Глава 9

— Что невеселы, либалзон Ларит? — Старший моей охраны сидел во дворе трактира, натирая клинок.

Вообще старшим его называть язык не поворачивался, так как из тройки нанятых мной воинов, он был самым молодым — приблизительно мой ровесник. Этих ребят я нанял луну назад, когда сменил свою шикарную карету на эту скрипучую колымагу, и расставаться пока с ними не собирался — довольно дисциплинированные и не сующие свой нос в чужие дела ребята. Действительно профессионалы. У них даже разрешение на ношение арбалета было. Правда, только вне стен городов.

Решение смены антуража на более скромный, то есть Крота с ребятами, возникло благодаря фобии. Мне за каждым углом чудились либо маги, либо жаждущие моей смерти имперцы. С одной стороны я понимал, что глупость, с другой… «когда сосед алтырь, то зим в жизни может оказаться на одну, да больше». Поговорка о перестраховке, кстати, родилась не на пустом месте. Немало случаев, когда соседство с полумагами спасало жизнь людям. Поэтому дома рядом с алтырскими всегда были чуть дороже.

— Да так, неурядицы, — присел я на бревно рядом с ним.

— Опять ходит с глазами полными слёз?

— Есть такое. Ты то, откуда знаешь?

— У меня отец руки на себя наложил, из-за такой.

Разговор шёл о Ласе, моей беде и моей прелести в постели… В постели это был нежный ангелочек с проклёвывавшимися рожками похоти. Она была то нежна и чувственна, то настолько ненасытна… И всё это сплеталось в такие безумные ночи, что просто так не описать. Даже мне, магу, было сложно удовлетворить эту нимфу. Хорошо, что Валейр приучил меня к отсутствию полноценного сна. Но это ночью… Днём же, она становилась невыносима. Нет, она не устраивала истерик, не требовала ничего. Ну, почти ничего, кроме ласки. Только… Как бы объяснить… Начать хотя бы с разговоров. Говорить с этой девушкой было не о чём. Совершенно. То есть она была настолько… неумна, что дальше не куда. Увидев курицу, она умилялась, и тут же задавалась вопросом боли при выходе из птицы яйца. А уж то, что из яйца потом вылупляется птенец… Она разок отказалась есть яичницу с мотивировкой: это цыплёнок. И ладно бы так… Но ведь она забывала об этом разговоре буквально за пару рук. И вновь: «Смотри, какая курочка. Интересно, а откуда в ней берутся яйца?» Не представляете, как бесит. И при всём при этом, страсть к разговорам была у неё маниакальная. Нисколько не меньше, чем страсть к плотским утехам. А если не будешь с ней разговаривать, то она сжимается, отворачивается от тебя, и тихонько, совершенно беззвучно плачет. Так это задевает. То же самое касается какой-нибудь безделушки, которой она хотела бы обладать. Причём зачастую, можно даже не догадываться о её желаниях. Просто плачет, прижавшись в уголок. Не зря балесс называют куклами. А самое мерзкое, что ты ведь знаешь о том, что она не виновата. В такое её превратили маги. Маги… Ласа очень сильно воспитала во мне ненависть к Ордену.

Зачем я взял её с собой? А я не брал. Меня бы вполне устроило, если бы её заперли в какой-нибудь высокой башне, а я бы потом явился… Хотя, вот сейчас, зная об истинном положении дел, я бы и не явился. Но, суть не в этом. Я её не брал. Это был плод чувства юмора дворцового тысячника. Он даже записку мне передал. Я когда распахнул дверцу предназначенной для меня кареты, Ласа первым делом сунула мне этот пергамент. А в нём всего два слова: «Тень мужа». Как бы объяснить… Есть такая… даже не пословица, высказывание: «Жена, это тень мужа». Расценивается это несколько двояко. Вообще в прямом смысле, это высказывание зародилось по поводу того, что если жена, извините за подробность, имеет непомерный вес, значит, самомнение мужчины превышает его возможности, поскольку услуги алтырей не так уж и дороги. Двоякость же заключается в разнообразного рода интерпретациях. Мол, если жена из богатого рода, а муж наоборот… Короче, тень мужчины должна соответствовать ему самому. И вот тут-то и был весь смысл юмора Оскорана: жена — рабыня. Возможно, конечно, мои комплексы…

— Как это произошло? — Задал я вопрос старшему, скорее из вежливости, чем из реального интереса о том, что же произошло с его отцом.

