Хорошо, что охранная система «Хантерс» срабатывает быстро.

Еще до того, как Лукас падает – сначала на колени, а затем навзничь. Постепенно, как в замедленной съемке.

Первой реагирует его татуировка – маячок, как назвал ее Фабио. От нее занимается сложная вязь на стенах. Оглушает до звона в ушах. Сковывает как вампира, так и меня.

После этого я могу только смотреть.

Как толчками выходит из разорванного горла кровь. Ее слишком много. Она везде: на полу, у меня на руках. Капли ее жгут мою кожу.

Как меня оттирают в сторону. Медик опускается перед Лукасом, и тот хватает его за руку, силясь что-то сказать.

Как на вампира накидывают удавку. Под заклятием он не сопротивляется – но все равно получает удар шокером.

Кто-то кричит на меня. Я вижу широко раскрывающийся рот перед собой, но ничего не слышу. Нет никаких звуков.

– Подними руки, – приказывает Макс.

Вот первые слова, которые я могу разобрать. Мы в моей комнате. Когда мы успели туда добраться? Я не знаю. Все как в тумане, и я покорно следую его указаниям.

Макс стягивает с меня грязную футболку и швыряет на пол. В этот момент мир будто снова приходит в движение. Осознание случившегося – как удар под дых, и я складываюсь пополам, глотая ртом воздух. Цепляюсь за Макса так сильно, что чувствую под ногтями не только ткань, но и чужую кожу. Горло сдавливает спазмом, но слез нет: чтобы плакать, сперва нужно вспомнить, как дышать.

Укол я замечаю с запозданием и проваливаюсь в темноту.

Берег реки был усыпан светлыми окатышами. Нагнувшись, я взяла один из них; ледяная вода лизнула пальцы. Заставила отпрянуть. Чуть не поскользнувшись, в последний момент я удержала равновесие и в отместку запустила плоский камушек в воду. «Блинчик» трижды отскочил от поверхности, прежде чем исчез в глубине.

– Почему ты переживаешь за него?

Резко обернувшись, я хлестнула себя волосами по лицу. Потерла щеку. Незнакомка смотрела не мигая. Внимательно. Изучающе. Она была одета так же, как я. Джинсовые шорты. Серый джемпер. Ботинки для трекинга. С полдюжины серебряных колец в ухе. Короткий темный боб. Вряд ли она была сильно старше меня – внешне. Жесткий взгляд серых глаз говорил об ином.

– Почему? – повторила она. – Он тебе никто. Он даже не твоего вида.

Стоило ей спросить, как воспоминания вернулись. Вампир. Когти в паре сантиметров от моего лица. Кровь на щеке. Падающий Лукас… Воспоминания – но не чувства. В этом месте не было ни страха, ни отчаяния. Только горький привкус сожаления.

– Не имеет значения, какого он вида. Я виновата в том, что с ним случилось.

На секунду на ее лице промелькнула улыбка. Странная, затронувшая лишь левую половину. Затем она наклонилась. После долгого выбора в ее ладони оказалась целая пригоршня камешков. Подумав, девушка протянула их мне. Я помотала головой, отказываясь.

– Нет, – возразила она. – Это не вина.

Ее «блинчик» получился удачнее и срикошетил семь раз. Только всплеска я не услышала. Стоило задуматься, как реальность картинки рассыпалась на несостыковках. Понять бы только, кому теперь от меня что-то нужно.

– А что тогда?

– Ошибка.

Я подавилась смешком. Может, я не могла здесь биться в истерике, но рассердиться мне удалось.

– Указать неправильный ответ в контрольной – это ошибка. Поставить температуру в духовке выше нужного. Забыть ключи. Подставить под удар другого – не ошибка! Я в этом виновата!

– Нет.

– Тебе откуда знать?!

На этот раз ответа пришлось ждать. Еще несколько камешков отправилось в реку – все так же без звука.

– Однажды я убила человека, – она поморщилась, и по этому человеческому выражению я ее узнала. Вспомнила, где видела. В холле, как раз перед поездкой, в которой мы обнаружили злополучного вампира. – Одного из многих, но этот был особенным. Я не знала, что стреляла в него. Это была ошибка. Ты не намеревалась причинить Лукасу вред. Это тоже ошибка, а не вина.

– Есть разница?

Никакой. И так, и так пострадал Лукас. Неизвестно, выживет ли… Даже сквозь пелену безразличия к горлу подступил ком.

– Это организацию построили люди, винившие себя и других. Вина ни к чему не приводит.

Последний из камушков упал в холодную воду. Отряхнув ладони о шорты, девушка развернулась к лесу, бросив напоследок:

– Если тебе это так важно знать, он выживет. Вопрос, какой ценой…

Она дошла до кромки леса, когда я спохватилась:

– Кто ты?

– Ди.

«…Ана», – вторили ей шелестом буки.

Когда я проснулась, солнце давно перешагнуло зенит. Теплый оранжевый свет проникал в комнату сквозь щель в шторах и яркой полосой разреза́л постель пополам. Макс, по щеке которого как раз проходило это пятно, недовольно хмурился, но продолжал спать. Улыбнувшись, я высунула из-под одеяла руку, чтобы стереть складку между его бровями, и замерла, увидев испачканные бурым пальцы.

Мы с ним давно не спали вместе. И в моей комнате он остался вовсе не потому.

Мы были даже не в ГООУ.

Я зажмурилась: перед глазами пронеслись события прошлой ночи. Занесенная не рука – лапа с почерневшими когтями. Лукас, бросившийся наперерез и лежащий на полу с распоротым горлом. Ладонь упала на одеяло. И оказалась перехвачена Максом.

– Тихо, – велел он. – Спокойно.

– Потрясающее утешение, – пробормотала я. – Специально учился?

Светлые глаза внимательно следили за мной, будто он и не спал минуту назад.

