Глава 19,
в которой принцесса отказывается целовать жабу
Когда противоестественно резко, словно одеяло набросили, сгустился туман, Виола чуть не взвыла.
Вот же денек! Нет, погулять по лесу – это прекрасно, особенно если рядом с Доном, но делать это в промозглую сырость, да еще на ночь глядя, а главное – не по доброй воле, а потому что учителя так решили?
Да еще и туман этот. Сырой, промозглый, забирается под куртку, бр-р-р-р!
Хотя… отличный повод взять Дона за руку. А если он удивится – сказать, что боится заблудиться в незнакомом лесу. В конце концов, быть своим парнем – дело хорошее, и нравится ей куда больше, чем «этой странной девчонкой», как было в прежних школах. Но хочется же, чтобы он наконец посмотрел на нее не только как на друга…
– Киллер, держись ближе!.. – послышалось ровно в тот момент, когда Виола потянулась к нему через туман.
Послышалось – и словно утонуло.
– Дон? – позвала она, так и не найдя его рядом; стало не на шутку страшно. – Эрик?!
В этот момент рука что-то нащупала, что-то шершавое, грубое, твердое и совершенно точно неживое. Виола обмерла от ужаса, и только через секунду сообразила, что это просто кора дерева.
Вот ведь дурища! Дерева испугалась! Еще бы плакать начала: папа, забери меня отсюда, вот бы было позорище. Тьфу!
Дерево отчетливо издевательски заскрипело. Тоже, наверное, над ней смеется. Ну и правильно, пусть смеется, а мы сейчас фонарик… со светом и Дон найдется, и Эрик, и все остальные тоже.
С фонариком стало еще хуже. Размытый, желтоватый, какой-то болезненный свет выхватывал из тумана жуткие корявые силуэты, похожие то ли на карликовые деревья, то ли на уродливых животных, и казалось, что они приближаются! Окружают, подкрадываются, сжимают кольцо…
Да нет, уже не кажется! Вот это, корявое и разлапистое, определенно было дальше!
«Allume le feu, Viola», – шепнула память отцовским голосом.
Огонь? Ну да, конечно, огонь! Все хищники боятся живого огня, и если верить легендам – вся нечисть тоже!
Зажигалка, где-то должна была быть зажигалка…
Виола зашарила по карманам, под руку попадалась совершенно ненужная ерунда: ключи, мобилка, монетка, смятая бумажка, перочинный ножик, потерянные пару дней назад запасные перчатки… Да где же эта проклятая зажигалка!!
– Де-евочка, – мерзко растягивая «е», протянул один из этих, корявых и скрипучих, подобравшихся совсем близко. – Тебе мама не говорила по ночам в лес не ходить?
И залился дебильным хохотом, разевая лягушачью пасть и хлопая себя лапами с перепонками по животу.
Пальцы наконец наткнулись на гладкое и прохладное. Нашлась! Ну, держитесь, сейчас я вам устрою экстремальное файершоу!..
Виола выхватила зажигалку – но какое-то склизкое щупальце метнулось к ее руке – и она тут же пропала в лягушачьей пасти. Хлюпнуло, чавкнуло, скрежетнуло на зубах… и корявый выплюнул остаток зажигалки, не пришедшийся ему по вкусу.
– Ай-ай-ай, девочка, не играй с огнем!
Новый взрыв хохота – показалось, хохочет весь лес. Кусты, деревья, туман – все смеялись над ней!
Что-то скользнуло по ноге. Захлестнуло щиколотку петлей, сжало – словно попробовало на вкус. Что-то, ветка – а может, и лапа, – дернуло за волосы. Потащило ближе к нечисти. Еще минута – и ее просто сожрут вслед за зажигалкой!
Нет-нет, не паниковать, только не паниковать! Надо попробовать отступить… разумное отступление не есть бегство! Вот сейчас топнуть ботинком по щупальцу-петле, вырвать ногу и отступить!
Она попятилась, не отводя глаз от светящихся гляделок-гнилушек того, кто выбил ее зажигалку. Он, наверное, был здесь главным. И еще попятилась. И еще…
А потом прямо из-под ног что-то метнулось, едва не сбив на землю.
И – сердито затявкало. Тоненько, но очень грозно.
Виола замерла, опустила взгляд и едва не засмеялась в голос.
Истерически.