— Мама умерла при родах сестры. Отец тосковал, но не показывал вида. Сестра маленькая. Мне самому всего зим восемь было. Балзонство, опять же. Чуть глаз не туда, горн своровать что-либо пытается. Жениться ещё раз, отец не хотел из-за нас. На то время, ему было всего чуть за тридцать. Мужик, можно сказать, только вошёл во вкус… Дела шли в гору, вот он и решил купить балессу. Наверно, разумное решение. Детей они не приносят. На наследство не претендуют. Потратился один раз и в твоём распоряжении чудесная благородная лара. Только вот… Я, конечно, не пробовал. Но, думаю, что слишком чудесная. Не знаю, как вы держитесь, а отец по утрам был осунувшийся, нервный, только с ней ласковый. Если не растягивать историю, то в какой-то момент он не смог держать балзонство в перчатке, так как отдал свою душу ей. Возможно, мы бы худо-бедно протянули. Воруют горны, но ведь в меру. Только, как сейчас понимаю, однажды корень стал подводить отца. И вот тут то… Я мал, конечно, был. Но только я и не испытал этой мерзости на своём корне. Благо не мог. Отец однажды застал её в конюшне. Точно не могу сказать, что там произошло, только двое рабов в тот день головы лишились. Отец запил. А та кукла вообще, словно с ума сошла — со всеми. Ну не могут они без этого. Отец поймал на ней одного из воинов охраны. Того казнить просто так нельзя. Но… отец вынул клинок. Был суд. Воина отправили в рабы. В итоге… Отец повесился. Балзонство разорилось, и родственники скупили его. Нас с сестрой воспитал отец того самого воина.

На некоторое время повисло молчание. Потом мой охранник продолжил:

— Я не могу порицать, либо хаять…

— Я понял, — перебил я его. — Спасибо.

Бывший либалзон кивнул и принялся чистить оружие дальше. А я остался со своими мыслями наедине. Я не знал, что с ней делать. Собственно где-то внутри и не хотел с ней расставаться. Только вот ведь полная демаскировка. Если кто-то захочет пройти по моим следам, то достаточно будет лишь её. Не так много знатных путешествуют с балессами. Отпустить её… Куда? Это же, как раз родственница той курицы. Спать с ней… Собственно сегодня слёзы Ласы были как раз по этому поводу. Просто не так давно до меня дошло, что это умственно больной человек. Не знаю как местные, но у меня, после такого осознания, желания не было. Причём уже ночи три. Продать свою супругу… Тут без вариантов. «Потерять», как выразился Лумм, у меня рука не поднимется.

— Запрягай, — дал я команду Кроту, так звали моего старшего.

Он глянул на небо. Вздохнул. И протерев клинок, вставил его в ножны. Я ухмыльнулся про себя. Крот никогда, за исключением сегодняшнего разговора, не говорил напрямую. Сейчас он намекнул на погоду. Ветерок был порывист, что предвещало ливень, как минимум. А до следующего более-менее достойного поселения было около двух дней пути. Очень не хотелось парню толкать телегу, когда небесная вода развезёт дороги. Я понимал его, только фобия гнала вперёд.

Ласа выходя из трактира со вздохом покосилась на пирожные — огромная редкость для трактиров.

— Дайте десяток, — попросил я подавальщицу.

— Есть только пять, — испуганно произнесла она.

Я кивнул.

День ехали безо всяких препятствий. Изредка накатывал кратковременный дождик, не успевавший в достаточной мере намочить почву. А вот в ночь… Остановились мы, когда в сумраке стали накатывать волны ливня. Разбивать шатры, уже не было времени, и я, велев распрячь лошадей, пригласил всех в карету. Давно я так неудобно не спал. С одной стороны запах вспотевших мужиков, с другой, порывы ветра, качавшие карету так, словно это пушинка. В разгар бури я вдруг изъявил желание выйти в лес.

— Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя… — орал я первое, что пришло на ум.

Непогода не приносила неудобств. Наоборот. Я почувствовал себя частью стихии. Магия бурлила, разогревая тело. В магическом зрении вокруг бушевали вихри. Я поднял руки и разверз молнии по верхушкам сосен. А-а-а! Как же прекрасно! Я стал двигаться, стараясь проскользнуть меж капель дождя. Понятно, что мне это не удавалось, но это только придавало азарта. Я метался. Я рычал. Я наслаждался. Я был свободен. Только сейчас я понял, насколько силён…

Утро было восхитительным. Бывает так. Рассвет ещё брезжит, а ты переполнен сил. Природа сменила свой гнев на милость, и теперь лес окутывала тишина. Лошади на месте. Люди дремлют, не мешая одиночеству… Просто хорошо.

— Завтрак готовить? — Прервал идиллию спокойствия голос Крота.

— Нет. Поехали. Позже остановимся.

Смысла пытаться разжечь костёр, не было — лес промок насквозь.

Пока карета покачивалась на корнях деревьев, пересекающих грунтовую дорогу, я достал свои документы. Свои, это значит либалзонские. В смысле, Элидара. Меня настоящего. Вернее фальшивого, но настоящего в этом мире. Короче, свои.

Оскоран допустил одну оплошность (надеюсь что нечаянно): мне то, он фальшивые документы оформил, а вот моей супруге — нет. То есть юридически, Ласа была собственностью некоего либалзона Борокугонского Элидара (а жена это собственность, прямо вот совсем собственность, разве что медальон рабыни не выдавался). И каждый раз я страдал, от этой досадной оплошности (отчасти фобия была рождена именно этим фактом). В общем, чередуя при пересечении границ локотств (а я пересёк всего три), я предоставлял то документы Элидара и его жены, то подложные, предъявляя медальон рабыни. Пока прокатывало. Но, текст благодарственного письма тысячнику дворцовой стражи, я в уме приготовил.

