Глава 29
Айяна устроила мне временную постель в углу гостиной. Я провалилась в сон, а когда проснулась, то Айяны уже не было дома.
Позавтракав, я начала готовиться к визиту в зал суда. Платья, которые мне принесла Мира, не шли ни в какое сравнение с элегантными нарядами Блистательного Двора, но меня они вполне устроили. Их могла бы купить для себя жительница Денхэма, принадлежащая к высшим слоям местного общества. В результате я выбрала кремовый батист с розовыми и лиловыми цветочками. После месяца, проведенного в грубой одежде, я ощущала себя непривычно, да и ткань казалась опасно тонкой. Конечно, я не возражала против добротной одежды, но сейчас она стала напоминанием о том, как сильно изменилась моя жизнь.
Я как раз закончила укладывать волосы, когда Айяна вернулась.
– А я думала, ты поедешь с Мирой, – удивилась я.
– Я пойду с тобой. Я ее проводила – Мира уже в пути.
Я снова похолодела при мысли о том, что могу лишиться подруги.
– Мира… она одна?
– Нет.
Айяна не стала углубляться в подробности, и, зная ее характер, я поняла, что расспрашивать ее бесполезно.
Когда мы добрались до здания суда, перед его дверями собралась целая толпа. Даже в столь оживленном городе, как Триумфальный, это событие стало сенсацией. Сын губернатора, тайная любовь, ревность, ересь… похоже, жители Триумфального намеревались штурмовать особняк, чтобы занять места получше. Айяна поднялась вместе со мной на крыльцо, и судейский чиновник пропустил нас внутрь.
Зал суда кишел зрителями, но места для главных действующих лиц пустовали. Одно из них предназначалось мне, и я заняла его, заметив неподалеку Джаспера. Он высокомерно кивнул мне и демонстративно отвернулся. В первом ряду расположился губернатор Дойл с Виолой и своими советниками. Еще два ряда пустовали, и именно за сидящими в первом ряду я принялась жадно наблюдать.
Наконец, судебный пристав открыл боковую дверь. Первым вошел Уоррен. Он выглядел самодовольным и непринужденным. Потом появился Седрик – и сердце у меня заколотилось как бешеное.
Он был небрит, и рука у него до сих пор висела на перевязи. Однако Седрик шагал уверенно, и почти все синяки у него исчезли. Я не знала, к лучшему ли это. Возможно, Седрику бы не помешало иметь на своем теле прямые доказательства того, насколько сильно его избили.
Седрик обвел взглядом зал и кивнул мне: дескать, не переживай, я в порядке! Ему даже удалось изобразить тень своей обычной улыбки, однако она получилась невеселой.
Когда в зале появились главные представители закона (а их было семеро), все присутствующие встали.
Я знала, что в судейскую коллегию входили не только члены магистрата, но и влиятельные граждане Денхэма. При обычных обстоятельствах их возглавил бы губернатор, однако на сей раз Дойл-старший по очевидным причинам сложил с себя эти полномочия.
Председателем судейской коллегии назначили некого Адама Диллинджера.
– Мы собрались здесь, дабы вынести решение по сложному спору, возникшему в колонии Хэдисен. Мы будем искать истину в соответствии с законами нашей изначальной родины – Осфрида. Обратимся к Уросу с молитвой о руководстве, – произнес Адам и начал читать молитву.
Мы склонили головы. Оглядевшись из-под опущенных ресниц, я заметила, что несколько человек наблюдают за Седриком, словно в ожидании, что он сию минуту проведет какой-нибудь темный обряд.
– Мистер Дойл, – предложил судья Диллинджер. – Пройдите, пожалуйста, сюда и расскажите вашу историю.
Уоррен подчинился. Он был выбрит и мог похвастаться дорогим костюмом, что вызвало у меня приступ раздражения. Вот очевидный результат того, что у него имеется реальная поддержка! Мой Седрик выглядел неопрятно – но на кого ему можно было рассчитывать? Определенно не на кровных родственников! Да и я не смогла бы прилично одеться, если бы не усилия Миры и Айяны!
Никого не интересовало прошлое Уоррена, но тот все равно о нем рассказал, представляя себя безупречным гражданином, идущим по стопам отца. Он напомнил судейской коллегии и аудитории, сколько добра сделал горожанам губернатор Дойл, и заявил, что смиренно надеется подражать ему в Хэдисене.