Страшную корявую нечисть упоенно облаивал щенок. Белый, пушистый, с торчащими ушками и хвостиком-колечком. А нечисть, странное дело, тоже замерла. В недоумении? Или отчего-то еще?
В лае вдруг отчетливо прозвучало: «Пр-р-р-р-рочь! Сожр-р-р-р-ру!» – жутко знакомым голосом. Голосом Эрика! Эрик-щенок? Как так может быть?
Да это болотный газ! Я им надышалась, и у меня галлюцинации. Поэтому чудовища. И щенок. А раз так – нечего их боятся, корявых! У вас тут газ, а у нас – Дракон, вот! Моего папу зовут Драконом, а еще у меня есть ручной волк Рауль! И сама я – дочь Дракона, настоящая принцесса! Еще не хватало, чтобы принцесса бегала от каких-то коряг и лягушек-переростков!
Не дождетесь!
И щенка не получите, это мой щенок, нечего его тут пугать!..
Виола сжала кулаки и шагнула вперед. Прямо на корявого.
– Пошел вон! – уверенно, как папа учил разговаривать с собаками, приказала болотной твари и, быстро наклонившись, подхватила щенка под теплое меховое пузико. Тот тихонько вякнул и смешно задергал лапами. – Не бойся, маленький. Эти твари нас не тронут. – Она перевела взгляд на так и замершего в паре шагов от нее корявого; остальные попятились и растворились в тумане. – Вон, я сказала. И убери туман.
Корявый чуть отступил и как-то неуловимо изменил позу, так что больше не казался угрожающим. Наоборот, стал похож на нищего попрошайку с картин в папином музее.
– Щенка отдайте, зачем вам щенок? – проскрипел он жалобно и потянулся лапой-веткой с растопыренными пальцами. – Зверь грязный, шумный… хоть его, а? Ку-ушать хочется, добрая госпожа!..
Вот наглая тварь! Щенок меня защищал, не испугался, даром что маленький и смешной, а ты его сожрать хочешь?! Не дождешься, Морена своих не предают! Даже если вас целое болото, а я тут одна! Но грубить мы не будем. Поймут, что боюсь, – бросятся, папа так говорил, когда учил дрессировать собак. В конце концов, вряд ли зубастая коряга так уж сильно отличается от бультерьера. Значит, спокойно и уверенно:
– Это моя собака. Убери лапы. Проведешь меня к лагерю и будешь вежлив, дам бутерброд с колбасой.
Болотная тварь сверкнула глазами-гнилушками, быстро облизала рот зеленоватым языком и склонила голову набок.
– Добрая госпожа… кусочек бы?.. – увидев, что Виола хмурится сильнее, тварь уточнила: – Колба-аски! Хлебушка!
– Дойдем – получишь. И туман убери, мокро.
Не то что ей было жаль бутерброда прямо сейчас, но если зверюге хоть раз позволить сесть себе на шею, потом не сгонишь. Не поймет. Если хозяин разрешил грызть один тапок, значит, всю обувь можно!
– Да, добрая госпожа, сейчас-сейчас… – забормотал болотник, делая какие-то странные пассы лапами.
У Виолы появилось подозрение, что ее дурят, но здесь уже собачьи методы воспитания не годились, а другие она еще не освоила. Потому просто ждала спокойно, пока закончится веткомашество – и с удивлением поняла, что туман рассеялся. То есть, наверное, опал. Он снова стелился по земле, а сквозь редкие сосны светила круглая желтая луна. Кажется, эта луна загипнотизировала щенка, потому что он совсем затих у Виолы на руках и только сонно моргал на эту самую луну.
– Извольте следовать по тропе, добрая госпожа, – почти нормальным человеческим голосом сказал болотник и стал уменьшаться, уменьшаться… через секунду крупная жаба квакнула и совсем утонула в тумане, а сам туман между деревьями рассеялся окончательно, оставив лишь слабо светящуюся полоску-дорожку.
Что ж, лучше дорожка, чем общество страсти-зубасти. Щенка ему! Вместо колбаски! Ну и гадость же примерещилась.
Виола передернула плечами, покрепче прижала к себе щенка и пошла по дорожке к болоту – за деревьями уже виднелся просвет и, кажется, даже мигал отблеск костра.
