Глава 19 
     Южный шарм 
    
    Верлак взбежал по четырем лестничным маршам на свой этаж и, тяжело отдуваясь, завозился с ключами.
    – Привет, Марин! – крикнул он, открывая дверь.
    – Привет! Я в спальне, – ответила она, – работаю.
    – Сейчас приду! – Он схватил мобильник и позвонил Полику. – Привет, Бруно, извините за беспокойство. Вы не отправите мне в сообщении номер телефона начальника мадемуазель Монмори? Забыл, как его зовут…
    – Камиль Иакелья, – подсказал Полик. – Сейчас отправлю.
    – Спасибо. Я поговорю с ним, а потом перезвоню вам. Чао.
    Как только пришло сообщение с номером мобильника, принадлежавшего директору банка, Верлак набрал его и, сгорая от нетерпения, стал ждать, когда Иакелья ответит.
    – Ну давай же… давай… – торопил его Верлак.
    Иакелья ответил после четвертого сигнала.
    – Алло?
    – Здравствуйте, месье Иакелья, – заговорил Верлак. – Это судья Верлак. У меня к вам один вопрос…
    – Слушаю вас.
    – Мадемуазель Монмори водила машину?
    – Да.
    Верлак вздохнул.
    – Понятно…
    – Но в последнее время – нет, – продолжал Иакелья. – Ее машина вышла из строя примерно полгода назад, и она копила деньги на новую.
    – Как же она добиралась куда-нибудь?
    – Ее подвозил кто-нибудь из коллег. Или на автобусе.
    – Огромное вам спасибо, – сказал Верлак. – Извините за беспокойство.
    – Ничего страшного. Надеюсь, я хоть чем-нибудь вам помог. Мы так опечалены ее смертью. – Он шмыгнул носом, прокашлялся и добавил: – Мы, наверное, увидим вас на панихиде? Она состоится завтра в одиннадцать, в церкви Мадлен.
    Верлак закрыл глаза.
    – Постараюсь прийти. Всего хорошего.
    Марин вышла из спальни с книгой в руках.
    – А, привет! – Она прошла через кухню и поцеловала Верлака. – М-м, пастис.
    – Все они – Сюзанна, Полин и Жизель – ездили на автобусе, – объявил он.
    Марин отступила на шаг.
    – Серьезно? Хочешь сказать, это не просто совпадение? Водитель автобуса?
    – Может быть, но как он узнал, где они живут?
    – И почему напал на мадам Даррас? – подхватила Марин. – Эта подробность не вписывается. Кстати, ты уже говорил с Филиппом Леридоном?
    – Тебе он настолько не понравился, да? – спросил Верлак. – Завтра поговорю. Жиль Даррас сообщил Бруно о скандале, который ты видела на почте, – мадам Даррас пожаловалась на него мужу.
    – Мадам Даррас не слышала, что сказал Леридон после того, как она ушла, – заметила Марин. – Что без таких женщин, как она, мир был бы лучше, или что-то в этом роде.
    Верлак кивнул, направился к холодильнику и вынул бутылку белого из Макона.
    – Судя по тому, что мне рассказывали, я был бы о ней такого же мнения. – Взглянув на бутылку, он увидел, что она уже откупорена. – О, ну и как оно?
    – Превосходное, – ответила Марин. – Очень способствует чтению.
    – Не сомневаюсь.
    – Сегодня я ходила поговорить с мадам Жубер… с Филоменой, – сообщила Марин.
    Верлак налил себе белого вина.
    – Спасибо. И что она?
    – Совершает паломничество.
    – Merde! А с ней никак нельзя связаться?
    – Брат Бенуа пытался найти для меня номер телефона, я с ним недавно разговаривала. Группа Филомены задержалась в пути из-за дождя, теперь они отстают от графика. Он все еще пытается выяснить, где они сейчас находятся. И намерен также сообщить мадам Жубер о смерти мадам Даррас, ведь когда-то они были близкими подругами. А как в остальном прошел твой день?
    Верлак взял свой бокал, поднялся на пять ступенек, ведущих из открытой кухни и столовой в гостиную, и сел в кожаное кресло.
    – Дерьмово, – наконец ответил он. – Фабрис отчитал меня за то, что я вызвал Кристофа на допрос. Я чувствую себя нашкодившим подростком.