– Я в порядке, – пообещала я. Голос дрогнул, сообщая обратное. – Что с Лукасом?

Сердце замерло, предчувствуя краткий ответ. «Мертв». Много ли шансов выжить, когда в разорванной плоти белеют позвонки? Но Макс не отвел взгляда.

– Узнаем.

На секунду я прикрыла глаза в молчаливой молитве – неизвестно кому: учеба в ГООУ все-таки заставляет пересмотреть религиозные убеждения. Снова взглянула на свои руки. Откинула одеяло: как и думала, пропитавшийся кровью лифчик за ночь встал колом. Застывшие на щеке капли стягивали кожу.

– Мне надо в душ. У нас есть время, прежде чем ты должен меня отвести?

Вопрос только куда. Но поведет, тут без вариантов. Не оставят же Охотники мой проступок без внимания? Один из них чуть не умер… Возможно, все-таки умер. Из-за меня. Разница только в том, прочитает мне нотацию Мартин или же меня ждет своего рода костер.

Макс должен знать. Он всегда в курсе их планов. Но что толку спрашивать? Скоро сама узнаю.

Заперев за собой дверь ванной и открыв воду, я позволила миру разлететься на осколки. Опустилась, скользя спиной по холодному кафелю, и заплакала. Ненадолго. Слезы смешивались с льющимся кипятком, и все равно пришлось вставать к крану.

«Вдох-выдох», – напомнила я себе. Раз. Два. И снова. Если следить за темпом, становилось легче – совсем чуть-чуть, но этого было достаточно. К Максу я вышла собранной и почти спокойной. Готовой принять заслуженное наказание.

Только привел меня Макс вместо этого почему-то в медицинский корпус. И не ради того, чтобы узнать о состоянии Лукаса.

– Потом, – сказал он. – Сначала тебе самой нужно показаться врачу.

– Ты ничего не путаешь? Я не пострадала. Зачем…

Не дослушав, он втолкнул меня в кабинет и закрыл дверь с обратной стороны. Стучаться и проситься наружу, видимо, смысла не было? Я обернулась. Сидевшая за столом женщина держала во рту ручку на манер сигары и со сдержанным скептицизмом разглядывала меня из-под седой челки.

– Садись, – приказала она.

– Послушайте…

Ноги сами понесли меня к стоящему напротив нее стулу. Ментал. Единственный вид магии, слишком тонкий, чтобы я могла его почувствовать. Я попыталась притормозить, но бесполезно.

– Прекрати сопротивляться. Себе же хуже сделаешь.

Сама она осталась на месте. Сидела не шелохнувшись и все так же смотрела на меня совиным взглядом. Наконец вынула ручку изо рта и почти сочувствующе поинтересовалась:

– Сколько раз копались у тебя в мозгу?

– Сейчас вот копаются, – с готовностью отозвалась я.

Женщина хмыкнула, и я почувствовала, как перечисляю против своей воли:

– Вчера…

То желание подойти и выслушать вампира – иррациональное, ничем не объяснимое – было наведенным. Я должна была это заметить.

– Друда пару дней назад. Соррел – не знаю, считается ли: это магия крови, а не ментал. В Аду. Два года назад на первое сентября. И на Самайн. Когда мне блок сняли…

Не мозг, а проходной двор какой-то. Кто хочет, тот и залезает.

– В шесть лет, когда его, видимо, поставили…

– Его ставили раньше. Тогда просто восстановили, – заметила она, заполняя что-то в планшете.

– Вы?

– Восстанавливала? Я. И рекомендовала больше никогда его не снимать. Сереш рассказывал тебе, что, если ментальное воздействие имеет длительный характер, оно прорастает в нейронные связи? И вырвать его можно только вместе с ними.

Я нахмурилась. Ее знакомство с Серешем меня не удивило – вряд ли круг магов околомедицинских специализаций, работавших на «Хантерс», был слишком большим. Но к чему она вела?

– Хотите сказать, блок плохо сняли? Что-то повредили?

Сразу вспомнилась пропахшая кострами ночь и тихий вопрос.

«Ты мне доверяешь?»

Да, Диз. Всегда.

– Если бы плохо, ты бы не разговаривала со мной, а пускала слюни, – заметила женщина. – Но, судя по твоему файлу, пары шестеренок у тебя точно не хватает.

Поспорить с этим утверждением я не могла.

– Зачем эта проверка? – потребовала я ответа.

– Мне нужно решить, можно ли тебя выпускать на полевую работу, или тебе потребуется реабилитационный период.

Я подумала немного. Вскочила со стула, дошла до стены и развернулась.

– Шутите?!

Я ожидала, что меня на казнь – весьма справедливую! – поведут, а вместо этого…

– Должна? – холодно поинтересовалась женщина.

– Кто это приказал?

– Мартин.

– Я практически убила его племянника, а он хочет знать, могу ли я работать?!

Вот тебе собранность и спокойствие. Молодец, Наташа. Сколько ты продержалась, десять минут? Женщина снова сунула ручку за щеку.

– Строго говоря, это его вина, – невнятно произнесла она. – Ему следовало направить тебя ко мне еще после друды. И не давать тебе вампира. После воздействия повышенная восприимчивость к менталу остается еще несколько суток.

Я остановилась и, опираясь на столешницу, склонилась над ней.

– Это не его вина. Моя. Я знаю, как работает вампирское воздействие. Мысль можно внушить, если ты беззащитен. Или если ты хочешь, чтобы то, в чем тебя убеждают, оказалось правдой. Я хотела найти что-то, что не увидели Охотники. Я хотела утереть им нос. Из-за своей гордыни я повелась на такую идиотскую обманку. Это. Моя. Вина. Понимаете?

Из-за моей глупости пострадал Лукас. Я заслуживала наказания, а не работы.

Впечатлить менталиста пламенной речью едва ли удалось.