Идти было легко, костер приближался совсем быстро, словно под ногами было не болото, а самодвижущаяся дорожка аэропорта. И Виола позволила себе расслабиться. Тут же почувствовалась усталость, захотелось есть, и пить, и присесть, и уткнуться в чье-нибудь крепкое плечо – желательно Дона. Хорошо бы он уже был в лагере… наверняка уже в лагере! Он же говорил, что на Посвящении никогда не случается ничего страшного. Ни с кем. Только почему-то, когда поднялся туман, она об этом забыла.
Она так задумалась о Доне и Посвящении, что совершенно забыла про щенка на руках. А он вдруг проснулся, извернулся и свалился на землю.
– Малыш, ты куда?.. – Виола попробовала его догнать, но куда там! Пушистый белый комок мигом укатился в кусты и пропал, даже не тявкнул.
Оставалось только надеяться, что щенок прибьется к людям, а не потеряется в лесу.
Зато без щенка на руках она пошла быстрее и уже могла различить знакомые голоса: Маринка о чем-то спорила с Лизкой, Кир мурлыкал под гитару из «Арии», командовал установкой палаток Твердохлебов… а голоса Дона не было, и от этого как-то даже взгрустнулось.
– Киллер! Ну, наконец! – тут же послышалось из темноты. Дон сгреб ее в охапку и потащил к лагерю. – Я тебя обыскался! Думал, последним буду, уже шашлык готов, чуешь?.. Давай, пошли скорее, пока все не слопали!
Виола радостно прижалась к Дону и позволила тащить себя дальше. Вот теперь, когда его можно было потрогать и убедиться, что он настоящий, а не еще один глюк этого проклятого болота, все стало совсем хорошо… ну, почти.
– Я есть хочу ужасно! А ты щенка не видел? Представляешь, выскочил щенок, прямо на меня, а потом сбежал…
Дон как-то странно на нее покосился и покачал головой:
– Щенка не видел. Зато здесь до фига какого-то левого народу, Твердохлебов говорит, его коллеги. Вон, смотри, у костра!
У костра в самом деле толпились незнакомые люди – мужчины, женщины и нечто волосатое неопределенного пола – и радостно галдели наперебой со студентами. Кто-то из «ведьм» уже обнимался с чужой девицей, одетой в короткое платьице, совершенно не подходящее к месту и погоде. А за этой парочкой Виола углядела белобрысую макушку.
– Эрик! – Виола помахала ему рукой, так и не отлепляясь от Дона: рядом с ним было теплее, безопаснее и вообще хорошо.
Эрик тоже их увидел, просиял и пошел навстречу, сгреб в охапку сразу обоих.
– Ура, Киллер нашелся!
Виола пихнула его в бок, мельком подумав: здорово все же с ребятами! Легко и просто! И никаких тебе косых взглядов на странную девчонку, гоняющую на байке, и никаких «девчонка не поймет, при девчонке неловко». Киллер поймет, Киллер – свой парень.
Тут же откуда-то появились Витек и Ромка, наперебой стали рассказывать о новых учителях. Оказывается, все эти незнакомые люди – сотрудники местного заповедника, давние знакомые Твердохлебова и ведут практические занятия.
– То есть он обещал все рассказать подробно, когда все соберутся, – уточнил Эрик и тоже как-то странно на нее посмотрел: удивленно и смущенно.
Чего это он? Нос, что ли, в тине?
Виола вспомнила о жабокоряге и передернулась. После этой мерзости легко можно на себе пиявку найти, не то что тину! Пожиратель щенков!
Но все равно опустила взгляд на свою куртку – и увидела на ней оставленную щенком белую шерсть. Но почему Эрик на эту белую шерсть так смотрит?
– Шашлык! – быстренько перевела она тему. – Я чую запах шашлыка! Надеюсь, он не из лягушек?
Ребята рассмеялись с явным облегчением. Похоже, разговаривать о шашлыке всем было проще, чем вспоминать дорогу сюда.
Не смеялся только Витек. Он вообще был какой-то подавленный, как будто только что получил страшную новость. А он ведь и про учителей не рассказывал! Ромка с Эриком – взахлеб и наперебой, а Витек ни слова… и ни на кого не смотрит, только на перебирающего струны Кира, тоскливо и виновато.
Да что это с ним?
А Кир, наоборот, выглядел довольным и умиротворенным, словно светился изнутри. Вот ему сейчас совершенно было начхать на чье-то внимание, на странности – ему просто было хорошо. В отличие от Ромки: тот все суетился, работал на публику, нарочито веселился. На контрасте с Киром выглядело особенно жалко.
