Глава 10

Я проспала: на часах почти десять утра. Телефон вибрирует на тумбочке. Я перекатываюсь к нему как раз в тот момент, когда он падает с края на пол, продолжая жужжать.

Я протягиваю руку и поднимаю его.

Пропущенный вызов от Карлоса, голосовое сообщение, в котором он, по всей вероятности, спрашивает, в какое время мы сможем встретиться, чтобы позаниматься. И сообщение от Тэйта.

Я тут же открываю его: «Хочу, чтобы ты увидела то, что вижу я».

Читаю его снова, потом еще дважды. Бросаю телефон на бледно-желтое одеяло, которое спихнула с себя, и отбрасываю волосы с глаз. Что он имеет в виду? Подумываю отправить ему в ответ знак вопроса, но телефон снова вибрирует.

Еще одно сообщение от Тэйта: «Я снаружи».

Я спрыгиваю с кровати.

Времени на душ нет, поэтому я стягиваю пижамные шорты и майку и роюсь в своем узком шкафчике в поисках чистого белья, между каждым предметом гардероба набирая сообщения с извинениями Карлосу. Окно в комнате открыто, утренний ветерок кажется нежным и теплым. Я надеваю джинсовые шорты – позаботившись о том, чтобы сегодня на мне были другие, не те, что вчера, – и бледно-розовую футболку в обтяжку с круглым вырезом. Всякий раз, когда я ее надеваю, Карлос присвистывает и говорит: «О-ля-ля».

Каждое утро по субботам бабушка отпровляется в местный спортзал заниматься зумбой. Так что единственный человек, с которым мне придется иметь дело, – это Миа.

Я нахожу ее в кухне, она моет бутылочки Лео. Рукава закатаны, волосы выбиваются из низкого пучка.

– Куда собралась? – спрашивает Миа, вытирая лоб предплечьем. Вода капает у нее с виска.

– Съезжу… встречусь с Карлосом, – говорю я.

– Ты же обычно делаешь уроки по субботам, – произносит она рассеянно, так словно мой ответ ее нисколько не интересует.

Я подхожу к двери, берусь за ручку. Я предпочла бы врать как можно меньше, поэтому мне лучше поскорее уйти.

– Ага. Этим мы и будем заниматься. Разбираться в математике. – Меня передергивает – мой голос звучит так фальшиво. Но Миа, похоже, этого не замечает.

– Я думала, ты сможешь сегодня вечером посидеть с Лео. Мы с Патриком собирались встретиться в «Палапе». Там будет живая музыка.

– С Патриком?

– Да, с Патриком, ну, ты помнишь. Это тот парень, встречу с которым мне на днях пришлось отменить из-за того, что для тебя внеклассные занятия намного важнее, нежели выручить сестру и провести время с племянником. – Слова резки, но в голосе Мии звучит одна лишь усталость. – Так что, сможешь присмотреть за Лео сегодня?

Я смотрю на свои пальцы, лежащие на дверной ручке.

– Конечно, если вернусь не поздно. – Я быстро поворачиваю ручку. Мне нужно выбраться отсюда, пока она не начнет задавать мне еще какие-нибудь вопросы. – Попытаюсь, но не гарантирую.

– Шарлотта! – кричит Миа мне вслед, но я закрываю за собой дверь и сбегаю по лестнице вниз, не дав ей шанса добавить что-нибудь еще.

Тэйт ждет меня в квартале от моего дома. «Тесла» стоит за углом, на том же месте, где он высадил меня вчера. Сердце колотится от быстрой пробежки по улице, и я делаю глубокий вдох, прежде чем открыть дверцу.

– Я уж подумал, что ты не придешь, – говорит Тэйт, когда я сажусь в машину.

– Ты же не предупредил меня заранее. Я спала.

Его рот растягивается в полуусмешке, а в глазах появляется блеск – от какой-то неведомой мне мысли. Я улыбаюсь, а он заводит машину и отъезжает от тротуара.

– Я понял, что должен сильно постараться, чтобы произвести на тебя впечатление, – говорит Тэйт, когда мы въезжаем в великолепные окрестности Беверли-Хиллз, где особняки скрываются за изгородями высотой в три метра и внушительными воротами. Лос-Анджелесу свойственна забавная особенность: паршивый домишко вроде нашего может находиться в пяти минутах езды от самых роскошных особняков в мире. Такая девушка, как я, может встретить такого парня, как Тэйт, словно мы существуем в одной и той же реальности. Трудно представить, что подобное может произойти, и тем не менее.

