Утро началось с сердитого жужжания телефона. Не открывая глаз, я потянулась к тумбочке, но вместо этого наткнулась на что-то другое. Кого-то другого. Я испуганно подскочила на кровати и тут же с облегчением выдохнула. Темная шевелюра и татуировка на левом боку идентифицировались моментально. Все в порядке. Можно снова ложиться.

Почувствовав мои намерения, упавший вместе с джинсами на пол смартфон опять завибрировал. Я посмотрела сообщения и тихо выругалась.

«Где ты?»

«У тебя пятнадцать минут до совещания».

Часы показывали две минуты десятого. Спасибо, Макс разбудил. Собрав в охапку вещи, я попыталась перелезть через Диза и не разбудить его. Не удалось.

– Спи, – сонно пробормотал он, ловя меня за руку.

– Не могу. Некоторые из нас работают, знаешь ли.

– Тогда не мешай спать, – велел он и отпустил.

Перевернулся на другой бок и спрятал голову под подушку. Возмущенно фыркнув, я натянула футболку. Вот, значит, как?

Пропуск, в отличие от телефона, никак не находился. Отчаянно чертыхаясь, я сдвинула в кучу его одежду и схватила оказавшуюся под ней карточку.

Девять десять. Пять минут, чтобы спуститься, пересечь двор и подняться на четвертый этаж. Если поспешить, могу успеть.

В дверях я на секунду замешкалась. Вернулась, чтобы поднять с пола рубашку, показала язык кровати и закрыла за собой дверь.

В переговорку удалось вбежать за тридцать секунд до Мартина. Только и хватило времени плюхнуться на стул в углу – места у стола стажерам не положены, и без того желающих хватает – и принять невозмутимый вид.

Занявший подоконник Макс послал мне сердитый взгляд через комнату. Я пожала плечами. Будто случилось что-то особенное. Если бы они с Райли не расстались и рыжая решила бы его навестить, напоминать о собрании пришлось бы уже мне.

Утренний брифинг – не самое интересное времяпровождение, когда находишься внизу карьерной цепи, а самым твоим ответственным заданием пока было рассортировать архив обращений. Краем уха слушая чужие статусы на сегодня, я закатала рукава. Рубашка была безнадежно велика, но внешний вид меня мало волновал. Не после встрепанных волос и осыпавшейся за ночь туши. Сидевший рядом Кай сморщил нос, словно к чему-то принюхиваясь, и, сдвинув брови, посмотрел на меня. Я невинно улыбнулась в ответ.

Использовавшееся Охотниками «око» было настроено на распознавание демонов, а если не на мне, то на рубашке точно еще чувствовался Диз. Его магия, его природа. Иначе с чего вдруг я сегодня вызывала у всех присутствующих такой интерес? Настолько пристального внимания я не удостаивалась с того дня, как сломалась кофемашина и весь пятый отдел искал, кого послать в булочную.

Только от Мартина дождаться реакции не получилось. Мазнув взглядом по серо-желтой клетке, начальник закончил обсуждать вчерашние результаты и только тогда обратился ко мне:

– Наташа…

«А вас попрошу остаться», – мысленно закончила я за него, но напряглась. Либо что-то с Лукасом, либо велят сидеть в офисе и перебирать скрепки – оба варианта были одинаково вероятны.

– В моем кабинете через пять минут. Максен, вас тоже попрошу подойти.

Неужели все-таки первое? Я похолодела. С трудом дождавшись, пока все выйдут, через лабиринт брошенных стульев я пробралась к Максу.

– Серьезно? – первым делом поинтересовался он.

Я пожала плечами:

– Она теплая.

– Дело только в этом?

Конечно нет. Лето на дворе. Даже под офисным кондиционером не замерзнешь.

– Зачем ты настраиваешь их против себя?

– Я?

– Ты, – устало передразнил меня Макс. – Хочешь, чтобы они знали, что ты спишь с демоном? Теперь знают. Чего ты добивалась? Конечно, им это не нравится. Это идет против всего, во что они верят! Ты идешь против всего, во что они верят. Дай им время привыкнуть. Не обязательно так демонстративно…

«Дай им время»? Не помню, чтобы мне его кто-то давал. Чтобы кто-то вообще задумывался о том, что мне тоже может быть нелегко.

– Я не буду ничего скрывать, – перебила я Макса. – Если им что-то не нравится, их проблемы. Мне остался здесь месяц. Потерпят.

– А если дольше?

– Тем более. Пусть привыкают. Зачем нас вызвал Мартин?

Макс потер лицо:

– Откуда мне знать?

– Потому что ты всегда знаешь больше, чем говоришь.

– Твоя недоверчивость со временем меньше не становится?

– Я ей не позволяю, – парировала я, сцеживая зевок в кулак. – Моя недоверчивость – единственное, благодаря чему я еще жива.

Макс вздохнул.

– Я забыл, какой неприятной ты бываешь до первой чашки кофе.

Ты даже не подозревал, Макс. Я встрепенулась, услышав знакомое слово:

– Думаешь, успеем завернуть на кухню?

– Не испытывай его терпение, – посоветовал друг. – У него и так не самый простой период.

Стоило Максу напомнить, как за провокацию стало стыдно. В самом деле, не до ребячества сейчас.

Мартин ждал нас. В большей степени Макса, судя по первым словам. Не отрываясь от ноутбука, начальник велел нам сесть, дописал письмо и только после этого обратил на нас внимание.

– Я хочу попросить вас еще задержаться, Максен, – начал он. – В данный момент получилось так, что у Наташи нет напарника. Вы были ее наблюдателем два года, вам она доверяет. Разумеется, ваше присутствие здесь согласовано.

Макс весело посмотрел на меня.

«Доверяешь?»

«Не в этой жизни».

Новость номер один: в офисе меня держать не будут. Понять бы еще, хорошо это или плохо…

– Погодите, разве это не против ваших правил? – не удержалась я от вопроса. – Напарником гени должен быть человек. Я гени, Макс тоже… не совсем из ваших.

