Сидим в зале. В тёмном зале ресторана. Средь веселья и обмана. Но никому не весело.

Нас – шестеро, что числятся выжившими. Не весело – не только от потерь. Полное истощение – и магическое, и истощение всех жизненных сил – не могут устранить никакие Маги-Лекари. Малоприятная штука. А, кроме того, это прощальный ужин.

Мы уходим из этого города. Свист и мечник отказались покидать родной город, насовсем. А мы не планируем сюда возвращаться. А девочку мы не берём с собой. Настоятельно рекомендуем ей – учиться. И даже предлагаем денег, если ей не хватит. Нет, конечно, не за столом. Всё обговорили наверху, в «номерах».

Сотню золотых и выручку от реализации трофеев поделили по Кодексу наёмников – поровну меж всеми, кто вышел на задание. Да-да, осквернённые накопители тоже пришлось продать – я допустил ошибку в «мультике», засветил камни. И надо было – или продавать их и делить деньги, или выплачивать долю золотом. А нам показывать свою состоятельность – не с руки. Да и пусть. Я уже выяснил, что моя Печать Чистоты не изгоняет Тьму из накопителей. Беда!

Договорились, что мы нанимаем Свиста и Жила, так зовут мечника, на разовое задание – сопроводить девочку до школы.

– Учись, дочка, лечить, – говорю я, – и мы тебя найдём. Сама видела, что уметь убивать – не самое важное. Не дать умереть – важнее.

Полное истощение вернуло мне облик старика. Потому слово «дочка» воспринято как должное.

Олег высыпает на стол звездочки. Привычные – мне и ему, но необычные – местным. Простые красные звёзды. Почти – простые. Олег заказал их ювелиру ещё в тот день, когда мы зарегистрировали нас как «Красную Звезду». Я такую, ну, почти такую, звёздочку носил на лбу, идя в бой, там, на Земле. Олег объясняет значение этого символа – сочиняя на ходу новые легенды Мира.

Я, с неожиданным для самого себя, почтением беру этот символ ушедшей эпохи и пытаюсь прикрепить его на собственный шлем. Тут без пайки – не обойтись. Надо искать мастерские. Или магов. Огня, земли – может быть. Черт!

– Свист, ты же можешь создать маленькую молнию? – спрашиваю я.

– Ты что, сварку хочешь попробовать? – удивляется Олег.

– А чё нет-то? – удивляюсь я.

– Ну-ну! – качает головой Олег. И оказывается прав. Через полчаса и я махнул на эту идею обожжённой рукой, роняя расплавленную звездочку, под смех всех присутствующих.

Но звёзды разобрали. А что не брать-то? Рубиновые лучи оправлены в золото. Не просто – символ, а – красиво. И ювелирно. Дорого.

Олег не стал их предупреждать, что провёл какую-то магическую манипуляцию с этими звёздами. И теперь они как гостевые амулеты – маячки. По этим звёздочкам мы и сможем найти этих людей. Если нам они потребуются. Технология старая, отработанная.

Не знал, что Олег владеет ещё и этим. Ну, у всех есть свои секреты. Но зарубку на память поставить. А лучше – на носу.

– Олег, можно тебя на секунду, – зову его в свой номер.

Ужин закончился, день – тоже. Надо отдохнуть, и завтра – в путь.

Олег – не зря друг мой. Сразу почуял, что его ждёт, но зашёл. Бью его. Сильно. Жёстко. В нос. По-дружески – со всей полноты чувств.

– Саня! – сипит Олег, блокировав боль. – Ты мне нос сломал!

– Я тебя просил – не играй со мной? Просил? – спрашиваю, беру его за подбородок пальцами левой руки, разворачивая его лицо к себе и хватаю пальцами правой за сломанный нос, из которого бежала кровавая юшка.

– Просил, – соглашается Олег, – но, Саня, так получилось…

Я вправляю нос, накладываю Печать. И – бью лбом. Опять в нос. Опять – ломая и обратно вправляя. Я настолько злой, что сумел снять его, Олега, блокировку боли. Пусть почувствует, как мне больно!

Утром мы покинули этот, довольно зажиточный, город.