Настроение испортил исполин, упавший на дорогу. Некое подобие дуба. Вековой. Сильный. Объехать не получалось, слишком тесно стояли юные родственники Исполина вокруг. Крот, пошептавшись со своими подчинёнными, начал перерубать ствол дерева. Чем нравился мне этот парень, так тем, что не чурался работы. Походив по округе, я присел обратно в карету. Не выспавшаяся толком Ласа, прилегла на плечо. Тревожно стало, когда парни дорубали вторую часть дерева. Некая напряжённость витала в воздухе. Вскоре почувствовалась и причина внутреннего беспокойства — я ощущал мага…

— Бросьте воёвые, жизнь одна, — прозвучал снаружи мерзко уголовный голос.

Почему уголовный? Такую манеру разговора не спутаешь ни в одном мире — сквозь зубы, с лёгким пренебрежением. Я опустил рукоять внутреннего замка со стороны голоса и жестом приказал Ласе молчать. Вот он, тот долгожданный момент. Я распустил силы, пытаясь уловить происходящее снаружи. Маг… Сильный маг.

— … проверьте карету, — скорее ощутил, чем услышал я отголосок фразы.

Я взялся за рукоять противоположенной от нападавших дверцы, второй рукой сжав локоть балессы. Только кто-то дёрнул дверь, как я распахнул противоположенную… Я бы успел. Однозначно. Преследователи не были так уж спортивны, но Ласа… Вот для чего балессы не созданы, так это для бега по пересечённой местности. Этот монстр настиг нас довольно быстро. Я оттолкнул Ласу в сторону, в надежде, что она убежит, но та встала рядом в ступоре. Огромный гигант с оглоблей летел на меня. От первого удара я увернулся, но вторым… Очнулся я, когда меня связывали. «Против лома нет приёма», — пронеслось в голове. Пока гигант вёл нас, я старался физически разболтать верёвки, связывающие руки. Магию использовать было страшно. Они однозначно хотели именно этого. Привели нас обратно к карете. Даже без перехода на магическое ощущалось присутствие «коллеги».

Главным у них был прихрамывающий мужичок среднего возраста с парой отсутствующих зубов. По крайней мере, тип с уголовным голосом, обращался к нему уважительно.

Когда интересно они меня обнаружили? Я как мог, спрятал в себе мага, тем не менее, приготовившись к нападению. Ну, не подыхать же?

— Хромой, тут мальца увести бы… — жаждуще произнёс уголовник, кивнув на балессу.

Под «мальцом» подразумевался мальчишка, зим восьми-девяти, с интересом рассматривающий Ласу.

Их главарь подошёл к балессе. Ишь ты, как играют. Интересно, откуда их откопал Орден? Из подворотен или театра? Хотя… у всех были «украшения» в форме печати на виске. Ларчик просто открывался: заставили рабов. Этим наверно плошки каши хватит в качестве награды. А то и… лучшее поощрение — отсутствие наказания. Кто же из них маг?

Тут же главаря отозвал дедок с вполне разумным лицом. Они о чём-то шептались несколько минут. Однозначно обговаривают, как раскрыть меня. Я, вздохнув, сжал нервы в кулак. Ну, ведь видно, что отребье… Минуту, и я всех их перебью. Как они забавно обработать пытаются. Только вот зачем уж так-то наивно?

На удивление главарь не стал разворачивать сцену насилия на моих глазах. Он довольно вежливо приоткрыл дверцу кареты Ласе. Пока она забиралась внутрь, главарь бесцеремонно схватил балессу за попку. С-с-сука. Внутри всё всклокотало. Я старался «впитать энергию Ци», чтобы успокоить своё эго. Но этот хмырь удивил ещё раз. Он не стал продолжать, а просто потребовал у Ласы её драгоценности. Просто колечки! И самое интересное… что балесса вильнула «хвостом». Она заигрывала с этим убожеством! Молнии сами влились в руку. Маги всё-таки не самые сдержанные существа. Когда хмырь находился в шаге от своей смерти, он, вдруг, втолкнув Ласу в карету, закрыл за ней дверь.

Не смогу дословно передать весь разговор, но суть была в том, что этот беззубый не давал своим приспешникам попользоваться Ласой! Какая-то иллюзия происходящего! Последний гвоздь в крышку иррациональности добило понимание кто именно из них маг. Это был ребёнок! Голову вон того здоровяка могу дать на отсечение — это тот мальчишка! Кроме этого понимания была какая-то странность в их предводителе. Было что-то, что ускользало от понимания, но интересовало разум…

— Ряженый, упал на зад! — Вернул меня в действительность голос главаря.

И только сейчас я догадался нажать на кольцо. Разумеется, я не собирался выполнять распоряжение, но получил небрежный толчок беззубой хромой твари и не смог устоять, так как не был готов к такой бесцеремонности.

— Ларк, сними сапоги! — скомандовал беззубый кивнув на меня.

Спустя час, я понял, что нас банально ограбили. Такая злоба накатила… Единственное, что не было понятно, так это присутствие мага. Зачем? Нагнули бы Ласу, и возможно я бы взорвался. Разумом я понимал сейчас, что это было бы глупостью. Но стопроцентно не был уверен в себе. И было ещё что-то… Не знаю что, но очень важное. Было что-то необычное в этом ограбившем нас отребье… Кроме наличия мага, разумеется. Дикость, всё-таки какая: имея под рукой мага, заниматься грабежами… А может они не знают? Может он, как и я? Прячется?

