Глава 26
Утро субботы: два дня до финального матча
Вздрагивая, я просыпаюсь, и перед глазами вспыхивает картина.
Вторник. Ночь. Колетт открывает дверь и впускает меня в квартиру Уилла. В ее глазах смятение, как будто она забыла, что звонила мне. Густые влажные волосы блестят.
Воспоминание такое четкое, что щемит сердце. Оно выскакивает из груди, и я чувствую, что футболка прилипла к телу; с похмелья у меня поднялась температура.
Нащупывая рядом с кроватью бутылку с теплой водой, я вдруг кое-что понимаю. Я кое-что упустила.
У нее были влажные волосы.
Слегка влажные. Как будто она полчаса назад приняла душ.
А Уилл лежал на полу в одном полотенце.
Я никак не могу совместить эти два кусочка паззла, но тут вспоминаю еще кое-что.
Тот, другой раз.
Вспоминаю, как Уилл стоял за дверью в лобби и махал мне рукой, а волосы у него были мокрые и блестящие, как тюленья шкура.
А потом из-за его спины появилась Колетт и зашагала мне навстречу. Ее волосы падали на плечи влажными завитками, оставляя темные следы на майке.
Это был первый раз, когда я забирала ее из «Башен». Я сразу поняла, чем они занимались до моего приезда, потому что это у них на лицах было написано.
Они были одеты, но все равно что голые. Их лица лучились от удовольствия.
И оба были только что из душа, который, видимо, принимали вместе.
Теперь я это понимаю.
И ночью во вторник Уилл и тренерша тоже приняли душ, вот только через несколько минут Уилл был уже мертв.
«Она соврала, что нашла его тело, – сказала Бет. – Она была там, когда все случилось. Она там была».
Телефон звонит и звонит. Выключаю его и засовываю под матрас.
Мысли, что лезут мне в голову, грубы и беспощадны.
Я вспоминаю дни накануне смерти Уилла – поведение Колетт, пропущенные тренировки, аварию. И гадаю, а не лгала ли она мне все это время. Чувствовала ли она, что теряет Уилла и потому звонила ему, умоляла приехать, как в тот день, когда ей наконец удалось его заманить к себе домой? Когда нам с Кейтлин пришлось ждать на заднем дворе?
А еще я думаю о той ночи. Ее слегка влажные волосы. Теннисные туфли, выстиранные с хлоркой. Зачем она их постирала?
И как оказалась у Уилла?
«Взяла такси, – объяснила она тогда. – Тихонько выскользнула из дома. Мэтт спал. Он принял две таблетки. Мне нужно было повидаться с Уиллом, Эдди». Голос у нее был странный, механический. «Я вызвала такси. Но обратно же я вызвать его не могла, правда?»
Тихонько выскользнула в два часа ночи, и муж не слышал? Как по мне, она ушла раньше, придумала какую-нибудь отговорку для Мэтта, или его вообще еще дома не было.
Что, если Уилл действительно с ней порвал, и она…
Вдруг вспоминаю, как на прошлой неделе лежала с ней рядом в постели, и она рычала во сне: «Как ты мог так поступить со мной? Как?»
Пах-пах, – шепчет Бет мне на ухо. – Пах-пах.
На кухонном столе записка.
«Эдди, Дебби сказала, что тебе звонили из полиции. Кто-то опять украл ростовую куклу? Люблю, папа».
«Да, пап, – я хватаюсь за край стола, – все именно так».
Они находят меня на Ройстон-Роуд. Я бегу.
Я никогда не бегаю. Бет говорит, что бег – скучнейшая форма мастурбации. Не знаю, что это значит, но эти слова навсегда отбили у меня охоту бегать.
Однако сегодня утром, с языком, онемевшим от мачехиного клоназепама, я решаю, что пробежаться было бы неплохо.
Я бегу и, как во время тренировки или матча, забываю обо всем, кроме того, на что способно мое чудесное молодое тело. Оно делает все, о чем его попросишь – нетронутое, чистое, мягкое, как попка младенчика, запятнанное лишь синяками, оставшимися после занятий девчачьим спортом.
Ощущение твердого асфальта под ногами восхитительно, и когда я разгоняюсь, это ощущается, как удачно выполненный стант, но только лучше – ведь никто меня не видит, а я все равно это делаю, делаю, не смотря по сторонам, не жду, пока кто-то похвалит меня, скажет, что у меня все получилось, потому что сама это прекрасно знаю. Я знаю.
И я бегу. Бегу, пока все чувства не растворяются и не остается лишь пустота.
Никто не может мне навредить. Телефон выключен, он далеко, и никто даже не знает, где я. Есть ли я вообще.
Никто, кроме детективов.
Все происходит в точности, как по телевизору. Они притормаживают у тротуара; один из них стоит, облокотившись о дверцу машины.
– Аделаида Хэнлон?
Я останавливаюсь и вынимаю наушники.
– Можно задать вам пару вопросов?
Мужчина дает мне бутылку воды. Теперь у меня есть чем занять руки и рот.
Мы сидим в участке, и, увидев, что мои потные ноги дрожат на жестком стуле, женщина предлагает мне свое мягкое кресло. Ей, кажется, все равно, что оно намокнет от пота.
– Если ты предпочитаешь разговаривать в присутствии родителей, – говорит мужчина, – можем им позвонить.