– В лояльности мистера Уолша я не сомневаюсь. – Ну да, разве мог выбирать тот, кто был по сути рабом? – И, боюсь, если я буду ставить к тебе своих людей, к концу твоей стажировки у меня закончатся сотрудники.

Я сцепила пальцы в замок. Нехорошо, Мартин. Нечестно. Впрочем, учитывая, что его племянник оказался из-за меня на больничной койке, начальник имел право считать иначе.

– Ко второй теме, – Мартин не стал ждать ответа. Но опять же, кого здесь интересовало мнение Макса? – Вчера опознали нашего вампира, – он протянул мне тонкую папку.

Я открыла ее. Харви Берквилл; пять лет назад, когда он исчез, ему было восемнадцать. Меньше, чем мне сейчас. После выпуска из школы отправился в турне по Европе с бывшими однокашниками. В последний раз его видели в Берлине…

– Считай это своим первым делом. По всем вопросам Максен будет тебе помогать; если что – знаешь, где меня найти.

– Простите?!

Мысленно я повторила список фраз, которые ни в коем случае не стоит говорить начальству. Память не подвела: «Вы сошли с ума!» стояла там на гордом третьем месте.

– Мне кажется, у меня недостаточно высокая квалификация для таких заданий, – вспомнила я более цензурный аналог с одного из тренингов по развитию, на который в период сердечной тоски меня затащила Райли. Вторую половину фразы («Для его выполнения мне понадобятся ваша поддержка и пошаговые инструкции») я пропустила и вместо этого сорвалась: – Вы серьезно?!

– Вам не кажется, что это немного чересчур? – вступился за меня Макс.

– Это не мое решение, – Мартин достал сигареты, посмотрел на датчик дыма в потолке и с сожалением отложил их в сторону. – Хотите поспорить – поднимитесь на пятый. Но Наташа может отказаться.

– Я отказываюсь! – поспешила я заверить начальника, пока тот не передумал.

– Отлично, – Мартин потянулся за папкой. – В таком случае дело закрыто. Сможешь взять в медотделе документы для его передачи на реабилитацию в ГООУПиОАатСДиРН и отправить профессору Баласубраманиану?

Так и знала, что без подвоха не обойдется. Я вцепилась в бумаги.

– Что значит «закрыто»?

– Пострадавших нет, смысла тратить ресурсы на него я не вижу.

– Он, по-вашему, не пострадавший?

– Никому из людей, – подчеркнул начальник, – ущерб причинен не был. Не вижу оснований, чтобы продолжать расследование.

Племянника он, значит, не считал…

– Ребенок пропал! Его убили, никто не знает, сколько держали в таком состоянии, и этого вам недостаточно?

– Дела магов остаются делами магов. Мы не обязаны вмешиваться, пока не нарушается Договор и человеческим жизням не угрожает опасность.

– Вы не можете…

– Мы можем, – перебил меня Мартин. – Если нет риска для обычных, мы не ввязываемся в ваши разборки. В порядке исключения тебе предложили, но раз ты отказываешься…

У меня появилось гнусное ощущение, что меня поимели. Это фирменный стиль «Хантерс», что ли? Загнать в угол и представить всё таким образом, будто жертва сама сделала выбор.

– Отдайте, – потребовала я.

Мартин с готовностью вернул папку. И передвинул по столешнице флешку:

– Я попросил коллегу из британского офиса поговорить с его родителями. Посмотри, тебе будет полезно.

Неприятное ощущение только усилилось. Кое-кто не сомневался, что я соглашусь.

– Хотите еще что-то обсудить? – с широкой улыбкой поинтересовалась я. – Если нет, то я пойду заниматься своим делом.

«Полезно», мать вашу. Чертов Мартин. Чертов, чертов Мартин…

И все же я была признательна ему за то, что мне не пришлось видеть это вживую.

Наверное, так выглядела мать Лукаса, когда смотрела на сына – опутанного проводами и трубками, не приходящего в сознание, не живого и не мертвого. Только родителям Харви было едва ли не хуже. Потерять сына, почти смириться с его смертью, но продолжать надеяться, что случится чудо и он вернется… А потом узнать, что он жив – величайшее счастье, верно? Только они никогда больше его не увидят.

В этой части этажа было тихо. Я опустилась на линолеумный пол – белый, как всё здесь – и обхватила колени. Я позорно бежала ото всех туда, где меня никто не стал бы искать: в медотдел. Весь день я держалась. Когда смотрела видео с флешки, когда разбирала бумаги Лукаса и заполняла за него те отчеты, которые он не успел доделать. Но сейчас…

Пять минут, ладно? Совсем немного, чтобы побыть одной и собраться с мыслями. А потом я встану. Поднимусь на пятый этаж, как сказал Мартин. Найду кабинет без таблички в конце коридора. Постучу…

И мне никто не ответит. Я попробовала еще раз – с тем же результатом. Осторожно приоткрыла дверь, и до меня донеслись тихие голоса:

– Это же миллениалы, нельзя с ними так. Если тебе нужна новая кровь, ты не можешь больше ломать их по своему образу.

– Предлагаешь, как Дерек тут написал, сделать им graduate program? С ротациями по отделам и офисам для лучшего понимания бизнес-процессов и обширной программой развивающих тренингов? Чему мы их там учить должны, по его мнению? – осведомился женский голос. – Менеджменту? Кстати, почему она называется graduate program, если рассчитана на undergraduates?

В комнате никого не было – в витринах книжных шкафов отражалось лишь мое расстроенное лицо. Скорчив отражению рожу, я попробовала выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки.

Кабинет сильно отличался от остальных помещений «Хантерс». Если везде царили белый цвет и безликий офисный хай-тек, то здесь время замерло в начале прошлого века. Прикрытый ковром паркет. Тяжелая дубовая мебель. Камин за расшитым шелком экраном. Комната была странно вытянутой: я могла поспорить, что заканчивалась она там, где со стороны коридора значился архив. Не ожидала встретить здесь искажение пространства. Я двинулась на звук вдоль ломившихся от книг полок.