Пустив магию по рукам, я постарался довести путы до ломкого состояния. Было очень больно. Кожа, которой связали руки, имела свойство сжиматься при нагреве. Тем не менее, я смог.

Больше всех пострадал Крот — рана от арбалетного болта в груди и болтающаяся плетью кисть. Но самое интересное, и то, и другое, было уже подлечено магом! Они даже не скрывались!

Лошади, как и основная часть вещей и оружие, исчезли. Уж не знаю, зачем им понадобились мои костюмы… Фасон явно не их. Но более всего я сожалел о вине. Ещё дня три — четыре и меня станет «ломать» без зелья. Я подобрал среди разбросанных вещей кувшинчик купленный в Дувараке у зельника. Хоть он остался. Заглянув в карету убедился в нетронутости тайника. Надо было и вино туда.

— Крот, — пока я привязывал к руке воина шину — перелом с резаной раной, решил отвлечь его от боли разговором, — а почему вы без лошадей? Вроде не так дорого?

— Чтобы не иметь возможности бежать в таких вот случаях, — скрипя зубами, прошипел тот.

Дюжина имперских воинов догнала нас километрах в двадцати, может больше, от места ограбления.

— Хоу, — натянув повод, лихо остановил жеребца головной воин. — Десятник Юр, — представился он. — Ваша развалина перед деревом?

— Либалзон Ларит, — хмуро ответил я ему. — Не развалина, а карета.

— Очень смешно. Ограбили?

— Нет, мы грибы собираем.

— Могу обратно уехать.

— Не кипятись. День не задался.

— Понимаю. Преследовать будем?

— Где же их сейчас найдёшь…

— Так ваш охранный амулет у них, — достал из сумки огромный металлический диск десятник. — Вон там они, — указал он рукой вправо, глядя на странный предмет. — Слабо, конечно уже… Или уехали далеко или магия в амулете исходит. Но ещё можно попытаться. Да и следы после дождя хорошо видать.

Я оглянулся. Двое серьёзно раненых. Плюс балесса.

— Не переживай. Я там своих оставил. Сейчас запрягут карету и подъедут сюда. Так что? Догоняем?

— Если есть шанс, то почему бы и нет. Лошадь дашь?

Десятник посмотрел на одного из своих. Воин с хмурым видом спешился.

Сказать, что мы скакали во весь опор, нельзя. Скорее плелись. Лес, это крайне неприспособленная местность для передвижения на лошадях. То и дело приходилось объезжать поваленные деревья и искать более-менее приемлемый способ пересечь овраг. К тому же корни под копытами и ветки на уровне глаз. Даже на рысь перейти не было возможности. Но судя по «компасу» десятника мы приближались. Как он объяснил, медная проволочка выходящая из центра диска, поворачивалась в сторону снятого с меня кольца и вибрировала. И вот по амплитуде вибрации (в оригинале это звучало как «дёрганью») можно определить приближаемся мы или удаляемся.

— Всё, — произнёс десятник, когда мы выбрались на просёлочную дорогу. — Дешевый у тебя амулет был. Или к алтырю давно не носил.

Знать бы, что эту фиговину нужно было заряжать…

— Туда поехали, — с уверенностью произнёс один из воинов, глядя на почву обочины.

Тут-то мы пришпорили…

— Много было то? — пока ехали в предрассветной мгле обратно, спросил десятник.

Догнать рабов не удалось. Вернее как не удалось… Не говорить же воину, что уже через пять минут после того как мы начали преследование, я перегорел этой идеей. Это был минутный порыв, который прошёл сразу, как я представил, что произойдёт, если мы их догоним. Допустим насчёт исхода сражения, вернее бойни, с людьми, я не сомневался. А вот тот юный маг… Силы в нём точно были. И пользоваться он ими умел, пусть и неказисто. На это указывала попытка лечения моей охраны. Сверху кровотечение остановил, а внутренние, даже не догадался. И вот достаточно было представить, что он начнёт метать молнии… И что делать в таком случае? Вернее всего, конечно, мы бы и победили, только внимания к себе бы привлекли массу. Потом же объясняться придётся. Причём, возможно, с представителями Ордена. А я вот как-то не очень рвался. В общем… видел я их. На берегу речушки, когда пересекали мост. В магическом, паренька видно было издалека. Хотелось спешиться и вернуть хотя бы вино… Уверен, я бы смог незаметно, только найти на данное действие не привлекающих внимание оснований, я не смог.

— Переживу, — спокойно ответил я десятнику. — Спасибо вам. Всю ночь на меня потратили. С меня по бутылке настойки каждому.

— Работа такая. А насчёт настойки не горячись. Денег то, поди, у самого теперь нет.

Раскрывать воину наличие основной массы наличности, хранившейся во время нападения в тайнике, я не стал — незачем.

— Да у таких их не меряно, — раздался сзади шёпот.

— Не гляди в чужой кошель, а то в своём руку не почуешь, — так же шёпотом ответил второй голос.

В тишине утра наш с десятником разговор слышали все, поэтому комментарии были понятны. Я оглянулся. Разговаривали вернее всего последние. Десятник, разумеется, не слышал, но я то не десятник.

— А в моём, давно прореха. Нет там ничего, — продолжил первый голос.