    – Ничего, переживет, – Марин уселась на верхнюю ступеньку, свое любимое место. – Кстати, помнишь грязь, которую ты заметил на шинах роскошного автомобиля Кристофа в тот вечер, когда мы ездили в гости? – спросила она, глядя на Верлака.
    – Молодец, подмечаешь детали. – Он заулыбался. – Я помнил, но только благодаря тебе. Наши ребята уже успели отскрести эту грязь и отправить ее в лабораторию.
    – Бедняга Кристоф! Надеюсь, это грязь не с виноградника.
    – Я своему подчиненному сказал сегодня то же самое. У Кристофа нет алиби на ранний вечер пятницы, до того, как он приехал на встречу клуба любителей сигар.
    – И чем, по его словам, он занимался?
    – Бруно считает, что Кристоф что-то скрывает. А сам Кристоф утверждает, что в это время был один дома.
    – Ты не спрашивал его про грязь?
    – Нет, хотел сначала дождаться результатов анализа. Не знаю, правильно ли я поступил. – Верлак расслабился в кресле, смакуя «шардонне» с южной оконечности Бургундии, купленное всего за четверть цены родственных ему, но более знаменитых вин, произведенных к северу от Бона. – Что на ужин?
    – Салат с нутом и ветчина. – Марин направилась в кухню. – А на десерт – свежий шевр и инжир.
    – Опять инжир? – спросил Верлак, вращая бокал и наблюдая, как золотистое вино медленно стекает по его стенкам.
    – У моих родителей в этом году небывалый урожай, как и во всем Провансе.
    Верлак рассмеялся.
    – Извини, что закапризничал. – Он взял томик стихов Чеслава Милоша и выбрал стихотворение из середины. Немного почитал, потом пристроил книгу на колени и снова открыл наугад. – Послушай вот это, – обратился он к Марин. – «И в глубь извилистых долин, пока вдруг высоко вдали он не возникнет впереди, чтоб странников манить…» Это про Рокамадур, – сказал он. – Он ведь как раз на пути паломников, да? Ты бывала там?
    – Пару раз. «Извилистые долины» – превосходное описание тамошней местности, меня всякий раз укачивало на серпантине дороги, ведущей к городку. В церкви, куда приходится подниматься высоко в горы, есть изваяние Мадонны с младенцем, от которой мои родители без ума. А я предпочитаю маленький круглый сыр, который оттуда привозят. Он и был нашей наградой за долгую поездку.
    Верлак вздохнул.
    – Тебя еще и укачивает, – громко, чтобы услышала Марин в кухне, ответил он. – Бедняжка. Хорошо, что мне не приходилось ездить в отпуск с твоими родителями.
    – А какими были твои поездки? – спросила Марин, возвращаясь к лестнице с накинутым на плечо посудным полотенцем. – С мишленовскими трехзвездочными ресторанами и дежурными пассиями твоего отца?
    – Touché.
    Марин направилась было в кухню, но вернулась, поднялась по ступенькам и присела на подлокотник кресла Верлака.
    – Меня беспокоит, что, когда я сказала тебе про опухоль, ты воспринял это слишком близко к сердцу.
    – В ресторане? А как еще я должен был себя вести? – спросил Верлак, удивленный неожиданной сменой темы.
    – Должен был беспокоиться за меня, а не только потому, что я не сразу тебе сказала. Эта реакция выглядела эгоистично.
    – Наверное, шок виноват. И все эти убийства… Прошу прощения. Надо было спросить, как ты себя чувствуешь.
    Марин поцеловала его в лоб.
    – Ты и спросил, но потом.
    Она показала ему повязку. Он осторожно провел по ней пальцем, наклонился и поцеловал.
    – Когда будут известны результаты?
    – Из лаборатории должны были позвонить сегодня вечером, но так и не позвонили. Надеюсь, завтра с утра не забудут. – Она поднялась. – Ужин ждет на столе в столовой. Я сейчас, только переоденусь.
    Верлак слегка улыбнулся, ему нравилось, что Марин переодевалась к ужину – меняла то, что она называла «городской одеждой» на «комфортную», причем и та, и другая выглядели одинаково элегантно. Он любил Марин за силу характера: на прошлой неделе она явно беспокоилась из-за опухоли, но каким-то образом сумела преодолеть тревогу. Ее настроение заметно изменилось. Может, благодаря походу в церковь в воскресенье? Или разговору с родителями? Верлак понимал, что ничем не помог ей, и чувствовал себя болваном – так и сказал ему по телефону Фабрис.