Мужчина продолжал гнуть свою линию:

– Нужно дать им смысл, интерес к делу. Геймификацию или как там она в презентации называлась…

– По-твоему, это не квест? – хмыкнула женщина. – Утром ты жаловался, что он слишком сложный…

– И она уволится. Еще до конца стажировки. Точно тебе говорю, – стеклянное звяканье раздалось на этот раз прямо за стенкой. – Мне нужен человек. Лукас в ближайшее время работать не будет, она уйдет самое позднее через месяц, еще одного сотрудника я должен выделить под твоего гостя. Мне не хватает людей. Если не можешь привлечь новых – перемести кого-нибудь из другого офиса.

Постучав, я осторожно приоткрыла дверь в гостиную – такую же старомодную, как комната перед ней:

– Простите…

– Ты и так получил стажера и Макса.

– Стажер – это не сотрудник, Максена ты одолжила на время. Дай мне постоянную ставку.

– Не дам. Cost saving. Твоя ставка ушла в Мексику.

– Они в жизни не выдавали таких KPI, как мой отдел!

– Именно. Если ты и так поддерживаешь лучшие показатели, зачем тебе еще люди? Им нужнее.

Судя по всему, меня собирались и дальше игнорировать. Распахнув дверь, я вошла. Мартин наконец соизволил меня заметить и закатил глаза.

– У меня обед, – сообщил он из глубокого кресла. – Еще полчаса меня не существует.

Обед? В пять вечера? Но расставленные на столике коробочки из китайского ресторана и бокал красного не оставляли простора для сомнений. Второй бокал нашелся в руках у расположившейся на подоконнике коротко стриженной брюнетки. Той самой…

Почему меня уже ничего не удивляло?

– Вообще-то я не к вам…

Я знала, что «Хантерс инкорпорейтед» – и Орден Медведицы до него – был основан под защитой Дианы и с полной ее поддержкой. Из всех богов она единственная вступилась за обычных. Диз утверждал, что дело было в характере, который не позволял ей пройти мимо униженных и обездоленных. Я после встречи на берегу склонялась к версии, что было что-то еще. Кто-то еще.

Но для меня стало неожиданностью, что Диана не только основала «Хантерс», но и продолжала участвовать в их повседневной деятельности. Не ее я думала увидеть, когда Мартин предложил обратиться к его собственному руководству.

Хотя могла бы предположить. Вот, значит, кто за всем стоит…

Диана сделала слишком большой глоток и поперхнулась. Закашлялась. Активно жестикулируя, показала на себя: мол, ко мне? Видимо, обычно стажеры не донимали богиню просьбами.

– Я же говорил, – вздохнул начальник. – Мне нужен новый сотрудник, Ди. Немедленно.

– Она не увольняться пришла, – подала наконец голос богиня, отставляя бокал.

Соблазн определенно присутствовал. Больше никакой «Хантерс», никакой боли. Что будет с Лукасом – какая разница, в суете ГООУ он скоро забудется. Случайно столкнувшись с Харви в кампусе, я его даже не узнаю…

– Нет, – признала я. Если уволюсь, то не сегодня. – Я хотела предложить сэкономить вам сотрудника. На один вечер, по крайней мере.

Через стеклянную стену переговорки можно было увидеть, как Диз, сидя на краешке стола, объяснял что-то собравшимся Охотникам. Длинные пальцы при этом порхали в воздухе. Казалось, еще мгновение – и я сумею угадать ритуальный узор, но… Нет. Все-таки два года зубрежки, пусть интенсивной, и целая жизнь, проведенная среди магии и заклинаний, – несравнимо. Рядом с любым гени я чувствовала себя ничего не знающим младенцем; что говорить о Дизе, который если не работал, то учился. Всегда. Всему. Такой объем знаний не догнать и за десятилетие.

Но я все равно попытаюсь.

Диз обернулся, когда я толкнула прозрачную дверь, и одарил меня широкой улыбкой. Кем надо быть, чтобы улыбаться в помещении, полном Охотников? Даже я не чувствовала себя достаточно комфортно среди них. А я не была демоном.

– Кто еще не знаком, это Наташа. Она проходит стажировку в пятом отделе, – представил меня Диз.

Я махнула рукой в ответ. Незнакомый мне паренек с дальнего конца стола задержал взгляд на шрамах.

– Только не говори, что тоже хотела послушать, как работает приложение, – предупредил Диз. – Я объяснял тебе четыре раза.

И пообещал, что расстанется со мной, если ему придется повторять по новой. Но, чтобы мне об этом напомнить, пришлось бы добавить к представлению «моя девушка». Чего Диз не сделал.

– Нет, я… Вы здесь еще долго?

– Уже закончили, – Диз посмотрел на аудиторию. – Никто не против? Вопросов вроде больше нет, но, если будут, вы знаете, где меня найти.

Пришлось пережить череду рукопожатий, прежде чем мы остались одни.

– Как тебе удалось с ними так быстро подружиться? – оскорбленно спросила я, присаживаясь рядом с ним. – Со мной они здороваться только через месяц начали.

При том что я, опять замечу, демоном не была. Обидно.

– Природное обаяние, – Диз поправил на мне воротник рубашки и вопросительно изогнул бровь. Я предпочла намек проигнорировать. – И ко мне они больше привыкли. Я приписан к этому офису. Каждый визит, каждая проверка… Так зачем ты здесь?

– Хочешь слинять на вечер отсюда?

– Не хочу тебя разочаровывать, но я здесь не гость, – мягко заметил он. – Сомневаюсь, что Мартин позволит мне выйти в город.

– Сегодня он разрешил.

Точнее, разрешила Диана, но сказать это было выше моих сил. Пришлось бы признать, что я говорила с богиней. Что эта самая богиня существует в реальности. Что она носит растянутые свитера, стрижет волосы почти под ноль и использует в речи словосочетания «cost saving» и «программа стажировки».