И только когда Кир закончил песню и поднял взгляд на Виолу и Дона, она заметила еще одну странность.
Шрамы.
Четыре параллельных полосы на щеке, выпуклые и розовые. Пару часов назад их не было в помине!
Она не удержалась, спросила:
– Кто тебя так?
Кир тронул щеку, потом удивленно посмотрел на свои пальцы, словно ожидал увидеть на них кровь. И в самом деле, кровь-то была – на воротнике свитера, на куртке. Немного, и казалось, ее стерли еще свежую.
– Один хороший человек. – И улыбнулся. – А вы долго. Будете чай? У меня тут в термосе горячий.
Положив гитару, он отвернулся копаться в рюкзаке, а Виола внимательно вгляделась в Витька. Тот молча придержал гитару, чтобы не свалилась с бревна, и помрачнел еще больше. Может быть, это он оставил Киру шрамы? Но как? И почему шрамы? Ничего не понятно.
Как раз когда Кир протянул Виоле кружку с чаем, послышался зычный голос Твердохлебова:
– Господа студенты! Прошу тишины и внимания!
Виола обернулась – вместе с Доном и ребятами, успев подумать только, что Твердохлебов зря носит свой тренерский свисток. Все равно ж никогда им не пользуется.
К физруку тем временем подошли все незнакомцы, а с ними и свои же учителя: Филька, Эльвира, Гремлин с Интригалом, Дорф… чуть не вся школа!
– А теперь, господа студенты, я представлю вам ваших будущих педагогов, чтобы вы могли пообщаться в теплой дружеской атмосфере и выбрать себе на следующий семестр специальные дисциплины. Начнем с прекрасных дам. Прошу вас… – Твердохлебов подал руку белобрысой девице в коротеньком платье и помог вспрыгнуть на бревно. – Мавка Василиса Петровна, будет вести практические занятия по природоведению, обязательные для всех, и факультативные курсы прикладной ксенопсихологии.
Девица со странной фамилией одарила студентов томной улыбкой и повела плечами так, что Виоле захотелось в нее чем-нибудь бросить. Потяжелее. Чтоб не путала студентов с клиентами!
Следующей была почти такая же девица, только брюнетка и накрашена еще ярче.
– Навка Алеся Петровна, спецкурс травоведения для биологов и спецкурс защиты…
– …от темных искусств, профессор Локонс, – буркнула Виола под нос: Навка понравилась ей еще меньше Мавки.
А Твердохлебов прервался, глянул на нее, а вслед за ним обернулись и все остальные:
– Морена, вы все правильно поняли, я рад. Алеся Петровна ведет именно спецкурс защиты от ночных хозяев в природных условиях. Для класса «А» занятия обязательны.
Щеки запылали. А Навка подлила масла в огонь, помахав ей рукой и одарив ослепительной улыбкой:
– Надеюсь, мы подружимся!
– Непременно! – ответила Виола такой же ослепительной улыбкой. Не проваливаться же сквозь землю от неловкости.
От еще нескольких фамилий и названий спецкурсов у Виолы волосы встали дыбом. Водянов, который преподает плавание, спасение на водах и язык речных обитателей? Вольф – учит дрессировке собак, медитации и дает тренинг по стайной психологии? Лель ведет этику и психологию межвидовых отношений и семейной жизни, а для особо одаренных – класс духовых музыкальных инструментов?
А вот когда на бревно шагнул Сенсей, Виоле стало жуть как любопытно. Неужели она наконец узнает его фамилию? Или хотя бы имя?
Не тут-то было.
Сенсея так и представили как Сенсея. И спецкурс он вел по криминалистике – вдобавок к единоборствам, фехтованию и городской географии.
У Виолы совсем голова пошла кругом. Не столько от Мавок, Навок и Кикимор, сколько от совершенно спокойной на это реакции студентов. Розыгрыш? Хеллоуин на месяц раньше? Но слишком все серьезно для розыгрыша, да и что-то никто не смеется.
– Дон, – тихо спросила она. – Это нормально, да?
Дон обернулся, посмотрел задумчиво.
– Теперь понятно, почему никто не рассказывает. В собачку Баскервилей поверить проще. Интересно…
Что интересно, Дон не договорил, потому что Твердохлебов повысил голос, глядя строго на них.
– А теперь наш уважаемый мэтр Валерий Сергеевич Болотников!