– Я понимаю, что ты достаточно здорова, чтобы спорить. А с остальным сами с Мартином разбирайтесь.

Сквозь маленькое окошко в двери Лукаса было не разглядеть. Трубки и провода, белые простыни, перетекавшие в такие же белые стены… Все, что я могла увидеть, – очертания человеческого тела на койке. Макс ушел за врачом, а я попросила оставить меня здесь. Хотела убедиться, что мне не лгут и Лукас действительно жив.

Я не знала, можно ли назвать это жизнью.

– Тебе лучше уйти.

Вместо Макса за моей спиной возник Мартин. Подошел тихо, заставив меня дернуться от неожиданности.

Справедливо. Но все равно сердце упало в пятки. Однако по следующей же его фразе стало ясно, что я все поняла неправильно.

– Моя сестра скоро будет здесь. Сара вспыльчива, не стоит давать ей лишний повод выплеснуть гнев на невиновного.

На… Простите, а как же я?

– Но я виновата.

Если мать Лукаса хочет на меня наорать, я дам ей такую возможность. Это меньшее, что я могу сделать. Должна сделать.

Начальник пятого отдела не остановился возле палаты, где лежал его племянник. Вместо этого он двигался дальше по коридору. Мне не оставалось ничего иного, кроме как следовать за ним.

– В случившемся не виноват никто, кроме самого Лукаса. Его с детства учили, что его жизнь важнее. Что бы ни случилось с напарником, в первую очередь он должен был позаботиться о своей безопасности – Искоса посмотрев на меня, он добавил: – Возможно, дело в обманчивой внешности. Из всех магов, что он видел, ты выглядишь самой безобидной, если не сказать больше. И он решил сыграть в рыцаря. В любом случае это был его неправильный выбор.

Почти сбиваясь на бег, я обогнала Мартина, чтобы заглянуть ему в глаза. Человеку, который – по незнанию или потому что ему было плевать на какую-то гени – оставил меня рядом с вампиром, зная, насколько для меня это после воздействия друды опасно. Человеку, который едва не потерял и, возможно, еще потеряет племянника, но спокойно объяснял мне, что это не моя вина.

– Вы меня ненавидите. Почему вы пытаетесь меня утешить?

– Я ненавижу не тебя лично, а твой вид. Каждый из нас вас ненавидит, – начальник выдержал мой взгляд, – у каждого здесь своя история. Это то, что заставляет нас работать. И не дает забыть об опасности. Ди считает, что это неправильно, но… – он замешкался, не зная, стоит ли продолжать. Однако закончил: – У Лукаса такой истории не было.

Не верю. Дело было не только в моей видовой принадлежности и не в напряженных отношениях между гени и их убийцами – равно как и между людьми и теми, кто был гораздо сильнее их и этой силой пользовался.

– Вы ненавидите меня. С первого дня.

Начальник досадливо поморщился, и внезапно я поняла, что он еще довольно молод. Из-за ранней седины он казался старше.

– В моем офисе уже два года не хватает штатного демонолога. Я выбил место. Нашел талантливого студента. У меня были договоренности. Я ждал июня, чтобы все оформить. Вместо этого руководство требует от меня взять девочку, которая не обладает нужными навыками, не заинтересована в том, чтобы остаться здесь, и даже не считает нужным скрывать свое отношение. В итоге у меня нет свободной ставки, Бенедикт принял предложение канадского офиса, через пару месяцев мне, судя по всему, придется думать, как латать дыру в штатном расписании, а получил я… – Мартин нажал комбинацию на цифровом замке, выпуская нас из медицинского крыла. – Буду откровенен: я предпочитаю работать с теми, кого выбираю, а не кого приводят ко мне по протекции.

В его изложении звучало справедливо. Несмотря на лекарство от драконьей крови, которое привязывало меня к «Хантерс», я верила, что найду иной выход, и рассматривала стажировку как нечто временное. И не стеснялась показывать, что Охотники не нравятся мне так же сильно, как я им. Разве что по поводу протекции у меня были комментарии… Дверь за нашими спинами тихо закрылась.

– Я попросил Максена встретить тебя здесь. Лариса сказала, ты в порядке. Завтра жду в офисе.

– А… Лукас?

Как бы безэмоционально и терпеливо он со мной ни разговаривал, спрашивать «Как там ваш племянник, которого я чуть не убила?» все равно было не лучшим вариантом. Но другого я не нашла. Начальник помолчал, подбирая слова.

– Жив. Пока.

Обнадеживающе. Но больше он мне и не мог сказать, верно? Лукас был человеком. Его нельзя было просто взять и по щелчку пальцев избавить от всех ран. Я по себе знала, как даже частично человеческие тела противились магии. Можно было только надеяться, что обычной медицины будет достаточно.

Последние слова Мартин произнес в заметной задумчивости, и предназначались они, похоже, не мне, а ему самому, словно начальник пытался убедить себя:

– Так или иначе, он будет жить. Ди должна моей сестре.

Ди… Имя отзывалось шелестом буков и рокотом лавины. Запахом крови и горных ручьев. Полусмазанной картинкой забытого после пробуждения сна. Я сжала виски.

– Все нормально? – поинтересовался затащивший меня в кафе Макс, ставя передо мной поднос.

– Голова раскалывается.

Что-то ускользало от меня. Серая шершавая галька под ногами – и серая же вязка джемпера. Серые же глаза. Блеск воды в лучах утреннего солнца. Запах индийских специй с кухни – куркумы, зиры, жгучего красного перца – не мог перебить лесной воздух, в котором чувствовались хвоя и высота.

– Ди…

– Здесь? – Макс стремительно обернулся, чуть не расплескав свой карри.

Нет. В воспоминаниях, о которых я не подозревала до последнего часа.