После всего произошедшего за последние два года я могла принять, что некоторые существа в этом мире живут намного дольше положенного человеку срока. Но произнести вслух «Античная богиня охоты и целомудрия и по совместительству моя начальница разрешила устроить свидание с моим парнем-демоном за пределами охранного круга» было для меня чересчур.

Может, как-нибудь в другой раз. Когда я окончательно смирюсь с абсурдом, в который превратилась моя жизнь, или буду в достаточной степени пьяна.

– Условия?

Я продемонстрировала покрывшуюся коростой печать на запястье.

– Если причинишь любой вред человеку, я умру. Если заключишь с кем-либо договор, я умру. Если не вернешься сюда до полуночи, я умру. Сыграем в «Золушку»?

Правда, в этой версии сказки мне досталась роль тыквы.

– Ты настолько мне доверяешь?

– Всегда.

Диз выразительно на меня посмотрел. Я закатила глаза:

– Даже не начинай!

Ему практически в любви признаёшься, а он только и ждет, чтобы спросить, как долго длится это «всегда» и до какого предела распространяется.

– Так ты согласен?

– Вообще мне должны доставить ужин из «Шварцрайтера»… – Диз хмыкнул, глядя на медленно закипающую меня. – Конечно согласен.

Было нереально идти по улице с Дизом. Я привыкла видеть его в ГООУ, но там кого только не встретишь. Здесь, в обычной жизни, все казалось таким странным.

Нет, со стороны все выглядело совершенно обычно: высокий несклепистый парень в растянутой футболке – мало ли таких сутулых очкариков по городу бродит? Но осознание, что тот, кто следует за мной, не человек – он настолько далек по своей природе от человека, насколько это вообще возможно… Что он – сын смерти и будет жить тысячелетия спустя, когда от этих домов не останется даже воспоминаний. Что он, вероятно, может уничтожить как минимум этот квартал и не поморщиться. Все это мозг решительно отказывался воспринимать. Диз вопросительно изогнул бровь, ловя мой взгляд в отражении в витрине.

– Значит, ты здесь уже бывал? – поспешила я найти тему.

– С тобой – нет.

Что в переводе означало «тысячу раз». Я вздохнула. Попробуй такого впечатлить.

– Как твое мороженое?

Диз остановился, чтобы протянуть мне рожок. Я лизнула и поспешила вернуть: сладость миндаля и горечь амаретто – не моя чашка чая, как говорят англичане.

– Нормально. А что?

Я пожала плечами:

– Просто. Вообще-то это была лучшая желатерия в городе.

Говорила же: не впечатлить. Он только улыбнулся, снова меня обгоняя:

– Напомни мне показать тебе действительно лучшее. Есть одно место в Неаполе возле Святого Северина…

Я едва не запнулась о брусчатку. Это намек такой, про Неаполь? Словно в ответ на мои мысли о том, что я, оказывается, не имею ни малейшего представления, какое место занимает Диз в моей реальной жизни. Или просто информация к сведению, что не умеешь ты точки общепита выбирать, Наташа?

Или все-таки… Обещание? Что всё это, возможно, всерьез и надолго?

Хотя кому я вру. Отношения, пережившие Ад, смерти, кучу расставаний и даже одно странное «люблю тебя», – это определенно всерьез. Независимо от мест и реальностей.

– Сфольятелла, – решила я, догоняя и беря его за руку. – Если мы с тобой окажемся когда-нибудь в Неаполе, покажешь мне лучшие сфольятелла и дзепполе. Мороженое я везде попробовать могу, а их – только там.

Судя по улыбке, Диз понял, что скрывалось за этим ответом. Но промолчал:

– Договорились. Так куда мы идем?

– Не знаю, – призналась я. – Понятия не имею, что тебе показать. Ты и так всё видел.

– Буду откровенен: мои проводники редко размениваются на достопримечательности. Давай. Обычный туристический маршрут, ты справишься, – подбодрил он меня. – Что ты показывала родителям, когда они приезжали?

На этот вопрос я бы предпочла не отвечать.

– Ты всю неделю избегала их как могла и отсиживалась в офисе, – угадал Диз.

– Неправда! Я провела с ними целый день.

– Один. Из семи.

– Я была очень занята!

Перебиранием бумаг. Кому я вру? Будто Мартин не отпустил бы. Мне и так было очень стыдно, а стало еще больнее. Но что еще я могла сделать?

Родители были очень рады за меня и гордились. Как же, дочь еще на втором курсе нашла хорошую стажировку в крупной известной компании, не где-нибудь, а в Европе. На условиях, о которых другим остается только мечтать. Наконец взялась за ум, наконец у нее всё под контролем…

Черта с два у меня что-то было под контролем. Я заполняла отчеты по существам, которым было место разве что в сказке, и отчаянно боялась сболтнуть что-то не то. Я врать не умею, у меня все на лице написано! И как с моей мимикой я должна была вещать про будни R&D-отдела, в котором числилась? Естественно, я старалась ограничить общение с ними. А они… Расстроились, конечно. Но понимали. Думали, что понимают. В то время как дочь врала им в лицо.

Надо было признать, что тот мир остался для меня позади, и порвать с ним окончательно, но я не представляла, как это сделать. И кое-кто, по непонятной причине считавший, что мой контакт с родителями – это очень важно, совершенно мне в этом не помогал. Я мрачно посмотрела на Диза. «Обычный туристический маршрут», значит? Ладно.

– Сам напросился, – предупредила я.

– Куда ты меня ведешь? – поинтересовался он, пересекая следом за мной площадь. – Если ты не заметила, Мариенплатц перед тобой, можешь остановиться.

– Зачем?

– Достопримечательность.

– Вряд ли тебя можно впечатлить механическими часами. Они все равно больше не будут сегодня играть.

– Тогда куда? Рынок? Музеумсинзель?

Нет, так просто я ему свой план не сдам. Я улыбнулась.

– Все равно не угадаешь.