– Произвести на меня впечатление? – переспрашиваю я, повернувшись к Тэйту лицом. Он следит за дорогой, мы проезжаем мимо серебристого «Мерседеса», белоснежных «Бентли» и нескольких «Феррари» стального цвета. Все машины стоят с опущенными стеклами, впуская в салон теплый калифорнийский воздух.

– Я арендовал знаменитый кинотеатр «Люмьер», чтобы посмотреть «Касабланку», но это, судя по всему, не впечатлило Шарлотту Рид.

– Я не думала… Мне понравилось, я просто…

– Все в порядке, – перебивает меня Тэйт. – Я люблю сложные задачи. – Он вдруг резко сворачивает на парковку перед магазином «Барниз». – Тебе не нужны дорогие вещи, чтобы быть красивой, – добавляет он, кивая на красные навесы универмага. – Но я все равно хочу, чтобы они у тебя были.

– Не понимаю, – говорю я, когда он останавливает машину. – Что ты собираешься сделать?

Но он уже подходит к моей двери и протягивает мне руку. Я ступаю на тротуар и смотрю на красный навес над головой.

– Тэйт? – Я выгибаю шею, разглядывая здание универмага. Конечно, я видела «Барниз» снаружи, но, по правде сказать, никогда не останавливалась рядом с ним, ни разу даже не выходила из машины. Словно была уверена, что мне никогда не позволят припарковать мою «Вольво» вблизи этого магазина.

– Да брось. – Тэйт бросает ключи от машины парковщику, берет меня за руку и тащит по направлению к магазину, но я торможу у самых дверей. Это уже слишком.

– Не думаю… – начинаю я, не зная, как объяснить то, что чувствую.

– Что не так?

– Тебе не нужно это делать, – говорю я, но он обнимает меня рукой за талию и привлекает к себе. С того вечера, как я ворвалась к нему в дом, мы еще не были настолько близки, и все мое тело вспыхивает от его прикосновения.

– Шарлотта. Я видел, как ты смотрела на тех девушек вчера – после кино. Я могу бесконечно повторять тебе, как ты красива, но по какой-то причине ты этого не понимаешь. Поэтому вчера я подумал, что, возможно, тебе просто нужно почувствовать себя красивой. И я, возможно, смогу помочь.

Я улыбаюсь, заливаясь краской от слова красивая. Я всегда недооценивала свои внешние данные. Внешность не имеет для меня значения, никогда не имела. И все же я украдкой поглядываю на двери универмага «Барниз» и мне интересно, что там внутри.

– Конечно, но… это слишком.

– Нет, не слишком. И я уже сказал тебе, что люблю сложные задачи. – Тэйт наклоняется к моему лицу и легко касается губами моей щеки.

По телу пробегает дрожь, и я делаю неглубокий вдох, прикусывая краешек нижней губы.

– Ладно, – наконец неохотно соглашаюсь я, и Тэйт тащит меня внутрь, выстукивая пальцами какой-то ритм по моей руке, словно внутри у него живет музыка, которая рвется наружу.

Когда мы оказываемся в магазине, Тэйт что-то говорит женщине, которая выходит нам навстречу, и чуть погодя две консультантки уже ведут меня по залам. Устроив мне небольшую экскурсию, они провожают меня в примерочную и приносят вешалки с великолепными нарядами. Через некоторое время я уже не успеваю следить за тем, что я примерила и что мне понравилось. Тэйт ждет снаружи и редко высказывает свое мнение, когда я появляюсь перед ним в новом наряде, – только улыбается и проводит рукой по своей стриженой голове. Кажется, он получает даже больше удовольствия от происходящего, чем я.

– Просто выбери все, что тебе хочется, – говорит он, когда я пытаюсь вернуть на место платье, которое стоит больше, чем я зарабатываю за год. – Хватит смотреть на ценники.

Я едва успеваю понять, что же я выбрала, когда мы уже уходим, и Тэйт несет под мышкой гигантский пакет с одеждой.