Либо я стремительно сходила с ума, либо в мой сон решила наведаться древнегреческая богиня. То, что я рассматривала оба варианта как возможные, многое говорило о моей жизни. Макс осмотрел кафешку, чтобы убедиться, что она нигде не притаилась.

– Не шути так, – попросил он, возвращаясь к ужину. – Только ее тут не хватало.

Да уж, присутствие высокого руководства – а именно Диана дарила свое покровительство Охотникам – могло испортить аппетит. Похоже, я не упомянула менталистке Ларисе еще один случай, когда в мою голову забирались посторонние.

Я покрутила в руках фарфоровую ложку.

– Она сказала, что Лукас в любом случае выживет.

– Да? – Если Макс и удивился тому, что со мной теперь боги разговаривают, виду не подал. – Ну и отлично.

– И Мартин сказал, что Диана в долгу. Что Лукас будет жить. Так или иначе. Но у них сейчас не может быть никаких гарантий. Он человек. Магия даже в здоровом состоянии может ему навредить. Сейчас ее вообще нельзя применять. А сам он…

Люди не всегда выживают после того, как их практически обезглавят.

– Он даже дышать не способен! А они рассуждают об этом так, будто Лукас в любой момент вскочит на ноги и запляшет!

Но если бы у Мартина имелись сомнения насчет дальнейшей судьбы его племянника, он не был бы настолько спокоен.

– Что они имели в виду?

Со вздохом Макс отложил вилку.

– Боги – это не магия. Это другой уровень. Чудо.

– Боги не воскрешают.

Даже их желания не хватит, чтобы отменить смерть. Атропос или кто-то из смертей смогли бы задержать ее ненадолго. Но не отвести. Смерть для этого слишком связана с мирозданием. Она – сила природы, как сказал бы Диз. Часть мира и естественного порядка вещей.

– Нет. Но… Знаешь, с чего начинались эксперименты «Хантерс» с драконьей кровью?

– С попыток влить вместе с ней в человека магию и создать гени.

С неудачных попыток. Ни человеческое тело, ни разум для этого не приспособлены. Даже я с трудом пережила те капли, которые достались мне, – что говорить об обычном человеке и паре литров золота?

– Они думали повторить то, что делали боги.

– Подожди, хочешь сказать…

– Таких называют семонами.

Я встречала этот термин. Дети богов. Но все упоминания относились к древней истории, и ни один из авторов не снизошел до подробностей.

– Сам по себе ихор убивает. Но отданная сила позволяет переродиться, – Макс обернулся, будто проверяя, что никто не прислушивается к нашему разговору. Или словно искал повод уклониться от темы. – В итоге… человек становится таким, как мы.

– Как ты, – поправила я. Моя кровь была слишком разбавлена, чтобы равняться с божественной. – Почему никто мне об этом ни разу не сказал?

– Раньше семонов было больше. Боги выбирали человека, он соглашался служить им вечно, почитая это за благодать. Теперь… Может, люди изменились. Или все мы. Даже Ди не брала никого в служение после подписания Договора.

В голове не укладывалось. Вот оно что. Я снова потерла виски и спрятала лицо в ладонях. Лукас будет жить, так или иначе… Но «иначе» оказалось совсем не похожим на то, что я представляла. И спокойствие Мартина… Да и Макса… Неужели они не понимали, что за всем этим «Ничего, он ведь все равно будет жить» стоит?

Не понимали. Макс никогда не был человеком. А Мартин хотел верить, что по большому счету ничего не изменится.

Изменится.

Я слишком хорошо помнила свои ощущения – при том, что мне досталось гораздо легче, чем светит Лукасу. Помнила сводящую с ума магию. Открывшиеся взгляду миллионы возможностей, сотни отражений одновременно. Помнила, что глазам и ушам больше нельзя доверять.

Если для спасения Лукаса его кровь придется заменить ихором, он потеряет все. Он останется молодым, пока его близкие будут стареть и умирать. Он станет чужим в своей семье. Он перестанет быть Лукасом-Охотником, а будет кем-то другим. Странным и непонятным даже для себя.

И все это случится по моей вине.

В темноте комната выглядела лучше, чем когда я щелкнула выключателем. Не было видно пятен крови на простынях. Испорченной одежды, оставшейся лежать на полу. Свидетельств вчерашней ночи и моей ошибки. Я сползла по стене. Закрыла глаза, принимая, что на этот раз натворила. Задохнулась воздухом на середине всхлипа, прикусила ладонь, пытаясь справиться со слезами. Если бы рядом был Диз, он бы сейчас разложил все мои эмоции по полочкам. Вину. Страх. Боль. Это, как ни странно, помогло бы. Если не успокоиться, то увидеть, что, возможно, выход есть.

Но Диза рядом не было. И выхода в этот раз могло не существовать. Все решит случай – и удача Лукаса.

Статус в «скайпе» был белым. Офлайн. В трубке звучали длинные гудки. Должно быть, мы снова совпали, и в ГООУ тоже наступила ночь. А Диз внезапно понял, что она предназначена не для «поработать еще немного», а для сна.

Значит, придется справляться самой. Я потерла сухие глаза. Встала. Подошла к постели, стянула белье. Ему будет самое место в ванной с остальными вещами на стирку. Вернувшись в спальню и перестелив постель, я включила ноутбук в глухой надежде увидеть зеленый сигнал. Никого. Сегодня был не мой день в стольких смыслах, что от этой мысли я хихикнула. Прикрыла рот рукой и покачала головой. Самой справиться тоже вряд ли получится. Не сейчас, во всяком случае. Этой ночью, судя по признакам, в плане – полноценная истерика.

Но перед этим лучше бы написать Дизу. Не за поддержкой, но… Иначе утром у него возникнет закономерный вопрос: а зачем я ему звонила?