– Ввиду моего нового поста я понимал, что мне важно жениться и ратовать за семейные ценности. Когда Блистательный Двор привез своих так называемых жемчужин в Триумфальный, я стал ухаживать за одной юной девушкой, которая называла себя Аделаидой Бейли.
Половина присутствующих уставилась на меня, но я продолжала смотреть вперед, не желая встречаться ни с кем взглядами.
– Сперва мисс Бейли показалась мне честной и порядочной барышней. Я не сомневался в том, что заинтересовал ее. Я был даже уверен, что она отвечала мне взаимностью! Вскоре мисс Бейли согласилась стать моей невестой… но именно тогда я и выяснил, что у нее были отношения с Седриком Торном, одним из рекрутеров Блистательного Двора.
Уоррен ясно дал понять, что имеет в виду под словечком «отношения».
– Вы выдвигаете против мистера Торна весьма серьезное обвинение, – произнес какой-то член судейской коллегии.
– Мисс Клара Хейс, жемчужина Блистательного Двора, лично стала свидетельницей их тайной встречи, – сказал Уоррен. – Еще несколько человек могут это подтвердить. Допросите их, если пожелаете. Они дадут вам всеобъемлющую информацию.
– И что вы предприняли, мистер Дойл? – спросил Диллинджер.
– А что мне оставалось делать? – Уоррен развел руками. – Я не мог добиваться девушки, которая отдала свое сердце другому! По правде говоря, я пожалел их обоих и решил им помочь.
Уоррен досконально изложил пункты нашего договора о работе на золотых приисках, выставляя себя примерным и щедрым благодетелем. Кое-кто из слушателей начал покачивать головой, выражая осуждение и сочувствие.
Я вздохнула: Уоррен произвел хорошее впечатление на аудиторию.
– Я предоставил мистеру Торну все возможности, чтобы он добился успеха, – вещал Уоррен. – Оборудование, обучение. Но позже я понял, что мистер Торн проявил легкомыслие и взвалил на себя непосильную ношу. Он – образованный юноша и талантливый торговец. Он должен был действовать осмотрительно, но он слишком торопился. Увы, мистер Торн не смог выживать в неосвоенных краях Адории! Его неудачи на приисках часто приводили к несчастным случаям, а однажды он упал со скалы, что едва не стоило ему жизни. Когда я был в Белой Скале, он встретился со мной и заявил, что обнаружил золотую жилу. Я порадовался за него и договорился, что пришлю ему подмогу.
Я привстала на стуле, и Айяна поспешно потянула меня на место.
– Наберись терпения, – еле слышно произнесла она.
Самое возмутительное наступило тогда, когда Уоррен начал описывать тот роковой день.
– Мне хотелось верить его заявлениям относительно золотой жилы: кроме того, приближалось время истечения контракта Аделаиды. Я взял на прииск команду опытных рабочих, чтобы мы могли вскрыть жилу. Признаюсь вам, что наше предприятие просто чудом не закончилось трагически: неопытность мистера Торна привела к тому, что он чуть было не взорвал нас! Я сообразил, что они с мисс Бейли оказались в отчаянном положении. Они никаким образом не успевали выплатить мне долг. Ситуация только ухудшилась, когда мы обнаружили у мистера Торна аланзанские артефакты.
По залу пробежал возмущенный шепот, и Диллинджер потребовал тишины.
– Я был уверен, что это недоразумение, и решил переговорить с мистером Торном и мисс Бейли, – продолжил Уоррен. – Я отправил рабочих на ланч и начал обсуждать с этой юной парой конкретные варианты помощи. Вот тогда и совершилось предательство. Когда я остался один, мистер Торн напал на меня, намереваясь убить и представить дело так, будто это сделали налетевшие на прииск разбойники. Тем самым мистер Торн хотел освободиться от долговых обязательств. Благодаря невероятной удаче двое моих людей вернулись и спасли мне жизнь. Мисс Бейли начала прикрывать своего возлюбленного, а потом бесстыдно предложила мне себя, пытаясь отвлечь. Когда я отверг мисс Бейли, она ранила меня кинжалом. Не представляю, что бы случилось, если бы на участке не появился Сайлас Гаррет из агентства Макгроу!
Судьи задали Уоррену несколько уточняющих вопросов – и я была изумлена тем, как Уоррен находил всему логичное объяснение. Каждое событие, каждая деталь буквально выворачивалась наизнанку – Уоррен представал перед судом в наилучшем свете и выглядел невинной жертвой двух кровожадных любовников.
