присутствовали «скудоумный кретин», «болван, который ничего не смыслит в военном деле» и даже что-то вроде «единственное, с чем Варли мог толково управиться, – его собственный детородный орган, и вот почему потомки его бесчисленных бастардов до сих пор не могут поделить прадедово наследство».

Судя по тому, что никакого наказания Амалии так и не назначили, схватка закончилась полной и безоговорочной победой Коннери. С тех пор прошло уже несколько недель, но профессор Олбани до сих пор пугливо поглядывал на Амалию и неизменно ставил ей высший балл даже за откровенно никчемные домашние работы.

Но одними только рискованными высказываниями Амалия не ограничивалась: несмотря на то, что Урания Клиффорд теперь обходила ее стороной, в Академии все еще оставалось немало людей с дурными манерами и характером. И если Агнешке на правах соседки было позволительно говорить о «столь же великолепной, сколь и высокородной упругой заднице маркизы Саффолк» (что полностью соответствовало действительности), то одному из стражников, выкрикнувшему вслед Ливи что-то подобное, Амалия расквасила нос. Одним словом, характер у нее совершенно испортился, и только счастливый случай и всемогущая воля Коннери пока оберегали Амалию от серьезных последствий.

Дерек снова превратился в прежнего себя – все время садился на задние парты, отвечал односложно или вовсе отворачивался, не желая разговаривать. Не один раз Амалия видела его с синяками и ссадинами – похоже, дружки Урании не собирались оставлять Дерека в покое, и теперь ему приходилось подолгу засиживаться в Доме Четырех Стихий, чтобы не быть серьезно избитым. Ливи не раз предлагала пойти и рассказать все Кроу или кому-нибудь из профессоров, но Дерек только угрюмо фырчал и прятал глаза за какой-нибудь книжкой.

С Алексом Амалия изредка виделась только в «Вересковом меде». За прошедшие недели он еще больше исхудал и выглядел нездоровым. Алекс садился со своими друзьями и даже с Ливи здоровался разве что коротким кивком издалека, но Амалия все равно иногда ловила его взгляд – осторожный, недоверчивый, но как будто наполненный какой-то особенной грустью, от которой сжималось сердце. Больше всего на свете ей хотелось подойти самой, но после той ночи, когда она забралась к нему в комнату… нет, больше никогда! Оставались сны – короткие и горячие, после которых простыня была мокрой от пота, а Амалия долго вслушивалась в темноту – не проснулись ли соседки? Только в этих снах Алекс был рядом, но пробуждение всякий раз ставило все обратно на свои места, и дни тянулись за днями – одинаковые, дождливые и серые, как небо над Академией.

В тот вечер Амалия закончила с занятиями на удивление рано. Точнее, просто отложила нагоняющую тоску книгу по зачарованию и решила, что на сегодня с нее хватит. Ливи еще не вернулась из библиотеки, а Агнешка сидела за столиком и переписывала какие-то пергаменты, на чем свет стоит ругая де Вилью с его дополнительными занятиями. Одним словом, самый обычный вечер. Если не считать того, что Амалия собиралась потратить его так, как хочется. А зачарование вполне могло подождать и до выходных.

И чем же заняться? Соседки по уши увязли в делах, а из котенка, стремительно превращавшегося в молодого кота, собеседник бы получился не слишком-то разговорчивый. Последнее письмо из дома пришло больше полумесяца назад, и Амалия уже успела выучить его наизусть, хоть в нем и не было ничего особенного – все целы и здоровы. И ничего нового – ни в Эйлсбери, ни в Вудсайд Хаус. Тоска.

Впрочем, помимо соседок, родителей и котенка у Амалии оставался еще один человек, с которым ей было о чем поговорить. И совершенно неважно, что разговор получался исключительно односторонним, а кости собеседника истлели в земле целый век назад. Неизвестный рыцарь из черной книжечки всегда был рад поделиться своими историями. Если бы Амалия хотела, она бы уже давно дочитала дневник до конца – уцелевших страниц в нем осталось не так уж и много. Но то ли дело было во времени, которого вечно не хватало, то ли в какой-то особой магии чернильных пятен, но прочитать хоть несколько строчек у Амалии получалось только в вечера, подобные этому – тихие и сонные, когда можно было не торопясь водить пальцем по пожелтевшим страницам и разбирать корявые буквы. Во всех прочих случаях рыцарь обижался и будто бы специально заляпывал слова чернильными лужицами и отпечатками крупных ладоней.