– Нет, – я качаю головой, – все нормально.
Они смотрят на меня и кивают, как будто я только что приняла очень мудрое решение.
Потом они быстро обмениваются взглядами. Он выходит, женщина остается.
Я начинаю считать про себя, как на тренировке. Раз-два-три-четыре. Считаю, пока сердце наконец не начинает биться ровно. Пока на моем лице не остается никакого выражения – скучающая мина, типичная для девочки моего возраста.
– Мы просто хотим подтвердить кое-какие детали происшествия, случившегося ночью в прошлый вторник, – произносит она.
Ее волосы туго затянуты в хвост, и этим она напоминает тренера. В уголке губ у нее ямочка. Она не улыбается, но у нее дружелюбный тон.
И я вдруг расслабляюсь, как будто сижу в кабинете у замдиректора школы и рассказываю о чем-то, что мне известно, но не имеет ко мне никакого отношения. Главное – не сболтнуть лишнего. Тогда никто ничего не сможет тебе сделать.
Она начинает с общих вопросов. Это больше похоже на обычную беседу. Что мне больше всего нравится в школе? Давно я в команде поддержки? А эти наши трюки – разве они не опасные?
Я практически не замечаю того, как она переходит к делу. Так гладко это у нее получается.
– Так значит, вы с тренером Френч общались и вне школы?
Странный вопрос. Мне сначала даже кажется, что я что-то не расслышала.
– Она же мой тренер, – отвечаю я.
– А в ночь с понедельника на вторник на прошлой неделе ты виделась с тренером Френч?
Я не знаю, что ответить. Я не знаю, что Колетт им рассказала.
– На прошлой неделе? – спрашиваю я. – Не знаю.
– Попробуй вспомнить, ладно? В прошлый понедельник ты была у нее дома?
Вторая часть ее вопроса как подарок. У нее дома. Если тренер им что и наплела, то наверняка сказала, что мы были у нее.
– Да, кажется, – отвечаю я. – Иногда я ей помогаю с дочкой.
– Работаешь няней? Сидишь с ребенком, когда миссис Френч уходит?
– Нет, нет, – как можно спокойнее отвечаю я. Какая я ей няня, она в своем уме? – Я не сижу с детьми.
– Значит, ты просто помогаешь время от времени?
Я смотрю на нее – на ее бледные губы и слишком тонко выщипанные брови.
– Я просто часто там бываю, – отвечаю я. – Тренер помогает мне разучивать станты. Мне нравится бывать у них дома.
– Значит, в понедельник вечером ты была с тренером и ее мужем у них дома?
И ее мужем.
– Да, – отвечаю я. Ведь наверняка тренер сказала им то же самое, и ради общего блага наши версии должны совпадать.
– А ты знакома с сержантом?
– Видела его в школе.
– Они с тренером Френч были друзьями?
– Не знаю, – отвечаю я. – Мне она ничего не рассказывала.
– И ты никогда их вдвоем не видела?
– Нет.
Понятия не имею, в какую лужу я вступила и вступила ли вообще.
– Значит, тебе нравится бывать у тренера дома? Просто проводить там время, – она пристально смотрит на меня, а я не могу оторвать взгляд от волоска, торчащего над ее правой бровью, с которой она явно перестаралась.
Как можно было его не заметить? Пропустить такую важную мелочь. Это же все равно что не увидеть, как во время выступления у кого-то в команде противника соскользнула нога.
Этот волосок придает мне сил.
Я же заместитель шерифа Хэнлон, невозмутимый лейтенант. А я и забыла, как приятно играть свою старую роль.
– Да, мэм. Я так вам и сказала.
Я откидываюсь на спинку кресла, вытягиваю ноги и поправляю хвостик.
– У них дома нормальная обстановка? Они с мужем ладили?
– Да, – отвечаю я.
– Как тебе показалось, они счастливы в браке?
Смотрю на нее, склонив голову, как собака. Как будто не понимаю, что это значит. Счастливы в браке? Да кто обращает внимание на такие вещи?
– Да, конечно, – отвечаю я, и мой голос переключается в другой режим. Так я разговариваю с людьми, которые вообще ничего не понимают, но думают почему-то, что я у них как на ладони, что им все на свете известно про таких девочек, как я.
– Нам всем нравится тренер, – говорю я. – Она очень приятная женщина.
И добавляю:
– Иногда она нам показывает асаны. Йога – это так прикольно! Вообще, она супер. У нас в понедельник финальный матч. Приходите, посмотрите.
И я наклоняюсь ближе, как будто собираюсь поведать ей тайну.
– Если мы круто выступим, то в следующем году поедем на региональный турнир.
– Возможно, у нас будут еще вопросы, – говорит детектив, провожая меня до двери.
– Хорошо, – отвечаю я, – нет проблем.
В действительности я никогда не говорю «нет проблем».
Проходя мимо полицейских, мимо детективов, я слегка задираю футболку – как будто хочу проветрить свой вспотевший живот.
Пусть все увидят мой пресс. Какой он плоский.
Я всем демонстрирую, что не боюсь, что я не какая-нибудь там глупенькая чирлидерша, не какая-нибудь тощая шестнадцатилетка, у которой ума меньше, чем у курицы.
Пусть видят, что я – не кто-нибудь там.
А главное, пусть не видят, кто я на самом деле.