Когда его отпустили, я понимала, что он добился явного успеха. Уоррен мог рассчитывать на сочувствие не только аудитории, но и судейской коллегии.
Следующим вызвали Седрика. Судья подал ему священные тексты Уроса.
– Поклянитесь говорить правду… если можете.
Я была потрясена подобной инсинуацией со стороны людей, заявляющих о своей беспристрастности. По залу опять пробежали шепотки, особенно после того, как Седрик положил ладонь на книгу – и та не вспыхнула ярким пламенем… или чего уж там ждали.
Обычно при слушании дела с противоречивыми показаниями Седрику должны были предложить пересказать события с его точки зрения. Однако Диллинджер спросил:
– Мистер Торн, вы аланзанин?
Седрик моргнул. Конечно, он готовился и к такому повороту событий, но, похоже, прыткость Диллинджера его поразила.
– В моем имуществе случайно оказались аланзанские артефакты. Никто никогда не видел, чтобы я совершал аланзанские обряды.
– А почему к вам попали предметы еретиков?
– Из любопытства, – спокойно ответил Седрик. – Я общался с аланзанами, когда учился в университете в Осфро. Они вручили мне артефакты, надеясь обратить в свою веру.
– И вы не сообщили об этих извращенцах? – осведомился сосед Диллинджера.
– Они были юными бунтарями. Я решил, что они оставят этот этап позади, повзрослеют и вернутся к Уросу и шести великолепным ангелам.
Диллинджер взял со стола лист бумаги.
– У нас есть свидетельские показания осужденного аланзанина, некоего Таддеуса Брукса, пойманного во время обряда. Он клянется, что вы вместе с ним участвовали в языческом действе, называемом «Звездным Пришествием». Что вы нам скажете?
Седрик пожал плечами.
– По-моему, человек, сидящий под замком, придумает все что угодно, лишь бы вырваться на свободу.
– Аланзанские обряды запрещены законами Денхэма и Хэдисена, – изрек Диллинджер. – Еретики и отступники караются казнью, если у них нет защиты другой колонии или королевского разрешения.
– Знаю, – отозвался Седрик.
– Юная девушка, которая называет себя мисс Бейли, – аланзанка? – полюбопытствовал член коллегии, сидящий справа от Диллинджера.
– Нет! – сразу ответил Седрик. – Мисс Бейли неоднократно говорила, что считает аланзан заблуждающимися язычниками. Готов поклясться в этом еще раз!
Судейская коллегия еще минут десять развивала аланзанскую тему, но Седрик не отступал от своей линии: никто никогда не ловил его за совершением еретических обрядов. Однако Диллинджер упорствовал и открыто сказал, что считает признание Таддеуса Брукса существенным доказательством.
В конце концов коллегия позволила Седрику изложить собственную версию происшедшего на прииске. Судьи задавали уточняющие вопросы и комментировали ответы Седрика таким образом, что подробности той истории стали казаться аудитории невероятными и глупыми. Члены коллегии были исполнены презрения по отношению к Седрику, как и некоторые зеваки, сидевшие в зале суда.
Имелся и еще один тревожный факт. Как я и опасалась, улучшение здоровья Седрика уже не могло ему помочь: сейчас ему бы не удалось доказать, насколько зверски его избили сообщники Уоррена.
Один из судей сказал, что сломанная рука вполне допустима, когда два человека пытаются остановить убийцу.
Затем Седрику велели сесть, и Диллинджер объявил:
– Леди Элизабет Уитмор, графина Ротфордская!
Зал зашумел. Даже те, кто раньше не обращал на меня внимания, сразу завертели головами. Я вышла вперед, стараясь сохранить на лице высокомерную мину и выглядеть, как важная девица, которой с детства внушали, что ее высокое происхождение дает ей преимущество над остальными.
Поклявшись говорить правду, я смерила Диллинджера долгим, хорошо отрепетированным взглядом. Я хотела, чтобы Диллинджер понял, что он напрасно тратит свое время.
Диллинджер откашлялся.
– Леди Уитмор, пожалуйста, расскажите нам, как вы стали членом Блистательного Двора под чужим именем.