— В горле у тебя прореха, а не в кошеле.

И так вдруг захотелось обратно в Халайскую тысячу… К таким вот простым парням с их мелкими проблемами и лёгким отношением к жизни. Я бы даже палок согласился получить, ради того, чтобы вернуть хоть руки из той жизни…

— Слышали про десятника и дочку Плеча? — Вдруг спросил один из воинов.

— Да надоели уже, — ответил ему кто-то.

— Что ж надоели? — Заступился за рассказчика другой воин. — Коли слыхал, так уши прикрой. Рассказывай Елоп. Всё дорога кратче будет.

— Слухи идут, что был в северной тысяче лихой десятник, — начал воин рассказ. — Пошёл в войска, чтобы значит, денег на дом накопить и жениться. Невеста у него была красавица. Служил хорошо. Пару сотен орков положил…

— Сразу брешут. С орками уж сколько не воюем, — перебил тот, что был против рассказа.

— Та и что ж что не воюем? Зеленомордые всё постоянно лезут. Юр, подтверди!

— Лезут, — равнодушно ответил десятник.

— Ну, вот значится. Была у того десятника любимая. А дочка Плеча положила глаз на того десятника. Только тот не очень-то жаждал. Страшна, говорят. Даже маги помочь ей не могут. Плечо десятнику и должность тысячника, и крепость под начало, а тот ни в какую. Плечо со злобы, раз десятник упорствует, поставил тому печать рабскую. И невесту значится в рабыни. А для пущей острастки отправил того на арену к показушникам — мол, не хочешь жениться, подохнешь как раб. А чтобы уж наверняка, договорился с гнутыми, чтобы выставили против десятника, мага переодетого.

Рассказчик замолчал.

— Дальше то что? — Не выдержал кто-то.

— Так десятник того мага зарубил.

— Вот теперь точно брешут, — вновь влез недовольный. — Против мага в одиночку…

— Та ничего не брешут! Нарт с драконом ездил в столицу и самолично тот бой видел! Говорит маг и молниями в десятника пробовал и огненным порошком кидал…

— Не было порошка, — возразил один из воинов. — Я тоже слышал, как Нарт рассказывал.

— Ну и не было. Но убил ведь?

— Убил. То верно.

— Да ладно вам, — остановил перебранку ещё один воин. — Балаболь дальше.

— А дальше… Сбежал десятник. И невесту свою выкрал. Дочка Плеча от такого позора то ли отравилась, то ли уехала куда-то. Говорят, не видать её теперь в столице.

— Найдут, — уверенно произнёс недовольный. — И головы снимут на площади.

— Это да. С рабскими печатями далеко не убежишь.

С одной стороны было забавно слышать про себя со стороны, с другой… не сопоставили бы факты…

Десятник сопроводил меня до следующего по пути села, где моя охрана и Ласа расположились в карете, загнанной во внутренний дворик трактира. Я, забрав у Ласы кошелёк из тайника, разменял у трактирщика империал и раздал воинам по паре башок за беспокойство. Деньги конечно не большие, но заработать за ночь, находясь на службе — вполне достойно. Парни встретили такую щедрость одобрительным ропотом. Их старшему, разумеется, дал несколько побольше.

— Ну, будут грабить, зови ещё! — Весело прокричал десятник, и парни с хохотом выехали со двора трактира.

— Либалзон Ларит, — раздался голос Крота из-за спины.

— Да, — повернулся я к нему.

Правая рука Крота висела на перевязи.

— Извините, что спрашиваю сейчас… Понимаю, не самое подходящее время… Только, мне так спокойней будет. Я хотел принести извинения. Мне очень стыдно за… За то что не смогли выполнить свою часть договора, — парень мялся.

— Договаривай, — произнёс я, чувствуя недосказанность.

— Своим же самострелом… Нам нечем будет возместить, — опустил голову Крот.

— Не собираюсь с вас ничего требовать. Их было значительно больше. Несколько скривило мнение об этом, казалось бы, воине. И дело не в том, что он просит. Дело в том что он выпрашивает.

— Это были всего-то рабы, — казалось, что шея воина сейчас согнётся в дугу. — В охрану нам не наняться, ни оружия, ни рук, а добираться домой не на что. Я знаю, что нагло с моей стороны, у вас самого с деньгами из-за нас… Могу я надеяться, хотя бы на небольшую часть оплаты? Или хотя бы в долг? Мы отдадим.

И он, и я понимали, что дальше нанимать их нет смысла. Не по причине отсутствия профессионализма — меня самого батогом обездвижили, а из-за их ран. Да и пора менять их уже. Платить я им обещал трое башок за день, плюс питание. Если бы ничего не произошло, должен был бы им империал. Вернее половину — частичная оплата уже прошла.

— Давай чуть позже обсудим. Есть хочется.

— Трактирщик не пускает без рубах, — оповестил меня Крот. — И лекарь отказался даже смотреть.

— Вон ты о чём… — дошло до меня.

Отсчитав полимпериала, я протянул деньги Кроту:

— Полный расчёт. Договор выполнен.

— Спасибо либалзон. Пока вы не выедете отсюда, мы голыми руками на клинки пойдём…

Я кивнул, не собираясь обижать чувства воина.