Я не готова думать о том, сколько он потратил. Вместо этого я с улыбкой смотрю на пакетик поменьше, который висит у меня на запястье. Хотя я и смутилась, когда консультантки в магазине принесли мне чудесный нежно-голубой бюстгальтер пуш-ап, чтобы я примерила его под одно из платьев, отражение в зеркале было настолько… непохожим на меня, настолько повзрослевшим, что я поняла: этот предмет одежды должен стать моим, вне зависимости от цены. Единственная вещь, которую я не показала Тэйту и не позволила оплатить. Когда он, поворчав, отошел от кассы, я сочла это личной победой.

Оказавшись снаружи, я ищу взглядом парковщика, но Тэйт хватает меня за руку со словами:

– А сейчас еще один сюрприз. – И, не дожидаясь моих протестов, тащит меня по бульвару Уилшир.

Салон прячется на одной из боковых улочек. Это неброское место с вывеской, на которой написана всего одна буква: Q. В холле нас встречает мужчина, который представляется Стивеном. Его обесцвеченные светлые волосы торчат, как колья на заборе, а когда он улыбается, между двумя его передними зубами видна узкая щель. Но он не из хрупких ребят, высок и сложен, как тяжелоатлет, и под плотно облегающей тело бледно-лиловой рубашкой выпячиваются мускулы.

Я бросаю еще один взгляд на Тэйта, натянуто улыбаясь ему, когда мужчина уводит меня в вытянутый прямоугольный зал и сажает в одно из кресел, перед которыми висят зеркала.

Тэйт ждет в холле. Мы одни в салоне – его освободили от посетителей специально ради нас.

– И как давно у вас эти волосы? – спрашивает Стивен, снимая резинку с моей головы. Каштановые пряди рассыпаются по плечам.

Я вдруг понимаю, что узнаю этого мужчину. Я видела короткие обрывки реалити-шоу с его участием, которое любит смотреть Миа. Он – парикмахер, который стрижет звезд. Его зовут Стивен Салазар, вспоминаю я. А Кью – это имя его крошечной белой собачки. Его салон назван в честь собаки.

– Всю мою жизнь, – отвечаю я, не вполне понимая, о чем он, разумеется, эти волосы были у меня всю жизнь.

Стивен внезапно разворачивает мое кресло, упирается ладонями в подлокотники и смотрит мне прямо в лицо.

– Закройте глаза, – говорит он.

– Закрыть… глаза? – эхом отзываюсь я.

– Да, я не хочу, чтобы вы видели свои волосы, я хочу, чтобы вы представили их. – Кожа Стивена похожа на мрамор. Он поднимает идеально изогнутую бровь, и у него на лбу не появляется ни единой морщинки.

Я моргаю, сомневаясь, а потом сдаюсь и зажмуриваюсь.

– А теперь, – шепотом произносит Стивен, словно собирается рассказать мне какой-то секрет, – вообразите, что у вас может быть такая прическа, о которой вы мечтаете. Вообразите, что можете рискнуть, а если вам не понравится, то ваши старые скучные волосы снова отрастут завтра. Итак, что бы вы сделали?

Я открываю глаза и прищуриваюсь, пытаясь представить себе эту картину. Слово вертится у меня на языке, но я не решаюсь его произнести.

– О, говорите. Я вижу, что в вашей прелестной маленькой головке крутятся какие-то совершенно скандальные мысли.

– Блондинка, слегка блондинистая, – подстраховываюсь я.

Стивен выпрямляется и снова приподнимает одну бровь.

– Значит, роскошная брюнетка хочет стать блондинкой. – Он барабанит пальцем по виску и упирает язык в щеку изнутри. – Хм-м-м, – задумчиво произносит он. А потом решительно добавляет: – Мелирование.

Стивен поворачивает мое кресло так, что я оказываюсь лицом к зеркалу.

– Держись покрепче, девочка, тебя ждут самые волнительные два часа в твоей жизни. Если, конечно… – Он подмигивает и кивает в сторону холла, где я оставила Тэйта. Я смотрю в том направлении, но его там уже не видно. Он больше не сидит на одном из изящных деревянных стульев. – Возможно, мистер Тэйт Коллинз уже… просветил вас? – добавляет Стивен, а потом наклоняется рядом со мной и смотрит на мое отражение в зеркале.

– Не совсем, – отвечаю я, и Стивен разражается смехом, запрокинув голову.

– Умная девочка. Никогда не распространяйся о своих отношениях. Только не в этом городе.