    Вздохнув, он прочел еще несколько строк стихотворения Милоша о паломничестве. За это он и любил поэзию: можно было выбрать строчку-другую наугад и найти в них то, над чем можно задуматься. «Ни даже девы в башне, хотя улыбкой обольщает и нас с повязкой на глазах уводит за собой в покои…» Точь-в-точь как Моник; она жила в Сен-Жермене, на шестом этаже в доме без лифта. И через несколько лет умерла от рака груди.
    Он закрыл книгу и спустился по ступеням в столовую, где Марин, склонясь над столом, зажигала две свечи.
     
    Жюль сразу же пожалел о том, что не заказал столик заранее. Он шагал по улице Фредерик Мистраль рядом с Магали, не прикасаться друг к другу здесь было попросту невозможно – тротуар был узким, Жюль нарочно шел вдоль проезжей части, уступая Магали сторону тротуара, ближнюю к стенам зданий. Его так воспитали, он действовал машинально, не задумываясь. Магали сразу заметила галантность Жюля и была поражена. Много лет спустя она будет рассказывать двум своим дочерям, что в тот же вечер влюбилась в молодого полицейского.
    Жюль об их первом свидании рассказывал совсем иначе. Он всегда начинал одинаково: с того, как они случайно встретились на площади Ришельм – он шел с работы, а Магали как раз закрывала кафе после окончания рабочего дня. Ее улыбка придала ему смелости, и он пригласил Магали провести этот вечер вместе. Его предложение выглядело спонтанным – он позвал ее в новомодный «Лотос», однако он и в самом деле уже несколько дней думал, как бы пригласить ее туда. А вот теперь, когда до ресторана оставалось всего несколько метров, он пожалел о своем решении. Не о том, что позвал Магали на ужин, а о том, что выбрал именно «Лотос». Он был явно переполнен, слышалась музыка, целая толпа скопилась у двери, на тротуаре.
    – Scheiße… – еле слышно пробормотал Жюль.
    – Что, простите? – спросила Магали, останавливаясь перед рестораном.
    – Я не заказал столик, – признался Жюль.
    Магали пожала плечами:
    – Ничего страшного. Пойдем куда-нибудь в другое место.
    Жюль слабо улыбнулся.
    – Я все-таки загляну и попытаюсь.
    – А я подожду здесь, – решила она.
    С немалым трудом Жюль наконец пробрался через толпу и заговорил со здоровяком, стоящим у двери. Заведение показалось Жюлю больше похожим на ночной клуб, чем на ресторан. Но едва он бросил взгляд на открытую кухню, в которую можно было заглянуть из зала, как ему захотелось есть.
    – Есть ли хоть какая-нибудь надежда на столик для двоих? – спросил Жюль.
    – А вы как думаете? – ответил вопросом вышибала-хозяин.
    – Думаю, что нет. Даже позднее?
    – У нас все столы зарезервированы до конца дня. – Здоровяк вручил Жюлю визитку.
    Невнятно поблагодарив его, Жюль вышел и разыскал Магали, стоявшую у стены на узкой улочке.
    – Никаких шансов, – сообщил он, подходя к ней. – Может, попробуем в «Ле де гарсон»?
    Магали нахмурилась.
    – А что там, внутри? – спросила она.
    – Там круто. Открытая кухня. Полно народу.
    Магали подняла бровь.
    – Может, у меня найдутся знакомые среди персонала, – предположила она. – У нас в кафе бывает весь город. Не возражаете, если я попробую?
    Как позднее Магали объясняла подругам и родным, она прекрасно понимала, что рискует испортить не только сегодняшнее, но и будущие свидания. Жюль уже показал себя джентльменом, притом немного старомодным, а она вдруг перехватила инициативу.
    – Ладно, – ответил он, подумав. – Я буду ждать здесь.
    Рассказывая свою историю, Жюль на этом месте всегда напоминал слушателям о том, насколько короткий век у ресторанов в Эксе. Не прошло и полгода, как очереди у дверей «Лотоса» исчезли. Цены взлетели, повара обленились, и «Лотос» стал уже не тот. А через два года вообще закрылся.
    Магали перебежала через улицу и начала пробираться сквозь толпу, поминутно с кем-нибудь здороваясь или целуясь. Жюль услышал ее звонкий смех, потом увидел, как она заговорила все с тем же самым вышибалой-хозяином, который теперь улыбался. На виду у Жюля вышибала обвел взглядом зал ресторана и что-то сказал Магали, потом Магали обернулась и помахала рукой, подзывая Жюля. Он перебежал через улицу и снова протиснулся через толпу, рассыпаясь в извинениях на каждом шагу.
