Книга: Письмо на небеса
Назад: Дорогая Амелия,
Дальше: Дорогой Джон Китс[41],

Дорогой Ривер Феникс,

Может, это странно прозвучит, но когда я было младше, еще до своих первых поцелуев, я иногда воображала, что целуюсь с вами. Так вот, после поцелуев в реальной жизни, я счастлива сообщить, что все совсем не так, как мне представлялось.
Мой парень, Скай – мой первый парень – идеален для меня. С вечеринки в честь Хэллоуина, где мы стали парой, прошло две недели. И теперь мы везде с ним целуемся. Между уроками на аллее, когда там никого нет и от солнца под веками пляшут яркие пятна. В пикапе, пахнущем старой-престарой кожей. В темноте, когда я выбираюсь на улицу через окно (я поднаторела в этом в обоих домах: у тети Эми нужно поднять стекло вверх, а у папы снять москитную сетку, как это всегда делала Мэй). Больше всего мне нравятся наши полуночные вылазки со Скаем. Все вокруг спит, и мы оказываемся в своем, таинственном мире. Такое же чувство возникало у меня, когда мы с Мэй выскальзывали во двор собирать ингредиенты для наших волшебных зелий.
Впервые я ощущаю себя так, словно обрела волшебные силы – те самые, о которых рассказывала мне в детстве сестра. Скай прогоняет все мои страхи. Мы бродим в ночи, и наши тени ложатся одна на другую и тянутся по улице вдаль. Мы целуемся, и я думаю: если бы моя тень могла навсегда слиться с его, то он бы заслонил собой все, что я так сильно хочу забыть. Я бы с радостью потерялась в красоте его души.
По правде говоря, Скай немного напоминает мне вас. Он молодой и сильный, и, кажется, сам воздух расступается, пропуская его. Но есть в нем что-то хрупкое, что-то мотыльками трепещущее внутри. Что-то отчаянно пытающееся взлететь к свету. Мэй была луной, к которой все кругом устремлялись. Но мне неважно, даже если я для Ская всего лишь уличный фонарь. Мне достаточно того, что он летит ко мне. Мне нравится ощущать биение крохотных крылышек.
Прошлой ночью мы гуляли по парку, и Скай целовал меня, прижав спиной к холодным перекладинам игровых «джунглей». Мы оторвались друг от друга, чтобы вздохнуть, и уголок нижней губы Ская как обычно изогнулся чуть влево.
– Мы можем пойти к тебе домой? – шепотом спросила я.
– Не думаю, что это хорошая идея, – неуверенно отозвался он.
– Не обязательно к тебе входить. Я просто хочу посмотреть на твой дом снаружи. – Я не сказала ему, что уже видела его, в ту ночь, когда каталась на машине с Тристаном и Кристен. Мне хотелось побыть у его дома вместе с ним.
– Ты не понимаешь, – наконец сказал Скай. – Моя мама… она не такая, как другие.
– В каком смысле?
Скай напрягся всем телом.
– Она многие вещи делает не так как все, – признался он. – Например, поет посреди ночи колыбельные цветам.
– О. Ну и что?
– Они уже увяли, – добавил Скай. – Ее бархатцы. Но она все равно им поет.
– Может быть, нам что-нибудь для нее посадить? Луковички тюльпанов или каких-нибудь других цветов, которые весной расцветут?
Скай все еще колебался, но я пообещала ему, что мне достаточно побыть во дворе его дома и совершенно необязательно заходить внутрь, и Скай наконец согласился. Поэтому сегодня я снова выбралась тайком из дома, и мы поехали к нему выкапывать засохшие бархатцы и сажать луковицы тюльпанов. Вечером я сходила в наш гараж, где мама хранит все для садоводства, и нашла луковицы цветов в коробке с проложенной между ними газетой. Сегодня новолуние, и мы работали в темноте, надев куртки. Примяв землю над последней луковичкой грязными пальцами, мы подняли глаза и прикоснулись взглядами друг к другу так, как невозможно прикоснуться кожей. В этот момент открылась входная дверь. На порог вышла мама Ская, в халате и с лейкой в руках.
– Мам? – устало спросил Скай. – Ты чего?
Наверное, он надеялся, что она не проснется и ему не придется нас знакомить.
– Я хотела помочь, – с невинным видом ответила она.
Затем она повернулась ко мне и посмотрела на меня так, будто только что заметила. Выражение ее лица было теплым и приветливым.
– А это кто? – спросила она Ская.
– Лорел, – ответил он.
– Мы… мы сажали тюльпаны, – объяснила я, – чтобы они расцвели весной.
Мама Ская улыбнулась и кивнула, словно это совершенно нормально – сажать цветы ночью.
– Спасибо, милая.
Она принялась ходить взад-вперед по рядам, поливая землю и тихо напевая песню про каких-то лошадей на солнце.
– Очень важно петь им, – объяснила она, закончив. – Так они будут знать, что ты рядом. – Потом она поставила пустую лейку у двери и ушла в дом.
– Вот ты и познакомилась с моей мамой, – проговорил Скай.
– Она… очень милая.
– Ты хочешь сказать – сумасшедшая.
– Ничего подобного. Но что… м-м… что…
– Она просто такая, какая есть, – резко сказал он.
– О.
Я протянула руки и обняла его. И почувствовала внутри него тех самых мотыльков. С такими тонюсенькими крылышками, что в какой бы близости от света они ни находились, им всегда будет этого недостаточно. Они всегда будут стремиться подлететь еще ближе – в самую его суть. Тогда-то я и почувствовала, что Скай потерялся. Мне хотелось положить ладони ему на грудь, туда, где сердце, и окунуться в его сердцебиение. Хотелось найти его там. Но Скай отступил, и его чуть изогнутая влево нижняя губа распрямилась.
В моем горле застряли тысячи вопросов и ответов. Я не могла произнести их все разом, поэтому не стала.
– Скай?
– Что?
Я посмотрела на него, пытаясь передать все своими глазами.
– Ничего. – Я на секунду замолчала. – Эти цветы будут очень красивыми.
От холода по моему телу прошла дрожь, и мы снова поцеловались.

 

Искренне ваша,
Лорел
Назад: Дорогая Амелия,
Дальше: Дорогой Джон Китс[41],