Я ожидала этого вопроса и заранее к нему подготовилась. Я упомянула, что мое семейное состояние практически растаяло, и я осознала, что в Новом Свете у меня будет больше возможностей. Я добавила, что моя горничная Ада сбежала, а я увидела в этом знак свыше.
– Титул без собственности – пустой звук, – говорила я. – Вероятно, я действовала необдуманно, но другие люди достигали успеха в Адории. Я решила к ним присоединиться.
Моя речь вызвала немало одобрительных кивков, пока Диллинджер не уточнил:
– Значит, вы лгали и обманывали окружающих, чтобы добиться своей цели. Седрик Торн знал, кто вы на самом деле? Он помогал вам маскироваться?
– Нет. Он не видел моей горничной. Он узнал мое настоящее имя гораздо позже, в Адории.
Я поведала обо всем, что случилось в Хэдисене, почти дословно повторила показания Седрика.
Когда разговор зашел о том, что Уоррен попытался меня изнасиловать, члены коллегии выразили свое недоверие.
– У вас имеются хоть какие-то улики, подтверждающие, что нападение было совершено? – осведомился сосед Диллинджера, который сидел справа.
Я сузила глаза.
– Вы же меня внимательно слушали, не так ли? – произнесла я.
– Масса женщин выдвигают подобные обвинения. Это легко сделать, когда нет свидетелей. Мужчина говорит одно, женщина – другое.
Я оцепенела. Напрасно я надеялась, что мой графский титул решит все проблемы и даст мне преимущество! Преимущество всегда имели мужчины. От женщин просто отмахивались.
– Кроме того, мне трудно поверить, что безнравственная девица будет решительно возражать против мужского внимания, – добавил Диллинджер.
Его заявление показалось мне настолько несуразным, что я не сразу смогла сформулировать ответ.
– Я… считаю, что любая женщина – и высоконравственная, и безнравственная – стала бы возражать, если бы ее принуждали против ее воли. И мне не нравится то, на что вы намекаете относительно моей порядочности.
– А разве вы не любовница Седрика Торна?
Я снова надела маску высокомерия.
– Сохранение добродетели до свадьбы – основополагающий принцип, которому я следую всю жизнь. Я не отдавала свою невинность мужчине, если вы намекаете именно на это. Помимо прочего, я не состою в браке.
– Вы клянетесь?
– Да.
– Тогда почему вы пьете коричник?
Допрос Диллинджера вызвал очередную волну шепотков, а я почувствовала негодование. Женщины часто использовали отвар коричника, чтобы не беременеть. Но каждая из них (мистрис Маршалл являлась исключением) притворялись, что вообще не знают про это снадобье.
– А вы можете предъявить веские доказательства по поводу коричника? – осмелела я.
Я вылила остатки отвара перед тем, как приготовить Уоррену чай, и в моих личных вещах коричника уже не было.
– Мистер Дойл заявляет, что почувствовал его запах.
– А я заявляю, что он на меня набросился. Мужчина говорит одно, женщина – другое.
– Что ж, ваша репутация основательно подпорчена… У кого-нибудь еще есть вопросы? – проговорил Диллинджер.
Судьи продолжили разбирательство, а я лишний раз убедилась в том, что членам коллегии наверняка заплатили. Похоже, Диллинджер и все остальные были с Уорреном в сговоре. Мы с Седриком выглядели настоящими чудовищами, вдобавок Диллинджер через определенные промежутки времени упоминал о том, насколько у меня лживая и двуличная натура.
Когда объявили перерыв, я пожаловалась Айяне.
– Взятками можно многого добиться, – отозвалась она.
Я с грустью смотрела, как Седрика уводят из зала. Он бросил на меня прощальный взгляд, чуть менее уверенный, чем раньше.
– Наши средства с их взятками не сравнятся.
Айяна кивком указала на дверь.
– Теперь ситуация прояснится.
Повернувшись, я увидела Миру, затянутую в роскошную амазонку. Я бросилась к подруге и обняла ее, радуясь, что с ней ничего не случилось.
– Как ты? – прошептала я.
Она ухмыльнулась.
– Прекрасно. Я бы этого типа в чем угодно убедила.
Я не смогла сдержать улыбку.
– Спасибо тебе.
– А здесь что происходит?
– Долго объяснять, да и главное сражение еще впереди.
Мы решили перекусить в коридоре, и за едой я рассказала Мире о судебном заседании.