Стивен приступает к работе – он наносит на мои волосы мучнистую фиолетовую массу, а потом закручивает пряди в фольгу. После этого я сижу и жду, листая журнал светской хроники. Даже нахожу фотографию Тэйта на одной из полос. Он стоит в толпе, подняв руки над головой, словно пытается протиснуться через рой людей. Подпись гласит: ТЭЙТ КОЛЛИНЗ ЗАМЕЧЕН НА ПУБЛИКЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЦЕЛЫЙ ГОД СКРЫВАЛСЯ. Меня осеняет, что этот снимок сделан тем вечером, когда мы вышли из ресторана «У Лолы» и его окружили у бара, – тем вечером, когда я узнала, кто он такой на самом деле. Такое ощущение, что это было сто лет назад.

Осветлив пряди, Стивен берет в руки сверкающие ножницы и начинает подстригать мои волосы, прядь за прядью. Затаив дыхание, я смотрю, как обрезки волос падают на белую плитку пола.

Закончив стрижку, он включает фен, и я на самом деле закрываю глаза. Мне страшно увидеть результат, я боюсь, что мне не понравится. Боюсь, что пожалею об этом. Но, открыв глаза, я потрясенно смотрю на собственное отражение.

Мои волосы каскадом спускаются к плечам, у меня такая прическа, словно я провела день на пляже: естественная и как будто выгоревшая на солнце. Светлые локоны оттеняют мои пронзительные зеленые глаза – два изумруда, которые теперь кажутся практически прозрачными. Я пропускаю сквозь пальцы часть волос; каштановые пряди чередуются с выцветшими белокурыми. Поднимаю волосы вверх, а потом позволяю им вновь рассыпаться по плечам.

Встав, наклоняюсь ближе к зеркалу.

– Не думала, что мои волосы могут выглядеть вот так.

– Я умею удивлять, – подмигивает мне Стивен. Я с улыбкой поворачиваюсь к нему. – Теперь вы похожи на ту Шарлотту, которой рождены быть. – У меня такое чувство, словно я вот-вот заплачу под влиянием нахлынувших эмоций. Столько всего сегодня случилось: Тэйт устроил мне утром сюрприз, отвез меня на головокружительный шопинг и теперь вот это. Не задумываясь, я шагаю вперед и обнимаю Стивена. А он сжимает меня в объятиях так, словно это для него привычное дело. От него пахнет кокосом и гвоздикой. – Все плачут после первого раза. – Он снова подмигивает, смеясь над своей завуалированной шуткой.

– Спасибо, – говорю я ему, и говорю это от всей души.

– Это еще не все, – добавляет он. – Сейчас Мариэль сделает вам макияж.

Из двери слева от меня появляется женщина с розовыми щеками, черными, как смоль, прямыми волосами и тяжелой челкой, которая почти касается ресниц. Она берет меня за руку и ведет в другую часть салона. Я сажусь в белое мягкое кресло, а она искусно поворачивая мое лицо, будто я ее холст, с головой погружается в творческий процесс.

– Готово, Шарлотта, – наконец произносит Мариэль, и я открываю глаза. Из зеркала на меня смотрит кто-то другой.

Новая прическа – это как надеть парик на Хэллоуин: классно, но временно; но увидеть свое лицо вот таким, настолько преображенным – это все равно что оказаться в каком-то необыкновенном сне.

– Вам нравится? – спрашивает Мариэль. Она опускает руки, по-прежнему держа кончиками пальцев правой руки кисть для макияжа.

Мои губы блестят и кажутся пухлыми. Розовый оттенок помады сочетается с румянцем на скулах, я выгляжу так, словно только что совершила короткую пробежку в прохладную погоду. Глаза подведены чувственным угольно-серым, а все лицо приобрело ровный фарфоровый оттенок. Я выгляжу… невероятно. И при этом осталась сама собой.

– Будем считать, да. – Мариэль с улыбкой снимает с меня накидку, которая была застегнута на моей шее. Я опускаю глаза, грустно вспоминаю о том, что на мне по-прежнему мои жалкие шорты и футболка.

– Похоже, вас что-то ждет в ванной комнате, – говорит Мариэль. Она проводит меня по короткому коридору и открывает передо мной дверь слева. За дверью – комната отдыха с белыми шезлонгами и зеркалами в витых золотистых рамах с лентами по краям.

И тут я вижу его. У стены, на вешалке, висит длинное красное платье. Оно летнее, летящее, с высокой горловиной и открытыми плечами и длинным разрезом сбоку. Я приметила его в «Барниз», но так и не померила – знала, что оно слишком дорогое, поняла это с первого взгляда. А теперь оно здесь.