Однако, сев за стол, я поняла, что ни написать правду, ни придумать отговорку не сумею. Одинокое, фальшиво выглядящее «Привет!» пару минут горело на экране, прежде чем я его стерла.

Как, черт возьми, написать, что мне плохо?

«По моей вине чуть не умер человек. Может быть, он умрет и тогда станет кем-то типа меня. Знаешь, впервые мне кажется, что смерть была бы милосерднее».

«Помнишь, ты меня предупреждал, что из-за мой дурости однажды пострадает кто-то другой? Ты был прав».

«Кажется, в этот раз я очень серьезно накосячила»

Нет.

Я резко встала, чуть не опрокидывая стул. Прошлась по комнате.

Как написать тому, кто за тысячу километров от тебя? Кто понятия не имеет, что у тебя в жизни происходит? Кто не был рядом с тобой сегодня и кого не будет завтра – не по его желанию, но легче от этого не становится.

Сколько я подходила к ноутбуку, и заносила пальцы над клавиатурой, и каждый раз стирала написанное… Пока на экране не осталась одна строка.

«Я больше так не могу».

Утром у меня было на одну больше причин с отвращением думать о том, что меня ожидает. Лукас в медотсеке. Мартин в офисе. Диз… Я с опаской протянула руку к телефону. Сама не знаю, что ожидала увидеть. С Диза сталось бы отреагировать на то, что я вчера написала, простым «ок».

Или молча принять к сведению. Потому что непрочитанных писем я не нашла.

Кое-как я выползла из кровати и направилась в ванную. Сигнал нового сообщения прозвучал, только когда я распихивала по карманам вещи, собираясь в офис.

Вместо ответа он прислал три слова: «Спустись в холл». Это еще зачем? Нахмурившись, я последовала инструкции. Вышла из комнаты, сбежала по лестнице…

Диз стоял у колонны, как обычно, уткнувшись носом в телефон. На лице – трехдневная щетина, между бровей залегла глубокая складка. Спортивная сумка на плече…

Не может быть.

На мгновение я замерла, отказываясь верить своим глазам. Сделала первый шаг к нему – самый тяжелый. Еще один. Сорвалась на бег. Сумка соскользнула с его плеча и с тяжелым стуком упала, когда я налетела на Диза и повисла у него на шее.

Зато меня он поймал. Как всегда. Улыбнулся и собрался что-то сказать, но не успел: я поцеловала его первой.

Не может быть.

Он не должен был здесь находиться. Для этого не существовало никакой причины. Но колючая щека и запах молотого перца были на удивление реальны. Как и горячая кожа под моей рукой. А аромат нарциссов подсказывал: это не иллюзия. Он действительно здесь. Рядом.

– Если продолжишь в том же духе, тебя выгонят за непристойное поведение, – сообщил мне через пару минут Диз.

Плевать. Я потянулась к его губам – и разочарованно вздохнула, когда Диз аккуратно расцепил мои руки и поставил меня на пол.

– Что ты здесь делаешь? – задала я самый важный вопрос.

Офис «Хантерс инкорпорейтед» – не то место, куда может зайти первый встречный. Тем более не место, куда может спокойно заглянуть демон. Которому в этом мире находиться тяжело, не то что в здании, где стены от подвалов до крыши покрыты защитными контурами. Я не сомневалась, что дело не во мне и не в моем вчерашнем сообщении. В чем тогда?

– Лина передает привет, – проигнорировал он меня. – И с десяток комиксов. София заставила привезти тебе какое-то безумное количество шоколада. Райли тоже что-то занесла, я не смотрел, но подозреваю, что часть ее штук может оказаться не вполне легальной…

Это объясняло тяжелую сумку – для себя Диз ограничился бы зубной щеткой. И та поместилась бы в «кармане», из которого он обычно доставал очки, телефон и всё что душе угодно. Я привстала на цыпочки и опять поцеловала его.

– Если не возражаешь, я передам им твою благодарность в более вербальной форме.

– Что ты здесь делаешь? – потребовала я. Не волноваться не получалось.

– Дела. Помнишь программу по распознаванию лиц? Мы продаем ее «Хантерс». Я здесь, чтобы утрясти кое-какие формальности. И объяснить некоторые из принципов функционирования здешним… коллегам. Лина взяла на себя американские офисы, Ник – Азию с Океанией, Гал – Лондон, а я все равно приписан к этому, да и…

Да и я тут. Я уткнулась щекой в рубашку. Диз обнял меня. Пальцы осторожно прошлись по волосам, заправляя прядь за ухо. Странно, но эти прикосновения казались более интимными, чем поцелуи.

– Тяжело? – тихо спросил он.

– Справлюсь, – пообещала я, пряча лицо у него на груди. Скорее себе, чем ему. Диз-то никогда в этом не сомневался. – Спасибо. Что приехал.

И что сделал это не потому, что тебя опять в чем-то обвинили или тебе грозит что-то ужасное. Спасибо. За поддержку, выраженную в этом маленьком жесте. За заботу и мысли обо мне.

Я отстранилась.

– Погоди, так ты все это время знал, что приедешь? Вот о чем хотела рассказать Лина, когда ты ее заткнул! Ты и так сюда собирался…

Диз пожал плечами.

– Сюрприз.

Ненавижу сюрпризы.

– Я все это время могла радоваться твоему приезду вместо того, чтобы переживать… Дурак.

Но тогда все эти недели я бы только ждала его. Сосредоточилась на днях, остававшихся до нашей встречи. Не жила бы по-настоящему, думала все время о том, когда наконец его увижу.

И Диз это знал. Легонько дернул за снова выбившуюся из прически прядь, чтобы отвлечь, и усмехнулся:

– Знаешь, для девушки, которая меня вчера бросила, ты удивительно тепло меня встречаешь.

А я понадеялась, что он не успел прочитать сообщение…

– Мы можем притвориться, что его не было?