Когда шпили башен города скрылись за холмами, спрашиваю:

– Куда теперь?

Олег светит фингалами, молчит. Нос я ему починил. А синяки сами сойдут.

– Нам бы, как ты говоришь, а – «потеряться», – отвечает, с усмешкой, Ястреб, – потому – не важно.

– А потом?

– А потом – суп с котом, – бухтит Олег, сдёргивая цепь Наёмника и красноречиво показывая на неё глазами. Врёт!

Хотя! В подземелье мы спустились без этих цепей? Да. И моих мальчиков он телепортировал к жене – без цепей. Я снимаю цепь.

– Надо Мага жизни найти, – говорит Ястреб, – эта повязка тебе не идёт, старик.

Это он мне. Левая глазница у меня, как у Кутузова, перекрыта чёрной повязкой. И левая глазница шлема заклеена чёрной кожаной латкой. Изнутри.

– И доспехи надо починить. Раз уж наш кузнец отдал Создателю душу, – продолжает Ястреб, снимая цепь с себя.

Олег достал какой-то тубус. Мы ссыпали цепи в него.

– Артефакт? – интересуюсь.

Олег – кивает.

– Сколько будем проверять Марка? – спрашиваю. – Всё чаще думаю, что спец с его способностями нам будет не лишним.

Ястреб пожимает плечами. А Олег говорит:

– Моя Нить держит его ещё километров сто. Но я уже не могу слышать его. Только ощущать его эмоции. Пока никуда он не побежал с докладом. Или он очень хитрый шпион, или не при делах. И эмоции его – сплошь – мрак. Он на грани самоубийства.

– Настолько слабак? – удивился я.

– Он ещё молод, – пожимает плечами Олег. – И вся его жизнь – сплошная травля. Мы ему дали надежду, а потом – прогнали. Нет ничего хуже, чем такие перепады настроений – от радости, что он, наконец, нужен кому-то, до очередного изгнания. Знаешь, как это выглядит с его стороны? Мы им попользовались. И ещё и объявили его погибшим. Отобрали его жизнь и имя. Пусть жизнь эта была мрачной травлей, а имя – проклято, но это – его жизнь и его имя!

– Настолько всё безнадёжно? – удивляюсь я.

– Давай, покажу, – Олег берёт мою руку. Мы – закрываем глаза. И я почувствовал.

– Быстрее! – пришпорил я коня. – Он нарывается на драку и смерть!

Но тут же осадил коня:

– Сто кэмэ! Не успеть!

Олег достаёт флакон с кровью. Отпил. Глаза его стали, как у вампира.

– Так ты меня нашёл? – спрашиваю, усмехнувшись.

Олег кивнул. Я сам дал ему мою кровь, случайно порезавшись китайским швейцарским ножом, а потом – отдав нож Ястребу. Так – случайно или «случайно»? У самого голова кругом, от этих совпадений.

Ястреб крутится по сторонам. Зачем? У нас же есть гоб.

– Псина, – спрашиваю я, – есть кто разумный рядом?

– Никого. Там – есть, но они на нас не смотрят. Друг другом занимаются. Самка и самец. И я – не псина! – рычит гоб, стукнув себя во впалую грудь кулаком. Да-да, гоб – пеший. Кони его боятся, а бегает он быстрее, чем мы скачем галопом.

– Ладно, бобик, будешь – Рекс. Нравится? – смеюсь я.

– Рекс, – прорычал гоб. – Да! Рекс! Р-р-рекс!

Ржём втроём, переходя в открывшийся портал.

Марк молча и обречённо рубится с толпой оборванцев. Вот что мы видим на той стороне магического марева телепорта. У Марка нет шансов. Пусть нападающие и в рванье и вооружены дрекольем, но их семеро. И их колья длиннее меча Марка. Молодец! Всё же, молодец – их теперь шестеро.

Всегда мечтал, как рыцарь или казак, на полном скаку срубить кому-нибудь голову. Только вот, я не мечтал упасть с коня при этом. На полном скаку. Это больно. И смешно. Пока ржали надо мной, двое оборванцев-разбойников убежали.

– Ну, здравствуй, Марк, – говорит Ястреб, резким взмахом меча стрясая с клинка кровь.