Это уже слишком, я не готова его принять. Но потом я провожу руками по мягкому материалу и понимаю, что просто обязана его померить.

Скинув свою одежду, надеваю платье. Оно идеально обтекает мою фигуру, словно создано именно для меня. Я касаюсь гладкой ткани на животе, а потом принимаюсь разглядывать себя в зеркало. Я выгляжу… сногсшибательно. Я просто не могу сказать этому платью «нет». Как не могу отказать и Тэйту.

Потом я замечаю на полу пару черных туфель на ремешках – похоже, они для меня. Надеваю их, выпрямляюсь и наслаждаюсь своим ростом. Я вообще смогу в них ходить?

Я складываю свою старую одежду в пластиковый пакет, который висит с обратной стороны двери. Набрав воздуха в грудь, я выхожу из уборной и иду в лобби. Тэйт стоит у самой двери, глядя в окно. Через секунду он понимает, что я рядом, и, повернувшись, застывает на месте.

Его лицо сначала ничего не выражает, некоторое время Тэйт молчит, скользя по мне взглядом. А потом наконец произносит:

– Ты невероятная.

Его жаркий взгляд выбивает меня из колеи. Мне приходится напомнить себе сделать выдох, дышать, не рассыпаться на части под этим взглядом.

– Спасибо за платье, – говорю я, трогая ткань. – Оно великолепно.

– Это ты великолепна. – Тэйт забирает пакет с одеждой у меня из рук. У меня такое чувство, словно с тех пор, как на мне была моя прежняя одежда, прошла целая вечность – это была другая Шарлотта, из другой реальности.

Но я уже начинаю привыкать к новой.

«Иль Сиело» – это не ресторан, это другой мир. Чарующий и волшебный, увитый виноградной лозой, ползущей по стенам из красного кирпича и канделябрам, которые сияют в море света и окрашивают все в золотисто-белый цвет.

Я словно попала в сказку, в какую-то забытую сцену из «Сна в летнюю ночь». В мир, придуманный Шекспиром, где феи и безответно влюбленные танцуют, занимаются любовью и признаются друг другу в своих желаниях.

Мы сидим в самом дальнем углу ресторана во дворике под открытым небом, Тэйт – напротив меня. Наша официантка – крошечная энергичная девушка с короткой неровной стрижкой и розовым румянцем на щеках, отчего ощущение, что мы перенеслись в какой-то романтичный потусторонний мир, только усиливается.

Тэйт не сводит с меня взгляда, пока мы едим, и от этого по моему телу проходят волны жара. Я гадаю, как один лишь взгляд может заставить меня забыть обо всем, что я себе пообещала, забыть об ошибках своей матери, об ошибках Мии.

– Расскажи мне о своей семье, – просит Тэйт, как будто и впрямь читает мои мысли.

Я вздыхаю.

– Ну, мама родила меня, когда была совсем юной, но она умерла, а отца я никогда не знала. У меня есть старшая сестра, мы живем с нашей бабушкой. Мне в общем-то особенно нечего рассказывать.

Тэйт пристально смотрит на меня, словно знает, что это далеко не все.

– Сочувствую твоей утрате, – говорит он. – Тебе, должно быть, ее не хватает.

Воспоминания о том вечере, когда мама погибла, просачиваются в мои мысли, хотя и я пытаюсь оградиться от них. Мама и ее тогдашний бойфренд, Рэй, въехали на ее коричневом «Шеви» прямо в бетонное заграждение на шоссе I-5 к югу от Сан-Клементе. Перед этим они изрядно выпили и накачались наркотиками; полицейские сказали, что если бы они не погибли в аварии, то скорее всего тем же вечером умерли бы от передоза. Не самая утешительная вещь, которую может услышать двенадцатилетняя девочка. Но, стоя в дверях своей комнаты, я подслушала, что двое полицейских говорили моей бабушке в гостиной. К тому моменту мы с Мией жили у бабушки уже три года, а мать видели лишь время от времени, раз в пару месяцев, когда ей нужно было пристанище на ночь.

– Да. Но все довольно сложно. Мама бросила нас, когда мы были еще детьми, так что не знаю… – Я пожимаю плечами. – По правде говоря, большую часть своей жизни я старалась не стать такой, как она. Прежде всего именно поэтому я и не хотела встречаться с тобой. Мама не умела отличать хороших парней от плохих и… – Я умолкаю.