– Но оно было, – прищурился он из-за очков. – Ты разбила мне сердце, крошка.

Очень смешно. Тычок в ребра, который он получил, был не болезненным – Дизу все они что слону дробина, – но ощутимым.

– Я…

В горле пересохло. Вчера мне не удалось ничего объяснить. Оказалось, вживую это не проще. Особенно когда так долго его не видела, что начала сомневаться, не играет ли память со мной в игры и правда ли он существует – такой, каким я его помню.

– Только не говори, что поверил, – попыталась я отшутиться.

– Нет, – серьезно ответил Диз. – Иначе бы меня здесь не было. Я обещал, что не буду тебя держать. Но способен различить, когда я тебя достал так, что ты меня больше никогда в жизни не желаешь видеть, а когда ты просто хочешь, чтобы я был рядом. Все в порядке.

Глупо, но дышать стало легче. Как камень с души свалился. Я улыбнулась.

– Но если решишь…

Диз повторял это с самого начала. Что мне будет труднее. Что это будет длиться ровно столько, сколько я захочу. Что я могу уйти в любой момент. Он показал, что не лгал. И был тысячу раз прав: наши отношения нельзя было назвать ни легкими, ни нормальными, а о его семейке я зареклась упоминать. Но все равно…

– Не решу.

Не сейчас, по крайней мере.

Потому что мы всегда приходили к одному и тому же. Руки, обнимающие меня слишком мягко и осторожно. Теплая фланель под щекой и тяжелый аромат нарциссов. Спокойствие и рассудительность, которых так не хватало мне – и которые он мне давал.

Не самая равноценная замена любви, но я на нее согласна.

– Не хочу вас отвлекать…

Вывернувшись из объятий Диза, я очутилась практически нос к носу со своим начальником. Неловко вышло.

– Господин Амавет.

– Герр Хадек.

Мартин слегка поклонился.

– Я провожу вас. Пойдемте. – Со мной он был не столь любезен: – Разве ты не должна быть на рабочем месте?

– Уже иду.

Я взяла Диза за руку и переплела наши пальцы. Мартин, не пропустивший этот жест, покачал головой:

– Соколова, тебе не говорили, что спать с врагом неэтично?

Я пожала плечами.

– С вами же я не сплю. Так что все нормально.

Начальник закатил глаза.

– А ты не скрываешь, на чьей ты стороне.

– Никогда, – честно призналась я.

Такая уж я. Верная даже себе во вред. У меня были причины сомневаться в Охотниках и в Мартине лично. Диз же раз за разом доказывал, что я могу ему доверять. Я не собиралась отказываться от него. Не ради «Хантерс».

И откровенность за откровенность. Мне показалось, я ее задолжала Мартину.

Диз тихо рассмеялся:

– Не слушайте ее.

– Не вмешивайся, – ткнула я его опять в бок.

Мои отношения с начальством – мои собственные. Диза они не касались.

– Она сама по себе, – сделал он вид, что не заметил. – Что бы она ни говорила сейчас, она уходила от меня четыре раза! И три из них – по своему желанию. Если у нее и есть сторона, то своя.

Зараза. «Все в порядке», значит? Мартин хмыкнул, не поверив. Я же принялась считать.

– Четвертый у тебя откуда взялся? – с подозрением спросила я.

– Позапрошлый ноябрь.

– Мы тогда даже не встречались! Не жульничай! И вообще, долго еще ты собираешься жаловаться каждому встречному, сколько раз я тебя бросала?

– До тех пор, пока ты не устыдишься и не бросишь эту привычку.

То есть до тех пор, пока ты не перестанешь вести себя как придурок. Что значит никогда. Но я прикусила язык. И так понятно, к чему Диз этот разговор завел. Пытался обезопасить меня.

С самой первой встречи в приемной ректора меня удивляло, что «Хантерс» вообще рассматривали меня в качестве стажера. Мои чувства к Дизу ни для кого не были секретом. Макс им наверняка рассказал. А если нет – достаточно было увидеть нас хоть раз. Они знали, что я влюблена в демона. Раз так – не имело смысла скрывать.

А если они взяли меня не вопреки, но потому что мы с Дизом встречались, надеясь через меня получить рычаг давления на него… Что ж, их ждал сюрприз.

– Я напишу, когда освобожусь, – пообещал Диз, останавливаясь у перехода в жилой корпус.

Я фыркнула:

– Еще бы. Только попробуй опять не ответить на мои сообщения.

Особенно если они будут в духе «Я тут без тебя умираю, ты где?».

– У меня создается впечатление, что ваши сотрудники мне угрожают, герр Хадек, – пожаловался Диз.

– Это стажер, – несмотря на все наши старания, начальник оставался до оскорбительного невозмутим. – Она у нас временно, не обращайте на нее внимания.

В пятом отделе было пусто: если никто не назначал совещаний, сотрудники редко сидели на своих местах. Проверить то, посетить это… Поскольку мюнхенский офис отвечал за центральную и южную Европу, у каждого из сотрудников, на чьих визитках числилось нейтральное Regional Performance Manager, география проверок была обширной. Не зря пятый отдел назывался полевым. Подойдя к своему столу, я вздрогнула. Сбоку, так, чтобы видеть монитор, стоял утащенный из переговорки стул. Синюю кружку с дурацкой надписью «Почему сезон называется туристическим, а отстреливать их нельзя?» кто-то разместил ровно по центру сложного узора из кофейных колец. Не кто-то. Лукас. С трудом отогнав мысли о накрытом простыней теле, я прислушалась. Из кухни доносились тихие голоса.

Макс обсуждал что-то с Каем, разглядывая экран смартфона. При виде меня он едва заметно улыбнулся.

– Ты как?

– Нормально. – Далеко от этого, но что толку других грузить? – Что у вас?

– Объявили следующую ярмарку гоблинов, – Кай подвинулся, уступая мне место у кофемашины. – Выложили каталог.