Спустя полчаса слушания возобновились. Сайлас Гаррет дал на удивление беспристрастные показания, которые не делали поблажек ни одной из сторон, зато ставили пару вопросов относительно версии Уоррена. Однако я не была уверена, что этого будет достаточно.
Когда пришел черед Элиаса, я занервничала еще сильнее: его показания были чересчур запутаны. Я чувствовала себя измотанной, но, к счастью, после допроса Элиаса первый день слушаний объявили завершенным. Седрика и Уоррена увели порознь, в разных направлениях – по прихоти судьбы, Седрика вели к противоположному выходу из зала, а Дойла-младшего – в мою сторону.
Он задержался в проходе рядом со мной и сделал вид, что поправляет камзол.
– Вы, должно быть, весьма огорчены, леди Уитмор! Сперва вы отказались от титула, чтобы поиграть в дружбу с судомойками. А когда вам представилась возможность спастись от падения, вы отвергли меня и предпочли романтическую грезу. А когда вы решили, что все наконец идет по-вашему, ф-ф!.. – Уоррен картинно вскинул руки, – …это тоже рассыпается в прах! Сдавайтесь, леди Уитмор! Подумать только, вы бросились в омут и почти все потеряли… в итоге единственное, что у вас останется… да ничего у вас не останется.
Я стиснула кулаки, чтобы он не заметил, как у меня трясутся руки. Мне нельзя было демонстрировать перед Уорреном свое горе. Что ни говори, а во многом он оказался прав. Весь прошлый год я приносила одну жертву за другой и делала это не только ради себя, но и ради своего любимого.
Седрик – вот кто был по-настоящему важен для меня.
А теперь и его грозились отнять!
Я храбро посмотрела на Уоррена в упор.
– Не споткнитесь по дороге на эшафот. Я позабочусь, чтобы вас повесили за то, что вы сотворили с теми, кто мне дорог. Я знаю, что вы связаны с исчезновением Тэмсин.
Я увидела искру изумления у него в глазах, но не смогла понять, вызвано ли оно потрясением от разоблачения или недоумением по поводу моего обвинения. Уоррен и так слишком задержался – и его сопровождающие быстро увели его прочь.
– Завтра будут допрашивать всего лишь пару-тройку свидетелей, и я не сомневаюсь, что все пройдет таким же образом, – призналась я своим спутницам, когда мы очутились на улице.
Последним ударом в этот день стала невозможность повидаться с Седриком.
Мира обняла меня за плечи.
– Держись.
Мы поели у Айяны, после чего баланканка сказала, что ей надо отвезти Миру в «Глициниевую лощину», чтобы та не опоздала к назначенному сроку.
– У меня будут в городе кое-какие дела, – добавила Айяна. – Оставайся здесь и никому не отпирай дверь. Ни в коем случае не подвергай себя опасности.
Мне безумно не хотелось расставаться с Мирой, но выбора у нас не было. Подруга и так постаралась на славу, и я не собиралась стать для нее источником серьезных неприятностей.
– Срок твоего контракта заканчивается. Что будешь делать? – полюбопытствовала я.
Мира пожала плечами.
– Что-нибудь.
Я покосилась в сторону спальни, куда ушла Айяна.
– Ты никого не выбрала не потому… вы с Айяной не… то есть…
Мира не сразу поняла мой вопрос, но спустя несколько мгновений покачала головой.
– Нет-нет. Айяна мне помогала. Она вроде как моя наставница. Но я предпочитаю мужчин. Если честно, пока никто из адорийских кавалеров еще не пришелся мне по вкусу.
Поскольку я уже поставила себя в неловкое положение, то решила не отступать.
– До твоего приезда в «Голубой ключ» между тобой и Седриком что-то было?
Мира округлила глаза.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
Я покраснела.
– Ты ему всегда нравилась. И он тебя выручал.
Мира тепло улыбнулась.
– Седрик – он просто очень добрый и безотказный. Мы найдем способ его спасти.
Я осталась наедине с путающимися мыслями. Меня то и дело осеняла какая-нибудь блестящая, невероятная идея (например, налет на тюрьму и освобождение Седрика), но я тотчас возвращалась к реальности и погружалась в отчаяние. Я была настолько взвинчена, что в конце концов решила немного отдохнуть и лечь спать, но внезапно в дверь постучали.
Я не забывала предостережения Айяны и решила вообще не отзываться, но затем подкралась к двери и спросила:
– Кто там?
– Гидеон Стюарт.