Лавируя между туристами, я свернула в переулок с прямоугольной, будто сплющенной башней Старого Петера. Позади меня Диз вздохнул.

– До сих пор считаешь, что меня напугает церковь?

Я обернулась, чтобы посмотреть на него:

– А что, не пугает? Ты подойти-то к ней, кстати, сможешь?

Об этом я не подумала.

– Даже если опустить тот факт, что я не имею отношения к христианству… Дьявол смог войти в Фрауенкирхе, отчего мне не заглянуть? Может, окропишь меня святой водой, и закроем наконец эту тему? – позволил он.

Как-нибудь обойдусь. Игнорируя главный вход, я направилась к узкой дверце в беленой стене.

– Серьезно? – спросил Диз, прочитав вывеску.

Я пожала плечами.

– Ты сказал устроить тебе экскурсию. Это мое любимое место. Хочу тебе его показать.

А триста ступенек при полном запрете на телепортацию – случайно получилось. Ничего личного. Разве что самую чуточку…

– Тебя что-то не устраивает?

– Во всяком случае, это не катакомбы, – пробормотал Диз, направляясь к кассе.

– Что не так с катакомбами?

– Скучно. После пары сотен кости и черепа кажутся удивительно похожими, знаешь ли. Два студенческих, пожалуйста, – попросил он седую немку на входе, протягивая ей вместе с мелочью зеленую карточку. – Давай свой.

Я растерялась. В ГООУ выдавали студенческие билеты? В том самом, находящемся между мирами и обучающем магов ГООУ?

– У меня его нет.

Диз закатил глаза, показывая, что думает о моей предусмотрительности.

– Может быть, вы поверите мне на слово, что она студентка? – предложил он кассирше, высунувшейся посмотреть на меня.

– Да купи ты взрослый, здесь разница – евро!

– По ее виду я готова поверить, что она школьница, – улыбнулась ему женщина.

Опять трюк с мгновенным обаянием? Это не магия, это часть природы. Ее не запретишь. Или следовало признать, что никто не давал мне столько лет, сколько числилось по паспорту. И смириться с вечными подколками от Диза.

– Это будет лишним, – серьезно отказался он. – Мне только обвинений в педофилии не хватает. Она вполне совершеннолетняя, честное слово. Спасибо…

– У вас интересное имя, – заметила женщина, возвращая студенческий.

А еще очень любопытные документы…

– Это фамилия. На самом деле довольно распространенная. Идешь? – окликнул он меня.

Я выдержала ступенек пятьдесят, прежде чем любопытство пересилило. Посмотрев наверх, насколько это на винтовой лестнице было возможно, и не обнаружив в башне никого кроме нас, я перегородила проход:

– Откуда у тебя студенческий?

– У Норы попросил. – Поняв, что от меня не отделаться, Диз снова достал его. – Заполнил заявление, получил… Ты разве нет?

Даже не подумала об этом. В голову не пришло, что в магическом университете могут выдавать студенческие. Нахмурившись, я взглянула на карточку ISIC. Выглядела довольно достоверно, но…

– Может, у тебя еще и паспорт есть?

Какие вообще могут быть у демона документы? С невозмутимым видом Диз достал из заднего кармана джинсов бордовую книжицу с надписью «Repubblica Italiana» на обложке. Я перехватила ее и неверяще уставилась на фотографию.

– Кто, черт возьми, такой Андреа Диз Беллум?

– Это я, – оскорбился Диз. – Приятно познакомиться, крошка. Мне следует спросить у тебя справку об отсутствии ЗППП, или обычно ты все-таки узнаёшь имя, прежде чем переспать с кем-то?

– Не смешно, – ткнула я его в плечо. – Но ладно, я понимаю, Беллум, но откуда взялся Андреа?

Диз пожал плечами:

– Спроси у Охотников, они документами занимаются.

Поддельными паспортами для демонов? Какой интересный побочный бизнес. Что за отдел на них специализируется? Еще раз взглянув на старое фото, я вернула паспорт. А потом, пользуясь тем, что стояла на пару ступенек выше, наклонилась и быстро его поцеловала.

– Это еще за что? – с подозрением поинтересовался этот демон.

– Просто. Приятно познакомиться… Андреа.

– Мне тоже, – хмыкнул он, целуя в ответ. Длинные пальцы легли мне на затылок.

И все было бы хорошо, если бы в самый неподходящий момент моя нога не соскользнула по каменному ребру ступеньки. Если бы я не потеряла равновесие. Если бы телефон, от чьей вибрации я так дернулась, не показал почти семь часов вечера.

– Если не поторопимся, нас вытурят прямо с лестницы.

– Не имею ничего против. Можем сразу повернуть вниз.

– И пропустить еще двести пятьдесят ступенек? – фыркнула я. – Ни за что!

Перед закрытием наверху никого не было. Только мы и тонущий в золотой дымке город.

– Раньше здесь вроде как жил смотритель башни, – сообщила я, обходя галерею по кругу. – А если бы пришли не так поздно, увидели бы Альпы. Можешь себе представить?

Позади меня Диз тихо вздохнул.

– Признайся, тебе нравится высота или ступеньки?

Мне нравилось, что здесь никто меня не видел. Все остались далеко, если и посмотрят вверх – ничего не разглядят. А если кто-то поднимался сюда, то перед ним открывалась панорама поинтереснее, чем мое лицо. Я провела рукой по металлическому ограждению и остановилась, не зная, что ответить.

Диз подошел со спины и притянул меня к себе. Опустил подбородок на мой затылок и спросил:

– Теперь, когда мы точно одни и нас никто не слышит, может, расскажешь, что у тебя случилось?

Я попыталась вывернуться, чтобы взглянуть на него, но не тут-то было. Возможно, оно и к лучшему. Врать в лицо всегда сложнее.

– Почему ты считаешь, что что-то случилось?

– Ты не бросаешь меня без причины. Не замыкаешься в себе, когда у тебя все хорошо. Не реагируешь так на слова и не ведешь себя глупо. А дефилировать по «Хантерс» в моей рубашке было именно что глупо.