Амалия вздохнула и отложила дневник. Читать с каждым разом становилось все тяжелее. Нет, дело было вовсе не в корявом почерке – напротив, перо все лучше подчинялось привыкшей к рукояти меча руке, и буквы стали куда ровнее, чем на первых страницах. Но отчаяния стало больше. Похоже, в сердце рыцаря не осталось места надежде или любви – только глухая тоска и бесконечная усталость. И все-таки он шел вперед. Даже когда понял, что теперь никому не может верить. Но разве по силам ему был враг, подобный Матаберу?..

– Опять читаешь про своего ненаглядного владыку? – поинтересовалась Агнешка, отрываясь от свитков. – Интересная сказочка?

– Это не сказочка. – Амалия покачала головой. – Сказки обычно добрые. Иногда – страшные.

– А эта какая?

– Пожалуй, все-таки страшная, – подумав, ответила Амалия. – Но не только. Мрачная и невеселая. Будь я маленькой девочкой, мне бы такая точно не понравилась.

– А там есть про любовь? – Агнешка отложила перо и откинулась на спинку стула. – Про любовь всегда интересно. Даже если ты не маленькая девочка.

– Не знаю. – Амалия провела пальцем по истертому корешку книжечки. – Вряд ли. Тот, кто писал этот дневник, очень несчастный. Он сильный, но мне все равно его жалко.

– Кажется, у красавчика Монтгомери появился соперник, – рассмеялась Агнешка. – Только не говори, что ты втрескалась в какого-то солдафона, который помер полторы сотни лет назад.

Кто как, а Агнешка непременно сводит все… к этому. Но в чем-то она была права. Едва ли Амалия питала к рыцарю из черной книжечки какие-то нежные чувства, но все-таки уже успела к нему привязаться. Достаточно сильно, чтобы иногда представлять его себе. Высокого, широкоплечего – судя по тому, какие у него большие руки. Наверняка уже немолодого, с поседевшими висками и серой щетиной, которую ему некогда было сбривать. С покрасневшими от дорожной пыли и недостатка сна глазами. В иссеченных вражеским оружием небогатых доспехах, которые он едва ли мог снять даже ночью. От строк, написанных его рукой, веяло безысходностью и мраком. Да, пожалуй, Амалии хотелось бы оказаться рядом, чтобы развеять его тоску. Чтобы сказать, что все не напрасно – Ритания все-таки выиграла Осеннюю Войну. Кто знает, может быть, именно благодаря ему. А ведь сейчас уже никто и не вспомнит имени простого рыцаря… Разве это справедливо?

– Надо поискать еще, – решительно произнесла Амалия. – В смысле, в книгах. Про Матабера, про Осеннюю Войну… Вот только где? Крамер точно прогонит нас, Олбани теперь от меня прячется, Торвальдсен уехал, а Кроу вечно занята.

– Вот ведь неугомонная, – фыркнула Агнешка. – Впрочем, ладно. Раз уж тебе так хочется, пойдем.

– Куда?

– В одно весьма гадкое местечко. – Агнешка сгребла свитки в кучу и потянулась за плащом. – Пусть де Вилья со своими рукописями горит в Аду. Мне нужно срочно опрокинуть в себя пару пинт эля, а тебе – послушать непревзойденного знатока старинных баек и прочих загадочных историй.

– Мне уже интересно, – улыбнулась Амалия. – И кто же это?

– Мерзавец. Болван. Пьяница. – Агнешка на мгновение задумалась и продолжила: – Любитель женщин. Оборванец. Бродяга. Одним словом – само очарование. Бедивер Теофилус, курвамать, Уилсон. Дурацкое имя, впрочем, как и его обладатель. Но тебе он представился как Бард.