– Вы? – удивляется Марк.

Чтобы стереть это удивление с его лица, кидаю в него Клинок Тьмы. Не подбрасываю, а метаю, как метательный нож. На поражение! Марк легко ловит кинжал.

– Купил он нас, Олежка. Ничем ему эти оборванцы не грозили, – говорю, отряхаясь. Со стоном, распрямляюсь, кастую сам на себя Печать Лечения. Спина болит.

– Тебя он купил. Не ты ли орал: «Он нарывается на драку и смерть»? – отвечает Олег, бросая Марку рубиновую звездочку: – Ты принят, парень. Клятву на крови готов дать?

– В любой момент, – Марк низко кланяется Ястребу. – Благодарю. А где – остальные?

– Лечатся. А нам пока нельзя, – отвечает Ястреб. – Ты почему пешком?

– Ну, как-то не сложилось у меня с лошадьми. Мы друг друга боимся. Я – их, они – меня, – пожимает плечами Марк.

– Придётся научиться, – бросает Ястреб Марку поводья запасного коня, – вместе с Мамонтом учится будете верховой езде.

Марк замер. Смотрит на меня с прищуром:

– Я думал, ты – Белая Башня.

– Гусь тоже думал, а в суп попал. Пророчества у нас в Роте – запрещённая тема. Понял? Любые пророчества, – говорю я, поясняя, – пророчества – ещё одна нитка, которой нас заставляют плясать их сценарии – пальцы кукловодов. Понял? – мрачно выговариваю я, отрубая головы разбойникам. Опять я – мясник. И что, что меч мой – Святой Проводник и гарантированно избавляет труп от участи Бродяги. Так любой может им же головы от трупов отделять! Ага, щаз! Они же мне его затупят, тупики! Жену и оружие не отдай никому.

– Как скажешь, – кивает Марк, ловко взлетая в седло.

Я аж задохнулся от возмущения! Он ловчее меня в верховой езде, так ещё и использовал мою же присказку! Вот, гад! Влился в команду, как родной! Как и был тут всегда!

– Куда? – задал Марк извечный вопрос.

– «А мы пойдём на север!» – кричали они, – цитирую я сказку про Маугли.

Ну, кто меня за язык тянул?! Пришлось вспоминать мультик и записывать его в файл. Олег то ли не видел его (я тоже не помню, успел он посмотреть этот мульт, или нет), то ли делает вид, что не помнит.

Копаться в собственной памяти – мало приятного. Вспоминаешь многое из того, что давно забыто. Потому что – хотел это забыть и никогда больше не вспоминать. Но файлы в нашу память укладываются настолько фрагментарно, что найти нужное – непросто. Приходится перелопачивать многое из того, что не хотелось бы ворошить. И это причиняет боль.

Сын, маленький, дошкольник ещё, в клетчатой рубашке и колготках, бьёт крышками кастрюль друг об друга и – смеётся. Дочь, заливающаяся восторженным смехом… А ты ей, в дупель пьяный, плетёшь косу, собирая её в детский сад. Она так рада, что именно ты собираешь её, но у тебя получается так, что она смеётся над тобой. Потому как ты только пришёл из «бани». С очень «важных переговоров». С золотой цепью в два пальца толщиной, с пистолетом под мышкой и… с торчащими из кармана кожаного пиджака женскими кружевными трусиками. Жена закатила истерику. Потому – ты собираешь дочь. А маленькая ещё не понимает ничего, рада, что отец такой добрый, ибо – пьяный – возится с ней. Не понимает, почему мама плачет в ванной.

И тут же – глаза истекающего кровью офицера. Твоего командира. Твоего сына. В них столько всего и – разом! И взгляд выросшей дочери. Ненавидящий взгляд… Стервы, в которую превратился этот ангел с косичками.

И вспоминаешь – самое страшное чувство для мужика. Вспоминаешь своё бессилие. Бессилие спасти сына, вернуть жену и дочь. Бессилие – хоть что-то исправить. Хоть как-то, что-либо изменить.

– Да пошли вы… Со своим Маугли! – кричу я от боли.

От сработавшего Ниппеля закладывает уши.