– Я такого не знаю.
– Я пастырь из Грэшонда. Я помог вернуться вашей подруге, Тэмсин… и другим девушкам.
Я вспомнила о «Наследниках Уроса», приютивших жемчужин, и о том, как они привезли к Джасперу спасенных девушек.
В основном поселенцы из Грэшонда были для меня безликими и неприметными, хотя Гидеон Стюарт и выделялся из общей массы. Тем не менее я не спешила впускать незваного гостя в жилище Айяны.
– Что вам нужно?
– Полагаю, я знаю способ спасти мистера Торна. Это связано с колонией Вестхэвен, но мне понадобится ваша помощь.
Услышав о Вестхэвене, я сдалась. Распахнув дверь, я увидела на пороге привлекательного светловолосого и скромно одетого юношу. Это был действительно он – пастырь «Наследников Уроса». Бросив быстрый взгляд в коридор, я жестом пригласила его войти и захлопнула дверь.
– Итак?..
Я скрестила руки на груди. Каким бы набожным борцом за чистоту нравов он ни казался, я намеревалась соблюдать осторожность.
– Я посетил сегодняшнее судебное заседание и очень переживал за вас, – начал Гидеон. – Мне хотелось бы вас успокоить: коллегия не сможет вынести приговор по поводу главного обвинения. Слишком много противоречий, нет никаких доказательств. Раз никто не погиб, все назовут дракой.
У меня оборвалось сердце. Конечно, меня радовало, что Седрика не признают виновным, но мне было невыносимо думать, что Уоррен останется безнаказанным.
Гидеон поморщился.
– Однако обвинение в аланзанской ереси с вашего друга не снимут. Даже без доказательств совершения обрядов само наличие артефактов уже преступно. А я видел, как людей наказывали и за меньшие проступки. Власти признают показания того свидетеля, а Уоррен Дойл обладает достаточным влиянием, чтобы добиться осуществления приговора… вероятно, безотлагательно.
– Смертного, – подытожила я и тяжело опустилась в кресло. Мы с Седриком опять балансировали над пропастью. Если он погибнет, я в нее рухну – и буду падать и падать. – Но что вы можете мне предложить? Неужели «Наследники Уроса» творят чудеса?
Он слабо улыбнулся.
– Нет. Зато колония Вестхэвен кое-что может. Те, кто приобрели пай, формально считаются гражданами Вестхэвена. По взаимному соглашению между колониями вестхэвенцы имеют право на некоторые вещи, незаконные здесь, в Денхэме. Конечно, люди не должны быть отъявленными преступниками, но факт остается фактом. Вы же понимаете, что это право будет распространяться и на Седрика. Драка в Хэдисене не имеет никакого отношения к аланзанам.
– Замечательно, – пробормотала я, – но Седрик не является гражданином Вестхэвена. Он хотел им стать, но не успел.
– В данный момент в Триумфальном находятся представители Вестхэвена, и они занимаются продажей паев. Буду говорить прямо – если бы Седрик купил пай, а вы бы нашли поверенного, который согласился бы оформить бумаги задним числом, то Седрик мог бы потребовать защиту как гражданин Вестхэвена. Дело за малым, надо просто обратиться к опытному человеку, которому вы доверяете. Полагаю, в Триумфальном это не проблема.
Я выпрямилась в кресле. Появившаяся возможность меня так потрясла, что я даже не задумалась о том, почему добродетельный пастырь предлагает мне нечто столь противозаконное.
– Я знаю человека, который согласится стать поверенным.
Гидеон ободрился:
– Тогда вам надо купить пай – и все.
– А вот последнее сделать как раз непросто. За пай надо отдать внушительную сумму денег. А у меня почти ничего нет… – Я умолкла, озаренная идеей. – Постойте-ка! Я знаю, где взять деньги. Но надо быть готовым и к непредвиденным сложностям.
– Разумеется. Я бы хотел вам помочь, но, к сожалению, недавно потратил все свои сбережения на покупку пая.
Я уставилась на Гидеона…
– Зачем пастырю «Наследников Уроса» перебираться жить в веротерпимую колонию, которая прославилась своими дикими нравами?
Он печально мне улыбнулся.
– Потому что этот пастырь уже не уверен, что согласен со своими братьями.
– Вы поэтому так снисходительны к Седрику? – поинтересовалась я.