На бревно вспрыгнул богемного вида мужчина – светловолосый, высокий, с фотокамерой на груди. Улыбнулся Виоле и даже помахал ей рукой.
Понравилась она ему, что ли? И когда разглядеть успел!
Судя по недовольным взглядам одноклассниц, они тоже решили, что понравилась. И оценили по достоинству стильные драные джинсы и дорогие часы, выглядывающие из рукава нарочито небрежного свитера.
– …ведущий спецкурсов по выживанию в дикой природе, ориентированию на местности и северному фольклору, – продолжал Твердохлебов. – Также господин Болотников ведет факультативные занятия по фотографии истинной сути, но подробнее об этом вы узнаете на третьем курсе.
Девчонки разочарованно выдохнули. Похоже, на спецкурс по фотографии собирались записаться все скопом и прямо сейчас.
Все, кроме Виолы. Пусть девчонки охмуряют господина Болотникова, а ей хватит Дона. Особенно пусть Маринка займется преподом, тем более она на Дона обижена, ей не до него, и вообще. Без нее неплохо. А пока самое время съесть, наконец, бутерброды, а то в животе уже бурчит. То ли у нее, то ли у Дона, то ли у обоих сразу. Вот почему шашлыком пахнет, а есть его до сих пор не дают?
Пока Твердохлебов еще что-то говорил об очередном предмете, Виола достала из рюкзака бутерброды, один протянула Дону, а второй уже собралась откусить сама, но тут над ухом раздалось вкрадчивое:
– Надеюсь увидеть вас на моем спецкурсе.
Виола вздрогнула и обернулась.
Ей улыбался господин Болотников. Милейшим образом улыбался, только глаза у него светились. Как гнилушки.
– Э… непременно… – ответила она, отступая и упираясь спиной в Дона.
– И смею напомнить о вашем обещании…
Виола застыла, судорожно пытаясь сообразить, когда это она успела ему что-то обещать, если в первый раз видит?
А господин Болотников улыбнулся еще шире, так, как человек улыбаться не может, и показал глазами на бутерброд.
– Я же был вежлив. Ведь вы не в обиде на ту маленькую шутку и передадите вашему многоуважаемому батюшке мое глубочайшее почтение?
На миг Виоле показалось, что зеленый свитер превращается в кору, между пальцев ухоженных рук прорастают перепонки… и тут, наконец, до нее дошло.
Все было по-настоящему.
Болотная нечисть, мавки и водяной – здесь.
Русалки и оборотни – дома.
Сказка, в которой она жила, приезжая в отцовский замок в Лиможе, – такая же реальность, как школа в Петербурге, как это болото. Как руки Дона, обнимающие ее сейчас. Как болотный дух, которому она обещала бутерброд.
– К… конечно, я передам отцу. И вот ваш бутерброд, господин Болотников. Благодарю вас.
Болотник принял из ее рук бутерброд как величайшую драгоценность и поклонился.
– Это большая честь для меня. Ваш покорный слуга.
Прозвучало так, что Виола поверила – да, покорный. Да, слуга. И да, ее отца называют Драконом не просто так.
О боже…
– Ну ты настоящий сеньор Морена, – хмыкнул Дон, когда болотный дух развеялся туманом. Вместе с бутербродом.
Виола чуть не спросила, почему вдруг сеньор? Дон что, настолько привык, что она – свой парень, что уже и девушку в ней не видит? Обидно же. Когда ребята зовут Киллером – хорошо и правильно, а вот Дон… с Доном все иначе…
Но обидеться не успела: перед ее носом оказалась половинка бутерброда, отданного Дону.
– Держи. И пошли добывать шашлык. И сбитня выпьем. Слышишь, эта, как ее, Мавка орет про сбитень?
В груди потеплело, и Виола невольно улыбнулась. Подумаешь, подразнил немного, он же… ну… по-дружески! Не на что обижаться. Болотников ляпнул про слугу, вот Дон и того! Сеньор такой, ага, ловит вассалов в болоте.
– Слышу, – кивнула она, и прижалась к Дону плечом, и довольно выдохнула, когда он ее обнял. По-дружески, да. – Идем к костру!
Там, у костра, Мавка наливала всем желающим горячий сбитень, Лель играл на рожке лихую плясовую, Болотников чуть в стороне изо всех сил очаровывал двух девчонок-биологов…
Чудное все-таки место – болота в лунную ночь!
