26
Как в тумане я возвращаюсь обратно по подземному туннелю.
Я не хотела уходить, но у Карнелиан заканчиваются уроки, да и Аннабель может всполошиться и пойти искать меня. Моя рука скользит по грубой каменной стене, а в голове все звучат его слова, произнесенные шепотом.
Я влюблена. Эш любит меня.
Я открываю потайную дверь в библиотеку, все еще погруженная в блаженную задумчивость.
– Что это ты тут делаешь, а? – раздается сварливый голос.
Я резко оборачиваюсь. Карнелиан стоит в тени стеллажей, на ее губах полуулыбка. Она водит пальцем по корешку какой-то книги.
– Наверное, ищешь, что почитать перед сном?
Мое сердце колотится как бешеное.
– Просто ходила по залам, – отвечаю я как можно более невозмутимо.
– Забавно. – Она делает шаг в мою сторону. – Я здесь уже полчаса, но тебя не видела.
– Я думала, что у тебя уроки этикета. – Слова слетают с моих губ, прежде чем я успеваю опомниться.
Карнелиан прищуривается.
– Откуда ты это знаешь?
– М-м, наверное, Аннабель обмолвилась. – Усилием воли я заставляю себя не краснеть, но, кажется, щеки горят еще ярче. – В любом случае, библиотека большая. Может, ты меня просто не заметила.
Карнелиан подходит ближе, и нас разделяет всего лишь шаг. Я замечаю прыщ, назревающий у нее на щеке.
– Я не знаю, что ты затеваешь, – говорит она. – Но собираюсь это выяснить.
Я сглатываю.
– Ничего я не затеваю. Просто… люблю книги.
Карнелиан фыркает.
– Хорошо. Посмотрим.
– Какие-то проблемы, милые дамы? – Мы обе вздрагиваем, когда из-за угла выныривает Гарнет.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Карнелиан. – Кажется, ты должен быть у портного, снимать мерки для своего смокинга.
Гарнет изображает удивление.
– В самом деле? Надо же, совсем запамятовал. – Он оглядывает меня сверху вниз. – Мучаешь суррогата, кузина? Смотри, как бы матушка тебя не застукала.
– Я ее не боюсь. – Карнелиан вскидывает голову.
– Еще как боишься, – пренебрежительно бросает Гарнет. – Послушай, а где тот компаньон, которого она тебе купила? Я слышал, ты от него ни на шаг не отходишь.
Карнелиан покрывается красными пятнами. Мне даже кажется, что она вот-вот заплачет. Она бросает на меня уничтожающий взгляд, резко поворачивается и исчезает.
– Она всегда была слишком чувствительной, – говорит он, пожимая плечами. – О, кстати, я Гарнет.
– Я знаю.
Он смеется.
– Конечно, знаешь. – Он отвешивает мне изысканный поклон. – Позвольте сопроводить вас обратно в вашу комнату?
– О, не стоит, – говорю я. Гарнет, конечно, забавный парень, но, признаться, я его побаиваюсь. Я помню, как леди дома Огня назвала его непредсказуемым.
– Я настаиваю. – Он берет меня за локоть. – Скажи, – спрашивает он, когда мы выходим из библиотеки. – Кого ты ненавидишь больше? Мою мать или моего отца?
– Прошу прощения? – Я не могу поверить, что он посмел задать мне такой вопрос. Как будто я скажу ему правду.
– Наверное, все-таки мою мать, – продолжает Гарнет, пропуская мимо ушей мою реплику. Ратник в зале встает по стойке «смирно» при нашем приближении, и я чувствую на себе его любопытствующий взгляд. – Мой отец страшный зануда, но, по крайней мере, на него можно не обращать внимания. А вот игнорировать мою мать – тут уж нет, не пройдет.
Я предпочитаю молчать. Не буду поддерживать этот разговор.
– Она стала совсем несносной с тех пор, как у нас поселилась Карнелиан. Бедное дитя. Сначала умирает ее отец, потом мать кончает жизнь самоубийством. Скандальная история. Позор дома Озера.