– Гоблинов?

– Просто старое название. Подпольный магический аукцион. Для всех, кто назовет пароль. Даже для… – Макс запнулся, чуть не произнеся «обычных». В присутствии Кая это было бы не слишком вежливо. – Даже для людей.

– Что там интересного?

– Всё, что запрещено, – молодой Охотник потянулся за своей чашкой. – Ты ни разу не была, что ли?

Зато он, кажется, бывал. Я поставила кружку на поддон и нажала кнопку. Офис «Хантерс инкорпорейтед» – не ГООУ, здесь нет экспериментов с эмоциональным интеллектом кофе-аппаратов. Зато у меня появился шанс сварить что-то нормальное. Запах зерен заставил вспомнить о ленивых утрах в залитой солнцем комнате общежития и прошлом лете.

– Диз приехал, – сообщила я Максу.

Скрывать не было смысла. Все равно скоро узнает, если еще не… Макс нахмурился.

– Зачем?

Я пожала плечами – и чуть не расплескала кофе, когда телефон в кармане завибрировал от эсэмэски.

– Начальство хочет меня видеть, – я подняла растерянный взгляд на коллег.

Мы ведь только что расстались?

Кабинет начальника пятого отдела – стеклянный кубик, в котором едва помещались стол и два стула, – находился на противоположном конце этажа. Иногда мне казалось, что Мартин специально выделил мне место подальше от себя, лишь бы пореже видеть навязанную стажерку. Может, так оно и было.

– Закрой дверь, – велел руководитель, не отрываясь от монитора. – И подходи.

Я выполнила приказ. Вопрос «Зачем я здесь?» лишился смысла, как только я поняла, что́ смотрел Мартин.

Камеру установили на столе так, что создавалось впечатление, будто Диз смотрит не в объектив, а на меня. На Мартина: вряд ли Диз знал, что мне решат показать сьемку.

«Напишу, когда освобожусь»… Я сглотнула. Диз не зря не стал уточнять, чем будет занят.

Все лицо – лоб, высокие скулы, подбородок, переносицу – покрывали порезы. Глубокие, один из них до сих пор кровоточил. Тонкий темный след спускался по шее и скрывался за воротником рубашки. Запирающий магию контур. Сдерживающий – чтобы Диз не мог поменять облик. Сильный, раз Диз не мог его сломать. Так и застрял где-то посередине, уже не человек, но пальцы без лишней фаланги, а кровь не выглядела серой. Сигилла на лбу – теперь он не скажет ни слова лжи. Пришлось на секунду зажмуриться и напомнить себе: всё, что здесь происходило, было с его позволения и по его желанию. И Диз не ощущал боли.

Но это не значило, что ее ему не причиняли.

– Вы…

– Стандартная процедура проверки. Смотри. Хочу, чтобы ты знала, кого любишь.

Какая трогательная забота.

– Я знаю. Видела его в Аду; вы забыли мое досье?

Наблюдая за моей реакцией, Мартин нажатием пары клавиш прибавил звук.

– Дэвид Галлахер. Почему вы выбрали его?

– Он талантлив. Вас в самом деле удивляет то, что я отбираю лучших для работы в моей компании?

Против воли я не удержалась от улыбки. Скованный, весь в засохшей крови, Диз умудрялся звучать так, будто его пригласили на чай – и общество в салоне ему до смерти надоело. Представляю, как этот скучающий тон должен был раздражать интервьюера.

– Что насчет Соколовой? Почему она?

Я невольно затаила дыхание.

– Она смелая, – этот ответ был полон того же безразличия, что и предыдущий. – Вы знаете, насколько это привлекательно для таких, как я.

Мне не было больно. Я этого ожидала. Хотя на секунду показалось…

– И всё?

По тонким губам скользнула усмешка. И мгновенно пропала.

– Нет. Еще она вкусная.

На стол передо мной лег сотовый телефон.

– Если хочешь еще что-то узнать, я передам твой вопрос.

Я мысленно встряхнулась и посмотрела на начальника. Толсто, дядя Мартин, толсто.

– Ничего. Я могу идти?

Темные глаза (почему они казались мне серыми?) внимательно смотрели на меня.

– Уверена? Любой вопрос. Все, что он от тебя скрывал и о чем умалчивал.

Заманчиво, но…

– Нет, спасибо, – отказалась я. – Если Диз захочет, он сам мне расскажет.

Это называется доверием.

Весь день я изводила телефон в ожидании эсэмэски. А потом не выдержала и пошла к нему сама. Выяснить, куда поселили Диза, оказалось несложно – достаточно было сделать лицо кирпичом и сказать, что меня Мартин послал. Постучав и не дождавшись ответа, я осторожно заглянула в комнату.

Комната тонула в полумраке. Диз сидел на кровати, откинувшись к спинке и прикрыв глаза. Он не отреагировал на меня: для демона – проявление доверия. И того, как плохо ему было. Никто из демонологов не задумывается, что ощущает призываемый. Как ломает кости сдерживающий контур, как от защиты выворачивает наизнанку. Диз не испытывал боли, но это не означало, что его тело ее не замечало.

– Я только оставлю это, – предупредила я, ставя чашку на тумбочку.

Пол-литра молока, тройной эспрессо и четыре ложки сахара – не лучшее лекарство от сигилл, но других не существовало. Да и это должно было скорее успокоить меня, чем помочь Дизу. Дать мне повод увидеть его. Даже в таком освещении оставшиеся от порезов шрамы невозможно было пропустить. Лицо казалось болезненно худым, а тишину в комнате нарушало лишь прерывистое дыхание.

Не получив ответа, я решила оставить его одного. Развернулась и уже дошла до двери, когда…

– Я люблю тебя, – внезапно сообщил он.