– Ты думала, что я плохой? – спрашивает Тэйт. – Ты по-прежнему так считаешь?

Я прищуриваюсь, словно смогу разглядеть больше, если пристальнее смотреть.

– Ну, судя по твоей биографии, подробно изложенной в журналах People и Us Weekly, ты «не такой уж и чудесный» парень. – Тэйт начинает говорить что-то в свою защиту, но я продолжаю: – Однако мои собственные эмпирические исследования приводят меня к иным выводам.

– Эмпирические исследования, значит? – смеется он.

– Я занимаюсь наукой, – напоминаю я ему с улыбкой.

Мы все еще смеемся, выходя на тротуар, как вдруг меня ослепляет вспышка фотокамеры.

– Тэйт! – кричит какой-то мужчина. И делает еще один снимок.

Тэйт сразу же реагирует, притянув меня к себе и заслонив мое лицо ладонью, чтобы защитить меня от очередной серии фотовспышек под аккомпанемент клацанья затворов.

– Тэйт! – снова кричит мужчина, пытаясь сделать так, чтобы Тэйт повернулся к нему. – Кто ваша спутница? Назовите нам ее имя! Почему вы скрываетесь? – Он говорит «нам» так, словно есть еще кто-то – другие папарацци, однако он здесь один. Фотограф либо получил наводку, либо околачивался у ресторана в надежде заметить какую-нибудь знаменитость.

Тэйт быстро ведет меня прочь от репортера. Камера продолжает мерцать, и я заслоняю глаза ладонью.

«Тесла» стоит чуть поодаль. Тэйт рывком распахивает дверцу и заталкивает меня внутрь. Сам ныряет на водительское сиденье и срывается с места. Вспышки продолжают мелькать в затемненных стеклах машины до тех пор, пока мы не вливаемся в поток транспорта.

Тэйт тормозит на углу моего квартала, паркует машину и откидывается на спинку сиденья. Он неподвижен, его челюсти плотно сжаты.

– По крайней мере он был один, – говорю я, робко касаясь его руки.

– Прости. Я должен быть осторожнее, когда я с тобой. Мне не стоило тебя туда приводить.

– Все в порядке, – отзываюсь я. Все произошло так быстро, что я еще не успела это осознать.

А Тэйт выглядит более напуганным, чем я сама. Это же просто фотографии – мы не делали ничего предосудительного, ничего, что было бы достойно, чтобы попасть в газеты, по крайней мере, на мой взгляд. Не могу представить, каким образом репортер сможет продать их или использовать для чего-то.

Но Тэйт не смотрит на меня, выражение его лица кажется жестким.

– Я не хочу, чтобы тебя фотографировали. Не хочу, чтобы твоя жизнь изменилась из-за меня.

– Знаю. Но она уже изменилась. Не только из-за всего того, что ты сделал для меня: новаяа одежда, салон или вчерашний поход в кинотеатр. Ты меняешь меня просто… просто, когда ты рядом. И это мое желание. Я же говорила тебе, что хочу попытаться. Ты не должен думать о том, что тебе нужно меня защитить.

Его руки отпускают руль и падают на колени. Он поворачивается ко мне.

– Как тебе это удается?

– Что?

– Сказать именно то, что мне нужно услышать в правильный момент?

Я смотрю на его лицо, на которое с одной стороны падает синеватый свет от приборной панели.

– Это ты обычно говоришь именно то, что нужно, – отвечаю я, вспоминая обо всех тех моментах, когда его слова ослабляли мое сопротивление, о том, как он убедил меня пойти с ним на свидание, прокатиться в его машине, как я согласилась быть с ним на его условиях. Ему удается заставить меня забыть обо всем. Кроме него.

Тэйт улыбается и переводит взгляд на мои губы.

Недолго думая, я озвучиваю то, что у меня на уме. И к черту последствия.

– Мы можем ненадолго поехать к тебе, перед тем как я вернусь домой?

Тэйт отвечает не сразу.

– Я не повезу тебя туда, – наконец произносит он, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Не уверен, что смогу держать себя в руках.

– В каком смысле?

– То, как ты выглядишь сегодня… Я не могу собраться с мыслями. – Он сглатывает. – Я себе не доверяю. Не доверяю себе, когда я с тобой.