– Отчасти. Если верования человека не наносят вреда окружающим, то, на мой взгляд, его за них наказывать не следует. Ну а вы были лучшей подругой Тэмсин, – грустно добавил он. – Тэмсин часто о вас рассказывала. Я не сумел выручить ее, но, может, у меня получится помочь вам.
– Тэмсин! – прошептала я.
У меня защипало глаза от слез.
– Я постоянно себя ругаю! Я так старался найти ее и узнать, что с ней случилось! – воскликнул Гидеон.
Он казался мне настолько подавленным, что мою первоначальную настороженность как ветром сдуло.
– Не надо, – тихо произнесла я. – Мы были бессильны.
Но мне опять вспомнились странные несовпадения в версиях Уоррена, и я засомневалась в своих словах. «Похоже, Уоррен темнит и что-то скрывает», – подумала я.
– Не знаю, правы ли вы, но мне еще предстоит с этим смириться. – Гидеон притушил боль в своих глазах и серьезно посмотрел на меня. – Скажите, что я могу для вас сделать?
Я прикусила губу.
– Можете достать мне коня?
– Моя лошадь стоит на привязи неподалеку. Она очень выносливая. Я примчался на ней сюда – прямо из «Глициниевой лощины».
– Впервые за долгое время что-то складывается удачно. Дайте мне пять минут.
Я ушла, чтобы сменить платье на юбку-брюки и блузку. После стирки они стали выглядеть получше, чем на прииске.
Затем я занялась сбором необходимых вещей. Как я и ожидала, апартаменты Айяны оказались напичканы самым разнообразным оружием, и я позаимствовала у нее нож.
Набросав короткую записку, я поручила Гидеону отнести ее Николасу Эделтону.
– Он – ваш поверенный? – уточнил Гидеон.
– Вероятно. По крайней мере, я на это надеюсь.
Мы покинули жилище Айяны. Очутившись на улице, я увидела норовистую лошадку, привязанную возле таверны. Гидеон потрепал ее по холке.
– Ее зовут Бет.
Я рассмеялась:
– Лиззи и Бет! Две подружки! Нет, от прошлого мне не уйти!
– Что?
– Ничего! Пожалуйста, доставьте мою записку мистеру Эделтону.
Гидеон с тревогой посмотрел на меня.
– Вы ведь не собираетесь предпринять что-то опасное? Давайте я вас провожу. Я найму экипаж и…
– Не надо. Я справлюсь, – твердо ответила я. – И краткая прогулка на лошади мне не повредит.
На самом деле моя «краткая прогулка» представляла собой длительную поездку за пределы города к знакомому Уолтера – тому, у которого хранилась картина. Уже смеркалось. Я ехала, нахлобучив шляпу на лоб, и надеялась, что никто не заподозрит во мне женщину. Денхэм являлся давно освоенной колонией, где соблюдались законы, но, как и везде, здесь имелись преступники. И пока мир резко не изменится, одинокая женщина, едущая верхом в вечернее время суток, будет подвергаться опасности.
Когда я пересекла границу Триумфального и Бет затрусила в нужном мне направлении, я запретила себе даже думать о бандитах с большой дороги. Страх был еще одним моим врагом, а у меня их и так накопилось слишком много. «Нет, мне нельзя бояться! Спасение Седрика – у меня в руках, и я не намереваюсь сдаваться», – повторяла я про себя.
Мира вернула мне листок, на котором Уолтер записал все необходимые имена и точные адреса, и я, конечно, захватила его с собой. Я взяла и сопроводительное письмо Уолтера Хиггинса: прочитав его, помощник Уолтера обязательно вернет мне картину.
Сейчас мне следовало ехать два часа на юг, а затем вернуться в Триумфальный и скакать несколько часов на север к потенциальному покупателю. Я высчитала, что проведу в дороге целую ночь и, возможно, наутро не успею к началу судебного заседания. Поэтому я понукала Бет, хоть и понимала, что рискую ее загнать.
Как ни странно, но по пути мне почти никто не встречался. Редкие путешественники проезжали мимо, не обращая на меня никакого внимания. Когда совсем стемнело, я въехала в Айдилвуд – сонную деревушку, которая в будущем обещала стать процветающим городом.
Помощником Уолтера был местный кузнец, и я нашла его дом без особого труда. Я отвела Бет к поилке, и лошадка с наслаждением принялась пить.