    Магали притянула его к себе за руку.
    – Нас посадят в конце барной стойки, поставят там два табурета.
    Жюль попробовал улыбнуться. Нарушать правила – это ненормально, даже для такой очаровательной девушки, как Магали. Либо у вас все занято, либо нет. Или вы принимаете посетителей, или отказываете им. Так, как делается в Эльзасе. Он чувствовал себя виноватым перед людьми, которые остались ждать у двери. Но может быть, они тоже знают тайный пароль, как Магали?
    Вышла официантка и позвала их:
    – Идите за мной.
    Их провели через ресторан и усадили. Магали наклонилась к Жюлю и коснулась его руки.
    – Надеюсь, вы не в обиде на меня. Просто здесь так принято.
    – Вы про «Лотос»? – уточнил Жюль, с трудом перекрикивая музыку, смех и звон посуды.
    – Нет, про Юг в целом, – ответила она и пожала ему предплечье, восхищаясь крепостью мышц.
    Вновь появился вышибала-хозяин и хлопнул Жюля по спине.
    – Извини, парень, я же не знал, что ты с Магали.
    – В следующий раз обязательно скажу, – ответил Жюль, надеясь, что тон получился шутливым.
    – Сейчас принесу вам кое-что особенное с Корсики, чтобы промочить горло, – пообещал вышибала, щелкнул пальцами, и с другого конца стойки к нему поспешил бармен.
    – Два бокала нашего лучшего игристого моим друзьям! – распорядился вышибала. – «Домэн Мартини»!
    Бармен кивнул и через минуту поставил перед Жюлем и Магали два высоких узких бокала с игристым вином. Они чокнулись бокалами, поблагодарили вышибалу, и тот, вернувшись на свой пост у двери, помахал и подмигнул им.
    – Здесь сегодня и не поговоришь толком, – напрягая голос, сказала Магали.
    – Да уж, – крикнул в ответ Жюль. – Но насколько я слышал, по крайней мере поедим неплохо. Наш комиссар прямо с ума сходит от здешней еды.
    Магали расхохоталась.
    – Я впервые очутилась в ресторане по рекомендации комиссара полиции!
    Жюль тоже рассмеялся, отпил вина и удивился. Он хранил верность эльзасским винам, его родные на семейных сборищах всегда пили игристое эльзасское в качестве аперитива.
    – А ведь неплохо! Действительно неплохо.
    Магали отпила, как ему показалось, слишком большой глоток, икнула и хихикнула.
    – Точно! – Она отставила свой бокал. – Так откуда это у тебя? – Она снова пожала ему руку – сначала выше запястья, потом над локтем.
    – Ты о чем? О моих руках?
    Магали залилась хохотом.
    – Да нет, о твоих мышцах! Качаешься?
    Жюль засмеялся своей наивности.
    – Нет, занимаюсь греблей.
    – Правда? – удивилась Магали. – Где?
    – Ну, когда жил в Эльзасе – на реках, – объяснил он. – А здесь недавно вступил в марсельский гребной клуб.
    – Я видела его! Когда мимо проходила. Это возле Фаро, да?
    Жюль кивнул.
    – А ты чем занимаешься, когда не работаешь в кафе?
    – Рисую.
    – Картины?
    – Ага.
    – Какие? – крикнул Жюль: шум в ресторане усилился. Появилась официантка с тарелкой тонко нарезанной корсиканской колбасы фигателли, приняла у них заказ и исчезла.
    – Только пообещай, что не будешь смеяться, – попросила Магали.
    Жюль перекрестился, о чем сразу пожалел.
    Магали придвинулась ближе.
    – Натюрморты.
    – Правда? С фруктами и так далее?
    – Ага. Давно уже увлеклась. Люблю походить по рынку, накупить овощей и фруктов, принести их домой и нарисовать. У меня целая коллекция старых кувшинов и старинных скатертей, которые я тоже пишу. Знаешь, как затягивает!
    Жюль просиял. Такого интересного свидания у него уже давно не было.
    – А можно мне когда-нибудь взглянуть? – спросил он.
    Магали подмигнула рослому светловолосому эльзасцу.
    – Само собой!