А еще мелочно и по-детски. Но оно того стоило.

Я поддалась его уговорам. Почти.

– Ты уверен, что нас никто не слушает?

– У «Хантерс» нет на это ресурсов.

Тогда ладно. Я опустила руки на парапет и посмотрела вниз, на ажурную ратушу и снующих по площади людей. Быть искренней, глядя в глаза, тоже всегда сложнее.

– Я очень налажала… – начала я свой рассказ.

Который оказался неожиданно длинным. Начиная с первого дня и отрубленных рук и заканчивая Лукасом…

– Я не знала, что будет так тяжело.

– Знала, – возразил Диз.

– Конечно. У «Хантерс» ведь такие привлекательные брошюры по всему ГООУ лежат: «Не пропустите! Смерть! Опасность! Боль и разрушенные жизни! С первого рабочего дня и до самого конца вашей карьеры!» Как я могла забыть?

Тихий смешок я скорее почувствовала, чем услышала.

– И все же ты знала, чем занимается пятый отдел. Макс должен был тебе рассказать во всех подробностях, пока отговаривал.

Ладно, было такое.

– Ты могла попроситься в любой отдел, в любой офис. Вряд ли бы тебе отказали. Если бы ты хотела, чтобы было легко, поехала бы в Стокгольм. Сереш попросил бы за тебя у Анн-Мари, никто бы в твою сторону не посмотрел косо. Если бы ты хотела, чтобы было легко, взяла бы стажировку по своей специальности. Сидела бы за микроскопом. Но вместо этого ты согласилась пойти в полевой отдел. К Мартину, у которого репутация самого жесткого начальника во всем «Хантерс».

– Насчет этого я была не в курсе! Почему ты не сказал, если знал?

– Это что-то изменило бы?

Ничего.

– Ты прекрасно понимала, на что шла. И стремилась именно сюда. Может, все-таки скажешь почему?

Запрокинув голову, я заглянула в зеленые глаза. Насмешки, как в начале нашего знакомства, не обнаружила. Несмотря на сентенции и раскладывание по полочкам… Вернее, именно эти сентенции и раскладывание по полочкам можно было считать заботой. В его особом, Дизовом исполнении. Наконец я решилась:

– Я тебе покажу.

Дом стоял чуть в стороне от пешеходного центра, там, где Бриеннерштрассе достаточно расширялась, чтобы на ней поместилась пара деревьев. Хотя кого я обманывала? Пятнадцатиминутный тур от ратуши, включавший в себя половину мюнхенских достопримечательностей, явно за «чуть» не считался. И район от этого проще не становился.

– Это он?

Я кивнула. Вычурный фасад под итальянское палаццо, большие окна, отливавшие на закате медью, над входом – балкон, подпираемый колоннами.

– Четыре этажа, картинная галерея, зеркальный бальный зал, семь гостиных…

– Зачем кому-то нужны семь гостиных? – ужаснулась я.

Диз высокомерно посмотрел на меня поверх очков, отрываясь от телефона.

– Советский Союз тебя окончательно испортил. Как можно жить без семи названных по превалирующему цвету отделки гостиных?

Прекрасно. Кто считал иначе, никогда не убирал стометровую квартиру.

– Построен в тысяча восемьсот девяносто пятом году по заказу Рудольфа Валленштайнера, крупного промышленника. Неплохо для фабриканта – заказать себе дворец по соседству с принцами и графами. Впрочем, его отец получил титул барона… Возникает вопрос, почему перед его фамилией не использовано «фон», правда?

– Откуда ты все знаешь? – с подозрением спросила я.

– Википедия. К тому же герб…

Да. Потемневший от времени каменный герб над входом. Антилопа и грифон на разделенном пополам щите. И девиз на ленте.

– Respice finem, – сощурился Диз, чтобы прочитать его. – Надеюсь, это не твое семейное мотто. Было бы слишком иронично.

Я мрачно на него посмотрела. Не всем же быть такими предусмотрительными.

– Тебе не кажется, что он напоминает девиз ГООУ?

– Это он и есть.

Я недоуменно нахмурилась:

– Нет, у ГООУ девиз в два раза короче, просто «Finem».

– Разве что на общежитии. Там же на первое сентября вечная традиция: первокурсники пытаются его отодрать. Но на официальных бумагах указывается всегда целиком. Ты ни разу не замечала?

Я пристыженно промолчала.

– Все-таки ты обладаешь поразительным даром не обращать внимания на детали, – вздохнул Диз. – Падеж тебя тоже не удивил?

– Я не изучала латынь.

– Не настолько же!

– Вообще.

Диз хмыкнул:

– Я понял. Тебя это смущает?

Совпадение девиза. Не отсутствие знаний по латыни.

– Меня всё смущает! В документах прапрадедушки сохранились бумаги с этим адресом, но я ожидала увидеть обычный дом, а не…

– Дворец?

Именно.

– А теперь выясняется, что на нем герб ГООУ, девиз ГООУ, и здесь явно что-то не так! ГООУ принадлежит Охотникам, он их задумка. Как мой прапрадедушка мог быть связан с ними? Мы ведь говорим о прапрадедушке Рудольфе. Который жил, переводя чужие письма и стоя за прилавком в магазине. Которого расстреляли – разве маг позволил бы людям убить себя?

Прапрадедушка никак не мог быть связан с Охотниками. И все же…

– Я просто хотела узнать, откуда у меня магия, – пожаловалась я.

– И ты выяснила.

Лучше бы не пыталась. Я потерла лоб. Каждый раз, когда я сюда подходила, у меня создавалось впечатление, что я схожу с ума.

– Значит, он работал с Охотниками.

Я покосилась на дом. Работал. Если не больше…

– В базе «Хантерс» я ничего не нашла. Если там есть о нем информация, моего уровня допуска недостаточно, – вместо этого ответила я.

– И, похоже, был гени.