Агнешка неслась по узенькому мощеному проходу между зданиями так быстро, что Амалия едва могла за ней угнаться. Пышная рыжая шевелюра мелькала где-то впереди – и тут же исчезала за углом, и приходилось чуть ли не бежать, чтобы не потерять ее из виду и не заплутать среди покосившихся домишек с потемневшими, будто бы закопченными стенами. Ну и местечко… Амалия еще ни разу не бывала в этой части Академии, но Агнешка явно ориентировалась в этих бесконечных поворотах и арках превосходно. Уже через пару минут Амалия перестала даже пытаться запомнить дорогу и, подобрав подол платья, просто скакала по камням следом за соседкой.

Приземистое здание с дверью из темного дуба и полустершейся вывеской выросло у них на пути неожиданно.

– Приехали, – торжественно заявила Агнешка. – Добро пожаловать в самое лучшее заведение на территории Академии!

– «Одноглазая фея». – Амалия наконец смогла разобрать намалеванные осыпавшейся золотой краской буквы с завитушками. – Ну и названьице… И это – лучшее заведение? Я думала, здесь только «Вересковый мед».

– Не только. – Агнешка многозначительно подняла палец вверх. – «Вересковый мед» – самое большое. Сама знаешь: обычная харчевня, простенькая и недорогая, но кормят здорово. Туда ходят… да, в общем, все. И там всегда можно раздобыть что-нибудь, даже если у тебя ни гроша в кармане. «Старый рыцарь» куда дороже, так что лично я туда заглядываю нечасто. Там собираются богатенькие наследники вроде нашей маркизы Саффолк и большая часть профессоров. Светло, чисто и невыносимо скучно. В общем, если ты хочешь посидеть в по-настоящему хорошей компании – выбор очевиден. «Одноглазая фея» – более темного и злачного места не найти!

– М-м-м… нам вообще стоит туда идти? – осторожно поинтересовалась Амалия, когда Агнешка ухватилась за дверную ручку. – Темное и злачное место?

– Почему нет? – Агнешка пожала плечами. – И вообще, кто из нас двоих тут дева-воительница?

– Хотела бы я в это верить, – пробормотала Амалия, ступая в темноту трактира следом за соседкой.

Вопреки ожиданиям, внутри «Одноглазая фея» оказалась не такой уж и пугающей. Здесь действительно было темно, но мягкий полумрак скорее внушал ощущение уюта, чем опасения. В огромном камине весело плясал огонь, на котором, похоже, жарилось что-то вкусненькое. Рот Амалии наполнился слюной – ведь она с самого завтрака ничего не ела, а книги и гонка за Агнешкой и вовсе выжали из нее все соки.

– Возьму яичницу с беконом, – произнесла Амалия вслух. – Из двух… нет, трех яиц!

– К черту яичницу! – Агнешка призывно замахала рукой из-за стола, стоявшего в глубине трактира. – Возьмем рульку и четыре кружки эля. Сидеть нам придется долго!

Никто не обратил внимания на новых посетителей. Помимо пары стражников в кожаных доспехах и с алебардами да скучавшей в углу за чашкой дымящегося напитка немолодой женщины, в трактире больше никого не было. Впрочем, ничего удивительного – уже вечер, и большая часть студентов или готовится ко сну, или заседает в «Вересковом меде». Амалия глотнула из стоящей прямо перед ней тяжелой глиняной кружки. Эль оказался холодным и неожиданно сладковатым – совсем не таким, как тот, что подавала Берта. Амалия чуть ли не залпом опустошила почти треть кружки и руками оторвала кусок от дымящейся рульки, нимало не заботясь об отсутствии вилки.

– А здесь не так уж и плохо, – пробубнила она, прихлебывая эль. – Вполне милое местечко. Уж точно куда интереснее нашей комнаты.

– Ага, – кивнула Агнешка. – Ладно, не зевай. Представление скоро начнется. И надень капюшон, не будем смущать нашего птенчика раньше времени.

– Откуда ты вообще его знаешь? – Амалия поплотнее укуталась в плащ. – Он учится здесь? Я ни разу не видела его в Доме Четырех Стихий.