– Мать Карнелиан покончила с собой? – Я потрясена.
Гарнет кивает.
– Она была странной женщиной, моя тетя. Странной и грустной. Я так и не успел познакомиться с ней поближе, потому что моя мать презирала ее. Думаю, Карнелиан ненавидит свою мать так же сильно, как и скучает по ней. Что делает ее крайне неприятной особой.
– Почему же она ее ненавидит? – спрашиваю я.
– Потому что мать оставила ее одну, – отвечает Гарнет.
Теперь я понимаю. Карнелиан – круглая сирота. Герцогиня терпеть ее не может, королевские особы смеются над ней, а Эш… неудивительно, что она его обожает. Он единственный, кто хорошо к ней относится.
Я чувствую укол вины. Я не хочу жалеть Карнелиан.
– А почему герцогиня презирала вашу тетю? – спрашиваю я.
Гарнет бросает на меня удивленный взгляд, как будто сомневается в том, что я говорю серьезно.
– Потому что она умерла. Вы хоть газеты читаете в своем Болоте? – Прежде чем я успеваю ответить, он продолжает: – Тетя Опал была слеплена из другого теста. Она была чужой в доме Озера. Особенно после того, как отвернулась от своей королевской родословной и сбежала с каким-то газетчиком из Банка. – Он усмехается. – Да уж, моей матери пришлось несладко. Сумасшедшая сестра, расторгнутая помолвка – и не с кем-нибудь, а с Курфюрстом, а тут еще… я. Ага, вот мы и пришли.
Мы стоим у моих покоев. Гарнет стучит в дверь, и Аннабель открывает.
– Аннабель! – кричит Гарнет, обнимая ее одной рукой. Аннабель становится пунцовой. Она пытается сделать реверанс, но это сложно в объятиях Гарнета.
– Я вернул суррогата в целости и сохранности, – говорит он. Аннабель кивает головой в знак благодарности. – Было очень приятно познакомиться с тобой официально. Уверен, мы скоро увидимся. И держись подальше от Карнелиан, если только можешь, – добавляет он и подмигивает мне. – Я думаю, у нее на тебя большой зуб. – С этими словами он поворачивается и уходит.
В ту ночь я не могу заснуть.
Все, что рассказал мне Эш о нравах королевского двора, о своей профессии, о том, как к нему относятся в Жемчужине… никто другой, наверное не смог бы понять, почему он этим занимается и как вообще оказался в этой роли. Никто, кроме меня. Они взяли его душу и сломали ее, так же как надругались над моим телом.
Я знаю, как больно подчиняться приказу, когда все в тебе кричит и призывает сопротивляться. Но мы с Эшем нашли друг друга. И мы нарушили все их правила.
Я до сих пор слышу его голос, нашептывающий мне на ухо.
Я люблю тебя.
Мое решение принято молниеносно, я больше не могу ждать ни минуты. У меня слишком мало времени. Если я действительно этого хочу, я должна сделать это сейчас.
Я сбрасываю с себя одеяло и тихонько выскальзываю за дверь.
Ночью залы дворца выглядят совсем по-другому, погруженные в темноту, загадочные и незнакомые, но я могла бы пройти этот путь и с завязанными глазами. Тишина жутковатая. Я вхожу в библиотеку, порхаю мимо стеллажей, которые стоят, как часовые на посту. Потайная дверь открывается с легким скрипом, и вот я уже бегу по туннелю, в его покои. Окно не зашторено, и в лунном свете гостиная как будто серебрится. Я осторожно ступаю на цыпочках по ковру и открываю дверь в спальню Эша.
Я здесь впервые.
Шторы задернуты, но я вижу его очертания под бледно-голубым одеялом, слышу его ровное дыхание. Я подкрадываюсь ближе – торчит только голова, тело укрыто простынями. Я кладу руку на его плечо.
– Эш, – шепчу я, нежно расталкивая его.