У трактирщика удалось приобрести простенькую, разумеется, с точки зрения либалзона, одежду. Он же помог приобрести две деревенских лошадки по семь империалов за голову. У меня в свете приобретений стал возникать новый план передвижения.

— Карету не купишь? — Спросил я пересчитывающего деньги за лошадей мужичка.

— Та куда я на ней? И продать тута не кому. А вы откуда? Говор странный у вас. Не слышал такого.

Говор… Мать моя женщина… Говор… То, что было странным в этом беззубом, так это говор — ударило меня словно молнией. Конечно, сложно сказать точно сейчас, но это… был мой говор… мой акцент…

— Всё ровно, — вернул меня из раздумий селянин.

— Может, на сёдла поменяешь? — Поинтересовался я на всякий случай — продать карету в этой глуши действительно не удастся, а для моего плана она совсем даже не нужна была.

— А чего ж не поменять… Ладная карета. Буду на рынок кататься. Тока балзонских сёдел нет — стремя ремнёвое будет.

— Хорошо.

План был прост. Насколько поможет мазь для волос вместо зелья привязки, я не знал. Пробовал — не самые лучшие ощущения. Хотя руки и мог продержаться, если каждый день по чуть-чуть, только потом всё равно плохо становилось, пусть и не до потери силы воли. До места, где мне выдадут новую порцию — безумно далеко. Единственный лояльный ко мне маг, который, возможно, сможет помочь — в Якале. Но это тоже не близко — больше луны, если на карете. А вот верхом… Но тут тоже загвоздка — Ласа. Документы на неё есть, а вот личность либалзона Элидара доказать было нечем — уж не знаю зачем, но мои документы грабители прихватили, а восстанавливать мне показалось опасной затеей. Зато есть три липовых комплекта документов из тайника на разные имена. Правда имена все мужские… Зато и грудь у Ласы не третьего размера. Если кожаную броньку купить… На личико, конечно, подозрительно будет — слишком уж слащавое оно для мужского, даже для знатного. Но подозрения ещё проверить надо. Будем объезжать серьёзные заставы. Если орденские и ищут, то довольно богатого человека. А в том, что они могут догадаться, что я путешествую не под своим именем, сомнений нет — не совсем дураки в верхах сидят. А два нищенствующих либалзона путешествующих по просторам империи, это далеко не редкость. Уж точно менее приметны, чем раскатывающий на карете с балессой мажор.

— Ласа, ты как в седле? — Запоздало спросил я, когда вернулся в «нумера», вернее в комнатушку, которая считалась самой люксовой в данном «отеле».

— Нас учили сопровождению на охоте, — тускло ответила балесса.

Поскольку я в этот вечер вернулся с бутылочкой настойки, то невежливо было пить одному, и я предложил своей спутнице. Та на удивление не отказалась.

— Я люблю тебя, — пролепетала балесса.

По голове, словно кирпичом ударили.

— А того раба? — Я сам от себя не ожидал такой злобы на Ласу за её выходку.

— Я думала, пока они будут заняты мной, ты сбежишь. Извини, — она перебралась с единственного стула на кровать, где я сидел, и положила голову на плечо.

Балесса думала! Надо же! Воистину женское коварство и изворотливость передаётся на генетическом уровне. Это надо же так вывернуться с её то IQ!

Ласа тяжело вздохнула:

— Я думала, нас убьют. Они страшные.

Я приобнял девушку. В самом деле, ну чего я взъелся. Понятно, что не приятно, но… А вдруг и правда хотела отвлечь? Да и на кого сержусь? На магами обиженное существо?

Не то что бы я был пьян… (отлично помнился предыдущий раз) но, как бы сказать… Ну, не должны спать с друг другом два будущих либалзона…

Утром, только приподняв веки, я столкнулся взглядом с неестественно насыщенными, чайного оттенка глазами Ласы. Она, сжавшись в комочек, прижалась ко мне. Её носик, нежно скользнув по груди, переместился к шее. Обжигающее тело прижалось ко мне. Губы ласково начали целовать, всё ближе продвигаясь к моим губам.

— Лас, не надо, — я понимал, что размягчённый алкоголем разум допустил близость, но сейчас я снова был зол на неё. Ну как она могла?!

Балесса не ответила. Просто сев сверху стала своим носиком тереться о мой шнобель. На фоне тонких линий её лица он казался именно таким. Вообще мужчины довольно прямолинейны. И это отражается во всём. В мыслях, в желаниях, во взгляде на окружающий мир… Я к тому, что нет у нас такой функции: смотреть, скажем, вперёд, а видеть то, что происходит сбоку. Но вот что касается таких моментов… Я не видел её грудь, но фантазия подкреплённая памятью так сейчас вырисовывала те два холмика прижавшиеся к мне… Гнев на это создание стал отступать, освобождая место желанию обладать её телом. Никогда не пытайтесь о чём-то задумываться рядом с обнажённой балессой. А уж тем более пытаться анализировать её поведение. Бессмысленно…

Из селенья мы выехали как либалзон и балесса. Крот, стоя у забора трактира, проводил нас взглядом. Как только крайние дома скрылись за деревьями, мы свернули в лес, от греха подальше. Буквально сразу наткнулись на девчушку возрастом зим одиннадцати. Она, держа двумя руками полное грибов лукошко, опустила голову, как и полагается человеку из нижестоящего сословия. Ласа неожиданно остановила лошадь:

— Тебя как звать?