– Раньше учился, – пояснила Агнешка. – Вылетел с третьего курса. Не представляю, как можно настолько достать старину Эла… но у Барда получилось. Родни у него никакой нет, так что он просто взял и остался в Академии. Бренчит на лютне, клянчит монеты на эль и вино, втихаря таскает пироги у Берты и соблазняет наивных первокурсниц. Коннери каждый месяц собирается вышвырнуть Барда из Замка, но, похоже, ему лень этим заниматься.

– Занятный юноша, – усмехнулась Амалия. – Впрочем, какой-то особый Дар у него точно есть. Я чуть не… ну, в общем, прямо там, в Дозорной Башне, в самый первый день, помнишь?

– Не ты одна. – Агнешка скривилась. – Впрочем, не могу сказать, что так уж сильно жалею. Кое в чем мелкий пакостник действительно неплох. И я сейчас не про игру на лютне, как ты догадываешься. Хотя и бренчит он отменно.

Амалия понимающе хмыкнула. Хватило бы ей самой смелости вот так признаться соседке, если бы той ночью Бард довел дело до конца? Агнешку определенно не заботила непорочность – главное и зачастую единственное богатство девушки благородного рода. Но это ее нисколько не портило. Отец и мать точно не одобрили бы подобную компанию, но Амалия знала Агнешку достаточно хорошо и не сомневалась: как ежик прячет за острыми колючками мягкое беззащитное брюшко, так и Агнешка прятала за дурными манерами и склочным нравом самое доброе и преданное в мире сердце. Не говоря ни слова, Амалия обняла соседку и чмокнула прямо в торчащее из-под огненно-рыжей шевелюры ухо.

– Полегче, леди Фалмут, – фыркнула та. – Приберегите нежности для Алекса Монтгомери. Смотри, народ потихоньку собирается. Скоро начнется.

Двери трактира распахнулись, и внутрь, непрерывно щебеча, влетела стайка девушек. То ли второкурсницы, то ли студентки постарше. Часть новоприбывших разделила стол с одинокой дамой, а ввалившиеся вслед за девушками юноши в длинных разноцветных мантиях отодвинули здоровяков с алебардами к стене, заняв все лавки. Только что чуть ли не пустовавший трактир оказался набитым под завязку за считаные минуты. Впрочем, Амалию это уже совершенно не смущало. Эль был прохладным, но от него по всему телу разливалось блаженное тепло. И даже чей-то локоть, врезавшийся под ребра, уже почти не причинял неудобств.

– А вот и наш дружок, – прошептала Агнешка, заправляя под капюшон непослушные волосы. – Дождемся нужного момента и возьмем его за…

Это действительно был Бард – даже в полумраке трактира Амалия без труда разглядела знакомые сапоги и синее одеяние с алым поясом. Он не спеша прошелся между столами и направился куда-то к камину. Увидев Барда, парни в мантиях что-то радостно завопили и принялись стучать кружками по столам. Тот поприветствовал каждого, с явным удовольствием принимая знаки внимания вроде дружеского похлопывания по плечу или серебристых искорок, которые студенты заставляли кружиться в воздухе у него на пути.

– Благодарю, благодарю вас, друзья мои! – Бард раскланялся во все стороны. – Самому мне больше нет места на предстоящих экзаменах, но мое сердце радуется за вас… А хотя, какого черта?! Вы в полной заднице, господа! На втором курсе Коннери прикончит всех, кого не трахнул де Вилья!

Последние слова Барда были встречены аплодисментами и одобрительным ревом. Коннери и де Вилья явно пользовались среди студентов не самой приятной репутацией. Но стоило говорить об этом так прямо? Впрочем, Барду терять все равно больше нечего.

– К дьяволу де Вилью! – крикнул кто-то из парней. – Давай песню!

– Песню? Ну, я даже не знаю, – притворно засмущался Бард. – Я еще не настраивал лютню… Я собирался в город…

– Ну уж нет, без песни мы тебя не отпустим! – завизжала девушка в алой мантии. – Песню!

– Песню! Песню! – подхватили все, наперебой предлагая названия, из которых Амалия могла вспомнить едва ли четверть. – «Песочного человека»! «Дым над водой»!

– Нет, лучше «Сестру» или «Доминион»! – кричали другие. – Давай!