Он еле слышно вздыхает.
– Эш. – Я трясу его чуть более настойчиво.
Он открывает глаза и вскрикивает, так что я отпрыгиваю в сторону. Я смотрю на его голую грудь, встрепанные ото сна волосы, и чувствую прилив желания, смешанного со страхом.
– Вайолет? – шипит он. – У меня чуть сердце не разорвалось! Что ты здесь делаешь?
– Я… я… – Я вдруг теряю дар речи. Мой взгляд прикован к его коже, мерцающей в полоске света, пробивающегося из открытой двери.
Эш сбрасывает одеяло, и я вижу, что он одет в широкие пижамные штаны.
– Вайолет. – Он встает с постели и кладет руки мне на плечи, словно пытаясь успокоить меня. Неужели я дрожу? Кажется, да. Я чувствую тепло его пальцев. – С тобой все в порядке? Что-то случилось?
– Я… я люблю тебя, – запинаясь, говорю я.
Он замирает, ошеломленный. Потом улыбается и притягивает меня к себе.
– Ты поэтому здесь? – Странный звук вырывается из моего горла, то ли всхлип, то ли писк. Я чувствую его жаркое дыхание возле моего уха, когда он шепчет: – Я тоже люблю тебя.
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, и я обвиваю его руками, прикасаясь ладонями к его твердым лопаткам, прочерчивая пальцами изгиб его позвоночника. Его запах повсюду, и я прижимаюсь щекой к его груди. Одной рукой он обнимает меня за талию, а другой гладит мои расплетенные длинные волосы.
Я поднимаю голову, навстречу его губам.
Поначалу это обычный поцелуй – уютный, знакомый, теплый. Но вот он становится глубже, настойчивее, и во мне просыпается страсть. Мои руки ложатся ему на грудь, скользят по упругим мышцам, поднимаются к шее, пальцы трутся о его скулы. Желание нарастает во мне и отзывается болью.
Я сама не понимаю, что толкнула его назад, пока мы не падаем на кровать, укрываясь занавесом моих волос.
– Вайолет. – В его голосе звучит предупреждение. Но я не могу остановиться. Не могу не целовать его. Я чувствую, что он уступает моему натиску, его руки глубже погружаются в мои волосы, мышцы наливаются возбуждением. Я крепче прижимаюсь к нему.
– Вайолет, стой, – задыхаясь, произносит он, перекатывая меня на спину.
– Я… я… – Горячие слезы наполняют мои глаза. – Извини.
Но он гладит мое лицо, целует мои волосы.
– Пожалуйста, не говори так, – бормочет он. – Ты же знаешь, что я этого хочу. Очень хочу.
– Тогда почему нет? – Я не могу скрыть отчаяние в голосе.
– Я могу сделать тебе больно, – тихо признается он. – Я никогда не… я хочу сказать…
– Но это все, чего я хочу, – шепчу я. Мой голос хрупкий, ломкий, как я сама сейчас. – Я хочу только тебя.
Эш колеблется. Я провожу рукой по его груди и прикасаюсь губами к его плечу.
Он наклоняется и целует меня в шею, в ложбинку над ключицей… Голова начинает кружиться, когда его пальцы спускаются по моей руке к талии, хватаясь за ночную рубашку; до меня вдруг доходит, что между нами лишь тонкая преграда из шелка и хлопка.
Его губы ласкают мою шею.
– Ты уверена?
Никогда и ни в чем я еще не была так уверена, но почему-то именно сейчас мне не хватает слов, чтобы сказать об этом. Мое тело в огне, в нем бушует невиданная жизненная сила, и она управляет мною, когда я, осмелев, прижимаюсь к нему еще теснее. Низкий стон вырывается из его горла, и в следующее мгновение его губы накрывают мой рот.
Это действительно больно. Но мне не привыкать к боли – сколько ее было в моей жизни.
Эта боль совсем другая. Она стоит того, чтобы ее терпеть. И на этот раз я не одна.