Я чувствую, как сердце совершает резкий скачок в груди. По моим венам разливается желание. Сегодня я стала другой, смелой, и больше не боюсь прикасаться к нему. Я поднимаю руку и поглаживаю его по щеке, потом касаюсь подбородка и губ. Кончиками пальцев провожу по его нижней губе, прижимаю их к его рту, ощущая дрожь внутри.

Тэйт поворачивается ко мне лицом, мои пальцы все еще на его губах.

– Шарлотта. – Его голос кажется низким и хриплым.

Накрыв мою руку ладонью, он отводит ее в сторону.

– Если я поцелую тебя сейчас, то не смогу остановиться. И не остановлюсь до тех пор, пока… – Он сжимает мою руку, а потом кладет ее мне на колени. Его взгляд скользит по моим обнаженным ногам, бедрам, снова поднимается вверх к шее, потом к губам.

Я хочу что-то сказать, но он меня останавливает:

– Не сейчас.

Я делаю выдох, и каждая воспламененная клетка моего тела превращается в пепел, погашенная его словами. Сердце с глухим ударом проваливается в живот.

Никогда не думала, что я способна испытывать такие чувства, что именно я буду настаивать на большем; мечтать о поцелуе, в котором он мне откажет. Но у Тэйта есть границы, которых мне не понять. Правила, которые кажутся мне бессмысленными.

Мой разум переключается в прагматический режим, спасая меня от водоворота мыслей. Я оглядываю свое платье. Я не могу пойти домой в таком виде.

– Мне нужно переодеться.

Тэйт вопросительно смотрит на меня, потом понимающе кивает. Он быстро помогает мне выбраться с пассажирского сиденья и сажает назад, где в числе других пакетов с вещами меня ждет пакет с моей прежней одеждой. Он поспешно забирается следом за мной – боится что его заметят, но, оказавшись внутри, переводит взгляд слева направо, словно только сейчас заметив, как мало сзади места.

– Я не буду смотреть, – обещает он.

Меня осеняет, что он хочет, чтобы я переоделась прямо здесь, в машине. Стекла затонированы почти наглухо, так что снаружи меня точно никто не увидит, но Тэйт рядом, нас разделяют считаные сантиметры.

Однако выбора у меня в общем-то нет.

Я расстегиваю черные туфли на каблуках и по очереди вынимаю из них ноги, потирая пятки. Ступни уже начали болеть. Потом пробую расстегнуть молнию на спине, но не могу до нее дотянуться.

– Ты не мог бы… расстегнуть платье? – тихо прошу я.

Тэйт поворачивается и смотрит на меня не моргая. Его взгляд неподвижен, а глаза кажутся темнее, чем обычно.

Я подвигаюсь на сиденье, подставляя ему спину, но он до меня не дотрагивается. Я слышу, как он дышит, слышу колебания в каждом выдохе.

Наконец его руки касаются основания моей шеи, ненадолго задерживаясь на коже, а потом находят застежку и расстегивают молнию до самой талии. Я ощущаю его дыхание своей обнаженной спиной, прижимаю платье к груди, а потом оглядываюсь на него через плечо.

Выгнув спину, позволяю платью упасть вниз, спуститься по ногам до самых лодыжек. Оно лежит как холмик из красного шелка на покрытом ковриком полу машины, по-прежнему сверкая даже здесь, при тусклом освещении. Воздух теплый, но я ощущаю холодок на своей голой коже. Поспешно складываю платье и кладу в пакет из салона, откуда достаю шорты и майку, и как можно быстрее напяливаю их на себя. Все это время Тэйт не шевелится и ни разу не поворачивается, чтобы бросить взгляд на мое полуобнаженное тело.

Переодевшись, я чувствую себя Золушкой, которая опять оказалась в своем старом, повседневном платье.

– Ну все, – говорю я тихо, чтобы Тэйт понял, что я закончила.

Тэйт уже собирается выйти из машины, но останавливается и поворачивается ко мне. На его лице отражается замешательство, словно мысль о том, что я, полуобнаженная, сижу в непосредственной близости от него, все еще не дает ему покоя.

– Я хотел бы снова тебя увидеть, – говорит он, всматриваясь мне в лицо. – На следующей неделе.

Я хмурюсь. Я тоже хочу с ним увидеться – да мне и прощаться не хочется. Но, вспомнив обо всех своих планах на неделю, я вынуждена вернуться в реальность: грядущий тест по матанализу, задание по английскому.