Хрипло, почти простуженно – но ведь демоны не болеют. Как и гени. Я остановилась, положив ладонь на латунную ручку. Почему он решил это сказать? Узнал, что я слышала тот вопрос?

Помедлив, я подошла и присела к нему на кровать.

Спасибо, Диз, но…

– Нет. Не любишь, – прошептала я, прислоняясь своим лбом к его. Улыбнулась. Искренне и счастливо. – Ты не знаешь, что такое любовь, ты в нее не веришь, помнишь? Но все в порядке. Потому что я верю.

И тебя люблю. Давно и так сильно, что мне многого стоило не сказать это вслух.

А утешение мне такое не нужно. Хотя я его оценила. Как и ответ на записи. Смелая и вкусная? Не так плохо. Главное, правдиво.

Диз открыл глаза и весело хмыкнул:

– Ну да, ты ведь так хорошо разбираешься в своих чувствах. В чужих, должно быть, вообще эксперт. Останься, – попросил он, когда я попыталась встать.

– Уверен?

Никому не нравится, когда его видят слабым, но для демонов это была жизненно важная тема. Свидетелей своей слабости они предпочитали убивать, а не разделять такие моменты с кем-то. Вместо слов Диз поймал мою ладонь и потянул к себе. Намек понят. Я перелезла на середину кровати и устроилась рядом, положив голову ему на плечо. Знакомый запах нарциссов, приглушенный защитной магией, обещал спокойствие и умиротворенность, и вообще Диз рядом ощущался как-то… Правильно. И в то же время невероятно. После стольких недель без него…

Диз провел пальцами по моему запястью, повторяя контур татуировки. Я дернулась:

– Щекотно.

– Это что-то новое. Почему ласточка?

Вместо ответа я пожала плечами. Было неловко говорить о ней. Будто о чем-то личном, хотя я знала, что Диз – возможно, единственный – меня не осудит. Никогда.

– Чтобы не забывать, что когда-нибудь станет лучше? Ну, знаешь, символ надежды. Земля уже близко, весна скоро придет, рано или поздно тебе будет легче, чем сейчас.

Диз снова дотронулся до раскрашенных крыльев.

– У нас она означает нечто иное.

Я удивилась:

– В Аду водятся ласточки?

– Они везде водятся. Психопомпы. Прилетают зимовать. Ты правда ни разу там их не заметила?

Как-то мне не до того было.

– Что они означают?

– Свободу, – откликнулся он. – Есть легенда, что, если упасть ласточке на крыло, можно перелететь с ней через Границу.

Я не удержалась от смешка: хорошее совпадение получилось. Диз повернулся, внимательно рассматривая меня. Вытянул руку, намотал прядь моих волос на палец.

– Ты подстриглась.

Я мотнула головой. Спускавшиеся до подбородка пряди упрямо лезли в лицо. Пришлось высвободить руку, чтобы их убрать.

– Ты это уже видел.

– Одно дело – по «скайпу», в реальности – совсем другое, – он широко улыбнулся. – Никогда не думал, что на самом деле ты кудрявая.

– Просто в Аду сухо, а в ГООУ влажности вообще нет.

Там вообще ничего нет, кроме пустоты. Граница была самой настоящей и самой совершенной иллюзией.

– Подумать только, – протянул Диз, – стоило оставить тебя одну на пару месяцев, как ты обрезала волосы и сделала себе татуировку. Что было бы следующим, если бы я не приехал?

И хотя в голосе его слышался смех, на мгновение я почувствовала себя неуверенно. Глупо и по-дурацки, но… А вдруг его отталкивают татушки на девушках? Что, учитывая его татуировки, было бы жуткими двойными стандартами, но… Опять это идиотское «но».

– Тебе не нравится? Ласточка.

– При чем здесь я? – удивился Диз. – Даже если ты устроишь из своего тела картинную галерею, какое мне до этого может быть дело?

«Спокойно, Наташа, – мысленно напомнила я себе. – Это не значит, что ему на тебя плевать. Это означает, что он ценит твою свободу и уважает твои решения…»

Я вздохнула. Нет, аутотренинг не помогал, ударить его все равно хотелось.

– Пять, – мстительно сообщила я вместо этого. – Я сделала пять татуировок.

– Смело, – оценил Диз. Убрал в сторону мои волосы, открывая шею. – Вторую вижу. Третья?

– Ниже.

Широкий вырез футболки съехал вбок. Я не стала его поправлять. Пальцы с все еще слишком длинными ногтями спустились от загривка к лопатке. Стрела – как символично – была нанесена сзади на плечо. Рядом, у основания шеи, Фабио нарисовал компас. Переводчик и заряженный артефакт переноса на экстренный случай. Последний я надеялась никогда не использовать, первый был удобен, но вспоминала я о нем только, когда люди начинали коситься на нас с Максом, недоумевая, как мы умудряемся общаться на двух языках одновременно.

– Четвертая?

– Ниже, – повторила я.

Футболка упала на паркет. На этот раз пальцы прошлись вслед за бретелькой лифчика. Вверх, вперед и вниз. И опять наверх, возвращаясь туда, где под ключицей чернел полумесяц. Ровно на том же месте, где у него самого была татуировка. Почему-то тогда это казалось очень правильным.

Диз опять промолчал, заставляя гадать, что он на самом деле думал. Одобрял? Нет? Пытался сопоставить картинку с привычной? Я до сих пор иногда удивлялась, натыкаясь взглядом на одну из татуировок, а времени, чтобы сжиться с ними, у меня было больше. Но по его лицу, как всегда, было ничего не понять.

Пока он не наклонился, чтобы меня поцеловать. Когти скользнули, царапая кожу.

– Пятая?

Я думала признаться, что последняя – веточка лаванды – расцвела на щиколотке, скрытой сейчас под джинсами. Но вместо этого посмотрела в зеленые глаза и улыбнулась:

– Ниже.