Об этом я тоже думала. Тогда все становилось ясно, в том числе и мои способности к магии, и их отсутствие у двоюродных братьев-сестер. Не совсем, правда, было понятно про родителей, но…

– Или семоном, – тихо произнесла я. – Я недавно услышала, что есть третий вариант.

Еще более логичный. Потому что кровь гени не показала бы себя так ярко в четвертом поколении. Человеческая разбавила бы ее слишком сильно. И герб. ГООУ – «Хантерс» – Диана. Если она его сделала таким…

– Это объясняет, почему моя дражайшая тетушка тебя отметила, – согласился Диз. – Семоны… Это не дар, это долг. Она может считать, что забирает ей причитающееся.

Когда-то давно Макс сказал то же самое… Черта с два. Я никаких долгов не раздавала.

– «Вики» говорит, сейчас это частный дом? – внезапно спросил Диз.

– Да, и таблички с именем нет.

Только черная «Мини» стояла, как обычно, припаркованная на улице.

– Куда ты? – спохватилась я, когда Диз пересек улицу.

– В гости. Посмотрим, вдруг удастся что-то еще узнать.

– Ты не можешь просто так взять и позвонить…

Или мог. Я умолкла, когда он нажал кнопку.

– Тебя все равно никто не пустит! – прокричала я через дорогу.

Хорошо еще, если полицию не вызовут. В ответ Диз улыбнулся, говоря с кем-то по домофону. А спустя пару минут толкнул тяжелую дверь.

– Ты идешь?

– Шутишь?!

Я посмотрела по сторонам, но мигалок видно не было. И сирены не звучали. В чем подвох? Выбравшись из-под дерева, я осторожно присоединилась к Дизу, придерживавшему мне дверь.

– Что ты сделал?

– Поговорил с хозяйкой. Рассказал, как моя девушка каждый вечер приходит сюда посмотреть на дом, в котором жили ее предки, и очень хотела бы зайти внутрь, но не решается попросить.

И вовсе не каждый вечер. Так, пару раз подходила. Ну, может, каждую неделю. Дважды в неделю. Если Лукас очень доставал – трижды. Иногда, если было по дороге, – чуть чаще…

– Скажи честно, ты использовал ментал? – потребовала я ответа.

Слишком быстро она поддалась его очарованию. Диз на все обвинения только ухмыльнулся:

– Нат, я сейчас открою тебе страшную тайну, слушай внимательно.

Я подобралась, ожидая узнать какой-нибудь неизвестный демонический секрет.

– На большинство людей нет необходимости воздействовать. Достаточно доброго слова и улыбки.

Как же. Только если ты демон, обладающий сверхъестественным обаянием. Обычным смертным приходится подкреплять просьбы более весомыми (во всех смыслах) аргументами.

У подножия лестницы нас встречали. На секунду я обозналась и приняла женщину в синем платье-халате за хозяйку, но нет.

– Фрау Шидмайер ждет вас в гостиной, – хмуро сообщила она. – Не задерживайте ее надолго.

Во взгляде ее открыто читалось подозрение. Неудивительно. Мы с Дизом не подходили этому месту. Плохо одетые незнакомцы, нагло напросившиеся на приглашение… Я бы сама что-нибудь заподозрила. Поднимаясь на второй этаж, я украдкой провела ладонью по мраморному дракончику, одному из многих, украшавших перила. Нет. Не мог ни один человек – ладно, гени, – видевший настоящих драконов, заказать такой декор. Этот, с крыльями и оплетавшим колонну хвостом, был из легенд, которые читали обычные. Не из мира ГООУ и Охотников.

Хозяйка обнаружилась в гостиной – голубой, видимо, если они тут вправду делились по цветам. По крайней мере, все в интерьере отливало разными оттенками весеннего неба, от тяжелых портьер до обивки гарнитура. Маленькая, с по-птичьи сморщенными руками, одетая, несмотря на жару, в кашемировый кардиган гиацинтового цвета, она почти терялась на фоне подушек. При нашем появлении она поспешила вернуть себе горделивую осанку и окинула меня цепким взглядом. Я представляла себе, что она видит: джинсовые шорты с рваным краем, сползшая на одно плечо футболка – определенно, достойный потомок владельцев такого дома.

– Это было больно?

Взгляд ее задержался на моем запястье, и я вздрогнула, подумав, что каким-то образом она увидела шрамы сквозь державшиеся на браслете иллюзии. Но фрау Шидмайер подразумевала ласточку.

– Было.

Пожилая дама вздохнула:

– Внучка мечтает о такой же. Родители наверняка ей позволят, они ей всё разрешают. А я думаю: что она с ней станет делать через пять лет? Хотите чаю?

Я собиралась отказаться, но Диз меня опередил:

– С удовольствием.

Внимание хозяйки сразу переключилось на него:

– Вы британец, верно? Сразу заметен акцент. Еще до войны у меня был один поклонник, говорил точь-в-точь как вы.

– Виновен, – приподнял в шутку руки Диз, сдаваясь и ничего не отрицая.

Конечно, зачем отрицать столь удобную неправду.

– Вы не будете против, если я иногда стану переходить на немецкий? Мой английский уже не тот, что был. Агата, где же чай?

– Не хочу оставлять вас с ними наедине, – буркнула встретившая нас женщина.

Хозяйка решительно тряхнула прической; седина в отражавшемся среди хрустальных подвесок люстры свете блеснула серебром.

– Глупости!

– А если они хотят вас обокрасть?

– Тогда тем более надо предложить им чай! Пусть посидят и подумают о своем поведении. И разве этот молодой человек похож на мошенника?

Только на демона смерти. Я послала Дизу говорящий взгляд – на что он мне ответил совершенно невинным.

– Агата слишком старается, опекая меня, – пробормотала дама, дождавшись ухода сиделки. – Думает, если я стара, то наивна.

Справедливости ради, угощать чаем всех подряд, кто пожелал зайти в гости, – определенно наивно.