– На этой неделе я буду очень занята, – отвечаю я, вспомнив о надвигающемся тесте по математике и работе по сравнительному литературоведению, которую должна сдать. – Кроме того, я пообещала Холли, что отработаю в магазине лишнюю смену.

– Может, тебе не стоит больше работать в цветочном магазине, – говорит Тэйт.

Я наклоняю голову, подумав, что, вероятно, ослышалась.

– Как, почему?

– Чтобы я мог чаще тебя видеть.

– Но мне нужна работа, нужны деньги, – отвечаю я, откидывая прядку волос, которая лезет в лицо.

– Я мог бы выкупить магазин у твоей хозяйки, а потом нанять кого-нибудь, кто смог бы работать на тебя.

– Тэйт, – говорю я, нахмурившись. – Мне нравится работать там самой.

Его лицо кажется просветлевшим, он даже улыбается.

– Обожаю, когда ты так делаешь.

– Как?

– Делаешь такое лицо. Когда ты чем-то недовольна, ты морщишь нос. Мне это нравится.

– Тэйт. – Раздосадованная тем, что он не воспринимает меня всерьез, я выхожу на тротуар. Сохраняя строгое выражение лица, стараюсь дать ему понять, что он не может мной помыкать, но, взглянув на него, вижу, как он расплывается в широкой улыбке, и не могу не рассмеяться.

Тэйт выходит из машины следом за мной, берет меня за запястье и подносит мою руку к губам. Целует нарисованный чернилами треугольник рядом с пульсирующей жилкой, все это время не сводя с меня взгляда.

– Прекрасно. Оставь себе свою работу, но я все равно хочу тебя видеть, и если это значит, что мне придется каждую неделю скупать весь товар в магазине и посылать их в различные больницы, я именно так и поступлю.

– До свидания, Тэйт, – говорю я, качая головой.

– До свидания, Шарлотта.

Под его пристальным взглядом я делаю несколько шагов назад, а потом разворачиваюсь и поспешно иду по тротуару.

Подойдя к двери нашей квартиры на втором этаже дома, я прячу пакеты в прихожей и прокрадываюсь внутрь, чтобы удостовериться в том, что путь свободен. Когда я вижу, что Миа в гостиной, вполглаза дремлет, вполглаза смотрит телевизор с Лео на руках, а бабушка в ванной наносит на лицо маску, я украдкой проношу пакеты к себе в комнату, стараясь не попадаться Мие на глаза. Она, вероятно, не слишком мной довольна, учитывая, что я не вернулась домой рано, чтобы посидеть с Лео, и она не смогла выбраться на свидание с Патриком. Но у меня было свое собственное свидание, к тому же Лео – не моя ответственность, а ее.

Я вытираю лицо салфеткой «Клинекс», глядя, как великолепный макияж превращается в кремовые и серые пятна на салфетке. Запихиваю пакеты с покупками вглубь своего крошечного шкафа, опасаясь развешивать одежду – вдруг кто-нибудь увидит.

Я уже собираюсь ложиться спать, когда бабушка заглядывает ко мне в комнату пожелать мне спокойной ночи. При виде моей прически она застывает. Я лгу – очередная ложь. Говорю ей, что Карлос сводил меня в парикмахерскую: что это был запоздалый подарок на день рождения, ему хотелось, чтобы к каникулам у меня была новая прическа.

Бабушка стоит передо мной в своей белой хлопковой пижаме, той самой, которую она носит много лет. Ее рыжеватые волосы заплетены в косу. Она выглядит уставшей, а кроме того на ее лице отражается целая гамма эмоций: беспокойство, озабоченность, возможно, недоверие.

– Очень красиво, – говорит бабушка. Я пытаюсь не обращать внимания на укол вины. За все годы, что я прожила с бабушкой, мне еще ни разу не приходилось ей врать, до сих пор.

Когда она удаляется к себе в спальню, я забираюсь под одеяло и звоню Карлосу. Извиняюсь перед ним за то, что сегодня так и не смогла с ним позаниматься, но не рассказываю, что провела день с Тэйтом. Не знаю точно, почему, но мне хочется держать это в секрете. Я не стану препарировать каждую деталь, распространяться обо всех словах и поступках Тэйта. Я хочу, чтобы он был моим, только моим.

Он – единственное в моей скучной, упорядоченной жизни, что принадлежит мне одной.