— Нарочка… Вернее Нара. Извините госпожа.

Балесса улыбнулась. Улыбка была… Не знаю. Естественная. Тёплая. Ей очень шло так улыбаться. Не замечал раньше, но когда Ласа улыбалась, на её щеках проступали еле различимые ямочки.

— Нравится платье?

— Да. Вы в нём очень красивая, — на секунду подняв головку, непосредственно ответила девчушка.

Ласа повернулась и стала рыться в навьюченных на круп её лошади тюках. Я про себя выразился на языке непереводимой игры слов — минут сорок складывал её тряпьё в эти мешки.

— Вот, — достала балесса платье, в котором была, когда нас ограбили. — Оно, правда, немножко порвано… Но уверена, мама сошьёт тебе из него новое.

Девчушка не шелохнулась.

— Бери, не бойся.

Девочка слегка замявшись, сделала шаг вперёд.

— Ласа, а где тебя… — спустя пару минут после того как отъехали, решил поинтересоваться я прошлым балессы.

Только не мог подобрать слово. Сделали — как-то оскорбительно, изменили — тоже не звучит…

— … воспитали? — Наконец нужное определение было найдено.

— В круглом доме. Я не знаю где он. Но он большой, серый и круглый, — несколько отрешённо ответила балесса.

— Ты себя маленькой совсем не помнишь?

Ласа помотала головой. Духи побрали бы её эмоциональность! Она плакала! Пришлось потянуть повод на разворот и подъехать к ней.

— Ну чего ты? — Провёл я рукой по её щеке — приобнимать, сидя на лошади, не очень удобно.

— Ничего, — шмыгнула ласа носом и прижалась к ладони. — Я так. Стражник говорил, что мы раньше тоже маленькими девочками были. До того как из нас стерв сделали. Его потом за это палками били. Ты не отдашь меня обратно?

— Что за дурные мысли? — Невежливо ответил я вопросом, так как обещаний каких-либо желания давать не было.

— Я чувствую, что не нравлюсь тебе. Нас учили, что мы всем нравимся. А оказалось не так.

— Ну, всё. Прекращай плакать.

Ласа послушно закивала головой, растирая ладошками слёзы:

— Извини, я больше не буду.

— Ты мне очень нравишься. Ты необыкновенная девушка.

К обеду мы нашли укромную полянку, где решили провести преображение Ласы. Вернее я решил. Самым сложным, оказалось, решить вопрос с причёской. Ножницы, которые я приобрёл в селе, годились только для стрижки овец, и то не уверен. Волосы балессы упрямо вились, не желая терять объём. Я бы сделал ей стрижку «ёжиком», но тогда будет видна печать на её виске. Провозившись больше часа, я плюнул на это дело, решив приобрести ей в ближайшем городке шапочку поглубже. Наложив ей на голову повязку — будто ранена, заставил переодеться.

Знаете, как эротична обнажённая идеальная фигурка девушки в хвойном лесу? О-о-о! Это божественно! Плавные изгибы девичьего тела словно хмель туманили разум. Что-то мне говорит, что волшебное обаяние балесс всё-таки действует на магов… Ласа стояла ко мне спиной, рассматривая выданные ей брюки. Её личико со сморщившимся носиком вопросительно повернулось ко мне. Вероятно, она что-то прочла в моём взгляде, поскольку её глазки хитро сузились и она, заманчиво покачивая бёдрами, двинулась в мою сторону. Примеряемая только что обновка волоклась по земле следом за ней…

— Лас, не часто мы? — Сухие иголки покалывали спину, а укороченные локоны балессы, вырвавшиеся на свободу из-под спавшей повязки — подбородок.

— Ну-у, — рука девушки скользнула по животу вниз, — мне кажется тебе понравилось.

Я не знаю, как они вычислили нас. Подозреваю, что просто напоролись, пока искали Адептов смерти — полумагический орден, существовавший в древности и гонимый всеми, так как приносил человеческие жертвы. Городок, в котором мы оказались, был взбудоражен какими-то недоумками, объявившими себя приспешниками этих Адептов. Вернее они не объявляли, а просто провели ритуал с жертвоприношением прямо на одной из дорог, и теперь их искали все кому не лень. Соответственно карающих Ордена, здесь тоже должно было быть уйма. Мы заехали то сюда всего часа на три — приобрести мало-мальски приличную одежду и оружие, которым, как оказалось, балесс совсем не учат пользоваться.

Меч и кинжал, висевшие на ремне с перевязью, даже смотрелись на ней комично. Что уж говорить о слегка великоватой кожаной броне. И вот уже на выезде я почувствовал мага и тут же лошадь Ласы схватил под уздцы какой-то оборванец.

— Не поделитесь империалами! — Нагло произнёс он.

Я огляделся. Народу вокруг — тьма, но, ни одного стражника. Идеально для моего раскрытия. Определить где маг, я так и не смог. Тем временем нас окружил десяток убожеств с ухмылками на лицах. У нескольких в руках сверкнули лезвия ножей.