– Не думайте, что я пускаю всех, – будто прочитала мои мысли хозяйка. – Не так редко туристы звонят, хотят узнать, что внутри дома. И не только туристы. Один местный историк допекал меня полгода…

– Почему вы сделали для нас исключение?

– Обычно никто не говорит, что он родственник тех Валленштайнеров. Я хотела на вас посмотреть, – бесхитростно выдала она. – Как вас зовут?

– Наташа.

– Пойдемте, Наташа, – пожилая дама тяжело встала. Сделала неуверенный шаг прочь от дивана; Диз поспешил предложить ей руку в качестве опоры. – Хочу вам кое-что показать.

Женщина на портрете была одета по моде времен Наполеона. Или, скорее, периода Директории, до того как вернулись тяжелый бархат и золотая нить. Светлое платье из муслина, настолько тонкого, что он казался полупрозрачным, было подпоясано под грудью ремешком и прихвачено брошью с камеей. Если бы не интерьер, в котором художник запечатлел ее, – тот же, в котором мы сейчас находились, тот же, что был создан спустя почти столетие после Французской революции, – можно было решить, что портрет остался из тех времен. Если бы не интерьер и не волосы, имевшие оттенок марганцовки.

Интересно, в девятнадцатом веке существовала розовая краска для волос?

Последнюю мысль я, похоже, произнесла вслух, потому что фрау Шидмайер прерывисто рассмеялась.

– Веком раньше в розовый красили парики. Но не в такой насыщенный. Сперва я думала, что одна из красок отреагировала так на пожар, но эксперты все сказали, что цвет изначально задумывался таким.

– Пожар?

– Мой отец купил этот дом в двадцать третьем году, – фрау Шидмайер добралась до стула у окна и тяжело на него опустилась. – То, что вы видите, – копия. Все восстанавливалось по фотографиям и сохранившимся эскизам. В тысяча восемьсот девяносто восьмом году дом сгорел, жившая в нем семья погибла. Несколько лет город ждал, пока объявятся наследники, но кроме жены и дочери у Рудольфа Валленштайнера не было родственников. Завещания он тоже не оставил. Потом началась война, и всем стало не до того. Затем город выставил дом на торги. Когда отец приобрел его, здесь были руины.

– А портрет…

– Одна из немногих сохранившихся вещей, – женщина опять посмотрела на картину и перевела взгляд на меня, прищурившись. Будто сравнивала. – Он был в плачевном состоянии, отец хотел выбросить, но я упросила оставить. Позже отдала его на реставрацию. Знаете, в этом была загадка. Никому не известный фабрикант с севера, построивший дворец для своей невесты. Красивая история, так трагично закончившаяся. В молодости мне казалось, что за ней должно стоять нечто большее. И тут появляетесь вы…

Освободившись от роли галантного джентльмена, Диз встал у меня за спиной.

– Она на тебя похожа, – заметил он, имея в виду портрет.

– Я на нее похожа, – поправила я. – Логически так правильнее, потому что она меня старше. Нет, не похожа. Ты видишь между нами сходство только потому, что думаешь, будто оно должно быть. И целенаправленно ищешь его. Мы с ней похожи не больше, чем два любых человека на Земле.

– Он прав, – согласилась с Дизом хозяйка. – Что-то в разрезе глаз. Овал лица и… – она постучала себя пальцем по щеке. – Jochbeine…

– Скулы, – перевела я Дизу.

Будто тому требовался перевод.

– Не пытайтесь переубедить ее, – вздохнул он. – Я пробовал. Бесполезно.

Словно дело было в моем упрямстве – наверняка не настолько страшном, Диз преувеличивал. Я вновь повернулась к картине. Глупости. Общего у нас с ней был разве что цвет глаз. Но знаете, у какого процента людей на земле голубые глаза? А в остальном… Женщина на портрете была красивой – нездешней, эфемерной красотой. Необычной, хотя я не могла сказать, в чем ее странность заключается. Она скорее походила на Диза: черты вроде человеческие, но уже за гранью человечности. Слишком… Просто слишком. Слишком прозрачная кожа, слишком большие глаза, слишком острые скулы, чересчур тонкие пальцы в ожогах. Я посмотрела на ее руки – на левую, державшую в пальцах тонкую стеклянную ветку с нераспустившимися бутонами, – и потянулась назад – найти Дизову ладонь.

– В чем дело?

– Просто.

Он не поверил. Но допытываться не стал. Пока.

– Я могу сфотографировать картину? – вместо этого спросил он у владелицы особняка.

– Пожалуйста. Так расскажете, откуда спустя сто лет у Валленштайнера появились потомки? Ваш молодой человек упомянул, что Рудольф был вашим прапрадедом.

Возможно. Я уже ни в чем не была уверена.

– Я ничего не знала про пожар, – растерянно произнесла я, пытаясь собрать кусочки головоломки. – Никто дома не знает. Всем известно, что раньше он жил в Мюнхене, и на старых письмах сохранился этот адрес, но после смерти жены он переехал с ребенком в Россию. Мы думали, ему было тяжело находиться в городе, где умерла его жена…

Впервые до меня дошло, что я даже не знала ее имени.

– Ильзебилль, – подсказала мне пожилая дама. – Согласно документам, Ильзебилль Валленштайнер, урожденная Швайг. Я не смогла ничего узнать о ее семье.

Я попыталась рассмеяться, но получившийся смешок скорее напоминал всхлип. Подходящее имя для сказочного, судя по всему, персонажа.

– Но он не погиб при пожаре. И его дочь, моя прабабушка. Она умерла, когда я была маленькой, я ее отлично помню. Они жили в Саратове, он открыл лавку, снова женился…

Взял фамилию жены. Якобы из уважения к ее семье, и никто не обратил внимания – мало ли какие у человека могут быть прихоти. Сменить фамилию. Поспешно перебраться в Россию. Мелочи.

Но на самом деле… На самом деле во всем этом не было смысла. Ни в смене имени, ни в переезде, ни в пожаре…

Если только он действительно не бежал.