27
Теперь я другая.
Я сижу в кровати, в своей кровати. Мне совсем не хотелось уходить от Эша прошлой ночью, но, увы, иначе нельзя. Я прижимаю пальцы к губам и улыбаюсь воспоминаниям, которые уносят меня к нему, и я снова чувствую его тело, впитываю его запах…
Я как будто невесомая. Я встаю с постели и расхаживаю по комнате, восхищаясь чудесной новизной моего тела. Мне кажется, что я порхаю, и ноги едва касаются пола. Моя кожа неестественно теплая, как если бы я стала крошечным солнцем, излучающим свет и тепло, и мне это нравится.
Я люблю его.
Я открываю дверь в свою чайную гостиную и замираю от восхищения – каждый цветок в вазах, расставленных по всей комнате, вдруг расцветает, лопаются бутоны, лепестки раскрываются самыми неожиданными красками, куда более яркими, чем прежде. Наверное, это все я. Не знаю, как я это делаю, но других объяснений нет. Случайное заклинание. Я готовлюсь к приступу боли, но она не приходит. Лишь приятное жужжание в груди и животе.
Открывается дверь, и входит Аннабель с подносом для завтрака. Она застывает на месте, ошеломленная этим буйством цветения – некоторые растения распускаются прямо на глазах.
– Доброе утро, – говорю я бодро.
Аннабель ставит поднос на стол и наливает мне кофе. Я сажусь в свое любимое кресло и делаю глоток. Кофе горчит.
– Аннабель, можно мне еще немного сахара? – прошу я. Обычно кофе у нее вкуснее, чем сегодня.
Она краснеет и добавляет еще одну ложку, но я уже далеко – в полутемной спальне, и пальцы Эша на моей коже, и его горячее дыхание обжигает ухо…
Кофе все равно слишком горький. Я отставляю чашку и чувствую, как немеют кончики пальцев.
– Аннабель, что-то… что… – Язык с трудом ворочается, и я не могу говорить.
Перед глазами встает виноватое лицо Аннабель. Очертания комнаты расплываются.
Она опоила меня каким-то зельем.
Аннабель не пользуется дощечкой, а произносит одними губами:
– Прости.
Я падаю в ее раскрытые руки, и темнота смыкается надо мной.
Я просыпаюсь и не могу сообразить, где нахожусь.
Когда мои глаза привыкают к темноте, я вижу, что лежу в своей постели, в своей спальне. Кто-то переодел меня в ночную сорочку.
Доктор спит в кресле, уткнувшись подбородком в грудь. Я зажигаю свет, и он резко просыпается, растерянно моргая и озираясь.
– Добрый вечер, – говорит он, подавляя зевок. – Или, скорее, доброе утро.
– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.
– Я хотел быть рядом, когда ты проснешься, – отвечает он. – Аннабель слегка перестаралась со снотворным, которое я ей дал. Думаю, исправляла нашу прошлую ошибку – не хотела, чтоб ты опять проснулась во время процедуры.
Процедура. Во мне все переворачивается. Я ощупываю локоть – так и есть, в сгибе крошечный бугорок от внутривенного укола.
– Вы снова это сделали, – шепчу я.
– Да. Я надеюсь, на этот раз не будет никаких осложнений, но на всякий случай прописываю тебе строгий постельный режим, пока мы не убедимся в том, что эта попытка была успешной. И отныне ты будешь под постоянным присмотром.
– Что? – вскрикиваю я. – Нет!
Доктор Блайт похлопывает меня по плечу.
– Не стоит так волноваться. Герцогиня выполнит все твои пожелания. Я уверен, время пролетит незаметно.
Время не летит.
Верный своему слову, доктор ни на минуту не оставляет меня одну. Аннабель, Кора, другие горничные сменяют друг друга на дежурстве у моей постели. Даже ночью кто-то всегда спит на кушетке в моей спальне.
Я чувствую, что, так или иначе, Люсьен узнает, что произошло. Должно быть, и Эш тоже слышал. Жаль только, Рейвен нельзя отправить весточку.
Нужно придумать, как передать записку Эшу. Он должен знать, что я не забуду его, что бы ни произошло.
Я люблю его. Он любит меня.