– Ладно-ладно! – рассмеялся Бард. – Будет вам песня. Итак… – Он поднял руку вверх и снова заговорил, только когда в трактире воцарилась тишина: – Баллада о благородном сеньоре де Вилье и хитроумной красотке из города Шеттл, написанная вашим покорным слугой!

Первые звуки лютни потонули в восторженных криках и звоне кружек, но потом студенты успокоились и принялись слушать балладу уже молча. Бард еще несколько раз пробежался пальцами по струнам, прежде чем начал петь.

– Он что, написал балладу про де Вилью? – Амалия потянула Агнешку за рукав.

– Еще какую! – зашипела та в ответ. – Тсс-с! Слушай, все пропустишь. Это просто огонь, а не баллада. Обожаю ее.

Да уж, похоже, часть повествования Амалия действительно прослушала, потому что дальше в балладе речь шла уже вовсе не о сеньоре де Вилье. Судя по улыбкам на лицах юных магов, песня Барда явно не представляла собой трагическую историю о любви или подвигах. Да и мотив… Бард все быстрее перебирал струны лютни и уже принялся притопывать ногой в такт. Мелодия была простенькая, но заводная – под нее хотелось танцевать. Амалия решительно растолкала плечами других гостей, уселась поудобнее.

Ну вот, опять прослушала куплет! Амалия недовольно морщилась и изо всех сил напрягала слух, пытаясь связать части баллады воедино. Но это было почти невозможно – раззадорившиеся второкурсники, уже не раз слышавшие эту песню, принялись хором подпевать, периодически сбиваясь или коверкая слова так, что их едва можно было разобрать.

Амалия вспыхнула, но не смогла сдержать смеха. Понять скабрезный смысл песенки было несложно, тем более что парочка второкурсников принялась активно изображать жестами тот самый «магический посох», который, если верить словам баллады, у профессора де Вильи был каких-то совершенно фантастических размеров…

Эти строки весь трактир ревел хором. Как и следовало ожидать, конец истории о сеньоре де Вилье и девицы из Шеттла по имени Мэри-Мэй оказался печальным – для профессора де Вильи, разумеется. Но ни капельки сочувствия со стороны студентов это не прибавило – судя по куплетам из самого начала баллады, профессор по оккультным наукам отличался дурным нравом и был тем еще тираном и деспотом, выжимавшим из юных магов все соки. Бард изящным движением вспорхнул на стол, стоявший ближе всех к камину, и продолжил петь, ловко приплясывая между кружками. Ему рукоплескали все.

Последнюю строчку Бард почти выкрикивал – несколько раз подряд, под оглушительные хлопки и звон кружек.

– Проклятье, – выдохнула Амалия, отсмеявшись. – Вот уж действительно – баллада. Интересно, это все правда? Про де Вилью и ту девчонку?

– До последнего слова, – подтвердила Агнешка. – Старый кобель известен своими амурными похождениями. Так что будь с ним поосторожнее.

Двое второкурсников чуть не подрались, выясняя, кто из них угостит Барда элем, но тот быстро успокоил их, пообещав с превеликим удовольствием выпить одну, две или сколько угодно кружек, особенно если кто-нибудь позаботится о закусках. Публика не возражала, а взамен требовала только одного: песен. Бард исполнил еще несколько баллад, среди которых попадались вполне приличные, но потом окончательно выдохся и набросился на еду, прерываясь лишь для того, чтобы шепнуть что-то на ушко смазливой девице, сидевшей с ним рядом. Судя по тому, как та млела от каждого его слова, Дар Барда отлично действовал даже в битком набитом трактире, причем безо всякой лютни. Через полчаса почти все студенты разошлись, оставив их с новой подружкой наедине.

– Неужели у него получается? – Амалия негромко захихикала. – Со стороны выглядит до невозможности глупо.

– Увы. Даже умнейшие женщины – вроде нас с тобой – иной раз падки на мерзавцев и ничтожества. Ладно. – Агнешка чуть отодвинула скамью и встала. – Мне жаль портить столь очаровательную сцену, но не будем ждать, пока Бард потащит девчонку на сеновал.