Кузнеца удивило и мое появление, и то, что я женщина. Он прочел письмо Уолтера и вручил мне листок бумаги, пожав плечами.
– Кого только Уолтер теперь не нанимает, – пробурчал он и направился к запертому сараю на заднем дворе.
Отперев замок, кузнец вошел внутрь. Я заглянула в захламленный сарай и немного испугалась за состояние полотна. Кузнец отодвинул несколько деревянных ящиков в сторону, извлек из глубин сарая завернутый в ткань прямоугольный предмет и передал его мне. Я развернула материю и рассмотрела полотно при свете фонаря. Это была моя картина – точно в том же состоянии, в каком я последний раз видела ее в подвале «Глициниевой лощины».
– Довольны? – спросил кузнец.
– Очень. Спасибо вам!
Я бережно завернула картину в ткань, а кузнец помог мне закрепить ее позади седла Бет. Это был не идеальный способ перевозки, но я была уверена, что холст не порвется. А небольшая встряска не могла повредить полотну.
Бет поскакала обратно в Триумфальный. При слабом свете месяца мне было почти ничего не видно, и я радовалась тому, что дорога оказалась хорошей и надежной. Но, добравшись до городской окраины, я решила сделать крюк.
«Лучше потеряю четверть часа, но останусь незамеченной», – подумала я.
Бет свернула на северную дорогу, которую обрамляли высокие раскидистые деревья. Я с трудом ориентировалась в темноте, но продолжала погонять бедняжку Бет и молиться о том, чтобы лошадь не наткнулась на какое-нибудь препятствие. Я понимала, что разумнее было бы ехать помедленней, но время поджимало. Уже пробила полночь, а мне предстояло еще ехать и ехать, а потом возвращаться назад и оформлять бумаги в Триумфальном.
Я задумалась. На суде заслушают показания всего нескольких свидетелей. Оставалось только гадать, в какой момент коллегия вынесет решение. Можно было предположить, что с помощью официальных документов коллегия отменит обвинительный приговор, но я знала, что иногда (особенно в случае ересей) его приводили в исполнение немедленно.
Значит, я должна успеть.
Я попыталась перевести усталую Бет в галоп. При всех моих претензиях на отличное умение ездить верхом я совершила невероятную глупость – и в этом я убедилась уже через несколько минут. Бет неожиданно споткнулась и едва не сбросила на землю и меня, и картину. К счастью, Бет не упала, но резко остановилась и недовольно заржала. Я спешилась и попыталась понять, что произошло. Выяснилось, что лошадка потеряла подкову.
– Проклятье! – крикнула я в темноту.
Мне ответила сова. Осмотр показал, что Бет вроде не повредила себе ни ногу, ни копыто, но прежнюю скорость она, конечно, развить не могла.
Вид у Бет был измученный, и я почувствовала угрызения совести. Что ж, Бет в любом случае не сумела бы скакать два часа кряду и поддерживать заданный мной аллюр.
Я снова оседлала лошадь и вздохнула. Если бы я пустила ее рысью, любой учитель верховой езды сразу бы меня осудил. Да и я не хотела нанести ей травму. Я надеялась, что ничего плохого не случится… а еще я уповала на то, что любитель живописи продаст мне коня.
Правда, сама Бет заупрямилась и отказалась сдвинуться с места. В итоге я поплелась пешком, ведя ее в поводу. Каждый шаг превратился муку – не из-за физической усталости, а из-за душевной. Я вымоталась и пала духом. Мне казалось, что месяц раскачивается в небе в такт моим мыслям: а я могла думать лишь о том, что промедление грозит Седрику смертной казнью.
Спустя, наверное, два часа позади меня раздался стук копыт. Я встрепенулась и насторожилась, не зная, ждать мне помощи или новых проблем. Судя по той скорости, с которой приближались всадники, в лес свернуть я не успевала. Я быстро отошла в сторону и начала ждать развития событий. Руку я положила на рукоять аланзанского клинка.
Пятеро всадников остановили лошадей, поравнявшись со мной. У одного из них был фонарь: щурясь при ярком свете, я поняла, что передо мной мужчины. Обветренные лица и потертая одежда свидетельствовали об их нелегкой жизни. Я не знала их – а вот они, похоже, были прекрасно осведомлены о том, кто я такая.
– Графиня! – воскликнул мужчина, держащий фонарь. – Мы здесь, чтобы сопроводить вас на родину – в Осфрид!