— Ну, что задумались? — оборванец, вдруг схватив Ласу за руку, резко дёрнул её, роняя с лошади. — Ба! Как девка блажишь! — Услышав её визг, произнёс он, и тут же завернув девушке руку, второй залез под броню: — Точно девка!

Спрыгнуть с лошади я не успевал — кожаное стремя — мерзкое изобретение. Потянувшись к клинку, краем глаза заметил, как трое кинулись в мою сторону. Пришпорив клячу подо мной, я чуть не затоптал одного из нападавших. Вырвавшись из кольца, метров через двадцать, я спрыгнул с лошади уже с мечом в руке.

— Держи, — сунул я одному из огольцов, крутившихся рядом, повод. — Присмотришь, башок получишь.

Нападавшие, упустив свой единственный шанс (конный против группы пеших в данной ситуации был бы проигрышный для меня вариант), стали пытаться окружить меня вновь. Раздумывать над ситуацией не имело смысла. Без крови не получится. Ожидать стражу не в моих интересах — не объяснишь потом, почему я еду с чужой женой, к тому же бывшей балессой, и откуда у нас сразу несколько комплектов документов. Причём все бумаги реагировали на прикосновение моего пальца, словно настоящие. Была у местных документов такая функция — кладёшь палец на печать, и она меняет оттенок, если я владелец.

Первый успел отскочить от удара, второй получил рану во всю морду, и упал, извиваясь и голося. Бег третьего пришлось остановить ногой. Пока он вставал, я вогнал в живот ещё одного клинок.

— Стой знатный! — Заорал тот, что держал Ласу.

Дёрнув балессу за руку так, что она развернулась на земле лицом вверх, он либо хотел приставить к её шее нож, либо убить… Понять я не успел, так как балесса приподнявшись, схватила за шею и потянула на себя оборванца. Тот не смог удержаться и начал падение на неё. Во второй руке девушки был кинжал направленный вверх лезвием и прижатый рукоятью к броне. Не устояв на ногах, оборванец рухнул на него. Рука балессы тут же обвив, прижала тело посильнее к себе…

— Ну вот, вся вывозилась, — помогал я Ласе снять окровавленную одежду.

Время было к вечеру, и мы остановились около реки на ночлег. В селения соваться побоялись — после такого представления на улицах городка, нас вернее всего усиленно ищут.

Собственно после пятого сражённого мной, вся эта братия разбежалась и я, освободив балессу из-под трупа, закинул её в седло. Ласу трясло от нервного перенапряжения. С пацаном, державшим мою лошадь, пришлось рассчитаться кинжалом. В смысле я подарил эту часть вооружения ему, так как рыться в кошельке в поисках монеты, не было времени — за толпой разглядывающей нас мелькнули копья стражников. На выезде нас попытались остановить, но удар ногой прямо из седла по самоуверенному лицу десятника охраны, на пару секунд ввёл воинов в ступор. Этого времени оказалось вполне достаточно, для того чтобы мы смогли пересечь черту ворот.

— Я не надену это больше, — балесса смотрела как я, стоя по колено в воде, пытался смыть с брони кровь.

— Оденешь. Ты лучше столом займись.

— Каким столом? — Ласа недоумённо оглянулась.

— Ласа… — вздохнул я.

— Да поняла я, — улыбнулась она. — Просто ты же считаешь меня глупой, вот и пошутила. Я, правда, такая глупая?

— Нет, ты ещё и смелая.

— Да ладно. Я знаю. Нас специально такими делают. И чтобы мы хотели мужчин — тоже… Я не понимаю, как обычные женщины не хотят этого.

— Да хотят. Как не хотеть. Просто цену набивают. Продать себя подороже пытаются.

— Как продать? Они же не рабыни и не балессы?

— Спорный вопрос. Такова жизнь. Не вдумывайся. Так или иначе, люди всегда продают себя.

— Ты не оставляй меня надолго без тебя. Я боюсь.

— Чего?

— Вдруг со мной будет как с той, про которую Крот рассказывал.

— А ты всё слышала? — Удивился я.

— Да. Я у окна стояла. И плакать я постараюсь поменьше.

М-да уж.

Не то что бы уж очень романтично… Хотя… Есть в этом что-то. Обычно всё-таки мужчины вьют сладострастные речи женскому полу с одной, не очень благородной целью. А тут… Взять эту девушку, так только намекни, хотя достаточно даже только подумать — она сама угадает. Поэтому сейчас, после очередного безудержного сплетения тел, мы лежали под раскидистой ветлой и придумывали названия местным созвездиям. И не такая уж она глупая… Или я не такой умный. И самое главное, что она не выискивает какой-то выгоды. Хотя… почему я решил, что не выискивает? Ей надо выжить. И она это прекрасно понимает. Я вздохнул. А как хочется просто быть любимым. Хотя бы и куклой. Почему-то вспомнилась Альяна.

Где-то за полночь я понял, что девушка уснула. Я постарался незаметно осмотреть её голову магическим зрением — ну а вдруг можно помочь? Может маги там, какую блокировку поставили? Снять, и она снова станет обычной? И жить будет дольше, как все?

Нет. Обычная голова обычного человека. Я снова вздохнул. Ласа словно котёнок во сне потёрлась щекой о мою грудь.