Только эта мысль придает мне сил. Он любит меня. Я вспоминаю мамины глаза, когда я вернула ей кольцо моего отца, и сейчас понимаю ее чувства. Как тяжело ей было расстаться даже с такой частичкой его памяти. И как, должно быть, тяжело ей жить без него.
Когда я уйду, для меня хотя бы будет утешением знать, что Эш жив. Что он будет не так далеко, как мой отец.
Самая Длинная ночь все ближе. Я уже начинаю беспокоиться, что герцогиня не позволит мне пойти на Зимний бал. Доктор Блайт приходит с осмотром два раза в день – утром и перед ужином, – и каждый раз я спрашиваю, можно ли мне встать с постели. Он неизменно отвечает отказом.
Иногда Кора читает мне вслух, чаще мы с Аннабель играем в «Хальму», а однажды герцогиня прислала ко мне струнный квартет. Этот концерт, скорее, вызвал у меня раздражение. Виолончелист был не очень хорош.
Мне позволено вставать с постели, только чтобы принять душ и воспользоваться туалетом.
Мое время на исходе.
До Зимнего бала остается один день, и я понимаю, что медлить нельзя, пора действовать.
– Позови ко мне герцогиню, – говорю я Аннабель. – Скажи, что я хочу ее видеть. Сейчас же.
У Аннабель округляются глаза. Она мнется, не зная, что делать.
– Меня не волнует, что это не по протоколу, – говорю я. – Мне нужно увидеть ее.
Герцогиня приходит через двадцать минут, выражение ее лица убийственное. Она громко хлопает за собой дверью.
– Кем ты себя возомнила? – гневно вопрошает она. – Ты не имеешь права вызывать меня, это понятно?
– Мне очень жаль, моя госпожа, но… – Я собираюсь с духом, до конца не уверенная в том, что смогу сказать то, что задумала. – Поскольку я вынашиваю, возможно, будущую Курфюрстину Одинокого города, я подумала, что, может быть, вы уделите мне несколько минут.
Она прищуривается, вглядываясь в мое лицо.
– Чего ты хочешь?
– Мне надоело валяться в постели. Я прекрасно себя чувствую. Я не хочу, чтобы меня сторожили днем и ночью. И завтра я хочу пойти на Зимний бал.
Герцогиня поднимает бровь.
– И почему я должна исполнять твои прихоти?
– Потому что… потому что мы договорились о партнерстве, не забыли? Вы же хотите, чтобы я помогала вам добровольно. Вы хотите, чтобы я приложила все усилия к тому, чтобы ребенок рос как можно быстрее, верно? Так вот в обмен на это вы должны выполнить и мои просьбы.
Герцогиня поджимает губы и задумывается.
– Хорошо, – говорит она. – Я поговорю с доктором об отмене постельного режима. Но ты обязана немедленно сообщать о любой боли и недомогании.
– Конечно, моя госпожа.
– Аннабель приготовит тебе новое платье для бала.
– Благодарю вас, моя госпожа.
Она останавливается у двери и, уже держась за ручку, улыбается.
– А ты умная девочка, – говорит она. – Я поступила мудро, купив тебя.
«Я бы не была так уверена в этом, моя госпожа», – думаю я.
Я говорю Аннабель, что хочу выйти на воздух.
Взявшись за руки, мы гуляем по саду. Я чувствую, что она ни на секунду не оставит меня одну, но я должна проверить, как там Рейвен. Вот уже неделю от меня нет вестей. В последний раз я посылала ей сувенир в тот день, когда узнала о том, чем на самом деле занимается Эш.
Я думаю, что ничего страшного, если Аннабель увидит послание от Рейвен. Она все равно не поймет его смысла, а вскоре меня здесь не будет. Я веду ее к западной стене, где разросся плющ нашими с Рейвен стараниями. Я замечаю, что в одном месте побеги плюща ободраны или смяты, но не помню, всегда ли так было или кто-то приходил сюда, пока я была в заточении. Вдруг кто-то забрал безделушки Рейвен? Неужели кто-то знает нашу тайну?
Я нахожу то место, где меня всегда ждали подарки Рейвен.
Там пусто.
Я разгребаю траву, отдираю от стены побеги плюща, пока Аннабель наблюдает за мной с растерянным выражением лица.
Ничего нет.
Ужас, тяжелый и липкий, овладевает мной.
Что-то не так. Что-то совсем не так.
